|
КМТ
 Учебники:
Издатели:
Ссылки:
|
Город, которого нет Дмитрий Нестерук © 2015 Голод, которого нет 1
Никогда, даже испытывая нестерпимый, звериный голод Фаркош не ждал так восхода Луны, как со дня смерти Эроси. Но, как в насмешку над ним, смеркалось медленно. Под вечер его терзания достигали наивысшей точки, и он переходил на бег, в физическом изнеможении пытаясь найти облегчение.
«Луна заботится о своих детях», — вспоминал Фаркош слова Хентэша и ждал. Когда ночь окутывала мир своей иллюзорной шалью, и всходила Луна, Фаркошу наконец становилось легче, и он делал привал. Его сердце впервые узнало скорбь, и ему не понравилось это чувство. Уже неделя прошла после смерти Эроси, а былые радости жизни по-прежнему не имели для него значения. Еда, вино, и даже охота не радовали его. Всё вокруг напоминало о ней и вызывало слёзы. Даже голод, главный его спутник и товарищ, забился где-то на дне желудка и лишь изредка напоминал о себе тихим урчанием.
Старина Хентэш любил пофилософствовать о лунной опеке после неудачной охоты, размахивая куском мяса какого-то животного перед лицом Фаркоша. А Фаркош и не спорил, он давно уже в этом убедился. В молодости, еще до знакомства с Хентэшем, он в силу неопытности частенько попадал в людские засады и чудом уносил оттуда ноги. Зачастую опаленным, раненым и едва живым. Но стоило серебристым лучам коснуться ран — боль проходила, и раны затягивались как лужи в морозную ночь. Рана же мучавшая его сейчас оказалась тяжелей и опасней, Фаркош чувствовал это. Потому всемогущая ночная владычица смогла дать своему ребенку лишь облегченье и указать дорогу. Лунный луч как указующий перст вел его в Город, в мифический «рай для оборотней», — как называл его боголепный Хентэш, и он не жалея сил мчал туда.
Старый, хитрый Хентэш — его приятель и наставник. Проклятие звериного голода Хентэш обернул во благо. Именно он научил вечно голодного юного оборотня думать не только про пустое брюхо и сохранность своей шкуры, но еще и получать удовольствие от охоты. Главное — трезво оценить шансы и правильно подобрать жертву. И нет ничего зазорного в том, чтоб насытить желудок ребенком, а не взрослым, женщиной, а не мужчиной, калекой, а не здоровым. «Меньше риск — целее шкура, — говорил он». Впрочем, как убедился Фаркош, хилый и коварный Хентэш ничего не знал о настоящем удовольствии и подлинной охоте, но в мудрости ему не откажешь. «У оборотня только одно проклятие — полнолуние, — поучал тот. — В полнолуние, парень, ты превращаешься в тупую скотину и вся твоя сила, вся мощь без разума всего лишь большущая куча говна, пока на нее не наступят и не раздавят. Думаешь, случайно многие из нас встречают утро после полнолуния дохлыми?». Хентэш. С ним они съели не один пуд соли, задрали не одну жертву, вместе делили радость и лишение. Правда, усилиями Фаркоша последнее лишение Хентэш не пережил. События тех дней крепко засели у Фаркоша в памяти, ведь именно тогда волчонок повзрослел. Единственное яркое воспоминание, способное отвлечь от горестных мыслей об Эросе. Не такое уж горькое, но какое яркое.
Костер разгорался медленно, языки пламени робко лизали влажные ветки, точь в точь как тогда, в сырой заброшенной шахте. Фаркош смотрел на огонь и видел её выщербленные своды, дышал её спертым воздухом.
Они напали на неказистый фургончик, излюбленный транспорт обедневших купцов, что так авантюрно срываются с насиженных мест в поисках лучшей жизни. Ветер дул не в их сторону, но голод и близость добычи даже всегда осторожному Хентэшу затуманили разум, а Фаркош попросту переоценил свои силы. За ветхим тентом сидел не сам купец со своим откормленным семейством, а десять вооруженных громил с заряженными арбалетами и обнаженными мечами — княжеская приманка для грабителей. Улепетывать пришлось поджав хвост. А где может укрыться раненный зверь лучше, чем в шахте заброшенной каменоломни. И действительно, преследовать их дальше не стали, а просто завалили вход. А все остальное сделал звериный голод, пока они мыкались в поисках другого выхода. Хентэш попытался съесть Фаркоша, а Фаркош съел Хентэша.
Луна еще не вышла из-за гор, а потому зверь, не знающий душевных мук, пока еще спал. Сердце Фаркоша ныло и колотилось, пытаясь разорвать себя на части.
Невзирая на притупившийся слух, он услышал их сразу, стоило чьей-то неосторожной ноге сломить ветку. Фаркош принюхался и напрягся, не веря своим ощущениям. Ветер принес до боли знакомый запах, от чего на мгновение ему почудилась там за деревьями Эрося. Но её призрак быстро улетучился, а любимый запах заплеснуло волнами мужского пота. Только один человек мог издавать такой запах. Фаркош подкинул в костер веток, откинулся на меховую накидку и принялся ждать. В прежние времена, будь Эрося рядом, они бы устроили охоту, но сейчас ему хотелось поговорить.
— Водаз Ур, я тебя слышу! — крикнул он в ночь. — Если хочешь подобраться тихо, то лучше снимай доспехи, они скрипят похлеще лошадиного седла. Давай к костру, поговорим!
Шорохи между деревьев затихли. Послышалось несколько коротких приказаний, охотники пошли по кругу, а в его сторону решительно двинулся давний враг — отец Эроси. Грузная фигура Водаз Ура показалась меж деревьев и замерла на краю опушки.
— Не о чем нам говорить, чудовище, — процедил он сквозь зубы. — Сдавайся, и ты умрёшь быстро.
— Зачем спешить, а? Я же окружен, и никуда не денусь. Тебе разве не интересно, где твоя дочь?
Вопреки его ожиданиям, Водаз Ур не дрогнул.
— Моя дочь мертва, и я хвалю Господа за это.
Тут Фаркош удивился. Знать о смерти Эроси не мог никто, а её останки он зарыл у того злосчастного удвара, который им подвернулся накануне полнолуния. Да и откопай их кто, опознать тело невозможно.
Водаз Ур заметил его замешательство и усмехнулся.
— Что, откуда я об этом знаю? — в голосе отца Эроси гремело торжество. — Два года я гонялся за вами в надежде содрать с тебя шкуру и вернуть мою девочку. Ты сильно задурил ей голову, чудовище! Но с каждой новой находкой ваших кровавых пиршеств, ваших кошмарных маскарадов дочь умирала для меня, и вместе с ней что-то умирало во мне. Ты сделал её чудовищем, раб голода.
— Ай, ай, так говорить о своей кровиночке, — с наигранным порицанием сказал Фаркош, его стал забавлять этот разговор.
Но человек не слышал его слов, он смотрел на языки пламени и говорил:
— Отомстить тебе стало моей целью, но мысли о судьбе Эроси не давали мне покоя. Смогу ли я поднять меч на некогда близкое мне существо? Или отправить на суд и верную смерть? Один раз я близко подобрался к вам, кости ваших жертв были еще свежие, но я медлил с погоней и вы ушли. А в Ракынское княжество нас не пустили из-за натянутых отношений между князьями. Хвала Господу, мы наткнулись на одну старую деревеньку, где остались переночевать. Утро наполнилось криками и рыданиями жителей, с мечом наголо я бросился к их источнику и увидел разодранное тело местного мужичка. Оказывается, тот держал у себя волка на манер собаки и впервые забыл его покормить. И я понял, соседство со зверем закончится рано или поздно для дочери так же. А куда потом подашься ты, как не в свой пресловутый Лунный город, раз вы так зажили душа в душу с моей дочерью, что о вашей страсти ходят жуткие легенды во всех соседних землях.
Он умолк, но по-прежнему смотрел на огонь.
— Впечатлён. Твоему упорству можно позавидовать. А откуда ты узнал о городе?
— И что моя дочь нашла в тебе? — ответил Водаз Ур презрительно. — Я же княжеский охотник на оборотней и знаю все ваши сказки о Луне и её благодати. Застенки наших пыточных слышали бредни и похлеще. Что, думаешь, Луна воскресит её?
— Да, — твердо ответил Фаркош. — Луна уже ведет меня.
— Настолько мне известно, то ни один оборотень не возвращался с того места, надеюсь, они все жарятся в аду. Но даже если это и так, то клянусь памятью о её матери, я лягу костьми, но не допущу твоих новых бесчинств, чудовище. Где б ни была сейчас её душа, в аду или в небытие, но ей не место в твоих лапах.
Фаркош захохотал, а горы подхватили его смех.
— Ты утомил меня, «отец». Вдруг тебе повезет сегодня, рассею-ка я твои иллюзии. Дочурка не такой уж ангел, какой ты её запомнил видно еще при рождении. Твоя Эрося была верховной жрицей Луны, когда я с ней встретился впервые. Улавливаешь связь? Отец на оборотней охотится, а дочь обожествляет. От большой любви к отцу, наверное?
Даже треск влажного валежника не смог заглушить хруст вцепившихся в рукоять меча пальцев Водаз Ура. Он хорошо помнил о холодящих жилы преступлениях культа, потрясавших столицу каждое полнолуние.
— Ты лжешь, чудовище, — зашипел он. — Ты задурил ей голову, ты превратил дитя в нелюдя!
— Зачем мне лгать? Я люблю её и собираюсь вернуть, — Фаркош медленно поднялся, посмотрел с вызовом в глаза Водаз Уру и добавил: — Знаешь, а ведь до нашей встречи с
Эросей, я убивал только ради еды, а Эрося научила меня получать удовольствие от пыток, Эрося...
— Лже-е-ешь! — взревел разъяренный отец и обнажил меч, а ему в ответ взревел могучий зверь напротив, что секунду назад был человеком.
Вокруг задвигались. Где-то меж деревьев щелкнул арбалет, но серебреный болт лишь рассек воздух. Огромный волк не кинулся на Водаз Ура сразу, его Фаркош оставил напоследок, ведь пока он будет рвать латы, Водазовы соратники, засевшие в чаще, понаделают в нем дыр. Волк прыгнул в лесную чащу, а через мгновенье крик ужаса и боли эхом понесся по пустынной округе.
2
Тела остались лежать там, где их настигла смерть. Будь эти люди охотниками или хотя бы опытными воинами, как думал Фаркош в начале, то схватка могла закончиться для него печально. Впрочем, запахни жареным, он не стал бы задерживаться здесь и лишней секунды. Его-то разум не застилала безумная пелена мести, что заставила Водаз Ура рыскать по округе с кучкой болванов и бросаться ночью мотыльком на пламя. «Луна заботится о нём, и вот лишнее тому свидетельство — думал Фаркош, осматривая свои раны». Отец Эроси успел проткнуть ему лопатку, прежде чем лишиться головы, но случись эта встреча днем, они бы поменялись местами. Фаркошу понадобилось восстановить силы, и он без былого аппетита принялся жевать Водазову печенку.
Дорога все круче уходила вверх, но Фаркош двигался с прежним рвением и нечеловеческой скоростью. Магический луч Луны пульсирующей жилкой вёл его куда-то в горы.
Горы не жаловали гостей. Отвесные склоны, крутые подъемы, труднодоступные перевалы превратили Восток в край мира, что даже правители никогда не устремляли свои вечно алчущие взоры в эту сторону света. И будь Фаркош человеком, его путь мог закончиться не начавшись. Но он упорно преодолевал препятствия. Временами, особенно при свете дня, ему случалось отступить перед непроходимой преградой, но стоило показаться ночному светилу, он перевоплощался в зверя и со звериной силой и ловкостью преодолеть преграду. Но день бездействия становился для него чистым мучением. Чаще всего он вспоминал то полнолуние.
Первым его чувством после полнолуния всегда была сильная, нестерпимая головная боль. Он подолгу приходил в себя, боясь шевелить и телом, и мыслью. Лишь много позже боль отступала, и в тяжелой голове начинали появляться метущиеся и несвязные мысли. Этот раз не стал исключением, только теперь уже никто за ним не ухаживал. За три года жизни с Эросей он привык к её ласке и вниманию. Сейчас же ничего этого не было: ни холодных компрессов, ни мягкой подушки, ни теплого одеяла. Оборотень в полнолуние не управляет собой, но помнит все с удвоенной четкостью, память правда всегда приходила не сразу, как и способность мыслить. Фаркош открыл глаза, и его вывернуло наизнанку — события ночи лавиной обрушились на него.
Закат догорал, полная Луна уже хорошо виднелась на потухшем небе, а дорога по-прежнему вилась нескончаемой вереницей. Ямской удвар не показывался и Эрося все больше хмурилась. Еще одно полнолуние ей грозило провести в унылом лесу без соблюдения ритуала, что для жрицы Луны приравнивалось к богохульству. Фаркош чувствовал её досаду и сожалел. Ведь именно его излишняя предосторожность не давала лунной послушнице воздавать все почести сыну божества уже шесть полнолуний подряд. Вера в такого избранника гасла прямо на его же и глазах, и Фаркош стал опасаться, что она бросит его после очередной такой предосторожности. Ему удалось найти богом забытое место у черта на куличках, где им с Эросей можно порезвиться и не опасаться быть услышанными излишне любопытными соседями. Фаркош уже хотел было сворачивать в лес, чтоб оказаться подальше от дороги, когда разум покинет его, но тут меж деревьев мелькнул огонек и Фаркош облегченно выдохнул, а его спутница наконец просияла. Эрося с обожанием посмотрела на своего бога, хищно оскалилась, направила коня в сторону огней и вонзила в его бока шпоры. Подол её платья затрепетал на ветру.
В Ямском удваре их приняли так, как они выглядели. Важные иноземные послы еще не жаловали это захолустье. Выдумщица Эрося позаботилась, чтоб их дорогое одеяние соответствовало играемым ролям. Жрице Луны необходимы маски, как Фаркошу его ночные превращения. Любовь к перевоплощениям тоже объединяла их.
— Какой красифый дом, — восхитилась Эрося лачугой, в этот раз подражая говору польских княжон, и подала золотой форинт: — Это фам прибафка на казённый кошт.
На щеках тучной хозяйки вспыхнул румянец, и та, расплывшись в радушной улыбке, заспешила в дом накрывать на стол. Фаркош улыбнулся — он заметил, как расцвела Эрося, провожая взглядом эту гору мяса.
На усатого дородного хозяина золото, казалось, впечатления не произвело. Мрачный, как туча, мадьяр перехватил поводья и, буркнув, чтобы панове проходили в дом, повел лошадей в конюшню. «Чем крепче орешек, — подумал Фаркош, — тем довольнее моя жрица».
На еду Эрося накинулась с большим аппетитом, ведь в желании «успеть» они не делали привалов. Пышная хозяйка поглощала пищу с не меньшей прытью. Суровый мужчина ни к чему не притронулся, и, то и дело косился на гостей. Фаркошу же в преддверии полнолуния есть не было нужды, он без особого желания ковырялся в душистом паприкаше.
Нарушил молчание мрачный хозяин, он не относился к тем людям, что начинают ходить вокруг да около.
— Почему добрый пан так плохо ест, видно, его желудок не привык к скромным кушаньям простых княжеских слуг, отбывающих ямскую повинность. А какими судьбами панове забрались в наше захолустье? Сейчас ведь не сезон дождей, чтоб делать крюк в какую сторону б они ни ехали.
— Я такой же скромный государственный слуга, как и его зоркий хозяин, — на манер ему ответил Фаркош. — И вместо того, чтоб угождать своему желудку, я постоянно на чеку, ведь банда людоедов рыщет по округе.
Его слова произвели впечатление на радушную жену мадьяра, она так и замерла с поднятой ложкой. А её недоверчивый муж и бровью не повел.
— Видно, что добрый пан дюжий и опытный воин, но как же он, вдвоем с прелестной панночкой, справится с целой бандой?
Эрося уже отставила тарелки и внимательно слушала разговор мужчин, в любой момент готовая вмешаться. Внешне серьезная, внутри она смеялась.
— В этом можете не сомневаться, — сказал уверенно Фаркош, после чего печально добавил: — Тут главное полнолуние пережить.
Что-то в тоне Фаркоша насторожило еще больше подозрительного мадьяра. Тот уже понял, что ответ ему не понравится, но, тем не менее, спросил:
— По пану не скажешь, что ему нездоровиться?
— Как раз на здоровье не жалуюсь, — сказал Фаркош и, решив, что лучше один раз показать, внезапно напрягся.
На нем затрещала одежда, из пальцев полезли когти. Он закричал, но в его крике не было ничего человеческого. Вдруг он обмяк, рука приняла свой первоначальный облик.
Полная хозяйка заголосила, резкими, судорожными рывками она силилась подняться, но у нее все не выходило — Эрося наступила на подол её длинного платья. Перепуганный мадьяр пятился к кладовой.
— Успокойтесь, он хороший и не причинит фам зла. В полнолуние он не может себя контролирофать и мы его сфяжем, — заспешила Эрося успокаивать перепуганных хозяев.
Она стала рассказывать им о небывалых подвигах оборотня, о несчетном количестве спасенных им жизней, о служении во имя добра — рассказывала все, что взбредет в голову и с воодушевлением, присущим только истым фанатикам. Верховная жрица проходила испытание перевоплощения. На дурнушку-хозяйку её слова подействовали почти сразу, и та уже участливо кивала, не выпуская, правда, спасительной ложки из рук. Хозяин выглядел по-прежнему напуганным, он то и дело посматривал то в окно, на полную Луну, то на Фаркоша.
Фаркош видел его тревогу и подмечал надежду, с которой мадьяр поглядывал в сторону кладовой, но не вмешивался. Ритуал верховной жрицы находился в ключевой стадии, и он был уверен, что Эрося все видит и сама. Чтоб ускорить готовность хозяев добровольно помогать, он начал рычать и медленно, клочьями, рвать на себе кафтан.
— Поспешим. Сейчас я принесу смирительную рубаху, и мы его сфяжем, — с тревогой сказала Эрося и побежала за ритуальным нарядом Бога-оборотня.
Смирительная рубаха впечатляла всех и всегда. Десятки кожаных ремешков и застежек с железными вставками, казалось, могли удержать даже демона преисподней, случись тому подняться наверх. Перепуганные хозяева участливо суетились в искреннем желании содействовать. Семь потов сошло с троицы, пока им удалось подвесить скованного по рукам и ногам Фаркоша к деревянной балке.
И время человека истекло. Фаркоша затрясло, словно в лихорадке, мышцы забугрились, затрещали кости, захрустели суставы — боль пронзила его и разум умер. Следующие события той злосчастной ночи он видел и ощущал уже звериными чувствами.
Человек дышал часто, он увидел кошмар, и сердце его колотилось, от него несло луком, потом и смелостью — извлеченная из недр кладовой «берданка» придала тому решимости. Подозрительный мадьяр. Звук взводимого затвора, запах старого сгоревшего пороха, — он умел пользоваться оружием. Рядом оказывается женщина, запах её вагины знаком ему, в руках у той сталь пропитанная десятками жизней, она делает взмах и главный свинцовый запах забивает собой все остальные. Кровь хлещет на деревянные сосновые доски. Большая незнакомая женщина зашлась в истерике, от её визга болят уши. Знакомая женщина упивается её страхом и растерянным рассудком, она то шепчет, то кричит какие-то слова, произносил молитву божеству и его матери, зверю и Луне. Она медленно подводит существо, некогда бывшее еще человеком к могучей пасти чудовища, и тот вгрызается существу в шею. Первая кроха для утоления голода. Женщина со знакомым запахом ставит возле зверя стуло, не переставая нараспев молиться, она снимает нижнее белье, задирает платье и раскидывает ноги. Течная сука. Зверь чувствует слабину одной из застежек на правом боку, и делает рывок. Сука замечает это и вскакивает, но слишком поздно. Зверь успевает вонзить когти в её сочное тело и до первых проблесков Солнца он утоляет свой адский неизбывный голод.
3
На следующий день Фаркош впервые узнал вкус собственных слёз. А ночью взошла Луна, и он, измотанный горем, воочию увидел небывалое явление, о котором с таким благоговением мечтал Хентэш — ночная госпожа размотала перед ним клубок лунных нитей, и указала ему дорогу. Куда, как не в свое земное пристанище, в неведомый призрачный город. Ведь кто как не Луна стала причиной его горя и кто, как не она может исправить эту трагическую ошибку.
Представить только, причудливые сказки его сотрапезника оказались правдой. Край, где для оборотня сбываются самые сокровенные мечты. Край, где можно подчинить себе жуткий голод и тупого зверя, бездумно кидающегося в полнолуние на любую добычу. Такие мечты лелеял скупой на чувства Хентэш, и оттого он ждал напрасно. Его каменное сердце не знавало скорбных мук.
Ветер на вершине горы со страшной силой хлестал лицо и пронизывал тело. Фаркош проваливался в сугробы по пояс, двигался на четвереньках и ползком — и вот горный пик остался позади, а серебристая тропа исчезла где-то в туманной низине. Страдать Фаркошу оставалось недолго.
По мере спуска дымка постепенно рассеивалась, и Фаркошу открылась обширная долина... и город. С высоты птичьего полета он выглядел необыкновенно. Все здания были сделаны словно из лунного камня, и город сиял под солнечными лучами блекло-белыми, серебристыми красками и выглядел неземным и прекрасным. Фаркош двигался вниз, и ему казалось, что он преодолевает сотни тысяч километров отделяющих Землю от Ночной владычицы. Город, которого не может быть здесь, так близко, раскинулся перед ним во всем своем великолепии. Сердце Фаркоша взволнованно забилось в предчувствии чуда.
Солнце уже клонилось к вечеру, когда он спрыгнул с последнего каменного уступа. Там, привязанное к дереву, его ждало существо. В голом, худом теле еще угадывалось человеческое прошлое.
— Смерть, смерть, — твердило существо только одно слово.
И действительно, он заметил смерть у начала стежки. Существо вызывало отвращение, и Фаркош обошел его. По хорошо протоптанной тропе он углубился в лес, в сторону города, высокие строения которого высились впереди. Он шел вдоль нескончаемой череды кольев, с которых взирали на него черепа своими пустыми глазницами, а за ним, неведомо как отвязавшееся, брело существо, повторяя то же единственное слово. Фаркоша обуревал восторг от увиденной картины смерти. Так любила забавляться Эрося, когда они находили безопасную пещеру вдали от дорог и городов.
А у опушки его уже встречали. Люди в нарядных одеждах приветливо смотрели на него, и словно ждали какого-то чуда или праздника.
— Прифетстфуем тебья, о лун-н-ый избраж... избран-ник, среди себье подобных, — обратился к нему человек в костюме польского вельможи.
Ему с трудом давались венгерские слова, поэтому вперед вышел его советник.
— Князь приветствует тебя в лунном городе, избранный, — сказал тот.
— Приветствуем, — радостно загомонила свита и посыпалась на Фаркоша в радушном порыве. Разодетые в шикарные наряды люди жали ему руки, заключали в объятия и хлопали по плечам — еще одного счастливца призвала Луна, — голосил кто-то над ухом, — и она снова явит нам чудо.
Когда поздравления улеглись, и толпа рассеялась, к нему направился князь со своим советником, позади их топала угрюмая пара громил-охранников. А на поводке за князем тащился его старый знакомый — человекоподобное существо.
— Р-р-р, — зарычало оно на Фаркоша, явив свету новый звук, за что тут же получило пинка от своего хозяина.
— Прошу прощения за выходку питомца нашего правителя — глупейшее создание, — извинился советник. — Человек сажает зверя на цепь, и зверь платит человеку верной службой, а если посадить на цепь человека, то он платит своей тупостью. Хотя, признаться, князя это забавляет... Скажите же нам, брат-избранный, кого явит нам наша благодетельница в своем поместье? Кого призовет из царства мертвых? Позвольте угадаю. Женщину?
— Да, женщину, — ответил Фаркош.
— Будь спокоен, еще совсем чуть-чуть и Луна наполнит её жилы кровью. Чего мы ждем, скорее в город, зачем оттягивать долгожданные минуты.
По сигналу князя его подданные выстроились вдоль дороги к самому городу. Коридор из мертвых голов сменился живыми людьми. Фаркоша взял под руку советник, и вся процессия двинулась к городу.
Князь со своей охраной важно шествовал впереди, а за ним тянулись остальные. Советник с восторгом и воодушевлением рассказывал Фаркошу о райской жизни в райском месте. Луна в своем земном доме заботилась о своих детях так, как не заботилась ни одна мать. Он говорил о воскрешаемых ею мертвых, о настоящих ночных охотах, о равноправии и полной свободе, без которых зверь всегда чувствует себя в клетке. Ворота города приближались, а Фаркош все не мог поверить в выпавшее на его долю счастье.
Фаркош остановился у величественной арки, сделал вдох и вошел в город.
На другом конце пустынной улочки что-то замерцало, принимая все более знакомые очертания Эроси. В не себя от радости она побежала к нему, а он бросился ей навстречу. Они встретились, но руки Фаркоша обняли пустоту.
— Эрося, Эрося, — говорил он в тщетных попытках ощутить хоть что-то на месте её духа. — Прости меня.
По его щекам катились слезы.
— Ты не виноват, это все я, нужно было проверить застежки после той тупой толстухи, — ответила она.
— Это я потянул тебя в тот злосчастный удвар.
Он обернулся и посмотрел на князя в надежде узнать, когда же дух Эроси вернется к полноценной жизни. Но в ответ он получил лишь дикий хохот.
— Что, что это значит? — закричал он, когда охрана, незаметно подобравшаяся к нему, заломила его руки.
Но люди все бесновались и ликовали. Даже питомец князя завертелся волчком от радости.
— Голода нет, голода нет, — загомонила радостно толпа. Князь поднял руку, и все смолкли.
— Луна отказывается от своих нерадивых детей в пользу нас, а они должны понести наказанье — правда Куртан? — обратился князь к своему питомцу, а тот в ответ лизнул ему ногу. — Неисправимый волколак.
— Отпусти его, тварь, — в праведном бешенстве набросилась Эрося на князя, но тот не видел и не слышал её.
— Город, которого нет, для вас и ваших мертвых родных, стал голодом, которого нет, для нас, — засмеялся князь, но тут он внезапно переменился в лице, его тревожный взгляд устремился вверх.
— Скорей, ведите его к алтарю, — приказал он.
Эрося вскрикнула, а у Фаркоша появилась надежда — до восхода Луны оставалось совсем немного времени, раз князь так забеспокоился.
День умирал и сумерки сгущались, когда его приволокли на центральную площадь. Здесь уже зажгли факелы, и их свет открыл жуткую картину. Высокие, древние строения опоясывали это место, и будь у них глаза, они б непременно плакали от царившего здесь кошмара: кучи костей и обрывки одежды были свалены в огромные кучи у стен и разбросаны повсюду, а камни под ногами, в редких местах не обагрены были кровью.
Эрося подбежала к Фаркошу и зашептала ему на ухо, то, о чём он давно уже думал сам:
— Отвлеки их, Луна сейчас уже покажется из-за гор. Они не вооружены, ты разорвешь их в клочья.
Фаркош уже открыл было рот, чтоб окликнуть словоохотливого советника, что стоял неподалеку и воздевал руки к небу в какой-то молитве, но спасенье пришло само.
— Верховный жрец, верховный жрец, — ворвался на площадь человек. — Еще один идёт с юга, уже почти спустился.
Жрец не медлил ни секунды, многолетняя практика сделала его приказания четкими и быстрыми.
— Харит, — обратился он к советнику, — встреть. Возьми с собой пять человек и факелы. В южных землях власть народа, так что оденьтесь проще, там не любят богатеев. А мы оставим тебе кусочек.
Отобранные люди засуетились под пристальным взором Верховного жреца. Они спешно стягивали с себя цветастые польские наряды и облачались в неведомые, простые и тусклые одежды неведомой Фаркошу земли. На первый взгляд бессмысленные переодевания что-то напомнили ему.
Когда последний человек скрылся в темном проходе, долгожданные серебренные лучи мягко коснулись лица Фаркоша. Тут жрец вспомнил про своего пленника, резко обернулся.
Фаркош напрягся и взревел, но то был рев взбешенного человека, а не яростный рык волка, и державшие его громилы даже не дрогнули. А лжекнязь и его люди зашлись новым приступом хохота. Факрош не понимал, ведь он чувствовал лунное прикосновение и его силу. Обреченный, он смотрел в глаза бесплотному духу Эроси.
— Смотрит на тебя, да? Ну, пусть смотрит. Это все что ей останется — смотреть, — сказал злорадно жрец. — Один мудрый и старый волколак, встретивший нас здесь, когда мы только спустились с гор, говорил, что оборотень в лунном граде теряет умение превращаться в зверя из-за тоски по убитому, мол, лунный ребенок не достоин скорбеть, как человек. Вот Луна и делает того человеком. По крайней мере до тех пор, пока душевные муки не пройдут. Ты его встречал, третья голова справа от спуска. Я убил его, потому что он поверил мне, и нам нужно было что-то есть.
Слуги поднесли жрецу ритуальный нож, и он занес его над своей жертвой. Площадь ожила в единодушной молитве. Эрося смотрела на Фаркоша полными от ужаса и безысходности глазами, а он улыбался. Он понял.
— Знаешь, — сказал он, — это тебе ничего не напоминает?
— Нет.
— Как ты, жрица Луны, уподоблялась мне, меняла маски и играла роль, разыгрывала глупые спектакли перед Луной и жертвой в полнолуние, так и эти люди, разыгрывают спектакль перед Луной и мной. Только у тебя мерилом полного перевоплощения служило добровольное желание жертв помочь одеть оборотня в смирительную рубаху, то им непременно нужно войти под руки со своей жертвой в город. Больные люди.
Эрося поняла.
— Луне насрать на вас, — заорал Факркош и расхохотался.
Ритуальный нож опустился и оборвал его крик. Кровь потекла по лунному камню. А завтра голову этого оборотня оденут на кол, чтоб ночью, Луна, обходя свои владения, бросала взор на заслуги искренне преданных ей служителей и не забывала о них. Ведь Луна заботится о своих слугах, и не даст им умереть с голоду.
Дмитрий Нестерук © 2015
Обсудить на форуме |
|
