|
КМТ
 Учебники:
Издатели:
Ссылки:
|
Город, которого нет Игорь Колпаков © 2015 Железный занавес Под шум электрички в голове всплыла фраза классиков: «Дачный поезд, бренча, как телега, в пятьдесят минут дотащил путешественников до Пятигорска». За окном проползали болота, низкие деревья и камни — летний карельский пейзаж.
— Молодой человек, вам выходить. — Я сделал быстрый глоток пива и повернулся на голос, у сиденья стояла пожилая кондукторша:
— Вы просили напомнить.
— Я просил? — от резкого движения бутылка наклонилась и облила мне штанину. — А, чёрт, спасибо!
Я вышел на станции. Метрах в двадцати на дороге стояла «Пятёрка» Жигулей, от неё ко мне направлялся человек.
— Желаю здравствовать, — манерно раскланялся он. — Николай! А Вы Данил к нам на работу?
— Верно! — Я протянул встречавшему руку, он пожал её мягкой ладонью.
— Присаживайтесь, по пути всё расскажу, — он пропустил меня на сиденье и захлопнул дверь с лязгом.
Словно читая лекцию, Николай поведал, что мне предстоит участвовать в проекте на территории закрытого города, что организаторам потребовался иностранный журналист, которого мне и предстоит изобразить, то бишь, прилюдно соврать. Неприятно, но, увы, привычно. Мне позарез нужны деньги.
Мой собеседник явно недоговаривал, и я решил уточнить:
— А зачем вам журналист, да ещё так издалека?
— Не просто журналист, дорогой коллега, а ещё и историк с формой допуска. Таких спецов, как понимаете, немного, вот, нашли вас. Кстати, вы вправе отказаться.
— А как согласуются иностранный журналист и закрытый город? — явная несуразность мне бросилась в глаза.
— Приедем — всё поймёте, очень даже согласуются. Ну, так как, — повернулся ко мне Николай, — будете передумывать или согласны?
Я отказался передумывать: не для того ехал сюда сутки поездом и трясся в электричке.
Что такое «закрытые города», я знаю. Скрывающиеся под нейтральными названиями Озёрск или Снежинск они представляют собой поселения с пропускным режимом. Люди живут внутри, где-то там же и работают, развивая дела нашей Родины, которые она старается никому не показывать. Ладно, в космос мы летаем, ракеты делаем. Платят хорошо, можно и потерпеть пару месяцев.
Дорога попетляла, после чего упёрлась в сетчатый забор.
Водитель завязал мне глаза шарфом, сославшись на условия контракта, и мы ехали ещё минут пять. Затем он вывел меня из машины, передал кому-то, и мы долго шли, судя по ощущениям, по кругу.
***
Меня плюхнули на стул и развязали глаза. Окно небольшой комнаты было завешено тюлем, сквозь который виднелся городской спальный район: панельные пятиэтажки. Судя по обстановке, здесь четверо собирались поужинать с бутылкой вина.
Приведший меня грузный небритый человек в потёртом костюме протянул руку и представился:
— Евгений, — голос был резким с украинским растянутым «г».
— Дан... — начал я, но он оборвал:
— Знаю, давай на сразу «ты». Кстати, о Даниле забудь, ты Даниэль, понял?
Он придвинул к себе тарелку и жестом указал мне на мою:
— Давай поедим, остальные сейчас подтянутся, а я, честно говоря, жрать хочу.
Я слегка обалдел от скорости происходящего. Есть тоже очень хотелось, но прояснить свою судьбу хотелось ещё сильнее:
— Женя, мне Николай по дороге уже кое-что рассказал. Где мы есть хоть?
Я положил на тарелку квашеной капусты, яйцо, целый помидор и отломил от батона горбушку. Набор еды навевал странную тоску.
Евгений почавкал и произнёс:
— Жить будешь в гостинице, ходить по городу, описывать: что видишь, насколько всё похоже. Два месяца писанины, чемодан денег в зубы — и назад на родину.
— Да на что это ваше «всё» похоже-то?
— Давай пожрём, а? — грубо, но с улыбкой оборвал собеседник.
***
Дверь пинком открылась, и в неё, договаривая фразу, вошёл Николай, а с ним — миловидная дама средних лет в длинном старомодном платье, которое было заколото огромной нелепой брошью.
— О, мужики, уже поляну точат! — с этими словами Коля подошёл к столу, взял помидор и откусил половину.
Николай галантно пододвинул Наде стул, а ему самому досталась потёртая табуретка. Я взял бутылку, год значился 1988.
— Старинный деликатес! — говорю, — А повод какой?
Евгений взял бутылку и стал штопором выдирать пластиковую пробку. Получалось плохо.
— Даниэль, ты пока слушай, пей, ешь, не стесняйся, — сообщила Надя. — На трезвую голову это вообще не воспринимается.
Вино налили в гранёные стаканы, я пил и слушал. Потихоньку вырисовывались образ этого городка и моя роль в ближайшие месяцы. В общем, самые изощрённые фантазии оказались наивными.
За окном располагался виварий. Или зоопарк. Или сумасшедший дом. Или даже всё сразу. В городке Кемь-91 жили несколько тысяч граждан. Работающие ходили на работу, дети учились, больные лежали в больнице, влюблённые женились, дома все смотрели телевизор и слушали радио, в городе ходили в кино и отдыхали в парке. Если не знать подробностей, это был обычный город, а вот если знать... Мне захотелось повеситься и начало подташнивать.
— А ты молодцом держишься, — сказал Женя. — Возьми ещё капустки.
— Другие хуже держались? — выдавил я. Капуста не лезла мне в рот, но её вонь и резко кислый вкус немного уводили мысли в сторону.
— Тошнит всех, потому и стараемся устраивать застолья — попроще, понеформальней, — наливая мне водки из лимонадной бутылки, успокаивающе сказал Коля.
***
Горожане были уверены, что за окном 1989 год, закат социализма. Некие люди лет десять назад создали анклав, взяв за основу колонию-поселение подальше от цивилизации, выстроили инфраструктуру и огородили всё забором. Жителей набрали из бродяг, заключённых, брошенных детей, беглецов из детдомов, одиноких больных и стариков. В местной больнице промыли им мозги, не стесняясь в технологиях, и на выходе получили настоящих советских граждан, уверенных, что страна движется к коммунизму, а их счастье заключается в работе, колбасе и телевизоре. Отправной точкой стал 1970 год, когда в стране жилось более-менее прилично. А потом эволюцию этого общества стали гнать, что год реальных событий проходил за полгода и меньше: вбрасывали информацию, организовывали мероприятия и показывали по телевизору архивные хроники. Чтобы народ не разбежался, всех идеологически подковали и внушили чувство долга. Трудно поддающихся зажали ещё и в тиски прописки, милиции и отсутствия транспорта, отчего из городка стало не выбраться. А для совсем тяжёлых обнесли город проволокой и пустили по ней ток.
Тысячи человек работали над проектом, не зная его деталей. Одежда, обувь, еда, советские деньги, телепередачи, газеты... Время от времени в город попадали новые жители из того же контингента. Виварий рос, а управляли им трое, разделяющие со мной трапезу. Евгений был главврачом местной больницы, Надежда изображала телеведущую городских новостей, она же вела передачи и на радио, а Николай оказался градоначальником.
Мне предстояло выступить перед народом с речью на тему того, как замечательно живётся за рубежом, и как гнусно врали все эти годы государственные власти. А в свободное от роли журналиста время нужно гулять по городу, наблюдать местную жизнь и описывать с точки зрения похожести на почившую советскую действительность.
Лекция закончилась, мои учителя выдохнули и достали новую бутылку.
— Дань, давай, спрашивай, — смягчился Евгений. — Ты побольше сейчас расспроси, пока мы пьяные и разговорчивые.
— Жень, в голове не укладывается, — начал я. — Это же люди, у них душа или чего там. Вы их в клетку засунули, как крыс! — я потихоньку распалялся.
Женя ответил резко:
— Ты думаешь, мы одни такие демоны? Фильмов ужасов меньше смотри! Всего не скажу, но знай: таких городов полно. Даже европейские страны, которые кичатся правами человека, — Евгений закашлялся, налил в рюмку водки и опрокинул её в себя, — после дебатов организуют у себя то же самое! Именно у них мы идею и спёрли.
Продолжил Николай:
— Даниэль, пусть не покажется цинизмом, но это — не люди. Души у них нет, только тело, которое мы, кстати, спасли. Не будь нас — они все просто погибли бы. Одно прошу, запомни: они все — лабораторные звери, и только с этой позиции надо к ним относиться. Отработаешь — получишь себе на год шикарной жизни.
Но мне после ледяного ушата информации ничего уже не хотелось.
— Как я с таким знанием жить-то потом буду?
За столом переглянулись. Ответила Надежда:
— Если хочешь, загоним в мозги любой сценарий, есть способ... Например, проснёшься в гостинице после командировки, а рядом чемодан денег, или сам что-нибудь предложи? Перед тобой много народу приезжало, уезжало, не ты первый.
— И много этих, уехавших, согласилось на промывку мозгов? — спросил я прямо.
Мгновенно наступила тишина, которую нарушило бульканье из бутылки.
— Все.
***
Мне ещё долго рассказывали. Главным заказчиком проекта выступило правительство, только не сказали, чьё. Деньги набрались отовсюду: фармацевтические фирмы испытывали на людях лекарства, маркетологи и рекламщики тренировались оболванивать покупателей. Не брезговали проектом и научные организации, которым для работы требовалась статистика. Главного же заказчика интересовали события 1991 года: крушение СССР. Хотелось понять, как граждане, готовые грудью защищать страну, сами её и похоронили.
Недостаток советской наличности компенсировался продажами в долг, этикеток для бутылок, банок и пачек напечатали огромное количество и понемногу расходовали. Согласно планам, скоро городу грозил дефицит продуктов и талоны (уже приготовленные).
— Надь, а на заводе что выпускают? — я решил узнавать до конца.
— Как в СССР, — приятным голосом «Прогноза погоды» сказала Надя. — Изделия с артикулом, детальки с номерами.
— Проект деньгу зашибает, — добавил Женя. — Это детали вагонов для депо тут неподалёку.
— Заказчиков много?
— Сейчас много, — потянувшись, сказал Николай. — Любой учёный жаждет поэкспериментировать на двуногих мышках, зная, что ничего за это не будет. А уж политиканы каким желанием горят!
Меня снова передёрнуло.
— Дань, ты не думай, мы не садисты и не тюремщики, — дожёвывая огурец, произнёс Женя. — Спроси любого жителя города: все счастливы, на заводе пашут, на субботники ходят, песни поют.
— Через забор ни разу не прыгали? — усмехнулся я.
— Честное слово, ни разу! — Евгений старался казаться искренним, но я впервые почувствовал: врёт.
— А когда-то и мы так жили... — пробормотал я, провожая взглядом последний огурец из тарелки.
— Вот! — обрадовался Коля. — И заметь: без ста сортов колбасы, в одинаковых штанах, никуда не выезжая, были счастливы.
Мне дали карту города. Мы ужинали в гостинице на улице Первомайской, названия прочих улиц тоже были советскими: Дзержинского, Ленина, Партсъезда.
— А как парк называется? Имени Горького? — съехидничал я.
— Да какой там парк, — махнул рукой Женя. — Полсотни деревьев не стали вырубать, роща осталась. Так и называется: «Горроща».
Для лучшей адаптации мне рекомендовали выспаться.
***
Сон прервался громким стуком по батареям. Дверь открылась, вошёл Николай с пакетом в руках, насквозь проодеколоненный «Тройным».
— С добрым утром, товарищ Даниэль!
— Товарищ Коля, а кто в батарее спятил? Голова после вчерашнего кровати просит.
Николай улыбнулся:
— Это сантехники, у них рабочий день начинается в восемь, а по плану замена вентилей.
— Прямо персонажи анекдотов какие-то! — я потёр ухо.
— То ли ещё будет, — ухмыльнулся Коля. — Я тоже стараюсь имидж держать, должность обязывает. Но иногда так всё бесит, что если бы не деньги — плюнул бы и уехал. Я позавтракать принёс.
— А кафе в гостинице нету?
— Столовая есть, — ответил Николай. — Но она работает только в обед. Кушать утром рабочим и служащим полагается дома, а в гостиницах живут бездельники, завтракать им незачем.
Мы съели по паре бутербродов и запили чаем из термоса. Позволив утолить голод, Николай повёл меня на экскурсию, утолять жажду знаний.
Мы прошлись по пустынным улицам, встретив несколько стариков и старушек. По внешнему облику города было сложно судить об уровне жизни: асфальт растрескавшийся, но тротуар явно подметали. Дома были одинаковыми, серые коробки трёх и пяти этажей, но выглядели ухоженно. У перекрёстка к нам подошёл милиционер:
— Здравия желаю. Почему не на работе?
«Вот почему никого нет!» — понял я. Николай вынул красную «корочку» и развернул в лицо милиционеру:
— К нам с визитом журналист, показываю город.
Конфуз вышел мощный: мало того, что постовой не узнал мэра, так ещё и не представился. Лицо милиционера пошло красными пятнами, он взял под козырёк и стал переминаться с ноги на ногу:
— Виноват, товарищ руководитель, желаю доброго дня.
Коля молча ухватил меня за рукав пиджака, и мы двинулись дальше. Я ехидно улыбнулся:
— Между прочим, первая дырка в вашей исторической сущности!
Николай глянул на дыру в асфальте и вопросительно покосился:
— Где?
— Милиционер, — с чувством превосходства продолжил я. — Запрет шляться был при Андропове. Сейчас восемьдесят девятый? Значит, Горбачёв, гласность и перестройка.
— Уфф, а я уж испугался, — выдохнул мэр. — Здесь режимный город, не забывай. Запрет существует, так что, пока мимо.
Работа начинала нравиться. Было в ней что-то от разведки и от фантастики, ну а главное — воспоминания славной советской молодости прямо выстраивались в очередь, чтобы я пережил их ещё раз.
— Теперь в магазин, — сообщил мне Николай.
— У меня же денег местных нет, и я иностранец, — спохватился я.
— Спокойно! Всё можно купить в долг, кроме того, на, — мэр вынул из кармана советские десять рублей и дал мне. — Ты немного знаешь русский язык, поэтому можешь поговорить с продавщицей.
Я потянул ручку железной двери. Продмаг напоминал захудалое сельпо. Колбасы продавалось два вида: «Варёная Останкинская» и «Полукопчёная Одесская». Из мяса на витрине лежали только дохлого вида куры с лапками и головой. Молоко имело жуткое название «фляжное», а сыра не было. На прилавке стояли пружинные весы «Тюмень» со стрелкой и гирями.
— Добрый день, Николай Иванович, — увидев мэра, расцвела продавщица. — А у нас как раз перед вашим приходом товар завезли, вот, кручусь, не успеваю выставлять!
Она выхватила сзади прилавка кусок сыра и сунула на витрину. Потом там появилась говядина «с костями первого сорта».
— А морепродукты есть? — спросил я?
— Конечно, конечно, — эхом откликнулась продавщица. Вон же — рыбная витрина, там минтай мороженый и солёная хамса. А ещё только что привезли, не выставила — шпроты, печень трески и несколько банок икры.
Я прошёлся по магазину, вернулся и вопросительно посмотрел на Николая.
— Ну что, спасибо, Светлана Петровна, мы пойдём, — сообщил продавщице Коля.
— Куда ж вы сразу-то? — прокудахтала продавщица. — Купили бы чего-нибудь, семью порадовали!
— Спасибо, подумаем, — сказал Коля и опять же за рукав выволок меня на улицу. Я с трудом удерживался от хохота.
— Ну, что ржёшь? — спросил Николай. — Привыкай, тебе тут ещё затариваться.
— Коль, можно одну вещь проверю? Назад зайду и выйду.
— Валяй! Я тебе и так скажу, что там. Я тебя не представил, как иностранного гостя, поэтому ни сыра, ни мяса она тебе не продаст. — Коля поднял палец: — Ты — спутник мэра, но не сам мэр.
Я зашёл в магазин. Продавщица вынимала с витрины последний кусок мяса, а сыра уже не было.
— Товарищ, у нас санитарный час, витрину буду мыть. Приходите после обеда, — велела она.
— Да мне бы икры баночку, она же не на витрине?
Продавщица изобразила ехидную злость и произнесла:
— Икры всегда, пожалуйста.
Она скрылась в подсобке, через минуту появилась и поставила на прилавок мятую банку:
— К сожалению, пока везли, уронили. Но она свежая!
Икра была кабачковой.
***
По пути в горрощу встретилось несколько мамаш с колясками.
— Коль, они у вас ещё и размножаются?
— Конечно! — ответил довольный мэр. — Как и любые звери в комфортных условиях.
— А персонал везде местный?
Коля замялся:
— За редким исключением, да. Нужно, чтобы люди жили этой жизнью, а не играли в неё. Врачей несколько есть извне, вся психиатрия, например, а продавщица местная.
— И что, она по жизни такая?
— Ты как с луны свалился, — засмеялся Коля. — Забыл уже: «Товарищ, вас тут не стояло»? Сегодня вечером соберёмся у тебя в гостинице, поделишься впечатлениями.
Время близилось к обеденному, поэтому логичным продолжением маршрута стала дверь с вывеской «Столовая».
Заведение располагалось в полуподвале. Пол из коричневой плитки, круглые плафоны светильников, выкрашенные зелёной краской стены, и качающиеся столы прямо из школьного детства. Я схватил поднос и двинулся к прилавку раздачи.
К мэру гарцующей походкой приближалась полная женщина в белом халате.
— Николай Иванович, добро пожаловать! Вам столик накрыть?
— Марь Михална, спасибо, не надо, — с улыбкой ответил Коля. Вот познакомьтесь: репортёр к нам приехал. Гуляем по городу, решили зайти пообедать.
— Правильно решили! Садитесь вон туда, — она указала на дальний стол, накрытый скатертью.
— Спасибо, — подмигнул ей Николай. — Да мы сейчас наберём и где-нибудь разместимся.
Еда была тоже словно из школьной столовой: щи с хлопьями сметаны, салат из капусты, винегрет, половинки варёных яиц, котлеты, серый кисель. Николай кивнул кассирше на меня и расплатился за обоих двумя рублями.
Вопреки внешнему виду, на вкус еда оказалась вполне сносной. Я сказал Коле, что местная жизнь мне нравится всё больше.
— Вот! — Коле моё отношение тоже нравилось. — Замечу: мэр зашёл в городскую столовую и ест, не боясь ни отравления, ни убийства.
Мария Михайловна была заведующей и сейчас она вновь направлялась к нам с двумя тарелками. На одной лежали куски обжаренной варёной колбасы, на другой — ломтики сыра.
— Маш, ну зачем? Балуешь нас, — изобразил усталое удивление Коля.
— Ешьте, товарищи, подарок от общепита, — с гордостью сказала Марь Михална и водрузила тарелки нам на стол. — У вас работа важная, вы о нас никогда не забываете, нам тоже хочется вам «спасибо» сказать.
— Какая колбаса?! Нету никакой колбасы и не было! — послышался крик раздатчицы.
Заведующая быстро исчезла, Николай опустил глаза и принялся за еду.
***
Программа первичного знакомства с городом была выполнена. Шок прошёл, и я увидел обычный город с обыкновенными жителями.
Вечером в переговорной гостиницы был накрыт стол.
— Рассказывай, — потребовал Женя! — Ты сегодня в магазине Свету напугал! Я за курицей зашёл, так она шёпотом спрашивает, кто это с Николаем Иванычем по городу шастает? Говорит, ты икру брать не стал и так на неё посмотрел, ей аж поплохело.
— А пусть очки не втирает, — возмутился я и рассказал о своих впечатлениях.
— Так совок же, — еле сдерживая смех, говорил Женя. — Пока в магазине сыр, мясо и икру не продадут, они в продаже есть. А если продадут — их уже нет. Она рада тебе их сбагрить и выручку сделать, но до ближайшего подвоза может быть неделя. Придёт мэр и спросит: «Почему нет сыра?» Продавщица краснеть не хочет, вот и защищает территорию, как умеет.
— А почему как иностранца не представил? — спросил я Колю.
— Правильно сделал, — сказал Женя, переставая смеяться. — Если сразу карты раскрыть, то перед тобой все танцевать начнут. А так, ты и простым гражданином побыл, и на мэра посмотрел. Сейчас слухи со скоростью Светы разлетятся, а завтра мы на заводе тебя представим, и будет полный порядок.
— Дразни их завтра посильней, — напутствовал Николай. — Пусть поймут: мы из телевизора им врём.
***
Кувалда сантехников разбудила меня во второй раз. Через полчаса появился Женя с бутербродами. Разворачивая газету с едой, он сказал:
— Завтра зайди в магазин, пора тебе к местной еде привыкать.
— Так завтраков же здесь нет.
— Вот и не надо, — добавил Евгений. — На первом этаже в конце коридора есть общественная кухня, будешь кашу варить.
Я поперхнулся бутербродом.
В актовом зале завода собралось человек двести. Я впервые увидел такую массу местных жителей, обычных граждан средних лет. Их глаза светились радостью: во-первых, они увидели иностранца, во-вторых, были горды своей богатой и преуспевающей страной. Меня представили, как Даниэля Смита, журналиста из Лондона.
Доклад прошёл на ура. Я что-то нёс по-английски, а переводчик говорил, что я в шоке от нашей страны и города (и был прав). Но общедоступные материальные блага вовсе не так изобильны, как иногда говорят в телевизоре, и встречаются отдельные недостатки.
Мне долго аплодировали, какая-то гражданка даже вынесла букет цветов и поблагодарила от лица трудящихся советское правительство за заботу. Предстояло отвечать на вопросы.
На трибуну поднялся секретарь партийной ячейки. Три минуты он давил зал фразами о производственных успехах, а потом задал простой житейский вопрос: понравился ли мне обед в городской столовой?
— Очень понравился! — говорю. — Вкусно и недорого.
Зал взорвался аплодисментами. Потом цеховая рабочая спросила, сколько сортов колбасы я покупаю на ужин. Я честно ответил: один. Опять шквал аплодисментов. На кокетливый женский вопрос о предпочтениях англичанок в косметике я ответил, что наши женщины предпочитают естественную красоту, и снова был вознаграждён. Люди хлопали, но я чувствовал, что близок к провалу, как Штирлиц из анекдотов: мне нечем было зацепить их самолюбие. Меня не спрашивали ни про зарплату, ни про то: где я провожу отпуск, в каком доме живу, и кто моя семья. Рабочих это не интересовало! А интересовало их, может ли средний английский рабочий бесплатно лечиться, бесплатно выучить детей и иметь гарантированную работу? Вот тут меня припёрли к стенке, и пришлось соврать.
Граждане расходились довольные и счастливые. Ко мне подошёл Женя:
— Ну что, товарищ журналист, поздравляю, всё в порядке!
— Что в порядке, Жень? — я был расстроен. — Они меня разорвали.
— Да ты что! Это лучшее выступление, которым трудящихся дразнили за весь год.
Я ничего не понял, и Евгений объяснил: любой вопрос имел «двойное дно». Если бы меня в лоб спросили: сколько сортов колбасы продаётся у нас в магазине, и я бы ответил хотя бы десять, то мог быть скандал, а сотне сортов супермаркета никто не поверил бы. Задали вопрос о сортах на ужин, а ответ поняли, что каждый день сорт разный. Аналогично, если женщины что-либо в косметике «предпочитают», значит, она в изобилии есть, чем местные похвастать не могут.
— Не переживай, всё отлично! — успокоил меня Женя.
***
После обеда нас с Евгением проводили в переговорный зал. Собравшиеся более тесным кругом заводчане уставились на меня и, чувствовалось, напряглись.
— Скажите, Даниэль, то, что вы рассказали про уровень жизни в Англии, это доступно всем? — первый вопрос последовал от рабочего в подозрительно чистенькой спецовке.
Я поведал про «уровень жизни в Англии», изображая сильный акцент. Разумеется, не все деликатесы рабочий может позволить себе каждый день (тут несколько человек покивали), но в любом продмаге всегда есть несколько сортов колбасы, сыра и мяса, и любой человек может их купить.
— Мы очень рады пообщаться, — сказал начальник транспортного цеха. — У нас нет возможности самим съездить в Англию и посмотреть, а в телевизоре столько пропаганды, что уже не верится.
«Началось», — подумал я и, решив подкинуть дров в костёр спора, добавил:
— Но в вашем городе не видно ни бездомных, ни несчастных, значит, народ живёт хорошо.
— Крыса в клетке тоже живёт хорошо, пока ничего не знает, — сказал начальник.
Я вздрогнул от двусмысленной фразы.
— А вот вы, с виду — простой рабочий, можете позволить себе деликатесы? — спросил я, обращаясь к соседу.
Мужчина в отглаженной рубашке, сидящий напротив, не дал тому ответить, перебив и обращаясь ко всем:
— Во-первых, товарищ репортёр уже сказал: каждый день английский рабочий тоже позволить себе деликатесы не может. А во-вторых, если в магазин завезут пять сортов колбасы, кто будет каждый день есть все пять?
Я стал потихоньку выводить разговор из колбасной темы в политическую, что уровень гласности в советском обществе не очень высок.
— Но ведь вы-то приехали сюда! Вам показали режимный город, секретный завод, значит, есть гласность! — не утихал глас оппонента.
Встреча длилась больше двух часов, и я вышел взмокший. У проходной стоял уже знакомый автомобиль с Николаем за рулём.
— Прошу садиться, товарищи, — сказал Коля. — Сегодня важных персон сам мэр везёт в отель.
***
Я проспал до десяти. Виноваты были сантехники: они заменили все вентили, и некому оказалось меня разбудить. Помня совет Евгения, вместо завтрака я отправился в магазин. Продавщица меня узнала:
— Здравствуйте! — начала она заискивающе. — Что ж вы не сказали, что вы — гость Николая Ивановича, да ещё из-за границы? У нас правило: интуристам — всё самое лучшее!
— Всё лучшее — детям! — отшутился я. — Мне бы сырку и колбаски.
— Сырок «Дружба» дам, а колбасу вчера разобрали всю, — развела руками продавщица. — После работы очередь выстроилась. «Хотим, — говорят, — как буржуи, по пять сортов за ужином жрать!» С ума посходили.
В гостинице я обдумал прошедшие дни. Картина вырисовалась: из-за замкнутости советского общества упирать на количество сортов колбас бесполезно: жители счастливы, и сложнее всего их убедить в обратном. Зацепить можно только информацией и личным примером: люди думают, что счастливы, пока не знают, как бывает по-другому. Надо ещё не забыть осторожно поговорить с начальником транспортного цеха: его «крыса в клетке» никак не шла из головы. Исписав несколько страниц, я пошёл обедать.
Обед в столовой гостиницы состоял из жиденького борща и тефтелек с рисом и подливкой. Я отдал за обед почти все оставшиеся деньги. Вечером надо попросить у Николая ещё и вообще разобраться, в каком гражданском статусе я тут нахожусь.
В столовой работал телевизор с двумя программами. По первой шёл фильм «Девчата», а по второй — запись выступления Горбачёва. Оставалось дождаться выпуска новостей.
— Трудящиеся недовольны дефицитом основных продуктов питания, — говорила с экрана Надя. — В некоторых городах даже для отоваривания талонов приходится отстаивать огромную очередь.
«Так быстро? — подумал я. — Три дня прошло, спешат ребята». На экране показали жуткую очередь и давку за куском мяса.
За вечерним столом я поделился соображениями.
— Им уже давно крутят про талоны и дефицит, — сказал Николай. — Сегодня в вечерних новостях ещё покажем, а завтра начнут на себе ощущать.
— Завтра? — удивился я. — Год за день?
— Велено так, — со вздохом продолжил Николай.
— Да ладно, Коль, мы их уже подготовили, — вставил Женя. — Вон, Даниэль им мозг припудрил, надо довести до конца.
— Как подготовили? — спросил я. — В магазине всё есть,
— Так же, как в СССР, — улыбнувшись, сказала Надя. — Вбросили информацию в толпу, организовали ажиотажный спрос и создали дефицит. Ты колбасы сегодня купил?
— Нет, — вспомнил я. — Продавщица сказала, её всю рабочие расхватали.
— Ну вот!
— Нехило, — ответил я. — Крутят этими людьми, как хотят. Просто рассказали про англичан! И ведь съездить, посмотреть и сравнить бедолаги не могут.
— Нами в СССР по-другому «крутили»? — ехидно возразил Николай.
— А на заводе со мной спорили, — вспомнил я ещё одну деталь. — Доказывали, что у них всё замечательно.
— Как кулики, — зло ухмыльнулся Евгений. — Своё болото перед приезжим хвалили, возражали, а потом пошли в магазин и всю колбасу вынесли.
— Кстати, — Коля полез в карман, — Дань, вот тебе сто рублей, попробуй уложиться на месяц. И вот ещё держи, — он протянул мне книжицу, — английский паспорт. Он липовый, но тут других и не видели. Это на всякий случай, от милиции отмахаться.
Спать я ложился полноправным английским подданным.
***
Доклад в клубе не клеился. Я говорил по английскому тексту, Николай переводил, но через пять минут зал начал неодобрительно шуметь. Мэр встал успокоить народ:
— Тише, товарищи, дайте закончить!
Кое-как продержавшись двадцать минут, я предложил гостям задавать вопросы, а сам стал оглядывать зал.
— Скажите, товарищ, — встала пожилая дама, — А что происходит? — Она обернулась к залу: — Вчера я не купила колбасы, сегодня я не купила масла.
Зал одобряюще зашумел, а она продолжала:
— Мы работаем, как работали, а всё внезапно куда-то подевалось.
— Жри меньше! — выкрикнул из зала голос продавщицы. — Сама купила целый батон колбасы, куда тебе ещё?!
— А ты зачем ей весь батон продала? — возмутился человек из зала. — Если каждый будет по батону брать, что остальным достанется?
Народ снова загудел, но направление уже прослеживалось: всё будет хорошо, если люди разумно ограничат свои потребности. Николай поднялся, и толпа мгновенно заткнулась.
— Дорогие товарищи! — поправив галстук, начал Коля. — Страна переживает переломный момент, в эпоху гласности не исключены и провокации. Одно из решений проблемы озвучено по телевизору: ввести талоны на некоторые продукты, чтобы купить больше нормы было нельзя.
— Опять к карточкам возвращаемся, как после войны? — крикнули из зала.
— Зачем сразу негатив? — охладил пыл кричащего Коля. — В неделю средняя семья покупает колбасы граммов четыреста. Стало быть, в месяц на человека — где-то килограмм. Ну, и будет норма килограмм на человека в месяц. Даже полтора, чтобы с запасом.
Излишки товаров, не раскупленных по талонам, предлагалось продавать по завышенной «кооперативной» цене, а чтобы не было спекуляций, выставить к магазину милиционера.
Я пошёл в атаку:
— Мне бы хотелось услышать начальника транспортного цеха мехзавода.
В зале началось шевеление, и кто-то выкрикнул:
— Он болеет! Не смог прийти.
«Ну да, конечно, чистое совпадение».
***
Вечером мне выдали талоны на колбасу, мясо, масло, сахар и водку. Теперь предстояло больше месяца заниматься самостоятельными исследованиями, сидя в гостинице и выбираясь в город погулять, поесть и закупиться.
События в городе развивались стремительно: народ расхватывал товары по талонам в первые же дни, причём, водку покупали даже непьющие. Шустрые бабульки научились перепродавать излишки, отчего около Горрощи возник стихийный рынок. Милиция старалась его не замечать, потому что сама там затаривалась.
В городе появилась преступность: пенсионерку, купившую продуктов по талонам, при выходе из магазина ограбили две женщины и передрались между собой, а на заводе в типографии попытались подделывать талоны.
По телевизору показывали заскорузлую советскую пропаганду, которой никто не верил. В «независимых» новостях Надя вещала: как ужасно живётся в нашей стране и как прекрасно за её пределами. Иногда мы собирались в гостинице и обсуждали местные события. В последнюю встречу я решил прояснить дальнейшее:
— Коль, завтра уже месяц, как я сам живу. А потом что?
— А потом ты ещё раз придёшь на завод, — дожёвывая, сказал мэр. — Массы готовы, их надо чуть подтолкнуть.
— К чему?
— К осознанию ненужности страны, — сказал Женя. — К тому, что все причины кроются в том, что есть СССР. Не станет СССР — не станет проблем.
— С колбасой-то не будет перебоев? — спросил я, ухмыляясь.
— А с ней и не было перебоев, — ещё больше ухмыляясь, ответил Коля. — Цифрами я владею: народ стал потреблять колбасы, мяса и водки в два раза больше, чем раньше.
— При этом любить свою страну в десять раза меньше, — добавил Женя.
***
Через неделю были отпущены цены. Мэр выступил по телевидению и сказал, что талоны отменяются, экономика будет рыночной, покупай колбасы, сколько хочешь, только плати, а также разрешили продавать квартиры. Хваткий люд подсуетился, и буквально через день в горроще появился первый бомж. Явление было непривычным, и его старались подкармливать все, кто как мог.
Когда людям перестало хватать денег на еду, на заводе начались волнения. Народ с плакатами на тему «мы работаем и хотим жрать, дайте денег» собрался в актовом зале, вот на это мероприятие и пригласили меня.
— Товарищи, я здесь почти два месяца и уже выучил русский язык... — начал я.
— Ты лучше про колбасу расскажи! — сразу перебили меня из зала. — Сколько кило ваш рабочий может купить в месяц?
Улыбнувшись рыночным изменениям в сознании людей, я продолжил:
— На мой взгляд, причина происходящего в том, что страна СССР слишком большая: где-нибудь забарахлит, и все чувствуют.
— А почему мы работаем так же, а купить можем меньше в разы?! — снова закричали из зала, словно люди видели во мне ключ к решению всех проблем.
Я вновь обратился к начальнику транспортного цеха: в прошлый раз он говорил, что не верит пропаганде. Что скажет на этот раз?
На трибуну поднялся незнакомый пожилой мужчина:
— Я руковожу транспортным цехом всего месяц.
Меня тряхнуло.
— Пропаганде мы никогда всерьёз не верили, но сейчас даже я, руководитель, не могу досыта накормить семью. Что уж говорить про обычных наших шофёров? Вот у вас, в Англии, бывает такое: утром колбаса стоит десять рублей, а вечером двенадцать? А на следующее утро — пятнадцать!
Я пытался рассказать про спрос и предложение, тогда обсуждение свелось к вопросу: раз колбасы не хватает, значит, кто-то её съел. КТО?!
Зал вновь загудел, со средних рядов затрясли плакатами. На трибуну поднялся виденный ранее партиец:
— Все мы знаем, что скоро будет решаться судьба всего Союза. Стоит ли СССР продолжать кормить остальные республики или проще отделиться и оставить свою еду себе?
В зале послышались крики, народ нашёл виновника своих бед. Оратор поднял руку, толпа заглохла:
— Товарищи, мы с вами — цивилизованные люди. Будет проведён референдум, каждый гражданин сможет сам ответить на вопрос: быть ли Союзу. Я подчёркиваю: каждый! Сам! Сможет решить.
Народ расходился голодный, но довольный, колбасы уже никому не хотелось, хотелось выместить злобу галочкой в бюллетене. Вечером стол в гостинице был праздничным.
— Ух, оторвутся они в воскресенье! — потирал руки Женя. — Порвут Союз на части, в порошок сотрут и по ветру развеют.
— Чему ты радуешься? — спросил я, наливая из графина.
— Как это, чему? — ответил Женя. — Исторических сюрпризов не случилось, значит, первоначальные расчёты верны. Скоро этап проекта закончим, премию получим.
— Жень, а что с начальником транспортного цеха? — спросил я.
— А что с ним?
— Сегодня он на сцену выходил не тот, что месяц назад.
— А, — взмахнул рукой с вилкой Женя. Кусок огурца упал с вилки прямо ему в рюмку. — Тьфу ты! Да тот помер месяц уж как.
Я опустил голову: крысе не дали убежать из клетки. Поняв, что она что-то чувствует, её просто прибили.
***
Дверь номера затряслась от ударов, меня разбудил Николай:
— Бежим на площадь, там сейчас митинг начнётся, тебе полезно посмотреть.
Мы втиснулись рядом с трибуной, с другой стороны стояли две пожарные машины. Речь говорил высокий худощавый оратор, которого я раньше не встречал. Суть была в том, что в Москве начались беспорядки, поэтому в городе тоже усилены меры безопасности. Толпа на площади стояла с плакатами, часть плакатов была за Союз, а часть — против. Оратор предложил выступить представителям тех, кто «за».
На трибуну поднялась женщина с красным флажком в руке.
— Товарищи! Вы что, не видите, что это — провокация? — она волновалась, сбивалась, но продолжала говорить. — Вас специально науськивают против нашей страны, чтобы развалить великое государство!
— Иди домой, мужа науськивай, — крикнули из толпы. — А мы кормить всех вокруг больше не собираемся!
Обстановка накалялась. Через несколько минут вся площадь представляла собой разъярённую толпу, раздался первый удар по морде. Кто-то разглядел меня возле трибуны и закричал: «Вот он, буржуй!» Толпа ринулась в нашу сторону. Я глянул на Колю: он улыбался. Ничего не понимая, я шагнул навстречу толпе, пытаясь начать говорить, но меня сбили с ног и оттащили от трибуны. Раздался крик: «Бейте», и кто-то приложил меня об землю.
***
Я открыл глаза, лёжа на больничной койке. Рядом сидел Женя и тот самый незнакомый оратор, оба в белых халатах.
— Добро пожаловать обратно, Данил, — улыбнулся Евгений и протянул мне руку.
— Спасибо, — я пожал руку и обнаружил, что вторая у меня забинтована.
— Пару дней полежишь, потом закончишь отчёт и получишь гонорар, — без эмоций произнёс оратор. — Михей, — он тоже протянул руку.
— А где Коля и Надя?
— Отработали и отдыхают, — обыденно ответил Женя. — Этап проекта завершён, народ разогнан по домам, толпу водой разлили!
— К-как завершён, — заикнувшись, спросил я. — А референдум?
— Он и не был нужен, — ответил Михей. — Задача была — только анализ. Митинг организовали ради разрядки толпы, сейчас перебесятся и всё.
— Есть и более банальная причина, — весело добавил Женя. — У нас материалы для жизни после референдума не готовы. Признаюсь честно, мы боялись, что до голосования вообще не дойдёт: все аморфные оказались, как амёбы. Ты молодец, завёл их ещё с первой встречи на заводе, и то потом поутихло.
— Митинг же был яростный, меня Коля на него привёл, посмотреть, — возразил я.
Врач и оратор переглянулись.
— Коля делал то, что по сценарию положено, — сказал Михей. — Мозги ему вправят, и продолжит руководить городом.
Я снова начал заикаться:
— К-коля тоже?
Женя ответил:
— Да, и он, и Надя. Они думают, что это они рулят проектом. Пусть и дальше думают — так надо, они ж ответственные лица. На самом деле они — такие же крысы подопытные, как и остальные жители города.
— Как и я? — спросил я невесело.
— Ты — человек, во всяком случае, пока, — Женя неприлично заржал и показал на Михея:
— Вот основатель и руководитель проекта.
— Всё так, — ответил оратор. — Остальные лишь исполняют свои роли. Евгений со своим ведомством помогает сделать это исполнение искренним.
Мозг отказывался переваривать происходящее. Люди, с которыми я шутил, выпивал, которые стали моими приятелями почти на два месяца, тоже оказались в роли крыс, только клетка покрасивее.
— И как город будет дальше? — спина у меня даже похолодела от мысли, что «эти» могут с городом сделать всё, что угодно. — Ведь крысы разбежались, драка была, народ бунтовал.
— Куда они денутся из-за забора? — улыбнулся Женя. — Сейчас Надя очухается, объявим по телевизору эпидемию, всех через больницу прогоним, и порядок.
— И что в бошки закачаете?
— Это, коллега, тебя уже не касается, — ответил оратор. — Поверь, заказчики в очереди стоят, хоть второй город строй!
— А из этого какие выводы сделали? — не терпелось мне.
— Я думал, это ты нам скажешь, — ухмыльнулся Михей. — Ну, если вкратце, то главный вывод такой: восприятие собственной жизни людьми всегда субъективно, и этой субъективностью можно управлять, не меняя самой жизни и не тратя на народ лишних денег. Исторические факты 1991 года это подтвердили, а пример с колбасой у тебя получился просто гениально!
Михей помолчал и добавил:
— Я прощаюсь. Закончишь отчёты, поедешь домой и, — он сделал паузу, — советую: согласись на промывку мозгов.
— А без согласия что, не получится? — ухватился я за ниточку.
— Не получится, — без улыбки ответил Евгений. — Пока не получается.
***
«Дачный поезд, бренча, как телега, в пятьдесят минут дотащил путешественников до Пятигорска». Под стук колёс в памяти всплыла фраза из давно прочитанной книжки. После командировки в Мурманск меня попросили поработать на благо родины за хорошие деньги в секретном проекте. Счёт в банке грел душу, настроение было самым благостным.
Я ещё покажу своим зарвавшимся одноклассникам, что журналистика — это не только бумагомарание, но и отличный способ зарабатывания денег!
За окном виднелось унылое карельское болото.
Громыхнула дверь из тамбура, в вагон вошёл небритый мужик в сером потёртом костюме с сумкой. Кивнув на сиденье напротив, спросил:
— Свободно?
— Да, конечно, садитесь, — ответил я. Мужик сел и сразу полез в сумку. Через минуту на сиденье стояли две бутылки пива и вяленая рыба на газете.
— Угощайся! Вижу, издалека едешь, — простодушно сказал попутчик, растягивая «г» на украинский манер.
— Из Мурманска.
— Электричками? Ну, герой, будем знакомы, Женя, — он протянул руку.
— Данил.
Мы чокнулись бутылками, выпили, мой собеседник стал разделывать рыбу. Я взял кусок, и на руку потёк жир.
— На, вытри, — Евгений оторвал большой кусок газеты. Я машинально глянул на неё, это была «Пионерская правда» за 1991 год.
— О, словно из школьной макулатуры! — весело сказал я, вспомнив детство, сбор вторсырья и пионервожатую.
Мы еле успели доесть и допить, как в вагон быстрым шагом вошла кондукторша.
— Молодой человек, — сказала она, обращаясь ко мне. — Вам выходить, вы просили напомнить.
— Я просил?
— Ну не я же! — с развязной улыбкой добавил Женя. — Кстати, и мне выходить, попутчиками будем.
На платформе к нам размашистой походкой приближался высокий статный мужчина.
— Желаю здравствовать, приветствую, Евгений! Николай, — он протянул мне руку и жестом показал в сторону стоящей неподалёку «Пятёрки» Жигулей. — Поехали скорей, город ждёт. Игорь Колпаков © 2015
Обсудить на форуме |
|
