|
КМТ
 Учебники:
Издатели:
Ссылки:
|
Наследие древних цивилизаций Василиса Пупкина © 2015 Терпение и труд Верка приспособилась вставать совсем рано, часа в четыре.
Ещё не было ни одной машины на парковке перед магазином. Не было пешеходов, без конца кидавших на асфальт мусор. Верка старательно вымела пятачок у магазинного крыльца, сгребла скопившуюся вдоль поребрика грязь. Местами остался вмёрзший в лёд мусор. Неважно: всё равно она придёт сюда днём, когда лёд превратится в радостно брызгавшие водой из-под колёс весенние лужи.
Участок перед магазином приходилось мести постоянно, даже по выходным, зато он был совсем маленьким. А вот двор соседнего дома — огромным. Там Верка возилась долго.
Уже давно рассвело, когда Верка спрятала метлу со скребком в дворницкую каморку в родном подъезде, закурила на крыльце.
Дверь подъезда бухала, закрываясь. Люди шли на работу, сворачивали за угол — к станции метро. Некоторые здоровались. «Здрасьте, как ваше ничего?» — отвечала им Верка, клубя дешёвым куревом. Вот прошла мимо Лихондрова со второго этажа — молча. Прямиком к любимому авто. Затопталась вокруг него, заобхаживала.
Из соседнего подъезда выскочил Максимка, семилетний пацан.
— Тётя Вера, — спросил он хмуро. — Вам кота не надо?
— Какого кота? Вашего Барсика, что ли?
— Папа сказал, чтоб убирали его, куда хотим, — Максимка зажмурился, как будто сейчас заплачет. Не заплакал.
— Да за что?
Максимка начал перечислять Барсиковы прегрешения. А Верка вспоминала. Лет семь назад, ещё до Веркиной отлучки, Максимкин отец, упившись в домину, грозил выкинуть не кота — самого Максима. «На помойку твоего спиногрыза! А ну, чтоб через десять минут бутылка была! Чеши давай, пока магазин не закрылся, а не то...» Люська, его жена, потом плакала во дворе на лавочке, прячась от мужа за кустом сирени, а Верка совала ей курево: на, успокойся...
— А вы поколдовать не можете, чтобы папа не злился?
— Иди в школу, — встрепенулась Верка. — Вон мама-то, смотри...
Люська маячила в окне. Даже кулаком грозила. Максимка юркнул прочь, а его место тут же занял Егорыч, недавно вышедший на пенсию слесарь из ЖКО.
— Привет, — сказал он Верке.
— В магазин? — риторически спросила Верка. — Горит?
— Мужики ко мне придут, — обиделся Егорыч.
— А, не если мужики...
Егорыч разобиделся окончательно.
— Говорю же! Что вы, бабы, понимаете? Вот какой у вас коллектив? Немножко зависти, немножко подлости, немножко глупости, немножко сплетен...
— Иди уж, — отмахнулась Верка. Егорыч взглянул на часы и заторопился. К открытию магазина. А Верка осталась стоять на крыльце. Машины понемногу разъезжались, по очереди наполняя двор вонючим выхлопом. Весь двор и был стоянка.
И правда, что мы понимаем в мужиках. Иногда не знаешь, на какой козе к этим мужикам подъезжать. Вот с девчонками другое дело. Нужен тебе друг — подходи прямо, с открытой душой. И редко не найдёшь понимания.
Верка вспоминала.
...Мебель в кабинете новая, добротная. Две немолодые женщины, разговаривая, поглядывают на сидящую на диванчике девочку-подростка. Та смущается, не знает куда девать руки: большие, нескладные. Укладывает их на коленях, они и там мешают. Девчонке плохо. К тому же она чувствует себя во всём виноватой: в том, что осталась одна, в том, что соседка должна о ней заботиться, в том, что она здесь, где у неё нет никакого права находиться...
— У нас ведь спецшкола, — укоризненно говорит одна из женщин, уверенная, со строгим лицом и гладкой причёской. — Рекомендовано, даже необходимо для детей с магическими способностями. Но не для всех остальных.
— Так тогда... В комитете опеки несовершеннолетних сказали, или к вам, или в интернат в Хорьковске... и далеко, даже навещать часто не смогу... — неуверенно оправдывается другая,
— Да, в том приюте плохо... учиться, — после паузы говорит строгая женщина — директор. Обе смотрят на девчонку, отчего той становится совсем скверно.
И неожиданно ей велят попрощаться с доброй соседкой и идти за директором следом.
И вот она стоит на пороге четырёхместной спальни, чувствует любопытные взгляды. «Прошу любить и жаловать, — говорит директриса. — Вот эта кровать твоя, устраивайся». И уходит. Только тогда девчонка через силу поднимает глаза и встречает взгляды соседок.
— Ты откуда? — говорит одна из них вместо приветствия. — Где раньше училась?
Девчонка скручивает в душе тоску по дому, страх и стыд.
— В обычной школе, — говорит она решительно. — Тут же, в посёлке. Я не ведьма. Просто... мама умерла, а интернат в Хорьковске...
Удивлённое, унизительное молчание виснет в воздухе. Над четырьмя кроватями, четырьмя тумбочками и четырьмя столами. Упирается в задёрнутые занавески с аляповатым рисунком — девчонке кажется, что они выгибаются от напора, как паруса.
— Совсем? — спрашивает наконец одна, сидящая над тетрадкой.
— Совсем.
— Бывает же... — фыркает другая, которая валяется в кровати. А третья подходит к девчонке.
— Ничего, приживёшься. Я знаю. Я-то ведьма. Меня Тамарой зовут. А тебя?
Она улыбается открыто и радостно. И новенькая невольно улыбается в ответ. И через пятнадцать минут они, все четверо, хрустят яблоками и домашним печеньем, которое добрая соседка сунула ей «на дорогу», и по-доброму болтают...
Пока разогревался сваренный вчера суп, Верка пошла в комнату и вытащила старую фотографию из ящика старенького стола. Фотография лежала там много лет, и доставать её не приходило в голову. А сегодня вот захотелось.
Вот их выпуск. Обыкновенный одиннадцатый класс. Вот Тамара — причёска, которая хочет быть стильной, прямой взгляд серых глаз, в улыбке и в каждой чёрточке — неуёмная радость жизни.
Как бы Верка училась в школе без Тамары?
Большинство предметов по сглазу, порче, приворотам проходили в теории. Школьникам только и делали, что объясняли: такими вещами ни в коем случае нельзя заниматься без высшего образования. Нельзя, и всё! Медицину и фармакогнозию Верка одолевала играючи. Но был ещё такой предмет, как введение в практическую магию.
Девчонки смеялись и говорили, что такая магия курам на смех. Учительница быстро бросила попытки наставить Верку на путь истинный и ставила ей в четверти тройки. Потом учительница поменялась. И ушла из школы пожалевшая Верку директриса. А выпускной экзамен надо было как-то сдавать.
Экзамены Верка запомнила очень хорошо. Ученики маялись в коридоре (а вот не надо было посмеиваться), в класс приглашали по одному. Каждый, кто выходил, почему-то первым делом бросался в буфет (тут же, в торце коридора) и пил, пил. Учителя тоже иногда выходили. Вот вышла главная экзаменаторша, непреклонная Лидия Петровна. Хмуро оглядела столпившихся у двери девчонок. Поплыла по направлению к туалету.
— У неё зуб болит, — с ходу определила Тамара. — Надо же. Неужели нарочно не лечила, до экзамена тянула? Счас ты пойдёшь заговаривать. Не бойся! Ты всё сможешь.
Верка не ответила, её трясло. А Тамара порылась в сумке, потом отбежала к буфету и вернулась с тремя стаканами лимонада на подносе. Чуть не столкнулась с возвращавшейся учительницей.
— Лидия Петровна, будете? Холодненький...
Учительница потянула руку, не глядя. Благодарно кивнула. Отпила с удовольствием. Кисло улыбнулась. Видно, зуб у неё болел не на шутку, а холодное помогало.
Через пять минут из класса вылез красный и счастливый мальчик.
— Теперь ты, — непреклонно заявила Тамара, подталкивая Верку в спину. — Ну давай! Эй, пропустите её.
Верка покорно зашла.
Несколько парт составлены в ряд, за ними восседают педагоги. С краю Лидия Петровна. Напротив ещё один длинный ряд парт, заставлен всякой всячиной: восковые фигурки, иголки, свечки, разный волшебный и не очень волшебный хлам.
— Власова, не задерживай. Бери рамку. Посмотри, пожалуйста, что с каждым из нас не так и расскажи, чем ему можно помочь.
Верка подошла на ватный ногах. Взяла. Пошла вдоль ряда учителей. Какая уж тут диагностика, если все силы уходят на то, чтобы рамка не слишком заметно танцевала в трясущихся руках...
Вернулась.
— У вас зуб болит, Лидия Петровна, — заявила она с отчаянием приговорённой. — Снять боль?
Учительница посмотрела на неё недоверчиво. Кажется, она сомневалась в способности Верки снять боль.
— На стульчик Лидию Петровну посади, — вмешался добрый учитель, который вёл факультатив по изготовлению амулетов. Верку он ругал отчаянно, а потом всякий раз выводил в четверти четвёрку.
Лидия Петровна оглянулась с сомнением, но пересела: лицом к учителям, к Верке спиной.
Заговаривать Верка всё-таки не стала. Она взяла из кучи инвентаря сырое яйцо и стала водить вокруг макушки сидящей перед ней женщины. По часовой стрелке. Медленно. Долго.
Кажется, слишком уж долго.
— Ну что, Власова... — начала учительница и вдруг умолкла. Не удержалась — потрогала щёку. Сидящий напротив добрый учитель ободряюще кивнул Верке: правильно, мол, молодец.
— Всё! — громко, как полагается, объявила Верка.
— Не так уж плохо, — удивлённо сказала Лидия Петровна. — Вижу, готовилась... Ну, а остальные?
С остальными у Верки пошло не очень. У математички она диагностировала приворот — а увидев выражение её глаз, сразу закричала: «Ой, нет, нет! Венец безбрачия!» И по доброжелательному, чуть заметному кивку поняла — да, на этот раз угадала. Математичке был лет семьдесят, и никакой венец безбрачия был ей, похоже, не страшен. Зато сидевшая рядом молоденькая литераторша явно боялась всего, а больше всего Верки. Преподававший факультатив учитель помог Верке сжечь на свечке привнесённую нерешительность. Он помогал очень заметно, и Лидия Петровна глядела на них с крайним неодобрением.
Но всё-таки счастливая Верка скоро вылетела из класса, и в ответ на нетерпеливый вопрос «Ну что?» Коридор огласило победное:
— Три!!!
Что Тамара смошенничала, добавив в лимонад обезболивающее, Верка узнала не сразу. А поняла ли это учительница, которая так старательно отслеживала малейшую магию, что таблетки в стакане могла и не заметить — не узнала никогда...
Пока Верка витала в воспоминаниях, суп слегка выкипел. Верка поморщилась, подумала и долила в кастрюлю воды из чайника. Запах перекипевшей капусты разнёсся по квартире. А ведь как она раньше готовила. Девчонки из студенческого общежития спрашивали: «Ну признайся, колдовала? Колдонула, да?»
После еды самое время было подремать, но вздремнуть не дали. Брякнул звонок в дверь. На пороге обнаружилась нерешительная Люська.
— Ну проходи, — пригласила Верка. Люська вздохнула, вошла. Разулась. И спросила:
— Поможешь?
— А что случилось?
Люська начала жаловаться на мужа. Обстоятельно и со вкусом.
— Люсь, — сказала Верка. — Ну я же тебе говорила вообще-то, что я никакая не ведьма. Да что ты хочешь сделать?
— Говорила, — Люська глянула на неё горько и недоверчиво. — Ты всем это говорила, точно. Не знаю я, чего я хочу. Иногда так прямо и думаешь — а чтоб он сдох, скотина никчёмная... Умела бы, как ты — сама бы извела...
— Я не умею, — повторила Верка.
— Ну да...
Она смотрела на что-то за Веркиным плечом. Нехорошо смотрела. Верка оглянулась, поглядела тоже. На кухонном подоконнике стояла пустая клетка с открытой дверцей.
— Крыска там была, — сказала Люська тихо. — Это ведь ты крыску забрала с помойки? Максимка видел.
Несколько дней назад кто-то выставил на улицу клетку с живым зверьком. Днём выставил, когда солнышко пригревало, но ведь — как холодно ещё! Люсьма, матерясь, утащила домой клетку с метавшимся внутри чёрным комочком.
— Крыс ведь используют в... обрядах, — сказала Люська ещё тише, почти шёпотом. — И мышей.
— Используют, — жёстко подтвердила Верка. — И котов используют тоже. Принесёшь Барсика?
— А? — вздрогнула Люська.
— За жизнь дают жизнь, — объяснила Верка. — Приноси кота. Только не сейчас. Часа в четыре. Принесёшь?
Люська замолчала. Переглотнула. Кивнула.
— Вот и хорошо, — сказала Верка холодно. — Только изводить я никого не могу. Хочешь, могу помочь, чтобы успокоился. Микстурку сварю.
Люська, посмотрев на Верку дикими глазами, часто закивала. Оглянулась.
— А кота?
— Приноси, — велела ей Верка.
Кот был принесён ровно в четыре. Верка едва успела вернуться домой после мытья подъездов. Вместе с котом Барсиком появилась бутылка водки.
— Зачем? — спросила Верка.
— Ну ты же настойки делаешь, — нашлась Люся.
Кот вёл себя беспокойно. Как и подобает коту, принесённому в новое место без его на то кошачьего желания. Суп есть отказался, но согласился на рыбу путассу, за которой Верка специально ходила в магазин.
А потом был неожиданный телефонный звонок.
— Привет, — сказал забытый, но очень родной голос. — Я с вокзала. Жди.
Через полчаса Тамара деловито втащила в прихожую пакеты с продуктами.
— Картошку варим, — деловито распорядилась она. Будто каждый день встречались. — Мясо жарим. Огурцы крошим.
— Ты всё такая же, — выдала Верка классическую фразу.
Тамара фыркнула. Пошла, не отвечая, на кухню и ухватила бутылку водки, так и красовавшуюся на столе.
— Выпьем, — заявила она прежним начальственным тоном.
— Не люблю.
— Сегодня выпьем. Давай, чисти картошку. И рассказывай. Сама знаешь про что.
Тамаре легко можно всё спокойно рассказать. И всё вспомнить,не впадая в истерику. «Все улики говорят против на вас», — говорит следователь. «Но я же... Вы же профессионал. Ну проведите экспертизу». «Имеющихся у вас знаний вполне хватит для нанесения вреда», — отвечает профессиональный, со стажем, инквизитор. Это был не вред, а убийство, порча при отягчающих обстоятельствах. А она была — девчонкой, второкурсницей, и техникум самый заурядный, без магического профиля. И — одна, даже та сердобольная соседка уже умерла. Перед смертью ещё успела помочь ей оформить мамино наследство, настоящее богатство — вот эту квартирку на седьмом этаже.
Потом была женская колония для лиц с магическими способностями. Потом — амнистия.
Картошка весело булькала в кастрюле.
— Когда у людей нет других возможностей сообщить о себе, они используют телефон или интернет.
— Ты на меня злишься, что ли? — удивилась Верка.
— Да не на тебя, — Тамара сильнее, чем надо, стукнула тарелкой о стол. — Что уж теперь... А это у тебя что за зверь?
По кухне вышагивал Барсик. Он громко и неблагозвучно мявкал.
— Соседка принесла, — Верка рассказала обо всём подробно.
— Как думаешь, она готова сделать что-то с мужем?
— Вряд ли, — Тамара подхватила кота на руки. — Не сможет. А вот тебе надо заканчивать так общаться с соседями. И работу меняй. И в техникуме пора восстанавливаться.
Верка фыркнула.
— Ты всё сможешь, — сказала Тамара. Как когда-то давно. — А сейчас давай рюмки. А ты, котяра, не буянь.
Кот уже и не буянил, он мурлыкал. Тамара посадила его на вытертый диванчик, стоявший тут же, на кухне. Барсик с удовольствием слопал предложенный кусочек отбивной. Потом растянулся, закрыл глаза и вздохнул.
— Здорово ты всё-таки умеешь, — сказала Верка. Тамара пожала плечами.
— Можно подумать, ты не умеешь. Все женщины умеют. Просто тебе для того же надо немного больше времени.
Утром Верка вернулась со двора раньше обычного — торопилась, и на лестничной площадке встретила участкового инквизитора.
— Я к вам, — заявил тот любезно. — Пригласите войти?
— Входите, — безрадостно разрешила Верка. Не стала спорить.
Участковый в ботинках протопал на кухню, утвердился на табуретке, неодобрительно покосился на недопитую вчера бутылку водки и спросил прямо:
— Вы можете сказать, где провели сегодняшнюю ночь?
— С четырёх часов метлой шаркаю, — сообщила Верка. — Громко. Жильцам слышно. Спросите их.
— А до четырёх? — участковый вперил в неё инквизиторский взгляд.
— Спала, — растерялась Верка. — Убили кого-то, что ли?
Инквизитор отвечать не стал. Такая была у него привычка.
— До меня дошли сведения, что вы прибегаете к незаконным заклятьям. С умерщвлением животных.
— Да как же это... — сказала Верка. Было не страшно, но очень обидно.
— Самое большее, что я делала — настойку от алкоголизма, — сказала она, старательно взяв себя в руки. — Проверьте, не помер ли дед Владимир из четырнадцатой квартиры. Может и помереть, ему уже за девяносто. Но пока не помер, вряд ли вы можете вменить мне хоть что-то.
Участковый опять не ответил. Он смотрел на пустую клетку, стоявшую на подоконнике. Тем же взглядом, каким вчера смотрела туда Люська.
Верка тоже молчала. От обиды. Женщины никогда не подводили её, наоборот, всегда выручали. И в школе. И в техникуме. И на зоне. Однажды начальник беззастенчиво зажал её в глухом углу. Она зыркнула на него так, что он сказал: «Да ты правда, что ли, ведьма? А говорили, будто нет». Но хватки не ослабил. Добавил ещё:
— Если бы не папа Пий пятый, со своим дурацким «Неправомерным преследованием за колдовство», вас бы ещё в шестнадцатом веке всех пожгли...
— И ты бы сейчас сидел без работы, — добавил насмешливый голос. — Куда ты годишься, кроме как ведьм сторожить. А что ты о них знаешь, вообще говоря?
Эта тётка из охраны и сама была ведьмой. Последние слова она сказала как-то так, что наглец мигом убрался подальше и больше не лез...
А теперь — что же? Всё — опять?
В коридоре зашлёпали шаги, и перед ними предстала Тамара. Босиком и в длинной, застёгнутой на все пуговицы Веркиной рубашке, из-под которой вызывающе белели коленки.
— Заспалась я, — сообщила она виновато. — А что это вы тут делаете?
— Да вот, — сказала Верка. — Говорят, я сегодня ночью делала что-то нехорошее.
— Точно, — согласилась Тамара. — Ты всю ночь меня лягала, как жеребец. Я только и заснула, когда ты ушла... Мы на одном диване спали, — просветила она инквизитора. — А вы с нами завтракать будете?
— Нет, — сказал тот. — Я уже ухожу.
И собрался уходить, но едва приоткрыл дверь, как ему пришлось отступить вглубь прихожей. Ворвалась Люська, растрёпанная, ненакрашенная и расстроенная.
— Вер, это не я! Я тебе потом... Не трогайте её! — закричала она на участкового.
— И в мыслях не было, — возразил тот. И стал продвигаться к двери. Дверь стояла приоткрытой, а в щель заглядывала встревоженная мордочка Максима.
В это время в прихожую, на ходу птягиваясь, вышел кот. Вопросительно мяукнул.
— Барсик! — закричал Максимка. — Барсюша!
Он ворвался в квартиру, отчего участковый опять отступил назад, почти испуганно. Кот муркнул и стал тереться о Максимкину руку.
— Хорошо у тебя всё-таки, — сказала Тамара, зевая. — Весело так.
А Верка не слушала. Она выуживала из щели между диванчиком и стеной маленький живой комочек. Зверёк черной масти немедленно обвил её руку шершавым хвостом — уцепился.
— Явился, изверг, — сказала Верка зверю с мрачным удовлетворением. — Что ты мне там ещё погрыз? А?
Участковый посмотрел на крысу в её руках, на кота в объятиях Максима и опять стал протискиваться к двери.
— Всё будет в порядке, — уверенно сказала Тамара, допивая чай, и тут затрезвонил телефон. Утро упорно не хотело становиться размеренным и скучным.
— Да, это я, — сказала Верка в трубку. — Да, я проходила собеседование в... Что? Сегодня? Да, могу. В четыре?
Она положила трубку и ошеломленно уставилась на Тамару.
— Мою кандидатуру утвердили, — сказала она с ужасом. — Слушай, они ведь просто не знают, наверно...
— Не смотри на меня так, — хладнокровно велела Тамара. — Это не я, это ты сама. И не психуй, пожалуйста. У тебя всё получится.
Василиса Пупкина © 2015
Обсудить на форуме |
|
