|
КМТ
 Учебники:
Издатели:
Ссылки:
|
Наследие древних цивилизаций Алексей Бородкин © 2015 Красная королева Опустились сумерки. Бронзово-алые вначале они быстро обратились в серые. Словно выпачкались в золе. Яшун-Балам возвращался в храм. Один. На рыночной площади за брошенной корзиной для фруктов мелькнула тень. Жрец замер и крепче сжал посох. Сан не позволял ему носить оружие, однако и тяжелый посох с костяным набалдашником не раз выручал в бою.
— Эй! — за нарочитой весёлостью Яшун-Балам прятал страх. — Выходи. Я тебя видел!
Существо шмыгнуло носом и высунулось из-за плетёной корзины. Чуть-чуть. Огромные, как блюдца глаза блестели на чумазом лице.
— Ты кто? — Яшун-Балам опустил посох.
— Я девочка.
Жрец усмехнулся: — В этом я не сомневаюсь. Почему ты здесь так поздно? Где твой отец?
Губы ребёнка задрожали, глаза наполнились влагой. Ещё мгновение и они разразились бы водопадом. Жрец опасался женских слёз и потому поспешил вытащить девчушку из-за корзины, посадить к себе на колени и утереть глазёнки.
Так познакомились жрец города Токтан (Облачная долина, майя) и маленькая Иш-Асаль.
Шести лет от роду Иш-Асаль осталась сиротой. Жрец попытался разыскать её родственников, что согласились бы воспитывать девочку, да таковых не оказалось. Близких друзей тоже не нашлось. Поразмыслив, Яшун-Балам счёл это знаком: «Она одинока, иными словами брошена. Это никуда не годится. Плохо если ребёнок никому не нужен».
— Иш-Асаль, — жрец присел и протянул девочке руку. — Хочешь жить у меня? — Она осторожно кивнула. — Только давай сыграем в игру. Ты станешь мальчиком.
Оставить девчонку при храме? Конечно, Яшун-Балам мог это устроить. «Но к чему толки? — подумал жрец. — И потом, я сам ещё не знаю, на что она сгодится. Быть может, мальчишкой она принесёт больше пользы».
— А как меня будут звать? — насупилась Иш-Асаль.
Жрец призадумался: — Как и прежде. Только без «Иш». Теперь ты просто Асаль. Согласна? То есть согласен? — Асаль согласилась.
Девичью блузку вьюпил сменила мальчишечья набедренная повязка... а больше ничего менять не пришлось. Разве что две волнистые полоски на лице смыли, заменив одной горизонтальной чертой. Чёрной. Яшун-Балам сказал, что это мужественно. Асаль не возражала.
Она легко освоилась: бегала с мальчишками взапуски, ловила в лесу пауков и играла в мяч. Когда детям доставалось счастье поиграть каучуковым мячом. Некоторые трудности возникли с купанием, но Асаль и их решила с завидной фантазией. Она сочинила байку, что бог Хун-Апху явился к ней во сне и запретил плескаться в реке. Мальчишки поверили, а Яшун-Балам подивился смекалке своей приёмной дочери — именно так жрец относился к Асаль.
Всё изменилось в одиннадцать лет, когда у девочки впервые зацвёл алый цветок. С этого дня жрец запретил Асаль покидать пределы жилища и выходить на улицу. Слугам было настрого приказано молчать о воспитаннице и не упоминать её имени. На любопытные вопросы Яшун-Балам отвечал, что у Асаль нашлись родственники, и она ушла из Токтана.
Жизнь Асаль сильно переменилась. Теперь всё время, с утра до позднего вечера она занималась физическими упражнениями. Исключая две короткие паузы на еду и одну, более длинную, полуденную, когда солнце нещадно выбеливало камни патио и всё живое пряталось от его лучей.
Упражнения, в основном, развивали выносливость девочки. Асаль должна была висеть, уцепившись одной рукой за ветку дерева. Руку дозволялось менять не часто. Если Асаль торопилась, наставник колол её заострённой палкой или того хуже — подвязывал вторую руку к туловищу. После этого упражнение повторялось. Для тренировки ног Асаль стояла на одной полусогнутой ноге покуда черепаха не обогнёт дом. Горе случалось, если старушка-черепаха решала задремать на пути — наставник не принимал этого оправданья и Асаль ждала черепаху обливаясь слезами.
По сотне раз Асаль прыгала через канаву и через бревно, взбиралась по лиане и прыгала с ветки вниз, группируясь в последний миг и упруго отталкиваясь от земли.
К четырнадцати годам её тело значительно окрепло. Руки и ноги стали жилистыми, будто свитыми из агавовых канатов. Тренировки девочки изменились. Теперь наставник выводил её ночью из дому, и весь следующий день они учились маскироваться в лесу, на слух отличать шаги мужчины, от шагов женщины и звук бегущего охотника отличать от звука оленя. Учились охотиться на енота: Асаль должна была проскользнуть в нору и заколоть зверя пикой. «Не главное добыть енота, — требовал наставник. — Учись беззвучно вползти в нору. Учись выползти назад. Ты должна стать змеёй, чак-чок (девчонка). Беззвучной и невидимой, чтобы возвращаться без этого», — наставник тронул шрам на носу Асаль, слюной помазал рану на щеке.
Как-то раз Яшун-Балам принёс духовую трубку. Она была короче обычной, тёмно-зелёного цвета, с многочисленными царапинами и потёртостями.
— Это духовая трубка бога Шбаланке, — сказал жрец, рассматривая трубку, — брата Хун-Апху. С её помощью братья победили птицу Макао.
Яшун-Балам протянул трубку девочке, отдал ей мешочек глиняных шариков.
— Она короткая и стреляет слабо, зато её удобно носить за спиной. Она не мешает бегать и лазать. Научись стрелять метко.
Асаль поклонилась. «Если Яшун-Балам, — девочка знала, что жрец любит её, как собственную дочь, и она очень хотела бы относиться к нему, как к отцу, но... не могла. Её чувства не умещались даже в это огромное понятие «отец». — Если Яшун-Балам хочет, чтобы я стреляла метко, то я стану самым метким стрелком в целом мире... Конечно после богов».
Дни напролёт Асаль стреляла глиняными шариками в чучело. Сперва с пяти шагов, потом с десяти, потом с двадцати. Наставник требовал стрелять внезапно, выхватывать трубку из-за спины и палить в брошенный диск. Попасть было трудно и только через несколько месяцев у Асаль стало получаться.
А ещё через некоторое время, она почувствовала, что трубка стала её продолжением. Третьей длинной рукой. И что попасть шариком в пролетающую птичку так же просто, как провести пальцем по барельефу на кувшине. Девушка не снимала оружие даже ложась в постель — ей неприятно было расставаться с любимым другом.
Однажды вечером, в комнату Асаль вошел жрец. Он улыбнулся и обнял девушку за плечи:
— Мы никогда не говорили, — начал Яшун-Балам, — не обсуждали для чего это нужно. Твои физические занятия, тренировки в стрельбе. Ты никогда не спрашивала.
— Если вы так сказали, — Асаль пожала плечами, — значит это нужно.
— Всё верно, — ответил жрец и подумал, что если бы все жители славного города Токтан рассуждали бы с таким смирением, не пришлось бы сейчас... «А, впрочем, будущее туманно. Быть может, то чему суждено сбыться сбудется вне зависимости от наших стараний?» — Настала пора узнать к чему ты готовилась. В Калакмуль едет важный сановник. — Яшун-Балам держал Асаль за руки, смотрел прямо в глаза. Ему хотелось увидеть первую реакцию девушки. — Его караван будет проходить недалеко от Токтана. Ты должна выследить и убить. Выстрелить в сановника отравленным дротиком.
Волнение мелькнуло в глазах девушки. Жрец принял его за страх, только это не было страхом. Асаль волновалась, что не справится. Тысячи вопросов мигом пронеслись в голове: что если она не найдёт караван? или её намеренья разоблачат? или он промахнётся? как, наконец, она узнает вельможу?
— Не волнуйся, — успокоил жрец. — Всё не так страшно. Сановник и несколько его слуг — вот и весь караван. Они пойдут по сакбе (мощёная дорога). Тебе нужно выбрать удобное место и ждать. Мишень ты узнаешь по богатой одежде. Главное не промахнись. Не подведи меня.
Жрец отдал Асаль коробочку с двумя отравленными дротиками и предупредил не касаться острия руками.
Асаль ушла из дома ночью.
Мощёная дорога бежала через лес, вот только лес вокруг Токтана был прозрачен и чист. Даже заяц едва ли укрылся бы в этом лесу. Можно было дождаться сановника и выстрелить дерзко, не прячась, когда слуги пронесут паланкин рядом. «Они могут меня отогнать, — думала Асаль о слугах, — могут выстрелить первыми или закидают топорами. И потом, даже если всё пройдёт хорошо, и я попаду в цель, я едва ли смогу скрыться». Этот последний вопрос тревожил девушку особенно сильно. Нет, она не боялась смерти, она не могла подвести жреца. «Он не сказал выполнить задание и погибнуть. Значит, я должна вернуться».
Шагах в тридцати от придорожного валуна, там, где сакбе изгибалась и поворачивала, журчал родник. У дороги стояли каменный истукан и стела с письменами. Этот родник привечали особо, хотя он находился далеко от города. «Караван остановится, — Асаль представила себя на месте путников. — Не могут же они пропустить Пукиос и не напиться? Конечно преклонят колени и напьются. И запасы пополнят. А значит... — мысль вертелась в голове. — Скоро вода запросится обратно».
Асаль во все лопатки помчалась по дороге. Она примерно просчитала место, где сановник сойдёт в лес, чтоб облегчиться, прикинула укрытие, где ей лучше затаиться. Из веток и листьев девушка сплела маскировочный щит, между двумя деревьями, как раз на уровне лодыжки натянула верёвку — если будет погоня, она перепрыгнет, а преследователи обязательно запнутся.
Оставалось только ждать.
Сановник появился неожиданно. Полный высокий мужчина в накидке украшенной нефритовыми колечками и разноцветными бусинами. Он мурлыкал под нос какую-то песенку. Ничего не подозревая, он распустил набедренную повязку и...
Краска бросилась в лицо девушке, она впервые так открыто и... нахально видела мужское достоинство. Не успев подумать, она вскинула духовую трубку и выстрелила. Прямо туда.
Капли крови пролились вельможе на руки, он поднял удивлённые глаза, только произнести ничего не смог — яд уже поразил его мозг. Он плавно осел на колени и опустил голову на грудь. Со стороны могло показаться, что уставший человек присел помолиться.
Когда Асаль рассказала жрецу, он долго смеялся. Радостно хохотал и вытирал платком глаза.
— Представляю удивление слуг, когда они увидели! — грохотал Яшун-Балам. — Хозяин решил сделать кровопускание и умер! Что они могли подумать? Боги не приняли даров!
Индейцы майя считали, что в крови находится душа человека. Душа и жизненная энергия. Совершая кровопускание, человек подпитывал своей энергией богов, продлевал их жизнь. Женщины высокого ранга прокалывали себе язык и пропускали через кровоточащую рану верёвку. Сановники высочайших рангов и правители городов прокалывали себе пенис. Они окропляли кровью бумагу, которую затем сжигали, дабы усладить дымом богов. Несколько раз Асаль подглядывала подобные ритуалы, но никогда не видела церемонии вблизи. Только жрецы допускались к этому ритуалу.
— Ты блестяще справилась, Асаль, — сказал жрец. — Ничего не хочешь спросить?
Девушка задумалась: «Я сделал то, что должна была. Отказаться я не могла — это означало бы подвести господина. Изменить что либо... тоже не в моих силах. Так зачем тревожить душу сомнениями?» И всё же она спросила, она чувствовала, что жрец ждёт вопроса:
— Для чего было нужно убивать?
— Токтан в трудном положении. Города Калакмуль и Попо заключили союз, теперь они очень сильны. Они представляют угрозу для нас.
— При чём здесь сановник?
— Мне трудно это объяснить, — яшун-Балам нахмурился. — Мы с тобой попытались смутить взоры наших противников, сбить их мысли с верного пути. Простая и понятная картина мира вдруг покрылась пеленой. Вот чего мы добивались. Если удалось — половина пути пройдена: они ослепли, а для слепого любой путь правильный.
Асаль не поняла слов жреца, и не удивилась этому. Она мысленно повторила эти слова, стараясь запомнить, и произнесла тихонько:
— В мутной воде легче ловить рыбу.
— Верно. Несколько капель крови лишили воду прозрачности. Теперь дна не видно.
Второе задание Асаль выполнила без труда. Нужно было убить оракула города Калакмуль. «Не станем осквернять стены храма кровью, — инструктировал Яшун-Балам. — Во время шествия младший алтарник запнётся и уронит чашу с благовониями. На несколько мгновений внимание всех присутствующих будет отвлечено. Ты выстрелишь в спину оракула. Нужно попасть очень точно, чтобы накидка скрыла дротик. Сможешь?
Асаль кивнула.
— А если алтарник не уронит чашу?
— Уронит, — ответил Яшун-Балам, — доверься мне.
Всё получилось, как хотел жрец. Маленький юркий мальчишка легко проник во двор храма — на него просто не обратили внимания. Когда поднялся шум, он выстрелил. Оракул даже не почувствовал укола маленькой стрелки. Дротик скрылся в складках его широкого пати и вскорости выпал на землю. Его затоптали в пыль. Мальчишка ушел из города никем не замеченный. Оракул умер через два дня от кровотечения. Это вызвало толки, но, в конце концов, посчитали, что демон кровотечения Шикирипат разгневался на покойного.
Настал восьмой тон тринадцатидневной недели, праздник под названием «Белое зеркало». День исповеди, день молитв о детях, о родителях и близких людях. В этот раз Белое зеркало праздновали особенно широко. Правитель Токтана восседал на дворцовой площади, принимал поздравления подданных, улыбался в ответ. Повсюду курились благовония — люди не забывали о богах.
Яшун-Балам наблюдал за городскими простолюдинами, исподволь приглядывал за богатыми вельможами. Ничто не укрылось от взгляда великого жреца, даже скрытая печаль правителя Кинич-Эб-Шока. Правитель щедро улыбался, кивал и торжественно вздымал в небеса посох, но два раза — всего на несколько мгновений, — из-под этой помпезной маски выглядывала растерянность. Растерянность и страх.
— Что тревожит твои мысли, Опаляющая акула (Кинич-Эб-Шок)? — спросил жрец, оказавшись с правителем один на один.
Эб-Шок подошел к стрельчатому проёму в стене, посмотрел на площадь. Кое-где остались группки людей, они танцевали, пили маисовое пиво. Весело шумели.
— Боюсь, это последняя радость в нашем городе.
— Астролог сделал такое предсказание? — осторожно спросил Яшун-Балам.
— Я старый ахав (правитель), и порою мне не нужно предсказание чтобы... — Эб-Шок не закончил фразы. Он неопределённо взмахнул рукой, и жрец прочёл отчаянье в этом жесте. — Недалеко от города убили сановника. У него были большие связи в Калакмуле. Теперь правитель Калакмуля озлоблен.
— Неужели они думают, что убийца из Токтана? — Яшун-Балам притворно изумился, и почувствовал, что чуть перестарался в своём притворстве.
— А что бы ты подумал на их месте?
— Я бы подумал, что нам глупо убивать вельможу рядом с нашим Токтаном. Ведь подозрение падёт именно на нас.
— Допустим, — Эб-Шок чуть приподнял брови. — Продолжай.
— И от противного: врагам Токтана очень удобно бросить на нас тень этим убийством. Нас пытаются опорочить.
Эб-Шок насупился и долго грыз соломинку, потом изрёк:
— Хорошо если правителю Калакмуля хватит мудрости чтобы понять... а если нет? Наши лазутчики сообщают, что армии Калакмуля и Попо объединились и готовы к походу. Вопрос кому они объявят войну? Нам?
Яшун-Балам самодовольно улыбнулся и сложил руки на груди.
— Мы можем подсказать им ответ.
— Как?
— Мы напишем письмо в город Паленке. — Жрец прищурился, прикидывая текст. Его правая река взлетела, выводя в воздухе символы. — И попросим выслать армию Паленке на нашу защиту. — Эб-Шок не понимал задумки, но не перебивал, он знал, что хитрости Яшун-Балама нет предела. — Письмо составим таким образом, словно у нас есть договор с Паленке о защите.
— У нас нет такого договора! — рявкнул правитель. — К тому же такое письмо могут счесть оскорблением!
— Его получат не в Паленке, — жрец покачал головой. — Его перехватят лазутчики Калакмуля.
Коварство жреца постепенно доходило до правителя: «Убедить врага лживым письмом что мы имеем мощного союзника... Если получится мы будем спасены. Если нет, то вместо одного разъярённого противника будем иметь двух».
Отгадав мысли правителя, жрец добавил: — У нас нет выбора, Опаляющая акула. Нужно рискнуть.
— Есть подходящий человек для такого задания? — спросил правитель, жрец кивнул. — Проследи, чтоб всё было в порядке.
Яшун-Балам поклонился: — Гонец должен иметь символ власти.
Правитель снял с шеи нефритовый амулет, передал жрецу: — Ступай!
Яшун балам вышел из зала. Несколько минут правитель провёл в молчании, потом буркнул: — Теперь самое время для гадания. — И крикнул громко, чтобы услышали слуги: — Приведите астролога! Пусть бросит зёрна кукурузы!
Этой ночью Яшун-Балам долго не ложился. Хитроумный план давно созрел в его голове, но... слишком много в нём было «но». «Что если девчонка проскользнёт мимо лазутчиков? — думал жрец. — Что будет, когда её схватят? Воины увидят, что это женщина и... и разорвут её. А письмо?.. Письмо не тронут. Солдаты найдут амулет и поймут, что это важный гонец. Послание доставят во дворец, — жрец зевнул. — Жаль девчонку». И уже засыпая, Яшун-Балам вспомнил своё детство. Вспомнил, как отец наказывал его прутом, заставляя учить письмо и математику, вспомнил мать. «От судьбы не уйдёшь», — последняя мысль проплыла в его засыпающем мозгу.
Асаль получила следующее задание: доставить депешу правителю Паленке.
Яшун-Балам подробно рассказал девушке, какой дорогой идти, где прятаться и как пережидать опасности. «Калакмуль хочет напасть на нас. В лесу полно лазутчиков. Будь осторожна». «А меня пустят во дворец?» — усомнилась Асаль. «Вот амулет. Он проведёт». Асаль осторожно взяла амулет, залюбовалась резьбой и маленькими изумрудами, инкрустированными в кость. «Девушка становится женщиной», — увидел жрец.
В тот же день Яшун-Балам опять ходил во дворец. Он нашел начальника охраны и попросил:
— Завтра ночью из моего дома выйдет человек. Он пойдёт на восток. Нужно его...
— Убить? — не понял начальник.
— Ни в коем случае, — ошалел от такой прямоты жрец. — Только...
— Сломать ноги? — гадал вояка.
— Да нет же! — вскипел Яшун-Балам. — Если бы требовалось сломать ноги, я бы так и сказал! Его нужно... потрепать что ли. Я не знаю... Он не должен идти слишком быстро.
— А! Понятно! — облегчённо сообразил начальник. — Нужно его избить.
«Бестолковая головешка, — подумал жрец зло. — Понятно ему... Что тебе может быть понятно? Предаю самого близкого своего человека».
Асаль вышла из дома с лёгким сердцем: задание казалось ей простым, и очень важным. «Яшун-Балам сказал, что меня пустят во дворец. Быть может, увижу правителя». Девушка улыбнулась.
На окраине города дорога юлила среди деревянных построек. Асаль шла не задумываясь — здесь был знаком каждый поворот, — она проглядела опасность. В воздухе свистнул камень, острая боль обожгла руку. Две чёрные фигуры заслонили проход.
Асаль не испугалась, скорее удивилась. Она прыгнула в тень ближайшего дома и хотела влезть на его крышу — раненая рука не повиновалась. Асаль повисла, уцепившись за балку дома. Ступни обхватили четыре руки и сильно потянули. Девушка вскрикнула от боли и полетела вниз — это спасло её. Нападавшие не ожидали, что жертва рухнет прямо на них, и растерялись. Это дало мгновение на выстрел. Первый бандит взвыл и схватился за лицо — глиняный шарик выбил ему глаз. Второй хотел ударить Асаль ножом, но длинная трубка достала первой. От удара бандит упал навзничь и выронил обсидиановый нож. Асаль перерезала ему горло.
«Что произошло? — первой мыслью было вернуться домой, спрятаться. Чтобы успокоиться, Асаль несколько раз глубоко вздохнула, потом задержала дыхание. Она осмотрела рану — та не показалась серьёзной. — Нет причин возвращаться. И потом, они приняли меня за воровку. Если человек крадётся ночью... едва ли у него добрые намеренья». Девушке пожалела, что обошлась с незнакомцами так жестоко.
К утру рука разболелась сильнее. Рана не кровоточила, но рука опухла и ныла при ходьбе. К тому же она почти не сгибалась в локте. Наставник говорил, что в таких случаях нужно взять перо красного попугая, разжевать его, прибавить два разжеванных боба. Выложить смесь на лист кораллового дерева и привязать к больному месту. Девушка только обернула руку листьями. «Где я возьму бобы?» — подумала она, и с упрёком посмотрела на пролетающего попугая.
Несмотря на больную руку, идти по лесу было приятно. Асаль перепрыгивала через папоротники, обходила поваленные деревья, когда таковые встречались. Светило молодое утреннее солнце — его лучи протискивались между листьями сияющими лентами.
«А что если, — от этой мысли в груди стало тесно и сердце вновь затрепетало. — Они ждали именно меня? В таком случае меня сейчас преследуют».
Чтобы проверить эту мысль, Асаль стрелой помчалась назад. Только не по своим стопам, а широким полукругом. «Если они идут следом, я окажусь у них за спиной».
Добравшись до сгнившего дуба, девушка затаилась. Именно здесь она проходила полчаса назад, и здесь должны пройти преследователи. В утреннем воздухе дрожали звуки: стрекотали кузнечики, бубнили жуки и... ничего подозрительного. «Всё же стоит принять меры предосторожности», — решила Асаль. Наставник учил её доверять интуиции.
От сгнившего дуба Асаль направилась влево, по звериной тропе, временами нарочно чуть загребая ногами и оставляя следы. Тропа вела в реке. «Водопой», — поняла девушка. К самой реке она не пошла, остановилась загодя. На прогалине она накрошила маисовой лепёшки, фляжкой из тыквы оставила след во мху. «Пусть думают, что здесь у меня был привал». Она огляделась. Для верности сломала пару веточек и примяла траву, как будто на ней лежал человек. Теперь полянка, действительно, выглядела местом привала. «Отдохнула и пошла к реке».
Позади девушки хрустнула ветка, Асаль резко обернулась и почувствовала, как могучие пальцы сдавили ей горло. Она беспомощно вцепилась в эти пальцы, пытаясь разжать, и только разъярила воина. Он оскалил обточенные клыки и зарычал. Асаль изогнулась, подтянула ноги и толкнула ими воина в грудь — как пружина распрямилась. Тот пошатнулся, чтоб удержать равновесие выпустил жертву. Асаль отлетела в сторону. Падая, она ударилась о камень. Сознание вспыхнуло на мгновение и погасло. Две смутные фигуры — последнее, что отпечаталось в мозгу.
Однако темнота не оказалась непроглядной. Асаль видела лес, только как-то сбоку и сверху, одновременно виделся дом жреца и храм, в двери которого она подглядывала маленькой девочкой. Несколько знакомых картин проецировались одна на другую, как в калейдоскопе. Мелькнул сановник в молитвенной позе и тростник, что она посадила перед уходом. «Посади тростник в сухую землю, — сказал жрец. — Не в поле, а здесь, во дворе дома». «Зачем?» — удивилась Асаль. «Пока ты жива, тростник будет давать побеги. Когда погибнешь — он засохнет». «Засохнет», — повторила девушка. Потом картины стали меняться быстрее, и быстрее. У Асаль закружилась голова и она, внутри своей черноты, закрыла глаза.
Очнулась она от того, что кто-то смотрел на неё. Пристально смотрел, не отрываясь. Девушка сделала вид, что без чувств и повернула голову. Чуть-чуть. Ей хотелось осмотреться. Это движение не укрылось:
— Ты очнулась, — сказал приятный голос. — Вот и хорошо, а то я начал беспокоиться.
Асаль открыла глаза: перед ней стоял молодой мужчина с длинными шелковистыми волосами и глазами лани. Мужчина протягивал вперёд обе ладони, как бы демонстрируя, что он безоружен.
— Ты не волнуйся, и не шевелись, — мужчина улыбнулся. — Мы на дереве, ты можешь сорваться вниз.
Асаль огляделась и сообразила, что было странного в окружающем пейзаже. Вовсе отсутствовали рыжие и чёрные тона, всё вокруг было зелёным и голубым. Она лежала в своеобразной чаше — несколько толстых веток расходились в стороны, образуя маленькую площадку.
— Это дерево канте, — узнала Асаль.
— Верно, — подтвердил мужчина.
— А ты кто?
— Меня зовут Вок. Я посланец Громового урагана.
— Ты помощник Хуракана??
Понять услышанное было сложно. Невообразимо. К тому же жутко болела голова, и хотелось пить. Вок выдернул из фляжки пробку, протянул девушке.
— Ты меня спас?
Мужчина кивнул. Асаль посмотрела вниз. Под деревом лежало распростёртое тело воина, рядом тянулся след, словно по земле протащили что-то — сухая листва разошлась двумя небольшими кантами. Асаль хотела спросить, что стала со вторым лазутчиком, но не успела — в чаще рыкнул ягуар, ему вторил второй зверь. Через некоторое время к дереву вышли оба хищника, они облизывали пасти.
— Не смотри! — приказал Вок и Асаль отвернулась.
Захрустели кости и от звука разрываемой плоти побежали мурашки. Звери урчали, поглощая добычу. Жуткий пир закончился удивительно быстро.
— Почему ты меня защитил?
— Какулха-Хуракан добрый бог. Добрый и справедливый. Когда воин убивает другого воина в честной схватке — Хуракан улыбается. Когда два лазутчика бьют одинокую девушку — бог гневается и посылает на землю молнии.
— Или своего посланника, — улыбнулась Асаль.
Вок посмотрел ласково и... жалость заполняла его взгляд, как вода заполняет сосуд. Асаль подумала, что плохо выглядит, что волосы её растрепались и вообще: «Как после драки выглядеть привлекательно?» — щеки девушки зарумянились. Она впервые встретила мужчину, который заставил её сердце трепетать. Вок взял руку Асаль в свои ладони.
— Мне нужно идти! — в памяти вспыхнул образ жреца. Асаль испуганно протянула руку к сумке — послание было на месте. — Письмо... в Паленке. — Девушка сомневалась можно ли раскрывать тайну. «Он посланец Хуракана. Наверное, ничего страшного, если он узнает, куда я иду».
— Тебе следует залечить рану.
Асаль тронула подбитую руку — та почти не болела. Девушка размотала листья. Опухоль уменьшилась и не выглядела такой страшной, как раньше.
— В лесу ещё один, — Вок махнул рукой куда-то в сторону, туда, где бежала река.
Асаль пригляделась. Первые несколько минут она ничего не видела, ничего кроме обычной картины леса, потом что-то мелькнуло. Фигурка непонятного зверя между стволами вдалеке. Он шел медленно, прячась и припадая к земле. Асаль сползла вглубь чаши. Снизу её не было видно — в этом она не сомневалась. «Почему этот зверь так странно крадётся? — подумала девушка. — Неужели знает?»
Когда зверь приблизился, Асаль поняла, что это охотник. На его плечи была наброшена шкура леопарда, голова зверя венчала голову охотника — поэтому Асаль приняла его за зверя. В руках охотник держал... «Лук, — с отвращением подумала девушка. — Он из диких племён. Только охотники диких племён используют это мерзкое оружие».
— Да, — прошептал Вок. — Это охотник дикого племени. Его наняли, чтобы выследить тебя.
— Убить? — спросила Асаль.
Вок неопределённо пожал плечами, он показал на девушку, а потом тронул себя за голову, призывая её повторить движение. Асаль подняла ладонь, тронула пальцами место, на которое указывал мужчина, и поняла причину его жалости. Слёзы наполнили девичьи глаза, она зажала двумя руками рот, чтоб не закричать. Дыхание прервалось от захлестнувшего ужаса.
— Так... я... уже...
Охотник подошел к стволу дерева. До нижней ветки было очень высоко — четыре или пять человеческих ростов. Он тронул рукой гладкий ствол — влезть невозможно. Охотник не расстроился и не удивился — ни какой эмоции не отразилось на лице. Он вытащил из-за пояса обсидиановый топор и сделал зарубку. Охотник рассуждал здраво: если на дерево нельзя влезь, то и спуститься невозможно. Тем паче это не под силу раненой девушке. «Она заперта в ловушке, — успокоился охотник. — Остается привести лесорубов и срубить помеченное дерево».
— Я уже умерла? — спросила Асаль.
— Я не очень разбираюсь в медицине. Ты сильно ударилась... но, быть может...
Вок не закончил фразы. Ветки и листья разом пришли в движение, образуя водоворот. Асаль оказалась в центре этой воронки, и её затягивало глубже.
— Помоги! — она протянула руку. — Помоги мне!
Вок вложил в протянутую руку золотой медальон и закрыл ладонь.
— Не бойся! Я... мы... — Ему хотелось сказать что-то ещё, только слова не находились.
Охотник слышал, как задрожали листья, почувствовал движение ветра в ветвях. А ещё он понял, что девчонка исчезла — ловушка опустела. Неспешно охотник развёл костёр, раскурил трубку. Через некоторое время демоны леса стали нашептывать ему проклятия. Трудно было разобраться в этом гомоне, и только один голос слышался отчётливо: «Шибальба!» — твердил этот голос.
«Да, — согласился охотник. — Девчонку затянуло в подземный мир, и если ей суждено вернуться, то я должен быть начеку».
Охотник знал, где находится выход из подземного мира.
*
Водоворот промелькнул в одно мгновение, колыхнулся и, тревожно вздохнув, выпустил девушку.
Вокруг, сколько хватало глаз, лежала серая пелена. «Вот, — подумала девушка, — подземный мир Шибальба». Она замерла, решая радоваться ли ей окончанию мучений или огорчаться проваленному заданию. В голове звенела блаженная пустота — мысли вытекли.
Вихрь ещё тревожил воздух пещеры, но уже ослабел. Вдруг водоворот дёрнулся, запнувшись в последнем движении, и выплюнул тело. Оно мешковато рухнуло на землю.
— Вок? — наклонилась Асаль. — Зачем ты здесь?
Посланец Хуракана слабо улыбнулся и почесал ушибленный бок. Ему было стыдно, что он так неловко плюхнулся.
— Я подумал, — он развёл руками. — Как ты тут... одна?
— Это же преисподняя! — всплеснула руками девушка. — Шибальба!
— Бывают места и похуже, — хмуро ответил Вок. Потом прибавил: — Пойдём?
Где-то за туманом шумела река. Взявшись за руки, и она направились в эту сторону.
— Ты плавать умеешь? — спросила Асаль. — Я нет.
— Это и не потребуется.
Путника попавшего в царство мёртвых встречали ловушки. Препятствия. «А зачем препятствия в Шибальбе? — спрашивала Асаль, когда была маленькая. — Там же и так все мёртвые?» Жрец сурово хмурился, но глаза его выдавали, девочка видела. «Смерть ещё не конец пути, — отвечал Яшун-Балам. — И покойники все разные. Как отличить? Как разобраться кто умен, а кто ловок? Кто искусный мастер, а кто просто пьяница?» «А если, — Асаль сжимала кулачки и жмурилась, — самый-самый глупый-преглупый и к тому же слабый-преслабый человек попадёт в Шибальбу? что будет? Его отправят назад? учиться?» В этом месте жрец не мог сдержать улыбки, он подхватывал дочку на руки и подбрасывал вверх: «Не торопись узнать, Асаль! Это знание нас не минует!»
— Это знание нас не минует, — вполголоса повторила Асаль.
Они перебрались через бурный поток, миновали широкую реку. Берега этой реки заросли колючками, а вместо воды русло наполняли скорпионы. Оставили позади реку полную крови и вторую — полную гноя. Вок знал, что ни крови, ни гноя нельзя трогать руками, нельзя касаться этих рек ногами и нельзя пить из них. Асаль перенесла их обоих, выдувая струю воздуха из духовой трубки.
После этого путники вышли к перекрёстку четырёх дорог. Одна из дорог была чёрная, вторая красная, белая и желтая. Дороги умели говорить — своими лживыми речами они должны были смутить путников.
— Не тратьте понапрасну красноречия! — Вок поднял ладонь, чтобы дороги замолчали. — Я знаю по какой из вас нам нужно идти.
Дороги разгневались и чтобы успокоить их, Асаль поклонилась и сказала слова благодарности. Затем она пошла вслед за Воком по чёрной дороге.
Наконец путники предстали перед владыками Шибальбы. Хун-Каме и Вукуб-Каме восседали на каменных тронах и лица их были надменны. Они привыкли встречать души таким выражением на лице.
Асаль почтительно склонилась и поприветствовала владык:
— Привет тебе, Хун-Каме! Привет тебе, Вакуб-Каме!
Так же поступил и Вок.
Владыки преисподней переглянулись. Им очень понравилась красивая и учтивая девушка, но они опасались посланника Хуракана. Они не могли понять, зачем он здесь.
— Как поживает Какулха-Хуракан? — спросили они осторожно. — Для чего он прислал тебя?
— Я пришел вместе с Асаль.
И опять владыки посмотрели друг на друга. Не было ещё случая, чтобы помощник бога опускался в Шибальбу вслед за смертной.
Поразмыслив, Хун-Каме призвал демона Ах-Алькана и попросил его: — Излечи нашу гостью!
Ах-Алькан заставлял людей пухнуть, вызывал на ногах и руках несчастных гнойные раны. Демон подошел к Асаль и вылечил её руку.
После этого Вакуб-Каме сказал: — Демон Шикирипат! Явись и излечи Асаль!
Шикирипат, что причинял людям кровотечения и переломы тут же явился и вылечил голову Асаль. Он дунул на рану и та моментально затянулась. После этого демон смазал руки слюной и стёр шрамы с головы девушки. Даже старых царапин не осталось.
Асаль предстала перед владыками во всей своей красе.
— Она очень красива! — прошептал Хун-Каме. — И стройна, и гибка, и изящна!
— Давай оставим её у нас! — ответил Вакуб-Каме.
Владыки преисподней стали уговаривать Асаль остаться. Они сулили ей богатства и наряды, обещали вольную жизнь на роскошных полях. Они не лгали: луга подземного мира пестрели цветами мучита и каринимака. Трава на лугах стлалась мягка и шелковиста.
— У вас будет дом и слуги! — не унимались владыки. — Посмотри, этот юноша влюблён в тебя! Он оставил верхний мир и пришел за тобой! Разве ты не любишь его?
Асаль посмотрела на Вока и сердце её стало маленьким-маленьким. И тут же оно распахнулось, как птица. Асаль хотела бежать, и лететь, и смеяться, и смотреть на Вока.
— Ты зачнёшь и родишь мальчика, — сказал Вакуб-Каме. — Он будет похож на него.
— А Яшун-Балам? — спросила Асаль. Она вспомнила отца и задание. — Я должна идти. Я должна доставить послание.
— Зачем? — удивился Хун-Каме. — К чему эти хлопоты, если ты всё одно уже здесь! Ты придёшь к нам в любом случае!
— Потом, — сказала Асаль. — Но не сейчас. Я не могу подвести жреца! Это мой долг!
Владыки весело расхохотались. Они смеялись и держались за животы.
— Тебя обманули! Не бывает долга перед лжецом!
Хун-Каме взял каменную жабу, руками растянул её рот, так что получилась воронка размером с блюдце. В эту воронку он налил воды.
— Смотри! — жестом владыка поманил девушку.
Асаль увидела замок правителя Токтана, правителя и жреца. Яшун-Балам говорил и будто писал рукой в воздухе. Жаба икнула, и видение замутилось, но через мгновение вновь стало чётким. Очарованная Асаль смотрела и даже не удивилась, что слышит слова Яшун-Балама, как будто он шептал ей в ухо: «Его получат не в Паленке, его перехватят лазутчики Калакмуля».
— Теперь ты поняла, что нет смысла в этом задании?
Асаль притихла. Она стояла, опустив голову, а когда подняла взгляд — её глаза были полны слёз:
— Есть, — прошептала она. — Я... обещала.
— В таком случае, кто-то другой должен остаться в царстве мертвых. Мы тебя вылечили, но кто-то должен остаться у нас. — Владыки надеялись, что Асаль не сможет пожертвовать любимым.
Вок взял девушку за руки, отвёл в сторону. Он обнял Асаль и прошептал: — Иди, если должна. Я подожду!
Она хотела что-то ответить, вдохнула воздух — он положил палец на уста: — Не надо слов. Я буду ждать тебя здесь, и когда ты вернёшься, у нас будет домик и много ребятишек. И... — Вок сам готов был разрыдаться, — и нам некуда будет спешить. Мы будем счастливы.
«Сча-стли-вы-ы-ы-ы!» — слово растянулось, как каучуковая лента. Асаль закружило вихрем и подняло в воздух. Ещё миг она различала лица владык, и стены зала... потом всё свернулось, остался только образ любимого.
*
«Куда теперь? — Асаль шла, толкая листья ногами и слушая их шепот. — В Паленке? как сказал Яшун-Балам? Или в Калакмуль, как он задумывал?»
Никогда ещё на душе девушки не было так мерзко. Ей казалось, что она выкупалась в липкой грязи и теперь, чтобы отмыться ей нужно будет содрать с себя кожу. «Или сдаться лазутчикам?» — Слёзы душили, тёплыми ручейками они сбегали по щекам, капали на землю. От одиночества хотелось выть.
«Стоит его куда-то нести? — идея острая и ясная, как обсидиановое стекло, поразила и напугала. — Сжечь послание... а самой уйти в горы».
От крамольных мыслей повеяло холодом и могильной сыростью — жуткой стороной Шибальбы. Девушка испугалась.
«Как он мог? — она думала о жреце. Хотелось осуждать его, упрекать. Хотелось унизить Яшун-Балама, ударить его по лицу. Но, путая злые мысли, нежданно возникали добрые воспоминания: жрец вырезал фигурку оленя, плёл венок для Асаль. И образ Вока незаметно сплетался с образом приёмного отца. — Зачем он так поступил? Ведь он мог...» — мысль оборвалась.
Сама того не замечая, Асаль ступила ногой в ловушку: петля затянулась вокруг лодыжки, свистнуло, распрямляясь дерево, и девушка взлетела вверх. Всё произошло моментально, она даже не испугалась.
Минуту было тихо, так тихо, что различался звук потревоженных ветвей. Потом появился охотник. Он осторожно подошел, нахмурился:
— Я есть... мой нужно... — он плохо знал язык и сильно путался. — Послание.
Асаль молчала. Не из храбрости или гордости — просто силы её оставили. Охотник хмыкнул и отошел. За деревом он спрятал копьё. Охотник достал оружие и чиркнул Асаль через всю спину — чтобы перерезать лямку котомки. Полилась кровь, котомка упала на землю. Рядом стукнулась духовая трубка.
«Вот и всё, — поняла Асаль. Больно жгло рану и в голове мутилось. — Конец».
Сбоку у края полянки что-то затрепетало, шевельнулась трава. Словно кто-то дунул или чуть приподнялся из-под земли. Асаль заметила это движение, она смотрела в эту сторону. Охотник отвлёкся, он развязывал котомку.
Девушке показалось, что широкий край земли поднялся и стал заворачиваться. При этом, — Асаль глядела во все глаза, — трава оставалась на месте. Только дрожало и туманилось «Да ведь это... — однажды девушка видела, как жрец устраивал фокус. — Зеркало!»
Отражение переменило своё направление и теперь надвигалось прямиком на охотника. В рябой, мутноватой поверхности мелькала трава, листья, упавшая духовая трубка. Асаль увидела колеблющееся отражение охотника и вскрикнула. Охотник моментально отбросил котомку и выставил копьё. Зеркало почернело, все изображения исчезли, и тут же, как утопленник поднимается из глубины, возникло лицо бога. «Чаак, бог дождя», — узнала Асаль. Зеркало состояло из воды.
Охотник сделал выпад, хотел ударить лицо копьём. Наконечник провалился в зеркало, но не пробил его, не показался с обратной стороны. Остриё будто исчезло. Зеркало заволновалось, пошло рябью. Лик Чаака распался на куски, стал быстро меняться: глаза полезли из орбит, гнилая кожа натянулась, обнажая череп и зубы, пасть зверя — на рот это уже не походило, — распахнулась и рявкнула. Звука не возникло — в лицо охотника полетели брызги слюны вперемешку с кровавой пеной. Охотник ударил ещё раз, и ещё. Он неистово молотил водную поверхность, стараясь поразить её сущность. Зеркало покачнулось и упало. Оно накрыло собой охотника, поглотило его и разбилось на тысячу прозрачных бусинок.
И опять стало тихо.
Асаль спустилась на землю. Что-то важное не давало ей покоя. «Я о чём-то думала, — она старалась вспомнить. — Я думала, почему Яшун-Балам не попросил меня отдать послание солдатам Калакмуля? Я могла бы это сделать, и он это знал. Никто бы не заподозрил обмана. Но жрец так не поступил. Почему?»
Глубоко в душе Асаль не верила, что её отец способен на подлость. Она надеялась, что это не так и есть логичное оправданье: «Яшун-Балам приказал отнести послание в Паленке. Я так и сделаю!»
Стоит ли богам осуждать девичью наивность? Едва ли. Им лучше воздать почести её преданности.
*
Во дворец правителя Паленке Асаль проникла без труда. Даже слово «проникла» здесь едва ли подходит. Она имела золотой медальон Хуракана и амулет правителя Токтана — любые двери открывались перед ней, а слуги почтительно склонялись. И не только слуги.
Асаль протянула правителю послание и отступила. Кинич-Ханааб-Пакаль совсем не понравился девушке. Высокий, худой и сутулый он суетливо перебирал руками, и глаза его беспокойно бегали. «Другое дело Вок!» — Асаль представила своего жениха восседающим на троне, в яркой накидке и украшениях из перьев. Как это было бы красиво!
— Здесь предписано нашему войску выступить на защиту Токтана, — Ханааб-Пакаль нахмурился. Лицо не стало грозным, скорее злым. — Почему я должен подчиниться?
Асаль молчала. Она гордо держала голову и смотрела прямо. Наконец, произнесла:
— Так должно быть.
Кровь прилила к лицу Пакаля, он с силой сдавил жезл. Однако вместе с гневом он почувствовал, что эта дерзкая девица ему нравится. Очень нравится.
— Я подумаю, — бросил он небрежно.
Вечером, разговаривая с матерью, Пакаль объявил, что собирается жениться.
— На ком? — удивилась мать внезапному решению, и, сообразив, что речь идёт об Асаль, прибавила: — Она же безродная.
— Её удочерит правитель Хуштекуха. Нам давно следует породниться с этим городом, а своих дочерей у правителя нет. Так будет лучше для всех.
Решение казалось мудрым, и мать поддержала его.
Когда Асаль собралась уходить, ей объявили, что она невеста правителя и не может покидать императорского дворца. И что у неё теперь новое имя Иш-Цакбу-Ахав.
На языке индейцев майя Иш-Цакбу-Ахав означает Правительница Приносящая Порядок.
*
Муж Асаль, правитель Пакаль отправил армию защитить Токтан, и город был спасён. Испугавшись могучего союза, войска Калакмуля и Попо отступили.
Яшун-Балам каждый день поливал тростник в своём дворе. В праздник урожая 672 года от рождества Христова, тростник высох, и жрец понял, что Асаль умерла. Яшун-Балам пережил её на один год.
В 1994 году историки обнаружили могилу Иш-Цакбу-Ахав. По смерти тело женщины забальзамировали киноварью, поэтому останки королевы окрасились в красный цвет.
Алексей Бородкин © 2015
Обсудить на форуме |
|
