|
КМТ
 Учебники:
Издатели:
Ссылки:
|
Страсти вселенские Яков Цымбер © 2014 Диктатурия ( Уважаемый читатель! Автор не претендует, что его рассказ — истина в последней инстанции. Просто он посчитал, что и такое фантастическое развитие событий тоже имеет место. Посему не судите строго ).
Бесчисленны, как морские пески, человеческие страсти, и все не похожи одна на другую, и все они, низкие и прекрасные, вначале покорны человеку и потом уже становятся страшными властелинами его.
Н.В.Гоголь
Лагутин Борис Акимович сидел в кресле перед телевизором в квартире на Цветном Бульваре и, наслаждаясь тишиной, курил трубку. Хороший кубинский табак будоражил мозг — память возвращала его в прошлое. Дорога длиною в жизнь была неровной, с ухабами, поворотами и хитрыми развязками. Но он ни о чем не жалел, так как это была его дорога. Основную часть пути Лагутин прошел твердым шагом, другую — прополз на брюхе, а на некоторых отрезках продирался сквозь завалы, разгребая их своими руками. В шестьдесят два года Борис Акимович занимал должность заместителя ректора МГУ и безумно любил свою профессию преподавателя. Хорошая зарплата, большая квартира, жена, дети, внуки — жизнь удалась.
Помимо работы Лагутин был страстным путешественником. Особенно притягательными для него были места с суровым арктическим климатом. Снежные исполины, упряжки с собаками — это была стихия доктора наук. Но всему приходит конец. Время активной жизненной деятельности прожито, и в настоящий момент только трубка с табаком да рюмка шотландского скотча помогают окунуться в приятные воспоминания.
Что есть жизненный путь: суета отношений, краткие моменты счастья, достижение поставленной цели? Скорее всего, всё, вместе взятое. Вопрос в другом: что там, за тем поворотом, где стоит знак «стоп»? Где дорога заканчивается и начинается... Что начинается? Забвение? Или всё же есть место, где душа находит своё объективное продолжение, реализуя накопленный в мире страстей опыт? Вопрос на миллион.
Лагутин удобнее разместился в кресле, сладко затянулся, выпустил круглое табачное облако и...
*****
— Товаищ, очнитесь. Вы постудитесь. Земля ещё сыая.
Борис Акимович открыл глаза. Перед ним стоял «интеллигентного вида» человек в кепке и протягивал руку. Рыжая бородка, как нельзя, кстати, гармонировала с его коричневой жилеткой.
— Вставайте же. Дождь недавно поошел.
Лагутин осмотрелся и обнаружил, что лежит на красивой лужайке, посреди деревьев. Метрах в десяти от него течет река, а за спиной стоит деревянная изба с резными ставнями.
«Прямо как в сказке», — пронеслось в голове. Избегая прикосновения к руке незнакомца, он встал.
— Здаствуйте, — картаво продолжил человек в кепке. — Как вы себя чувствуете?
— Где я? — Борис Акимович с удивлением посмотрел на собеседника.
— А вам не сказали? Обычно сообщают сазу. Хотя вы без сознания были. Что помните, товаищ?
— Как что? — наморщил лоб Лагутин.
— Ну, последнее воспоминание? — большие пальцы рук собеседника зацепили жилетку в районе подмышек, а остальные барабанили по пуговицам на груди.
— Сидел дома, курил трубку и... всё.
— Понятно, — раздался тихий голос, и слух резанул кавказский акцент. — Я тоже много курил, поэтому оказался здесь раньше врэмени. Зато встретил старого «боевого товарища», соратника по рэволюции, и вождя мирового пролетариата. Друг мой, я всё правильно говорю?
— В самую точку, товаищ. Общая идея еволюции есть уже начало еволюции, — ответил обладателю акцента человек в кепке.
Борис Акимович повернулся. По поляне размеренным шагом, прищурив глаза, шел «отец народов» и курил трубку. Форменный китель был идеально выглажен и застегнут под самый подбородок. На погонах красовались золотые звезды генералиссимуса.
— Здравствуйтэ, — произнес высокопоставленный военный, поравнявшись с Борисом, и протянул руку.
— Здравствуйте, — Лагутин автоматически пожал крепкую ладонь.
— Ви меня знаете? — и указательный палец левой руки говорившего поскреб гладко выбритый подбородок.
— Вас весь мир знает, — пролепетал Борис Акимович, чувствуя, что потеет.
Улыбка пробежала по лицу обладателя «золотых погон»:
— Это хо-ро-шо, — протяжно проговорил он. — Когда я умер, на могилу нанесли много мусора, но ветер времени смёл его. Увэрен, теперь все понимают, какую роль в истории сыграл я! А теперь скажите, кто ви? — и, подобрав под себя ноги, «отец народов» уселся на траву. — Садитесь, это нэ больно.
— Спасибо. Я постою, — проговорил Лагутин, нервно дергая ногой от непонимания происходящего.
— Павильно. Говоить нужно стоя, чтобы абочие массы видели ваш целеустемленный взгляд и слушали, затаив дыхание...
— Да помолчите, товарищ. Успеете пропагандой заняться. Дайте чэловеку слово сказать. Говори, батоно, ты какой страной управлял? — и генералиссимус вопросительно посмотрел на новенького, трубкой, как пистолетом, целясь ему в лоб.
— Страной? Никакой. Я простой ученый, преподаватель, — выдавливая из себя слова и смотря на именитого собеседника, как кролик на удава, проговорил Лагутин.
— Патийный? — вставил реплику человек в кепке.
— Нет. В партиях не состою, но являюсь доктором наук. Люблю путешествовать.
— Странно. Что-то нэ сходится, — проговорил курильщик и выпустил в воздух кольцо табачного дыма. — Здэсь, на этой территории, обитают только диктаторы. Ви, судя по всему, нэ из них.
Доктор наук округлил от удивления глаза:
— Да какой я диктатор?
— Вижу, что никакой, — с явным неудовольствием произнес генералиссимус. — Тогда вопрос: что ви тут делаете?
Ученый посмотрел по сторонам:
— Не знаю. Может, вы скажете.
— А что тут сказать? — послышался за спиной голос, принадлежащий кому-то третьему. — Вы, месье, умерли, pardоn. И попали на планету номер шесть.
Борис обернулся и увидел... Наполеона!
Бонапарт стоял в дверном проеме и с улыбкой смотрел на новенького. Военное галифе, белая рубаха и до блеска начищенные ботфорты — прямо с картины в Третьяковке.
— Между собой мы называем её «Диктатурия». Сюда после смерти попадают души тех, кто учинял террор и обильно орошал кровью мир человеческий. Здесь собрана «элита» людей, кому и целого мира мало. Теперь пожинаем плоды кипучей деятельности: обуздывая свою страсть к власти в бескрайних просторах Вселенной.
— Господи, а я тут причем? — Борис Акимович слушал и озирался по сторонам, всё ещё не веря в происходящее. — Какая страсть? Какая Вселенная?
— Не говоите о Боге. Вы что, веующий? Бога нет! — человек в кепке, как ужаленный, подскочил к ученому. — Елигия — это опиум для наода.
— Мon cher, отойдите от ученого, — мягко сказал Бонапарт. — Не слушайте вы его, — обратился он уже к Лагутину. — Вождь считает, что не умер, а спит и, проснувшись, опять пойдет делать революцию.
— И пойду. Меня товаищи ждут. Без моего писутствия миовой поетаиат не победит загнивающий капитализм.
— Да полноте, — Наполеон усмехнулся и двинулся к компании. — Вы сто лет тут обитаете. Какой к чертям сон. А пролетариат и без вашего участия найдет дорогу к светлому завтра. Истинный героизм как раз и состоит в том, чтобы быть выше злосчастий жизни — это я сказал!
Борис Акимович, скрестив руки на груди, слушал диалог и задавал себе вопрос: «Что я тут делаю?»
Его мысленный поток прервал громкий крик, а также хохот, раздавшийся за рекой. Ученый посмотрел на диктаторов: те в один голос рассмеялись.
Ой, не могу, — прослезился человек в кепке, — опять Гитле товаищам Калигуле и Тутанхамону в каты фофан поигал.
— Да, у товарища Калигулы фофан знатный, — проговорил «отец народов» и непроизвольно потер лоб рукой.
— Какой Гитлер? — обернулся в сторону генералиссимуса Борис.
— Обыкновенный. Ефрейтор Шикльгрубэр. Отирался тут поначалу. Скулил, как пёс, что все ми из Европы, примите к себе, я исправился. Но ми, в чудеса нэ верим и его нэ приняли, он к язычникам ушел. Туда ему и дорога.
— Ясно... Скажите, а вы тут втроем живете? — ученый окинул поляну взглядом.
— Вчетвеом. Товаищ Пиночет тоже ешил в патию вступить. Сейчас на охоте. А вы будете вступать? — человек в кепке исподлобья посмотрел на доктора наук.
— Не знаю, — пожал тот плечами. — А это обязательно?
— Да оставьте его в покое, — отстранил вождя мирового пролетариата Бонапарт. — Пусть сначала оглядится. Потом сам решит.
— Сам? Не надо, — вскипел отстраненный. — Македонский тоже сам ешал. Огляделся и соблазнил последнюю свободную женщину, как её там, Фике, Катеньку. И увел, между почим, в лес, на постоянное место жительства.
— Cherchez la femme: ищите женщину. Александр молод и красив. Государыня Катрин тоже ничего. А вы что, ревнуете? — с упреком посмотрел на обозленного собеседника Наполеон.
— Нет. Но Катя была членом патии, — с обидой проговорил тот и отошел в сторону.
Бонапарт улыбнулся, подошёл к ученому и внимательно посмотрел на него:
— Ума не приложу, что вы тут делаете, месье? — цепкий взгляд корсиканца оценивающе прошелся по лицу Лагутина. — Вам на другую планету нужно.
— Это как? — не понял Борис Акимович. — На какую другую?
— Я слабо разбираюсь в этом, мon cher. Но те лекции, которые читают мистические сущности, посещая нас, гласят о душе, которая сама определяет дальнейший путь. Вы спросите, что такое душа? Я не уверен, что отвечу правильно, но всё же попробую. Приготовьтесь. Сказать намного проще, чем понять. Наличие души нужно осознать и принять, никакие знания тут не помогут. Душа нематериальна. В неё просто нужно верить. А вера, к сожалению, ассоциируется со слабоумием. Вера, мon cher, не в почёте. То, о чём мы с вами говорим, это неощутимая реальность, и с этим нужно считаться. И не нужно бояться смерти, это всего лишь переход из одного состояния в другое.
Наполеон прикрыл глаза и, сглотнув набежавшую слюну, продолжил:
— В нашем случае всё сложнее. Подобное тянется к подобному. Вся жизнь присутствующих тут — это террор, кровь и слезы. Здесь нас собрали, чтобы исправить, а потом решить, где расселить для грядущей жизни. Но вы? У вас, как это правильнее сказать, душа другая, вы не подвержены нашим страстям: чисты перед Вселенским Разумом. По глазам вижу: вы добрый человек.
— Неужели такое возможно? — проговорил Лагутин и дал возможность Бонапарту похлопать его по плечу.
— Конечно, месье, тут и не такое происходит...
Закончить Наполеон не успел. Рядом с ним материализовался человек в белом костюме. Его голубые глаза, бегло обежав присутствующих, остановили свой взгляд на докторе наук.
— Слава Богу! Нашел! — человек в пиджаке направился к ученому и учтиво взял его за локоть. — Простите, Борис Акимович, произошла серьезная ошибка. Дежурный смотритель по недосмотру распределил вас на планету номер шесть. Причина в том, что у вас на жизненном пути ментально прорисовывается слово «Террор». Но смотритель не разобрался, что применительно к вам «Террор» — это вулкан в Антарктиде, который вы в одиночку покорили в две тысячи шестнадцатом году, и все ваши мысли в последнее десятилетие были только об этом. Извините ещё раз. Вам на планету номер три. К ученым.
Лагутин обернулся и посмотрел на новых знакомых.
— Прощайте, — с поклоном сказал Наполеон. — Завидую вам, ученым, как вы, должно быть, счастливы, что прославились, не запятнав кровью своего бессмертия. Идите, месье. Бог вам в помощь. Я уверен: худшее место, чем это, ещё поискать нужно. Аdieu!
— Подождите, — человек в кепке подскочил к доктору наук и сунул ему в карман маленькую книжечку. — Это патийный билет. Запомните: с этого момента вы член патии и педставляете наши интеесы на дугих планетах.
— Да-да, попробуйте донести это до сознания масс. Попытка — это не пытка, — пыхтя трубкой, безучастно отозвался «отец народов».
Последнее, что услышал Борис Акимович, был громкий крик: «О, майн Гот!» — и мужской смех.
Ученый улыбнулся: » Кажется, Адольф опять проиграл фофан».
*****
Сидя на земле и смотря на небо, человек в кепке мечтательно произнес:
— Товаищ Наполеон, скажите, а действительно есть такой вулкан — Теоо?
— Террор? Не знаю. Может, и есть. Нужно было в Антарктиду проситься, когда ссылку присудили. Там бы меня точно не отравили. Но — на войне, как на войне...
— Хоошее название, — не слушая императора, бубнил себе под нос вождь мирового пролетариата. — Как поснусь, сазу скажу накому внутенних дел, пусть вышлет экспедицию и водузит там наш флаг. Товаищ Наполеон, а укусите-ка меня за ухо. Может, очнусь быстее.
— Не очнетесь, месье. Мы своё уже откусали...
Яков Цымбер © 2014
Обсудить на форуме |
|
