|
КМТ
 Учебники:
Издатели:
Ссылки:
|
Путешествие во времени Леди Джи © 2010 На облаке — Дедушка, ты волшебник?
Две русые косички, стесанные коленки, синие глаза, в которых плещется любопытство...
— Волшебник? С чего ты взяла?
— Волшебники они все такие... Грустные, с бородой, в шляпе и смотрят так... по-волшебному.
— Людмила, не приставай к людям, — рядом с девочкой возникла высокая женщина в строгом костюме, придирчиво осмотрела незнакомца. Навскидку оценила внешность, осанку, голос. Холодно улыбнулась.
— Добрый вечер. Я, кажется, ваш сосед, Сергей Игнатьевич. Недавно переехал, — он привстал со скамеечки и церемонно приподнял шляпу.
— Антонина, Антонина Марковна Золотько, — она протянула ему руку, для пожатия, никаких поцелуев. — А это моя дочь Людмила. Если будет надоедать, скажите.
— Не буду, — просопела обладательница косичек и засеменила за матерью.
Так началось их знакомство. Сергей Игнатьевич почему-то звал девочку не Людой, как все, а Милой или Миланкой. Соседка Катя делала большие глаза и рассказывала, что новый сосед — сумасшедший.
— Свихнулся, совсем свихнулся, когда у него жена пропала, — шептала она на ухо подруге. — Я сама слышала. От родителей. Он потому и странный такой.
— Ну какой же он странный? — смеялась Людочка. — Он волшебный! И на кота похожий. Любит на солнышке сидеть и на голубей смотреть, кормит их.
— А жена его не умерла, а упырицей сделалась... — продолжала Катя зловещим голосом. — И знаешь что? Он тебя неспроста Милой зовет! Он тебя ей отдать хочет! Приманивает. На имя.
— Сама ты упыриха толстая, — Людочка оттолкнула вредную подругу, помчалась домой. Только на пороге вспомнила, что мама ушла в магазин, велев погулять во дворе до ее прихода. Девочка присела на ступеньках, обхватила колени руками и расплакалась. Плакала долго — от обиды, от страха, от одиночества.
По лестнице кто-то шел. Тихо, неспешно... Подкрадывался, чтобы схватить, съесть.
— Не ешь меня! Не надо! — закричала девочка и неожиданно оказалась в руках мамы.
Ну и досталось ей тогда: доктор технических наук не признавала никаких суеверий.
— Твоя Катерина — глупая маленькая девочка, — строго говорила она притихшей дочери. — Наш сосед — интеллигентный человек. Между прочим, профессор на пенсии, физик-теоретик. А вы ерундой забиваете голову! Сплетни рассказываете. Чтоб больше я такого не слышала! И плакать из-за чепухи не смей!
Больше недели Людочка боялась встретиться со страшным физиком-тарелетиком Сергеем Игнатьевичем. Едва завидев его, убегала и пряталась, а по вечерам дрожала от ужаса, ожидая прихода упырихи, которая представлялась то бабой ягой на летающей тарелке, то осьминогом, то Данилой из соседнего двора, сломавшим любимую куклу.
А однажды девочке надоело бояться.
Она подошла к сидящему на скамейке соседу и сказала.
— Меня есть не надо, я костлявая! Так и скажите вашей жене!
Сергей Игнатьевич вздрогнул и пристально посмотрел на девочку, будто первый раз видел.
— Жене? — он снял шляпу и аккуратно положил ее рядом с собой на скамейке.
— Жене, которая упыриха, которую как меня... — Люда сбилась и запнулась.
— Миланка, Миланка, — старичок погладил ее по голове и протянул конфету, невесть откуда взявшуюся в кармане его пиджака. — Не бойся. Никто тебя не съест.
Он встал и пошел по дорожке, сутулясь и прихрамывая.
— Обещаете? — девочка кинулась за ним, подхватив забытую шляпу, догнала, заглянула в глаза. Желтые, усталые глаза старого кота.
— Обещаю, Милочка. Обещаю, — Сергей Игнатьевич остановился и, кажется, слегка улыбнулся.
— А вы тарелетик, потому что тарелками занимаетесь? — маленькая ладошка решительно нашла большую руку и потянула вперед.
Так вот, теперь сиди и слушай:
он не желал ей зла,
он не хотел запасть ей в душу,
и тем лишить ее сна —
он приносил по выходным ей сладости,
читал в ее ладонях линии,
и он не знал на свете большей радости,
чем называть ее по имени...*
Время бежало вперед. Неумолимое, строгое время. За пышным летом пришла златокудрая осень, а там и зима в пуховом оренбургском платке, влетела песней жаворонка весна, и снова наступило лето. Неслись вперед дни, недели, месяцы. Выше становилась девочка Людочка, новые морщинки появлялись у ее взрослого друга, дедушки Сережи. Мама Антонина была только рада общению дочки с соседом. Наконец, у нее появилась возможность опять серьезно заняться научной работой. А Людмила? Дочка под надежным присмотром старого профессора. Антонина Марковна пыталась предложить соседу деньги, но он отказывался. Говорил, что своих детей нет, а с Милочкой ему не так одиноко.
— Милочка — имя как у кошки! Людмила — совсем другое дело, — возмущалась про себя Антонина, но не спорила. В конце концов, не такая уж и большая плата за то, что дочку отводят в школу, забирают, учат уроки. Да так, что учителя не нахвалятся. А еще и на пение водят, и на балет.
— Впрочем, гены тоже не последнюю роль играют. Моя кровь.
— Миланка, ну что математика? — Сергей Игнатьевчи улыбался девочке.
— Математика, — откликалась та. — А потом сказка? Правда? Сказка про принцессу?
— Конечно, о принцессе и о страшном драконе. А сейчас, сколько будет семью шесть?
Время задумчиво стояло у окна. Время рисовало будущее, вполуха слушая сказку. О принцессе и драконе, не страшном, а добром. Таком, какой нравится маленькой Милочке.
Такой ли уж маленькой?
Девочка-подросток плакала, уткнувшись в плечо любимого дедушки. Мила-Милочка, она давно уже перестала называть его Сергеем Игнатьевичем, звала дедушкой или дедулей. Друг детства, поверенный всех ее тайн. Вот и сейчас он слушал сбивчивый рассказ о любви и ревности. О Даниле, который почему-то пригласил на танец Катьку, корову толстую, а не ее. А она плакала и хотела умереть.
— Послушай, — Сергей Игнатьевчи погладил девочку по волосам. — Послушай, Миланка...
Был осенний день... Горьковатый осенний день... Желто-охристый, в солнечных зайчиках. Последний день бабьего лета, когда так хорошо шуршать листвой в парке, медленно бредя куда-то, держась за руки... Сергей Игнатьевич, тогда еще просто Сережка, студент пятого курса физфака, сидел на скамейке, кормил пряником голубей и лениво размышлял о смысле жизни в аспекте искажения пространства-времени.
— Это не вы потеряли? — ворвался в его мысли звонкий женский голос. Рядом стояла девушка и протягивала Сереже шляпу.
Позже она призналась, что шляпу купила для вечеринки, но увидев грустного юношу, решила вручить ему подарок. Она вообще часто делала неожиданные вещи. Мила... его будущая жена. Но женой она стала потом, а тогда, в пропитанном осенью парке, теплым октябрьским днем, она улыбалась, и щурилась от солнечных лучей и зачем-то просила примерить шляпу...
Милочка младшая притихла, зачарованная, убаюканная.
— Вы очень похожи, — Сергей Игнатьевич провел пальцем по маленькой ладони. — Ты такая же красивая и у тебя будет такая же красивая история. И принца ты встретишь, и дракона доброго...
А через неделю Сергея Игнатьевича не стало.
— Возраст, — развел руками врач «скорой»...
Ей было где-то тридцать шесть,
когда он очень тихо помер...
Ей даже не пришлось успеть
в последний раз набрать его несложный номер...
Но в первый раз несла она ему цветы,
две ярко-белых лилии
в знак, что более никто, кроме него,
так не называл ее по имени.
Ей было не тридцать шесть, а всего двенадцать. И она долго–долго переживала из-за смерти дедушки. Антонине, простите Антонине Марковне, заведующей кафедры общей механики, даже пришлось оторваться от работы и отвести Людмилу к врачу. Девочке прописали какие-то таблетки, свежий воздух, поездку в санаторий.
И, вроде бы, это помогло. Людмила успокоилась. Начала есть. Стала иногда улыбаться. Вернулась в школу. Завела друзей. Получила аттестат с высшим баллом, на выпускном танцевала с Данилой. И не только танцевала. Но от предложения руки и сердца отказалась — со смехом.
— Умница, — похвалила дочь Антонина Марковна. — Прежде всего — карьера. Успеешь еще замужем насидеться, с пеленками навозиться.
Все кафедры университета были открыты для единственной дочери знаменитого профессора. Людмила так никогда и не узнала, сама она поступила на кафедру экспериментальной физики — или «помогли». Училась с охотой. Ходила в любимицах у преподавателей. Ей прочили блестящую карьеру. Почти такую же блестящую, как у матери.
— Послушайте, душечка, — толстенький профессор Денисов смотрел на любимую аспирантку сверху вниз. — Вы понимаете, чем это чревато?
— Понимаю, — кивала Людмила. — Но без этого эксперимента мы ничего не докажем. Глупо остановиться на полдороги.
— Это слишком опасно. Мы не знаем, что стало с мышами, голубями и прочей живностью засланной в прошлое.
— Поэтому надо отправить назад меня. И тогда, тогда я вам сообщу, как прошел эксперимент.
— Каким образом, душечка?
— Буду складывать отчеты в банковской ячейке. С указанием вскрыть в... в следующем году и передать вам.
— Но ваша матушка? — толстячок привел последний аргумент.
— Мама как раз меня прекрасно поймет. Еще и гордиться будет... Ведь это ради науки. Мое имя войдет в историю, — девушка откинула со лба непослушную челку. — Да, я тщеславна.
Денисов посмотрел на нее и вздохнул.
На следующий день он дал согласие на испытание машины времени.
Людмила чмокнула его на прощание и шагнула внутрь. В руках она бережно сжимала сверток.
Теплый октябрь рванулся на встречу, окружил, закружил.
— Простите, это не ваше? — она протянула шляпу задумчивому юноше, кормящему пряниками голубей... Кажется, первая фраза в сказке звучала не так, но какая в сущности разница? Такие мелочи не должны изменить судьбу.
И было ей семьдесят шесть,
Когда ее самой не стало...
— Таким образом была разрешена знаменитая проблема двойников... — старый профессор вздохнул и осмотрел аудиторию. Нет, больше у него не было таких студентов. Готовых ради науки на жертвы. Вернуться в прошлое, прожить долгих пятьдесят пять лет, ожидая рождения себя самой, отсылать каждый год отчеты, делать выкладки, помогая в разработке этой самой машины времени, только чтобы доказать, что парадокс невозможен. Время не терпит искажений. Вторичное исчезает, без следа, остается лишь оригинал. Поэтому, именно поэтому не давали результатов все эксперименты по отправлению животных в недалекое прошлое. На день, неделю, месяц назад.
Людмила Золотько, великая женщина ученая. Более великая, чем ее мать.
Время заглянуло в аудиторию, и озорно подмигнув русоволосой барышне на первой парте, зазвенело звонком на десять минут раньше, чем обычно.
Какая, в сущности, смешная вышла жизнь,
хотя... что может быть красивее,
чем сидеть на облаке и, свесив ножки вниз,
друг друга называть по имени?
* В рассказе использован текст песни «Лучшая песня о любви» группы «Високосный год»
Леди Джи © 2010
Обсудить на форуме |
|
