|
КМТ
 Учебники:
Издатели:
Ссылки:
|
Фантастика 2007 Рейн Виктория © 2007 Право на дождь Маячок работает уже полчаса, а помощи все нет. Охранники из частной лаборатории еще рыскают во дворе, и бежать с темного квадрата крыши некуда.
Обычно я добываю нужную информацию по сети. Но сейчас особенный случай. Драгоценные мегабайты прятались в недрах компьютера, отключенного от сети.
Привычную часть работы я выполнил быстро: взломал базу данных, извлек информацию. Кто ж знал, что системный блок на сигнализации! Похоже, я слишком сильно толкнул его, когда извлекал флэшку, и пришлось сматываться от охранников.
Я бежал по темным переулкам Питера, пока не юркнул в один из дворов-колодцев и не залез на крышу.
Жестяная тюрьма источает холод и сырость, а в воздухе все сильней ощущается запах грозы. Я слышу, как падает первая тяжелая капля. За ней остальные, и ливень с грохотом обрушивается на крышу.
Я мгновенно промок. Подобравшись, накрываю голову ветровкой.
Первый напор ливня становится тише, и я вдруг слышу странные звуки. Как будто ребенок, играя на металлофоне, назойливо повторяет одну и ту же мелодию. Тихая музыка почти растворяется в шуме дождя.
Меня охватывает чувство тревоги, и я прислушиваюсь. Нет, это не ребенок. В этих звуках скользит что-то механическое, мелодия, едва закончившись, повторяется снова и снова.
Медленно поднимаюсь и, осторожно ступая, как будто боюсь спугнуть неведомого музыканта, иду к противоположному концу площадки. Звук усиливается. Снова и снова звучит странная мелодия из двух нот, и я вглядываюсь в темноту.
— Кто здесь? — спрашиваю вслух, забыв про осторожности.
Тишина. Над ухом трещит телефонная гарнитура.
— Олег, я тебя слышу! Я уже на чердаке, — прорезается звук.
— Хорошо, я в порядке, — отвечаю и снова смотрю в темноту. Чувство тревоги не покидает меня. Медленно иду вдоль ограждения крыши.
Приблизившись к противоположному бортику, вытаскиваю небольшой фонарик из рюкзака. Луч фонаря освещает часть металлической лестницы с двумя перекладинами, которая валяется под ограждением.
Приседаю на корточки и присматриваюсь. Капли дождя падают на перекладины лестницы ровно в одни и те же места, мелкими брызгами разлетаясь в разные стороны. Каждая перекладина издает свой звук, от этого и возникает мелодия. Ритм дождя повторяется!
Я закрываю глаза и трясу головой, пытаясь избавиться от наваждения. Этого не может быть!
Люк, ведущий на чердак, с шумом распахивается, и я быстро перевожу фонарик.
— Обалдеть, ты все-таки сделал это! Срочно едем, ты нужен Гимбергу, — радостно заявляет напарник, рыжая голова которого высунулась из люка.
Я сразу расслабляюсь. Если Стас здесь, значит мои неприятности позади.
— Ты прошел мимо охранников, что гнались за мной?
— Они нейтрализованы, — кричит он уже с чердака. — Обожаю снотворные пули: и цель достигнута и совесть чиста! Но времени немного, торопись.
Я кидаю последний взгляд на обломок лестницы, и следую за приятелем.
Свет огня в камине, переплетаясь со светом торшера, падает на стены узором живых светотеней. Гимберг медленно меряет шагами свой небольшой, но роскошный кабинет, обшитый красным деревом. Наконец он останавливается, и тень его грузного тела замирает на полу. В теплом кабинете, пропитанным запахом кофе и табака, так тихо, что слышно, как в камине потрескивают дрова.
— А вот и последний участник нашей встречи, — провозглашает Гимберг, посмотрев на меня. Начнем, пожалуй. Леночка, всем крепкого кофе! — кричит он секретарше.
Пожилой человек в очках, похожий на ученого, уже расположился на стуле около журнального столика. Еще один подтянутый мужчина стоит у окна.
Сажусь в свободное кресло. Оно не по-деловому комфортно. Сидя в нем, можно разговаривать часами. Да, старый лис умеет учитывать каждую мелочь.
Кабинет Гимберга обладает особой роскошью, которая не нарушает деловой атмосферы, но призвана внушать трепетное уважение к хозяину. Тяжелая кожаная мебель, которую, кажется, невозможно сдвинуть, намекает на упрямство владельца, стол и шкафы из дуба говорят о его силе и жесткости.
Намерзшийся организм с благодарностью впитывает тепло камина, и я мгновенно начинаю засыпать. Скорее бы кофе принесли. Голос шефа выводит меня из оцепенения.
— Сегодня нами получена важная информация. Мы охотились за ней долгое время, — начинает Гимберг, и благосклонно смотрит на меня. — Это исследования одной частной лаборатории. Мы занималась такими же исследованиями, но они сильно нас опередили. Поэтому организация посчитала, что будет проще эти знания позаимствовать, — Гимберг закашлялся.
— Иными словами, вы украли информацию, — язвит статный незнакомец.
«Военный», — думаю я.
— Если хотите, — спокойно отвечает Гимберг. — Учитывая, что мы работаем на государство, любые средства оправданы. Не так ли?
Человек осекается и не отвечает.
— Тех, кто не посвящен в предмет исследований, прошу выслушать эксперта по научной статистике.
Пожилой человек в очках встает.
— Мы изучаем закономерности возникновения разных исторических событий. Но особый интерес представляют события последних трех сотен лет. Дело в том, что за этот период случались эпизоды, которые нельзя назвать случайными, — говорит ученый и поправляет очки.
— Что вы имеете в виду? — спрашиваю я.
— Рассмотрим простой пример — гибель Титаника. Этот корабль затонул по ряду причин, вероятность совпадения которых минимальна. Например, айсберг, который является редкостью для данных широт, оказался в одной точке с кораблем. Если бы светила луна, то впередсмотрящий заметили бы его. Но ночь была безлунной. Если бы дул ветер, пена от волн, бившихся о льдину, мерцала бы в свете звезд. Но на море — полный штиль. Айсберг пробил шесть первых водонепроницаемых отсеков корабля. Будь их хотя бы на один меньше — корабль продержался бы на плаву два дня. Список можно продолжить. Теоретически, это могло быть совпадением. Но за последние триста лет таких событий произошло слишком много, чтобы считать это случайностью.
— Вы хотите сказать, что кто-то это подстроил? — усмехаюсь я. — И кому была нужна гибель Титаника?
В кабинет входит секретарша с подносом в руках. На нем дымятся чашки с отменным кофе, стоят маленькие тарелочки с бутербродами. Поднос перемещается на стол, и секретарша спешит к выходу.
Ученый подходит к столу, берет чашку. Глотнув кофе, он поворачивается ко мне.
— Вопрос в том, что могло случиться, оставайся Титаник на плаву. Кто-то этого очень не хотел, — спокойно парирует он.
— Но кто это осуществил? Это не в человеческих силах, — изумляюсь я.
— А кто сказал, что это сделали люди? — подает голос военный.
Воцаряется тишина. Все смотрят в его сторону.
— Нами управляют. Кое-кто вторгся в ход человеческой истории триста лет назад и кроит ее по своему усмотрению.
Мне совсем не нравится то, что я слышу.
— И что, есть доказательства? — спрашиваю после возникшей паузы.
— Да, — военный медленно достает сигарету и закуривает. — И я уполномочен рассекретить их для всех присутствующих.
Тут я не выдерживаю и резко поднимаюсь.
— Извините, но я не хочу этого знать, — твердо говорю я и направляюсь к выходу.
— Стой. Ты не можешь уйти! — кричит Гимберг.
Меня берет злость. Оборачиваюсь и поднимаю руку.
— Давайте разберемся. Я добываю для вас любую информацию, а вы мне за это хорошо платите. Меня интересуют только деньги! Я не желаю знать государственных тайн, — выхожу, хлопнув дверью. И тут же нос к носу сталкиваюсь с двумя здоровенными охранниками. Вскоре выходит Гимберг.
— Эх, молодежь! Никакой сознательности, — говорит он, улыбаясь губами, но не глазами. Он кладет руку мне на плечо и доверительно в пол голоса говорит:
— Мы можем быть очень полезными друг другу.
— Каким образом? Назовите хоть одну причину!
— Твоя жена!
Я остолбенел. Молча смотрю на Гимберга, не в силах вымолвить ни слова.
— Я знаю, что она серьезно больна. Мне так же известно, что ты собираешь круглую сумму на ее лечение за границей. Поверь, я знаю, что такое видеть умирающим любимого человека и мучаться от бессилия. Но есть способ помочь ей гораздо быстрее.
Чувствую, как дрожат руки, и я тихо говорю:
— Что вы можете? В нашей стране это заболевание не лечится.
— Да, это умеют лечить только в Израиле. Достаточно одной вакцины, но израильтяне хранят монополию и не выпускают вакцины за пределы страны. Но кто сказал, что они не делают исключений?
Теплая искра надежды кольнула сердце, даже дышать трудно.
— Слушаю, — говорю я.
— Мы заказали вакцину по своему каналу. Если ты нам поможешь, то спасешь жену. Идем, времени мало.
Мы вернулись в кабинет, и я сел на место. Гладкая кожа кресла успокаивает ладони, а горячий кофе согревает. Это помогает мне унять дрожь и сосредоточиться.
— Итак, продолжим, — говорит Гимберг и кивает военному.
— Недавно состоялся контакт, который перевернул все наши представления о взаимодействии разумных миров.
— Значит, эти контакты случались и раньше? — очень тихо спрашивает ученый.
— Ну, разумеется, да! Или вы думаете, ведомство создавалось просто так, на всякий случай? — говорит военный раздраженно.
Я присвистнул:
— Вы это серьезно? — я не верю в то, что слышу.
— Но почему вы держали это в тайне? — брови пожилого ученого поползли вверх.
— А вы чего ждали? Простые люди должны узнать, что вселенная кишит разумными мирами, пожирающими друг друга? Может, мать станет рассказывать ребенку сказку на ночь о том, что скоро придет серенький волчок и укусит наш мирок? Баю, бай, малыш! — выходит из себя военный.
— Я не имею в виду простых обывателей. Но мы, ученые, могли бы использовать эти знания во благо! — он совершенно забывает про чашку с кофе. Она наклоняется, и тонкая струйка напитка льется на бардовый ковер Гимберга.
— Какое благо?! Главное благо сейчас для всех — это блаженство неведения! И мне очень жаль, что я лишил вас этого.
Гимберг недовольно восклицает:
— Мы отклоняемся! Господа, у вас будет время вступить в эту дискуссию позже, если захотите. Давайте продолжим! — и он метнул в военного недовольный взгляд.
Дрова в камине догорают, а старинные часы на стене неумолимо отсчитывают время, которое приближается к утру.
Военный закуривает новую сигарету, и продолжает:
— В результате этого контакта нам стало известно, что во вселенной давно господствует раса, обладающая высшими технологиями, которая порабощает молодые цивилизации оригинальным и можно сказать идеальным способом. Как? Они моделируют историю. Проходит время, и мир, воспитанный таким образом, становится их добровольным слугой, «заточенным» под их нужды, — он стряхивает пепел в хрустальную пепельницу на столе Гимберга. — Если найденная цивилизация слишком взрослая и не поддается перевоспитанию, ее низвергают до первобытного состояния и воспитывают с нуля.
— Но как это стало известно? — спрашиваю я.
— Существует движение сопротивления. Именно от представителя свободной расы мы и получили эту информацию. Он вышел на контакт и предупредил нас, что наш мир относится к взрослеющим. Над нами нависла опасность.
Гимберг подходит к окну и медленно отодвигает бархатные темно-красные шторы. Серый рассвет дождливого утра разбавляет теплый свет кабинета тревожными красками.
— Но как они могут низвергнуть нашу цивилизацию? — спрашиваю я.
— Мало ли способов повернуть историю? Одна ядерная война — и новый каменный век обеспечен.
Слышно, как тикают старинные часы. Не сговариваясь, все смотрят на них.
— Сколько у нас времени? — озвучивает ученый общий вопрос.
— Точно не известно. Возможно, времени уже не осталось.
Гимберг прерывает затянувшуюся паузу:
— Поясните, как они управляют ходом нашей истории.
— К сожалению, я могу рассказать об этом лишь примерно. Представители высшей расы обуздали все органические и физические процессы. Более того, они создали некую неживую субстанцию, которая может управлять этими процессами по их приказу. Демон — это ее условное название.
— Что-нибудь известно о том, что собой представляет Демон? — спрашивает ученый.
— Нет.
— Вот видите! А если бы вы подключили к этому контакту ученых, — начинает он.
— И что? — грубо прерывает его военный. — У нас есть ученые, готовые переварить такие знания? Демон или сила, способная свести в одну временную точку все причины гибели Титаника, для наших ученых все равно, что высшая математика для тараканов!
Ученый поджимает губы, но молчит, и военный продолжает:
— Хозяева внедряют Демона в мир, который облюбовали, и передают инструкции. Сами являются к концу программы, чтобы принять результат.
Я смотрю на происходящее сквозь пелену табачного дыма, и мне кажется, что все это — сон. Высшая раса пытается поработить мой мир, но именно поэтому у меня есть возможность спасти любимую.
Закрываю глаза и тут же вижу лицо Кати. Невозможно описать словами отчаяние, которое испытал, когда она заболела. Она всегда была самой жизнью, и в ее болезни есть что-то несправедливое, неестественное. Неужели, можно все исправить? Или это всего лишь сон?
Вот сейчас дымка рассеется, и сон закончится. Ну уж нет, я не упущу эту возможность!
— Что известно о приказах, которые получает Демон? — спрашиваю я.
Гимберг демонстративно поднимает знакомую флэш-карту, и трясет ей.
— Частная американская лаборатория кое-что выяснила. Приказы поступают на Землю в одну точку, которая находится здесь, в Петербурге. Американцы, наверняка, получили такую же информацию. Поэтому и открыли тут частную, якобы, лабораторию, — с сарказмом замечает Гимберг.
— Но в каком виде передаются эти приказы? — интересуюсь я.
— Это как раз то, что нам необходимо выяснить. С этого момента все вы, профессионалы разных областей, будете работать на одну цель — найти источник и научиться перехватывать инструкции для Демона.
Поднимается шум. Говорят все сразу, и Гимберг поднимает руку.
— Мы не знаем, что является передатчиком информации. Не исключено, что для этого используется компьютер.
Я усмехнулся:
— Гимберг, триста лет назад компьютеров не было.
Несколько пар глаз смотрят на меня, и наступает тишина.
Домой возвращаюсь уже утром, и, войдя в квартиру, аккуратно прикрываю дверь, чтобы не шуметь. Интересно, Катя спит? Я стараюсь не волновать ее. На кухне горит свет. Плохо. Значит — не спит. Тихонько иду по темному коридору на кухню.
Там, сгорбившись над кухонным столом, сидит Нина Ивановна, соседка. Она переехала в квартиру напротив недавно, но уже успела подружиться с Катей. Они любили поговорить на женские темы и часто вместе пили чай.
Нина Ивановна в верхней одежде, на коленях сумочка. Мягкий розоватый свет уютной люстры, запах жареной картошки и шторы в горошек совершенно не вяжутся с ее темным плащом.
Сердце сжимается в комок. Я сглатываю и шагаю на кухню.
— Нина Ивановна, что случилось?
Женщина вздрагивает и поднимает на меня взгляд красных заплаканных глаз.
— Ее увезли час назад в больницу, — она встает.
— Вы звонили нашему врачу? Что он говорит? — слышу я свой голос.
— Он говорит, — отвечает она, и ее подбородок начинает дрожать.
Я хватаю ее за плечи и кричу:
— Говорите, пожалуйста!
— Счет пошел на дни, может на часы, — соседка рыдает. — У тебя мобильник не отвечал, решила тебя дождаться. Я поеду к ней.
Она идет к выходу.
— Не нужно, я сам! — на ходу одеваю куртку.
Женщина берет себя в руки и вытирает слезы:
— Нет, иди спать, ты плохо выглядишь. В больнице сказали, что к ней не пустят, она в реанимации. Но я все равно не смогу уснуть, поеду и подежурю там.
— Спасибо, Нина Ивановна. Только, пожалуйста, позвоните сразу же, когда ее можно будет увидеть! — кричу ей вслед.
Соседка захлопывает входную дверь.
Я бью кулаком о стену. Этого не может быть! Только не сейчас, ведь я почти успел! Присев на табурет, пытаюсь привести мысли в порядок.
Нельзя раскисать, выход найдется. Нужно только привести себя в рабочее состояние и найти ответ на вопрос Гимберга.
Наспех перекусив, я падаю на кровать. В голове навязчивой мозаикой мелькают последние события. Что-то неуловимое ускользает вместе с прошедшей ночью, но я никак не пойму что.
...Стою в центре крыши, где недавно прятался. Гроза усиливается, и капли дождя светятся яркими неоновыми лучами, освещая мокрую крышу, будто дискотечный танцпол. Металлическая музыка из двух нот становится все громче, и я иду на звук.
В темном углу высокого борта крыши вижу силуэт темной фигуры, и подхожу ближе. В свете сверкнувшей молнии я вдруг вижу Катю, в ее глазах боль и сочувствие. Я кричу и просыпаюсь.
Некоторое время лежу неподвижно, пораженный внезапной догадкой. Тишину комнаты нарушает только тиканье будильника, стрелки которого упераются в полдень. Я подхожу к окну и отдергиваю темно-зеленые шторы.
Небо затянуто густыми тучами. Солнца не существует, это — миф. Уныло накрапывающий дождь снова подтверждает это любимое выражение жителей серого города.
Все так и должно быть, все правильно! Я беру телефон.
— Гимберг слушает, — слышится в трубке.
— Кажется, я нашел передатчик, — говорю я.
— Так быстро? Где он? — возбуждается Гимберг.
— На крыше одного дома.
Дверь скрипнула, и я смотрю на вошедшего. К счастью, это Стас.
— Я думал, это секретарша Гимберга опять попытается меня накормить, — говорю я.
Вспыхивает ярко-синий свет, и Стас на мгновенье зажмуривается. Потом подходит и разглядывает компьютерный стол, на котором криво лежит истерзанная за последние сутки клавиатура. Среди массы бумажек, одноразовых стаканчиков и прочего хлама, его взгляд выхватывает блюдо с фруктами, которое, все-таки, примостила сюда Леночка. Взял яблоко, он смачно хрустит и садится на низкий диванчик.
Свет плавно тускнеет, и вспыхивает с новой силой оранжевым цветом. Стас морщится.
— А когда ты в последний раз ел? — спрашивает он.
Ох, еще один.
— Ну вот, и ты туда же. Я не хочу, — говорю я, поворачиваюсь к монитору. Весь квадрат заполнен бегущими по черному фону зелеными цифрами.
— А когда ты в последний раз спал? — продолжает допрос Стас.
Я не отвечаю. Этого и не нужно. Наверняка Стасу известно, что я сижу в своем кабинете уже вторые сутки. После того, как на известной крыше были установлены датчики, которые засекали место и время падения дождевых капель, информация стекается на мой компьютер, и я просто не могу оторваться от работы.
Свет слега темнеет и вспыхивает с новой силой — теперь уже ярко-зеленым неоновым светом. Стас кривится:
— Опять ты эту дрянь включил, чтобы не спать! Ты же так себя угробишь!
Из-за зеленого света цифры на мониторе плохо видны, и я отрываюсь от компьютера.
— Дружище, лекарство почти у меня в кармане! Я уже думаю о том, как полечу к ней в больницу, — я вдруг чувствую, что счастлив и одновременно боюсь этого чувства.
— Отличная новость! Значит, тебе удалось? — воскликнул Стас.
— Все подтвердилось, — я откидываюсь на спинку стула.
Стас чешет рыжую голову.
— После твоего рассказа я целые сутки думал, и все равно не понимаю — как можно передавать информацию через дождь!
— А ты представь, что площадь крыши разделена на квадраты, а каждый квадрат состоит из нескольких сотен точек, — объясняю я. — Если капля упала в точку — это единица, не упала — ноль. Они используют древний механический принцип перфокарты!
— А, кажется, понимаю. Перфокарты — это такие пластины с дырочками.
— Через промежуток времени начинается считывание новой «перфокарты»! И так, пока дождь не закончится. Удивительно, но в каждом квадрате рисунок дождя повторяется.
— Квадраты-близнецы? Гениально!— удивляется Стас. — Если в одном квадрате произошла помеха, птица, например, пролетела, то в большинстве квадратов информация прошла без помех. Потом все это можно соединить в единую информационную картину.
— Что я и сделал, — говорю я. — Способ кодирования не обычный. Точнее, на Земле нет таких приборов, которые имело бы смысл кодировать таким образом.
— Кроме дождя, — говорит Стас. — Только как же ветер и масса других условий, от которых зависит падение капли? — уточняет он.
— Все это в конечном итоге можно просчитать. Это сложно для нас, но не для них, — я указываю пальцем вверх, и тянусь к блюду с фруктами. Впервые за двое суток я чувствую, что чудовищно голоден.
— И что это за информация? Ты что-нибудь понял? — тихо спрашивает Стас.
— Я перевел ее в двоичный код, понятный обычному компьютеру, и передал в отдел шифрования. Только там смогут сказать, имеет этот цифровой поток смысл или нет.
— Как ты догадался? — спрашивает Гимберг, незаметно вошедший в кабинет. Он умеет мастерски подкрадываться, несмотря на тучную комплекцию.
Мы вздрогнули, и я щелкнул выключателем. Оранжевый свет светильника-калейдоскопа исчезает, вместо него загорается лампа дневного света.
— Случайно. На крыше лежал кусок лестницы. Похоже, его оставили там рабочие во время ремонта. Благодаря металлу, вместо хаотичного падения капель я услышал «музыку дождя».
— Петербург — город дождей, — говорит Гимберг, понимающе покачивая головой.
— Триста лет назад кому-то пришла мысль построить город в странном месте, — отзываюсь я. Дверь кабинета распахивается, и входит человек с распечаткой в руках.
— Есть результат, — говорит он мне. — Это список задач к исполнению.
Гимберг преграждает ему путь:
— С этого момента все отчеты отдавать лично мне, — жестко говорит он.
Человек отдает бумаги Гимбергу. Тот хватает их и жадно читает. По мере чтения его круглое лицо вытягивается от удивления.
— Когда был последний дождь? — спрашивает он.
— Четыре часа назад.
Гимберг снимает трубку телефона.
— Соедините меня с отделом экстренной информации, — он нервно теребит лист бумаги. — Что вам известно о теракте в Германии? Пока ничего? Позвоните мне на мобильный, как только получите похожую информацию.
Увидев наши вопросительные взгляды, он поясняет.
— В шифровке две инструкции. В Германии двадцать минут назад должен был совершиться теракт, якобы от лица арабских террористов. Второй приказ такой: если на выборах во Франции победит кандидат номер два — ничего не предпринимать. А если кто-нибудь другой — тогда ...
Зазвонил мобильный Гимберга, и он схватил трубку.
— Да? — он замирает. — Когда?
Шеф отключает телефон.
— Двадцать минут назад в Германии произошел теракт.
Я вижу, как бледнеет Стас, и нарушаю тишину:
— Во второй инструкции логическая развилка. Похоже, Демон выполняет их так же, как наш компьютер выполняет программу. Это даже не искусственный интеллект!
Гимберг аккуратно складывает лист бумаги вдоль пополам. Опустив его в карман, он объявляет:
— Стас, оставь нас.
Рыжий хмурится и выходит, закрыв за собой дверь.
— Мне нужно, чтобы ты переводил команды, которые я буду давать, обратно в «код дождя», — четко произносит Гимберг.
Я вздрагиваю. От осознания сказанного на мгновенье мне даже становится страшно:
— Но, мы же собирались только считывать информацию!
— С чего ты это взял, — говорит Гимберг и смеется. — Если мы перекроем крышу и подменим дождь искусственным, то мы сами станем давать приказы Демону. Мы будем вершить историю по своему усмотрению! Глупо великой державе отказываться от такой возможности. Или ты не патриот?
Меня прошибает холодный пот, и я пытаюсь подобрать слова, чтобы вразумить шефа:
— Гимберг, это безумие. Один неправильный код — и случится катастрофа! Считывать информацию — это одно, а подменять ее — это совершенно другое. Если мы не владеем этой технологией, то мы еще не доросли до нее!
— Твои страхи не обоснованы. Мы все будем делать постепенно. Сначала передадим простой приказ, а если все получится, то будем двигаться дальше.
Я сглатываю и отвечаю:
— Я не буду в этом участвовать. Мне лекарство для жены, если я найду источник. Так я не только нашел его, но и считал информацию. Отдай мне лекарство, и я уйду.
Гимберг достает из кармана маленькую коробочку. Открыв ее, он извлекает ампулу.
— Вот оно. Я получил его сегодня утром. Согласишься — и ампула твоя. Да, и я надеюсь, что ты помнишь о времени. Оно очень быстро работает против тебя.
Меня охватывает отчаяние и обида. Мы долго смотрим друг другу в глаза.
— Гимберг, ты обманул меня, — тихо говорю я.
— Что же делать. Ты же знаешь: интересы государства превыше всего. Так что скажешь?
Мысли путаются в голове, я слышу свой голос:
— Хорошо, я согласен.
Гимберг растягивает губы в улыбке:
— Вот и отлично! Теперь слушай первый приказ.
Его голос звучит где-то далеко, как через пелену. Мне так больно, сознание будто раскололось на две части.
Я слышу о самолете, который завтра повезет иностранного гражданина, врага.
ПРОСТО гроза, просто случайность, самолет не долетит до места.
НЕ получаю ответа на вопрос «А как же остальные пассажиры?»
СМОГУ забрать лекарство завтра же.
ЭТОГО человека вычисляли давно, он шпион.
СДЕЛАТЬ это нужно сегодня...
Зеленоватый свет ночных светильников скупо освещает небольшую круглую кухню. Выложенная коричневой плиткой, она кажется большой керамической чашей. В жилых подвальных помещениях нет окон, и тепло от плиты густым завитком утекает в мерно гудящую вентиляцию.
Я сижу за столом, и смотрю на фотографию, которую всегда ношу с собой. Оттуда льется солнечный свет золотой осени, какие редко случаются в Петербурге. Той осенью я был самым счастливым человеком.
Мы гуляем в парке, и Катя смеется, подбрасывая вверх шуршащие листья, а я собираю их, и вот у меня уже целая охапка. Катя выхватывает ее и прижимает к себе, в глазах золотые искорки, а русые волосы развиваются на ветру. Я выхватываю фотоаппарат...
Кто-то трясет меня за плечо и окно в прошлую жизнь захлопывается, оставаясь лишь застывшим кусочком золотой осени у меня в руках.
Поднимаю голову, и вижу Стаса, который с тревогой смотрит на меня.
— Что случилось? Ты сам на себя не похож! — он разглядывает мое лицо.
— Стас, тебе лучше не лезть в это, — отвечаю я, убирая фотографию.
Стас медленно вытаскивает пачку сигарет, чиркает зажигалкой.
— Рассказывай, — его рыжие брови сходятся на переносице. — Или ты мне не доверяешь? — спрашивает он, затянувшись сигаретой.
— Гимберг хочет подчинить Демона, — решившись, признаюсь я.
На лице Стаса появилась саркастическая улыбка.
— Ты знаешь, меня это не удивляет.
— Это еще не все! Я должен передать приказ об уничтожении гражданского самолета, и сделать это нужно этой же ночью!
Стас переваривает услышанное. На столе попыхивает кофеварка, окутывая кухню ароматом бодрящего напитка. Стас встает, наливает кофе в две чашки. Одна из чашек располагается передо мной.
— И ты сделаешь это? — осторожно спрашивает он.
Я делаю глоток, и ставлю чашку, которая резко звякает о стол:
— Демона нужно уничтожить!
Стас встает и ходит по кухне. Наконец он задает вопрос, который я больше всего боялся услышать:
— А как же Катя?
Я сжимаю фотографию в кармане.
— Она бы не захотела спасения, если бы узнала его цену, — отвечаю я.
Стас молчит. И я благодарен ему за это, мне не нужны лишние терзания. Потом он садится напротив и говорит:
— Я помогу тебе. План есть?
Я на той же крыше. С удивлением рассматриваю метрах в пяти над головой навес с множеством отверстий для создания искусственного дождя. Да, Гимберг умеет пошевеливаться. Еще три дня назад мы ничего не слышали о Демоне, а теперь уже взяли его под контроль.
На моих часах без пяти минут полночь, а ровно в полночь у меня «свидание» с Демоном. Стасу не нравится мой план ловли на живца, но ничего иного мы придумать не смогли.
Я отдал Демону приказ ровно в полночь явиться на крышу и сжечь меня.
Из люка, ведущего на чердак, показалась рыжая голова Стаса:
— Ты ноутбук проверил? — озабоченно спрашивает он.
Я смотрю на темную водонепроницаемую коробку, которую мы закрепили на одном из бортиков крыши. Сквозь нее идет свечение — ноутбук работает.
— Все в порядке, — заверяю я друга.
Ноутбук подключен к управлению «лейкой» и нужен нам на тот случай, если план не сработает, и нужно будет срочно отменить приказ для Демона.
Стас, махнув концом шланга, скрывается в люке.
Полночь. Я замечаю, как в центре крыши занимается маленький язычок пламени, быстро перерастающий в огненную дорожку, бегущую ко мне.
— Стас! — ору я.
Тут же тугая струя воды сбивает пламя, но огонь появляется в другом месте. И вот уже половина крыши покрыта огненными барашками.
Стас орудует шлангом, и крыша, окруженная сплошными бортиками, как большая чашка, начинает заполняться водой. Но пламя гуляет по поверхности воды!
От ужаса у меня на голове шевелятся волосы.
— Вода горит! — кричит Стас.
— Нет, это Демон перерождается, используя свою энергию!
Вода поднялась уже на пол метра.
Я с ужасом наблюдаю, как пламя, собравшись в огненный шар, быстро катится в сторону Стаса. Послышался его крик и звук падения. Стас упал с лестницы, увлекая за собой шланг! Мать! Мать! Мать!
Идиот, на что я надеялся! У демона безграничные ресурсы, нам его не потушить!
А на меня уже движется плотная стена гудящего пламени. Набираю в грудь воздуха и падаю под воду на дно крыши. Медленно ползу в сторону ноутбука. Вижу, как пламя мечется наверху. Преодолев половину расстояния, я с ужасом замечаю, что вода уходит. Еще бы! Никто не гарантировал герметичность бортиков.
Воздух в легких заканчивается, и я высовываю голову. Пламя тут же летит ко мне, но я успеваю опустить голову под воду.
Двигаюсь дальше. Огонь пляшет прямо надо мной, и вода становится горячей, но я уже вижу заветный бортик. Только как же я высунусь из воды?! Чтобы отменить приказ, нужно несколько минут! А у меня от силы несколько секунд.
На меня накатывает отчаяние, но я стараюсь не замечать его. Как же отвлечь Демона?
Идея озаряет меня внезапно. Отвлечь!
С шумом выныриваю из воды, одновременно накрываясь с головой мокрой ветровкой. Закашливаюсь от едкого дыма, кажется, куртка горит.
Приоритет задачи — сверхсрочно. Ввожу в программу единицу. Задача — единицу разделить на тройку. Жму энтер и падаю в остатки воды, перекатываясь, чтобы потушить куртку.
Кажется, от дыма сейчас потеряю сознание. Стена огня уже около меня, я чувствую нестерпимый жар. Как во сне слышу шум гигантской лейки, вижу, как вода покрывается дождевыми нитями.
Стена пламени вдруг распадается на множество мелких язычков, и снует по воде.
Вдруг все они сливаются воедино, и в центре крыши вырастает тонкий огненный крутящийся смерч. Я медленно встаю, и, пошатываясь, подхожу поближе, зачарованный этим зрелищем.
— Дружище, ты как? — слышу крик Стаса из люка.
От неожиданности я вздрагиваю.
— Ты жив! — радостно кричу я.
— Упал, ударился головой и отключился. А так — в порядке, — говорит Стас, выбираясь из люка. Увидев огненный смерч, он на мгновенье замирает. Подходит ко мне, не отрывая взгляда от красочного зрелища, и спрашивает:
— Что это с ним?
— Он делит единицу на тройку, — сказал я, любуясь своей «работой»
— И долго он будет это... делить? — изумленно спрашивает Стас.
— Вечно! Никто не учил его округлять, — смеюсь я. — Его бесконечные ресурсы заняты бесконечным делением, и он не сможет перерождаться. Сейчас он уязвим.
Стас вскидывает шланг с таким видом, будто это миномет и, с криком, выпускает мощную струю.
В считанные секунды столб пламени исчезает, оставив лишь облачко пара.
Я сажусь на крышу и закрываю лицо руками. Все кончено.
Хлопок от бутылки шампанского заставляет всех вздрогнуть. Гимберг наполняет бокалы.
— Друзья мои, сегодня знаменательный день для всех нас! — помпезно начинает он. — Именно сегодня мы закончили величайшую операцию всех времен и народов. Мы научились творить историю. Сегодня мы проведем главный тест. Мы все славно поработали, и когда испытание закончится, нас всех ждет банкет в жилом отсеке.
Все аплодируют. Гимберг смотрит на часы.
— Ровно в десять должно было произойти событие, заказанное через искусственный дождь, — говорит он и пьет шампанское.
Все следуют его примеру.
— Можно ли узнать, каким образом был смоделирован дождь? — интересуется ученый.
— Очень просто. Над точкой, где считывается информация с дождя, мы навесили гигантскую лейку, которая выдает капли порционно, в соответствии с программой Олега.
Гимберг бухается в кресло и поднимает трубку телефона:
— Леночка, меня ни с кем не соединять, кроме отдела экстренной информации.
В абсолютной тишине особенно отчетливо слышен стук настенный часов. Я смотрю на них — ровно десять. Проходит еще несколько минут.
— А что, собственно должно произойти? — нарушает тишину военный.
— Это тайна. Я сообщу всем вам только об успешном выполнении теста, — отвечает Гимберг, и, не отрываясь, смотрит на телефон.
Я замечаю, как его настроение постепенно меняется. Зазвонивший телефон разрезает тишину, и Гимберг хватает трубку.
— Да, — выражение его лица меняется на глазах. — Благополучно приземлился? — он кидает трубку так, что шатается стол.
— Тест не прошел, — объявляет он. — Все по местам. Срочная перепроверка всех узлов, — чеканит он и, повернувшись спиной к присутствующим, наклоняется к бумагам на столе.
Собравшиеся шумно спешат к выходу, а я остаюсь сидеть на месте. Когда все уходят, я говорю:
— Я же предупреждал, что ничего у нас не получится.
Гимберг медленно поворачивается ко мне.
— Ты?! — протягивает он, и в его глазах на мгновенье мелькает страх. Некоторое время он смотрит на меня, все еще не соглашаясь верить в предательство.
— Что ты сделал? — медленно говорит он.
— Ты умный человек, Гимберг. Но, к сожалению, когда тобой овладевает жажда власти, ты теряешь свой рассудок. Неужели ты верил, что можно обмануть силу, природу которой мы даже не знаем? — говорю я, наблюдая, как глаза шефа наливаются кровью. — Мы, ведь, не подозреваем, какой защитой снабжена передача информации. Нам трудно даже представить, какая расплата ждала бы наш мир в случае неудачи.
— Что ты сделал? — повторяет Гимберг, и его глаза сужаются.
— А если бы нам удалось подчинить себе этот инструмент, это было бы еще хуже! — продолжаю я. — Да, наш мир не идеален. Но прошли бы считанные годы, и на земле настал бы ад. Ты думал, я пойду на такое? Гимберг, это был не наш дождь, и мы не имели на него права!
Краем глаза я вижу, как рука Гимберга тянется к специальной кнопке под столом. Убегать нет смысла, и в кабинет ворвались три здоровяка.
— Взять его! — говорит Гимберг хриплым голосом.
Меня схватили, больно скрутив руки за спиной. Гимберг встает.
— Я очень разочарован, — произносит Гимберг тихо тоном, который использует только в особых случаях. Он прохаживается по кабинету. — Ты предал меня. Но я готов сделать над собой усилие и простить тебя, если ты скажешь, что ты сделал. И самое главное — как это исправить! — конец фразы Гимберг закончил, подойдя ко мне вплотную.
— Никак, — просто отвечаю я.
Шеф отходит и кивает. Один из громил сильно бьет меня в лицо. От боли я на мгновенье теряю связь с реальностью. Придя в себя, я чувствую вкус крови во рту.
— Советую хорошо подумать! — цедит он, и его лицо становится багровым. — Так как?
— Никак.
Удары сыплются на меня снова и снова, я теряю сознание. Когда прихожу в себя, вижу напротив Стаса, которого тоже держат.
Сердце уходит в пятки, только не Стас!
— И так, ты не желаешь говорить. В таком случае, за твои дела будет расплачиваться твой друг, — говорит Гимберг и кивает.
Профессионал избиения заносит кулак над Стасом.
— Не надо, я расскажу, — шепчу я.
Ничего не понимающего и озирающегося Стаса выталкивают из кабинета.
— Я уничтожил Демона. Он не смог разделить единицу на тройку и... спекся, — говорю я, глядя на дождь за окном.
Гимберг закатывает глаза и издает такой вопль, какой стены его кабинета не слышали никогда.
— Ты уничтожил исполнителя! — он хватается за сердце, и падает в кресло. Нашарив таблетки в ящике стола, Гимберг трясущимися руками берет одну из них в рот.
— Ты можешь убить меня. Но я знаю, что теперь у нас есть шанс творить свою историю по-настоящему, и никто не имеет права трогать наш дождь, — говорю я. — Когда «хозяева» вернуться, пройдут сотни, может, тысячи лет. Мы успеем подготовиться.
На лице Гимберга появляется злорадное выражение.
— В этом деле я играл ва-банк, — тяжело дыша, говорит он, потом встает и открывает сейф. — Ты хочешь умереть? Я думаю, есть что-то более интересное.
В его руках ампула. Я закрываю глаза.
— Открой глаза! — приказывает он. — Смотри!
Гимберг подносит ампулу к моим глазам и трясет ее. Жизнь Кати прозрачной жидкостью плещется внутри стеклянного панциря.
— Я тебя отпущу, — говорит он и отламывает кончик ампулы. — Ты будешь жить с мыслью, что убил женщину, которую любил!
Толстые пальцы Гимберга медленно переворачивают ампулу, жидкость тонкой струей выливается на пол. Мою грудь сковывает железный обруч боли такой силы, что я кричу. Впервые в жизни мне хочется умереть.
Дверь с грохотом распахивается, и в кабинет врывается Стас. В руках его любимый пистолет со снотворными пулями. Три выстрела, и громилы валятся на пол, потянув за собой меня. Стас хрустит зубами и подходит к Гимбергу.
— Сволочь, — цедит он и начинает избивать Гимберга. Тот падает на пол, но Стас продолжает лупить его ногами.
— Хватит, Стас, — хриплю я. — А то еще убьешь его и будешь виноват. Он этого не стоит.
Стас слушает меня, и долго стоит, пытаясь отдышаться. Потом он помогает мне подняться.
— Должен тебе кое в чем признаться. Дела Гимберга давно вызывали подозрение наверху, и я не тот, за кого ты меня принимал. И хотя я выяснил далеко не все, но у меня уже есть доказательства, чтобы он загремел куда надо!
Я иду по безлюдному коридору больницы. Еще издали замечаю белый халат идущего навстречу лечащего врача Кати. Останавливаюсь, оттягивая момент встречи, потому что боюсь услышать то, что он мне скажет. Каждый шаг доктора гулко отдается в сердце.
Врач подходит, его взгляд некоторое время изучает меня, и я сжимаюсь в комок. Наконец доктор произносит:
— У меня для вас хорошие новости.
От неожиданности ноги подкашиваются, я опираюсь о стену. Молча жду, боясь пошевелиться.
— Пришел результат того сложного анализа, что мы заказывали неделю назад, — продолжает доктор.
Хочу задать вопрос, но голос пропадает, только губы шевелятся. Врач продолжает сам:
— В ее крови найден редкий яд, провоцирующий неизлечимое заболевание.
Я ошеломлен, и несколько секунд борюсь с собственным голосом.
— Как это? — шепчу я.
— Яд накопительного действия. Скорее всего, его регулярно подмешивали ей в чай. Можно сказать, что Кате повезло. Еще несколько дней, и она бы не смогла выкарабкаться. Но теперь все будет в порядке, она поправится. Пойдемте, вам нужно наложить пару швов, — говорит доктор, взяв меня под руку.
Меня озаряет догадка.
— Доктор, сюда приходила женщина, Нина Ивановна? Она наша соседка. Вернее, мы так думали...
Доктор морщит лоб.
— Нет, не припомню.
Я стиснул зубы. Зря я остановил Стаса, когда он бил Гимберга!
Я выхожу на улицу, снова идет дождь. Подойдя к газону, скидываю пиджак и ложусь спиной на траву. Я лежу с закрытыми глазами, на лицо падают капли дождя, и я с наслаждением ощущаю их первозданный хаос.
Мимо проплывают цветные зонты. Их хозяева с опаской посматривают на меня, лежащего на мокрой траве, и прибавляют шаг. Лежу так, и вдруг слышу голос:
— Гражданин! Предъявите документы.
Открываю глаза и сажусь. Достаю из кармана пиджака паспорт.
— Вот, пожалуйста, — протягиваю документ милиционеру.
— Документы в порядке, — констатирует тот, возвращая мне паспорт. Он подозрительно рассматривает мое избитое лицо. Пятна крови на белой рубашке так же не укрываются от его взгляда.
— Проваливай с газона, — говорит он.
— Я просто наслаждаюсь дождем. Имею на это право, — возражаю я, вытирая лицо рукавом рубашки.
Милиционер тяжело вздыхает.
— Сам уйдешь, или санитаров вызвать? — спрашивает он устало.
Я молчу.
— Понятно. Значит — психушка, — констатирует милиционер и вытаскивает рацию.
Встаю, одеваю пиджак.
— Не стоит. Дождь уже заканчивается, — говорю я, подставляя ладонь каплям, и бреду прочь.
Чувствую, как милиционер смотрит мне вслед.
—Ты еще молодой, не стоит портить себе жизнь. Больше не нарушай порядок! — кричит он.
Я оборачиваюсь.
— Больше не буду. Все что хотел, я уже нарушил, — улыбаюсь я.
Иду по мокрому проспекту, вдыхая запах сырости и травы. Затянулся сезон дождей, но где-то там, за серой пеленой неба все-таки есть солнце. И осень, пронизанная шуршащими листьями, вновь вернется. Непременно — золотая. Теперь я это точно знаю.
Ноябрь 2007 Рейн Виктория © 2007
Обсудить на форуме |
|
