|
КМТ
 Учебники:
Издатели:
Ссылки:
|
Фантастика 2007 Елена Бахчеван © 2007 Вернуть душу Трое поджидали в переулке, беспечно передавая по кругу косяк и тихо переговариваясь. Алика видела, как тлел в темноте кончик сигареты, дрожащим маячком перебегая из одних пальцев в другие. Еще один засел на крыше, в самом узком месте, там, где возле недостроенного дома была удобной каменной лесенкой сложена куча кирпичей. Она и днем обходила их с опаской, неизменно обтирая рукавом куртки серую известковую стену напротив. Четвертый не курил — просто застывшая тень, черным неровным пятном сгустившая ночь.
Так, значит, кто-то разыскал ее здесь, подослав этих отморозков чуть ли не к крыльцу ее тихой квартиры, тупиком обрывающей длинный каменный коридор. И не обойдешь. Отследил, расставил силки... как на зверя. Хотя, почему «как»?
Она осторожно втянула ноздрями воздух, чувствуя, как разгоняется кровь, и начинают подрагивать, наливаясь давно забытой силой, мышцы. Как становятся четче и ближе предметы, и новыми незнакомыми запахами полнится воздух. Опасность. Странно — неужели эта горстка обкуренного человеческого молодняка таит в себе скрытую угрозу? А ведь таит, иначе не стоять ей сейчас тут, вначале переулка, издалека созерцая тех, кого человеческое око различить в темноте, да еще с такого расстояния было бы просто не в состоянии. Значит, уже не человеческое... Быстро и неожиданно. И время, проведенное здесь, оказалось, ничего не изменило. Что оно вообще может, это время? Залечить раны? Прибавить морщин? Затереть ластиком память, оставив на месте события грязно-серое пятно смутных ощущений? Возможно. Но изменить твою изначальную суть — никогда!
Алика осторожно опустилась на мягкие подушечки лап, с досадой оглядывая обрывки собственной одежды, безжалостно уничтоженной, нежданным превращением. Чудесно, если поискать, завтра на страницах бульварной прессы можно будет прочесть о зверском изнасиловании молодой дамы в Кирпичном переулке. «Маньяк изорвал в клочья одежду жертвы... Женщину так и не удалось найти...» Она поморщилась, чувствуя, как бессознательно рвется наружу недовольный рык. Ррыы-ык!!! Зверь медленно вытеснял еще не до конца ушедшего человека. Рр-ыыыы!!!
В темноте произошло движение — уже порядком окосевшие пацаны клацали то ли зубами, то ли другими, более близкими к железу предметами. Алика фиксировала их движения, ускользающими обрывками человеческого сознания. Рр-ыыыы!!! Она пригнулась, опустив голову, и заскользила невидимой тенью в сторону предполагаемых обидчиков. Ноздри вздрагивали, принося тяжелый запах, дыма, металла, грязной кожи людей и давно мертвых животных (кожаные куртки?), каких-то трав и тревоги... Последняя усиливалась с каждым шагом, который давался все труднее. Какого черта?! Рр-рыыыы!!!
— Ух, ты, м-ля, ты зырь, какой! Я таких даже в зоопарке не видал! — Кто-то склонился над ее цепенеющим телом, дыхнув удушающей смесью дыма и гнилых зубов. Она попыталась отвернуть морду и зарычать снова. Получился лишь невнятный скулеж, мышцы больше не слушались.
— Это баба, в смысле сука. Бальтазар сказал, она вырубится сразу. Так что можно запихивать в клетку безбоязненно, — еще одна фигура нависла на ней, ткнув для верности ненавистный тлеющий окурок под нос. — На, нюхай, зараза! Ишь вылупилась!
Алика с ненавистью смотрела в приблизившееся лицо. Пагубная разрушающая страсть не пощадила его молодость. Узкий лоб, исковерканный в драках нос, маленькие мутные глазки, изъеденная кратерами оспин кожа — печать вырождения во всей красе. Остальные, видимо, не лучше. Так глупо попасться — падун-трава, адское зелье, произрастающее в сотнях световых лет отсюда. Откуда она здесь? Всего несколько сухих травинок среди привычной конопляной отравы, раскуриваемой отморозками, сделали ее бессильной. Им-то ничего, а ее чуткий нос уловил ловушку слишком поздно. Ненавижу! Кто посмел? Слепая ярость захлестнула, окончательно затмив сознание. Она дернулась, невероятным усилием, заставив себя привстать... и моментально завалилась на бок, тяжело дыша и уже не поднимая головы. Дальнейшего не видела...
Не видела, как метнулись врассыпную, не ожидавшие такой живучести наркоманы. Как возвращались, не скоро, с опаской, поджав хвосты и не веря, что для нее уже все кончено. Как тупо грузили ее в клетку, а затем с трудом запихивали оную в крытый фургон. Как матерились всю дорогу, вспоминая какого-то Лешу-задрота и его манеру «жучить чужие косяки в рукаве». Как сменяли друг друга за рулем старенького форда, и как лишь под утро машина остановилась у ворот большого деревянного дома. Трасса осталась далеко позади, проселочная дорога петляя упиралась в кромку леса. Дом стоял немного в стороне, возвышаясь темным силуэтом над стелящимся предрассветным туманом. Кто-то вышел на крыльцо, едва машина остановилась. Обдолбанное братство без лишних слов втащило в дом клетку с крупным бездыханным животным. И тут же отбыло, будто растворилось в тумане. Алика осталась один на один с тем, кто ее заказал...
Мужчина сидел за столом, спиной к ней, напряженно всматриваясь в экран компьютера. Пальцы бегали по клавиатуре, на черном дисплее быстро сменяли друг друга непонятные строчки команд. Занят и совершенно ее не боится, если позволяет валяться на собственном диване, прекрасно понимая, что ее пробуждение не сулит ему ничего хорошего. Еще и в плед «запеленал», как младенца сопливого. Ну, ничего, сейчас он у нее попляшет. Алика пошевелилась, собираясь рывком выпрыгнуть из теплого ворсистого плена. Как бы не так — резкая боль, будто тысячи мерзлых осколков врезались в кожу, откинула ее назад. Не может быть — она обалдело уставилась на широкие плечи и светлый кудрявый затылок своего похитителя, с трудом переводя дух. Безопасен — безопасен для нее, а значит снова человеческий облик и несколько часов боли и слабости — привычная плата за перевоплощение. Она чуть не застонала от бессилия — безопасен! Какого черта!
Человек за столом усиленно делал вид, что работает. Он действительно работал, хотя сейчас его больше занимало другое. Он забавлялся — знал — она пришла в себя и ее жгучая ненависть разбивается о собственное бессилие. Чувствовал ее бешенство, так же, как и она его свирепую радость... Еще бы — в отличие от людей им с рождения суждено понимать друг друга и без слов. Ведь порода у них одна, так же, как и место, где они родились. Все это промелькнуло у Алики в голове, еще до того, как он медленно и неохотно повернул голову, скосив на нее круглые кошачьи глаза. Глаза крупной черной кошки с рыжей гривой и острыми как сабли клыками. Багилев — самец. Такой же как она, только злее, изворотливей, сильнее... Намного сильнее и крупнее ее. Алика смотрела на человека, а видела лишь скалящегося неукротимого зверя. И саванну с колышущейся травой. И багильвиц, цепочкой растянувшихся вдоль пасущегося стада. Их рывок, отсекающий испуганную антилопу от остальных, успевших спастись. И горячая кровь фонтаном из горла умирающей жертвы. Она до сих пор помнила ее привкус. И ОН, лениво наблюдавший за охотой с холма, медленно и вальяжно спускается вниз, чтобы приступить к пиру первым. И голодный блеск глаз ожидающих его насыщения самок. Как давно это было. Зачем ОН здесь?
— Слишком много перемен с тех пор, как ты не с нами, — он подошел к камину, задумчиво подкинув в огонь несколько поленьев. — Тебе не холодно? Я после превращения всегда мерзну.
Она отрицательно покачала головой, ожидая продолжения.
— У нас беда, Лика. Мы постепенно вымираем...
— Как так?! — Она растерялась — такая неожиданная прямолинейность совершенно не вязалась с тем, Бальтазаром, которого она когда-то знала. Значит, все действительно плохо.
— Еще хуже, чем ты можешь предположить, — привычно почувствовал ее мысли он. — Болезнь приняла размах эпидемии. Вот смотри, — он подошел к столу и что-то быстро набросал на листке. Затем вернулся, присев на край дивана и осторожно ее потеснив.
— Это обычный средний прайд, — Бальтазар водрузил бумажку у нее пред носом. В черных безгривых кошках угадывались особи женского пола, окружавшие такого же, но покрупнее самца с небрежно торчащими вокруг морды иглами дикобраза. Видимо под последним подразумевалась грива. Алика нервно хихикнула.
— Не вижу ничего смешного. Если раньше заболевала одна из восьми багильвиц, — он ткнул в изображения карандашом, — то сейчас все! Стоит лишь кому-то начать, и за ней следуют остальные. Их отправляют сюда, проторенным путем избавляться от ваших чертовых видений, а они не возвращаются. Хорошо бы если б некоторые, ан нет — все. Ты первая не вернулась. Потом еще несколько, потом поголовно. Я остался без прайда в числе многих. Мы пытались вернуть своих самок насильно, разыскав здесь, и не смогли.
Он замолчал, пристально всматриваясь в ее потрясенное лицо. Наверное, он тоже сейчас видел перед собой ее животную ипостась, ту, к которой когда-то привык.
— Почему? Почему не смогли?
Он снова подошел к компьютеру, вернув на уже успевший погаснуть экран изображение. Щелкнул несколько раз мышкой, найдя нужную страницу, увеличил текст и развернул дисплей так, чтобы она могла его видеть не вставая.
— Спутниковое сканирование — любой прибывший на планету автоматически вносится во всемирную базу данных, даже не зная об этом. Так что через сеть можно разыскать любого и отследить его перемещение, если знать нужные коды доступа. Читай...
Последнее можно было не говорить — она уже давно читала, почти пропустив мимо ушей его вводную лекцию.
— Карина Продах — смерть от огнестрельного ранения 11 мая 2047 года. Преступник не найден, — равнодушна гласила надпись над фотографией улыбающейся девицы в очках. Кари — самая молодая багильвица из их группы.
— Юлиана Мендель — сгорела во время пожара в собственном загородном доме 27 сентября 2049 года. Предполагаемая причина пожара — неисправность проводки. Лиа — самая плодовитая самка Бальтазара. Наверное, был в ярости, когда пришлось отпустить и ее.
— Диана Розберг — утонула при невыясненных обстоятельствах, 6 августа 2053 года. Теплоход «Князь Темерязевский»...
Дальше читать расхотелось. Алика перевела вопрошающий взгляд на Бальтазара.
— Да... Мертвы... Все..., — произнес он отчетливо, чеканя слова. — У других тоже... Все... Кроме тебя... И я хочу знать, почему вы вдруг перестали возвращаться? Что произошло? Мне нужны ответы. Быть может, получив их, мы сможем остановить вымирание.
Он снова присел рядом, аккуратно поправив съехавший угол пледа.
— Ну?
Алика молчала. Не потому, что хотела его подразнить, упиваясь своей единственностью, делающей ее персону почти бесценной. Просто не знала, что сказать. Как объяснить простому дикому самцу свою неисчезающую «человечность»...
Ничто не предвещало трагедии. Землю обнаружили случайно, проводя закрытые опыты с пространственным отражателем материи. Что-то пошло не так и вместо ожидаемой звезды Скарабея зеркальным отражением родной планеты Алики с обратной стороны галактики оказалась невзрачная голубая планета.
Все имеет две стороны — вода и огонь, низменное и высокое, жизнь и смерть, вечность и забвение... Даже времена года разнятся друг с другом своей абсолютной непохожестью. Все тяготеет к равновесию, ища для этого свою противоположность.
Зельдия, где родилась Алика, была точной копией Земли, с той лишь разницей, что солнце здесь было красным, а темпы развития всего живого во много раз превосходили планету-двойника. Земля казалась лишь тенью, которая никогда не повторит своего хозяина до конца. Тенью, в которой так удобно похоронить все лишнее и ошибочное...
Убедившись в ущербной недоразвитости дочернего детища, к контакту не стремились. Обошлись изучением через быстролеты с гуманоидными роботами на борту. Их систематические отчеты позволили выяснить о планете все. Затем изобрели детектроный трансформатор материи, позволяющий переместить объект в любую точку Вселенной, с заранее заданными параметрами среды обитания и уровня развития местного населения. Интерес к Земле поутих — слишком велики были перспективы нового изобретения. Никто и не предполагал, к чему они приведут.
Контакты с новыми формами жизни, бесконтрольная добыча и торговля полезными ископаемыми истощили планету в считанные десятилетия. Обогатив чьи-то карманы и перечеркнув миллионы жизней. Люди изменились — злые, издерганные постоянной борьбой за выживание, они уже слабо напоминали тех покорителей космоса, которыми мнили себя вначале. Те, кто мог себе это позволить, покинули планету, осчастливив своей биологической единицей чьи-то другие миры. Остальные стали постепенно вымирать... Регресс остановила сама природа, постепенно подарив исчезающему человечеству новый мутантный ген. Подавляя остатки человечности, тот вернул человека на четвереньки. Люди научились превращаться... в животных, если конечно это и была их истинная суть. Планета превратилась в один большой заповедник, где безнаказанно царствовал естественный отбор. Были и уцелевшие — немного — не больше сотни зельдян все же сохранили человеческий облик. Наблюдатели — это единственное, что им оставалось. Только наблюдать, как природа медленно восстанавливает отнятое, посадив на «животную цепь» своего главного расхитителя — человека.
Свободу выбора никто не ограничивал — любой мог вернуться в животное или человеческое состояние по собственному желанию... вернее по собственной сути. Вот только животное почти всегда побеждало человеческое. Так было легче выжить...
Металлический привкус крови и куски еще горячего сырого мяса в пасти...
Визгливый смех гиен в ночи. Суетливый дележ недоеденных останков. Какой отвратительный запах! И мрак застилает глаза непроглядной повязкой...
Рыжегривый крупный самец сомкнул клыки на горле посягнувшего на его территорию молодого переростка. Конвульсивные движения и хрип захлебывающейся в собственной крови молодости...
Топот несущихся потревоженным потоком зебр. Мелькание полосатых ног и пыль из-под копыт — засуха...
Видения настигали Алику внезапно. Будто падала тонкая завеса, за которой внутри дикой кошки, как и прежде, жил человек. И все, что происходило вокруг, казалось дикой фантасмагорией. Чем-то чуждым, ненужным, неправильным. Ей было противно. Спасала лишь мимолетность картинок. Задержать эту осознанность она не успевала, так же, как понять свои желания в этот момент. Вспышки человеческого сознания растворялись в сумраке животных инстинктов.
Все решил случай. Однажды она пришла в себя в тот момент, когда кто-то большой и тяжелый, крепко держа ее за загривок, недвусмысленно собирался продолжить свой род за ее счет. Она рассвирепела и умудрилась вывернуться из-под самца, даже толком не поняв, что делает. Картинка удержалась, не исчезнув, как остальные. Обернулась все еще полная ярости и... встретила лишь удивленный круглые глаза... Осмысленные, не животные. Так состоялась ее первая встреча с Бальтазаром...
— Скажи, тебе нравится быть наблюдателем? — Алика задумчиво рассматривала своего похитителя.
— Что?
— Ну, я вдруг подумала, разве тебе не противно было жить зверем с сознанием человека? Это... По-моему это отвратительно.
— Ты думаешь, у меня был выбор? — Он усмехнулся, показав великолепные клыки (она по-прежнему воспринимала иначе). — Я таким родился — половина на половину, с возможностью, когда захочу смещать чащу весов в сторону то человеческого, то животного. Вы так не можете, потому что вашего звериное во многом превышает человеческое. Я ведь тебе показывал тестер, перед тем, как сюда отправить.
Алика поморщилась. Воспоминания были не из приятных. Тестер находился в подземной лаборатории, куда ее впервые перерожденную, испуганную и не понимающую, что происходит, принес на руках Бальтазар. Наблюдал за ней — знал, что скоро это произойдет. Так и случилось. Потом были какие-то провода, кресло с фиксатором и маленькая камера со слепящими вспышками разноцветных огней. Только после нее она смогла говорить и связно формулировать, норовящие разбежаться в разные стороны, мысли. Тестер заканчивал процедуру впрыскиванием в запястье какой-то гадости, от которой долго и невыносимо тошнило и пошатывало еще несколько суток. Зато Бальтазар сказал, что тестирование показало наличие у нее шестидесяти семи процентов человечности вместо допустимых сорока. И чтобы вернуть ее в прежнее состояние от разницы придется избавляться. Как? Лекцию по этому поводу она помнила до сих пор...и почти дословно. Она ее потрясла.
— Заставить тебя снова стать багильвицей теперь может только опасность. Настоящая... Смертельная. Только тогда ты переродишься и бросишься на врага. Как только твои клыки пронзят его кожу — дело сделано. Все лишнее человеческое, что есть в тебе, сольется ему. Ты же телепортируешься сюда незамедлительно. Объяснять, как и почему это происходит, не берусь. Не знаю — я наблюдатель, а не ученый. Главное — не ошибись в выборе ТОГО человека...
— Что значит ТОГО?
— Люди разные. Человеческий облик обманчив, — уклончиво ответил Бальтазар.
Телепортация на Землю прошла успешно, чего нельзя было сказать об остальном...
— Ну, ты собираешься отвечать на мои вопросы или намерена и дальше продолжать допрос? — сидящая возле нее огнегривая кошка, зловеще зашипела, извлекая Алику из воспоминаний.
— Они не становятся человечней ни от моих клыков, ни от моих когтей, — скучным голосом произнесла она. — Я пробовала на многих — ничего не происходит. Просто покусанные люди. И желтая пресса на следующий день смакует подробности новой выходки городского оборотня. Они меня так называют. А я не могу вернуться. Просто не могу. Ты меня обманул, Бальтазар.
— Они тебя разыскивают? — Он был озабочен, пропустив мимо ушей последнюю реплику.
— Пытаются иногда, поэтому приходится часто переезжать.
— Так, — он спрыгнул на пол и беспокойно заметался по комнате.
Алика предприняла очередную попытку разглядеть в нем человека — неудачно.
— Ты просто выбираешь не ТЕХ, — недовольно прорычал он.
— Так какие «ТЕ»? Объясни мне, чтобы в следующий раз я уже не ошиблась.
— Это должен быть хороший человек, понимаешь!
Она с недоумением на него смотрела.
— Ну, он должен быть настоящим, без двойного дна...без изнанки... Как же тебе объяснить? Без зверя внутри.
— А-а-а-аааа, так и у них то же...
— Нет, до нас им еще далеко! Тут только начало конца...
— Хм... Тогда это замкнутый круг. Хороший человек опасности не представляет. Поэтому я вряд ли превращусь, а значит и покусать его не смогу.
— По разному бывает. Ты сначала найди такого — уже полдела. И не смотри так скептически. Мне необходимо сохранить хотя бы тебя.
— Ага, продолжение рода и все такое.
— Не смей йорничать. Ты моя, и ты прекрасно знаешь, что ничьей другой быть не можешь!
Алика благоразумно промолчала.
— Добрый день, — незнакомец стоял в дверях и улыбался.
Сейчас выберет ту, которая первой поднимет на него взгляд — привычное дело, все они так. Алика даже не потрудилась на него посмотреть, продолжая листать лежащую на столе рукопись. С этой не повезло — текст был сырой, рыхлый, вяз в деталях и лишь с трудом давал представление об общем сюжете. Что-то про детскую жестокость — попытка ироничного взгляда — нет, такое не пойдет. Она заставила себя дойти до последней страницы, в надежде отыскать где-нибудь завалящуюся изюминку. Напрасно — ею здесь и не пахло. Отвратительный день — с утра ни одного приличного текста. Она в сердцах выбросила листки в урну, в очередной раз переключая свои мысли на Бальтазара. Он ее отпустил, пообещав присматривать издали. Почему-то ее женское обличье его ни сколько не взволновало. Как будто нельзя просто остаться здесь людьми и жить вместе раз уж ему так упорно хочется оставить ее себе. Притягательный самец — почему бы и нет?
— Добрый день, — повторил кто-то уже у нее над ухом.
Алика вздрогнула от неожиданности, потрудившись, наконец, рассмотреть очередного соискателя на роль автора издательства «Детский мир», в котором она трудилась. Должность редактора первой ступени ей нравилась. Текстовый материал представлял собой прекрасную пищу для размышлений. Авторы изощрялись вовсю, особенно начинающие, еще толком не научившиеся доверять свои замыслы бумаге. Зато полные самых невероятных идей. Некоторые настолько перекликались с ее собственным миром и теми знаниями, что вложили в ее мозг в лаборатории, до отправки сюда, что это не оставляло сомнений — автору надо писать. Таким она отписывала рецензии собственноручно, даже если не удавалось уговорить главреда принять рукопись к печати сейчас. После ее рекомендаций по правке текста и «пряников» по поводу несомненного таланта начинающего литератора, роман дорабатывали и издавали. Тираж разлетался мгновенно. Коллеги ее недолюбливали именно за эту феноменальную способность чувствовать талант тогда, когда он только пробудился и узнать его не так-то просто. Зато главреда это устаивало...
— Добрый день, — терпеливо повторил мягкий мужской баритон.
— Добрый...
— Вы позволите оставить мою рукопись вам?
Алика исподтишка осмотрелась, отметив, что большинство женской редколлегии невзначай посматривают в их сторону. Очень интересно. Она перевела взгляд на мужчину и замерла. Теперь понятно чего все вылупились — он был красив. Русский богатырь — еще бы шлем с плащом, меч на бок и сходство было бы полным.
— Так я оставлю?
И ямки на щеках, когда улыбается...
— Ага... в смысле — конечно...
— Спасибо!
Он аккуратно сложил стопку исписанных страниц на край стола и полез в карман пиджака. За шоколадкой — так банально все испортить. Алика поскучнела, уткнувшись носом в очередной текст.
— Перезвоните через неделю, — будничным тоном подытожила она.
— Хорошо, — примятая ромашка легла поверх страницы.
Она удивленно подняла на него взгляд.
— Я думаю, вы на нее похожи. Простота и утонченность одновременно... Цветок загадка. Я загляну раньше.
Он вышел, пройдя между вереницей столов. Дамы усиленно делали вид, что заняты. Алика, открыв рот, проводила его взглядом — знал бы ты, с кем играешь...
На следующий день был пион, потом лилия, потом хризантема... Он приходил каждый день, узнать рассмотрели ли его рукопись. И не повторился ни разу. К концу второй недели у Алики на столе собрался огромный пестрый букет. Коллеги уже откровенно подсмеивались над странным ухажером. Ей хотелось думать с тайной завистью. Его роман она не смотрела из принципа, отложив в общую очередь. Он не злился и не пытался ее поторопить.
Роман удивил — детская юмористическая фантастика, легкий и незамысловатый текст ложился на душу с первой страницы. Она давно так не смеялась. Вернее, до этого она думала, что умеет лишь улыбаться. Битва с главредом была упорной — жанр не опробован, можно прогореть, пусть отдает в журналы, может, там возьмут. Нет, никаких тиражей, даже минимальных — он был непреклонен. Пришлось выкладывать главный козырь.
— Разве, я ошиблась хоть в одном из авторов, которых предлагала вам? Маша Галицкая, Игорь Дубинин, Святослав Поленов... Кто делает вам сейчас миллионные тиражи?
Он молчал — ее это воодушевило.
— Я обещаю, через два-три года Клим Мурашкин станет ведущим писателем вашего издательства.
— А если не станет?
— Я уволюсь...
Пауза затягивалась.
— Пусть хоть фамилию сменит, — буркнул он, наконец.
Когда через пять месяцев Клим Булатов (псевдоним придумывали вместе) держал в руках свой первый авторский экземпляр, он сиял не меньше, чем Алика в день исторической победы над главредом. К тому времени их роман был в полном разгаре. Он встречал ее каждый день, неизменно принося с собой какую-нибудь приятную безделицу от маленькой фигурной шоколадки в виде сердечка до огромного букета белых роз. Они могли гулять всю ночь напролет или плыть по реке в арендованном на ночь катере. Или шли к ней, зажигали свечи, легкое вино, вкусный ужин и жаркие объятья первой в ее жизни страсти. Она и не предполагала, что быть человеком настолько приятно. Голова кружилась, и сердце останавливалось от чего-то незнакомого, непонятного, дурманящего и томящего. Навязчивое желание вернуться в прежнюю жизнь отступило, сминаемое обычным земным женским счастьем. Она не вешала ярлыков и не пыталась найти название их отношениям. Она просто ими жила, позабыв обо всем...
— Лика, я не могу сегодня тебя встретить. Прости, улетаю в командировку — встреча с читателями в Туле. Вернусь, сразу тебе перезвоню. Целую.
— Ладно... Пока... Буду тебя ждать, — она положила трубку, безучастно глядя на молчаливый аппарат.
Внутри что-то болезненно сжалось. Нет, в том, что он перезвонит, она не сомневалась, просто... Она не могла себе этого объяснить, что-то уходило, растягивая время липким настоящим, куда-то от нее, в сторону... навсегда. И что внутри может так болеть?
Алика поспешно углубилась в работу — чужие миры равнодушно смотрели с белых печатных страниц.
Он перезвонил на следующий день после приезда. Карьера задалась — его и раньше приглашали на встречи. Молодой начинающий автор. Веселый добродушный богатырь с милой улыбкой — постепенно укореняющийся образ. Сейчас встреч стало больше, издательство предложило сделать загранпаспорт и продвигать его книги за границу. Он с радостью согласился. Она провожала и встречала, видя его все реже и реже. Самый перспективный автор — большие гонорары, большие надежды, завистники, поклонники... Искушение славой. Все, как она и предрекала.
— Алика, прости, замотался, устал. Через неделю еду в Польшу, а еще столько надо успеть. Давай уже после Польши созвонимся и встретимся?
— Как скажешь...
— Ну, котенок мой рыжий, не дуйся. Просто сейчас такой период... Ты должна понять. Я уже не могу весь принадлежать тебе, как раньше...
— Я понимаю, пока, до встречи...
Пустота и холод — всё...
— Алика, перестань... Ты... Я понимаю, тяжелый период бывает в жизни каждой женщины, но нельзя же так! — Главред промокнул лысину. Ему явно было не по себе — она видела — он лишь заставляет себя быть грозным. За всем этими грозовыми разрядами лишь сочувствие и горечь.
— Они все такие... Другие успеха не добиваются. Не плачь, ну, что ты, девочка... Это всего лишь жизнь. Ты еще встретишь, вот увидишь. А на писателей забей... большой болт — это мужчины по вызову. Куда издательство ткнуло, туда и выехал.
Алика перестала всхлипывать — такой нелитературный текст от главреда услышать дорого стоило.
— Что «забить»? — осторожно поинтересовалась она, думая что ослышалась.
— Ничего, — он сразу насупился, переходя в атаку. — Иди, лучше работай, а то за полдня две странички — это уже слишком!
— А на писателей «забей», — добавил он увидев, как ее глаза опять начинают наполняться слезами.
Алика улыбнулась. А все таки один хороший человек в этом чертовом мире все же существует.
Она искренне старалась его забыть. Она научилась прыгать с парашютом и записалась в секцию восточных единоборств. Она везде, где могла, искала опасность в надежде, что это поможет ей вернуть ту прошлую себя. Дикую и свободную багильвицу. Не получалось. Он оставался в ней против воли, вопреки желаниям и здравому смыслу. Она чувствовала его везде, где бы он ни был, и какие бы расстояния их не разделяли. Не события, ощущения, то, как он ни них реагировал. Когда он злился, беспричинно хмурилась и она, когда он смеялся, и ей было радостно. Когда ему было больно, умирала она. Когда он влюблялся... Лучше об этом не думать — слишком невыносимо для той, кто совсем недавно был ему так близок. Или не был? Обман, просто тогда она была нужна и полезна, а теперь нет. Теперь у него другие дороги и на них нет места ей. Она терзала себя глупыми мыслями, пока не пришло осознание беды... Одержимость человеком — что может быть хуже?
Лика беспокойно ворочалась в кровати, не находя себе места. Она чувствовала себя в ловушке. Еще и Бальтазар куда-то запропастился. Поговорить не с кем.
Она забылась беспокойным сном лишь под утро. Ей снились багильвицы, когда-то красивые и гордые, а теперь бессильные, посаженые на цепь теми, к кому посмели привязаться. Мужчинами, не захотевшими понять, кого они приручили.
Утро не принесло успокоения. Наоборот, Алика проснулась с ощущением неотвратимого. Что-то должно было случиться... И разгадка невозвращения так близка. Вот только плата — ведь в этом мире за все выставляют счет...
— Алика, я прошу тебя. Ну, мне просто больше послать некого. Чертов грипп свалил половину нашего штата. Он только передаст тебе новую рукопись и все. Сроки — уже надо верстать, а у него самолет впритык после встречи. Я машину тебе дам с водителем. Это недалеко. Дом Книги, Бунина 33. Прошу, пожалуйста...
Главред в просительной позе выглядел презабавно. Она позволила себе усмехнуться.
— Еду, — и выскочила за дверь, даже не успев прочитать на его лице облегчение.
На встречу опоздала — пробки, часы пик. Когда приехала, он уже заканчивал, щедро раздавая автографы. Она сцепила зубы и двинулась сквозь толпу — только бы он не заметил насколько она сейчас слаба и уязвима. Ничто не ранит и не обезоруживает сильнее равнодушия, только некоторым на это наплевать.
Не дошла — не успела. Мышцы дрогнули, принося почти забытое ощущение силы. Голоса, звуки, запахи ударили в лицо резкими взорвавшимися вибрациями. Опасность... Опасность, где-то из-за спины. Она оглянулась, чувствуя, как медленно перерождается тело. Крепкая спина и светлый вьющийся затылок — мужчина неспеша разворачивался к ничего не подозревающему Климу. Насмешливые круглые глаза, широкий нос, высокие скулы — вот, оказывается, какое у тебя лицо. Бальтазар уже выхватывал пистолет, быстро, одним махом. Только для Алики это мгновение растянулось в один бесконечный кадр. Его выстрел и ее прыжок почти одновременно. Почти, потому что она на какую-то сотую долю секунды раньше.
Клим Булатов не успел понять, что произошло. Большая черная кошка, похожая на черную львицу, сбила его с ног, заливая чьей-то кровью. Вскочила, мгновенно развернувшись и закрывая его. Вторая пуля предназначавшаяся ему прошла через нее навылет. Человек стрелял с остервенением. Люди в панике толпись у выхода, прибавляя к рычанию разъяренного раненого хищника и свои перепуганные вопли.
Человек стрелял, медленно подходя к ним. Ему никто не мешал. Львица уже шаталась, истекая кровью, хрипя и все равно упорно загораживая его собой. Последняя пуля тоже досталась ей. Мужчина выстрелял всю обойму и склонился над медленно оседающим на пол хищником.
— Оборотень, одержимый человеком — жалкое зрелище. Ты чувствовала его, как себя. Потому что зверь не умеет любить иначе. И ты бросилась его защищать, потому что ощущала себя одним целым с ним. Только он не чувствует ничего! Ничего кроме страха за собственную шкуру!
Мужчина протянул руку и погладил гладкий мокрый от крови бок львицы. Она еще дышала. Зеленые злые глаза, такие странно знакомые... Клим, как сквозь туман, рассматривал странную пару.
— Я правда обманул тебя, Лика... Единственный способ убить в тебе человека, это оставить его здесь... Навсегда... Ведь после смерти, любой оборотень возвращается к своей изначальной сути...
Длинное мощное тело черной кошки медленно менялось, на глазах приобретая человеческие очертания.
— Быстро же ты попалась. Любовь. Сколько крови было пролито с этим магическим словом на устах. А сколько еще будет, — мужчина мечтательно закатил глаза. — Глупость всегда наказуема. Люди пугают себя картинками, да пострашней — пекло, черти, сковородки, вечный огонь...
Он тихо рассмеялся.
— Только что может быть хуже забвения? Когда твоя душа лишь игрушка в руках животных инстинктов. И я могу делать с ней, что и как захочу, в том мире, где я хозяин.
Львица вздрогнула, с трудом удерживая на нем мутнеющий взгляд — перевоплощение приостановилось.
— Да, впарить тебе эту историю с планетами-двойниками оказалось проще простого. Ты даже не заметила моих проколов — откуда взяться спутниковому сканированию на планете, где до сих пор в ходу обычные бумажные тексты? Печатные книги вместо виртуальной библиотеки, — он снова рассмеялся.
— Наивное животное. Оборотни вообще моя слабость, хотя с женскими душами иногда случаются накладки. Воспоминания о человеческом, сомнения, мешающие слепому повиновению. Вот и приходится изощрятся, придумывая, как вернуть вам прежний облик. Любовь — пожар, в который все человеческое выплескивается лишь затем, чтобы потом стать пеплом. И с какой животной одержимостью вы кидаете в ее ненасытную топку все, даже собственные жизни. Так было с Кариной, Юлей, Дианой, а теперь и с тобой. Я оставил на этой планете заблуждений их мертвые тела, вернув аду их животную часть. Они тоже защищали своих любимых, отдав им все человеческое. Думаешь, кто-то это оценил? Ничуть. Просто глупая «случайная» смерть нескольких женщин — никто и не заметил.
Багильвица молча перевела взгляд на Клима, который медленно поднимался с пола. Испуганный, бледный, не понимающий. Она закрыла глаза, судорожно вздохнула в последний раз и замерла. Вместо истекающей кровью дикой черной кошки на полу остался лежать человек. Превращение закончилось, унеся с собой ее жизнь.
— Кстати, оборотням с пером мы тоже всегда рады, — русоволосый мужчина шутливо поклонился, больше не обращая на мертвую женщину никакого внимания. — Особенно таким... воинам, творцам и разрушителям одновременно. У нас таких много.
Он подошел к окну, распахнув его настежь. Шум улицы заглушал вой милицейской сирены. За кольцом оцепления быстро собиралась толпа зевак. «Хлеба и зрелищ» — во все времена одно и то же. Бальтазар оглянулся на стоящего за спиной мужчину. Тот склонился над Ликой — узнал. Взял в руку ее ладонь. Плачет. Невероятно, как легко неожиданные потрясения срывают нарабатываемую годами маску. Бывший майор милиции, а ныне известный писатель-фантаст плачет над мертвым оборотнем. Чего только не привидится, а он думал его уже ничем нельзя удивить.
— Люблю таких, как ты. Потому что ваши фантазии делают возможным существование таких, как она, — Бальтазар кивнул на Алику. — До встречи, ты не представляешь, какой подарок мне преподнес.
До того, как рассеяться бесплотным туманом, он успел встретить полный ненависти и ярости взгляд Клима. Он его не испугался — еще один сюрприз...
Когда внутрь ворвались вооруженные люди в форме, Клим Булатов уже точно знал, что будет делать. Никто и никогда не поверит тому, что произошло на самом деле. Дело закроют за неимением улик. Зато ничто не помешает написать об этом рассказ или повесть. Пусть все думают, что это лишь фантазия. Он создаст мир, в котором вернет Лику. И если он действительно «творец», у него есть шанс все исправить. Он будет верить, что все возможно. Он будет бороться так — другого способа попробовать вернуть ее душу у него нет. Книга вышла через полгода. Где-то далеко дикая черная кошка беспокойно ворочалась во сне. Ей впервые снилось, будто она человек...
Елена Бахчеван © 2007
Обсудить на форуме |
|
