|
КМТ
 Учебники:
Издатели:
Ссылки:
|
Фантастика 2007 Алексей Васильев © 2007 Стикс Тело наполнено черной, рвущей жилы болью. Телемонид плачет, не в силах терпеть. Тяжесть каменного свода пригибает, вдавливает в землю.
Полуослепший, он едва различает два размытых силуэта, голоса отдаляются, истончаются, и в отчаянии стонет Телемонид, ибо не может избавиться от ноши, должен сперва дослушать. Ждет, за кем последнее слово, и лишь страх, что упадет, не дождавшись, держит его в этом мире.
В предсмертной тоске уже слышит зовущие на тот берег голоса и грозный приказ неумолимого владыки подземного царства, но отказывается повиноваться Телемонид. Бессилен посланный Аидом Танат, незримые цепи прочно сковали душу и тело, не отдаст ее смертный, есть у него еще время. Продолжается спор.
Перед гаснущим взором проносятся обрывки видений, и, сквозь них, то наливается силой голос Гермеса, то громче звучат слова Нестора...
Отряды столкнулись с грохотом, над полем крики, брань. Телемонид бьется в первом ряду, переполненный дивной силой, под ноги падают рассеченные тела, брызжет алая кровь. Сам Арес на его стороне, незримый, носится среди сражающихся, опьяненный битвой, и часто сам повергает героев ужасным мечом, каждый раз вскрикивая, словно тысяча воинов.
Навстречу неистовому Телемониду спешит Менелах. Отбросив щит, взвивается в прыжке, сверху обрушивает стремительный удар. Телемонид едва успел шагнуть вперед и вбок, меч рассек воздух, сзади глухо застонала земля. Обернувшись на миг, любимец Ареса бьет яростно, меч сминает шлем Менелаха, а Телемонид, громко славя богов, продолжает теснить устрашенных воинов.
Менелах устоял на ногах, но из-под шлема потекли на грудь темные струи. Разжались руки, выронили меч. С неба черной птицей падает торжествующий Танат, в окружении нетерпеливых Кер, торопливо снимает смятый шлем, за волосы запрокидывает голову Менелаха. Черный жертвенный нож перерезает горло, бьют тугие струи, герой еще полон жизни, успел Танат! С радостными криками Керы припадают к Менелаху, пьют горячую кровь, в нетерпении дергают за волосы, отворяя рану шире. Ликуя, бог смерти срезает прядку волос и властно исторгает трепещущую душу.
Не спешат ненасытные Керы, остаются у тела героя, хотя всюду звучат смертные крики. Знают сестры, как яростно станут биться воины подле Менелаха, за доспехи, скованные рожденным от брака Гефеста и смертной... Жаждут Керы крови, но больше жаждут пить у живых, чья нить еще не оборвана неумолимой мойрой.
Окутанный темным облаком летает над битвой Танат, собирая обильную жатву.
Не любит Арес мрачного спутника, что рядом всегда в сражениях, гневно смотрит на чернокрылого бога, для которого нет сторон в битве. Усмехнулся в ответ Танат, чем в ярость привел сына Зевса. Выбрав воина со стороны Телемонида, вселяется в него разозленный бог. Страшной силы крик потряс все вокруг. Ринулся воин на врагов. Превзойдя в боевом искусстве самого Телемонида, опередил его, прорубившись до задних рядов, не взирая на раны. А когда навалились на него со всех сторон, пронзенный десятками мечей, проткнутый множеством копий, еще долго бился, легко повергая самых сильных героев, отбросив щит, не желая защищаться. Слепящий свет исходит из прорези в шлеме. Дрогнули воины, отступили. Ослабший отряд не мог уже биться за тело Менелаха, тем более думать о победе, и несколько десятков оставшихся в живых бросились в бегство. Арес же, тотчас, как закончилась битва, вознесся на Олимп, оставив изрубленное тело. Напрасно спешат к нему Керы — ни капли крови не осталось, вся потеряна в битве. Обозлено смотрят они вслед Аресу.
Телемонид некоторое время гнался за отступившими, рубил безжалостно в спину. Но вскоре отбросил затупленный, выщербленный меч, вернулся. Ему торопливо подали оружие поверженного Менелаха, воины поздравляли с победой, трижды кричали хвалу.
Яростный наемник не знал поражений.
В гору Телемонид поднимался бегом. Там, на вершине, рядом с обрывом, под которым далеко внизу бушующее море, его очаг.
Орсинома выбежала навстречу, едва оказался в ста шагах от дома.
— Я чувствовала! Я чувствовала! — радостно кричала она, прыгнув на него и стараясь ухватиться, повиснуть на шее. Не достала, конечно, но Телемонид подхватил жену, поднял, чувствуя, как дрожит ее тело. Орсинома целовала его, не в силах оторваться, у него потемнело в глазах, под ногами широкое тележное колесо, что принялось раскручиваться все быстрее, а он, чтобы устоять, вынужден был перебирать ногами. Пошатнулся сильно, едва не упав, с трудом оторвал от себя цеплючую Орсиному, осторожно опустил.
Она тут же требовательно сжала его руку крохотными ладошками, потащила к дому.
Ночью требовала, чтобы спали, обнявшись, но Телемонид, отвыкнув ночевать не один, боялся задавить ее во сне, или случайно, разбросав руки, ударить, потому все время отворачивался, отодвигался. Орсинома, обиженно сопя, переползала через него, но он откатывался к другому краю ложа...
Среди ночи пробудился, чувствуя, как жена, упершись в бок кулачками, пытается перевернуть его, пыхтит, тычет. Не показывая, что проснулся, поддался ей, она тут же вцепилась обрадовано. Но этого ей мало, кряхтя, потащила на себя тяжелую руку, ухватилась, прижалась пухлой щекой, дыхание стало мягким, ровным.
Некоторое время он лежал, выжидая, а когда убедился, что Орсинома спит, аккуратно высвободился, лег на краешке. Она обиженно застонала, обреченно ткнулась мордочкой в спину, сама попыталась обнять. Но рука все время соскальзывает, он слишком крупный, даже заглядывающая в окошко любопытная луна удивляется...
С утра пили мед, разбавляя сладость родниковой водой. Телемонид высыпал из мешка горсть монет, разделил на две неравные части. Указал на большую:
— Это кузнецу, надо поправить доспехи.
Остальное придвинул к Орсиноме:
— Это нам.
Она лукаво посмотрела в серые глаза:
— Ты неправильно поделил! Дай, я...
Деловито принялась катать желтые кругляши, считая по-своему.
— Это — кузнецу. И так много, а вино с ним пить пять дней кряду, как в прошлый раз, не будешь. Это — нам, здесь на еду и новые одежды. А это я приберегу...
Телемонид нахмурился.
— Куда прибережешь? А Архигон делает работу хорошо, вот и просит дорого.
— А ну не спорь! Я про все знаю. И сколько просит, и как вы в город бегаете. А еще ты ему доспехи отдаешь.
— Доспехи?
— Да! Которые снимаешь с побежденных врагов. Думаешь, я не знаю?
Телемонид рассмеялся громко, поднял могучие руки, сдаваясь, с грохотом уронил на выскобленные доски. Глухо звякнув, подпрыгнул кувшин. Орсинома пыталась хмуриться, но не получалось, напрасно сводила она брови и пухлила щечки, Телемонид продолжал веселиться. Тогда, взяв его огрубелую ладонь, укусила за палец, тут же зарычала разочарованно — плотную мозоль не возьмут и волчьи зубы. Свободной рукой Телемонид погладил ее по волосам.
Тогда схватила кувшин, налила воду в ладошку и брызнула на мужа. Он сделал вид, что оторопел, с криком вскочил.
Орсинома ринулась наутек. Телемонид схватив кувшин, погнался за ней, на ходу обещая окатить с головы до ног. Она выскочила из дома, подхватив на ходу запыленный плащ Телемонида. В три прыжка он догнал ее, но Орсинома укуталась в плотную ткань, лишь в щелочку выглядывает хитрый глаз, запищала:
— У меня невидимая мантия! У меня невидимая мантия!
Телемонид отодвинулся, чтобы не было видно, всхлипывая от смеха, Орсинома крутилась на месте, пытаясь углядеть, куда он подевался, наемник поспешно отступил, чтобы не оттоптать ненароком торчащие из-под плаща розовые пальцы, засмеялся, отбросил кувшин и обнял Орсиному.
— Как ты меня нашел? У меня же мантия!
Вдали кто-то громко запел.
Телемонид увидел Архигона, тот, старательно изображая Пана, хрипло выкрикивал слова старой песни, неумело подыгрывая на тростниковой дудочке. Шедшая рядом Полимеда помахала Телемониду и Орсиноме.
— Боги послали добрую весть, наемник! — закричал издалека Архигон. — Говорят, ты разбил Менелаха, а его поверг в бою?
— Не иначе, сам Гермес дружит с тобой! — воскликнул в ответ Телемонид. — Так быстро ты все узнаешь.
— Нет, я больше общаюсь с Весталками! — захохотал кузнец. Полимеда тут же ухватила его за бороду, притворяясь рассерженной.
— Надолго ты? — спросил Архигон, приблизившись. Лицо в темных разводах, гарь и копоть кузницы намертво въелись в широкое лицо.
— Не знаю... Царь Эвридик зовет в поход на южные страны. Собирает великое множество героев.
— Весталки говорили и это — хитро сощурился Архигон, оглянувшись на Полимеду. — Что думаешь?
— Эвридик хорошо платит... обещает десятую часть добычи отдать героям.
— Вижу, ты не очень рад — заметил кузнец.
— Конечно, не рад! — рассердилась Орсинома. — Лишь вчера вернулся ко мне... Не выпущу больше!
Полимеда встала рядом с ней, рассерженно посмотрела на мужчин:
— Мы столько не виделись, а вы свои глупости вместо приветствия...
Телемонид взмахнул рукой:
— Идите в дом с Орсиномой. Клянусь, я рад гостям и встрече, и нам всем пора угоститься. Ну, а пока готовится щедрый стол, мы с Архигоном поговорим. Чтобы в доме уже не расстраивать вас своими речами!
Рассерженно оглядываясь, женщины скрылись в жилище.
— Устал я. — сказал Телемонид Архигону. — Нет, тело сильно, но душа... С Орсиномой. С тобой. С теми, кто живет ниже. Сегодня дрался с одними, завтра богато заплатят другие... За что я дрался последний раз, Архигон? Не знаю. Я достаточно скопил денег, чтобы о них не думать. Воинская слава мне надоела — я покрыл себя ею так, что тяжело дышать. Что делать мне, Архигон?
— Здесь тоже неспокойно. — вздохнул кузнец. — Появились какие-то люди... они призывают не приносить жертвы богам. Они осмелились бросить вызов Аиду! Считают Сизифа героем!
Архигон в возбуждении взмахнул руками.
— И чем же знатен Сизиф?
— Он одолел Таната, пленил его, держал в цепях, за что сурово наказан богами. Но эти люди поют ему хвалу! И снова жаждут стать бессмертными.
— Боги не допустят этого! Кто станет воздавать жертвы? Кто зажжет гекатомбы?
— Да, страшатся боги людей! — кивнул Архигон. — Те их могут сбросить с Олимпа.
— Страшна будет кара. Боги справились даже с титанами, низвергли в Тартар!
— Да, боги не стерпят. — погладил бороду кузнец. — Но люди...
— Что за слова ты говоришь? — сердито воскликнул Телемонид. — Разве одобряешь этих безумцев? Жестоки боги с непокорными! А я чувствую, одобряешь ты действия смертных.
— Но ведь и я человек.
— А потому не чтишь богов? Мне сам Арес помогал вчера в битве, Афина вдохновила все мое войско на подвиги!
— Но чтил и Менелах богов, верно? — тихо спросил Архигон. — Тоже приносил жертву Палладе...
— Значит, отринули боги...
Архигон смолчал.
— Но как осмелились люди бросить вызов олимпийцам, почему не испепелит их молнией Зевс? — спросил Телемонид. — И как они думают одолеть владыку подземного царства Аида? Безумцы!
Кузнец, помолчав, прошептал:
— Говорят, они нашли место, где истекает Стикс!
— Неправда! — вскинулся Телемонид. — Стикс несет свои воды вокруг царства Аида и втекает сам в себя.
— Тише, друг мой, умоляю. Незримыми боги могут стоять рядом и слушать. — чуть слышно сказал кузнец. — Некоторые говорят, что в трех днях к востоку, где гора Рифея, есть глубокая пещера. По ней можно спуститься под землю, как когда-то Орфей! Слышал я, что люди добрались до берегов Стикса, и, спрятавшись от Харона, шли вдоль черных вод несколько дней, и увидели, где истоки Нестерпимой реки!
— И что же? — спросил Телемонид.
— Люди хотят завалить его камнями, желают, чтобы Стикса не стало!
— Глупцы! — оскалился недобро герой. — Боги будут жестоки к ним!
— А еще говорят, что в камень уже вбиты клинья!
— Куда смотрят олимпийцы?
— Ты знаешь, скрыто от их взора подземное царство Аида. И владыка мертвых тоже не знает, что затеяли люди. Лишь немногие верят, что обмельчает скоро Стикс!
— Ну, Архигон, сам Гермес и Ирида, вестница богов, с тобой не сравнятся! Все ты знаешь, кузнец! — свел брови Телемонид. — Но не страшны мне твои сказки, расскажи их лучше жене, как ляжете спать, чтобы, страшась, крепче тебя обнимала!
Архигон едва слышно ответил:
— Ты и сам встретишь еще этих людей. Много я сделал доспехов и сковал длинных мечей для них! Они готовятся к битве с богами, за власть над подземным царством. Жаждут стать вровень с олимпийцами, одолеть Аида!
— Безумцы! Зевс низвергнет их в Тартар.
— Туда они желают заточить всех богов...
— Архигон! Зачем им помогаешь? Зачем раздуваешь мехи и куешь чудные доспехи? Лучше побить их камнями!
— А я, как и ты... — притворно вздохнул кузнец. — Кто платит, тому и работа моя достается.
Не смог возразить Телемонид, сидел злой на неведомых ему людей, что идут против воли богов.
— Вижу, не нравится тебе людская затея — сердито сказал Архигон. — Зря я с тобой... все же, друг, не проговорись никому о том, что сейчас я рассказал. Даже богам!
— Знаешь же, что смолчу. — нахмурился Телемонид. — Но жестоко накажут боги осмелившихся...
— А и так накажут. — вздохнув, непонятно ответил кузнец.
— Пошли в дом. Едва не испортил ты мне аппетит своими речами! Надо скорее вином запить плохие слова!
Падающая звезда сверкнула в вечернем небе. То быстрокрылый Гермес слетел с Олимпа на землю. Обратившись в странника, постучал в дверь Телемониду. Радушно встретил гостя воин, Орсинома накрыла на стол.
Долго беседовали, о битвах, о дальних удивительных землях, чудовищах и героях, наконец, спросил странник Телемонида:
— Не слышал ли ты, что задумали люди против богов? В наших краях говорили о том, будто некоторые знают, как повергнуть олимпийцев? Что нависла угроза над Олимпом?
Смолчал Телемонид, лишь до хруста сжал кулаки.
— Не знаю я о таком. — ответил он. — А знал, так сам наказал бы! Встреть я человека, что помышляет против богов — убью!
Кивнул странник, не сводя внимательных глаз с Телемонида.
— Все же, думаю, слух о том докатился и до твоего жилища! Или не знакомы тебе такие речи? Говорят, неподалеку живет кузнец, что, не боясь гнева Зевса, помогает богоненавистникам! Друг он тебе и не мог не открыться...
— Ничего я не знаю о этих делах. — сжал губы Телемонид.
— Ты лжешь! — вдруг загремел гость, глаза блеснули нестерпимым светом, сам он вырос, раздался в плечах, слетела хламида странника с плеч Гермеса.
Упал на колени Телемонид, устрашившись. Не в силах взглянуть на посланника Зевса, прошептал:
— Ничего не говорил мне Архигон. Ничего не знаю о людях, замышляющих против Олимпа. Всегда почитал я богов!
— Знаю! — сказал Гермес. — Но сейчас можешь прогневать нас! Открой секрет богоборцев! Молчит Архигон, но никогда не чтил он олимпийцев! Неужто и ты, всегда почитавший нас, отвернешь от себя?
Молчит Телемонид, прощается мысленно с Орсиномой, что спит, околдованная Гипносом.
Долго упрашивал Гермес открыть тайну, но смолчал Телемонид, не выдал, отвечал, что не знает. Напрасно грозил хитроумный бог карами и сулил дары. Не вызнал он ничего и про Архигона.
Лишь к утру покинул бог жилище смертного, взлетел на Олимп сверкающей птицей. А на следующий день поспешил к Артемиде.
Тяжело на душе у Телемонида! Не выдал друга, да обманул чтимых богов! Зачем, Архигон, поделился ты тайной? Почему одобряешь неразумных? Будь прокляты те, кто затеял подлость против Олимпа!
На праздник, в день, когда была рождена Орсинома, Телемонид отправился с нею на солнечный луг. Здесь, среди высоких трав, они играли и пели, наемник катал жену на плечах, а она верещала радостно, что еще непременно должен свить ей венок из цветов.
Грубые пальцы слишком сильно сдавливали пахучие стебли, по заскорузлой коже тек цветочный сок, а изжеванные цветы никак не желали сплетаться. Откинув третий развалившийся венок, Телемонид сердито вздохнул.
Орсинома тут же насупилась:
— Ну же!
Наемник вновь попытался одолеть слишком мягкий стебель, но и он лопнул, Орсинома счастливо засмеялась. Ей было неважно, что Телемонид не управится и до вечера, главное, он старается для нее, для нее дышит тяжело, часто утирает пот измазанными зеленым руками и беззвучно ругаясь, рвет новые цветы. Она обняла его, зашептала ласково на ухо. Телемонид задышал ровнее, а негнущиеся пальцы словно оттаяли немного.
Вскоре он вручил Орсиноме неуклюжий венок, но она, хитро засмеявшись, сбросила его с головы:
— Другой давай, этот мне не подходит!
Телемонид вскочил в притворном возмущении, но легконогая Орсинома опередила, смеясь, она побежала к далекому лесу. Наемник, громко возмущаясь, погнался за ней, впрочем, не слишком быстро, иначе догнал бы в два прыжка.
Захлебываясь от смеха, Орсинома спешила к приближающимся деревьям. Когда их тень накрыла ее, а толстые стволы скрыли от мужа, она залезла в густые заросли орешника, притаилась, зажимая ладошками рот, чтобы смехом не выдать себя раньше времени.
По буро-зеленой земле неслышно скользнули две тени.
Охотники, целый день гнавшие чудную лань, крались меж деревьев. Близится охота к счастливому завершению! Здесь, на краешке леса некуда больше податься чудесной златорогой лани. Не знали они, что посланное Артемидой животное уже перенес Гермес. В кустах орешника что-то затрещало, и охотники тут же послали туда стрелы, а стоящая рядом незримая Артемида направила их полет. Раздался испуганный вскрик, но не может кричать так животное!
Они переглянулись испуганно и поспешили к кусту. А когда развели ветки, охотников словно взметнуло ураганом, откинуло в разные стороны. Телемонид упал на колени перед раненной Орсиномой, и тяжелые слезы оросили зеленые листья.
Замерли в страхе охотники, узнали яростного наемника, что стонал, склонившись над девушкой.
Обезумел Телемонид. Черное покрывало накинули на глаза, остановили сердце, остудили кровь. Словно со стороны слышит он свой крик. Поднял на руки закрывшую глаза Орсиному, понес, никуда не глядя, не зная, куда и зачем.
Шел долго, не разбирая дороги, пока, обессиленный, не опустил на землю, упав рядом. Снова беззвучно заплакал. Передохнув, снова поднял Орсиному, и шел дальше, зная, что не в силах будет расстаться.
Когда в очередной раз привалился, изможденный, к камню, увидел странника, что был недавно его гостем.
— Гермес... — слабо шепнули пересохшие губы. — Ты...
— Не думал, что встретимся так скоро? — спросил странник.
Телемонид промолчал, думая, что от горя помутился рассудок и чудится ему эта встреча.
— Если откроешь тайну, вернет Аид тебе Орсиному! Душа ее уже на полпути к Харону, но не возьмет перевозчик ее в лодку, если скажешь, что затеяли люди! — громко сказал Гермес. — Откажется Аид от жертвы...
Молчит Телемонид, не верит, боится наваждения, но уже светлеет в глазах.
— Скажи, и даруют вам боги многие года жизни! Здорова будет Орсинома! Откроет глаза и возблагодарит тебя за спасение!
— Обещаешь? — не верит Телемонид. — Поклянись водами Стикса!
Стерпел дерзость смертного Гермес, принес нерушимую клятву.
— Знай, желают люди остановить течение Нестерпимой реки! — сказал наемник. — Хотят завалить ее камнями! А как станут подобные вам, олимпийцы, скуют вас цепями несокрушимыми и низвергнут в Тартар. И вбиты уже клинья в камни, что возле истока.
Едва выдал тайну, доверенную Архигоном наемник, как открыла глаза Орсинома, а посланник Олимпа, окутанный черным туманом, тотчас поспешил в небесные чертоги.
Возвращались домой долго, неблизкий путь проделал Телемонид со страшной ношей на руках!
Когда поднимались в гору, неразрывно держась за руки, услышали громкий плач и стенания Архигона. Дрогнул Телемонид, разжал пальцы. Пошатнувшись, словно ослепнув, пошел к жилищу кузнеца.
— Будь прокляты боги! — грозил кулаками небу Архигон, стоя на коленях перед ложем с Полимедой. — Отняли вы у меня ее! Знайте, коварные олимпийцы, недолго вам тешиться! Не откроюсь я вам, какие бы не придумывали вы наказания. Как бы не мучили меня теперь! За все отомщу вам, злобные боги! Я буду смеяться, когда вас вышвырнут в Тартар! Будьте вы прокляты!
В страхе замер перед кузнецом Телемонид. В ужасе он, не может смотреть, как терзает друга черное горе! Обманул его Гермес, не отказался от жертвы Аид, лишь обменял.
— Они знают... — дрогнули почерневшие губы.
Выбежал Телемонид из дома Архигона. В страхе замерла Орсинома, глядя на обезумевшего мужа.
— Прощай! — мертво прошептал Телемонид. — Прощай, прекрасная Орсинома.
Он поднял потемневший взор в вечернее небо.
— Я отрекаюсь от вашего дара, олимпийцы! Отправляйтесь в Тартар!
Задрожала от ужаса Орсинома.
Отвернулся от нее Телемонид. Стремительно побежал прочь, задыхаясь от плача, не оглянувшись, даже когда услышал позади свист черных крыльев Таната, явившегося забрать отвергнутую жертву.
Ярость и отчаяние придали сил, за спиной словно выросли могучие крылья, донесли до горы Рифеи, опустили на серые камни задыхающегося от ужаса и горя. Обдирая пальцы в кровь, долго ползал Телемонид по неуютным скалам, отрывал тяжелые глыбы, пытаясь пробиться вниз. Он кричал от страха, боясь не успеть, в отчаянии готов уже был грызть неприступный камень, как обнаружил узкий провал. В пещере было темно, чтобы не сбиться, пошел вдоль стены, ведя по шероховатой поверхности изломанными пальцами. Спуск круто ведет вниз, Телемонид часто падал, запинаясь о неровности, вставал, ругая себя за медлительность, и, не замечая боли в местах, где содранная кожа висела лохмотьями, шел дальше, потеряв счет времени.
Далеко внизу словно забрезжил рассвет. Серый, хмурый, подобный тому, что встречал на берегу Северного моря, в том давнем походе...
Лаз расширился, пошел вниз почти отвесно. Телемонид, упав, заскользил, обдирая бок, цепляясь руками за стену. Пытался ногами сдержать падение, но те напрасно скребли камень. Внезапно каменный выступ ударил в голову с такой силою, что перед глазами будто вспыхнула ослепительная молния, а когда погасла, наступившая тьма не отпустила его.
Тяжелое тело упало на серую гальку, перекатилось, замерло всего в двух шагах от черной воды.
Телемонид очнулся от боли. Приподнялся на локте, приложил онемевшие пальцы с ободранными ногтями к виску. Их тут же окрасило темным, горячая кровь закапала на мелкие камешки, усеивающие берег.
Он огляделся. Вода в реке неподвижная, словно застывшая смола, гладкая, волны не плещут о берег. Телемонид долго определял, в какую сторону течение. Кругом царит серый безжизненный сумрак и тишина. Дальнего берега не различить в стоящем над водой плотном тумане. Телемонид всмотрелся внимательней, показалось, будто в сером мареве угадывается смутный силуэт. Ему не показалось. Кто-то огромный медленно приближался, Телемонид уже различал мерно взмахивающую руками фигуру высокого старика со всклокоченной бородой.
Наемника зазнобило от отвращения и страха.
Перевозчик мертвых душ Харон явился за ним, чтобы доставить к Аиду!
Галька предательски громко заскрипела, когда Телемонид принялся отползать от темной, как пущенная вечером кровь, реки. Полоска берега неширока — почти сразу же наемник уткнулся в нависающую над Стиксом скалу. Словно бесконечная стена, она уходила в обе стороны, опершись об нее Телемонид смог подняться и, как мог торопливее, зашагал в сторону, где рассчитывал выйти к истоку Нестерпимой реки. Чтобы не упасть, часто опирался рукою о бугристый, влажный от оседающего тумана камень. После удара и падения к ушам изнутри словно приложили огромную морскую раковину, а из живота часто подкатывала дурнота. Наконец, Телемонида вытошнило, но легче не стало. Слабость неторопливо и настойчиво овладевала телом, но наемник, хрипя неразборчиво проклятия, все прибавлял шагу. Иногда оглядывался, всматривался в туман, но никто не следовал за ним. Не видно было и тени, скользящей по воде. Лишь однажды, вдалеке, искаженный туманом, раздался нечеловеческий вой, тоскливый и обреченный.
Трехголовый Цербер! — с ужасом подумал Телемонид. — Страж ворот в царство Аида.
Шел уже долго, но все так же медленно поднимается от застывшей воды туман, все так же шуршит прибрежная галька...
Страшась, что обманут Архигоном, что нет никакого источника, что это выдумки мечтателей и проходимцев, он готов был уже завопить от отчаяния, когда впереди услышал нарастающий гул и вплетающийся иногда в него стук. Сперва подумал, что слышится, потом испугался, вдруг из тумана кинется ужасный треглавый пес, или медленно выйдет порожденная ночью Геката, мертвенно глянет черными провалами глазниц...
Но, подобравшись ближе, понял, что прав был кузнец. Сперва тихий гул превратился в величественный грохот, туман изорвало в клочья, впереди проступили смутные сперва очертания...
С трепетом смотрел Телемонид, ибо видел вход в Тартар. Широкий провал, словно жаждущая пасть чудовища, терпеливо выжидающего жертву, снизу широким языком из него выливается густая, как масло, струя, но почти сразу же замирает, и волны не плещут о берег. Вот он, исток Стикса.
Стена, что была рядом, утратила свою монолитность, темнеют в сером свете провалы, трещины, нависают над головой исполинские надолбы, ноги стали запинаться о крупные валуны.
Завороженный, позабыв о боли, смотрит Телемонид, как с ревом изливается из пасти Тартара река смерти. Никогда не видел он, чтобы вода вытекала из бездны! В удивлении не сразу услышал, как его окликают. Оглядевшись, никого не заметил, подумал, что слышит души умерших, как сверху раздались частые звонкие удары, нарушившие мрачную гармонию страшного места.
Телемонид поднял голову, и в полумраке разглядел несколько человеческих фигур.
— Эй, ты живой? — крикнул кто-то робко.
Наемник перевел дух. Вряд ли порожденный мраком испугается его!
— Живой! — хрипло ответил Телемонид, откашлялся, сплюнув кровью, повторил громче: — Живой! А кто вы? Дерзкие, о которых говорил Архигон?
Звонко щелкнул расколотый камень. С хрустом щель расширилась, извиваясь, словно юркая змейка, побежала по серой скале.
Телемонид на миг остановился перевести дух, но страшное нетерпение и страх, что они не успеют, заставили вновь вскинуть тяжелый молот. Ему уже поведали, что работы продолжаются много дней, но почти все они были истрачены впустую — сперва пытались завалить сам Тартар, чтобы преградить Нестерпимой реке вход. Валуны, что скидывали в бездну, она глотала с жадностью и люди поняли, что никогда досыта не накормят ее. Лишь недавно решено было обрушить огромную часть скалы, чтобы заткнуть бездонную пасть, как затыкают пробкой узкое горло амфоры. Много времени ушло на замеры, еще больше на то, чтоб доставить из солнечного мира необходимое для безумной затеи. Кузнец Архигон сковал опоры, что должны направить движение камня, когда тот отколется, так, чтобы заткнул он ненасытную глотку и сделал особые клинья. Еще несколько дней и не выдержит камень!
В страхе поведал Телемонид, о том, что произошло наверху. И то, что проведали боги, чем заняты люди... Вот-вот причалит ладья Харона и сойдут с нее олимпийцы, дабы наказать непокорных, наверняка уже собирает их Зевс в небесных чертогах.
Наемник сам просил молот и торопил других. Кожаными ремешками ему привязали рукоять, чтобы не выскользнула из поврежденных ладоней, указали место, где бить. Надежда вдохнула в изможденное тело новые силы, грозно зазвучал молот Телемонида. Сжигающая дотла ярость, после припадка которой бездыханным падает человек растеклась по жилам, очистила взор, заставила рычать по-звериному. Клинья входили от одного удара в камень на всю длину, к ним тут же подскакивали, подбивали новые, часть вытаскивали, переставляли в заранее отмеченные места.
— За Архигона! За Орсиному! За Менелаха! — при каждом ударе яростно восклицал Телемонид. Полуголый, блестящий от пота, он сам походил на неистового бога.
Его клич поддержали остальные, каждый выкрикивал близкие ему имена.
— И за Сизифа! — взревел наемник, с такой силой вогнавший клин, что молот наполовину погрузился в камень.
Словно эхом рядом прозвучал жуткий вой.
— Они близко! — закричал кто-то в страхе. — Это ужасный Цербер! Боги явились помешать нам!
— Сдержите его! — приказал Телемонид, привыкший повелевать отрядами в битвах. — Осталось вбить последний клин! Опоры готовы?
Три скованные Архигоном чудовищно толстые балки уже установили в нужных местах. Люди посыпались со скалы, чтобы охранить их, ведь если выбить не так, в сторону рухнет скала, не подавится Тартар...
Из мрака, с ревом, от которого сотряслись подземные своды, выпрыгнул гигантский пес. Три клыкастые пасти, каждая больше, чем конская голова, изрыгают ядовитую слюну, блестят в полумраке, словно наконечники копий, ужасные зубы. Сразу двоих человек ухватил страж подземного царства, лишь третья пасть промахнулась, но тут же вцепилась в добычу соседней. Яростно замотал головами Цербер, разрывая жертву пополам. Люди выставили перед собой копья, но не дает ударить себя пес, бросается сам, стараясь ухватить за древко, заставляет отшатываться. Сотрясается берег от рева, кажется, сам Тартар испуган!
Телемонид торопливо вбивает клин, тот идет тяжело, от спешки наемник часто промахивается, дробит камень в пыль. В пересохшем рту хрустит на зубах каменная крошка.
Рукоять не выдержала очередного удара, переломилась, но клин не скрылся и наполовину. Рыча, как обезумевший зверь, Телемонид зубами отгрыз с запястий ремни, откинул переломанную деревяшку. Закричал от пронзительной боли, но обхватил тяжелый брусок молотила, заставил сжаться непослушные пальцы. Крича непрестанно, обрушил удары на упрямый клин.
Внизу лежат уже четверо растерзанных Цербером. У многих оставшихся перекушены копья, а мечи бесполезны, слишком коротки. В реве пса слышится близкое торжество.
И снова неудачно бьет по клину Телемонид. На этот раз вскользь, так, что загибается стержень. Молотило выскальзывает из скрюченных судорогой пальцев, наемник кричит от бессилия, пытается ухватить клин зубами, но не вытащить его и вдесятером! Всхлипывая, Телемонид смотрит вниз, видит, как воин-смельчак, рискуя собой, бросается на пса, его тут же пронзают острейшие зубы, но последним усилием человек вонзает меч Церберу в бок. Люто взревел страж! Все три пасти пытаются дотянуться, выдернуть меч, змеи на загривке шипят яростно, а люди, не упустив возможность, втыкают в Цербера копья, наваливаются на древко всем телом, пронзая тело глубже...
С воем катается Цербер по берегу, обламывая копья, но многие наконечники остались в нем, а люди ухватились за мечи, ринулись на порождение тьмы дружно, со всех сторон.
Но не радуется Телемонид близкой победе. Видит, как в тумане появляются тени, приближаются, можно уже различать силуэты. Близятся олимпийцы.
Вновь бесполезно пытается Телемонид выдернуть клин. Внезапно рядом с собой он видит другой, целый...
Но как наживить его в камень? Одной рукой наемнику нипочем не замахнуться молотилом. Телемонид прижимается щекой к шершавому камню, зубами сжимает клин, обрушивает молотило, метя себе в висок...
Если промахнется, или выронит, наемник неминуемо разобьет себе голову. Но попадает, трещат, ломаются зубы, иные вырывает из десен, рот заполняется кровью, а боль бьет слепящими молниями. Клин входит в камень, но неглубоко, опасно, может вылететь... Нужно еще раз сжать клин и ударить... Потом можно будет вставить распорку.
В безумном крике нет уже ничего человеческого. Когда Телемонид ударил в третий раз, руки едва не дрогнули, так сильно желал раздробить себе висок, чтобы избавиться от мук.
Клин теперь держится прочно.
Внизу продолжается агония Цербера, мечами его пригвоздили к земле, но бессмертен подземный страж, его можно лишь ненадолго пленить, как смог когда-то Геракл...
С последним ударом молотило выпало из рук. Но клин глубоко скрылся в камне, в глубине скалы затрещало... Обрушиться ей теперь не дают лишь загодя подставленные опоры.
Телемонид, ослепленный болью, пытается крикнуть, чтобы внизу выбили их в нужном порядке, но обезображенный рот забит окровавленным крошевом, и наемник торопливо отплевывает густые комки.
Раздаются крики ужаса, люди на берегу подаются назад, оставив пригвожденное тело ужасного пса. Из тумана выступают фигуры богов. Впереди разгневанный Зевс, глаза мечут молнии, по сторонам — Гера и Афина, а сзади сам Аид с Персефоной...
Скала под Телемонидом вздрогнула, просела. Лопается с треском центральная опора, Телемонид увидел, как выбило ее из-под камня. Скала опустилась на локоть. Неужели напрасен был труд!
Наемник бросился вниз. Неловко упал на бок, но остался в сознании, лишь равнодушно подумал, что свернул плечо. Вся боль собралась в голове, тела уже не чувствует... Встав, Телемонид, подлез под нависающий камень и подставил спину и плечи, подобно Атласу, держащему небо. Тяжесть каменного свода помутила мысли, пригнула, вдавила в землю. Камень неровный, острые выступы впились в плечи и спину, разодрали кожу на затылке. Две опоры, скованные Архигоном, быстро погружаются в серую гальку. Сердце стучит все быстрее, грозясь разорваться, как переполненный кровью бычий пузырь, стонущего в муке Телемонида неудержимо пригибает к земле.
Люди и боги замерли напротив друг друга. Утих Цербер.
Из ниоткуда шагнул к Телемониду Гермес. Торопливо и вместе с тем испуганно. Кажется Телемониду, что бог даже изогнулся льстиво, готовый на уговоры. Горит в глазах огонек убеждения.
Но не успели слова слететь с его губ. Шагнула навстречу Гермесу тень мудреца Нестора, давно покинувшего мир живых. Взгляд его суров и тверд, широкие ладони держат могучий посох крепко, скрипит натертое дерево, словно сжимаемое плотью.
Бессильно закрывает Телемонид глаза. Нужно выбить одну из балок, удерживающих каменный массив. Чтобы обрушить скалу в горло Тартару, нужно ту, у которой Гермес.
Глубоко вздыхает Телемонид. В горле клокочет, выступает на губах кровавая пена. Сейчас, переведет он дух и сможет дотянуться и выбить опору.
В этот миг заговорил с ним Гермес.
— Что собираешься сделать ты, смертный?
— Стать равным тебе. — беззвучно ответил Телемонид.
— Зевс подарит тебе эту возможность... Если послушаешь меня и не станешь тревожить Стикс, дарует тебе Громовержец бессмертие. Возьмет на Олимп, подарит крылья.
Не в силах ответить Телемонид, едва справляется он со своей ношей! Опоры уже на ладонь погрузились в прибрежную гальку.
За него говорит Нестор:
— А Орсинома?
— И ей позволят вознестись на Олимп! — обещает Гермес.
— А как с Полимедой?
Хмурится Гермес, но кивает.
Усмехнулся Нестор.
— А как с другими поступим? Их множество, готовы ли потесниться боги?
— Разве достойны с богами жить люди? — сердито восклицает посланец Олимпа.
— Почему нет? — упорствует Нестор.
— Вспомни Менелаха... разве достоин был жизни? — возмущается Гермес, глядя на Телемонида. — А сколько еще таких в мире? Их всех делаешь ты равными богам. Подлецов, трусов, сластолюбцев...
— А боги так ли уж достойны? — прошептал Нестор. — Разве нет сластолюбцев и подлецов? Да, страшно то, что и плесени рода людского будет закрыт вход в царство Аида.
Кивнул хитроумный Гермес:
— Мудрость богов! Смерть — вот наказание богов, возмездие и кара ничтожным!
— Люди рассудят... Их время! В Тартар швырнем недостойных!
— А те томимые души, что во множестве собраны в Аидовом царстве? — спрашивает Гермес. — Разве ж справедливо оставлять их на вечное существование в этих унылых местах? В то время, как дети, может быть, меньше достойные, станут богами?
Камень с хрустом сдвинулся вниз, столь сильно хлестнули Телемонида слова быстрокрылого бога.
Нестор неслышно ступил к нему:
— Вспомни, Гермес, о Пелопсе! Разве не вдохнули в него боги душу, не вернули из царства Аида?
— То боги... — презрительно дернул подбородком Гермес.
— Смогут и люди. Построят сверкающий мост из подземного мира.
— Достойны ли души пройти по нему? Среди них есть много созданий, что недостойны солнечного мира! Преступники, нарушители клятвы, убийцы детей! Им даст он свободу?
— Скинут с моста их!
— Когда еще это все будет! — взмахнул рукой Гермес. — А ты уже не спасешься!
Бог заглядывает Телемониду в глаза. Нестор молчит.
— Успеет Танат забрать душу твою, напрасно все это! — бог указал на камень.
— А я подожду, пока не протянут мне мост! — нашел в себе силы ответить Телемонид. — Мне слова Нестора больше подходят...
— Глупец, ты даже не встретишь здесь Орсиному. Не повезет тебя Харон, многие годы не встретятся ваши души! Соглашайся с богами, и прямо отсюда вознесем вас на Олимп!
Молчит Нестор. По лицу Телемонида катятся крупные капли, срываются с ресниц, затмевают взор. А изо рта при каждом выдохе исходит облачко пара — холодно возле истока нестерпимой реки. Тяжесть давит на плечи, готовые подломиться ноги погружаются в серый песок. В груди сам Гефест раздувает мехи с такой яростной силою, что те грозят прорваться. Обильно льет кровь, струи ширятся, с подбородка стекают на грудь, крупные капли падают на песок, исходит паром багровая лужица.
Оборачиваются нетерпеливо воины, что стоят напротив богов. Со все большей тревогой смотрят на Телемонида. Стоит он под огромной скалой, до коленей погрузившийся в землю, весь залитый кровью и обращается то к Гермесу, то к Нестору, меж тем, как один он, и спорит с собой! Помутило рассудок Телемонида! В страхе люди, тяжела будет кара богов, и после смерти не оставят души в покое.
С клекотом лопнули на губах алые пузыри, рассмеялся Телемонид в лицо Гермесу.
— Зачем мне Харон, глупец? Посуху я перейду!
Взревев яростно, оставшиеся капли жизни тратя в последнем усилии, бросается Телемонид, и выбивает опору всем телом.
С громким, сотрясающим своды подземного царства криком бросаются воины на олимпийцев.
Треск, громкий, словно рушится мироздание. Воды Стикса вскипают, алые струи смешиваются с темной водой подземной реки.
Обречены боги.
Русло Стикса пересохло.
Алексей Васильев © 2007
Обсудить на форуме |
|
