|
КМТ
 Учебники:
Издатели:
Ссылки:
|
Фантастика 2007 Джон Золотов © 2007 Смертник В этот знойный день Санна-Летта бурлил. Всеобщее веселье и атмосфера праздника не уступали гуляньям по случаю дня святого Хаввы. Повсюду ходили одетые в карнавальные костюмы люди, музыканты и танцоры развлекали праздную публику, а в тавернах поднимали кружки крепкого «за Независимость Эл-Патта». Люди улыбались первым встречным как лучшему другу и, казалось, что все мы — одна большая семья. Тускло-красный свет Авэра радостно играл в окнах маленьких домиков, на браслетах и бусах людей, освещал поднятую гуляками с не мощеных улиц пыль.
В этот день я пришел в город со всей семьей. Маленький Марки еще не видел таких праздников. Кто мог знать, что в этот счастливый для всех день над Санна-Летта сгустятся тучи?..
...Вдруг свет померк, и люди задрали головы вверх. Улыбки быстро пропали с лиц, когда все увидели заслонившие собой Авэр тучи десантных кораблей. Кубы, выложенные из звезд — знаки Союза Свободных Систем, Голубые прямоугольники с желтым кругом посередине — боевые знамена Земли...
Я проснулся и не сразу вспомнил, где я, а когда вспомнил — схватился за кейс. Только ощупав этот ничем не привлекательный на первый взгляд кейс, я вздохнул с облегчением... и ужаснулся.
«Он все еще при мне, а значит, это были не сны, а призраки прошедших лет, возвращающиеся каждой ночью и терзающие меня снова и снова. Значит, у меня есть миссия».
Я посмотрел в окно. Мимо проплывали облака, они уже начинали розоветь в лучах заходящего Солнца.
«О, как это заходящее розовое Солнце напоминает Авэр в зените».
Я позвал стюардессу и спросил: «Когда мы прилетим?». Высокая миловидная девушка в традиционном синем костюме с улыбкой ответила, что прилетим через час, расчетное время посадки — двадцать один час по местному времени.
«Время есть, можно еще поспать».
Не люблю сверхзвуковые самолеты, да и куда мне спешить? Я перевел часы на тринадцать оборотов вперед, как учил этот скользкий змей, Наставник Даннас.
«Ничего сложного, как наши, только циферблат разбит на двенадцать частей, а не на двадцать».
Мой родной Эл-Патт крутится быстрее. День быстрее сменяет ночь, ночь быстрее уступает место дню...
...Но тогда день и ночь словно взбесились, меняясь со скоростью пролетающих над Санна-Летта кораблей. Они приземлялись в километре от города, горожане наблюдали с холма на окраине Санна-Летта, вооружившись биноклями и подзорными трубами. Те, что приземлились первыми, уже успели установить пулеметы, палатки, наблюдательные вышки. А из вновь прибывших тут же выпрыгивали бравые парни в массивных бронежилетах и с оружием. Створки грузовых отсеков падали, и на пыльную пустошь, выбрасывая в воздух клубы черного дыма, выкатывались танки и тяжелые бронемашины. Они угрожающе вертели башнями, делали крюк вокруг «посадочной площадки» и замирали в ожидании приказов.
Они пришли в город через час. Несколько важно одетых землян в сопровождении сотни вымуштрованных солдат. На площади Анно Бадреса один из них вынул из дипломата несколько листов бумаги, взял макрофон и стал читать. И голос его разносился на весь город:
— Министерство по расширению и экспансии Союза Свободных Систем уполномочило делегацию представителей во главе с министром по расширению и экспансии Союза Свободных Систем. То есть со мной. Довести до сведения местного самоуправления городов планеты Эл-Патт, что в системе Авэр, с тем, чтобы последние довели до сведения всех жителей вышеупомянутой планеты, решение вышеупомянутого министерства, касательно провозглашенной год назад (по местному времени) независимости вышеупомянутой планеты! — умеют же, бюрократы чертовы, писать так, что ханорь не разберет. — Самовольное решение о провозглашении независимости и образовании государства Эл-Патт считать не действительным! Все меры по образованию несанкционированного и непризнанного Союзом государства прекратить!
В толпе, начавших соображать, что к чему горожан, поднялся недовольный гвалт. Кто-то стал выкрикивать:
— Почему недействительным?!
А министр продолжал:
— Каждый регион в приказном порядке обязуют платить Союзу налоги, как и раньше: взносы за членство в Союзе, сборы за защиту, налоги на содержание армии, добычу полезных ископаемых, гуманитарную помощь «планетам третьего мира», а, кроме того...
— Народ проголосовал за отделение!!!
— К тем, кто ослушается применить карательные меры.
— Так не пойдет!!! — толпа выходила из-под контроля.
Я взял детей за руки и поспешил покинуть площадь. Мари последовала за мной. А за спиной крики уже заглушали макрофон:
— Мы не согласны!!!
— А «миротворцев» столько зачем?!!!
— БЕЙТЕ ИХ!!!
Раздались выстрелы, их заглушил рев толы, и мы перешли на бег. В одном я был теперь уверен — в этот день на площади Анно Бадреса закончилась спокойная жизнь целой планеты...
Сильно тряхнуло, и я проснулся. Самолет катился по посадочной полосе, мы прилетели. Я еще раз ощупал черный кейс у меня на коленях, чтобы убедиться, что все это не сон.
Здание аэропорта в Нью-Лимишере было огромно, как и сам город. В зеркальных окнах отражался последний яростно-красный взгляд заходящего солнца, и я — ничем не примечательный человек средних лет и среднего роста в старом бежевом плаще, с деловым кейсом в руках, бредущий на таможенный досмотр в толпе таких же людей, серых и усталых.
«Ну, вот и первая проверка».
Я стоял у пропускного пункта таможенного контроля. Нет, документы у меня в порядке, виза действительна на месяц, тут комар носа не подточит. А вот Врата таможни...
— Далее на твоем пути встанут «Врата таможни», эта штуковина сделана специально, чтобы ловить таких как ты, но не бойся, — Наставник Даннас хитро улыбнулся, обнажив титановые зубы. — Этот чемоданчик сделан из особого материала. Не вдаваясь в подробности, скажу только, что всякого рода волны, которыми Врата попытаются его просветить, будут просто его огибать, и эти дети ханоря будут считать, что он пустой...
«Но он не пустой, совсем не пустой. А если не сработает? А если сейчас взвоет сирена? Нет, она не взвоет, чтобы не пугать народ. Я знать ничего не буду, а ко мне сзади подойдет пара горилл, схватят за руки, вкатят лошадиную дозу снотворного под лопатку, и все. Проснусь в тюрьме строгого режима с нашивкой смертника на рукаве».
По лбу прокатилась капля холодного пота.
«Спокойно. Веди себя естественно. Все у тебя в порядке».
Подавив тревогу, я улыбнулся девушке, проверяющей документы, протянул ей паспорт и визу.
— Добро пожаловать в Нью-Лимишер, мистер Смиф.
«Пока все в порядке. Конечно, Смиф — не моя фамилия, меня зовут Аллас Мараннас, но им этого знать не нужно».
На всякий случай я нащупал пальцами кнопку, маленькую скрытую кнопку, она была там, где к кейсу крепится ручка.
«Пусть только попробуют подойти, и я нажму ее прямо здесь и сейчас».
Я шагнул через Врата. За это краткое мгновение сквозь меня прошли несколько видов лучей. Врата раздевали меня своими всевидящими глазами, ощупывали, искали контрабанду, наркотики, оружие...
Было тихо. Мой палец лежал на кнопке. Я ускорил шаг, чтобы быстрее покинуть здание аэропорта. Обернулся я лишь когда вышел на улицу. Никто не шел за мной, никто не пытался остановить.
«Кажется, получилось», — мелькнуло в голове, когда быстрый желтый автомобиль набрал обороты, увозя меня прочь от аэропорта в большой город, где можно было слиться с толпой и выполнить возложенную на меня миссию.
И была война. ССС не прощал смерти своих дипломатов. В городе Сана-Летта теперь действовало два порядка — дневной и ночной. Днем по улицам маршировали дисциплинированные, вооруженные до зубов солдаты Союза Свободных Систем. Показывали местным жителям, какие они крутые: в поисках мятежников проводили обыски, тут же на площади Анно Бадреса устраивали показательные казни. Но едва Авэр скрывался за горизонтом, эти молодцы исчезали из города, бежали, поджав хвосты в свой лагерь, и их нельзя упрекнуть в трусости. Трудно бороться с тем, чего не видишь.
Некто, Варра де Сивва, бывший когда-то простым ремесленником, собрал отряд, получивший гордое название «Борцы за Независимость Эл-Патта». Поняв, что ему никогда не одержать победу в открытом бою, де Сивва выбрал затяжную партизанскую войну на истощение. Боевики БНЭ, вооруженные «чем Аххар послал» появлялись из густых сумерек и исчезали в утреннем тумане, неизменно унося с собой несколько жизней «заклятых врагов Свободы».
По началу ССС не считал БНЭ серьезной проблемой, но когда счет убитым пошел на тысячи... За голову де Сиввы назначили большую награду, устраивали засады и рейды вглубь Эррнадских пустошей, бомбардировали каньоны и пещеры. Тщетно. Де Сивва был неуязвим и продолжал поднимать людей на борьбу с захватчиками.
Я, Мари и двое наших сыновей — Марки и Даннэль жили в пригороде Эл-Патта, но война не обделила вниманием и нашу семью. Будучи врачом, я был нанят (за весьма скромную плату, и обещание обходить мой дом стороной) в лагерь ССС. У них, конечно, были свои лекари, но в последнее время поступления свежераненых солдат стали превышать все мыслимые пределы. Я уходил в их лагерь утром и возвращался вечером по локоть в чужой крови.
Это было опасно, и в мою сторону стали коситься соседи, в мыслях или делах поддерживающие сопротивление. И как-то вечером случилось то, что и должно было случиться...
В дверь постучали, открыла Мари. Она позвала меня, сказала, что принесли раненого, и голос у нее был напуганный. Я подошел к двери и сразу понял, в чем дело: на пороге стояли человек пять вооруженных людей, двое из них держали истекающего кровью парня лет двадцати, в груди и в ноге которого зияли дыры, какие мог оставить только крупнокалиберный пулемет. Такие пулеметы стояли на танках и вокруг лагеря ССС. Темнокожий человек с черной повязкой на глазу, не дожидаясь приглашения, шагнул в дом и обратился ко мне:
— Доктор Мараннас, нам нужна ваша помощь. Эти ребята, — он обвел взглядом спутников, — преданные бойцы БНЭ и сегодня они понесли в боях тяжелые потери. Я думаю, что как истинный патриот Эл-Патта и медик вы не можете оставить их без врачебной помощи.
— Конечно, заносите, — я провел «гостей» в дом и показал на кровать. — Положите сюда. Даннель, неси инструмент! Мари, вскипяти воду!
А одноглазый продолжал:
— Этот малый сражался как лев и подорвал танк этих фашистов. Я надеюсь, что вы сделаете все возможное, чтобы он увидел завтрашний рассвет.
— Сделаю все, что в моих силах.
— Мы, разумеется, заплатим, но только в случае успешного исхода операции. Так же мы рассчитываем на полную конфиденциальность. А на всякий случай напомним, что за помощь вторгшимся захватчикам БНЭ карает без промедления, так что благодарите Аххара, что вы оказались нам полезны. — При этих словах я, должно быть, побледнел от страха, а одноглазый осклабился, обнажая железные зубы. — Другими словами, держите рот на замке, и с вашими близкими, — он посмотрел на Мари, только что появившуюся в дверях с кипящим чайником в руках, — все будет в порядке. Мы уходим, и да поможет вам Аххар.
Нью-Лимишер — самый большой из мегаполисов Земли. Небоскребы и лачуги, трущобы для нищих и хоромы, достойные королей простилались на десятки квадратных километров вокруг. Более ста миллионов жителей. Пока одни боролись за выживание, вычищая нужники, другие придавались сладостному пороку в лучших борделях, и никто из них не знал ничего о существовании маленькой планеты Эл-Патт в десятках световых лет отсюда. Но это даже лучше.
«Кровь за кровь. Их солдаты убили немало наших женщин и детей. Теперь пусть сами захлебнутся в крови. Отныне наш путь — Террор, и да поможет нам Аххар!»
На мгновение я сам испугался своих мыслей, показалось, будто я слышу их со стороны. Но я взял себя в руки.
«А не для этого ли ты проделал столько парсек пути?» — спросил я сам себя и сам себе ответил: «Для этого».
Я еще раз нащупал скрытую кнопку. Осталось только нажать ее и...
— Вот здесь, у основания ручки — потайная кнопка, — Наставник Даннас покосился на меня единственным глазом, — заметить ее практически невозможно. Нажмешь и, — он вскинул к Аверу кисти рук, изображая взрыв, — на их головы падет гнев Аххара — ядерная реакция, вызванная вот этой малышкой, — он подошел к столу и сорвал покрывало. — Впечатляет, правда, брат Аллас.
На столе лежал серебристый цилиндр, размером с пивную кружку, только длиннее. Из боков у него торчали разные штыри, кнопки, провода и моргающие красные лампочки.
— Это — орудие твоей мести, Аллас, орудие нашей мести.
Небольшая и легкая атомная бомба лежала в моем чемоданчике, красные огоньки сменились на зеленые — бомба готова и ждет последнего приказа. Эта бомба, получившая шутливое название «Петарда», видимо за свой размер, была далеко не самой мощной в галактике, но являлась произведением военно-инженерного искусства. Уж не знаю, чего БНЭ стоило ее достать, но, попав в центр такого перенаселенного города, как Нью-Лимишер можно было рассчитывать на десять-двадцать миллионов смертей.
«Достойная месть» — мелькнула в голове чья-то мысль.
Я шел по бульвару какого-то грязного района и размышлял о месте, где я, совершив последний вздох, вознесусь к Аххару и захвачу с собой... Скольких? Это должен быть густонаселенный район и в то же время, что-то символичное.
Тут мой взгляд упал на голографическую вывеску бара «Глоток радости» и я решил зайти.
«Взорвать город можно будет и завтра, а сегодня напьюсь, как следует». — Эта мысль была мне настолько чуждой, что немедленно в голове возникла другая: «Ты же не пьешь». — И чей-то чужой ответ:
«А какая теперь разница?»
«Глоток радости» не отличался от всех других баров, в которых мне приходилось бывать. Пьяная болтовня, сигаретный кумар и запах дешевого спиртного витали в воздухе.
Я сел за стойку бара как раз в тот момент, когда сидящий рядом широченный мужик, сделав последний на сегодняшний вечер глоток пива, упал головой на стойку и захрапел. Кружка опрокинулась, и остатки пенистой жидкости разлились по стойке. Подошел бармен и со скучающим видом стал вытирать стойку грязным полотенцем.
— Что пить будешь? — спросил он, не удостоив меня взглядом.
— Мне того же, что пил этот синьор до того, как отключился.
— Что же вы мне раньше не сказали? Я все уже вытер, — старый бармен рассмеялся раскатистым смехом. — Это шутка, сеньор, сейчас принесу. Это самое крепкое и дешевое пойло в городе.
Старик удалился и появился вновь с бутылкой крепкого пива. На часах было пол-одиннадцатого... вечера.
Наставник Даннас протянул мне часы.
— Такие часы носят на Земле.
Я повертел их в руках. Ничего особенного, такие же, как наши... почти. Единственное отличие — циферблат разбит не на двадцать частей, а на двенадцать. Странно.
— Наставник, вы же говорили, что на Земле сутки — двадцать четыре часа, а тут только двенадцать.
Наставник улыбнулся во весь рот, и его титановые зубы блеснули в лучах заходящего Авэра.
— Тут есть хитрость. За сутки они делают два оборота. А чтобы их различить эти дети ханоря добавляют утра или вечера. Ты должен научиться определять земное время без труда, чтобы не вызывать подозрения. Ты будешь ходить как землянин, есть как землянин, спать как землянин, даже в сортир ходить будешь как землянин. Понятно? А теперь скажи мне, сколько они показывают?
— Десять часов... утра.
— Вечера! Сейчас вечер! Ничего, брат Аллас, у нас еще есть время.
Время тянулось как густой мед. Бутылка опустела, и я попросил еще одну. Бармен, когда не наполнял очередной стакан крепкими напитками, расспрашивал о делах, приведших меня в этот город. В ответ я цитировал строчки из подготовленной заранее легенды, что, мол, я торговец, прилетел за образцами местных товаров. Воздух перед глазами уже начинал плыть, как в очень жаркий день, когда рядом со мной за стойку села девушка, заказала выпить и обратилась ко мне:
— Мистер, не хотите провести ночь с красивой девушкой?
Я чуть не поперхнулся.
«Какая наглость, — подумал я, — вот так запросто, без прелюдий и «не хотите ли провести ночь?» Вот он — земной разврат и безнравственность. Да у нас на Эл-Патте за такое бы...»
Нельзя сказать, что на Эл-Патте совсем не было проституции, была, как и на любой нормальной планете, но не так же открыто.
Я повернулся к ней с намерением высказать все, что думаю о хваленой земной культуре и заметил, как ей самой неловко. Девушка смущенно опустила взгляд и порозовела.
«А девочка ничего, лет, наверное, двадцати. И личико симпатичное, и фигура что надо. Может, она пошла на это из крайней бедности? Хотя платье на ней не из дешевых».
— Сколько? — коротко спросил я.
— Двести, — тихо ответила она и еще ниже опустила глаза.
— Бармен, где здесь можно снять номер на ночь?
Ночь, как же она была длинна. Бойцы БНЭ стали появляться у моего порога почти каждый раз, когда Авэр скрывался за горизонтом, неизменно принося с собой своих раненых товарищей. Одни были слегка поцарапаны, другие находились при-смерти. Спасти удавалось не всех, но если пациент уходил из моего дома на своих ногах — боевики не скупились на вознаграждения. В качестве операционной я оборудовал подвал, а амбар превратил в госпиталь для лежачих больных. Мари каждое утро стирала со стен и полов следы крови, чтобы ни допусти Аххар, их не увидели случайно заглянувшие соседи.
Пулевые ранения, осколки мин, огнеметные ожоги. Днем за одних, ночью за других. Как мне это надоело!
— Ничего, любимая, — говорил я Мари, — это скоро закончится. — Говорил и сам не верил своим словам.
— Поскорей бы, — отвечала она мне, и в ее глазах я видел тревогу и страх.
Кто победит для меня не имело большого значения. Я был далек от идеалов этой войны. Сколько ни твердили о Законе и Вселенском Порядке офицеры ССС, сколько ни слушал я пламенных речей «о Свободе, дарованной нам Аххаром», регулярно толкаемых одноглазым негром, что заходил ко мне чаще всех остальных.
Этот человек отличался от других и дело тут не в отсутствии глаза (это среди БНЭшников встречалось довольно часто) и даже не в устрашающих челюстях, полных металлических зубов. Если парень, который сегодня принес раненного, имел все шансы завтра-послезавтра сам оказаться на моем операционном столе, то у этого человека я ни разу не видел ни одной царапины (кроме белых паутин шрамов — следов давно минувших войн). Обращались к нему уважительно и называли Наставником.
Наставник — должность в БНЭ особенная. Наставник учил, направлял и планировал. И посылал на смерть... других. Сам же сидел в бункере в безопасности, наблюдал и руководил издалека. Пожинал плоды побед и делал выводы из поражений. Кто-то всегда должен делать выводы. Он имел то, чего не имели другие, молодые и горячие юнцы. Он имел опыт, знания, навыки. За них он отдал в свое время и глаз, и зубы, и пролил немало крови — своей и чужой. Но главное — он видел смерти близких людей и сам убивал. Это испытание, которое выдержит не каждый... Он выдержал. Он забыл страх, жалость, ненависть и боль. Осталась только Задача, которую нужно выполнить, не считаясь с потерями.
— Аллас, разве ты не чувствуешь того же, что чувствуем мы? — Наставник взывал к патриотическим чувствам каждый раз, когда заходил. — Разве твое сердце не обливается кровью, когда ты видишь, как эти фашисты маршируют по нашей родной планете? Мы все готовы умереть за Свободу! Разве ты не готов?
— Нет, — отвечал я, потупив взгляд, — у меня жена, дети и пациенты. Мне нельзя умирать.
— Да, пока ты полезней нам на этом свете. — Как же меня пугало это «пока».
Это произошло во время очередного визита Наставника, вернее, когда он уже уходил, оставив на мое попечение очередного калеку — бесстрашного борца за Свободу.
— Постойте, я пойду с вами! — Даннэль, мой старший сын, решительным шагом направился к двери. — Я хочу стать Борцом за Независимость!
— Даннэль, что ты делаешь!? — Крикнул я и схватил его за предплечье.
— Пусти! Наставник, я сделаю все, что вы скажите, — его голос звенел как натянутая струна.
— Ты еще слишком мал!
Наставник обернулся и осклабился всеми своими титановыми зубами.
— По-моему, доктор, мальчик уже достаточно взрослый, чтобы принимать осознанные решения, — он положил руку на плечо Даннэля. — Кстати, сколько тебе лет?
— Почти шестнадцать, — с гордостью объявил Даннэль. — Возьмите меня, я буду вам полезен!
— Я и не сомневаюсь, молодой воин. Гордись, Аллас! Ты воспитал настоящего патриота!
Моя рука бессильно разжалась и мой сын с Наставником покинули мой дом.
— Д-А-Н-Н-Э-Л-Ь! — Вырвался из уст Мари запоздалый крик отчаяния.
Мы вышли во двор и смотрели на удаляющиеся фигуры, пока они не скрылись за горизонтом. В следующий раз я увидел сына только через полтора года, когда его принесли ко мне на носилках. Спасти его я не смог.
Мотель «Сонливый пес» представлял собой образцовую дыру. Угрюмый «портье» выдал мне обшарпанную карточку от комнаты на втором этаже и проводил учтивым напутствием: «Только пол не проломите». Комната, никогда в своей жизни не видавшая ремонта, тем не менее, была вполне комфортна, если не обращать внимания на осыпавшуюся штукатурку, наполовину закрытое фанерой окно и отсутствие другой мебели кроме табуретки, громоздкого шифоньера и огромной двуспальной кровати. Сквозь тонкие стены из соседнего номера слышался ритмичный женский стон.
«Образцовая дыра» — еще раз подтвердил я свое первое впечатление.
Жанет, так звали девушку, легла на кровать. Кровать тяжело вздохнула. Жанет стала расстегивать платье.
— Не торопись, — сказал я ей, — я сам.
«Да, что же это со мной?»
Я снял плащ и повесил его на вешалку у входа в номер. Кейс поставил на шифоньер, потом, немного подумав, взял его и положил на табуретку поближе к кровати.
«Так спокойней».
Сел на кровать и стал стягивать с Жанет одежду.
«Что со мной? Тут мне отдается такая девушка, а перед глазами только заплаканное лицо Мари в ту ночь, когда Даннель ушел от нас. В тот момент, когда мы его потеряли. Он еще был жив, но мы уже его потеряли, и она это чувствовала, моя бедная Мари».
Я закрыл лицо руками, чтобы Жанет не видела, как на моих глазах выступают слезы.
— Что-то не так?
— Жанет, зачем тебе это? — спросил я дрожащим голосом.
— Мне очень нужны деньги, — ответила она сконфузившись. — Мой брат попал в беду.
Я встал, вытер слезы рукавом рубашки и достал из кармана бумажник.
— Сколько?
— Мы же еще не начали, — ее глаза округлились от удивления.
— Сколько тебе нужно для брата? А ладно, — я извлек из бумажника бОльшую часть пластиковых банкнот. — Возьми, этого должно хватить. Бери брата, всю семью бери, если она у тебя есть, и завтра ранним утром уезжайте из Нью-Лимишера.
— Но... — Попыталась она что-то вставить.
— Куда угодно уезжай, — я сунул деньги ей в руки и буквально вытолкал за дверь. — И никогда больше этим не занимайся.
Хлопок двери заглушил запоздалое «спасибо!» И я снова остался один. Хотя нет, не один, в голове спорили два голоса:
«Она пойдет к законоблюдам!»
«Ей просто нужны были деньги, а мне они уже не понадобятся».
«Ты ведешь себя подозрительно, здесь никто не раскидывается деньгами».
«Замолчи, надоел уже».
«Ты поставил под угрозу всю операцию!»
«Да заткнись ты, и без тебя тошно!»
Я лег на большую кровать и еще долго не мог заснуть, терзаемый противоречивыми чувствами и воспоминаниями.
«О, Мари! Как длина ночь без тебя!»
Как длина была эта ночь! Как небо полыхало! Как гремели раскаты грома... Но пушки гремели громче, а зарева фосфоридных пожаров горели ярче. Они будили планету, и та отзывалась утробным гулом. Мы чувствовали, как дрожит земля под гусеницами земных танков.
Бой начался на базе ССС. Ночью повстанцы, набравшиеся сил за последний год, пошли на штурм. Укрепленная база землян встретила их минами, керамической броней, огнеметами, шрапнелью и градом раскаленного титана. «Борцов за независимость» отбросили. Неся огромные потери, они, отступили в город, хотели спрятаться, но ССС это не остановило. Бойня началась на улицах Санна-Летта. «Миротворцы» не разбирались, кто мирный житель, а кто боевик. Город горел и сейчас как никогда я был рад, что переехал в пригород.
Мы сидели в подвале и ждали конца сражения. К счастью здесь не было ни одного раненого — уже месяц длилось затишье. БНЭшники готовились к сегодняшней ночи. Чувствую, когда все закончится, мне снова придется засучить рукава. Раненых и с той и с другой стороны будет несметное количество. Но кому придется еще туже, чем мне, так это могильщикам — этой ночью души на Суд Аххару отдало больше народу, чем за все предыдущие годы войны.
Со страшным свистом над нами пролетел разведчик землян. Стены подвала задрожали, с потолка посыпалась земля. Я обнял Мари и Марки.
— Я боюсь! — в пол голоса простонал мой сын.
— Не бойся, я с тобой, — успокоил его я, а сам подумал: «Если б я мог что-то сделать».
Нам оставалось только молиться, и Аххар откликнулся. Бой стих через час или полтора. Вылезли мы не сразу — сражение могло начаться с новой силой. Наконец я решился разведать обстановку.
Электричество отключилось после первых артиллерийских ударов и комнату освещали лишь сполохи пожаров. Под ногами захрустело битое стекло. Мебель была перевернута. Но в целом дом был нетронут. Я выглянул в окно — метрах в ста от дома свет пожарища пропадал в огромной черной воронке. Нам повезло, соседу — нет. Его дом, некогда самый большой в округе, сейчас был ближайшим к нам источником огня. На фоне этого гигантского факела можно было различить черные фигуры, они бегали вокруг и что-то кричали. Я позвал Мари и Марки. Мари запричитала, увидев беспорядок, а я показал в окно и сказал только:
— Могло быть хуже.
Я побежал к соседу, помогать тушить пожар. К моему приходу бегающие вокруг люди успели мобилизоваться и, образовав «живой конвейер», передавали ведра с водой от ближайшего колодца. Только один сидел на земле и смотрел на пожар остекленевшим взглядом — это и был хозяин дома сеньор Крассласс.
Тушили пожар не меньше часа, спасти ничего так и не удалось. В конце концов, я подошел к Красслассу и сказал, положив руку ему на плечо:
— Давай я тебя осмотрю, — я пощелкал пальцами у него перед глазами, проверяя реакцию. Тот посмотрел на меня, видимо только что заметив мое присутствие.
— Это ты, Аллас?
— Ничего, Рокасс, благодари Аххара, что сам невредим остался. Поживешь у родственников, — его брат, Ласнасс, как раз подошел к нам, — а мы поможем, чем сможем.
Признаюсь, такой реакции я не ожидал. Внезапно недоумение в его взгляде сменилось откровенной ненавистью. Он оттолкнул мою руку и закричал:
— Помочь?! Да ваши мне уже помогли! Мой дом спалили дотла! Думаешь, я не видел, кто к тебе по ночам наведывается, да куда ты сам ходишь?!
— Рокасс, уймись, — попытался успокоить его брат, но тот не слушал.
— Твой-то дом целехонек стоит! Знаю я вас, лекарей! «Я вас полечу, а вы мою хату не троньте, а соседей бомбите на здоровье! Этот скот не жалко!»
— Успокойся, Рокасс! — встал на мою защиту Ласнасс. — Побойся Аххара, у него на войне сын погиб!
— Все в порядке, Ласнасс, — сказал я и повернулся к ним спиной, — пусть говорит, что хочет.
Я пошел домой, а на душе скребли ханори. «Вот, значит, как ко мне соседи относятся». Жаль, тогда я еще не знал, насколько это может быть... опасно.
Звук плетью ударил по ушам. Тьма в глазах полыхнула и снова погасла, оставив перед глазами только белый блик в форме окна. Потом опять, в этот раз красным пламенем и снова погасло.
Я вскочил с кровати с мыслью: «Опять обстрел. Быстрее в подвал». Секунд десять и яркая зеленая вспышка понадобились, чтобы я, наконец, сообразил, что я не на Эл-Патте, и война не идет, и подвала тут нет. Я выглянул в окно — в ночном небе загорались букеты цветов, проносились кометы и рассыпались мириады мерцающих звезд. Каждая вспышка сопровождалась восторженными криками и аплодисментами. Земля что-то праздновала, и я решил узнать, что.
Одевшись, я спустился в холл. Угрюмый хозяин заведения на фейерверк смотреть не вышел, он сидел в своем закутке и смотрел маленький старый телевизор.
— Что, мужик, не спится? Свет глазки режет? Завтра заколочу и вторую половину окна... может быть.
— Не утруждайте себя, сеньор, — начал я вежливо и издалека. Голос в голове твердил, что если я накинусь на него с расспросами, это будет подозрительно. — Я завтра съезжаю. Да, к тому же, такие праздники не каждый день бывают.
— Скоро будут и каждый. Помяни мое слово, они раз в месяц выдумывают что-то новое.
— Кто?
— Правительство, кто ж еще? — Он плюнул прямо на пол. — Это гребаное «Высшее Правительство Великого Союза Свободных Систем», как его теперь принято называть. Вот придумали новый праздник — «День вступления периферийных планет», и черт его знает, куда они вступили? Вернее, куда-то ослу понятно — в Союз, разумеется. Но неужели все в один день и вступили?
В голове как будто раздался хриплый голос Наставника Даннаса: «Вот, они празднуют порабощение нашей планеты! День, ставший итогом многолетней войны и истребления тысяч наших граждан!»
— А в прошлом году еще круче завернули, — продолжал портье, — «День создания третьего левого подкрыла нижней палаты парламента планеты Дарон-7». Да на черта он нам дался, их парламент? А этим лоботрясам лишь бы не работать. Еще деньги на это все выделяют из средств честных налогоплательщиков. Вон, какой фейерверк устроили! Да еще мемориал в парке открывают. Из чистой бронзы, между прочим.
— Что за мемориал? — В моем уме родилась догадка, и если она подтвердится...
— Да ты с какой планеты свалился, мужик. Они же целый месяц в новостях только об этом и говорят: «Мемориал, говорят, солдату-объединителю». Они так всю казну разбазарят, а потом примутся налогами душить, помяни мое слово.
На экране маленького телевизора как раз замелькали картины с видами Центрального парка, посреди которого возвышалась тридцатиметровая бронзовая статуя человека в бронежилете с оружием наперевес.
Я понял — вот это место, где завтра я нажму роковую для миллионов людей кнопку. Моя месть свершится. А сейчас нужно выспаться. Рокот фейерверка стих, и ничто мне уже не мешало. Я вернулся в номер, упал на кровать, закрыл глаза и погрузился во тьму.
Темнота раскрыла передо мной свои объятья, как будто я смотрел в глубокую бездну и не мог оторвать взгляд, сколько ни пытался. Мы долго ехали, потом шли пешком. Авэр палил беспощадно, я чувствовал его знойное прикосновение, но ничего не видел. Я спотыкался, и кто-то толкал меня в спину.
— Полегче, брат Паргасс, — раздался сзади неизменно хриплый голос Наставника, после того, как я получил особо грубое напоминание о том, что время — деньги. — Доктор Марранас и так любезно согласился пойти с нами.
Тот что-то недовольно буркнул себе под нос, но толчки прекратились. Шли довольно долго, меняя направления. В конце концов, мы остановились и с меня сняли повязку. Красные лучи Авэра ударили в глаза. Когда они, наконец, привыкли, оказалось что я стою у подножия отвесной скалы.
— Вот мы и пришли, — прохрипел Наставник.
— Куда? — изумился я. Вокруг простилались бескрайние просторы Эррнадских пустошей. Ветер поднимал в воздух высокие столбы коричневой пыли, по небу бежали редкие розовые облака, а вокруг не было ничего, что можно было бы назвать целью столь длинного путешествия.
— Домой, — сказал широкий как шкаф амбал, который завязывал мне глаза. Он подошел к скале и с поразительной легкостью втиснулся в почти незаметную узкую расщелину.
— После вас, доктор, — Наставник склонился в приглашающем жесте. Я не стал испытывать его терпение и последовал за амбалом.
Я снова оказался в темноте, но теперь не такой кромешной. Где-то впереди маячил тусклый свет костра, я пошел на него. Глаза привыкли к полумраку, и оказалось, что расщелина раздалась в стороны и вверх, и теперь я шел по просторному коридору. Наконец я вышел на свет — его источником оказались чадящие густой смолью тусклые факелы, развешанные на стенах. Впрочем, их дым уходил под потолок пещеры и исчезал в большой отдушине. Пещера оказалась очень просторной, ее границы терялись во мраке. Здесь были люди, много людей, и из-за смутных теней, пляшущих на стенах и полу, их, казалось, было еще больше. Одеты были как попало. Посреди пещеры стояли столы, на них некоторые люди раскладывали бумаги и планы. У стен стояли разных размеров ящики, двое ходили вдоль них и пересчитывали. Группа людей развела костер и поставила на него большой котелок.
Меня повели дальше, в боковой тоннель. Там на грязных тюках в полном одиночестве лежал человек. Когда мы зашли, освещая путь факелом, он зажмурился, видно давно был в темноте. Грудь его была перевязана грязным окровавленным тряпьем. Человек был в сознании, но не в состоянии пошевелиться.
— Ты знаешь, кто это? — Спросил меня наставник.
Я присмотрелся к искаженному, небритому лицу. Сомнений быть не могло. Я никогда не видел этого человека лично, но вот уже три года именно он призывал «давать бой захватчикам» с патриотических плакатов, распространяемых БНЭ, именно этот человек смотрел на нас со всех объявлений о розыске за вознаграждение. Это был человек-призрак, человек-легенда. Звали его...
— Варра де Сивва, — тихо произнес я имя, которого боялись и ненавидели все «храбрые» бойцы Союза Свободных Систем.
Даже в полумраке пещеры было видно, как расплывается в металлической улыбке рот Наставник.
— Наш бесстрашный предводитель пошел с нами в бой. В тот роковой час он не мог остаться в стороне. Но он был вероломно ранен в спину и силы покидают его, — наставник произносил свою дежурную речь «о доблести Патриотов и коварстве Врагов Свободы», но делал это с особой горечью в голосе. — Сейчас все истинные Патриоты взывают к Аххару, моля его даровать де Сивве исцеление. И Он послал нам вас, доктор Мараннас. Думаю излишне говорить вам о полной секретности операции, — Наставник сменил пафосный тон на деловой. — Вы, конечно, понимаете, что наша благодарность будет безгранична, как и безгранично жестоко будет наказание в случае неудачи. Спасите нашего предводителя любой ценой.
Наставник как всегда не оставил мне выбора. Де Сивва был ранен два раза в спину и один в грудь, одна пуля прошла навылет, две другие застряли. Операция предстояла сложная...
Наверное, прошли не меньше трех часов, прежде чем я, весь в поту и крови, вышел из «операционной».
— Он поправится, — тихо шепнул я на ухо Наставнику.
— Он поправится!!! — издал Наставник радостный клич.
— ОН ПОПРАВИТСЯ!!! — разнеслось эхом по пещере. — СЛАВА АХХАРУ!!!
Возвращался я снова в полной темноте, с повязкой на глазах. Но в этот раз не было и следа той неопределенности и страха. Я ехал домой.
Машина резко затормозила, я чуть не вылетел из нее. Кто-то крикнул:
— Смотрите!
Потом обеспокоенные голоса и топот ног.
— Что там? — Спросил я, но, похоже, рядом уже никого не было. Я сорвал с себя повязку.
Две машины стояли пустые, а все БНЭшники столпились на вершине небольшого холма и смотрели в бинокли. Я подбежал к ним и остолбенел — оттуда, где должен был находиться мой дом, где находились Мари и Марки, сейчас поднимались вертикальные столбы черного дыма.
Я выхватил бинокль у долговязого новичка и вгляделся в даль. Оправдались мои худшие опасения — на месте моего дома стоял лишь обугленный остов, вокруг бегали маленькие фигурки-солдатики, а в стороне, поднимая в воздух столбы пыли, колесил черный танк, осматриваясь вокруг своим зорким локатором.
Как мне захотелось закричать, но крик застрял в горле. Я хотел побежать, но амбал-БНЭшник схватил меня и потащил к машине.
— Мы их найдем. — Шепнул мне на ухо Наставник, пока кто-то вновь завязывал на моих глазах повязку.
Мы развернулись и тронулись в обратную дорогу, прочь от развалин того места, которое еще вчера я называл своим домом.
Центральный парк Нью-Лимишера когда-то простилался большим зеленым пятном в сердце города на много квадратных километров, но перенаселение и продажные чиновники сделали свое дело. Парк застраивался отелями и офисными зданиями, постепенно уменьшаясь в размерах. Теперь от одного его конца до другого можно было пройти за двадцать минут.
Посреди этой маленькой зеленой рощицы теперь вырос бронзовый колосс. Народу скопилось довольно много — зеваки пришли поглазеть на новый памятник. Они ходили вокруг и фотографировали, довольные и сытые. Вот, мол, наш солдат-объеденитель, возвращается с победой и улыбается. Радуется, что принес Гуманизм и Порядок на несколько диких, богом забытых планет.
«Так ты улыбался, когда стрелял в маленького Марки?! Так ты улыбался, когда резал мою жену?! С этой голливудской улыбкой на лице ты жег наши дома и надругался над нашими женщинами?! Ты, презренный символ боли, воплощение бесчеловечности, красивый на вид, гнилой внутри! — голос в голове кричал все громче и яростнее. — А вы, воздающие хвалу убийце, видели выжженные дома?! Чувствовали запах горелой плоти?! Хоронили своих детей?! Сейчас увидите! Сейчас почувствуете! И будете хоронить!»
Палец лег на кнопку. Стало трудно дышать.
«Сейчас!»
— С вами все в порядке? — спросил чей-то обеспокоенный голос.
Рамель Смиф очнулся, его как будто окатили ледяной водой. Он стоял посреди парка, окруженный беспокойными людьми, в руке сжимал кейс, а чужой голос в голове настойчиво твердил:
«Нажми! Нажми! Нажми!»
И он нажал. Нажал и бросил бесполезный кейс с передатчиком. Он рванулся вперед, сквозь толпу, оглядываясь по сторонам в поисках цели. Теперь он знал цель. Знал слишком хорошо.
«Спокойно, — сказал он себе, — расслабься, считаю до трех, и разум берет полный контроль».
— Раз, — шепнул Рамель себе под нос и почувствовал, как заметалась у него в голове чужая личность.
— Два. — Уходила ярость, на смену ей приходила обычная трезвая расчетливость.
— ТРИ! — крикнул Рамель во весь голос, чтобы предать себе уверенности.
И вот он увидел цель.
Ничем не примечательный человек средних лет. Серый, незаметный, в потрепанном плаще и шляпе с полями. Вот только один он не обернулся на крик. Он стоял и смотрел на памятник снизу вверх и уж больно крепко сжимал в руке ручку черного саквояжа. Его побелевшие губы беспрестанно шевелились. Рамель знал, что он шепчет «Сейчас нажму. Сейчас. Сейчас».
«Подмога не успеет, — эта мысль пробрала до костей обжигающим холодом. — Действуй сам».
Рамель подошел к цели сзади. Он понимал, что от Его действий зависят жизни всех вокруг.
— Аллас, — произнес он тихо и участливо, — этим вы их не вернете.
Удивление отразилось на лице доктора Мараннаса. И тут же, пока тот не опомнился, Рамель ударил ребром ладони по запястью руки, сжимающей ручку саквояжа. Смертельный груз выпал из рук террориста, Рамель всем весом навалился на Алласа. Только оказавшись на земле, доктор Мараннас сообразил, что происходит, и изо всех сил рванулся вперед, пытаясь освободиться от крепких объятий незнакомца.
Рамель держал из последних сил, терпя удары локтями в лицо и грудь. Находясь в такой близости с целью, экстрасенс чувствовал его мысли четко, как никогда раньше.
«Убей! Взорви всех! Отомсти!» — требовал голос ярости.
— Этим ты их не вернешь! — прокричал Рамель несколько раз, пытаясь скорее прогнать чужие мысли из своей головы, чем убедить в чем-то соперника.
Сквозь восклицания зевак, наблюдавших за дракой, образовав круг, послышался топот обитых железом сапог по мраморным плитам.
«Ну вот и все», — подумал Рамель, когда их с Алласом растаскивала дюжина законоблюдов спецотряда, прибывших по сигналу радиомаячка в его кейсе.
— Я Рамель Смиф, особый отдел по борьбе с терроризмом, — представился экстрасенс. — Под подкладкой моего плаща зашит чип-удостоверение. — В этом не было необходимости, сотрудники отряда быстрого реагирования знали его и всех экстрасенсов в лицо.
Его незамедлительно отпустили. Несколько саперов бросились к черному саквояжу. Законоблюды стали разгонять прохожих, те, недовольно ворча, шли по своим делам, так и не поняв, что их жизни висели на тонком волоске. Несостоявшегося террориста по всем правилам заковали в титановые кандалы.
— Отличная работа, сэр, — сказал, подойдя к Рамелю, молодой, еще прыщавый парнишка-законоблюд. Видно только из училища. — Теперь в заслуженный полугодовой отпуск?
Рамель покосился на него суровым взглядом.
— Дай закурить, кадет.
Парень протянул экстрасенсу сигарету, взял себе, и оба в такт запыхтели, выпуская клубы белого пахучего дыма.
— Вообще-то, я уже не кадет, — тихо заметил парень, наблюдая, как отъезжает полицейский фургон с пленным. — Террористов развелось... Тьма! Интересно, как их ловили до раскрытия «экстрасенсорного синдрома»?
— Раньше был такой принцип, — после короткой паузы, ответил Рамель, — «Чтобы поймать террориста — думай как террорист». А сейчас принцип такой: «Чтобы поймать террориста — будь им».
— Да, все стало намного проще.
— Проще? — Рамель переменился в лице. — Для кого проще?
— Ну-у-у, — протянул кадет, не зная, что ответить.
— Ты знаешь, что я даже не курю?! — Рамель с силой бросил сигарету себе под ноги. — Ты говорил о полугодовом отпуске, а ты знаешь, зачем он нужен?!
Подъехала машина особого отдела. Рамель сел в нее, оставив законоблюда в полном недоумении, сказал ехать в Центр, где его ждали поздравления и награждение...
«А потом в отпуск, — думал он по дороге. — Полгода слишком мало. Нужно забыться. Еще долго меня будут мучить чужие воспоминания, сниться чужие сны о далекой порабощенной планете и семье, которой у меня никогда не было...
Ах, моя бедная Мари».
Джон Золотов © 2007
Обсудить на форуме |
|
