|
КМТ
 Учебники:
Издатели:
Ссылки:
|
Фантастика 2007 Сергей Васильев © 2007 Корректор Наверно, со стороны это выглядит так: вот стоит совершенно обычный человек, каких много в толпе. В модной короткой куртке, в кожаной потертой кепочке, черных брюках и ботинках; руки в карманах.
И вдруг он исчезает. Не уходит в сторону, и никто его не заслоняет, он даже не становится прозрачным. Если смотреть внимательно, не отворачиваясь, не мигая, то можно заметить, что человек исчезает не мгновенно.
Но кто в толпе смотрит внимательно? Кинут взгляд, проходя мимо, тут же забывая об увиденном. Был человек, нет человека — ну и что?
Для меня всё не так. Я не вижу себя со стороны.
Будь у меня приятель с видеокамерой, я вполне мог бы попросить его заснять исчезновение. Проблема в том, что оно всегда происходит неожиданно.
Я назвал это «скачком». Вряд ли правильно по сути, но говорить самому себе: «Я совершил перемещение назад по ходу своего времени» как-то глупо и пафосно. Возможно, физически я не перемещаюсь. И скачет лишь мой разум. Потому что, когда время скачка выравнивается с тем моментом, когда я прыгнул назад, я необъяснимо оказываюсь в том настоящем, которое наступило, если бы я и не прыгал.
Какие-то минуты. Две, три, пять... сейчас уже десять. Мелочь, о которой не стоит и думать. Мало ли мы теряем времени? В очередях, в ожидании любимого автобуса, просто глядя в потрескавшийся потолок. Эти потери понятны. Они зримы, в конце концов. Можно выйти из очереди и пойти в другой магазин, подороже. Сесть в битком набитый трамвай или пойти пешком. Встать с дивана и приготовить себе ужин. Всё зависит от тебя. Есть выбор.
А скачок не подчиняется мне. Он сам по себе. Я не понимаю его и не знаю, что могло бы произойти со мной в потерянное время. Вдруг, я купил бы счастливый билетик, на который выпал огромный выигрыш. Или познакомился с девушкой, с которой был бы счастлив всю жизнь. Или дочитал бы интересную книгу. Не знаю. Просто ли исчезает мое время, или я забываю о событиях? Что хуже?
Давным-давно я не задаюсь этим вопросом. Перестал считать исчезнувшие минуты. Заставил себя не думать об этом.
Помню первый скачок. Зима. После оттепели подморозило. Лед везде — во дворах, на улице: и на тротуарах, и на проезжей части. Песком с солью посыпали только в центре. Ближе к окраине жалеют песок. Или дворников. Неважно.
Я остановился перед светофором — мне зажегся желтый. От нечего делать взглянул на часы. Последние прохожие, переходящие дорогу, уже почти достигли тротуара. Лишь одна маленькая старушка с палочкой замешкалась. Видно, что ей тяжело, что палочка скользит, не давая нормальной опоры. Шаг, бабушка поскальзывается и падает на колени и локти. Самой ей не встать, она пытается дотянуться до отлетевшей палочки и не может. А справа, уже на зеленый, мчится тяжелый грузовик. Всем ясно, что он не успеет, не сможет затормозить на обледенелом покрытии. И самому водителю, и оцепеневшим пешеходам. Только старушка еще не видит машины, пытаясь выбраться на тротуар.
Что-то заболело в груди, в глазах замерцало, и я неожиданно ощутил себя не в том месте, где только что находился. Я не стоял у светофора. Я лишь приближался к перекрестку. Старушка еще только сошла с тротуара, ей горел зеленый. Грузовика вообще не было видно — ничего не предвещало трагедии.
Почти сразу я сообразил, что если поспешу, то успею догнать бабушку. Для чего — об этом было некогда думать.
Раза два я сам чуть не свалился. Но успел. Успел. Старушка всё же упала, но я тут же подхватил ее под мышки, рывком поставил на ноги, зачем-то поднял палочку, протянул ей, а потом вместе с бабушкой выскочил на тротуар...
И всё померкло перед глазами...
Я поскользнулся и больно шлепнулся на грязный асфальт. Огляделся. От злосчастного перекрестка меня отделяло два дома. Когда я успел дойти сюда? Не мог же я забыть, как шел? Или не шел?
И что случилось вообще? Я автоматически посмотрел на часы. Всё нормально, идут. И показывают как раз то время, какое бы мне потребовалось, чтобы дойти сюда от перекрестка. Тут у меня появилась необъяснимая уверенность, не подкрепленная никакой логикой. В тот момент мне было совсем не до логики. Мне хотелось определить — что случилось со мной, дать этому определение. Вот тогда мне будет с этим легче жить.
И я сформулировал.
Это был двойной скачок. На столько же времени, на сколько отбросило в прошлое, меня переместило в будущее, относительно мгновения скачка.
На что мне такое? Какой в этом толк? Вот лично для меня?
Никакого. Но почему-то я чувствовал, что не могу отказаться от этого дара. И если опять меня отбросит в прошлое, чтобы я кого-нибудь спас, я непременно сделаю это. Не думая и не рассуждая.
Следующий раз не задержался.
Как же много гибнет людей на улицах нашего города. Раньше я с таким не сталкивался. Или, возможно, не замечал, проходил мимо, как и многие другие люди, спешащие по своим делам и равнодушно глядящие на чужую боль.
Словно что-то подсовывало мне несчастные случаи. Я видел разбитые головы, изломанные тела, кровь, кровь и еще раз кровь... Меня бросало назад, и я по мере сил старался выдернуть человека из-под машины, подхватить падающего в люк, оттолкнуть от падающей сосульки.
Люди, в большинстве, недоуменно смотрели на мои действия, пожимали плечами и шли дальше. До них совершенно не доходило, что они могли проститься с жизнью. Меня же бросало обратно в будущее.
Ни с кем из спасенных я потом не встречался, хотя всё время и ходил по одним и тем же улицам, в одно и то же время. Казалось, я сталкивался с ними ради одного — чтобы вмешаться в их судьбу. С другой стороны — я каждый день вижу людей, которых не видел вчера и не увижу завтра — город большой, людей много. Да и зачем мне встречаться со спасенными? Чтобы услышать от них слова благодарности? Но ведь они всё равно не знают, что были мертвы. Скорей всего.
Каждая увиденная смерть заставляла меня внутренне содрогаться. И даже то, что я ее предотвращал, казалось мне вероятностным событием. Я боялся, что не успею, что сделаю не так, что мои действия могут затронуть других людей и сделать им хуже.
И эти пропадающие минуты, во время которых меня швыряло куда попало. Вот иду я на встречу, спешу изо всех сил, вдруг — скачок, второй, и я продолжаю идти, но совершенно в другом направлении, чем первоначально.
Это ужасно мешало.
Помимо скачков моя жизнь была совершенно простой и понятной. Работа. Утром — прийти, вечером — уйти. В обед — прогуляться до столовой через дорогу. После работы я встречался с Аленой. Мы прогуливались, целовались в щечку и разбегались по домам.
Вот только скачки обычно происходили перед свиданиями. И когда я возвращался, то неизменно оказывался в месте, противоположном от того, куда мне было надо. Беги, не беги — всё равно не успеть.
Каждый раз, когда я опаздывал, Алена поджимала губки и демонстративно стучала наманикюренным ногтем по стеклу часиков. Ставила на вид, так сказать. Кроме этой пунктуальности, во всем остальном она не отличалась от множества других девушек: в меру симпатичная, веселая, любительница поболтать обо всем подряд. О том, что волновало ее.
Про скачки я даже и не пытался говорить с ней — еще подумает, что связалась с сумасшедшим.
— А меня на собеседование пригласили, — Алена сияла от удовольствия и даже не возмутилась, что я, как обычно, опоздал.
— Куда?
— Какой глупый... — протянула она разочарованным тоном. — Неужели не догадываешься?
Теперь догадался. Вожделенное место всех девушек — фирма «Найди свое счастье», которую в обиходе называли Конторой. Не знаю, может, кому-то и удавалось отыскать с их помощью свое счастье, я таких не знал. И относился к этой фирме соответственно: насторожено-отчужденно.
Алена напротив: просто жаждала попасть туда. Он а без умолку трещала об этом всё свидание: да как она пойдет, да что сделает, да как оденется, да кому потом об этом расскажет. В общем, весть тот бред, которому женщины придают так много значения. Ни о чем другом она разговаривать не желала, а я молча внимал ее словам, радуясь, что от меня ничего не хотят услышать в ответ.
В конце монолога она взяла с меня слово, что я непременно там буду и ни за что не опоздаю. Пришлось дать. Тем более, что визит должен был состояться в выходной — завтра.
Зачем ей это непонятное счастье — Алена не могла бы сказать. Главное, что ее пригласили. Выделили из толпы таких же, как и она, желающих. Приподняли над всеми. Магические слова «собеседование», «Контора» полностью лишили ее разума и рассудительности.
Надеюсь, это ненадолго. Поговорит с людьми, пройдет несколько тестов, получит стандартные рекомендации как найти счастье, и этот эпизод незатейливо проскользнет в прошлое. И станет она прежней. А пока можно потерпеть.
Разумеется, я опаздывал. Так всегда происходит, когда нужно прийти в определенное время. То попадаешь в пробку, когда в самом узком месте столкнулись два автомобиля, и автобус не в силах их объехать. То ломается ручка входной двери, когда закрываешь ее, уходя, и ты стоишь и мучительно думаешь — вызвать ли слесаря или всё-таки бежать на встречу. А то просто не срабатывает будильник, и встаешь на целый час позже, чем намеревался.
Я плещу себе в лицо водой, наскоро вытираюсь, натягиваю первую попавшуюся одежду и бегу к метро. От метро, конечно, придется далеко тащиться, но вдруг подвернется какой-нибудь транспорт.
Не подвернулся. Досадно.
Ну и плевать на эти автобусы-троллейбусы. Они никогда не приходят в нужную минуту. Можно полагаться только на свои ноги. Перебежать мост и я — на месте. Заодно на город посмотреть — слишком редко я выбираюсь в центр, чтобы не пользоваться любой возможностью поглазеть по сторонам.
Десять минут — не опоздание. Алена простит.
Я задираю голову, любуясь ажурными конструкциями моста, подсвеченными ярким мартовским солнцем. Вниз по течению лед уже сошел, но выше устои еще держат его. Он сверкает, контрастируя с открытой водой, в которой отражается небо глубокого синего цвета. Красиво. Радостно...
А над рекой висит девушка, вцепившись руками в решетку ограждения, и медленно сползает вниз. Я делаю еще несколько шагов, не отрывая от нее взгляда, когда девушка вдруг разжимает руки и с неясным криком падает. С глухим треском пробивает лед, плещет тяжелая вода, и как-то вдруг становится неестественно тихо.
Меня отбрасывает в прошлое.
Я, не раздумывая, срываюсь с места и бегу на мост. Не в первый раз. Успею. Бегу изо всех сил — себя пожалеть можно будет и потом, когда вытащу девушку. Вот я уже почти рядом, вот вижу ее закушенные губы и тоскливый отчаявшийся взгляд. Перегибаюсь через ограждение, протягиваю руку, пытаюсь схватить за кисть.
И она опять срывается... Летит, несколько последних секунд смотря мне в глаза. Треск льда и неясный вскрик.
Это что? Я не смог? Не успел? Как же так...
Второй скачок.
Как сейчас, я еще не бегал никогда. Я должен. Не смотреть по сторонам, не обращать внимания ни на что. Цель — девушка. Смотреть только на нее. Ловить момент, когда она отпустит руки, и успеть.
Я хватаю ее руки и крепко сжимаю. Всё? Дело сделано?
Нет. Неожиданно девушка обмякает, и я уже не в силах ее удержать.
И опять падение, растягивающее последние секунды жизни девушки.
Третий скачок.
Я должен бежать. Но ведь есть варианты — куда бежать. Не нужно подниматься на мост. Набережная выходит к воде широким спуском. Подхватить девушку внизу. Так будет быстрее. Если повезет с толщиной льда.
Разбежавшись, я отталкиваюсь от нижней ступени, бросаюсь на живот и скольжу по льду, растопырившись морской звездой, надеясь, что лед не проломится подо мной. И я успеваю ухватить ее за широкий воротник куртки, когда она пробивает лед рядом со мной. Мне даже хватает сил не нырнуть вслед за ней, а податься назад, отползая от края. Лед прогибается подо мной, противно трещит, но до берега совсем немного. Там люди. Они должны помочь.
Я доползаю до гранитных ступеней, и чужие руки поднимают меня и девушку.
И всё меркнет...
Я сидел на мокрой скамейке здесь же, на набережной, и смотрел на реку. Было холодно, мокро и противно. Всё так же светило солнце. Вокруг никого не было — девушку наверняка увезла скорая, а свидетели разошлись по своим делам. А что же я делал всё это время? Так и сидел на скамейке? С меня станется.
Ничего не забыл? Нет? А как же встреча? Вот-вот. Сколько времени? Я с трудом оттянул волглый рукав и посмотрел на часы.
Факты неприятно меня поразили. Я потерял полчаса. Уже можно не спешить, но Алена будет жутко недовольна. Пусть. Объяснюсь как-нибудь. А сейчас лучше пойти домой — я изрядно вымок, так недалеко до воспаления легких.
Что ж за день сегодня? Сплошное невезение.
Я поднялся и заковылял обратно к метро.
Назавтра погода поменялась, словно под настроение: набежали низкие облака, задул резкий ветер и даже снег кое-где укрыл серую ледовую кашу под ногами. Я позвонил, чтобы оправдаться, но Алена оборвала меня и сухо сказала, во сколько и куда мне прийти, и бросила трубку.
Что ж, придется идти, хоть и не хочется. Не люблю выяснений отношений.
— Володя, мы же договаривались!
— Договаривались...
— А ты не пришел!
— Не пришел...
— Почему?!
— Не смог, — я развел руками. Что толку возражать. По сути Алена была права.
— Что значит не смог?! — она возмущенно всплеснула руками. — Почему не смог?! Ты же знаешь, как это было важно для меня! Ты нарочно? Нарочно, да?!
Алена вдруг всхлипнула.
Вчера она долго рассказывала, как пойдет в Контору, и как там смотрят на тех, кто приходит в одиночку. «Да-да, плохо! Им отказывают. Всегда отказывают! Вот если ты будешь вместе со мной — совсем другое дело. С тобой у меня всё получается. Незаменимый...» Алена чуть напряженно улыбалась и мило хлопала густо накрашенными ресницами.
Алена стояла передо мной ссутулившись, комкая перчатки и часто-часто моргая. Непрошенная холодная капля упала мне за шиворот. Зря мы встретились на улице. Проклятая погода! Я поморщился и передернул плечами.
Алена тут же отреагировала:
— Что случилось? Я тебе больше не нужна?!
— Мне кажется, нужно немного подождать... — я попытался ее успокоить, но получилось только хуже.
— Ты больше не хочешь со мной встречаться?!
Я молчал. Не выношу женских слез и бессмысленных обвинений. Ну, как ей объяснишь то, что происходит со мной, если мне самому не понять этого? Может, всё же попытаться? Вдруг поймет, что я не во всем властен над собой.
— Не в этом дело. Я спасал человека.
— Кого?
— Одну девушку.
— Ах, вот как! Какая-то незнакомая девушка тебе дороже наших отношений... — тут какая-то мысль промелькнула у Алены в глазах. Она их сначала широко раскрыла, а потом подозрительно сощурила. — Или знакомая? Отвечай!
— Нет, я ее видел в первый раз.
— Тогда зачем тебе потребовалось лезть не в свое дело, терять время, когда мы с тобой условились?!
— Если рядом со мной погибает человек, то я обязан помочь ему, — сказал я твердо.
— И что — часто помогаешь? — Алена скептически изогнула губки.
— Часто, — признался я со вздохом, будто делал что-то предосудительное.
— Ну, ты герой... — протянула она, отступая на шаг и делая вид, что восхищается.
— При чем здесь герой? Пока я не помогаю — я так и остаюсь в прошлом, в тот момент, когда человеку угрожает смертельная опасность.
— Да в каком прошлом? — Алена отбросила мои слова, даже не задумавшись над ними. — Как можно заставить человека кого-то спасать? Ты ж не в МЧС работаешь.
— Ты чего — не понимаешь?! Люди умирают!
— Где?! — обезоруживающе спросила Алена.
— Везде...
— Ах везде... Хоть одного предъяви! Статью в газетке какой-нибудь, или самого пострадавшего.
Я ничего не мог ответить на это. Морщился, словно от боли. Пытался подобрать слова, которые дойдут до нее, но не получалось.
— Их много. Но... но они неизвестны. Ведь я предотвращаю. Понимаешь?
— Да что мне эти неизвестные, которых ты спас! А, может, и не спас. Может, тебе всё это привиделось! Что мне до них! Ты думаешь о чем угодно, только не обо мне! Я не нужна тебе, да?! Ну и вали! Давай, пошел!!
— Алена...
— Что Алена?! Что?!
— Да так, ничего, — наконец-то я решился высказаться. Меня уже ничего не сдерживало. Будь что будет. — Ты слушаешь только себя. До моих проблем тебе нет дела. И я действительно уйду.
Я позволил себе улыбнуться. Пусть немного натянуто.
— Иди-иди.
Что ж. Указание получено, можно действовать.
— Пока. Надеюсь, тебе сказали, в чем твое счастье.
Я уходил, уже не слушая плачущих криков, демонстративно заткнув уши наушниками плеера. Пусть ее. Нафиг она мне сдалась? Без нее наверняка лучше будет. Может, действительно, найдет свое счастье. Не во мне, так в другом.
И в то же время я знал, что это всё отговорки, попытки успокоиться, что завтра мне будет плохо, когда я вспомню, как мы проводили время вдвоем.
Я шел на автомате. Куда-то сворачивал. Останавливался, когда все останавливались, шел вместе со всеми. Окружающее не занимало меня. Типичный пример неадекватного поведения.
Я сделал шаг с тротуара и только тогда посмотрел налево. Тяжелый грузовик катил на меня. Я даже разглядел водителя, вцепившегося в руль и орущего что-то с выпученными глазами. «Поделом мне», — первая мысль, которая меня посетила. А вторая: «Ну, и дурак же ты!» Было поздно что-либо исправлять.
Но и теперь случилось странное.
Мир вокруг меня замер. Словно сила, неизменно отбрасывающая меня в прошлое, остановилась в недоумении и задумалась: что же делать? Кто будет спасать самого спасателя? Если же он погибнет, то больше никого не спасет. Но как же он может спасти самого себя? Раздвоиться?
И непонятный диалог на пределе слышимости, словно вклинившаяся на популярную волну пиратская радиостанция.
— Возвращать будем?
— Придется, что же делать.
— Но это же не по правилам. Где пострадавший?
— Он сам пострадавший, это и так понятно.
— Но как же его можно тогда оживить? Его жизнью не воспользоваться.
— Значит, возьмем кого-нибудь постороннего.
— Неэтично. Да и оборудование на него настроено. Нет, перенастроить — проблема невелика. Но договор у нас только с ним.
— Значит, на этот раз — без оживления.
— А если постараться?
— Постараться, конечно, можно. Но как он это воспримет? И не вспомнит ли все остальные случаи, когда умирал вместо других? А это психологическая травма, от которой он вряд ли оправится.
Третий голос, низкий и начальственный, прервал собеседников:
— Разговорились! У нас есть договор. Вот согласно ему и будем действовать. Где тут про психологическую травму? Где про риски деятельности? Отсутствует! Есть только про смертельные исходы. Вот исходя из этого и будем действовать. Если он сильный — последствия психотравмы со временем нивелируются.
— А энергию у кого брать? Кто ж поделится? — голос недоумевал.
— Вас до сих пор учить надо?! С последнего случая возьмите. Девушка не обеднеет, а Владимиру всего лишь небольшой толчок нужен. А там уж как пойдет... Ну что, готовы к коррекции? Начинаем!
Мир потек вокруг меня всё быстрее и быстрее, набирая присущую ему скорость. И я уже знал, что если ничего не сделаю, то и сдохну. Не. Не пойдет. Мало ли сколько раз я умирал вместо других. Меня неизменно оживляли и посылали на новые задания. Пусть и вопреки моей воле. И неважно, что я не помню, как и с кем заключал пресловутый договор. Всё равно я помогал людям.
Не дождетесь! Буду жить! Плевать на вашу психологию! Выкарабкаюсь...
Я дернулся назад, надеясь выбраться из вязкого киселя еще не разогнанного мира. Уперся ногами, чтобы отодвинуться от несущейся на меня массы. Но сил не хватало. Я прямо видел, как деревянный борт грузовика чуть-чуть заденет мою голову, снося половину черепа, и мозги расплещутся по асфальту.
Кто-то дернул меня сзади за куртку, возвращая на тротуар, грузовик пронесся мимо, а я в изнеможении уселся на грязный и мокрый асфальт.
Надо же, спасли. Кто же? Неужели я тоже не узнаю своего спасителя, как до этого люди не узнавали меня?
Я обернулся. Поднялся на ноги, неловко отряхиваясь, но, скорее, размазывая грязь еще больше. Не может быть. Но вряд ли голоса обманывали, разговаривая друг с другом.
Ничего особенного. Просто девушка. Каких, наверно, много вокруг, и которых не замечаешь, равнодушно скользя взглядом в толпе.
— Извините, — девушка дотронулась до моего рукава, слегка смущаясь, — я вас где-то видела. Не напомните — где?
Это была она — девушка с моста.
Я потер вдруг вспотевшие ладони о штаны и хрипло ответил:
— Вряд ли. Я всегда умирал в одиночестве.
Сергей Васильев © 2007
Обсудить на форуме |
|
