|
КМТ
 Учебники:
Издатели:
Ссылки:
|
Конкурс короткого рассказа Арина Трой © 2007 Синдром Лиса Они живут в полумраке, их чувствительные глаза не выносят яркого света. Неясная фигура в защитном белом костюме склоняется надо мной, тыкая в руку чем-то острым. Жжение разливается снизу вверх, перетекая в плечо. Боже! Где Ты? Легкие непроизвольно сжимаются, выдавливая из горла жуткий нечеловеческий вой.
Неожиданно накатившая дурнота отступила. Понемногу багровые мушки спрятались в уголках глаз, и я стал чётко различать очертания дороги, ведущей в посёлок. Синдром, будь он неладен. Отдышавшись, я встал и неверными шагами пошел домой.
Посёлок у нас крохотный. После войны двадцать дворов только и осталось, старики да бабы с ребятами. Мало кто живым-здоровым вернулся. А переселенцы здесь обычно надолго не задерживаются. Либо им наша глухомань не по вкусу, либо наши выживают их, коли ко двору не придутся. Жестокосерд народ наш. Такое пережили! Оттого и боятся всех, кто на них не похож.
По зову сердца и долгу службы я за неделю обхожу всех: кого пожалеть надо, кого исповедать, а кого и на путь истинный наставить. Людям-то ведь многого не надо: выслушал бы кто, слово нужное сказал да помог поверить в чудо. Самому, когда посреди серости живешь, трудно разглядеть синее небо за тучами.
В Гулянь я вернулся после месячной отлучки доживать отпущенные мне доктором три месяца или полгода, если повезёт. На улице не было ни души, только конопатая Ариша, племянница старосты Михеича, сидела на ступеньках. Она лузгала семечки, заплевав шелухой всё крыльцо.
— Здрасьте, — скалясь белыми зубами, сказала она. — Здоровьичко поправили? Где Вас носило-то? Дядька сказал, что Вы последним приедете. Идемте скорее, а то без Вас смертоубийство произойти может.
Я кинул сумку на крыльцо. После шестичасовой тряски в автобусе больше всего мне хотелось смыть дорожную пыль и лечь спать, чтобы больше ни о чём не думать.
— Погоди, Ариша. Скажи толком, что случилось-то?
— Бабы наши ведьмаков спалить хотят. — буднично сказала она и пошла вперёд, не дожидаясь меня. — Михеич там народ уговаривает. Говорит нельзя так, без суда и следствия. Приедет отец Тимофей, разузнает, что и как, а потом скажет вам, что с ними делать.
Я в недоумении послушно поплелся за ней.
— Как вы в город уехали, на том краю переселенцы объявились. Говорят, дом купили у дочки старой Ненилы, что после войны померла. Ну, купили, и купили, ага. Муж с женой и детей у них четверо. Трое нормальные вроде, а мальца на улицу не выводят. И домой к себе никого не пускают. Больной он что ли, говорят. Нам-то что, пущай живут. Так они и в церкву тоже не ходят!
Девушка остановилась посмотреть на мою реакцию. Я едва поспевал за ней.
— Матрёна давеча заполночь уже домой шла, засиделась с бабами, глядит, а Костик-то, малец ихний, по двору шастает. Пригляделась она, а он не больной вовсе, а из этих, уродцев окаянных. Башка здоровенная, глазищи, как тарелки в пол лица. И над землей парит, ага, летает вроде. Как зыркнул на неё, она чуть не померла со страху. А наутро разболтала по всему посёлку. Народ к ним. Предъявите, говорят, уродика вашего, мы его враз в город сдадим для опытов. А они упёрлись. Тут кто-то слух и пустил, что ведьмаки они, и малой заразный, ага. Вроде на кого дыхнёт, тот позеленеет и глаза у него повылазают. Тоже уродцем станет. Вот кому-то в голову и взбрело избу спалить, чтобы зараза, значит, не перекинулась. Дядька побёг народ успокаивать, а меня послал Вас дожидаться.
Мы с Аришей появились у дома переселенцев, как раз в тот момент, когда Михеич не мог больше сдерживать напора толпы с факелами и кольями. Теребя жиденькую бородёнку, староста, кинулся ко мне.
— Тимоша! Вернулся, брат! Растолкуй дурным бабам, что не дело это избы с живыми людьми палить.
Бабы обступили меня, завыли со всех сторон, как на похоронах:
— Защити, отец родимый! Житья нет от проклятущих уродцев. Мало они мужиков и сыновей наши поизвели. Кое-как очистили от них землю родимую-ю-ю, а они изо всех дыр к нам лезут и лезу-у-ут, извести нас хотя-я-ят!
— Цыц, дуры! — шикнул на них Михеич. — Сейчас Тимоша разберется с ними.
Он постучал в дверь.
— Хозяева, откройте. Поговорить надо.
Через мгновение стукнула щеколда. Меня встретил худощавый мужчина с всклокоченными рыжими волосами. Нервно пожав руку, он провел меня в комнату. Яркая лоскутная занавеска делила её на две части. За ней кто-то шептался, подглядывая сквозь прорехи. У стола сидела заплаканная женщина. Мужчина пригласил меня за стол, и сам сел напротив.
— Мы уедем завтра же, не беспокойтесь, — женщина бросила на меня колючий взгляд и сжала кулаки.
— Это совсем не обязательно, — примирительно сказал я, чувствуя, что в глазах опять начинают роиться красные мушки.
— А Вы кто, извините, будете? — прищурился мужчина.
— Тимофей Зиборов, местный священник.
— Павел Лис. Специалист по... Хотя это уже неважно. Моя жена Элна. Вы нам поможете?
— Паша, не унижайся.
— Эл, ты не права, — горячо заговорил он. — Нельзя всю жизнь бегать от людей, и для детей это нехорошо. Тимофей — здравомыслящий человек, он им все объяснит. Так ведь? Понимаете, вам нечего бояться. Он абсолютно безопасен. Костик...
Кто-то сверлил мой затылок взглядом, проникая в мозг. Я оглянулся.
«Порядок, Сол, живем, — говорю я. — Керим будет через десять минут». Он молчит. Я поворачиваюсь и вижу развороченный труп. Над ним стоит родианец. На мгновение мне кажется, что его лицо искажено гримасой опрезрения. Я бросаюсь на него, выбиваю оружие. Сдираю с него защитную маску. Родианец верещит от боли и, прикрыв глаза руками, падает на колени. Хватаю его тонкую шею. За Сола!
— Зверь! Расист! Отпусти сейчас же, он всего лишь ребенок!
Элна молотила меня по груди. Я стоял, сжимая горло большеголового пацана, беспомощно хватающего ртом воздух. Павел повис на моей руке, отдирая её от шеи мальчика.
Я разжал пальцы. Павел подхватил обмякшего мальчика и отнес на кровать. Элна бросилась к ребенку.
— Простите! Бога ради простите, — пробормотал я, без сил опустившись на стул. — Не знаю, что на меня нашло...
— Война, — глухо сказал Лис. — Где служили?
— Спецназ.
Павел внимательно посмотрел на меня, и чёткими, как у врача, движениями, пощупал мой влажный лоб.
— Бывший военнопленный?
***
Война, объявленная родианцами, застала Элну Патте с детьми на Тиаре, тихой колонии с мягким климатом, где они проводили очередные каникулы без вечно занятого Павла. Добравшись кое-как до пункта эвакуации, она с замиранием сердца узнала, что ребятам придётся лететь одним. Из-за ошибки оператора компьютер выкинул её имя из списков. Убедившись, что с детьми будет всё в порядке, Элна, нанялась на почтовый борт, отправлявшийся на Землю две недели спустя. Домой она так и не попала.
Грузовой звездолёт стал первым гражданским судном, захваченным родианцами.
Пластик, поглощающий звуки и постоянные сумерки в камере потихоньку сводили с ума. Очень скоро Эл потеряла ощущение реальности и перестала считать дни. Всё слилось воедино: допросы, опыты, приступы тошноты и лихорадка, постоянное чувство голода, усталости и беспокойства за детей. Время превратилось в тягучую резиновую ленту без начала и конца.
Стало ещё хуже, когда тихая девушка-экспедитор, делившая с ней камеру, сошла с ума. Сперва она отказалась от мерзкой на вид белковой жижи. Зовя на помощь, билась головой о пластиковые стены. Элна, как могла, пыталась утешить её. Через несколько дней девушка ослабела, лёжа на полу в позе зародыша, непрестанно бормотала одно и тоже. А потом, проснувшись однажды, Элна поняла, что осталась одна и впервые за долгое время, разрыдалась. Так будет продолжаться вечность, пока другая не займет её место. А потом третья, четвертая. До бесконечности.
Дверь отворилась, и к ней вошел один из мучителей, который раз в неделю впрыскивал ей какой-то дряни, от которой горело всё тело. Эл послушно встала, чтобы отправиться за ним в лабораторию, но он знаком приказал ей сесть и включил переводчик.
— Буду говорить с вами начистоту, — прочирикал родианец. — Все остальные самки, доставленные сюда, погибли. Я хочу помочь вам вернуться домой. Постарайтесь понять. Командование не станет держать самку, вынашивающую детёныша. Это против наших принципов. Но по моим подсчетам, вероятность того, что вы выносите плод и родите, мала, около двадцати процентов. Риск велик. Но это ваш единственный шанс на освобождение. Соглашайтесь.
***
— Эл провела в плену больше двух лет. Костик — особенный ребенок. Он вернул нам жену и мать. Мы ни за что на свете не согласились бы с ним расстаться. Вы ведь знаете, как из-за всей этой истерии у нас относятся к детям войны?
Я кивнул. Две сотни полукровок собирали по всему миру, как агентов иноземной расы, пытавшейся захватить мир. Детей поместили в резервациях, чтобы навсегда стереть из памяти землян ужасы позорной войны. По иронии одна из резерваций находилась в двухстах километрах от Гуляни в глухой тайге. Мне приходилось бывать там. Донеси кто на Лисов, солидное вознаграждение в обмен на жизнь пацана гарантировано.
— Вы нас осуждаете? — спросил Павел, веснушки запрыгали на его щеках.
Я помотал головой. Кто я, чтобы осуждать их? Слабость то накатывала, то отпускала.
— Жену обвинили в измене человечеству, когда она отказалась отдать сына. Мне пришлось бросить работу. Пока Костик был маленький, скрывать его не составляло труда. А теперь... За год мы переезжали уже три раза. Думали, хоть тут в глуши...
— Научите его контролировать способности, — сказал я. — И еще раз простите меня.
Я открыл окно и глотнул прохладного воздуха. Бледный, с дергающимися губами Павел крепко обнял жену за плечи. Сорок пар глаз выжидающе смотрели на меня.
— Ну, что, Тимоша? — не выдержал Михеич.
— Возвращайтесь по домам. Малец их на пожаре обгорел, никакой он не пришелец. А кто языком чепуху молоть будет, того от церкви отлучу. Матрёна, понятно?
Бабы согласно покивали и начали расходиться.
Я повернулся к Лисам.
— Живите спокойно. Пока я здесь, вас никто не тронет. Только... недолго мне осталось, месяца три, — я слабо улыбнулся.
Павел переглянулся с женой.
— Синдром Лиса-Патте в последней стадии? Три месяца, говорите. Ничего, мы еще посмотрим, кто кого. Эл, доставай препараты, у нас новый пациент.
Арина Трой © 2007
Обсудить на форуме |
|
