|
КМТ
 Учебники:
Издатели:
Ссылки:
|
Конкурс короткого рассказа Владимир Рогач © 2007 Тот самый Карл был среднестатистическим представителем мужской половины человечества. Однажды он попытался составить словесный автопортрет и ничуть не удивился, когда хватило его только на: «Мужчина средних лет, среднего роста, средней комплекции, среднего достатка...» Именно на достатке он плюнул и решил себя никогда больше не описывать — больно уж безрадостная получалась картина. Недостатки у него тоже, кстати, были средние. Не пьяница, но не против иногда. Не бабник, но не против иногда. Не ..., но...
А еще он любил смотреть на звезды и слушать сказки. Все эти бесконечные «жили-были» и «в некотором царстве, в некотором государстве». Есть в них что-то, во что хочется верить. И в сказках, и в звездах.
Среди миров, в мерцании светил
Одной звезды я повторяю имя,
Не потому, чтоб я ее любил,
А потому, что мне темно с другими...
— Карл, дорогой, сходи за хлебом!
Карл улыбается и, потягиваясь, встает с лавочки, сидя на которой так удобно смотреть на звезды и слушать сказки.
Дорога к булочной щедро усыпана хлебными крошками — чтобы никто, не дай бог, не потерялся. Булочная, конечно, не пряничная, за хозяйкой которой водится недобрая слава, но, по мнению властей и лично господина бургомистра, не стоит рисковать. Лучше уж крошки на мостовой, чем пропавшие дети в криминальных новостях.
Одна беда, найти маленького человечка по крошечным следам почти невозможно. Слишком уж щедро рассыпаны крошки, слишком уж много маленьких человечков бегает в булочную и обратно, и не все из них — человеческие дети. Есть и просто маленькие человечки, и отнюдь не у каждого — золотой характер. Есть и такие, у которых золотые зубы, и те, у которых светятся золотым зрачки в ночной темноте.
«Почти как звезды», — улыбнулся Карл, переводя взгляд со встреченного обладателя золотистых глаз на далекие звезды.
— Думай, о чем думаешь! — буркнул сердито маленький человечек, торопливо скрываясь в проулке между домиками булочным и пряничным, как нарочно, расположенными недалеко один от другого. Убегая, малыш на всякий случай раскрошил свежую сдобную булку, оставляя неразличимый среди прочих крошек след. Теперь-то он точно не пропадет.
Пожилая хозяйка булочной приветливо встретила Карла.
— Как обычно?
Карл совсем уже было кивнул, но вдруг передумал и попросил:
— А можно... чтобы необычно?
— Это тебе через дорогу, — буркнула хозяйка, пряча под прилавок явно заготовленный заблаговременно каравай. — Пряничный домик, знаешь?
Глаза приятной обычно старушки блеснули недобрым золотистым огоньком.
Карл не обратил на это внимания и послушно направился в соседнее здание, пряничные стены которого, по понятной причине, никогда не черствели и выглядели одинаково аппетитно в любое время и суток, и года.
Навстречу Карлу из дверей пряничного домика выскочил радостный малыш.
— Эй! — решился окликнуть его Карл. — Там, правда, необычно?
Мальчишка не ответил и убежал, кроша себе под ноги медовый пряник.
— Чего тебе? — встретила Карла вопросом хозяйка, как две капли воды схожая с владелицей булочной, разве только несколько запыхавшаяся.
— Мне хлеба.
— Тогда тебе напротив.
— Я там уже был.
— Значит, дорогу знаешь. А если что, не заблудишься, там все крошками засыпано.
— Так везде засыпано, — пожал плечами Карл, не спеша уходить.
Пожилая женщина посмотрела на него с интересом.
— В сказки вершишь? — спросила она вдруг. — Ну, там «жили-были долго и счастливо и умерли в один день в страшных мучениях»? «В некотором царстве, в некотором государстве...»? Мальчик-полено, мальчик-луковица, мальчик-с-пальчик? Снегурочки-дюймовочки всякие?
— Да вон же они, на каждом шагу, — улыбнулся Карл, кивая за дверь. — Как не верить?
— Сказка — ложь, да в ней нам — ёк! — фыркнула пряничная старушка, сверкнув золотым зубом. — Вот тебе хлеб, который всему голова — и катись-ка, мил человек, отседова!
С прилавка соскочил румяный колобок, смело плюхнулся в густое крошево, устилавшее пол, и бодро покатился к двери.
— Спасибо! — только и успел поблагодарить Карл. И поспешил за непоседливым хлебным шариком. Тот, мягко шурша, разбрасывал во все стороны крошки, и, если забыть, что катился он по мощеной мостовой, можно было представить, что это огромная луна рассекает удивленное небо, и во все стороны с ее пути разлетаются пугливые звездочки...
А когда колобок, забыв об осторожности, выскочил на проезжую часть, первый же проезжавший самоходный экипаж безжалостно превратил его в блин.
Карл не заплакал. Все равно ведь колобку суждено было погибнуть. Наверное, лучше уж так — под колесами, чем быть съеденным совершенно незнакомыми людьми.
— Кстати, я — Карл, — назвался Карл, поднимая в недавнем прошлом колобок, чтобы в недалеком будущем принести его домой и долго объяснять своей дорогой, что хотелось чего-то необычного, а не как всегда...
А потом снова неспешно выбраться во двор, усесться на скамейку — и смотреть на звезды. И думать, что они слишком уж похожи на хлебные крошки, разбросанные напуганными детьми, которых еще только предстоит найти и спасти...
Среди миров, в мерцании светил
Одной звезды я повторяю имя,
Не потому, чтоб я ее любил,
А потому, что мне темно с другими...
— Карл, дорогой! Домой!
— Да, любимая!
А в небе остается щедрая россыпь звезд.
А когда, лежа в постели рядом с самой близкой из женщин, Карл закрывает глаза, кто-то, может быть, даже домовой, шепнет ему на ухо странный наговор:
— Засыпай-просыпай-высыпайся! Засыпай-просыпай-высыпайся! Засыпай-просыпай...
Карл засыпает, улыбаясь. И пусть соседи косятся на него каждый день, удивляясь его неудивительности в этом сказочном мире. Он сам этого хотел когда-то. И так стало. И так будет...
***
— Карл, просыпайся!
— Что, дорогая?
— Что-то не так...
— В этом мире все не так, — бормочет мужчина средних лет, среднего роста, средней комплекции и среднего достатка, надеясь, что его оставят в покое и дадут досмотреть сон.
— В доме кто-то поет, Карл! Ты разве не слышишь?
Он слышит.
— Засыпай-просыпай-высыпайся! Засыпай-просыпай-высыпайся...
— Это всего лишь домовой, дорогая. Давай уже спать...
— Какой еще домовой?! Какой еще спать?! А ну пойди и проверь! Только осторожно, вдруг он сильнее тебя...
Ох, уж эти женщины! И все другие тоже! Все им не так! Нет домового — «все не как у людей!» Есть домовой — «кто-то поет в доме...» Не поймешь их никак!
— Эй, певец! Выходи силой меряться! — храбрится Карл.
— С конем иди меряйся, клоун! А мне и здесь хорошо!
Нахальная пошла нечисть, сладу нет.
— Ну, хорошо, — пригрозил Карл, направляясь прямиком к книжной полке. — Ты сам напросился.
Под руку попалось самое действенное средство — какой-то из словарей. Вроде, физический. Или даже технический. Достаточно пары статей и...
— Ты же его убьешь, изверг!
Это женщина кричит — та самая, что самая близкая.
— Убьет! — испуганно поддакивает мелкая домашняя нечисть.
— Да идите вы! — возмущается Карл и уходит сам. На балкон, где спрятана от благоверной заначка — пачка сигарет. Один из тех самых средних недостатков среднего по всем параметрам человека. Сигареты на месте — а значит, все не так уж плохо. Можно даже не закуривать — просто стоять, облокотясь о перила, комкая пачку, и глядеть на звезды — маленькие далекие золотые огоньки в бесконечном небе.
А еще там — полная луна, которая с балкона кажется такой маленькой...
А в квартире за спиной демонстративно-обиженно плачет любимая женщина, ради которой ты стал когда-то таким — средним. Среднего роста, среднего достатка, со средними же недостатками и достоинствами.
— Дорогая, а ты помнишь, я обещал тебе луну?
Плач за спиной смолкает.
— Ты с ума сошел, Карл? Какую еще луну? — спрашивает недоверчиво самая близкая.
— Любую... Выбирай!
И она выходит на балкон и становится рядом. Она знает, что ты никогда не врешь. И никогда не врал. И если ты обещал ей луну, ей остается только выбрать — какую...
— Карл...
— Ты выбрала?
— Не надо, Карл...
— Ты выбрала?
— Да!
— Я скоро вернусь.
***
Обретая что-то, что-то приходится терять, от чего-то непременно отказываться. Так со всем, но особенно, когда дело касается любви.
Одни отказываются от крыльев. Другие от бессмертия. Еще кто-то — от всевластия. От свободы, опять же.
У них с Мартой все было гораздо проще.
Он отказался от маленького пропеллера за спиной.
И, из в меру упитанного мужчины в полном расцвете сил, стал человеком средней комплекции, средних лет и среднего достатка.
— Эй, привет, Малыш!
— Привет, Карл... сон... — улыбается разбуженный мальчик. В глазах у него блестят слезы, но в свете луны они кажутся золотистыми звездочками. Наверное, потому, что это слезы радости. — Ты вернулся? Это — не сон?
— Я же обещал, что вернусь, Малыш. Я всегда выполняю обещания.
— А как же десять тысяч люстр? — напоминает улыбающийся ребенок. — Взамен разбитой?
— Вот, — улыбается в меру упитанный мужчина в полном расцвете сил, протягивая смешную розовую люстру с тремя плафонами в виде слоников. — Это — первая. Остальные попозже. Я обещал одной милой особе луну, а это, согласись, важнее каких-то там девяти тысяч девятисот девяноста девяти люстр.
И Малыш соглашается.
— Но ты ведь вернешься? После того как принесешь луну этой милой особе?
— Я тебя когда-нибудь обманывал?!
Мальчишка смеется.
А по небу рассыпаны бессчетные крошки звезд. И заблудиться невозможно.
— Она хоть красивая? — кричит вслед Малыш.
— Да она самая-самая...
Гудение маленького пропеллера заглушает его слова.
От чего-то всегда приходится отказываться.
Она не услышит того, что он сказал сейчас.
Но он принесет ей луну, и она все поймет.
Правда, без луны ночью будет гораздо темнее, но от этого он готов отказаться.
Среди миров, в мерцании светил
Одной звезды я повторяю имя,
Не потому, чтоб я ее любил,
А потому, что мне темно с другими.
И если мне на сердце тяжело,
Я у нее одной ищу ответа.
Не потому, что от нее светло,
А потому, что с ней не надо света.
В рассказе использовано стихотворение И.Анненского. Возможно, вслед за А.Вертинским и Б.Гребенщиковым я его где-то переврал. Но это же сказка.
Владимир Рогач © 2007
Обсудить на форуме |
|
