|
КМТ
 Учебники:
Издатели:
Ссылки:
|
Игра! Александр Гладышев © 2007 Детёныши Хочу рассказать вам наиправдивейшую историю о народе малявок (или племени мелюзги). Кто-нибудь обязательно захочет спросить: «А кто же есть автор сего?» — скажу наперёд, что автора, на самом деле, нет. Есть история, а меня как бы и нет. А рассказывается она сама собой. Это для пущей достоверности.
Живёт, значит, этот добронравный народец коротышек под землёй, там у них и города, и луга с коровьём, и пруды с рыбьём, и всё что захочешь. Глубоко сидят — не докопаешьси, поэтому до сих пор люди их-то и видеть не видывали. Да и видеть их не положено, посему они для нас... недосягаемые, да и просто невидимые. Они перед тобой ходят, в глаза заглядывают, а ты словно бы слепой давно — не замечаешь.
Живут глубоко, чем занимаются — про то неизвестно. Дела тайные вершат. На поверхность почти не выходят, как кроты сосредоточенно и задумчиво возводят загадочные лабиринты. И только неугомонные дети (такие малявки, что и представить тяжело), любят на поверхности земной поиграть. Так и сейчас, два малявки забрались в дом Тушканчиковых пошалить.
Папа Тушканчиков вернулся с работы, варёный как рак, в замечаниях начальника. Мама Тушканчикова уже в привычном халате сплошь из хлопот и беспокойств, разваривает в подкопчённой кастрюльке пельмени, а дочь — её и след простыл, как обычно. Малявки, значит, шлёпая мягкими лапками, пробрались в кухню, сквозь дикорастущий лес людских ног. Глазками — хлоп, хлоп! А они у них красивые, большущие, с грецкий орех. В семье затишье и безветрие, пережёвывают мысли: она — пельмени, он — скандалиста-начальника. И молчат, как партизаны. Шторма не предвидится. «Надо взбодрить!» — решают сорванцы. И происходит следующее...
Тумс (а одного из малявок звали именно так), поднимается с попы и взмахом мохнатой лапки замораживает жизнь. Тушканчиковы застывают в нелепых позах с не менее нелепыми лицами, а пушистые обормоты смеются. Папа, измученно проводя ладонью по лбу, так и остался сидеть с вытянутыми на лоб глазами. Со стороны можно было подумать, что он чего-то не на шутку испугался или жутко удивлён... но взгляд его был направлен в сторону совсем не страшного чайника, слегка закопчённого временем и житейскими неурядицами. Мама же напоминала правидецу, колдующую над котлом с зельем (с пельменями), в котором она совершенно неожиданно улицезрела свою судьбу. Застыли, как оловянные солдатики. Кухня покрылась толстым слоем непроницаемой тишины и недвижности, подбрось сейчас кость, так она полетит со свистом и на землю падёт с оглушительным грохотом.
Мапс (как вы догадались, второй шкодник) вскарабкался на табуретку и, узрев боевые позиции набитым глазом полководца, весело засмеялся. А потом крикнул (криком больше похожим на писк, чем на крик): «Давай!» И Тумс с лёгкостью крылатого Амура пустил стрелу в мамину спину, та вонзилась в плоть, как в масло, и картинка ожила. Папа остался без изменений, всё такой же растерянный и осунувшийся, и лишь рука завершила ранее начатый путь, а вот мама, вдруг, поёжившись, ни с того ни с сего (как показалось папе) напустилась на него со всем остервенением, дёрнутой за хвост, кошки. А началось всё с банального: «Туалет течёт третий день к ряду, а тебе хоть бы хны! Достал». Причём, к кому именно относилось это последнее обидное «достал», папа не мог вполне уразуметь. И пошло-поехало. Проблемы имеют свойство накапливаться, а потом обрушиваться на больную голову всем скопом.
Папа не смог мгновенно переключиться с начальника на беседу о благоустройстве квартиры, и потому замешкался и осоловело смотрел на жену. В красных от рабочего компьютера глазах мигал вопрос: «Ты чего? Как с печи свалилась?.......». Но жена не унималась (встает разумный вопрос: откуда столько энергии, когда он к концу дня как выжатая тряпка?). В ход пошли неприятно отдающие в висках воспоминания, замечания, придирки, требования и восклицанья. Целая куча. Чем бы это всё могло закончиться для папа: ужином без пельменей или вечером в туалете? — неизвестно, но только лента жизни вновь приостановила свой ход. Заходили малявки.
Тумс бойко подскочил к папе на колени, как это любил делать домашний ухоженный кот Мурзик, и уставился ему в глаза. А происходить стало следующее: кухня словно бы пластилиновая стала растекаться, оползать, плавиться сыром в микроволновке, терять свои очертания. И вот уже на месте обеденного столика — стол рабочий с кипами бумаг, заваленный, неопрятный, надоевший, а на нём восседает квадратноголовый с плоским экраном (и шуточками) компьютер. А вместо мамы за штурвалом кастрюли с пельменями оказался усатый начальник, в пиджаке, галстуке и с всклокоченными волосами, краснощёкий и вечно недовольный. Появлялись: мусорная корзина, вешалка, надоедливый телефон.... они словно бы всплывали в воображении. В воображении папы.
Мапс улыбнулся и многозначительно пискляво захихикал. Многозначительность ту понял только его напарник. Мама с папой больше напоминали тряпичных кукол, и взирали на происходящее бессмысленными пуговицами глаз. Щёлк! — щёлкнул тремя пальцами Мапс, и жизнь снова наполнила кухонный сосуд живительной влагой.
Папа сначала испугался, как если бы увидел старый призрачный кошмар, оторопел, потерял дар речи. Ещё бы! Но понять сразу где он находится: всё ещё на работе или же уже во сне (похрапывая, значится, завернувшись в теплоту одеяла) — не мог. На лбу выступила испарина. Как гром молнии прозвучал голос начальника «Тушканчиков!». Дальше разобрать слова он был уже не в силах. А мелюзга сверкали довольными глазками и улыбались. Один — светло-зелёный, пухлый шерстяной клубок с тощими ножками и ручками, второй — красноватый. Детёныши.
Начальник начальственно и с чувством взмахивал руками, ударял по столу, щедро плескал эмоциями и беспорядочно всклокочивал волосы. «Опять отчитывают. Кругом,» — только и успел подумать папа, но мир уже пустился в пляс — это был неудержный дикий танец: краски бесцеремонно, как лягушки, перескакивали с предмета на предмет, на «кухне» то и дело появлялись: пальмы, полки с книгами, незнакомые улицы и дороги, уползающие за горизонт. Но было достаточно чародейского взмаха лапы Мапса, чтобы карусель тормознула, а папа оказался на берегу пруда в лесу... пруда детства, здесь он скучал, мечтал... здесь в доброй зеленоватой от листьев воде, он искал отражение своей спутницы жизни ещё подростком.
Папа зачерпнул прохладной воды и умылся, стало намного легче и свежее. Теперь он уже и не мог вспомнить, почему было так напряжённо, душно и жарко. Стало тихо и спокойно, вернулась беззаботность детства. Пропала назойливая спешка и вечное опоздание. Он лёг на траву, по небу плыли молочные корабли, медведи... Дул ветер, успокаивающе шелестела листва.
Может быть в изумрудных глазах кошки всё деянное и нашло бы своё значение, и она бы пронесла его по тёмным городским крышам и лабиринтам водосточных труб, но папины глаза напрочь отказывались понимать увиденное. Мапсу надоело играть с этой семьёй — воображение скудноватое, и фантазия уже заштопана бесцветными заплатами из дешёвого тощего материала пресной жизни. Яркие образы детства уже подстёрлись, да подзабылись. И перестали быть значимыми на фоне семейных бедствий и беспозвоночных встрясок на работе.
«Пойдём?» — спросил Тумс, спикировав со стола. Он безошибочно почувствовал настроение брата, и оно электрическими током по незримому каналу передалось ему. Ему тоже обезразличила эта игра. «А с ним чего?» — Мапс кивнул на застывшего папу, растянувшегося в лучах безмятежного детства, гримасу беспомощности сменила улыбка довольства: «Наверное, ему так хочется остаться там».
Тумс потёр ладоши. И вмиг исчезли: и лес — бесконечный и зелёный, и пруд с отражениями счастья, и облака, и спокойствие... Тут же выросли прежние въевшиеся с вечерним чаем в кровь стены, дрожащий холодильник, горшок с фиалкой на подоконнике... начальник, мутировавший обратно в разошедшуюся жену. Вспорхнули мрачными летучими мышами проблемы, долги и дела. Безудержно захотелось пить. Воды!
Мама застыла в нападении, папа... всё в том же положении, казалось с табуреткой они составляли неделимое целое. «Пускай сегодня отдохнёт» — улыбнулся Мапс, улыбка получилась широкая и светлая. Он промотал лапками клубок времени назад до той точки, где вся история только началась: мама — прорицательница, в кастрюле — варится судьба.
Тумс провел тёплой мохнатой ладошкой по спине мамы и она распрямилась, будто бы сбросив с плеч оковывающее напряжение. Мапс прикоснулся ко лбу папы — и в его глазах появилась ясность.
Они одновременно исчезли. И можно было бы подумать, что они вообще никогда здесь не появлялись (и мама с папой Тушканчиковы так и подумают), жизнь опять потекла в неизвестном никому направлении, да только мы-то с вами знаем, как Тумс и Мапс забавно провели время. А теперь спустились к себе, глубоко под землю.
Так вот и заканчивается эта незатейливая историца.
Александр Гладышев © 2007
Обсудить на форуме |
|
