|
КМТ
 Учебники:
Издатели:
Ссылки:
|
Игра! Александр Григоров © 2007 ФОРА — Здравствуйте, я хочу сделать ставку.
Директор букмекерской конторы принял из рук клиента листок, пробежал глазами, сверил данные и подпись.
— Сколько хотите поставить?
— Берите все: талант, чувство меры, оставшиеся годы. Если не сыграет — жить ни к чему.
***
Несколько секунд комиссия сидела молча. Председатель осмотрелся — говорить никто не хотел. Пришлось брать слово самому:
— Вот вы прочитали басню, — он сложил пальцы в замок и пристально взглянул на абитуриента, — это же басня была?
Молодой человек кивнул. Его худощавость вкупе с высоким ростом давала едва уловимую нескладность, но смотрелась она органично.
— Басня — это сатира. Смех, стало быть... а вы ее прочитали как-то... серьезно.
Абитуриент потупился и пробурчал в пол:
— Там мораль такая, что не до смеха.
Председатель бросил на стол ручку и сказал в сторону:
— А как хорошо начал!
— Ой, да он выделиться хочет, соригинальничать, — возмутилась женщина с крашеными волосами.
Парень смотрел поверх голов преподавателей. Главный продолжил:
— Начали вы и вправду хорошо — песня, сцендвижение... «г» у вас мягкое, а в целом... но эта басня — ни в какие ворота не лезет! Вы же понимаете: я не могу принять в Изящный университет человека с такими взглядами. И меня уволят, и вы зря потратите время.
— Но такая трактовка...
— А вы не грубите, молодой человек, не грубите, — вмешалась крашеная, — грубит он. То, что вы показали — явно новое. Представляете, что было бы, допусти мы таких новаторов к учебе?
— Вы, юноша, сами подумайте: один прочитает басню, как захочет, другой — самолет сконструирует, как заблагорассудится, третий — в экономику со своими трактовками полезет. Стабильность и уверенность в завтрашнем дне исчезнут. Этого никак нельзя.
Из членов комиссии выделялся сидящий с краю бородач: и одет проще, и улыбался постоянно — в перерывах между заметками в блокноте.
— Скажите, — председатель поправил галстук, — а может, вы пошутили? В смысле, нарочно проделали штуку с басней?
— Нет, я вполне серьезно.
Бородатый сделал последнюю пометку и закрыл блокнот.
— Можно идти? — спокойно уточнил абитуриент.
— Каков, а?! — крашеная всплеснула руками. — Идите-идите, без вас прочитают, как надо — по десять человек на место смотрим.
Парень развернулся, забрал со стола пластиковую банку, в которой плавала рыбка, и пошел к выходу.
В коридоре поступающие облепили плинтуса, словно тараканы. К абитуриенту подбежала девушка — рыженькая, в веснушках.
— Ну, как там? Приняли?
Не останавливаясь, он бросил в сторону:
— На басне завалился.
В буфете к нему подошел бородач. Он принес эклектическую смесь запахов пота и дорогого одеколона:
— Най-на-на-на-най. Меня зовут Константин Белописцев, можно Костя, — и протянул руку.
— Ждан Стеблецов, очень приятно.
— Да я помню, — он потряс в воздухе блокнотом. — У меня к тебе дело, давай поговорим в машине. Тебе куда?
— На вокзал. Электричка через час.
Белописцев громко заколотил ложечкой и тихо произнес:
— В подпольных боях участвовать хочешь?
Ждан слышал — в городе проводятся подпольные «битвы за искусство». Нет, влазить в это он не будет, а посмотреть интересно. В конце концов, сможет порицать то, что сам видел.
— Посмотреть сначала хочешь? — угадал Константин.
— Конечно. Может, это не по мне.
— Уж поверь, — вербовщик показал ладонь, — мне виднее. Па-ра-ра-ра-ра-ра-ца.
Из центра они выехали на берег реки, переехали через мост и стали спускаться к спальному району. Чуть ли не до горизонта тянулись дома, домища и домишки ростом не выше трех этажей. Прабабушка рассказывала: раньше, еще до Стабильности, в городе было полно высоток. Постепенно в них стало некому жить, да и сами постройки начали потихоньку валиться. Снесли целые массивы, вместо них появились частные комфортабельные дома. А уже когда дед учился в институте, многоэтажки оставались только в центре — сносить их представлялось неудобным, но традиция никуда не делась: паршивая квартирка стоила гораздо дороже окраинного коттеджа.
Хоть что-то осталось нерушимо с тех времен, когда на планете жило шесть миллиардов.
Машина остановилась возле старинного здания с морщинистой штукатуркой и следами побоев на стенах.
— Странное место, — Ждан вылез из автомобиля и как всегда испачкал джинсы о грязную подножку.
— О, это здание стоит с середины позапрошлого века — умели строить. А песни какие были! Помнишь вот это: та-а-а-та-ти-ра-та-та-та-та-а? Небось, думал увидеть расфуфыренный клуб? У-у! Это не выгодно. Во-первых, нужно оплачивать счета, а так я провод со столба кинул — вот тебе и свет. Во-вторых, внимания меньше привлекает. А все вместе дает романтику, ради которой здесь и собираются.
На сцене отстраивали звук. В зале было пусто, лишь за парой столиков сидели люди. Костя усадил Стеблецова, махнул в сторону сцены, и прогон начался.
Белописцев закинул ногу на ногу и прикурил. Грянуло вступление: звук оказался необычным, без электронной обработки — живой.
— Отвечаю на первый незаданный вопрос, — Костя слушал группу так, будто играло радио, — деньги будут. Ставят много, в накладе не остаюсь. Принцип простой: видишь эту штучку? — он достал из кармана цилиндрик, похожий на зажигалку. — Это «новичок». По-ученому он там как-то называется, я не помню. Ловит эмоциональный фон и выделяет частоты удивления. Чем больше цифра от нуля до семи, тем больше зритель удивлен. А дальше — как в обычной букмекерской конторе. Я выстраиваю линию, закладываюсь на маржу и даю котировки по всем дням. Сегодня вечером будут музыканты. Выступают по очереди. Вот эти, — он кивнул на сцену, — фавориты. А те, за столиком, — молодые, им еще учиться. Но в один прекрасный день тот, кто на них поставит, сорвет о-го-го какой куш.
Костя протянул листок с расписанием «боев» по дням — живопись, танцы, театр...
— Отвечаю на второй незаданный вопрос: криминала нет. Нарушение закона заключается в неуплате налогов, но это мои заботы. Облавы случаются, но редко: слишком уважаемые люди ставят на искусство. А куда деться интеллигентному человеку? Голодать давно перестали, на излишества денег хватает, остается душа. Вот с ней, брат, вопросы. Болеть спортом и делать на него ставки — занятие примитивное, а традиционное искусство во где сидит. Потому идут сюда, здесь они как бы и зрители, и участники одновременно. — Он захлопал и крикнул музыкантам: — Давайте следующую.
— Я осмотрюсь, ладно? — он поставил на стол банку с рыбкой.
— Давай-давай. Актеры репетируют на втором этаже. У-у-у-ла-ла.
Во всех углах бывшего заводского дворца культуры репетировали. Танцоры разминались, художники грунтовали холсты и пили вино, у старенького рояля возле окна распевались вокалисты. Проект здания стандартный — в Ждановом поселке такой дворец снесли лет десять назад.
Сейчас на том месте стоит новый культурный комплекс, напичканный всевозможными удобствами. Чтобы стабильно заниматься творчеством, нужен комфорт.
Лестница на второй этаж обнаружилась возле запасного выхода. Ждан поднялся и пошел длинным коридором, усеянным дверями, как бигуди дырками. В комнатах было пусто — актеры собрались в прокуренном расширителе. Парни и девушки дымили, сосали пиво из больших бутылок и сквернословили.
— Новенький? Слышь, братва, Костик очередного гения сыскал! — сказало мурло в растянутом свитере. — Наверное, экзамен в университет провалил, а, гений?
Братия до отвращения противно засмеялась.
— Я не гений, — усмехнулся Ждан, — я такое же быдло, как и вы.
— О-о-о! — актеры зааплодировали, — как ново, как остроумно!
Стеблецов пошел обратно к лестнице.
— «Я не гений», — передразнил Растянутый Свитер, нарочито смягчая «г». Все снова заржали.
Первой мыслью было — уйти, не попрощавшись. Видеть таких выродков даже в качестве соперников не хотелось. Но пока Ждан спускался, вспомнились слова преподавателя школьного драмкружка: возмущаться проще всего, а жизнь дана, чтобы изменить то, что не нравится.
И еще — нужно было забрать банку.
— Когда я могу выйти на сцену?
— Театральный день послезавтра. Для начала прочитай эту свою басню. Я тебя поставлю в спарринг к Никитке, на разогреве пойдете. Коэффициент на тебя где-то восьмой будет. Или третий, но с форой.
Выгода одного человека — убыток другого. Обратное не было верным, пока в одном маленьком английском городке не появилась букмекерская контора «Воля небес». Ее основатель Мартин Профит поймал конъюнктуру: человечество наелось. Столетие катаклизмов, войн и геноцидов прошло, население сократилось, всем стало хватать всего. Сладко отрыгивающие обыватели хотят испытать судьбу.
Чужую — не свою.
Из обычного зала, где принимались ставки на футбол и скачки, в комнату директора вела незаметная дверь. Видели ее избранные: только те, кто интересовал директора.
А занимали его очень любопытные ставки. Допустим, депутат британского парламента ставит миллион фунтов на то, что Европа обложит ближневосточные страны эмбарго. Президент корпорации желает попытать счастье в туристическом бизнесе. И дает миллион, но уже долларов, утверждая — в ближайшие три года побережье юго-восточной Азии не пострадает от наводнений. Принято, кто следующий? Ба, да это же арабский шейх, который кладет кредитку и просит показать линию биржевых цен на нефть.
Все получают солидные коэффициенты и, потирая руки, ждут выигрыша.
И тут, как в спорте, — случается невероятное: тайфун, падение курса, политические интриги. Экспресс из пяти событий летит к чертовой матери из-за жалкого указа, ставка «горит» по вине ничего не подозревающего циклона.
Конечно, клиенты не разоряются, но изменения в мире происходят.
Клиенты и нужны-то Профиту просто для того, чтобы узнать их интересы. Собственно, он и стал воплотителем Стабильности.
Бывало, в тайную дверь заходили люди попроще. Они как раз чаще выигрывали. Как и всегда в букмекерском бизнесе, так было выгодно конторе.
— Соедините с мадам Мильйо. По закрытой линии, — Мартин отпустил кнопку.
«Он каждый год делает пластические операции», — сплетничали те, кто знал Профита слишком давно. «Это просто бодрость духа», — с улыбкой отвечал букмекер.
Направление по приему ставок на творчество он придумал больше для развлечения. Увидел новый рынок, возникший от потребности в зрелищах, каковое традиционное искусство удовлетворить уже не в состоянии. Увы, вожделенная Стабильность поглотила мир желаний и постепенно добралась до мыслительного плана бытия. Голодные таланты работали ради денег, а потому творили плохо. Сытые — вообще перестали работать. А зрители какими были, такими и остались. Профит пустил и эту расстановку себе на пользу.
Потом он понял, что угадал и просчитался разом. Подпольные «бои» стали слишком популярными и привлекли огромное количество отверженных артистов. Среди них попадались те, кто доходил до сути процесса.
Они являли угрозу, которую необходимо устранить.
— Мильйо слушает.
— Как ваши дела? Слышал, у вас весна задерживается.
— Весна в Восточной Европе всегда отстает.
— Зато по фону удивления вы впереди планеты всей — так, кажется, у вас говорят?
— Да, но только о балете.
— Сейчас меня больше волнует театр. У вас на днях объявился некий субъект, с ним неплохо бы разобраться. Все данные на него в вашем почтовом ящике.
— Устранение?
— Посмотрим, как будет выгодно. А впрочем, я доверяю вашему вкусу.
В театре не то, что яблоку — попкорну негде было упасть. Ждану удалось раздобыть только мятый билетик на балкон. Реплики слышались плохо, виднелись лишь головы актеров, но Стеблецова устраивало и это.
Даже гомонящие школьники не мешают, если сосредоточиться.
Традиционный театр умирал уже лет пятьдесят, но вперед ногами его выносить не решались.
Ждан начал догадываться почему.
Да, спектакль «заигранный», импровизации изучены — в общем, от свежести не осталось следа. Впервые Ждан увидел этот спектакль школьником, — руководитель кружка организовал культпоход в город. Состав труппы с тех пор практически не изменился, и Стеблецов сразу узнал исполнителя главной роли — Сергея Александрова.
Изрядно постаревший мастер сиял во мраке затасканной постановки. Каждая реплика подспудно давала двойную, а то и тройную нагрузку на воображение. Как щупленький старичок мог нести энергетику такого разряда? И главное — ему хотелось верить.
— Позвольте выйти.
Первое действие окончилось, и зрители с балкона кинулись в гардероб наперегонки с партером. Дальнейшие перипетии спектакля их не интересовали — ценители ехали к обшарпанному зданию бывшего заводского ДК.
Всего-то двадцать минут езды.
Старый вестибюль смотрелся вычурно от обилия шикарно одетых людей. Откуда ни возьмись вынырнул Белописцев, схватил Ждана под локоток и повел в гущу дорогих костюмов и вечерних платьев.
— Вывожу тебя в свет по укороченной программе — на остальное нет времени, ум-па-ра-бумц, — лепетал хозяин клуба, раскланиваясь по сторонам. — Знакомьтесь: Боря, Ждан. Борис — хороший автор, если понадобятся тексты, обращайся. Он, правда, сейчас в кризисе, но... кого я вижу! И вы не хворайте. На что сегодня «привалили»?
Старик с красными прожилками на носу и щеках достал из-за пазухи потрепанную тетрадь:
— У меня ведь полная статистика выступлений. Вы же знаете, я ставлю наверняка. Сегодня дал тысячу на то, что среднее удивление не перевалит за четыре с половиной. При двойном-то ответе я вас разорю!
Белописцев потянул Ждана дальше.
— Бывший генерал службы безопасности. Ставит часто, выигрывает мало — идеальный клиент. А статистику свою пусть засунет...
Костик остановился, словно автомобиль с шипованой резиной. Навстречу шла дама весьма средних лет, скрытых под обильным слоем косметики.
— Мария Михайловна Середнина, — Белописцев скривил рот в сторону Ждана, — наша покровительница. Рад видеть! Не надеялся лицезреть вас сегодня. Говорили — в отъезде.
— Только с самолета — и тотчас к вам. О, что за юноша? Новенький? Посмотрим-посмотрим. Какая прелесть, — она наклонилась и постучала пальцем по банке. — А после боев давайте ко мне на раут. Познакомимся в неформальной обстановке, — она подмигнула, и знак сей не сулил молодому симпатичному парню ничего хорошего.
Они пронизали толпу, сделали крюк и оказались у гримерок.
— Ты прямо так и будешь выступать? — Белописцев выискивал кого-то, поднявшись на цыпочки. — Ну хорошо, пойдет. Ботинки только протри. Все, давай, готовься, — и рванул за кулисы.
Любой человек способен улыбнуться через силу. Мужчины умеют притворяться, что сердце отдано одновременно нескольким феминам. Женщины то и дело имитируют оргазм — с поводом и без. Не зависимо от национальности, люди научились изображать удивление. Но приказать себе удивиться по-настоящему, внутри, не может никто. Это право исключено законами природы — всем кодексом сразу.
В углу зала висел огромный «новичок» — его показания видели зрители, но не артисты. Возможно, кому-то из присутствующих и хотелось бы удивиться сверх меры или наоборот — сбавить восхищение. А зеленый столбик плевал потуги и упорно показывал истинный уровень эмоций.
Актер узнает приблизительный результат во время выступления и без «новичка» — по реакции зала. Но ее не занесешь в протокол.
— Итак, это был дебютант боев Ждан Стеблецов! — объявил рефери. — Он показал уровень удивления равный 3,71. А сейчас на сцене его визави — Никитка Углов!
На линии огня световой пушки появился давешний обидчик Ждана: тот, в растянутом свитере. Зал приветствовал его сдержано, но прибор мгновенно застыл на отметке «6».
— Это моя вещь, — прошептал над ухом Ждана сценарист Боря.
Никитка читал монолог короля. Ловко жонглируя интонациями и акцентами, он рассуждал о двойственной сути монарха. С одной стороны — абсолютная власть, с другой — полная ответственность. Играл не виртуозно — достаточно чисто с точки зрения ремесла. Ждан выполнил бы такую задачу не хуже.
А уровень по-прежнему колебался в районе «шестерки». Наверное, потому что Никитка, изображая обремененного думами властителя, был абсолютно голым.
— Пять целых девяносто шесть сотых! — провозгласил анонсер. — С разницей 2,26 победил Углов!
Стеблецов забился в самую дальнюю гримерку и просидел там, пока в дверях не появилась голова Белописцева.
— Расстроился? Брось! Ай-на-ра-не! Давай за кулисы, сейчас прима Елизавета Штерн будет биться с претендентом. Она специально прибыла из столицы.
Выступление претендента Ждан нарочно пропустил. Он усвоил главное правило клуба — удивлять любыми способами, не взирая на принципы и мораль. Вряд ли остальные актеры далеко отходили от этого постулата.
На приборе горела цифра 6,4 — результат соискателя. Свет погас, зазвучала музыка...
Болезненно тощая Елизавета Штерн в прямом смысле порхала по сцене мотыльком. Она бросала бессвязные реплики, но в их построении проскальзывала неуловимая ясность. Ждан подошел ближе к порталу. Лицо примы оказалось не симпатично — оно скорее подошло бы волчице, оборачивающейся человеком. В противовес внешности актриса обладала безупречной пластикой и виртуозно владела речью. Голос уводил далеко вверх, к пыльному занавесу, туда же стремилось тело — Стеблецов поймал себя на мысли, что покачивается на пальцах ног.
— Это моя идея, — Боря опять возник рядом.
Актриса упала и стала извиваться. Нелепый текст воспринимался как должное и скрипел ключом в замке сценического таинства.
— Господи, она же превратилась из бабочки в гусеницу! И текст, если его перевернуть наоборот... — Ждан говорил вслух, не обращая внимания на польщенного автора.
Стеблецов влюбился в эту женщину. И, как робкий школьник, который не умеет делать других знаков внимания, кроме как учебником по голове, твердо решил доказать искренность чувства. Принять условия игры, получить статус претендента и одолеть ее в поединке. А до того — удивлять ягодицами и добиваться побед матерными спичами. Чтобы фору давал он, а не ему. Ей будет больно от поражения: настоящую боль может причинить только любящий мужчина. Но другой цели Ждан не видел — слишком ослеп от блеска многогранного таланта госпожи Штерн.
После боев актеры собрались в особняке Середниной. Из динамиков кассетного магнитофона — дорогущий раритет! — громко играла музыка. Зажатый голосок продолжал бороться с давно побежденным тоталитаризмом. Подпольные дарования сидели с ногами на изящной мебели, пили пиво вместо шампанского из тонких до хрупкости бокалов и стряхивали пепел в расписные вазы китайского фарфора. Хозяйка по-домашнему суетилась меж любимцами, отпивая по глотку в каждой компании. Ее вечернее платье потеряло всякий блеск в обществе рваных джинсов и сальных причесок. Глубокое декольте положения не спасало.
Елизавета Штерн меж тем подвывала пареньку, играющему на гитаре. Наслаждения от триумфа в ее по-звериному выразительных глазах не читалось.
— За глаза ее называют Овчаркой, — сказал Белописцев на вдохе. Выпустил дым и продолжил уже обычным голосом. — Она любит снисходить до молодежи, говорит, это демократично. Бом-по-бом-по-бом. На самом деле — грустит по юности, сейчас ей, дай бог памяти...
К ним подошел Боря. Вот он как раз выглядел, как главный виновник успеха. Автор уселся на диван за спины беседующих. Костику пришлось понизить голос.
— ...и до сих пор не замужем. Ты не первый ее воздыхатель, и, скажу честно, шансов нет. Но делу это поможет. Любовь тоже учитывается при построении линии ставок.
В проеме двери появилась Мария Середнина с подносом в руке, на котором по стойке «смирно» стоял граненый стакан. В нем была темно-малиновая жидкость. Хозяйка подошла к Ждану и церемонно объявила:
— Портвейн для будущего чемпиона!
Она рассмеялась, а глазами показала на гранчак. Ждан принял подношение и застыл, разглядывая тщательно запудренные морщины на все еще миловидном лице. Вдруг в соседней комнате раздался крик и звук падения — кажется, что-то загорелось. Мария Михайловна извинилась одним взмахом ресниц и выбежала прочь. За ней, напевая, удалился Белописцев. Стеблецов собрался испить портвейна, но сзади положили руку на плечо.
— Это мой портвейн, — заплетающимся языком произнес Борис и вырвал стакан. Несколько капель упало на прожженный окурками ковер. — Твое здоровье.
Скорость смены событий и калейдоскоп знакомств еще несли мысли Ждана вдалеке, поэтому он уступил без возражений.
Сценарист осушил стакан тремя глотками, шумно выдохнул и отерся рукавом.
Пустил изо рта пену и рухнул на пол он спустя минуту.
***
Я просто обязана уничтожить этого юнца ему же во благо.
Его фантазия кажется безграничной. Он становится опасным для самого себя. С каждым днем он приближается к разгадке. Я должна его остановить, пока этого не сделал кто-то другой.
Я познакомилась со Жданом Стеблецовым без малого год назад и с тех пор он стал моим соперником номер один. Ирония судьбы — это я дала ему силу. Как и многие, Ждан в меня влюбился, как и другие страдал от безответного чувства, как и все разочаровался и возненавидел. Оттого стал целеустремленным на зависть пуле, посланной твердой рукой опытного стрелка. Иные воздыхатели сломались и канули в серую пестроту.
А он держится и рвется вверх. Как мне добиться своей цели? Наверное, нужно, чтобы и он добился своей.
За это время он сильно прибавил в мастерстве. Будто наткнулся на золотую жилу и машет киркой без отклонения от верного пути. Вряд ли в Изящном университете ему дали бы такой инструмент. Здесь он вырвал его из рук других старателей. Даже «г» стал произносить твердо. Гонорары взлетели под протекший потолок клуба, а Костик стал молиться на вчерашнего новичка. Но Белописцев — язычник от искусства (бум-па-ра-ра-ра-рум!) и сменит религию, как только бог проявит несостоятельность. Пока же он греет руки на Ждане и его идее боев между представителями разных видов творчества. Художник против музыканта, актер против танцовщицы, поэт против певца — кто сильнее? Слишком новая мысль. Убийственно новая.
Стеблецов начал стабильно побеждать, когда понял механизм удивления и скрестил его со своим пониманием театра. Я помню все его выступления — и те, что видела сама, и те, которые просила записать на видео.
Помню: в зале — кромешная тьма. Звуковое оформление — стук сердца. Стеблецов играет спектакль о жизни слепца. Из разных концов сцены доносятся реплики персонажей. Голосов много — актер один. А верится, что навели толпу. В конце постановки главный герой умирает, свет включается, «новичок» зашкаливает.
В составе музыкальной группы Ждан с гитарой в руках играет и поет. Во время проигрышей рассказывает о судьбе звезды изящной эстрады. Стили музыки меняются в зависимости от продвижения по лестнице популярности. Постепенно гитары расстраиваются, барабан бьет мимо такта, саксофон хрипит и пропускает одну ноту за другой. Чистым остается только голос. И вот когда ансамбль выходит на коду, звук вновь становится стройным, появляются танцоры. Сейчас постаревший певец должен допеть последнюю песню. Но вместо вокала в микрофон несется фальшивый мотив и утробный стон. 6,8 по шкале новизны.
Придумывает тексты и делает постановки сам. Нельзя сказать, что он силен в написании диалогов или построении сюжета. Играет не всегда точно, порой вываливаясь из образа. А поди ж ты — в целом вещь смотрится вкусно, от приправы не першит в горле. Тут задумаешься: не нарочно ли он допускает ошибки?
Еще помню, как они впервые вышли в паре — Ждан и Никитка. «Новичок» зашкалил — знатоки и предположить не могли, что враги по жизни и соперники на сцене объединятся. На это никто не ставил.
Они играли влюбленных. Признавались в любви, посвящали друг другу стихи и целовались. Оказалось — один был писателем, другой — его отражением. Когда зеркало разбилось, не стало ни того, ни другого.
Воспоминания Елизаветы прервал анонсер:
— Дамы и господа! Сейчас на сцене появится кандидат в претенденты... — двери распахнулись — в зал бежали люди, державшие ставки до последнего. — ...на финальный бой против примы... — гул стоял такой, что казалось, спорщики готовы пропустить шоу ради его обсуждения. — ...Ждан Стеблецов!
Аудитория вмиг стихла и взорвалась аплодисментами.
С задних рядов на передние прошелестел ропот. Внезапно включился свет и в проходах замелькали серые пиджаки часовых порядка.
Дамы кричали, мужчины ругались, актеры скрылись.
Лишь покровительница клуба спокойно встала и вышла, не обращая внимания на окрики часовых.
Облава.
Это он еще легко отделался. Пятнадцать суток общественных работ в Изящном театре и штраф.
А ведь могли отдать в принудительное учение на слесаря.
Монтировать декорации и управлять механикой он умел — в драмкружке этим занимались все по очереди. Не умел он терпеть насмешки престарелых, не добившихся успеха, лицедеев.
Еще вчера фамилия Стеблецова не сходила с уст богемы и вызывала дрожь в поджилках катал. А сегодня он стучит молотком по заднику и нюхает пыль актерских баек, которые стали утешением инвалидам традиционного искусства.
Единственный, кого Ждан хотел бы послушать, — Сергей Александров — всякий раз отнекивался и скрывался за обветшалой дверью гримуборной.
Углов «отсиживал» в массовке. С ней в театрах проблем не знали: при нужде нагоняли студентов или осужденных. Попробуй не выполнить режиссерскую задачу — еще один срок схлопочешь.
Никитка оказался не таким уж снобом, как показалось Ждану при их первой встрече. Парень с комплексами, а у кого их нет? В университет поступать не пытался, сразу пошел в клуб — сначала автором, потом выбился в актеры. Репетиции с ним шли легко — Никитка безропотно играл «вторым номером», не перетягивая одеяла и укрывая им партнера. Писал лучше Стеблецова и превосходством не попрекал. Но и бессребреником не слыл: за помощь на пути к званию претендента Ждан щедро делился.
На сцене неспешно «гнали» вечерний спектакль. Ждан закрепил бутафорскую луну, отнес рыбку за кулисы и уселся передохнуть. Краем глаза наблюдал за репетицией. Актеры двигались легко, нараспев произнося давно заученные реплики и балуясь отсебятиной. Спектакль катали не первый месяц.
Стеблецов достал «новичок».
Он замерял удивление во время спектаклей — уровень колебался возле единицы. Зрители ходили в театр не из большой любви, просто идти особо некуда. Стоящие фильмы выпускались редко, по телевизору ничего интересного, выставки приезжали раз в месяц.
Обратная сторона Стабильности — все по расписанию, заданному наперед. Потому и тянулись люди в подпольный клуб: там давали непредсказуемые зрелища.
А на репетициях традиционного театра столбик доходил до «шестерки». Получается, актеры сами удивлены тому, что делают?
Раздался смех. Кто-то «расколол» партнера — выдал фразу, которой нет в тексте. После остановки прогон продолжился и благополучно дошел до последнего акта.
Финал такой: пока на переднем плане правители в словесном поединке пытаются избежать битвы, на заднем она идет вовсю. Глухо стучат деревянные мечи, скрипит пластмассовая кольчуга. Сейчас фонограмма включена в половину звука, и подделка лезет наружу.
Стороны бились на равных, пока на одного из воинов не упала луна. Да так метко — шлем не спас.
Неожиданность за импровизацию не сошла, и смеха не вызвала.
Актер остался жив, но скорчился так, что стало ясно — рассчитывать на него бесполезно.
Наверняка филонил, арестант хренов.
— Кто вешал луну? — проорал режиссер в микрофон.
Ждан выглянул из кулисы и по-школьному поднял руку.
— Вот ты иди и становись вместо него!
Стеблецов поднял меч и поплелся в третий ряд массовки. Его визави оказался Никита. Они стали на изготовку — монтировщик в синем комбинезоне и рыцарь в растянутом свитере.
— Кажется, я знаю, как совместить бои с изяществом, — Ждан сделал выпад.
— Зачем совмещать? И так придумаем, чем удивить, — Углов отбился и провел свою атаку.
— Разве тебе интересно удивлять голой задницей?
— А тебе хочется лепетать чушь перед засыпающими господами?
— Дело в том, как лепетать.
— Выбор небольшой — либо тихо, либо громко.
— Идиот, — обиделся Стеблецов.
— Ах, так?! За это я убью тебя! — Никитка махнул мечом, деревянное лезвие вылетело из эфеса и застряло в щели декорации.
Репетиция окончилась, заключенных отвели в изолятор.
К дебюту Ждан отнесся без переживаний. Перед спектаклем атмосфера спокойствия вообще пропитала закулисье: актеры подтрунивали над арестованными новаторами, те снисходительно отмалчивались. Курили, травили анекдоты и пили коньяк из фляжек — для дикции. Все, как в обычной театральной семье, только неясно, где старшие, где младшие. И традиционалисты, и клубные актеры старались выглядеть надменно.
— Ты где? — Ждан зашел в «барачную» гримерку. — Никита, дай телефон, у меня деньги кончились.
Четверо массовщиков резались в карты. Ждан подошел к столику Углова и взял смартон. Не разорится: всего один звонок нужно сделать — узнать, собираемся ли после отсидки у Середниной. Кому звонить? Да хотя бы Овчарке — она должна знать. Занято? Ладно — позже наберу.
На вечеринках у покровительницы Стеблецову становилось раз от разу скучнее. Подпольные актеры гибли. Валились от передозировки, резали вены, разбивались на автомобилях, будучи подшофе. Все — мыслящие люди, которые вот-вот собирались бросить бои. В газетах писали: отступники мрут от богемных излишеств, но Ждан знал погибших хорошо.
Что примечательно, — как только Середнина приближала к себе артиста, он отдалялся от остальных и в итоге уходил по лестнице в небо.
Ждан чувствовал — по знакам внимания, исходящим от Марии Михайловны, следующим приближенным станет он. И идти было страшно. Но только там можно перекинуться хотя бы словом с Елизаветой.
Никиткин телефон вдруг зазвонил сам. На мониторе высветилось «Мильйо». Стеблецов машинально нажал отбой. Следом пришло сообщение с того же номера: «Можно». Кто бы это ни был, ответ вполне устроил Ждана, хоть и касался он, возможно, не того вопроса. По коридору протопали сандалии, в комнату вбежал Углов с глазами навыкате:
— Ты почему здесь? Мы в первом акте выходим! В слесари захотел?
Говоря музыкальным языком, между первым и вторым выходом у массовки была пауза в три акта. Ее Ждан и Никита решили скоротать на балкончике светохудожника. В зале мелькали военные, бизнесмены с женами, светские львы и львицы целыми прайдами.
На сей раз после второго занавеса они остались в театре — на время, пока утихнет шум, подпольный клуб в бывшем ДК прикрылся.
Зрители дремали, кое-где шуршали пакеты с едой.
В третьем ряду сидел Белописцев. По левую руку от него — Овчарка, по правую — Мария Михайловна. Костя вертелся, шепча им на уши — наверное, припевал.
— Они не пытаются вникнуть, — сказал Ждан, не отрывая взгляд от сцены, — актеры-то играют хорошо.
— Скукота.
— Здесь артисты дают фору зрителям. Ты заметил, у всех традиционалистов есть «новички»? А на кой они им?
— Пользуются, как фонариками, — Углов зевнул.
Стеблецов посмотрел в глаза партнеру. Полутьма смикшировала их выражение, но скрыть холод и ей оказалось не под силу.
— Пошли, — Никитка опустил очи долу. — Еще амуницию напяливать.
В общей гримерке массовщики «заряжались на выход».
Условностям изящного театра нет конца, но эта поразила даже Ждана, который сам привык качественно удивлять.
— Это как понимать?
— Реквизитор дико извинялся — не успел к вечеру починить палаш.
— Ты будешь драться рапирой против меча?
— Придется.
Давясь от смеха, они разошлись по кулисам.
Это только кажется, что в массовке каждый действует, как хочет. На самом деле все отрепетировано до мелочей: ни одного лишнего движения. Нападение — защита, поворот — приседание, выпад — и... рубящий удар рапиры рассекает шею.
Сначала курьез восприняли как шутку на «зеленом» спектакле, потому догадались, что к чему не сразу.
— Доктора! — кричал центурион.
— Врач в зале есть? — вторил ему император.
Подсознательно привыкшая к подобным удивительным штучкам публика и глазом не вела. Лишь когда на сцене появилась медсестра и разрушила все мизансцены, паника добралась до зала.
— Да вызовите же кто-нибудь скорую помощь! — обратился к залу убитый актом ранее воин.
— Ставлю сотню, что не выживет! — гаркнули на балконе.
— Тройной ответ! Па-ра-ти-та-та, — отозвались в партере.
Ждан лежал на холодном полу и держался за теплую шею. Такая вот диалектика.
Его подняли, уложили и повезли. Затормозили перед выходом — не поддавались петли на створке.
Последним кадром в гаснущем сознании Стеблецова стал крупный план Сергея Александрова. Он говорил одними губами:
— Линия — в ней секрет. Чистая линия, без форы.
Затемнение.
Комната выглядит неуютно: голые стены, стул и тумбочка — на ней стоит банка с рыбкой. Сзади, видимо, находится окно — из него бьет холодный зимний свет. Кровать прислонена к стене, параллельно сквозняку. Замутненное стекло в двери лишь обозначает людей, снующих в коридоре.
Гость тоже чувствовал себя неуютно. Блестящий костюм диссонировал с обстановкой, а непривыкшие ждать глаза шарили по комнате в надежде зацепиться за что-нибудь взглядом.
— Меня зовут Мартин Профит, я генеральный менеджер «Воли небес».
— Чьей воли? — Ждан поднял подушку и оперся на нее спиной.
— «Воля небес» — это букмекерская контора. Понимаете, господин Стеблецов, на Елизавету Штерн сделали ставку. Вы обязаны ее обыграть.
Больной попытался встать, но боль железной клешней вцепилась в подушку.
— Я больше не хочу.
Гость развел руки:
— Именно поэтому я здесь. Понимаете, нас не интересует ваше желание. Мы — солидная контора и не привыкли работать в убыток. Ставка слишком высока.
— Сделайте возврат.
— Дело не в деньгах. Нам было бы выгодно в принципе, если бы вы стали победителем финала.
— Почему?
— Поверьте, так будет лучше, — для кого, Профит не уточнил.
Он вообще не любил вдаваться в детали. Как объяснить за пять минут тонкую структуру работы «Воли небес»?
Игра на ставках привлекает только азартных, стало быть, несдержанных особ. Они хотят сравняться с высокими силами, правящими и знающими наперед. Выигрыш у конторы означает материализацию желания, но что есть желание спорщика? Жажда отстоять позицию, но не истину. Себе человек не желает зла, другому — пожалуйста. Значит, во имя добра победить должен как раз тот, другой. Такой подход позволил Профиту за какой-то век навести относительный порядок на планете.
— Но я могу саботировать...
— Тогда мы будем вынуждены устранить того, кто делал ставку. Вы станете опосредованным убийцей.
— А кто поставил?
— Не скажу. Правила конторы.
— Поймите, выигрыш для меня отныне равносилен самоубийству. Я ведь понял, что...
— Я знаю о вас многое. Не преувеличивайте. Победа не так страшна, как кажется.
— Но я не успею выздороветь.
Профит подошел к постели, освободил от рукава запястье и поводил ладонью над шеей актера. Боль забилась в угол, остался лишь ее слабый стон.
— Пустяк, — гость убрал ладонь, — завтра сможете крутить головой как угодно.
Он потер руки и направился к выходу.
— Ну-с, мы договорились? — он обернулся от двери.
Ответом было молчание.
Знак согласия.
Голос анонсера рассыпался на осколки, аплодисменты стихли, шорох сошел на нет. Лишь гудел прожектор. Претендент в одном черном трико вышел из французской кулисы, держа доверху наполненную банку под мышкой. Побрел к авансцене. Возле рампы остановился, будто впереди возникла невидимая стена.
Удивление — 1,57.
— В этом спектакле не будет захватывающего сюжета, потрясающих спецэффектов и убойной драматургии, — Ждан оглядел публику. — Я не собираюсь удивлять.
Удивление — 3,15.
Председатель приемной комиссии переглянулся с сидящим рядом Профитом. Кивнул, мол, я же говорил — начинает он хорошо.
Рыженькая абитуриентка, ставшая поклонницей таланта Ждана, сидела бок о бок со своим дедушкой, бывшим генералом службы безопасности. Он не позволял внучке ставить деньги, но в подпольный клуб водил, поддавшись на ее просьбы. Тайком от родителей, конечно.
— Мы живем в воде, — Стеблецов протянул руку с пластиковым аквариумом, — и раньше ее было слишком много. Рыбкам приходилось плавать за кормом далеко-далеко. Вся жизнь уходила на поиск пищи.
Он полез свободной рукой в карман, достал шило и с размаха воткнул его в банку. Сбоку тонкой струйкой потекла вода.
Удивление — 4,02.
Заерзал на сиденье Никитка Углов. Ударь он рапирой чуть сильнее, и стоять бы сейчас ему на сцене. Уж он-то удивил бы! А так, выходит, уроки фехтования, которые он брал на протяжении года, так и остались бесполезной забавой.
— Потом воды стало меньше, еда приблизилась, для рыбьих душ наступило время искусства. Но выяснилось, что и здесь дотянуться до желаемого непросто: выбор оказался слишком велик. Появилась необходимость упростить духовное кормление.
Он еще раз ударил банку шилом.
Удивление — 3,89.
Мария Середнина достала металлическую коробочку, с трудом открыла ее и зацепила ногтем горку белого порошка. Как жаль, что не вышло устранить очередного выскочку. Хотя — почему устранить? Никого она не заставляла курить, колоться и вступать в секты. Просто обозначала путь, по которому можно уйти, избежав выбора между «постыдным новаторством» и «скучным изяществом». А уж шли по этому пути подопечные сами.
— Воздух — это букмекерская фора. Чем больше воздуха в банке, тем меньше воды. С одной стороны, не нужно далеко плыть, с другой — плыть скоро будет не в чем. Долгожданная Стабильность, набившая брюшки, добралась до рыбьего творчества и превратилась в застой. А стоячая вода портится и цветет. Поэтому ее меняют.
Ждан сделал еще несколько дырок в аквариуме. Вода стремительно убывала, рыбка плавала маленькими кругами.
Жаль рыбку. И мальчика жаль. Когда ставила сама на себя в «Воле небес» тоже давила жалость. Я догадливая, как и Стеблецов. Знала: Профит сделает все вопреки моему желанию, такие у него правила. Он просто не догадался — желание это притворное, потому невольно придется играть на стороне клиента.
Я хотела, чтобы Ждан победил, и он таки победит.— Удивлять так же просто, как и разрушать. Удивлять без ограничений — проще в разы. Действовать в рамках чести и приличия — не в пример сложнее. Многие ли из вас играют чистую линию, без форы? — в зале стали перешептываться, — то-то оно. И актеры играют с форой на ваше бескультурье. Букмекеры вычислили верно — чем опытнее боец, тем меньше на него фора. У фаворита она вовсе отрицательная. У него не то, что нет воды, у него и воздух заканчивается. Нужно либо переплывать на мелководье традиционного искусства, либо...
Вода из аквариума вытекла полностью, и рыбка стала бить хвостом о дно.
Претендент завел руку за спину, достал пистолет и выстрелил в жужжащий прожектор.
Полетели стекла.
Стемнело.
Удивление — 5,46.
Белописцев радостно мурлыкал под нос — победа претендента сулила ему небывалые барыши. И не только как владельцу клуба. Поражение примы означает — ее ставка не сыграла, деньги, или что там она поставила, уходят в доход «Воли небес».
Мартин будет доволен, а его, Белописцева, статус повысится. Вполне возможно — до уровня менеджера национальной конторы. Надоело сидеть в провинции. Переведут в столицу — там можно ого как раскрутиться, най-на-на-ра-на.
Кстати, появится хороший повод сменить позывной. Что это за псевдоним — «мадам Мильйо»?
Тем временем на сцене Ждан поднес дуло к виску.
Удивление — 6,29.
— Чем умирать так, — он кивнул на банку, — стабильно, лучше прыгнуть на гарпун. И не важно, как в данном случае произнести «г» — мягко и твердо.
Он нажал курок.
Удивление — 7,00.
***
— Поздравляю, ваша ставка сыграла. Поверьте, это редкий случай, — Профит протянул клиенту электронную карточку, — здесь выигрыш в денежном эквиваленте, но если что, можно и обменять. Хотите — возьмите часть выигрыша пафосом, расчетливостью или омоложением. В нашем банке самый выгодный курс.
Клиент принял карточку и положил ее во внутренний карман пиджака.
— Спасибо, не надо. Талант у меня есть, а остальное ни к чему. Рад, что все сложилось так, как я предполагал.
— Я, признаться, сам удивлен. Ну, ладно, можно было предположить, что найдется человек, который докопается до сути нетрадиционного искусства. Даже можно было предвидеть, что на него начнут равняться другие новаторы — мертвый символ всегда привлекательней живого. Но до того, что это приведет к полному краху подпольных боев, — честное слово, я бы не додумался. Здесь, правда, не обошлось без вмешательства третьей стороны... м-да... здорово меня облапошила эта прима... так о чем я? Ах, да. И с размером ставки вы угадали, — правильно взяли исход события без форы...
— Я всегда играю только чистую линию.
Сергей Александров чуть приподнял шляпу, подмигнул букмекеру и спешно покинул контору.
Вечером предстояло играть премьеру. Александр Григоров © 2007
Обсудить на форуме |
|
