Император

   Средь поросших лесом холмов с восхода на закат тянется грунтовая дорога. Небольшой кавалерийский отряд укороченной рысью продвигается на запад. Жеребцы гнедой масти, их хвосты, уши и гривы не подрезаны. Всадники в белых мундирах, простых черненых полукирасах, черных кожаных касках с плюмажем и коротких черных сапогах. Все вооружены палашами и пистолетами. К седлу у каждого приторочен карабин. Они едут в полном молчании. По их облику видно, что, несмотря на разницу в возрасте, все они — умелые воины, прошедшие через многие испытания и битвы. Их взгляды насторожены, они как будто ожидают ловушку.
   По мере продвижения на запад лес становится все мрачнее и гуще, явственно повеяло холодом, на земле появились белые снежные пятна — словно это и не земли Паннонии, а мрачные, заснеженные леса Гипербореи. Время тянется как-то неторопливо и сонно. Сразу за очередным поворотом путь всадникам преграждает шлагбаум. Солдаты в серых мундирах, ботинках со шнуровкой и касках с зеленым плюмажем, направляют свои ружья на пришельцев. Их командир, подняв правую руку, подходит к шлагбауму. Его пистолет направлен в лицо ближайшему всаднику.
   При взгляде со стороны видно, как разительно отличаются эти двое. Кавалерист — молод, из-под каски выбиваются черные как смоль волосы, его красивое лицо покрывает нездоровый румянец. Губы обветрены, щеки ввалились. Пехотинец стар, вероятно, ему уже за шестьдесят. Лицо его испещрено морщинами, но на нем нет следов усталости. Белые брови — словно придорожный кустарник, запорошенный снегом. Он пристально разглядывает всадника. Вдруг зрачки его расширяются — видно, что он узнал кавалериста. Старик медленно опускает руку. По этой команде его солдаты синхронно (хорошая выучка) опускают ружья.
   Он успевает произнести: «Mein Herz...» , (при этом пехотинцы изумленно переглядываются) прежде чем кавалерист, улыбнувшись, стреляет из пистолета ему в лоб. Остальные всадники начинают стрелять по солдатам. Двое спешиваются и бегут к шлагбауму. К тому моменту, когда они достигают своей цели, в живых не остается ни одного пехотинца.
   Шлагбаум поднят, и всадники коротким галопом устремляются вперед. Их кони топчут мертвецов. Только тело командира остается в стороне, при падении каска слетела, и его белые волосы рассыпались по земле, точно снег. Кровь, вытекающая из раны на затылке, раскрашивает этот снег в багровые тона.
   Из лесу на дорогу выбегает несколько солдат в серых мундирах, один из них поднимает ружье и, прицелившись, стреляет в удаляющихся кавалеристов. Взмахнув руками, всадник падает с коня. Левая нога застревает в стремени, и тело волочится по земле, пока не скрывается за поворотом.
   Эта схватка словно подстегивает бег времени. Погода стремительно меняется. Небо над лесом затягивает черными тучами. Срываются первые тяжелые капли, и скоро холодный осенний дождь обрушивается на всадников. Кони переходят на размашистую рысь. К тугим холодным струям дождя примешивается снежная крупа. Струйки воды стекают по черным кожаным каскам, льются за воротники мундиров и только плюмажи из бобрового меха остаются сухими.
   Так проходит около часа, наконец, дорога круто поворачивает вправо, и начинает взбираться на холм. К моменту, когда кавалеристы достигают вершины холма, становится совсем темно. Непогода продолжает неистовствовать, обрушивая на людей и животных ледяные струи дождя. Внезапно кони останавливаются, они всхрапывают, прядают ушами и переминаются на месте. Из ноздрей вырывается пар. Молодой кавалерист спешивается, при этом его сапоги по щиколотку уходят в кашу из воды, снега и грязи.
    — Vielleicht ist es hier. Wartet!
   Один из его соратников подъезжает вплотную (при этом его конь ступает осторожно, словно по льду) и берет у молодого человека поводья. Остальные всадники также подъезжают ближе — прощаясь со своим предводителем.
   Юноша поворачивается и начинает с трудом продвигаться вперед, через холодную водяную стену. Вскоре шум дождя заглушает всхрапывания лошадей и короткие фразы переговаривающихся между собой всадников. Темнота окружает его со всех сторон. Ход времени вновь замедляется. Человек пробирается сквозь темноту и непогоду. Чтобы подбодрить себя он считает шаги: «eins, zwei, drei,... siebenundzwanzig,... hundert...» .
   На двести двадцать седьмом шаге, его нога проваливается в пустоту. В напрасной попытке удержать равновесие человек взмахивает руками, оскальзывается, падает на спину и скользит вниз по склону в потоках ледяной жижи, увлекая за собой мелкие камни и обломанные ветви. Подняв тучи брызг, он с головой погружается в холодную мутную воду.
   Поднявшись, он оказывается, по пояс в ледяной грязи. Нащупав под подбородком застежку, сбрасывает с головы каску. Отстегивает полукирасу. Кое-как протирает глаза. Вытягивает руки и шарит ими в воздухе, словно слепец, медленно передвигаясь из стороны в сторону. Вот его рука натыкается на препятствие. Полу-вздох полу-всхлип вырывается из его рта. Юноша торопливо ощупывает свою находку. Это деревянный, покрытый ледяной коркой кол — под углом врытый в дно оврага. Он выступает из воды примерно на половину длины.
   Человек ощупью продвигается дальше, через несколько шагов он находит второй деревянный кол. Юноша так же осторожно ощупывает его. Определив сторону наклона, человек продвигается туда. Наткнувшись на третий кол, он огибает его и продолжает свое осторожное продвижение.
   Дно оврага начинает понижаться. Так же постепенно, по мере продвижения юноши вперед, ливень ослабевает, превращаясь в мелкий моросящий дождь. В окружающей мгле начинают проступать неясные тени. Чем дальше продвигается путник, тем светлее становится вокруг. Медленно, словно на гелиографической пластине окружающее пространство обретает четкие формы.
   Овраг, вливается в огромную впадину с обрывистыми, поросшими по краям лесом склонами. Она похожа на след от удара гигантского кулака. Дно этой впадины покрыто кашей из воды, снега, грязи и ветвей, принесенных дождевым потоком. Над поверхностью воды выступают верхушки миллионов деревянных кольев. Все они установлены с наклоном к центру котловины. Там дно повышается, лысым холмом поднимаясь к тяжелым низким тучам. В центре холма, словно сломанная кость, из земли выпирает кусок скалы.
   На скале, будто нескладный черный муравейник, возвышается замок.
   Барахтающийся в ледяной жиже человек, медленно приближается к нему. Достигнув холма, юноша упирается руками в колени. Из его рта вместе с клубами пара вылетают кровавые черные сгустки. Несколько минут молодой человек пытается восстановить дыхание. Наконец, собравшись с силами, он продолжает свой путь к гигантскому скопищу камней на вершине скалы.
   Оно не похоже на человеческое жилье — это циклопическое нагромождение каменных блоков. В нем нет форм привычных для человеческого взгляда. Во множестве языков империи нет слов, чтобы описать его. Стены вызывают ассоциации с человеческой кожей, но они шершавы и холодны на ощупь. Эту кожу покрывают бесчисленные шрамы. Вот следы от каменных ядер, а здесь полыхало жаркое пламя, оплавив эпидермис, словно воск. Бронзовое ядро, пробив эпителий, застряло глубоко в камне. Здесь наверху замок представляется уродливым злобным карлой. Достигнув вершины, человек входит внутрь.
   Рассеянный серый свет следует за ним и впереди него. Из темноты «проявляются» кости ¬ — останки мертвых воинов. Пробитые черепа с застрявшими в них топорами и наконечниками стрел, сломанные ребра со следами от ударов холодного оружия. Здесь бронзовые кирасы солдат старой империи, гиперборейские кольчуги, тяжелые латы франков и тевтонов. Мечи с иззубренными лезвиями, секиры, застрявшие в щитах и спинах, наконечники стрел и копий. Валяются неуклюжие старинные пистолеты и аркебузы. Сломаны друг о друга тяжелые шпаги, кинжалы торчат из пустых глазниц. Части доспехов висят на стенах приколотые пиками, словно жуки в альбоме. Все мертвецы несут на себе страшные раны, их латы пробиты во многих местах, шлемы расколоты могучими ударами. Видно, что эти люди сражались друг с другом напрягая последние силы. Нечто привело их сюда, в этот забытый богом медвежий угол старой Европы. Нечто не имеющее цены. И они бились, бились, поражая своих товарищей с яростью достойной северных берсерков. Юноша отстегивает ножны и бросает свой палаш на пол, присоединяя его к собратьям.
   Появляется слабый ток воздуха, приносящий отчетливый запах смерти, кажется, будто стены волнообразно сокращаются, выталкивая наружу трупную вонь. Человек останавливается, одеревеневшими руками он стаскивает с себя сюртук и, разорвав рубаху, обматывает нижнюю часть лица мокрой тканью.
   Дальше коридор завален разлагающейся плотью. Мимо проплывают разрубленные шпагами тела, головы пробитые пулями, отрубленные конечности. Гниющая одежда старого кроя со следами от ударов сабель и отверстиями от мушкетных пуль. Из пористого камня стен сочится прозрачная слизь. Человек касается слизи левой рукой в кожаной перчатке. Раздается шипение.
    — Verdammt! — восклицает юноша, стаскивая перчатку правой рукой.
   Перчатка почернела и обуглилась. Человек бросает ее на пол.
   Теперь ему попадаются отдельно лежащие тела, многие убиты выстрелами в голову или спину. И вот последние двое охотников сжимают друг друга в объятьях. У одного из них — крупного мужчины — под лопаткой торчит рукоять ножа. У второго сломана шея — голова вывернута назад. Дальше коридор чист, пол выстлан сухим гладким камнем.
   Юноша останавливается и выдергивает из спины убитого нож. Тщательно вытирает лезвие об оставшуюся перчатку. Разрезает голенища начинающих расползаться сапог. И сбрасывает ставшую бесполезной обувь. Перчатка, нож и останки рубашки отправляются следом.
   От гладких черных плит исходит приятное тепло. Хочется лечь и лежать, не думая, бесцельно уставившись в потолок. Человек опускается на корточки и касается плит пола руками. Он сжимает правую ладонь в кулак и бьет себя по лицу. С хрустом ломается переносица. Тонкие струйки крови сбегают вниз. Человек мучительно харкает черным, кровавым сгустком. Воздух со свистом вырывается изо рта, грудь тяжело вздымается и опадает. Он медленно бредет вперед, опираясь о стену левой рукой.
   Коридор обрывается в необъятный зал в форме шара. Юноша стискивает зубы и, оттолкнувшись руками, съезжает вниз по гладким маслянисто блестящим (будто натертый пол) каменным плитам.
   В центре зала на небольшой ровной площадке, возвышается большой белый стол. Его лоснящаяся восковая поверхность покрыта многочисленными углублениями выступами и канавками. Человек ложится на столешницу. Свет гаснет.

   * * *

   Деревня горела. Полыхали белые домики с черепичными крышами. Раскалившиеся пластинки трескались, разбрасывая осколки. Клубы дыма поднимались к небу. Стены прогорали и дома складывались, будто карточные — выбрасывая снопы искр. Император, верхом на великолепном белом скакуне, взирал на происходящее. Языки пламени отражались в безумных остекленевших глазах. Бросали отблески на расшитый золотом мундир. Позади него старые фельдмаршалы с тоской и стыдом смотрели в землю. В глазах у них стояли слезы. Внезапно император схватился за грудь и, покачнувшись в седле, рухнул с коня на землю.
   Генераль-Оберштабсарцт, неуклюже спрыгнул с лошади и, подбежав к императору, расстегнул мундир, обнажив синий шрам напротив сердца. Из-под кожи показалась тонкая струйка черной крови. Властитель не шевелился.
   – Unser Keiser hat uns verlassen — воскликнул старый врач.
   – Heil Keiser!
    Буквально: Мое сердце (нем. — Herz). На самом деле старый солдат хотел сказать — «Мой герцог» (нем. — Herzog) но не успел закончить фразу.
    Кажется это здесь. Ждите! (нем.)
    раз, два, три,... двадцать семь,... сто... (нем.)
    Проклятье! (нем.)
    Наш император покинул нас (нем.)
    Да здравствует император (нем.)

Обсудить на форуме

2004 — 2024 © Творческая Мастерская
Разработчик: Leng studio
Все права на материалы, находящиеся на сайте, охраняются в соответствии с законодательством РФ, в том числе об авторском праве и смежных правах. Любое использование материалов сайта, полностью или частично, без разрешения правообладателя запрещается.