|
КМТ
 Учебники:
Издатели:
Ссылки:
|
Фантастика 2006 Вячеслав Мокряков © 2006 Маршрутизатор «... засим прощаюсь с вами, дражайшая моя Анна Михайловна,
бесконечно ваш,
Антон Петрович»
Иван Савельич смахнул навернувшуюся слезу и растянулся в мечтательной улыбке. Как же хорошо пишет Антон Петрович, просто бесподобно хорошо! Как положено, с реверансами, так в старые времена писали. Повезло безвестной Анне Михайловне, определенно повезло. Иван Савельич аккуратно запечатал конверт и положил в третье отделение.
Чай в тонкостенном стакане подостыл, и почтмейстер подлил из чайника, старого и помятого, как и он сам. Бросил кубик рафинада, помешал, погонял золотистый кружок лимона, вдохнул поднявшийся аромат. Зажмурился от удовольствия. В печке потрескивали жаркие березовые поленца. За бревенчатыми стенами выла в тоске и беспомощности пурга, бросала снежную дробь в окно, тщилась разрушить маленький уютный мирок почты.
Иван Савельич отхлебнул чаю и достал из мешка новое письмо. «От кого: Поликарпова Николая Александровича, Кому: Поликарповой Ирине Станиславовне» значилось на конверте. Старик ласково улыбнулся: эту пару он знал давно и относился к ним как к собственным детям (если б они у него были).
«Ирочка, как вы там с Санечкой, все ли у вас в порядке? Это здорово, что он уже читает, надо будет ему книжек купить. У меня все хорошо, нашел новую работу. Платят прилично, посылаю вам пока сотню, на первое время должно хватить...»
В конверте действительно обнаружилось несколько хрустящих бумажек. Но, разумеется, Иван Савельич и не подумал взять хоть одну! Во-первых, старый почтмейстер был образцово честен (а что письма почитывал, так то он полагал простительным: от людей не убудет, а ему в одинокие зимние ночи все ж развлечение). Во-вторых, сумма в письме была указана. Ну а в-третьих, деньги ему все одно были без пользы. Жил он в каморке при почте, деньги тратить было некуда, так что по просьбе его вместо жалованья на почту доставляли провизию.
Старик бегло дочитал до конца, порадовался за молодую семью и убрал письмо в надлежащее отделение. В мешке оставалось еще два письма. Одно было от Алексахина Петра Юрьевича. Его почтмейстер убрал сразу: ничего интересного этот Алексахин никогда не писал, все цифры да цифры, чего купил, почем продал, не письма, а бухгалтерские отчеты какие-то. Скука смертная.
Автор и адресат последнего письма были почтмейстеру неизвестны. От Керикозова Евгения Николаевича Селиверстову Эдуарду Сергеевичу. На небольшом листке было напечатано только два слова: «Проверка соединения». Иван Савельич повертел листок туда-сюда, посмотрел на просвет, даже понюхал — но ничего подозрительного не обнаружил. Ни водяных знаков, ни симпатических чернил, вообще ничего на листке больше не было.
Старые настенные часы пробили десять. Ивана Савельича уже основательно тянуло в сон. Махнув рукой на непонятное письмо, он тщательно запечатал конверт и отправил на полагающуюся полку, затем потушил лампу и лег спать.
–
«... не бери. Да, в прошлом году мы хорошо заработали, и еще лет пять программисты будут востребованы, но их время проходит. Мой тебе совет: расширяй штат виртуальщиков и трансплантологов. Писать софт давно уже не выгодно, проще напрямую перенести навыки в среду, тем более, что медиаторы сейчас копейки стоят. Тут уже главное — интерфейс для инфогомункула наладить, и все. Получается, что в результате один дизайнер виртуальных миров легко заменяет десятерых программистов. Лично я уже так сделал у себя в фирме.
Скоро буду в твоем городе проездом, загляну. Будь здоров.»
Иван Савельевич уже жалел, что решил сегодня прочитать письмо Алексахина. Цифр было меньше, чем обычно, зато от непонятных слов разболелась голова. Отхлебнув остывшего чая, старик взял следующее письмо.
«От Селиверстова Эдуарда Сергеевича Керикозову Евгению Николаевичу». Почтмейстер повертел в руках плотный конверт. Да уж, тут явно маленьким листком не обошлось. Иван Савельич вскрыл конверт и озадаченно нахмурился: пачка страниц была плотно заполнена ровными рядами букв и цифр. Попадались и странные значки, каких старому почтмейстеру за свою жизнь никогда видеть не доводилось.
«Шифровка!» — промелькнуло в голове старика. На его глазах велась шпионская переписка! Следовало сообщить, но как и куда Иван Савельич не мог сразу сообразить. Потом пришла мысль: письмо нужно все же отправить по адресу, иначе эти заподозрят, что их раскрыли, и исчезнут. Но прежде шифр нужно переписать. Наскоро распихав по лоткам оставшиеся письма, почтмейстер достал бумагу и принялся тщательно перерисовывать знаки. За этим занятием его и сморил сон.
Во сне к нему приходил Петр Юрьевич Алексахин, обзывал Ивана Савельича программистом, и грозился обменять десяток Иванов Савельичей на одного дизайнера, если тот не купит у него немедленно медиатор за копейки. Потом Алексахин покрылся цифрами и непонятными значками, стал плоским и превратился в лист бумаги, закружился в снежном вихре. Иван Савельич стал ловить его, чтобы переписать, и проснулся.
Мутный белый свет сочился сквозь снежный тюль. Метель стонала за окном, просясь в тепло. Почтмейстер обнаружил, что спит с карандашом в руке прямо на груде исписанных листов. Оказывается, вчера он не дописал совсем немного, пол-листа. Закончив работу, Иван Савельич запечатал шифровку и положил ее в пятое отделение.
–
На следующий день среди почты обнаружилось несколько вернувшихся из-за неправильного адреса писем. Очевидно, когда почтмейстер в спешке рассовывал письма по отделениям, он несколько из них положил не туда. Старик почувствовал стыд и неловкость — такое с ним было впервые за все годы его безупречной службы. Но он обо всем забыл, когда увидел очередное письмо от Керикозова. Иван Савельич подождал, пока руки перестанут дрожать и осторожно распечатал конверт.
«Эдик, получил твой пакет, все отлично, если не считать существенной задержки. Кстати, было несколько ошибок адресации, боюсь, проблемы со связью...»
На этих словах почтмейстер побледнел, снова затряслись руки. Его раскрыли! Проблемы со связью — это ведь он, Иван Савельич! Во рту пересохло. Старик потянулся за чаем, но руки не слушались, стакан выпал и горячая сладкая жидкость растеклась прямо по письму. Некоторое время почтмейстер смотрел, как бумага темнеет и идет буграми, потом сорвался, схватил расползающееся письмо и бросился к печи. «Ничего, ничего, может, так и лучше», — приговаривал он, запихивая кочергой мокрый комок в пылающую пасть печи. — «Бывает же, что пропадают письма в пути, вот и это пропало. Всякое ведь могло случиться!»
Довольный собой, он закрыл дверцу и в хорошем настроении вернулся к разбору корреспонденции. И тут он обнаружил посылку. На фанерном ящике было написано «Поликарповой Ирине Станиславовне». Видать, у Николая Александровича дела и впрямь пошли на лад, раз посылки жене начал слать. Старику просто необходимо было отвлечься от всех этих шпионских тайн, и потому он, не долго думая, подцепил крышку маленьким ломиком, стараясь не попортить ее. Внутри оказались сверток и письмо, в котором Николай справлялся о здоровье жены и сына и спрашивал, понравились ли Санечке книжки. Иван Савельич развязал сверток: внутри оказалось несколько красочных детских книжек. Яркие картинки радовали глаз, но на сердце у старика было тяжело. Что-то беспокоило его и не отпускало. Почтмейстер заколотил посылку и присел на нее, погруженный в тревожные мысли.
Что если эти Керикозов с Селиверстовым решат убить его? Нет, пока на улице свирепствует буран, никто сюда не доберется. Иван Савельич замер, ошарашенный неожиданной мыслью: а кто же тогда забирает разобранную почту и приносит новую? Кто доставляет провизию? Откуда берутся дрова?
Почтмейстер встал и подошел к окну. В белой воющей мути ничего нельзя было разобрать. Сколько уже длится этот буран? Иван Савельич помнил письмо, в котором Николай Поликарпов предлагал переписываться девушке Ирине. И тогда была пурга. Все та же пурга. А сейчас их сын Санечка уже учится читать. Помнил он и письмо, в котором Петр Алексахин просил у родителей денег на основание своего дела. А сейчас — ворочает миллионами. Сколько лет уже сидит он на почте и сортирует письма под стоны метели за окном?! Сколько лет этот мямля, Антон Петрович, все расточает комплименты Анне Михайловне и никак не решится на предложение?!
Нехорошо стало Ивану Савельичу, он тяжело осел на пол рядом с посылкой. Все плыло перед глазами, видения захлестнули его. То ему казалось, что вокруг не уютная теплая родная почта, а залитое ярким белым светом помещение, оплетенное трубами, идущими неведомо откуда и куда. Сам же он, подобно пауку, сидит в сердце сплетения, выхватывает прибывающие по одним трубам цилиндры и отправляет их в другие трубы. А вот он уже стоит в каморке под крышей высокой башни, отвязывает листок с лапы породистого голубя и бегло просматривает убористые строчки. А через мгновение уже и ничего нет, лишь сверкающая искрами темнота, откуда прилетают к нему переливающиеся огнем клубки, и это тоже письма! Он читает их и бросает обратно во тьму, где они тают, растворяясь среди мерцания.
С трудом стряхнув наваждение, почтмейстер бросился к столу, схватил письма, но безумие коснулось и их. Строчки плыли, буквы меняли очертания, написание, превращались то в иероглифы, то в прерывистые ряды точек. Сама бумага изменяла своей природе, плавилась, становилась прозрачным твердым целлулоидом, мягкой морщинистой кожей, шуршащим папирусом. Когда бумага вдруг исчезла вовсе, а строчки повисли в воздухе, пылая, старик взвыл. Он опрометью бросился вон из почты, пытаясь на ходу стряхнуть с ладоней горящие буквы, хотя те давно уже растаяли. Входная дверь не поддавалась, словно прикипела к косяку намертво. Схватив топор, почтмейстер попытался выломать дверь — безуспешно, тогда он принялся просто прорубать себе выход. Наконец одна доска проломилась, еще удар, и обломки вылетели, открыв дыру с зазубренными краями.
Иван Савельич осторожно заглянул в пролом. Дневного света не было. За дверью царила абсолютная, первобытная, фундаментальная тьма. Старик растерянно глянул на залитое молочным светом окно, в которое, как обычно, ломилась пурга. В ушах стучало сердце, а хрипы в горле оглушали. Почтмейстер поднял топор и, всхлипнув, запустил им в окно. Ударом грома лопнуло стекло, но вьюга не спешила захватить капитулировавшее здание. Напротив, обреченно подвывая, она жалась к торчащим из рамы осколкам, словно прячась за ними от Ивана Савельича. А вместо морозного снежного ветра в комнату молча заглянула все та же чернота небытия.
Звон разнесся по комнате, заставив почтмейстера подскочить и в ужасе зашарить взглядом по стенам в поисках источника звука. Но это оказались всего лишь часы. На циферблате было три часа пополудни. Звон затих, разбежавшись по углам, и раздался новый удар. Третьему не суждено было завершиться: на пике силы он вдруг смолк, словно обрезанный. Исчезли вместе с ним и старые настенные часы. Моргнул и пропал верный письменный стол с чайником и стаканом. Испарился шкаф, одна за другой канули в небытие полки. Не стало печи, не стало одежды на вешалке, не стало самой вешалки. Потом не стало и Ивана Савельича.
Наконец вся почта сгинула, только в объявшей пространство темноте медленно кружились стаей белых птиц письма, пока и они не разлетелись по своим делам. Последней исчезла во тьме посылка. И тогда не стало совсем ничего.
–
Метель билась в окно, скреблась, пыталась пролезть в щели. Афанасий Евстигнеевич подбросил поленцев в печку, закрыл раскаленную дверцу. Притворил поддувало, чтоб жаркая береза не выгорела слишком быстро.
На столе ожидала разбора стопка писем. Афанасий Евстигнеевич взял верхнее. «От кого: Керикозова Евгения Николаевича. Кому: Селиверстову Эдуарду Сергеевичу» — значилось на нем. Фамилии почтмейстеру были незнакомы. Недолго поколебавшись, он осторожно вскрыл конверт.
«Эдик, поскольку ответа от тебя не пришло, я решил, что связь все же барахлит, так что переустановил драйверы. Думаю, дело было в плохо настроенном интерфейсе или в информационной перегрузке. Как я узнал, софт этого маршрутизатора уже лет пять не обновляли и даже не перезапускали, все работало непрерывно. Представляешь, сколько мусора накопилось?! Излишек информации мог вызвать сбой логических цепей, с инфогомункулами это случается. Если с железом все в порядке, то больше проблем не будет. Иначе придется заменять маршрутизатор, чего не хотелось бы — возни много, да и дорогие они. Обязательно пришли ответ.
Удачи, Евгений»
Не иначе инженеры, разочарованно пожал плечами Афанасий Евстигнеевич. Слова-то какие мудреные. Сразу видно, люди с образованием.
Почтмейстер убрал скучное письмо в пятое отделение и взял следующее.
«Здравствуйте, сердечная моя Анна Михайловна...»
Вячеслав Мокряков © 2006
Обсудить на форуме |
|
