|
КМТ
 Учебники:
Издатели:
Ссылки:
|
Фантастика 2006 Михаил Циферблат © 2006 Служить бы рад ...Помнится, поначалу я решил, что это чья-то шутка. И ведь какая! Правительственный сертификат, электронная подпись, традиционное оформление, — подделать подобное, пожалуй, нереально. И как я взвесил да прикинул все это, то сразу осознал — письмо действительно имеет подлинный статус «гос. документ». В который раз перечитываю его (оно, к счастью, сохранилось), и будто попадаю в прошлое, пусть даже монитор давно как не поцарапанная гудящая махина, доступная какому-нибудь оборванцу с улицы, а огромный, чистый, яркий экран в стене.
«Уважаемый Сомов Евгений Михайлович. Вам надлежит явиться в военкомат. Подробности...».
Захожу по ссылке. И верно — имя мое в списке призывников на узле Минобороны.
«Сомов Е. М. (Инола, КТРФ)»
Я, естественно, страшно перепугался. Некоторое время апатично смотрел на свою фамилию, думал о чем-то чуждом, не желая поверить в происходящее. Вообщем, первый день места себе не находил. Вечером позвонил родителям. А что родители? Мать говорит, надобно служить, отец — сиди и не высовывайся. Думаю, самому мне решать надо. На второй день пригласил к себе в квартиру Сашку, моего близкого друга. Человек он сообразительный, может чего и подскажет.
Ну, пришел Сашка. Мы с ним долго говорили. А голос-то у него завораживающий, внушительный, прям за собой влекущий. И я его почти послушался! «Лучше, — молвил он, — дома остаться, на работу устроиться, с родными-близкими видеться, а не два года в пыльных комнатах по клавишам стучать». Задумался я над сказанным. Посмотрел в окно...
Заводы, клубы дыма, машины, ворох мусора, шум, гам; и люди, потолком над всем стоит человек, создавший себе скверную обстановку.
Нет, не нужна мне такая молодость. В мире ведь столько интересного, и, пока жив, надо это хоть глазком да увидеть. К тому же, в школе я оценку по математике мог даже до восьмерки дотянуть, и физику более-менее понимал.
— Так что делать будешь? — спрашивает Сашка. — Тут и размышлять нечего!
— Нет, брат, — отвечаю. — Боязно мне по Иноле расхаживать.
Меня слегка передергивает. До чего ж неприятно признавать собственные слабости!
— И? — Сашка недоуменно покосился на меня. Словно думает, будто я малость спятил.
— Не любит нас наша планета, ой как не любит. А главное, есть за что.
Я еще смотрю в окно. Где-то в небе промчалась очередная линия авиаполитена. Здесь не одна поверхность, а атмосфера гниет от машин.
— Пойду я, наверное.
— Куда?
— Служить, — вздыхаю.
— Дурак ты! — нахмурился Сашка. — Тебе жизнь строить надо, а ты — служить. А если война, что тогда? Знаешь, что сейчас про конфликты между колониями говорят?
— Знаю... Авось пронесет.
И началось. С неделю я готовился: решал с матерью кое-какие задачки, прощался со знакомыми, внимал различным наставлениям. Время, увы, пролетело незаметно.
В назначенный срок, как положено, я отправился в военкомат. Ни один транспорт туда не ходит — шалят там пластины. Их гравподушки с трудом преодолевают, а крупную технику и близко подпускать нельзя. Хорошо хоть, отец новые гравподушки достал. Возможно, какое-то время они протянут.
Значит, сказал «пока» родителям и вышел на улицу. Включи я предварительно компьютер, заметил бы свежую новость: «Не прекращаются военные столкновения на севере. КТКДР на грани полного разгрома».
В начале пути — линии. В них легко, внутри земное притяжение. Пластины под ними очень слабые, заглушить — раз плюнуть.
Спокойно прохожу по металлическим коридорам, любуюсь стенным блеском. Рядом тихо шагают люди. Повезло мне с жилкомплексом! Не в каждом так же мирно, как в моем. Впрочем, линии тоже далеко не везде имеются, а люди этим недостатком ой как недовольны!
Миную последний поворот, уж открытые потолки пошли. Солнце-2 светит слабовато, поэтому и лучики сюда проникают дохлые, скукоженые, будто ленятся работать в полную силу... Говорят, примерно так выглядит вечер на Земле.
Под мягкое шипение открывшихся дверей, я выхожу на улицу. Город спит, ночные огни по-прежнему включены. Впрочем, на Иноле их отключают лишь на пару часов в день, пока люди наслаждаются Настоящим Светом.
Оглядываю свой двор: платформенная площадка, террариумный комплекс по левую руку, по правую — подъем в авиаполитен. А над головой — нежно голубое небо, без облаков и даже крохотных тучек, что я видел на картинках. И это небо — единственный проблеск той планеты, какой была Инола до колонизации. В остальном же — технополис, не более.
Пластина слегка придавливает. Хоть мне вполне терпимо, я включаю гравподушки...
Сначала ноги наливаются свинцом, и первые шаги — как по глине. Тебя словно вминает в поверхность, потом шустро отбрасывает ввысь. Тяжесть в теле длится только мгновение, но прилив адреналина будто не держится в тебе и льется наружу.
Поправляю одежду: рюкзак, воздушники, костюм. Хорошо, можно продолжать путь.
Пять остановок на летучках, маршрут одной из которых лежит по нехилой пластине (какого-то пассажира аж госпитализировали). Ничего, видали и не такие зрелища.
Затем пешочком до военкомата, и вот он наш тупик.
Людей сюда идет много. Как и они, я остановился у ограждения, не в силах приблизится к столь мощному полю.
— И что делать? — спрашивал какой-то парень возле меня.
Пожимаю плечами.
— Сейчас главное бы пластину без потерь миновать, — продолжает он, — а там уже медосмотр и здравствуй армия!.. Ух, техника там недурная! Скорость — о-го-го!
Я оглянулся: позади высотные здания и несколько десятков призывников в гладких мехкостюмах. Вид у них прямо сказать нелепый; но у меня, небось, не лучше. Впереди пустошь, разделившая не только город, но и громадную часть планеты на две половины. Обогнуть ее — трата времени, месяц. А разгребать инолин с пластины, насколько мне известно, начали с другого конца.
— Почему они не перенесут военкомат? — обращаюсь к парню.
— Пробовали, но потеряли половину оборудования на середине. А с ним нынче сам знаешь...
— Угу.
— Им хорошо, — он махнул рукой. — Их там наши снабжают... Один пласттранспорт чего стоит.
— Н-да, — соглашаюсь. — Он такой на всю планету.
— А как же! Попробуй еще сделать!
Молчание. Я искоса посмотрел ему в лицо. За прозрачным стеклом шлема на меня глядели щурящиеся глазки бледного, худого лица, жадно глотавшего из воздушников привычный для людей земной воздух. Нет, этот паренек мне не товарищ, — он так и будет топтаться тут, пока его не поведешь.
— Пора, — говорю ему и отхожу в сторонку. Присматриваюсь к другим людям.
Я сразу приметил скучающего у конца дороги массивного, очень крупного призывника. Сразу видно — свой человек.
— Привет, — здороваюсь.
Он посмотрел на меня оценивающим взглядом, удовлетворенно кивнул и протянул руку. Рукопожатие крепкое, особенно через костюм.
— Ох, может, не возьмут нас сюда... — немного уныло произносит новый приятель.
— Мечты. Наоборот, если вернемся, достанется потом!
— Что за люди? Призывают сначала, а как мы дойдем досюда — им наплевать.
— Да ладно тебе! — бью его по плечу. — Слушай, чем нюни распускать, надо идти туда.
— Это, конечно, дело, — неуверенно кивает призывник, — но опасное...
— Явно не для умников!
Я улыбнулся. И он в ответ.
— Идем?
— Идем.
«Куда премся?!» — думал я тогда. И, кстати, правильно думал.
Так-с. Гравподушки включены. Датчики на руке сообщают: «Состояние в норме».
Мы двинулись в направление, по которому должна была проходить дорога, будь она достроена. Минуем ограду. За ней на десяток километров раскинулась пустошь. Почва тут твердая, да и воздействие пластины понемногу ощущается. Я мельком посмотрел назад (несколько человек пошли следом) и на спутника (на его смуглом лице играл недетский энтузиазм). Кажется, чувство непокорности к силам местной природы доставляет ему крошечное удовольствие.
Все чаще я ощущаю, что мои ноги подкашивает, пятки с каждым разом тяжелее ступают и отрываются.
— Представляешь, вроде бы идешь спокойно, но боишься — топ-топ... топ-топ и бац! — весело щебечет приятель. — Вот тебя как зовут?
— А ты боишься, что мне сейчас подбросит или, хуже того, вдавит, а ты даже имени моего не узнал? — нервно скрипя от неприятного жжения в коленях, спрашиваю я.
— Да нет. Умрешь, так зачем мне твое имя?
— Не смешно... Женя я...
— Никита.
— Сказал бы, что рад знакомству, просто потихоньку забываю, что такое радость.
Я вновь посмотрел на датчики. О, боже! Сколько же здесь инолина! Если б не мехкостюма, не продержался бы и секунду. Как в той древней байке о человеке, который пытался «вплавь» перейти пластину примерно в три кило дряни. В итоге его расплюснуло, да так, что кости въелись глубоко в землю, а через какое-то время взметнулись вверх и попадали на группу исследователей. Жуть...
— Нестабильно, — замечает Никита и указывает на облака пыли над пустошью. — Сунемся, и гравы разлетятся, что не сообразим.
— Какое-то время мы продержимся.
— А то, осталось ведь всего ничего.
В последний раз проверяю датчики. «Инолин: R = 4338 м, 23 кг, между H и B».
Мы как можно быстрее ринулись вперед. Тело отскакивало от земли как подвешенный на веревке мешок, конечности грубо оттягивало словно пружины. За ухом доносится злостное потрескивание воздушников, воздух из них идет порывистей, хотя на данный момент его хватает. После начинают шипеть гравподушки, лопаются датчики, однако я этого не вижу. Глаза вообще ничего не видят за витающими вокруг комьями грязи.
— Никита, ты живое? — бросаю я в непроглядное вихревое безумство.
— Пока да, — выкрикивает Никита.
Его голос... близко.
— Знаешь... У меня по костюму трещина пошла... — легкомысленно говорит он. — Она ползет, а вернутся я не могу... И остановится... И я, наверное, задохнусь скоро...
Молчу. Просто бегу, шепотом молясь за нас обоих.
— ...А самое обидное, что я даже не могу посмотреть, сколько нам бежать. Датчик, сволочь, того... Интересно, а есть там кто живой позади? Погибли или нет?
— Терпи и не разговаривай! Иначе сейчас точно задохнешься.
— Ладно, Женек! Бывай!
— Что? — ору я. Ответа нет. — Ты где там?
— Да вот, жду, когда эта ерунда, мать ее, откажет...
Одно мгновение, и рядом громыхнуло. Стало быть, прощай Никита. Неплохим ты человеком был, жаль, что скептиком. Мне не суждено узнать, как он погиб — его разорвал проникший в костюм окружной газ или же опять всему виной пластина с дрянью...
Еще немного, и мои гравы тоже не выдерживают. Благо, меня отбрасывает от поверхности, а не наоборот. Нельзя назвать это ощущение омерзительным. Свободный коротенький полет — дико приятно, если не брать во внимание, что заканчивается он грузным падением неизвестно куда.
Приземление на ноги, и теперь я бегу наугад, по случайному направлению. Зато напряжение гаснет, ведь выбрасывает обычно в зону, где пластины много слабее. Грязи в воздухе меньше. Жаль, что обзор мой заляпан ею, и изменения едва видны. А потом я почувствовал, что могу остановиться. Да, остановится!
Тяжело опускаюсь на колени. Дышать трудно, газы Инолы еле-еле конвертируются. В голову лезут самые разные мысли. Вспомнился старый анекдот про круговорот нефти в природе, и становится смешно. Вспомнился отец и мать, гадкое сегодняшнее утро, и мне куда смешнее. Привиделся Никита, и вот я умираю со смеху. Сзади появились двое призывников, потрепанные, ошарашенные, словно мертвецы из ужасной могилы, спотыкающиеся и устало распластавшиеся у ног, и воздушники просто разламываются от собственного голодного на юмор дыхания. Скоро, возможно, сюда доберется еще кто-нибудь, и грудная клетка разлетится вдребезги. К счастью, это происходит позже, чем кончается мое безумие.
В компании иных прошедших через пластину, я легко добираюсь до военкомата. О том, что я мог ошибиться дорогой, волноваться не приходилось — другие-то также шли со мной одним путем.
У здания нас холодным взглядом встретил солдат. Он махнул в сторону огромных ворот с табличкой, на которой значилось: «Военный Комиссариат Колониальной Территории Российской Федерации, Инола».
Мысленно распрощавшись с пустыней, следую за ворота.
Как и положено, им было наплевать, кто добрался и как. Пришли, и хорошо. Несколько призывников просили отправить пласттранспорт за остальными, но местные заправские лишь огрызнулись в ответ: «Да вы хоть знаете, сколько энергии уйдет?!».
Ерунда. И медосмотр ерунда. Я думал сначала косить, тем более что с моими знаниями математики это нетрудно, но вовремя вспомнил разговор с Сашкой...
...Пальцы лихорадочно бьют по клавишам. Работают, кажется, только они, остальное телом не ощущается.
— Развертывай, развертывай! — истошно вопит сержант. Злющая же скотина...
Вот она сеть. А что дальше-то? Какой, черт возьми, угол?
— Ты что, совсем?! Совсем, да?!
— Товарищ сержант, 45?
— Конечно! Чего тормозишь?! Щас как дам тебе, будешь знать.
Он демонстративно поводил передо мной трясучкой. Так, с этой штуковиной лучше не играть...
— Куда ты льешь, дубина?! Перевалит же!
— Все нормально! — заверяю его. — Почти кило...
— Кило — это норма. А брать надо меньше. Ты ж не первый раз тянешь!
— Ну, второй, — соглашаюсь, следя за постепенно заполняющимися канистрами доверенной мне машины.
— Видно, что не десятый.
— Товарищ сержант, а почему канистры на пять кило рассчитаны?
— На случай войны, — объясняет сержант. — Инолин как оружие можно использовать.
— Понятно, — киваю. — Гм, вроде дотянул.
— Хорош.
Машина медленно поднимается с земли. Насосы убираются внутрь, появляются передвижные конечности, роботу надлежит двигать в обратную сторону. И пускай я сижу сейчас в душном кабинете, пялясь в поцарапанный монитор, мне кажется, что моя сущность где-то в той далекой тащилке. Канистры греют где-то под носом, железяки по бокам гулко чеканят по земле. Мир делится на маленькие квадратики, множество цифр — поток жизни внутри меня.
От таких неестественных ощущений долго оправляются. Тащилка выгрузила инолин, и она поставлена на стоянку, компьютер выключен, а сам ты, наверное, прохлаждаешься в другой комнате вдали от коцентра, — однако какие-то мысли не желают покидать столь мягкое ложе, как грань между жизнью и иллюзией.
— Тяжко тебе, — отсутствующим голосом признает сержант. — Прогуляйся.
— Нет, я здесь...
— Дело твое.
— Снаружи ненавижу... — бормочу я.
Но сержанту безразлично, нет ему дела ни до Инолы, ни тем более до меня. И никому нет дела.
— Тогда иди-ка включи утилизатор. Оставь двадцатку.
Я ухожу. Сейчас вот утилизирую добытую дрянь, тайком продув не восемьдесят, а девяносто пять. Чем ее меньше, тем лучше...
— Столы потом протрешь! — добавляет сержант.
...Облегченно потираю лоб. Мне впредь собой гордиться — компьютер Печоры прочистить от годового мусора под силу разве что умнику-программисту.
— Молодец! — хвалит Печора. — Даже в реестре поковырялся!
— Товарищ сержант, разрешите вернуться на свое место?
— А, давай.
Печора довольно садится на оставленный мною стул и мгновенно запускает несколько приложений, что-то проверяет, цокая и улюлюкая.
— Отлично, задобрил ты его, — говорит мне Димка. Поворачиваюсь к нему:
— Сегодня, значит, спокойно. Ну, ничего, вот найду я этого бледного на гражданке...
— Э, мне-то оставь!
Мы тихонько смеемся, чтобы прохаживающий по кабинету сержант ни к чему не придрался. Делать нечего, откидываюсь на спинку, наслаждаясь тишью, изредка нарушаемой чьим-то перешептыванием и болтовней дедов. Громко гудят терминалы, но я привык к непрестанно работающим механизмам, относя их шум к тому же спокойствию. Звучит это, конечно, банально, противоречиво, правда здесь многое строится на противоречиях: худые, тощие старослужащие, гоняющие нас как мух, защищая притом неглупых середнячков и сильно досаждая типичным качкам. Поэтому многие не остаются на второй год службы. Я где-то слышал, что это чуть ли не из многовековой давности. Неужели и тогда было так плохо?
Мои размышления прерывает Печора, видимо насладившейся повышенной скоростью своего компьютера:
— Сомов, быстро взял тащилку! Остальные готовсь к боевому тренингу.
Или же тогда служить было хуже?..
Вечером я убедился, что мне и самому худо. Расценить известие о войне иначе, как плохую, не выходит.
Какая шумиха поднялась! Никто толком ничего не знает: ни кто напал, ни откуда... Перво-наперво командование части сократило личное время, так что приказ «отбой!» дозволено считать как «перерыв на пару часиков». В течение двух дней мы едва ли не все время проводили в коцентре в ожидании дальнейших распоряжений сверху.
Нельзя сказать, что было скучно. Забавно наблюдать, кто как прибирает свое место, дабы вести боевые действия «в полном комфорте». Я тоже поддался общим потехам, если это можно так называть, — с разрешения пришил к спинке стула подстилку. Спустя какое-то время мой поступок послужил примером остальным.
События меж тем стремительно развивались. Война ежедневно приобретала новых участников. Неделя, и их число превышает десяти.
Первоначально потасовки между колониями, казалось бы, не знали конца. Здесь свою лепту внес инолин — умелое его использование сражало противника наповал в считанные секунды. А через месяц наступило затишье.
Я ничего не знал о ситуации у нас в КТРФ, хотя там время от времени происходили беспорядки. Сети, как водится, в части не было, а за свежую новость тебя могли на руках носить. Мне также известно, что сторонники продолжения войны требовали вывести войска на все фронты, даже посягнуть на земли потенциальных союзников. Естественно, правительство все равно поступило по-своему. Как всегда...
...Трудно забыть пятидесятый день войны, принесший со своим началом незамысловатый приказ о дислокации боевых роботов в западный квартал колонии. Подъем в три часа утра, затем наскоро позавтракать да мигом в коцентр. Компьютеры уже включены.
— Сомов, бери девятку! — слышу за спиной.
Передо мной появляется строка, в которую я набиваю «9». Система запрашивает пароль и, получив его, любезно, как-то так мило сообщает: «Принято». Вижу часть, развивающийся флаг, проходящих мимо машин сослуживцев, — стройные взводы ремонтников да боевые «лягушки». Разворачиваю робота в их сторону.
Снаружи, должно быть, оглушительно громыхает. Жаль, нет у нас звуковиков, могли бы хоть частично воплотить обстановку поверхности, почувствовать ее кисловатый вкус.
Мы быстро добираемся до города. Гигантские жилкомплексы встречают нас слабыми тенями. Проезжающий в сторону части конвой пищевиков осторожно объезжает войско, одаряя нас удовольствием смотреть на вагоны продуктов.
— Максимум осторожности, слышьте?! Если кто даже чуть-чуть тронет что-нибудь, держитесь у меня!.. — пророкотал чей-то голос. Похоже, в комнату прибыл офицер, но я не одаряю его собственным взглядом, — зачем он ему?
Старательно обхожу гражданские машины и углы зданий, следуя за зеленым маркером командующего робота. Он вдруг меняет цвет на желтый. «Готовить оружие» — тут же вспоминаю я значение знака.
— Ближайший враг через пятнадцать километров. Встреча примерно на девятом.
Печора меж тем принялся орать на Желткова, затем к нему присоединился офицер. Та же участь постигла остальных, кто не смог выполнить последней команды. Достается и мне:
— А кто пырялки в дула пихать будет?!
— Виноват, — отвечаю сержанту Николаеву.
— И как вы только воевать... Эх... — поблизости вздыхает офицер.
Насколько я мог понять по багровым прожекторам из стен, в городе объявлено чрезвычайное положение. Нападение было внезапным, спешащие жители то тут, то там мелькают на экране, спасаясь и надеясь переждать где-нибудь грядущую битву.
Первый взрыв ударил на одиннадцатом километре, раздробив несколько машин впереди. Я слышал отчаянные крики сослуживцев, чьи модели, скорее всего, навсегда утеряны. Пара маленьких ремонтников пробираются к поврежденным «лягушкам». Одна из них попадает под обстрел, вторая резко делает обход прямо через линию. Она, освободившись от неслабого действия инолина, резво добирается к цели, едва не сшибив по-прежнему убегающих людей.
А я стою, жду команды. Враг мне не виден, поэтому и не тороплюсь. Ждать приходится недолго — экран высвечивает координаты робота-противника.
Это у нас здесь тишина, периодически срываемая солдатской руганью. Становится жутко, если представить себя на месте жителей, со страхом смотрящих на взрывы и их создателей — гигантских боевых механических единиц, в секунды сметающие все и вся. В агонии и инфернальном трепете, под звуки падающих кусков зданий и разрушаемых роботов, люди пытаются преодолеть барьер на стыке двух сил, непонятно за что сражающихся. Еще одно противоречие, поменявшее местами граждан и армию: теперь в войне в первую очередь гибнет не солдат... Я выхожу на перекресток, стараясь уловить как можно меньше смертельных попаданий. Вдалеке вижу помеченную цель, пару ракет... Одна успешно попадает, вторую он умудряется блокировать, падая оземь. Я выиграл эту короткую дуэль, но что с того? Врага нет на поле брани, но это не означает, что он погиб. Небось сейчас его управляющий получает втык за потерю, однако когда-нибудь он приобретет новую модель и продолжит истреблять людей, «реальных» под бликами монитора.
Холодно ступая по горам умерших, я отправляю в тартары очередных визави. Никогда я не чувствовал этот рубеж между двумя сторонами экрана столь близко... Вот я в коцентре, а вот мой мир, вроде бы иллюзорный и бесценный...
Интересно, много ли моих товарищей поняли это? Слышу свист трясучки. Впоследствии я узнал, что офицер ударил ею Николаева, явно спятившего. Не обращая никакого внимания на спасающихся, сержант принялся палить направо и налево.
Ведь война теперь как компьютерная игра. Да, пусть не всегда так было. Но сегодня — не всегда.
На мгновение закрываю рукой глаза, а затем продолжаю выполнять свой долг. Служба...
...Каких-то полгода, и мир заключен. КТРФ получила немалую контрибуцию, недостижимый для многих авторитет и разрешение на контроль десяти процентов зоны инолина. На кой черт нам дрянь, если, потеряв тысячи свободных обывателей Инолы, мы будем продолжать тем же образом прощаться с работающими на добыче этой странной зеленоватой субстанции?
Отслужив, я собрал множество разных документов, но в итоге получил заветное разрешение — поездка на Землю. Конечно, в колыбели человечества во много раз опаснее. Заготовленное ядерное оружие в одночасье уничтожит вековые цивилизации, но момент этот пока что не предвидеться. Совсем скоро технология расщепления атома в условиях воздействия инолина успешно адаптируется, и тогда в колонии не будет никакой армии. Ее полномочия возьмет на себя кнопка, однако последствия нажатия оной — миллионные потери.
Если к тому времени будет что терять... Михаил Циферблат © 2006
Обсудить на форуме |
|
