|
КМТ
 Учебники:
Издатели:
Ссылки:
|
Фантастика 2006 Юрий Кузнецов © 2006 Случай на болоте
Сигизмунд
...чавк. Чавк! — как же отвратительно хлюпает болотная жижа, когда из нее выдираешь ноги. Низкое свинцовое небо, кажется, прямо цепляется за голову. И это еще хорошо. Обычно здесь все заполнено туманом, да так, что едва можно разглядеть вытянутую вперед руку. Сегодня, правда, тумана нет. Однако пейзаж от этого не заиграл. Ох не заиграл. Да и куда ему? Болото — оно и есть болото. Гнусная жижа под ногами, иногда и не под ногами, а чуть ли и не до пояса. Изредка встречаются чахлые березки да рахитичные кустики на бугорках. Скорее даже не на бугорках, а на больших кочках. Да осока еще! Вот и все. И слава богу. Не любитель я красивых пейзажей. Давно заметил — стоит только пасть пошире раскрыть на красоты природы — как тут же гадость какая-нибудь на голову.
С самого утра моросит мерзкий, тягучий дождь. Впрочем, ночью он моросил тоже. И вчера. И позавчера, кажется, тоже. Только дни на этом болоте как-то сливаются в один нескончаемый мерзкий день, и уже невозможно определить точно, когда и что произошло. Все, все пропитано водой. Сухари в мешке, порох в подсумках, про одежду и говорить нечего — в сапогах вода просто стоит. И шляпа воду давно уже не задерживает — она тоненькими струйками тянется по лицу и по затылку. И по спине, между прочим. Впрочем там уже и не понять где вода, где свой собственный пот. От меня давно уже идет пар.
Впереди сноровисто чешет Белик. Чего ему, коню! С самого детства по этим болотам шляется! Хотя, если посмотреть на его хмурую гнусную морду, то как-то и не верится, что у него вообще было детство. По-моему, они тут вообще все как-то обходятся без детства, а сразу получаются вот такими законченными отморозками. Что Белика возьми, Что Франца, что девку эту, ихнюю. А уж про барона и говорить нечего. Сроду бы к нему близко не подошел, если б, выбор был конечно. Как посмотрит глазами своими оранжевыми — так и хочется сразу залезть куда-нибудь, в смысле подальше и поглубже. У них тут, правда, у всех глаза оранжевые, но у этого вообще — золотом отливают. А как он губы свои кривит, когда улыбается — вроде и ничего, все как у людей, уголки губ вверх ползут, щеки в стороны раздаются, но все равно — жутко получается. Уж на что бы я, казалось, привыкнуть должен — уж и не помню, когда в последний раз с порядочным человеком общался, то есть не в смысле резать, а чтоб, к примеру, разговаривать, но от этого — так просто в дрожь и бросает. Очень, очень неприятный человек. Ладно хоть человек... А вот считает ли он человеком меня — это еще вопрос.
Да, быстро Белик чешет... Хотя, какое там быстро, это только моим усталым ногам кажется, что темп он задает невообразимый, а на самом деле так же, еле плетется.. Он все три дня в головном дозоре идет. Налегке, сволочь, идет, только аркебузу и тащит. А я его мешок тащу. И свой, и Франца. И еще мушкет Франца, в дополнение к своему. Вы когда-нибудь пробовали нести два мушкета? Едва ли. Здесь мне полагается крепко выругаться, но за последние три дня я уже столько ругался, что больше просто не могу. Кончились у меня все ругательства. Разве только на второй круг зайти? Глупо как-то. Да-аа, интересное такое состояние души, можно даже сказать просветление. Впрочем, Францу, что месит эту мерзкую грязь за моей спиной ничуть не легче — он на себе языка тащит. Конечно, если по-умному, так языки должны на своих ногах идти, да еще и груз тащить. Но ведь это, если по-умному. А если Белик ему так приложил, что тот и идти не может? Вот и несет его Франц. И на кой нам этот язык? Нам идти–то еще сколько! За ним барон идет. Вернее даже не идет — выступает. Вроде как даже не болото у него под ногами ухает, аж по эти самые, ну, вы, ребята, понимаете, а самый что ни есть паркет. У него даже камзол грязью не забрызган, хотя этого и вовсе быть не может! Правда мешок свой на себе несет, хоть и барон. Я, когда еще выходили только, сразу внимание обратил: мешок-то свой, голубь, неужто сам понесешь? Ну да здесь по-другому нельзя. Лакеев тут тебе нету. А жрать-то, что будешь на привале? Уж, не говорю, пить. Вода то здесь — сами понимаете. Так вот, честно говорю — идет, словно по парку гуляет, и ничего ему не мешает: ни грязь липкая, ни мешок за спиной, ни два пистолета за поясом. Два! А между прочим, весит каждый немногим меньше легкой аркебузы — фунта по четыре. Да на рукоятях — яблоки, навершие палицы. Удобная штука, выстрелил а потом пошел махать. Хотя и тяжелая. И все равно — два. Но это не потому, что он такой крутой, нет, просто умный. Дерьмовое это оружие, я вам скажу — пистолет. Осечки через раз бывают. Так что без второго — хрен обойдешься. Хотя у него, сразу видно: не такие. Арабские, еще довоенные. Ну да кремневый замок у них у всех одинаково дерьмовый, а у арабских так еще и похуже будет. Не просекают тут что-то арабы. То ли дело на моем мушкете — колесцовый. Денег стоит — диких. Как он мне достался — рассказывать не буду, хотя чего тут рассказывать — и так понятно. Капризный, конечно замочек, но мне нравится. Хотя, конечно, его еще и завести сначала надо.
Да нет, вообще-то зря я к барону придираюсь — боец он настоящий. Ребята говорят, что по эльфам — так лучше его и нет. Ох не зря он погранцами западными командует. Говорят, что к его рубежу даже эльфы-смертники не подходят. Брехня, конечно. Смертникам по барабану. На то они и смертники. Встречался я с ним раз — на перевале — больше не тянет.
Только странный немного. Как встретим корову, так его прямо трясти начинает от злости. Ну не может человек спокойно на них смотреть. Эх, не понимают люди своего счастья. Не видели они еще настоящей мерзости. Пауков, например. Или клещей гигантских. Сам-то я с юга. Ближе к югу людей вообще уже не осталось. Ни людей, ни эльфов. Понятно почему.
Хотя мерзости и здесь хватает. Вот, к примеру, вчера, когда мы уже к островку подходили, и все уже только о ночевке и думали, змеюка эта и выпрыгнула. Умная, гадина, склизкая. Страшная — не приведи господь в глаза ей посмотреть. Но умная. Впрочем зверье здесь все умное, не по годам. Не даром у них тут и головы такие здоровые. «Цефа... Цефали... Цефализация!» Тьфу, черт, как это колдун наш называет. Ну, типа, мозгов у них больше чем надо. Сильно больше. А уж зубов там, в этих головах сколько помещается — не пересчитать. Впрочем зубы я им ни разу не считал, чего нет — того нет. Не приходилось как-то. Как-то все больше сразу за шпагу. А вот Франц — тот, придурок, шпаг не признает. Только свой тесак, что побольше любой секиры будет, никогда со спины не снимает. И спит с ним, и ест и в сортир... Он, кстати, и змеюку ту уделал. Она, хитрая, Белика пропустила, меня, грешного, тоже. И Франца пропустила, с бароном. А на девку прыгнула. Молча, как у них здесь это водится... Хотя, говорили парни, что разговаривать они не хуже нас умеют. Эта, «цефа...» ну, короче, она самая виновата. Как колдун говорит, повышенное давление естественного отбора и направленные мутации неизбежно приводят ко всеобщему энцефалогенезу. Ни хера себе! Как это я завернул! Прямо-таки слово в слово как колдун наш, родимый, с похмелья сильного выражается. Ну, ладно, ерунда это все, конечно, но то, что здесь вообще все шибко умное, так я и сам давно заметил. У нас то на юге не так — как-то они все больше в рост поперли, да зубов с когтями прибавилось. А вот здесь — как-то нет. По другому накрыло, значит. Ну да не наше это дело, наше дело маленькое — резать что прикажут и не умничать.
Ну так вот, Франц наш, даром что этого урода на спине несет и морда у него, как обычно, гнусная и сонная, так вот Франц не оплошал и эту змеюку-то прямо на лету и встретил. Раз, а головы уже и нет. А без головы они уже как-то не очень. А девка ихняя так и стояла. Стояла и на змеюку, на смерть свою во все глаза смотрела, даже и не пошевелилась. И потом, долго стояла, как будто столбняк на нее напал. Да, шустрый он парень и со своим тесаком ловко управляется. Ну да что ж, тут, других и не держат. Не заживаются здесь такие...
И девка эта, ихняя, тоже странная: вроде бы девка как девка, круглая вся такая, как мячик, и лицо у нее, словно блин, и глаза, и задница — хотя об этом лучше не надо. А то все мысли куда-то не туда перетекать начинают. Хотя, тут тоже странность. Сзади вроде бы посмотришь — так и ничего, круглая такая, сдобная. И ущипнуть бы не грех, за отдельные, понимаешь, места. И на привале поближе подкатиться. А спереди — черта лысого. И вся сдобность куда-то и пропадает сразу. И сразу понимаешь, что никакая это не девка, а исключительно товарищ по работе. По грязной и кровавой нашей работе. Причем, основательно уважаемый товарищ. Правда, в деле я ее ни разу не видел — не приходилось, но парни говорят — ничего. Толковая. Ну да, как я уже говорил, не бывает здесь других. Вот не понимаю только, как это ее к нам угораздило. Против своих драться. Мы ведь по зверью практически не работаем — эльфы, в основном. Братья, так сказать, по разуму. Хотя сейчас всякая тварь в сапиенсы норовит, в братья по мать их перемать, разуму.
Только на эльфийку она и не больно-то похожа — голос правда низкий, хрипловатый, но это даже и ничего, наоборот, мне так вот даже нравится. И брови почти не выступают. И затылок не сильно выдается, и лоб почти человеческий. У них, эльфов, обычно надбровные дуги сильно здоровые, а у Хильды — так и вовсе ничего. А что касается того, что у них грудь волосатая — то честно скажу: не видел. В смысле, у нее не видел. Врать не буду, не доводилось. А то, что из под рубахи выглядывает — так то нет, все вполне пристойно выглядит...
Барон
Солнце едва-едва из-за пелены проступает. Не это, новое, голубое — его-то при любой погоде хорошо видно. А старое, родное, желтое. И запах какой-то мерзкий. Словно это не болото, а свалка какой-то гнили. Откуда? Бог весть. Никогда бы не подумал, что в моих землях встречаются такие места. Или не было раньше таких? Казалось бы: третий день идем — пора бы и привыкнуть. Но к этому запаху привыкнуть невозможно. Как же хочется выбраться на сушу, развалиться на обычной зеленой траве и тупо смотреть на небо! И слушать, как чирикает какая-нибудь беззаботная птица. Хотя таких вроде и не осталось вовсе. А те, что остались сразу клювом в глаз норовят... И какая тоска охватывает при взгляде на солнце. Просто хоть плачь. Как мимолетно счастье... И ведь не понимали, не ценили совсем. Какой же чепухой я занимался всю свою жизнь!
Господи, во что же превратилась моя жизнь! Во что превратился я сам! Чем я занимаюсь? Господи! Единственное место, где порядочный человек может встретить корову — это столовая. И причем в единственной диспозиции, когда он за столом, а она — на столе. И все. И никаких больше вариантов. А теперь — граф Кент проиграл битву при Монте Чирчео. Ему устроили классические Канны: слабый центр, сильные фланги, с глубоким охватом справа. Идиот. Бросить кавалерию в явную ловушку. Впрочем, это сейчас понятно, что ловушка. А тогда — кто бы мог подумать? Да. Проиграть битву собственному племенному стаду! Кто там командовал? Чернушка? Или может быть Пеструшка? Да, что и говорить — это была славная смерть. Впрочем, надо признать, что атака правильным клином у них хороша. И легкая кавалерия из коз — тоже весьма и весьма.
Да что граф! Просто он был первым. Можно подумать, что более именитым повезло больше. А если еще и свиней вспомнить! Только зачем? И тем не менее, все-таки не сплоховали. Ведь как бы то ни было — со зверьем, в основном, управились. Поставили братьев меньших на место. Случаются, конечно, отдельные эксцессы. Но, как показала практика — одних мозгов все-таки недостаточно. Нужны еще и руки. И технологии. Много технологий. Так что штурмовать крепости коровы и медведи не научились. И не научатся — не дадим.
А вот эльфы — это другое дело. Эх, как же с эльфами нехорошо получилось. Это вам не коровы. Противник достойный всяческого уважения. И чего они из лесов своих полезли?
И ведь как же быстро все это раскатилось! Сначала появилась новая звездочка, потом она стала все больше и больше а потом — началось. И самым страшным оказались не природные катаклизмы: бури, землетрясения, все это оказалось вполне терпимым, а вот эта непонятная эпидемия. На нас набросились все, даже собаки и лошади. И ведь казалось бы: разум — величайшее благо, всегда можно бы и договорится. Договорились. Правда колдун все до сих пор союзников ищет. Ищет, ищет. Как же, найдешь тут. Всем успели нагадить. А что случилось с эльфами? Эльфы, перворожденные — как их там колдун называет: «неа... неанн... неандерталы! — » — казалось бы вернейший партнер — и с теми не сумели договориться. Что обидно, так то, что величайший инструмент — мозг, который развивался миллионы лет достался на халяву каждой свинье. Ну, пусть и не каждой, но просто, просто так.
А с колдуном повезло нам сильно. Смешно сказать, ведь чуть не сжег его архиепископ, царство ему небесное, несколько лет назад. Когда солнце-то новое появилось. Впрочем, тогда оно еще на солнце не было похоже, так, звездочка новая. А потом, все больше и больше, расти начала. Ну, архиепископ тут наш и развернулся. А колдун уже тогда сказал, что никакая это не звезда Полынь, а, смешно сказать, газовый шар! Впрочем, что касается апокалипсиса — то тут архиепископ не сильно ошибся. Все было, но, мало-помалу новое солнце снова уменьшаться стало. Колдун говорит: летит себе дальше в неизвестном направлении. Может оно и так, но нам теперь с тем, что осталось — расхлебываться.
А архиепископ — человек, конечно, последовательный. Овец, раз такое дело, решил крестить. Так они же его и сожрали.
Да. Все ненавидят всех. Но нас как-то особенно. Колдун говорит — неизбежность. Плата за царский венец. Мы были на вершине пищевой пирамиды, последнее звено трофической цепи. Поэтому именно нас и уничтожают с особенным удовольствием.
А я, барон Корнсби, наследник всего Корнсби — что ж, не стоит притворяться. Я самый обыкновенный убийца.
Впрочем, колдун говорит, что все это игры обреченных. Смерть придет из моря. И не кто-нибудь, а именно дельфины похоронят всех. Дельфины! Они-то куда? И почему они нас так ненавидят?
Слава богу, что насекомых не зацепило. А то была бы нам полная, как говорится, дупа! Впрочем, это все чушь. Колдун ошибается. С эльфами бы нам разобраться, а остальных построим... А что до разума, так по мне разумная свинья на вкус ничуть не отличается от неразумной. Если, конечно, не забыть о соли и специях. Разум священен? Щас. С чего бы? Да и что такое разум?
Белик
...барон — идиот. Он так и не понял, что это за война. Он все еще в игрушки пытается играть, да еще по своим правилам. Можно подумать, что эльфы из лесу от хорошей жизни полезли. Да и у них там в лесу тоже не сахар стало. Решили, что люди-то помягче будут. Только вот хрен им в зубы! Так что это уже давно и не война вовсе — а самая настоящая грызня. Когда противники просто и незатейливо вцепились друг другу в глотки. И кто первый перегрызет — тот и останется жить. А у кого челюсти послабее — тот больше жить не будет. И все. И никаких больше правил и кодексов. Так что нервы и сантименты больше в игре не участвуют.
А Хильда-то похоже все. Сломалась девка. Это после той пещеры, с детенышами. Или не детенышами — детьми? Нет, детенышами, и никак иначе. А иначе просто с ума сойдешь! Не стоило ее брать. Сама сгинет и нас с собой потянет. А что сгинет — так это точно, у нее это теперь на лице написано. Я такие вещи давно стал замечать. Все, устал человек. И точно, в следующий же выход — крышка.
Черт, курить надо завязывать. Одышка уже постоянная. Дыхание совсем сбилось, запыхался. И эта вонь постоянная достала. Да что же это такое? Никогда здесь так не воняло. А холод собачий. Но просушиться на берегу не удастся — костер разводить нельзя. Будем сохнуть на ходу. Есть вещи и похуже сырости и простуды. Например, когда кто-то на твоих глазах жрет твою же собственную печень. Да еще и с товарищем делится, сволочь. А потом и глаза тоже. Чтобы лучше видеть, наверное.
А идем мы в Каролуно. Там, по слухам, герцог наш, бывший, обосновался. Нет, неверно это, что, если герцог — то обязательно дурак. Не дурак он, это точно. Сволочь он, конечно, порядочная, но единственный союзник в долине. А уж что там за горами, да и в горах самих — бог весть. Хотя любопытно было б и сходить, при случае.
Колдун послал. Сказал, союз нужен. Одних задавят. Маневра не осталось — сидим в крепости, как мыши. Да и так понятно, что если договориться, да еще и грамотно ударить. Вот, и барона послал, для координации. Я когда пришел к нему вечером, так он сидел и с крысами разговаривал. А крысы — не поверите — плакали. Что-то он им про неправильный разум рассказывал. Правда, не знаю как крысы — лично я не понял. Хотел было отойти потихоньку — на кой мне такое счастье — да куда тут отойдешь, когда вызвали...
Последний переход остался до берега, если карта не врет. Хотя, половодье было обычное и дельта тоже не сильно разлилась. Эх, севернее бы взять немного, от моря подальше. Море наше — это вообще отдельная песня. Что до меня, то я бы лучше его по такой дуге обошел... — но разве меня кто спросит? Про тех гадов, что там плещутся, так мне и думать то не хочется, но дело даже не в этом — плещутся и пусть бы плескались на здоровье, но дело в том, что они, сволочи, на сушу потихоньку подаются. Как колдун наш говорит — имеет место активно протекающий процесс видообразования. Тут вроде как с питанием полегче, зубов у добычи поменьше. Питер, царство ему небесное, рассказывал, что уже и осьминогов здесь встречал. Что они здесь и крокодилов всех подъели... Тьфу, черт, не накаркать бы!
Затем, два фарсаха через лес — и мы на месте. Может быть. Если повезет, конечно. Через лес теперь только так — если повезет. Плохо. По краю болота наверняка еще и патрули ходят, помимо обычных сторожевых постов. Хотя постов могли и поубавить. С тех пор, как болото это окончательно поплохело, непроходимым считается и лезут в него только полные кретины. Вроде нас. Вот, он, бугорок. И ива на нем, ветви колышутся. Чуть-чуть колышутся. А какого они колышутся, когда ветра-то нет? Молодец Сигизмунд. Уже с мушкетом наизготовку, выцеливает. Хороший у Сига мушкет. Тяжеловат, конечно, но пуля — 60 грамм. Быка валит. Уж не говоря про тех, кто пожиже. Не то что аркебуза Франца. Молодец, мальчишка, будет из парня толк. Сам заметил. Я еще и руку не успел поднять. Стоп. Качнуть пальцами. Не стрелять. Ждем. И нас заметили. Ветви ивы замерли, не шелохнутся. Главное спокойствие. Шпага уже в руке. Порох у нас самодельный — мякоть, воду впитывает страшно. А потому очень вероятна осечка. Где зернистый-то взять? Не умеют у нас его делать. А вот у эльфов тут уже появился. Да не с древесным углем, как у нас, а васильковый. Твари! Вряд ли сами доперли — какая-то сволочь делает! Эх, найти бы — на части б разомкнул...
Конечно, если не дурак Сигизмунд, то должен был постоянно сухой порох подсыпать, из бутылки, но бывает всякое. Может и сухой не помочь. Да и берег уже не далеко. Так что не стоит стрелять, могут и услышать нас. В железо возьмем.
Но что же там под ветвями? Не эльфы, конечно же. Что им тут делать на болоте? Нечего им тут делать. Значит зверье. Не дай бог свиньи. Тогда плохо. Змей они не боятся, даже наоборот. И в одиночку, или там парой — тоже редко. Грамотные, твари. Скорее всего целая группа где-то неподалеку. Тогда без шума не обойдемся.
Наверняка. Только что свиньям делать под ивой? Господи, только бы не дельфин! Говорят, они уже и сюда добираются. Ну на кой ему, казалось бы, эта грязь? Так ведь нет, извивается, плавниками работает, ползет, гад, но лезет! Если так, то он нас здесь всех и положит, сволочь! Против него все бесполезно. А ну-ка, потихоньку...Господи! Да что ж это такое?!...
Франц
...вообще-то они красивые. Конечно, на людей похожи только издали, да и то, только для тех, кто с ними близко не общался. И в нашей деревне появлялись. Я еще мальчишкой любил в лес бегать. Конечно, особой дружбы с ними не водили, да и как? С ними разговаривать мало кто мог, язык у них совсем не наш. И говорят они странно. Словно улыбаются всегда. Говорили еще, что они своих едят, ну, и людей тоже... Враки. Сколько я их видел — никогда ничего подобного не замечал. Хотя видел я одну пещеру — с горой из черепов медвежьих. Да и не только медвежьих. Хотя, старая та пещера. И сколько ей лет — один бог знает.
Но и не враждовали. Да и зачем? Они из леса практически и не выходили? А обряды у них красивые. Когда кто у них умирает, то они всю могилу цветами засыпают
Конечно, это еще до второго солнца было. Некоторые старики в деревне говорили, что они сами это солнце и создали. Что бы нас всех погубить. Чушь, конечно. Никому это не под силу.
В первый раз я к эльфам пошел. Не хотел, но пришлось. Колдун сказал. Как я его просил! Без толку. Надо, сказал, Франц. Самые лучшие идут. Без тебя не пройдут они через болото. Дельфины там начали появляться.
Вообще-то, я обычно дельфинами и занимаюсь. Не-ет, не в море, разумеется. Там его не дай бог встретить. В море мы, конечно, не суемся. С теми, что на берег выходят. У него сонар на берегу не так страшно работает. Когда в воде, то сразу коньки откидываешь. Мозги в кашу превращаются. «Резонанс... » — так это колдун называет. А на берегу — вроде как ничего, больно — но не смертельно, да и от расстояния зависит. Ну и, конечно, сопли жевать не надо. Раззявам там делать нечего. Хотя и трудно его первым заметить.
Сколько уже? Да, пожалуй, года три. С тех пор, как мы все в город перебежали. Это когда второе солнце появилось. Первыми коровы всбесились. Да и остальная живность хуже волков стала. Хотя и не вся — мой Черныш, так нормальной собакой и остался. Я его и к колдуну водил — он попросил собаку показать. Долго смотрел, а потом и говорит: счастливый ты, Франц, человек. Береги, говорит, собаку.
А потом и эльфы из леса вышли. Почему? Говорят, на них так второе солнце подействовало. В городе и укрылись. Тех, кто остался подчистую вырезали. А город — ничего, отстояли. Ну, и поля вокруг. Пить-есть то что-то надо. Но теперь сидим как в осаде. О соседях мало что слышно. Да и чужие корабли к нам давно уже не приходят. Говорят, что везде одно и то же.
Сапог левый достал. Вроде и впору был, когда мерял. Ан нет. В первый же день ногу стер. Хорошо по воде идем — растянется. Но нога уже совсем плохо. Мозоли кровавые.
Вообще-то они неплохие. Белик — он только снаружи такой страшный. На самом деле он добрый. У него в городе дочка. А жены нет — погибла. Один растит. Хотя как растит — он и в городе-то почти не бывает. Разведчик. Говорят, что это он в Пещере Сима де лос Уэсос был. Там, где все племя красного медведя уничтожили. Всех женщин и детей. Я лично не верю. И не спросишь о таком ... А барон — так он еще мальчишка совсем. А Хильда...
Оп-па — заворочался этот мерзавец на спине — очнулся, гад. Стоп! Белик и Сиг на месте замерли. У Белика шпага уже в руке, Сиг из мушкета целится. Куда? Ива на бугорке, ветвистая, и листва едва заметно колышется. А чего это она колышется, когда ветра-то и нет совсем? Снова зашевелился этот на спине, едва заметный звук издал. Нет, не стон, сказать чего-то хотел. Только вот не сейчас, браток. Сейчас тебе бы лучше заткнуться!
Колдун
...и кроме того, анализ внутренней поверхности черепа выявил зачаточный выступ в поле Брока, неразрывно связанный с речью у человека (у обезьян этот отдел мозга отвечает за мимику — тоже средство коммуникации). И это у мышей. А у свиней какой там зачаточный выступ — специфические поля мозга: зоны Брока и Вернике уже больше чем у человека!
Это он, Разум, черт бы его подрал! Прет в любую доступную и недоступную щель. Такое ощущение, что удачное конструкторское решение было апробировано, протестировано, и теперь пошло в широкие массы. Разведчики говорили, что наблюдается выстраивание социума даже у крокодилов.
Ну, хорошо, ну, пусть — разум. Но откуда взялась ненависть? Этот безотчетный страх перед соседями по планете? Понятно, жизнь борется за жизнь.
И мы в этой борьбе, увы, не блещем. Подконтрольная нам территория катастрофически сужается. Наша продовольственная база обрезается со всех сторон.
Море — уже не для людей. Выход в море — смертельно опасен. Лес, поле? Да, невеселая география. Подпор с юга слишком силен. Нас просто выдавливают на север.
Это экваториальная помпа. В тропиках выше скорость видообразования и ниже — вымирания. С последующим конкурентным вытеснением в более высокие широты. А помноженное на хромосомные перестройки вызванные повышенной радиацией...
И неандертальцы. И ведь можно было договориться, найти общий язык.
Эх! Пещера Сима де лос Уэсос. Вот он — раздел. То, что было до. И то, что стало после. И примирение больше невозможно. Да, они виноваты сами. Они вышли из своего леса и залезли на нашу территорию. Но ведь они вышли не сами — их также вытолкнули. И им просто некуда было деваться.
Что нам нужно? Новое оружие, способное установить новый баланс? Новые партнеры?
Это не просто очередная мясорубка. Это очередная ступень. И перешагнет ее не всякий. Это уж точно. Но что, что мы можем еще поставить на кон? Милосердие? — Ну и на кой им наше милосердие? Да и, честно говоря, себя-то жальче больше всех.
И что же еще у нас есть, чем мы отличаемся от разумных свиней? Любовь? Э-эх, любовь — дело темное. Культура? Имеет ли она абсолютную ценность для кого-нибудь, кроме нас самих? Кому, кроме нас, нужны наши соборы, картины, музыка? Наша, хе-хе, литература? Эта вечная пляска вокруг изменения концентрации эндорфинов и адреналина в крови и застарелых детских страхов? Так что, все, что у нас есть, никому, кроме нас самих, не нужно. Как выиграть в этой гонке? Да и в чем заключается выигрыш? Вычистить все, что шевелится вокруг? Снова залезть на вершину пирамиды и жрать тех, кто слабее? Выиграет тот, кто сумеет понять...
Хильда
Господи! Ну какая же здесь вонь стоит! И уханье какое-то мерзкое постоянно доносится. Чье? Не знаю. Но, думаю, что, что-то приличное сюда не полезет и ухать не станет. Как там колдун говорит, «меньше крови...» — так пусть сам по этому болоту ходит...
А ведь когда-то я здесь еще бруснику во мхе собирала. Давно это было...
Ненавижу пиявок. Всю остальную живность на этом болоте, не исключая и собратьев по оружию, я тоже ненавижу, но пиявок все-таки больше. Ближе всех к пиявкам — Сигизмунд. Смотрит — будто лапает. И серьга эта в ухе аж подрагивает от нетерпения. Смотри не смотри, ничего тебе не обломится. И барон — вроде и улыбается, а от него все равно мерзостью веет. Впрочем мне он никогда не улыбается. Меня он вообще в упор не замечает. Любой эльф для него — ходячее недоразумение, покойник, или кандидат в покойники. Хотя какая я эльфийка? Я же и говорить могу почти по человечески. Немного голос низковат, колдун говорит, что у нас гортань выше расположена, чем у людей...
А Франц всегда глаза опускает, когда со мной разговаривает. Влюбился, бедняга. Как же его угораздило? Хотя он и без того застенчивый. И вчера, когда эта змея вылезла, он первый заметил. Он всегда первый замечает, что около меня происходит. Только не понял он, что эта змея не бросалась на меня. Ну не бросаются они на эльфов.
Интересно, тот, кого он на спине несет, несколько раз уже на меня смотрел. Думал, не видит никто. На кой черт мы его с собой тащим? Взял его, конечно, Белик — отлучился вчера до ветру, а вернулся уже с языком. Не эльф — человек. Говорит из Альфано, в Капую шел! Кретин! Альфано еще весной полностью вырезали. Воины вереска. Сильный род. С юга пришли, еще в прошлом году. А род черной совы, что тут раньше обитал теперь под ними ходит.
Так что людей в Альфано больше нет. В Капую он идет! Врет, сволочь! Думал, не знаем мы про Альфано. Новости-то сейчас медленно расходятся. И в подсумке — зернышки пороховые. Остатки. Гранулы — редкая вещь. То-то Белик в него так вцепился. Сиг хотел на месте его кончить, но Белик не дал. Пока не сможет идти или говорить — понесем, сказал. Столько понесем, сколько нужно.
Конечно, иногда встречаются зверобои, что сами по себе живут. Но они на всю голову отмороженные. Их и видно сразу. Да и то к этому болоту и они не подходят. Одному здесь смерть. Так что, не один он был. Хотя Белик ходил, смотрел, следов, говорит других нет.
Не повезло нам. Нет, не нашей группе, всему городу не повезло. Воины вереска — сильный противник. И беспощадный. А мне так и вовсе — что я тут вообще делаю? Чем же взял меня колдун? Сама не знаю...
Ой, началось, кажется! Сиг стоит с мушкетом наизготовку, а Белик маленькими шажками к иве подходит. Шпагу сбоку держит. Непривычно как-то держит. Да что он там увидел? Ой, господи! Да как же он там помещался-то? Осьминог. Огромный. Глаза — как тарелки, на нас с интересом смотрит, клювом медленно поводит. А щупальца-то, господи! — метров по десять будут. А из клюва еще тряпка какая-то свисает. Ох ты, брызнул чем-то, Белик шпагу выронил, за глаза схватился. Да стреляй же, Сиг!
А барон... Да, однако же барон у нас... Никогда еще не видела, что бы так с осьминогами работали. И скорости такой не видела. Словно вихрь какой-то. Он же ему все щупальца посносил, я и глазом моргнуть не успела. Да... Никогда бы не подумала. А ведь волосы у него — длиннее моих. И не такие грязные и сальные, кстати. Как он черт возьми, ухитряется их в чистоте держать?
А под ивой — мальчишка сидит. Эльф. И еще нога, чья-то. Ох-ты. Уже не чья-то. Просто нога. Мальчишка на нас смотрит — не шелохнется. От шока еще не отошел.
Белик матерится страшно, глаза промывает, и тут тоже его увидел. Замолчал. И мы все затихли. Минуту молчал, а потом к мальчишке пошел. Медленно, словно в сапогах груз свинцовый. Да ты что!
А барон на меня смотрит. Внимательно. Словно ждет чего-то. Руки свисают свободно. И так знаком мне взгляд этот... Словно ждал, ждал и дождался, наконец. Праздник у него, словно. Я крикнуть хочу, Белику, и не могу — слова в горле застряли, словно онемела внезапно. Пистолет за поясом, но руки словно свинцом налиты. И ясно мне, что стоит шелохнуться только, вздрогнуть, как тут же и придет смерть моя...
Франц. Франц Белику дорогу заступил. Молча встал. Оба молчат. И мы с бароном молчим, у нас свое с ним.
И тут Сиг, придурок, засмеялся, мушкет за спину забросил, Франца по плечу стукнул. Что, говорит, второго на загривке потащишь? Терпи, говорит, колдун спасибо скажет. И Белик тут обмяк словно. Зачем второго? Говорит. Мы сейчас привал устроим, да заодно и расколем языка нашего до самой жопы. Сами справимся. А эльфенка с собой возьмем, колдуну. А жареный осьминог, я вам скажу — такая вещь!
Юрий Кузнецов © 2006
Обсудить на форуме |
|
