|
КМТ
 Учебники:
Издатели:
Ссылки:
|
Фантастика 2006 Мария Акимова © 2006 Петля Клиент всегда урод.
Девочки из отдела коммерческих договоров попросили написать такой плакат для курилки. И в пару к нему нарисовать собирательный образ клиента, чтобы в перерывах метать дротики. Против плаката начальство не возражало: резковато, но, в целом, справедливо. А вот идею с дротиками не пропустили. Наверное, побоялись внезапного увеличения перерывов.
«Клиент всегда урод» — красной гуашью по черной бумаге. Нарочно неаккуратно и косо. В углу «кровавый» отпечаток ладони. Живописно, заказчицы остались довольны и полтора дня вместо работы пугали коллег.
С тех пор меня называли не только «царем Эдипом», но и «графом Дракулой». Как ни посмотри, со всех сторон аристократ. А вот сегодня лучше не смотреть. Сегодня я больше на собственный труп похожу. Устал за три дня в лаборатории. Устал. Устал. Болели кости, кожа болела, сердце дергалось, желудок ныл. Даже в щетину как будто отдавало. В гробу я видел эти срочные-сверхурочные.
Единственное желание, которое стойко перенесло все и дотянуло до утра — покурить. Покурить и сразу сдохнуть.
На полу лежали солнечные квадраты. Кондиционеры молчали, а стеклопакеты надежно удерживали шум города снаружи. Мои шаги эхом разносились по коридору в стерильной, глухой тишине. Узкие тени от простенков, широкие пятна света от окон, я пересекал их медленно, словно в полусне. Глубоко символичный и занудный рапид. Время вытянулось густой вязкой каплей, но никак не могло сорваться вниз. Время — координата, решающая все. Тварь, которую следует укротить.
Не к добру начинать утро с философии, особенно если ты утомлен, голоден и зол. Философия тебя доконает — выест печень, заставит вести здоровый образ жизни и бросить вредные привычки.
Я усмехнулся и, доставая на ходу портсигар, ввалился за перегородку курилки.
— ... обычный мажор. Если бы не папа-директор... Ой, — женщина, стоявшая спиной ко мне, стремительно обернулась и растеклась в улыбке, — Здравствуйте, Роберт.
Две девочки из секретариата, до того благоговейно внимавшие кадровичке, пискнули от неожиданности. Звук у них вышел на удивление похожий. Да и сами они были... Светло-желтая и темно-желтая — инкубаторные цыпы. Вероятно, отдел персонала подбирал их по мастям. Желтые в канцелярию, серые в архив, гнедые с хищными глазами к юристам. И все как одна выращены на секретном полигоне, стратегическое оружие последнего поколения.
А наша «по кадрам» — у них ответственная за идеологию.
— Доброе утро, Светлана Вениаминовна, — кивнул я с вежливостью мажорам не свойственной.
Не было желания строить из себя глухого.
Повисла неловкая пауза, лишь Игорь — чье присутствие рядом с доморощенной обличительницей не радовало — шумно выпустил из ноздрей дым. Он заметно веселился от происходящего.
Кадровичка покраснела, улыбка сползла на сторону. Рука ее легла на бархатный воротник жакета, и сигарета осыпалась, пометив ткань дорожкой бледных крупинок.
— Вы так рано, — зачастила женщина, нервно растирая пепел по одежде, — Совсем себя не жалеете, нельзя так. Выглядите вон как плохо.
— Спасибо, — я с наслаждением затянулся, черт возьми, наверное, только самый первый в жизни вдох может быть таким прекрасным, — спасибо, вы тоже.
Несколько секунд она изумленно осознавала мою реплику. Постепенно спина кадровички вытянулась, губы подобрались как черепашка в панцирь.
Одним резким движением сигарета была казнена в пепельнице. Одним резким поворотом «королева покинула здание».
Обе девочки из ее свиты тут же подхватились и исчезли вслед за кумиром.
Игорь захохотал, хлопая ладонью по колену. В отличие от меня ему и в девять утра понедельника удавалось быть бодрым, свежим и довольным жизнью.
— Объясни, — выдавил он, — как грымза догадывается, что это ты входишь?
— По ментальному пендалю, который ей каждый раз отвешиваю, — предположил я, садясь напротив, — «мы рады, что вы рады». И особенно приятно, что мои достижения обсуждает мой же сотрудник...
Игорь кашлянул и успокоился. Нет, он ни капли не смутился, деликатные чувства ему вообще не ведомы. Но в таланте «угадывать настроение начальства» лучше никого нет.
— Мне оно надо? Но выглядишь ты действительно...
— Устал, — я с хрустом потянулся, — три дня в «ярусах» как инфузория... Чем я, по-твоему, занимался здесь?
— Не знаю, — осклабился он, — ты же не со мной занимался.
— Игорь... — начал было, но меня кольнуло нехорошее подозрение. Не кольнуло даже, дернуло за больной желудок, — Ты... помнишь, какое сегодня число?
— А что с числом? — безо всякого интереса спросил он, старательно протирая очки краем льняной рубашки.
На щеке задергался мускул, я прижал на него ладонью.
— Игорь Владимирович!
Он вздрогнул, нацепил очки на нос:
— Ну, чего ты сразу? Помню я, помню, что за день сегодня. Видишь, на работу пришел пораньше ради такого дела. Чего ты?
Чего я? Не ел эти дни, не спал почти. От белого цвета лаборатории чуть не ослеп, в «камере» почти свихнулся. Все казалось, что разорвало в клочья, разъяло на составные, изнутри все высыпалось. Ау, где он я? Нет меня. Одна оболочка и пара витальных желаний.
Плохое оправдание, но объяснение ничего себе так, милое.
— Извини...
— Да чего, я понимаю, — Игорь аккуратно погасил сигарету, пригладил растрепанную рыжую шевелюру, — пойду делом займусь. Боюсь, Пашка в одиночку начудит с аппаратурой, — у двери он задержался, — А ты посиди, успокойся — нервы сегодня ни к чему. Время еще есть.
Я привалился к стене и закрыл глаза. В темноте плыли оранжевые пятна, они завивались спиралями, краснели. Особенно назойливые бились в виски. Надо было расслабиться и разогнать их. Времени полно — целая вечность и еще полчаса.
Здание едва ощутимо вибрировало, стоило замереть, как тихо-тихо, на самой грани слышимости дрожь перерастала в низкий гул. Он не смолкал ни днем, ни ночью. Иногда казалось, что этот звук провожает тебя до дома и остается ночевать. На тумбочке у кровати, рядом с будильником и книжкой, третий месяц открытой на одной и той же странице.
Утром он снова вел до работы: потряхивало асфальт, в конвульсиях бились светофоры, подпрыгивали урны, роняя разноцветные обрывки реклам. В лужах цунами налетали на бычки, и те тонули в героическом молчании.
На широкой лестнице института, украшенной — как принято у всех широких лестниц — кудлатыми мрачными львами («Что вы, что вы какой мрамор? Первоклассный бетон»), воображаемая дрожь становилась реальной. Без ее аккомпанемента невозможно было и представить свою жизнь.
Это гудела в подвале Центральная Установка. Это гудело время.
Здесь его рассматривали, тестировали, щупали, гладили, пальпировали. Иногда разливали по флаконам и клеили этикетки. «1973 год, сентябрь, Южная Америка. Букет чуть горьковатый, оставляет после себя легкое послевкусие и тяжелое похмелье».
Нет, нет, конечно, все совсем не так. Все совсем по-другому. Серьезно, значительно. Белые халаты, теоретические выкладки, гипотезы, цели и задачи исследований. Иногда полевые эксперименты. Иногда очень серьезные заказы с очень серьезной оплатой. Время — деньги. Безо всяких иносказаний.
Одному господину, помнится, почудилось, что у института избыток средств, и мы очень хотели бы с ним поделиться. Хорошо толковый дядька оказался, не пришлось долго объяснять, как странно и нелепо давить на нас. Пуля — это страшно, но не страшнее факта того, что «вас никогда и не было».
Позже он пришел как клиент. И улыбался, словно, лучший друг. Урод... Пришлось с ним работать, там совпадение было по всем осям. Теперь его дочка жива, а сам он счастливый дед — пастораль просто.
Сегодня тоже совпадение придет. Самый важный покупатель за последний год. Даже больше, чем за год. И нервы разыгрались совершенно ни к месту.
Я открыл глаза и посмотрел на перфорированные плиты потолка. Ровно пять тысяч девятьсот дырочек. Не вычислил — посчитал на днях. Мда, надо завести собаку или женщину хотя бы, пока с ума окончательно не сошел.
* * * * *
Рабочий день неохотно вползал в здание вслед за сотрудниками. Ему особенно никто не радовался, да и он, признаться, не был от себя в восторге.
Первые неторопливые приветствия, истории про удачные выходные, кивки и тяжелые вздохи. Старушка с нежно-фиолетовыми волосами, приветливо улыбаясь, принимает немногочисленные пылевики. У гардеробной стойки легкая неразбериха: свой ли номерок в руке, не перепутали? Хорошее ли место досталось? Не забыто ли в карманах что-нибудь нужное?
Я обогнул толпу, рассеяно отвечая на приветствия. Лифт радушно распахнул пасть, и расстроено захлопнулся за спиной — до второго этажа можно и пешком.
На вахте дежурил Егор... Хотя без разницы что он, что его сменщик. Оба непроницаемые и с очень плохой памятью. Поэтому пропуски, электронные ключи и еженедельная проверка отпечатков у нас не отомрут никогда.
Под подозрительным взглядом охранника загнал пластиковый прямоугольник в щель замка. Отвратительное чувство: словно я — не заведующий лабораторией полевых исследований, а незнакомый пацан, который пытается проникнуть в чужой подъезд. На глазах у пенсионерок, которые фиксируют фас, профиль, рост, вес и сознательность. Заранее занося тебя в картотеку малолетних вредителей. Ладони потеют, удерживаешь себя, чтобы не обернуться со смущенной улыбкой и глупой фразой: «Что-то заело».
Электроника прекратила издеваться — дверь щелкнула и отъехала в сторону.
— Удачно поработать, — бросил мне вслед вахтер.
Голос отразился от стен пустого коридора и смешался с эхом моих шагов. Я сплюнул через плечо. Трижды.
* * * * *
— ... уважаю вас, но поймите и меня, — дверь лаборатории была приоткрыта. Недовольный голос Семена Евгеньевича вырывался сквозь щель вместе с утренними лучами. Видно, кто-то из ребят решил меня предупредить.
Я привалился к косяку. В детстве учат, что подслушивать нехорошо, с возрастом понимаешь — нехорошо-то нехорошо, но очень полезно.
— В моем ведении целый отдел. Который, замечу, не из одной этой лаборатории состоит. А Роберт ведет себя так, словно весь институт для него лишь и существует! Он разваливает дело! Я понимаю ваше желание продвинуть его, но Роберт — очень молодой человек. Молодым не свойственны продуманные решения...
— А мне свойственны? — второй голос разрезал монолог, словно горячий нож масло. Директор никогда не повышал голос, его и без того слушали. И что еще ценнее — слышали. Семен заперхал и забулькал, ответы на такие вопросы готовятся заранее, экспромт тут не поможет.
— Понимаю, — продолжил директор, — что Роберт — и близко не подарок. Но если я сделал его заведующим именно этой лабораторией, именно в этом отделе, значит, на то были причины... Ты долго будешь за дверью стоять?
Это уже мне, разумеется.
— Не хотел мешать.
Директор и начальник отдела стояли друг против друга на единственном свободном от столов пятачке пола. Семен мучительно краснел, его галстук слегка подался на сторону. Да и весь вид был таким, будто его приподняли за лацканы в воздух и пару раз хорошенько встряхнули.
— Здравствуйте, Семен Евгеньевич.
— Здравствуйте... Роберт, — он не собирался продолжать разговор. Напротив, нервным движением поправил пиджак — превратив колоритную взъерошенность в обычную неаккуратность — и вышел прочь.
— Тебе приятно его изводить? — спокойствию директора можно было позавидовать. Да и к чему волноваться, когда ты в жизни уже сделал столько, что на троих хватило бы? И темпологии помог выделиться как науке, и институт организовал, и заставил работать и то, и другое, — Семен отличный специалист. Даже, скажу тебе, редкий...
— Вы пришли сюда мое поведение разобрать? Жаль, что почти весь коллектив в отпуске. Им тоже интересно было бы послушать.
Он присел на краешек стола. Светлый итальянский костюм смялся живописными складками. Жаль, поблизости не нашлось толпы дамочек, могущих оценить и внешний вид, и внутреннее содержание. Я стал смотреть поверх правого плеча директора на Игоря с Пашкой, которые, переругиваясь, настраивали «стоп-блок». Игорь по образованию программист, у Павла какой-то там разряд по боксу, оба считают, что лучше знают, как здесь надо работать. Оба в этом деле ничего не понимают, действуют на голой интуиции.
Полина за соседним столом подготавливала карточки наблюдений. Иногда шикала на спорщиков, когда те особенно входили в раж. В ответ Игорь бормотал про женщин, которые совсем страх потеряли, и ненадолго умолкал.
Только новенький — Гера — слушал нас во все уши. Аж рот приоткрыл. Разборки для него были пока в новинку.
— Да, прости, ни к чему здесь. Семен случайно меня застал. Я-то зашел узнать, как идет подготовка.
— Полным ходом, — ответил я, все также глядя мимо.
— А «копий»? — ну, вот и добрались до сути.
— А по мне не заметно, что с ним все в порядке? Если хотите, можете подождать, минут через пять он поднимется.
Пауза была выдержана профессионально, ни один мускул на лице не дрогнул:
— Нет, в этом я полностью тебе доверяю.
— Честнее было бы сказать, что ты его боишься.
— Роберт, давай сегодня хотя бы чуть спокойнее. Ты же сам понимаешь, в нашем случае конфликт отцов и детей...
— В нашем случае, он по-другому называется... папа.
Если шансы на мир — один к миллиону, то проще сказать, что шансов нет. И не пытаться строить хорошую мину. В конце концов, оба мы не саперы.
Директор поднялся. «Тяжело с тобой», — подумал он. «А чья это заслуга?» — подумал я. Так обычно заканчивались все наши с ним диалоги, вслух произносить и не обязательно.
— Удачи желать не буду.
— Спасибо, — отозвался я.
Дверь за ним затворилась бесшумно.
* * * * *
В 9.47 телефон внутренней связи встрепенулся и запрыгал по столу. Ну, началось.
Полина отбросила с лица челку и после трех глубоких вдохов ответила на звонок:
— Полевые...
— Мыши, — в полголоса глухо и нервно хохотнул Игорь.
Полина сожгла его взглядом, но тон не поменяла:
— Да, конечно. Пусть поднимается.
Трубка обессилено упала на рычаг. У девушки от волнения побелели кончики пальцев, и мелко-мелко дрожали губы. Для нас двоих это было особенное дело, и провал мог закончиться плохо. Очень плохо.
— Ничего, — я осторожно сжал ее плечо, — позвони на нашу вахту, пусть его пропустят. Так, — обернулся к парням, — У нас все готово, так что осталось — хорошо выполнить свои обязанности. Этого проинструктировали?
Новенький встрепенулся, тоненькая шея задергалась от частого сглатывания. Руки он сцепил за спиной, чтобы не думать, куда их деть. Гера робел, и не совсем понимал, как попал в такую компанию. Пообвыкнется — пройдет, все в начале считают себя случайными людьми.
Игорь поправил на носу очки:
— Ну... я объяснил ему... Главное, чтобы не лез пока. Так ведь?
Павел отвлекся от сбора инструментов, впился в рыжего своими глазами-буравчиками. Отвертка в его ладони выглядела диковинной зубочисткой. Которая медленно сгибалась в крючок.
— Нашли, кому доверить, — буркнул он и отвернулся, одним движением высказав больше, чем возможно словами.
Ох, мне это война между силой разума и силой тела.
— Мальчики, — Полина приложила палец к губам, — идет.
По коридору разносилось эхо тяжелой поступи немолодого и грузного человека. Шаги замирали перед соседними лабораториями и возобновлялись вновь. У нашей двери они стихли. Раздался негромкий, но отчетливый стук. Сразу же за ним, не дожидаясь ответа, в комнату ввалился приземистый, лысеющий мужчина. Действительно немолодой, но вполне крепкий. Черный костюм в мелкую полоску сидел на нем панцирем. Или латами. Вертикальная морщина на лбу, раздвоенный кончик носа и глубокая ямка на подбородке оставляли неприятное ощущение. Будто лицо пытались разрезать пополам.
— Здравствуйте, — проговорил он густым, звучным басом, — Я Копылов. Олег Геннадьевич. У меня договоренность на сегодня.
— Здравствуйте, — я понял, что не могу улыбнуться, не получается. Но может быть так и лучше, — мы вас ждем, — и протянул ему руку, — Роберт.
Он ответил на рукопожатие, приподняв кончики губ:
— Наслышан. Это вы будете решать мою проблему?
— И я тоже. Проходите, присаживайтесь. Чай, кофе?
Он отрицательно покачал головой, и Полина, готовая было уже сорваться, села на место.
Посетитель опустился в клетчатое кресло «для дорогих гостей». Так как оно было одно — гости к нам табунами не ходят — я сел рядом на стул. Некоторое время Олег Геннадьевич молча теребил выбившуюся из обшивки нитку, и рассматривал общество, в котором оказался.
Что уж и говорить? Мы не вызывали должного пиетета. Или хотя бы доверия. Все как минимум в два раза младше его, к тому же весьма колоритные. В плохом смысле слова. Рыжий очкарик с высокомерной полуулыбкой. Возле чудных машин обезьяноподобный амбал, то ли грузчик, то ли жертва эксперимента. Соплячка в мини — хорошенькая блондинка, что не говорит об умственных способностях. На дальнем плане маячит худой нескладный «кузнечик» с глазами неподготовленного студента. А заведующий этой кунсткамерой...
А заведующих стало в два раза больше, когда в лабораторию вошел дублер.
Копылов переводил взгляд с меня на него, но надо отдать должно даже бровью не повел. Хотя отличались мы только одеждой — второй был одет попроще. И поплоше, так как одевались лет тридцать назад.
— Это ваш брат? — спросил Олег Геннадьевич, примеряя на нас образ принца и нищего.
— Нет, — ответил второй. До чего, оказывается, коробит, когда кто-то говорит твоим голосом, — Я — «копия»
— Клон? — тут же переспросил клиент. Ничего не скажешь, быстро соображает.
— Клоны запрещены, — улыбнулся «копий», неискренне улыбнулся — губы растянул, а глаза как дуло двустволки. Неужели я так со стороны выгляжу? То-то от меня временами коллеги шарахаются.
— Меня зовут Эдуард, — «копий» присел на краешек стола.
— Олег Геннадьевич, — снова обратился я к посетителю, — теперь все в сборе. Мы можем начинать. Насколько я понимаю, суть проблемы — ваша жена.
Копылов вздрогнул, пальцы забарабанили по подлокотнику кресла.
— Моя жена, — произнес он с нажимом, — не проблема, она ангел. Проблема во мне.
Изрядная пачка фотографий вынырнула из внутреннего кармана, Копылов снял верхнюю и подал мне. Молодая девушка на снимке вполоборота смотрела в камеру. Улыбка у нее была очаровательная. И маленькие веснушки россыпью. И трогательные завитки волос на шее. Милое и славное существо.
— Это очень давно, — Олег Геннадьевич следил за эмоциями на моем лице, и, похоже, ему впервые с минуты прихода нравилось то, что он видел — но мне сказали, вам понадобятся фотографии разных лет.
— Все правильно вам сказали, — я передал фотографию «копию», — Разрешите остальные?
Он отдал их без радости. Потом тяжело вздохнул, попросил разрешения закурить и придвинул ближе пепельницу.
Павел демонстративно распахнул раму. В лабораторию ворвался шум улицы. Дребезжание трамваев свилось с лаем, голосами, шумом деревьев. В открытое окно влетел жук и бестолково закружил по комнате.
Копылов молчал, мы его не торопили.
— Она несчастна со мной, — произнес он, когда сигарета истлела, — Всю жизнь прожили вместе, а счастливой ее не сделал. И чем дальше, тем хуже. Детей нет. И не было. И не будет. Когда-то я был против, потом она уже не настаивала. А теперь...
— Олег Геннадьевич, — прервал я, — мне вашу проблему несколько в ином ключе представили. А с тем, что вы рассказывайте, не сюда, а к специалистам по семье и браку.
Он нахмурился:
— Молодой человек, давайте, я сам решу — с чем мне и куда... Она очень дорогой для меня человек. Самый дорогой. Настолько, что я согласен отказаться от нее. Все, что мне от вас надо, сделать так, чтобы меня в ее жизни никогда не было. И чтобы она была счастлива... За это я плачу большие деньги. Для вас невообразимо большие. И мне нужно все возможное... в плане изменения истории.
— Ну, хорошо. Если так... Вы понимаете, что в случае успеха не будете помнить о ней?
— Да, — ответил он глухо, но твердо.
— И ничего не сможете вернуть «как было».
— Да, — без звука, одними губами.
— Вы точно уверены, что вам это нужно?
Он одарил меня таким презрением. Будь опыта поменьше, непременно застыдился бы своих расспросов. Но не первый раз. И случалось, что, пройдя все круги нашей бюрократии, в последний момент, срывались. Начинали дурить и пудрить мозги. В два раза дольше работать приходилось, в пять раз больше нервов тратить. Черт их разберет, людей. В этом деле нужна полная добровольность. И абсолютное понимание ситуации.
Игорь расположился за экраном «стоп-блока», машина загудела, выполняя последнее, контрольное тестирование. Павел — оправдывая впечатление о себе как о грузчике — разворачивал бокс стеклянной крышкой от посетителя. Наблюдать весь процесс тому совсем не обязательно. Цилиндр скрипел и сопротивлялся, по хорошему надо было вызвать пару техников, но не хотелось на это отвлекаться. К тому же лишние глаза.
Полина и Гера присоединились к нам. Девушка несла листочки, исписанные мелким почерком. Извлекать нужную информацию из кучи словесной шелухи она умела виртуозно. Вот вам и блондинка. Стажер топал за ней с металлической коробкой в судорожно сжатых руках. От нее отходили два провода, с концов которых свисали прозрачные блинчики присосок.
— Это для того, чтобы вам проще было вспоминать, — предупредил я вопрос клиента, — могу предложить инъекцию, как альтернативу. Но не думаю, что вам понравится.
Олег Геннадьевич покорно разрешил присоединить себя к подозрительному прибору. Не понятно, каких ужасов ему про меня наговорили, что он заранее готов был на что угодно. Или он просто был готов?
— Начнем с начала. Когда, где и при каких обстоятельствах вы увидели ее впервые?
* * * * *
— Вот и все, — я сам отлепил от его висков присоски.
Копылов с хрустом потянулся. Глаза у него были красные, уставшие. Тяжело и утомительно вспоминать прошлое в самых мельчайших деталях. Проще придумать новое. Но ничего не поделать, нужны максимально точные данные для предотвращения любого контакта заказчика с «объектом». И возможного, и вероятного и невероятного.
С каждым восстановленным годом лицо клиента становилось все более и более грустным. Издержки процесса — называется «всколыхнуть чувства», если не давать повода, в помеху обычно не превращается. Рассеивается само собой, это ведь просто память. Главное, чтобы...
— Как вы так можете? — Гера смотрел на Копылова в упор, будто хотел загипнотизировать, вдохновение на лице стажера ничего хорошего не предвещало, — Она вас любит, верит вам, а вы вот так легко решили все перечеркнуть. Ее жизнь уничтожить! Превратить в куклу, которой распоряжаются другие! И после этого говорите, что на все готовы ради нее? На что готовы?!
Стажер нависал над ним тощей, но хищной птицей.
Пришла беда, откуда не ждали.
— Вам надо с самим собой разобраться, а не в прошлое лезть.
У меня сердце екнуло и встало. Тишина повисла такая, что ее почти можно было рассмотреть. Даже город замер. Как перед грозой. Навалилось тяжелое душное марево. Я оглянулся через плечо. Лицо «копия» было безразлично-спокойным, но пальцы отщепляли от стола длинные лучины и переламывали их на куски.
Олег Геннадьевич сморгнул, встрепенулся, одна из реплик попала точно в цель. Знать бы какая.
— Да... В чем-то вы и правы... Да, конечно... Вы правы... — и снова с большей уверенностью, — Вы правы. Что это я? Живую человеческую жизнь пытаюсь сменить на стерильное искусственное «счастье»?
— Счастье не бывает искусственным? — мрачно выдавил Игорь. Ни для кого, в пространство, но от волнения довольно громко.
— Но вы же обманете ее. Вы будете знать о нашей жизни — о ее жизни — все и сможете на этом сыграть! Легко сделать счастливым того, о ком все знаешь!
Да, легче легкого. Что же ты сам тогда ничего не можешь?
Спокойно, спокойно, время еще есть. Нужен выход. Но выход обычно там, где вход, что сейчас никак не устраивает. Надо, чтобы этот тип отказался от своего прошлого. Игорь, твою, как ты новенького инструктировал?
Пауза затягивалась.
Копылов поднялся и уже протянул мне руку, чтобы попрощаться. Улыбнуться смог ободряюще, мол, не огорчайтесь, со мной не вышло, найдете другого. И не объяснить, что не будет другого...
Тут Полинка всхлипнула. На всю комнату. Горько и отчаянно. Слезы редким дождиком забарабанили по листам, разложенным на столе. Ни на кого из нас она не смотрела, отдав все внимание фотографиям. Старым любительским снимкам девушки с чудесной улыбкой. Первый — вполоборота, следующий — в походе, у лодки, еще один — с букетом опадающих хризантем. Еще один, еще, еще, еще, разных лет, в разных местах, только героиня одна и та же.
— Все вы одинаковые, — отчаяние в голосе было таким неподдельным, что даже Олег Геннадьевич в своем припадке скепсиса не смог усомниться, — вы все одинаковые... один разъединственный случай сделать для нее что-то хорошее... так нет... испугались... испугались удобненькую жизнь потерять?... в глаза ей посмотрите... если она счастлива... если вы могли хоть когда-нибудь сделать ее счастливой... хоть на минуточку... то почему глаза у нее тоскливые такие?... вы — трус... трус и... и гад!!!
Полина швырнула фотографии в лицо их владельцу и, зажимая рот, вылетела из лаборатории. Копылов смущенно переминался с ноги на ногу, но не уходил. Я поднял с пола одну из разлетевшихся фотографий и подал ему. Эдуард собирал остальные. Осторожно и заботливо, как величайшую драгоценность.
— Я ведь, правда, испугался. Всего лишь, — Олег Геннадьевич вернулся на место, кресло под ним кротко охнуло. В руках он вертел изображение своей жены. Веселая улыбка и грустные глаза — как и на всех других.
Павел незаметно, насколько возможно при его габаритах, приблизился и увел Геру подальше от нас. До объяснений с новичком он не снизошел, просто сжал его крепко. Чтобы второй раз не вякнул лишнего.
— Простите ее, — извинился я перед заказчиком, — женщина... У них солидарность. Корпоративная.
— Нет, нет, — замахал он рукой, — ваша девочка права. Смалодушничал. Раз уж решился, так надо до конца. Но может быть... вы мне расскажете сначала, как все будет происходить? А то не спец я в ваших делах.
Хохотнул он не убедительно. Ладно, остался — и то хорошо.
— Мы отправим нашего сотрудника в тогда. Он будет осуществлять опеку и страховать вашу жену. Общая канва жизни обозначена, необходимо будет беречь от особенно тяжелых переживаний и обеспечить гармоничное развитие событий. То есть попросту создаст условия для счастья.
На каждое мое слово Олег Геннадьевич кивал китайским болванчиком, потом ему захотелось подробностей самого процесса. Такой миниатюрный промышленный шпионаж удовольствия ради. По видимому нас с «копием» эта мысль посетила одновременно. Он сел на место Полины и положил перед собой стопку фотографий.
— Если не вдаваться в дебри, то все время случается одновременно. И выглядит примерно вот так, — он постучал пальцем по снимкам, — «слоями», но движется, поэтому вы не встречаете самого себя. А если остановить процесс, то встретите, — он улыбнулся, — и не только себя самого минуту, две, три «до» и «после», но и всех, кто был в этом месте когда-либо.
Да, теория, адаптированная для младших школьников. За исключением кое-каких скользких моментов в целом почти не наврал. Копылов с интересом разглядывал «копия», временами кидая короткие взгляды на меня, сравнивая.
— И вы, Эдуард, станете для нее ангелом-хранителем?
— Для этого и создан, — спокойно ответил «копий», и меня впервые со времени его появления на свет кольнула неприязнь. Скажите, пожалуйста, какой весь из себя особенный.
— Аппаратура греется, — Игорь как всегда удачно вмешался в беседу.
«Копий» собрал со стола заполненные Полиной бланки и формы, сунул их в задний карман джинсов. С Копыловым он попрощался за руку, мне же сказал «пока». Ну, «пока», так «пока». Не велика потеря.
Бокс блестел никелированным боком в лучах полуденного солнца. Наглая букашка ползла по сверкающему металлу. Хотелась, чтобы она заползла внутрь, и они там перемешались с этим. Ангелам положены крылья. А фасетчатые глаза и хитин — издержки производства. Злые и глупые фантазии.
«Копий» влез внутрь капсулы. Павел закрыл стеклянный колпак и герметизировал вход. Они с Игорем перекидывались репликами на «птичьем» языке, кроме них самих, никому не понятном. Теоретики как-то услышали этот жаргон. В ужас пришли. Не понятно отчего. Все же получается без осечек, а то, что звучит как смесь кулинарной викторины и «эсперанто» пьяного боцмана... Так работает же.
Олег Геннадьевич поежился:
— Жутковато, наверное, вот так уходить?
— Оставаться хуже, — признание было честным. Завидовал я своему «копию» мучительно, стараясь отгонять эти мысли подальше. Мало помогало.
— Он сказал: «Поехали!», — рыжий закончил синхронизацию. Бокс завибрировал, по линолеуму пошла волна. Запахло озоном и нагретыми от жары линиями высоковольтных передач. Лампы дневного освещения сами собой загорелись, заискрили и вновь погасли. Дрожь спала. Гул унялся. Пашка заглянул внутрь капсулы и показал свой огромный кулак с выставленным вверх большим пальцем. Отлично, процесс пошел.
— А как узнаем, что получилось? — еще успел спросить Копылов.
— Вы нас забудете, — успел ответить я.
* * * * *
Ночь. Небо колодцем опрокинулось над головой. И никаких тебе «огней большого города» — редкие бисеринки звезд и еще более редкие фонари. Три с одной стороны от моста до горизонта, три — с другой.
Он стоял, облокотившись на холодный парапет. Снизу поднимался шум реки и запах свежести. Мир был нов и прекрасен. Эдик, конечно, помнил другую жизнь, но то была чужая память. Она больше напоминала пересказанный кем-то фильм. Или сон.
«Копий» замер, вбирая в себя шум высоких растрепанных сосен, желтые пятнышки деревенских окон, музыку из клуба на другой стороне. Он стоял и дышал всей грудью. Только самый первый в жизни вдох мог быть таким же прекрасным.
По разбитому асфальту дороги зашуршали стертые покрышки. Звук приближался, нарастал. Автомобиль, полоснув бетонные ограждения светом фар, остановился рядом. В темноте было не рассмотреть марку, но, судя по звуку двигателя, лет железному коню исполнилось изрядно.
Дверца открылась. Лохматая голова высунулась из салона:
— Ой, а вы не знаете, где тут Волковка?
— Простите, я не местный, — он улыбнулся. Так, для себя. Было приятно произнести эту формулу — «я не отсюда, я из других земель». Не из «ярусов». Не плод деления. Человек.
— Жаль, — вздохнул лохматый, — может, подвезти?
— Нет, спасибо. Я жду кое-кого.
По тропинке к мосту приближались едва заметные тени. Девичьи голоса пробивались сквозь шум воды и движка.
— Ну, удачи, — дверца захлопнулась, машина, натужно рявкнув, покатилась дальше.
Эдик, убедившись, что они отъехали достаточно далеко, перегнулся через ограждение и полетел вниз.
Холодная вода расступилась и сомкнулась над ним. Одежда сразу намокла. Потянула на дно. Отчаянно трепыхаясь, он вынырнул и забил руками. Снова погрузился. Второй раз вырваться оказалось тяжелее.
— Помо... — но тут же наглотался воды.
— Девочки, — послышалось на берегу, — что это там?
— Помогите! — на крик не потянудо, но хоть что-то.
Темная фигурка отделилась от остальных. Побежала по краю берега. Прыгнула в поток прямо в чем была. Без всплеска вошла в воду. Сверху потянулись беспокойные возгласы:
— Маринка! Маринка, дура, куда ты?! Сама утонешь!
«А я и не знал, как ее зовут», — подумал Эдуард, когда чужие руки вцепились в него и потянули к берегу. От этой мысли стало весело. Надо же продумать все. Вплоть до не умения держаться на воде. Поскольку «объект» кандидат в мастера спорта по плаванию, это могло пригодиться. Но забыть про имя.
Дно цепануло по ногам, Эдик встал на карачки и выполз на берег. Трава под ладонями — живая, колкая, душистая — стала мокрой. Он опрокинулся на спину и часто задышал. Небо кружилось.
— Пьяный, — брезгливо произнес в ночи один из голосов. Гадкий и дребезжащий.
— Не похоже, — Марина наклонилась ближе к его лицу, — трезвый. Испуганный просто. Откуда вы взялись?
— Меня из машины выбросили. Ограбили и кинули вниз, — легенда родилась сама собой, они наверняка видели уезжавшую тарантайку, а минутное несовпадение времени... Они ведь не темпологи, чтобы обращать внимания на мелочи.
— Радуйтесь, что живой, — девушка улыбнулась, на щеках заиграли ямочки.
Из темноты раздалось нетерпеливое:
— Ну, мы идем на танцы?
— Какие танцы, девочки? — Марина чуть приподняла подол и принялась отжимать из него воду, — В таком виде-то. Идите, мне вернуться придется. Идите-идите, не случится со мною ничего.
Силуэты заспешили вверх по склону. Эдик посмотрел им вслед. Ну и ну, хороши — оставить подругу в ночи, в компании незнакомого человека.
— Они совсем не плохие, — теперь ее улыбка была лукавой, а глаза такими... пронзительно умными, — Не надо про них так думать.
Он смутился. И, правда, как цербер. Зачем он вообще что-то делает? Из бесконечного чувства долга? Так это чувство сродни памяти о прошлом — чужое. Никто его здесь не найдет. Да и не будет искать. Документы в отличном состоянии, кое-какие деньги по карманам рассованы, затеряться ничего не стоит. А «объект»... Он оглянулся на девушку, Марину освещал неровный зыбкий свет, отразившийся от воды. Странное голубое марево — неживое, ненастоящее. Но веселые карие глаза, сверкавшие сильнее реки, не давали поверить ни в «майскую ночь», ни в «утопленницу».
Эдик очнулся, когда понял, что забыл дышать. Закашлялся.
— Ооооо, — Марина неодобрительно покачала головой, — вам хоть есть куда идти?
По должности надо было сказать: «Да, конечно», заручиться обещанием «увидеться как-нибудь» и уйти. Небольшой контакт, зацепка для установления в дальнейшем не очень близкого, но теплого знакомства... Так было положено по легенде, по инструкции, по здравому рассуждению... «По барабану», — подумал Эдик, и сам удивился своей смелости.
— Я даже не знаю, где нахожусь, — мокрый джемпер прилип к телу и слезал со скрипом.
— Ну, тогда приглашаю вас. А то зачем было вытаскивать, чтобы потом дать умереть от воспаления легких? Танцы для меня сегодня все равно закончились. Да и что там интересного могло случиться? Но готовьтесь к допросу с пристрастием, у меня очень строгая мама.
— Ничего, с мамой мы справимся, — пробормотал парень, и уже громче, — Разрешите подать вам руку, милая сеньора. Я испортил вам вечер, пусть и не со зла, поэтому с этой минуты ваш должник. Дважды.
Она коснулась предложенной руки, его сердце дернулось и провалилось. Куда-то глубоко. На самое дно Марианской впадины. «Мое или чужое? — думал он по дороге, поддерживая непринужденную веселую беседу ни-о-чем, — Мое или чужое?» А сердце из глубины тяжелыми раскатами отстукивало: «Твое... твое... твое...»
* * * * *
Олег Геннадьевич забыл нас полностью через минуту. Он потер виски и несколько озабоченно поинтересовался, где находится и что делает в этом месте. Версия о «разработке стратегического плана развития бизнеса в связи с изменениями временного контура сроком на три года» более чем устроила. Настолько, что он наобещал всей лаборатории неземных благ и не стал долго мучить нас своим присутствием.
— Прокатило? Прокатило! Класс! — Игорь катался взад вперед на стуле, имитируя зажигательный народный танец, — А я не сомневался!
— Я сомневался, — рыкнул Павел, поймал его за подлокотники и поднял до своего лица, — Ты — придурок. Тебе ни черта доверить нельзя.
Огромные кулаки разжались, не смотря на внушительную внешность, бывший боксер ненавидел физические расправы. Офисное кресло с грохотом рухнуло вниз. Колесики обломились и ушли в свободное путешествие.
— При чем здесь я? — прохрипел Игорь, — Это же все новенький!
Паша набычился, тяжело вздохнул и выдал самую страшную из известных угроз:
— В капсулу посажу. И сам все синхронизирую.
— У него инструкция была!
— Кто ее читает? Ты читал?!
Их ругань отвлекала, разгоняла нервную дрожь. Отпускало. Я сел прямо на пол под стендом с чертежами. И все пытался втянуть в себя глупую улыбку. Она сопротивлялась, прорывалась наружу.
Павел возвышался горой, пришедшей к Магомету. Или Голиафом, взявшим матч-реванш. Только вот Игорь в соперники лезть не хотел. Гера щепкой торчал рядом с зоной конфликта, не зная, куда себя деть.
Дверь распахнулась настежь. Сквозняк смахнул бумаги со столом, затрепал юбку Полины. Девушка влетела в комнату с радостными визгами.
— Мы столкнулись! Он не узнал меня! Ребята, поздравляю, мы создали настоящее!
— Какое настоящее? — вставил стажер. Игорь охнул и спрятал лицо в ладонях, Павел выдохнул с шипением спущенного пара. Мимика на его лице была богатая, как словарь трудных слов и выражений.
— Это настоящее. Это, — я поднялся, отхлебнул из чашки остатки холодной бурды, — Надеюсь, оно тебя устраивает?
— Роберт Эдуардович, не трескали бы вы кофеек на голодный желудок, — Полина отняла посудину и выплеснула в раковину мутный осадок.
У новенького было не такое богатое эмоциями лицо, но движение мысли вполне фиксировалось. Для усиления эффекта я повернул к нему фотографию в рамке, которая всегда стояла на моем столе. Девушка среди одуванчиков с очаровательной улыбкой. С маленькими веснушками россыпью. C трогательными завитками волос на шее. С радостью во взгляде.
Стажер тут же подлетел к снимкам, забытым клиентом. Но с них Марина уже исчезла. Сменилась другими лицами, другими знакомыми, другими событиями.
Осталось сопоставить фотографию «объекта», удивительным чудом все это время простоявшую так близко, и мое отчество. Тяжелейшая задача.
Странная штука — время. Иногда, чтобы все осталось как есть, надо когда-то что-то поправить. Найти недостающий фрагмент и приладить на место. Или свернуть временную петлю. И раз так происходит, то так и нужно. Не бывает случайностей.
— А как проверить, что это не ошибка? — вот и первый взрослый вопрос.
Полина ответила за меня. Подошла, потупив взор, протянула свою узкую ладошку:
— Будем знакомы. Полина. Координатор. «Копия». Буду лет через тридцать.
Гера смотрел на девушку по-новому. Но, молодец, не шарахнулся, аккуратно сжал ее пальцы.
Следующего вопроса слышать не хотелось. Его задают всегда, только после задумываясь, насколько он меня тяготит. Но сначала спрашивают. Действительно, непонятно — откуда бы я взялся, если бы меня никогда не было. Где начинается петля.
Но в этот раз спас городской телефон, он настойчиво и громко потребовал к себе внимания.
— Добро пожаловать, — сказал я стажеру — успеется, позже его просветят по поводу всех здешних теорий — и уже в трубку, — Да, мама...
Мария Акимова © 2006
Обсудить на форуме |
|
