|
КМТ
 Учебники:
Издатели:
Ссылки:
|
Фантастика 2006 Женя Сергиенко © 2006 Бабушка Грэга Из-за горного хребта выползало солнце. Сквозь матовое стекло оно выглядело нереально тусклым, и весь кусок мира, ограниченный рамками иллюминатора, походил скорее на мультяшную панораму, чем на реальный пейзаж военно-воздушного полигона. С пятисотметровой высоты нагромождения ангаров казались обувными коробками, раскиданными по асфальтовому полотну. Внизу копошились люди. Чтоб отвлечься, я решил следить за джипом, нырявшим по шоссе, но тот, превратившись в черную точку, исчез, оставляя на дороге пыльный след. Дальше ждать не хватало терпения. Подумав, чем бы еще заняться, принялся считать до ста, но на третьем десятке бросил — бесполезно, с волнением не справиться все равно.
Скосив глаза, я позавидовал невозмутимости Грэга. Тот увлеченно орудовал с рычагами на панели управления и докладывал обстановку в микрофон: «выключатель автоматического выброса включен», «посадочный бак в автономном режиме».
С Грэгом регулярно выходили на связь — в тишине пассажирского отсека треск наушников различался достаточно хорошо. А вот со мной, помимо докторов, никто не общался. Впрочем, их интересовали исключительно мой пульс и давление. Психологов в этой шайке не было, иначе б догадались, каково это, два с половиной часа проторчать в крошечной капсуле на макушке «Редстоуна», размышляя, с чего это старт задерживают, и все ли в порядке с этой чертовой ракетой. Я по-другому воспринял бы ситуацию, если б до этого хоть раз побывал в космосе. Но этот полет был для меня первым, и хочется верить, не последним. Даже если Мировое Сообщество Освоения Луны изничтожит археологов как штатную единицу, возвращаться домой все равно придется.
Почему полет откладывают? Что случилось? Думаю, Грэга уже известили. Правильно, пилоту положено быть в курсе. От недостатка информации пусть страдает пассажир. Вспомнилась злорадная ухмылка мистера Райда, руководителя проекта транспортировки модулей, и его слова: «В пилотируемых космических полетах археолог разбирается, как свинья в апельсинах. К чему технические термины? Расслабься и получай удовольствие». Я честно пытался следовать совету, не выдержал, спросил:
— Грэг! К чему тянуть резину? У нас проблемы?
— Все о’кей, Серж. Расслабься. Получай удовольствие.
Невыносимо! Ненавижу неопределенности. Не хотят говорить — не надо. Тогда займусь вредительством. Прекрасно сознавая, что пустой болтовней засорять эфир запрещено, я по-идиотски улыбнулся:
— Ты веришь в инопланетян, Грэг?
— М-м? — отозвался мой попутчик, приоткрыв один глаз.
Бесконечное ожидание утомит кого угодно, даже Грэга, в свое время получившего медаль за освоение космоса. Такие награды кому попало не раздают, Грэгу пришлось изрядно попотеть, мотаясь туда-сюда по орбитам. И он неплохо стравлялся: нажимал на кнопочки, дергал рычажки. Но когда наушники умолкали, он пялился в иллюминатор или просто закрывал глаза. Кто знает, о чем думает Грэг в такие минуты. Может, тоже считает до ста?
Как ни странно, но мой попутчик оживился и повернул голову. В его глазах читался интерес. Грэг уже открыл было рот, когда я запоздало сообразил, какую околесицу он сейчас понесет. Будучи истинным сыном Америки, Грэгори должен, нет, просто обязан верить в пришельцев. К тому же, он вырос в Техасе, а в таких позабытых Богом штатах все помешаны на НЛО. По статистике, летающие тарелки там похищают чуть ли ни каждого пятого, способного сообщить свои переживания миру и, в частности, желтой прессе. Пальма первенства, бесспорно, принадлежит домохозяйкам — либо они наиболее приспособлены для опытов, либо обладают чересчур изощренным воображением. И теперь придется выслушать душещипательную историю про бабушку Грэга, над которой надругались зеленые человечки...
— Знаешь, Серж, — доверительно начал Грэгори, — лет двадцать назад инопланетяне уперли мою бабку...
Я страдальчески закатил глаза.
— Вы чего там, охренели? — раздалось в наушниках. — Готовность номер один. Начинаем отсчет. Десять. Девять. Восемь...
Силой тяжести меня вдавило в кресло, а Грэг невозмутимо продолжал: «вибрация в норме», «сброс головного обтекателя произведен». Через девять минут мы с облегчением перевели дыхание — пиропатоны отстрелили третью ступень ракеты, корабль вышел на орбиту.
*
Кажется, это случилось год назад. Да-да, именно весной, в мае. Помню, мы еще застряли в пробке на Боровском шоссе, и я, проклиная тот вечер, а заодно и все пятничные вечера, и неутомимую тягу москвичей выбраться на выходные из душного города, изнывал от жары. Опущенное стекло не помогало, от асфальта шел жар. Я вытирал шею салфетками из «Макдоналдса» и думал, что картошка-фри чувствовала себя не лучше, прежде чем отправилась с нами на дачу. Радио зажигало бодренькими хитами. Жизнерадостный диктор слегка простуженным от кондиционера голосом зачитал последний блок новостей: в Персидском заливе кончилась нефть. Помню, мы посмеялись — теперь Россия покажет всем «кузькину мать», нефтедоллары потекут рекой. Никому даже в голову тогда не пришло, что в Сибири нефти на всех не хватит. Так незаметно подкрался самый настоящий энергетический кризис.
Буквально через неделю цены на бензин взлетели, впрочем, и на все остальные энергоносители тоже. Вскоре жизнь моя кардинально изменилась: просыпаться стал на два часа раньше — пока спустишься с одиннадцатого этажа, пока пробежишь десять километров до работы. Автотранспорт стал роскошью, а московская подземка умерла навсегда. Энергию экономили буквально на всем, и по вечерам столица вымирала, превращаясь в безжизненное нагромождение многоэтажек с черными впадинами окон.
Обо всем этом я как-то позабыл, к хорошему быстро привыкаешь. И всего-то — месяц на испытательном полигоне во Флориде, где от избытка электричества начинало тошнить. Когда тебя по пять раз на дню прокручивают в центрифуге, словно фарш в мясорубке, имитируя космический полет, поневоле задумаешься, к чему нужны такие приключения. Но я выдержал. В итоге, среди буквоедов-археологов выбор пал на более жизнеспособного, точнее, на меня. Теперь матушка-Россия посылает своего измотанного американской центрифугой сына на Луну, чтобы тот в авральном порядке поискал следы инопланетных цивилизаций. Охота за легким изотопом гелия — единственной надеждой человечества на возвращение к нормальной жизни — уже началась: экскаваторы лунный грунт тоннами щелкают, как семечки, за неделю перепахивают по десять квадратных километров. В тонне реголита, как известно, всего-то миллиграммов десять гелия-3, и лунная промышленность, в угоду земной, раскручивает свой безжалостный маховик. Первым под его лопасти угодило море Кризисов, следующим планировалось изничтожить море Спокойствия на нулевом меридиане.
А как же тайны Луны, опомнились ученые, надо срочно кого-нибудь послать. Мировое Сообщество пошло на уступки, в программу освоения включили археолога.
— Серж, — зевнул Грэгори. — Как тебе космос? Впечатляет?
Я пожал плечами: космос, он и есть космос, совсем как в тренировочной капсуле. Может, небо здесь черней. И тихо. В прошлой жизни остался вой ракетных двигателей, его сменило успокаивающее гудение электрических систем, инверторов, гироскопов, видеокамер. Ночная сторона Земли заслонила Солнце, и только по краю планеты вытянулась оранжевая полоса, будто расплавленное светило разлили по облакам.
*
Удивительно, как менялись наши представления о Луне. Еще недавно она вдохновляла поэтов, художников и прочих эмоционально неуравновешенных личностей. Впрочем, понять их нетрудно: когда бредешь теплым майским вечером с симпатичной блондинкой по лунной дорожке, черт знает что можно натворить, даже стихи придумать. Другое дело, ученые. Астрономы, к примеру. Не успели изобрести мало-мальски приличного телескопа, так давай на Луну пялиться, высматривать лунных жителей. Жаль, что романтика канула в лету. Для моих современников Луна постепенно превращается в промышленную зону, некий экологически безопасный аппендикс, куда можно сплавить опасное производство: разработки гелия уже ведутся, лет через пятьдесят всю атомную промышленность перебросят сюда.
Корабль шел на посадку. Линия горизонта постепенно снижалась, по сторонам разбегались горы, долины, кратеры. Вскоре единственное, что оставалось в поле зрения, была разметка космодрома. Сектора его выкрасили черно-белым, и с высоты он напоминал шахматную доску с одинокими фигурами металлических уродцев, позабытых на поле боя после гигантской партии. Хотелось спросить, к чему такой непонятный раскрас, но я не успел: от жуткой вибрации заложило уши, ремень вдавил в кресло так, что дышать удавалось через раз. По посадочной полосе уже спешил транспортер, издали похожий на обрезок трубы с колесами. Грэг расслабился, растер ладонями уши.
— Ну все. Приехали.
Я набрал полную грудь воздуха. От волнения закружилась голова.
По глупости я когда-то думал, что космонавты на Луне передвигаются пешком. С ужасом представляя, каково это, брести со стокилограммовой амуницией на плечах, настроение портишь заранее. Газовая смесь будет тихо шуршать по трубкам, шлемные пластины ограничивать обзор, да и сам я стану неповоротливым.
В жизни все оказалось все намного проще. Грэгори, хрустнув суставами, сладко потянулся, помог мне выпутаться из паутины ремней, подтолкнул к выходу. Возле люка мы немного потоптались, ожидая, пока в шлюз закачают кислород, и безо всяких скафандров перебрались в светлое нутро транспортера. Наше средство передвижения имело крышу, пусть прозрачную, зато герметичную. Устроившись в кресле, я закинул руки за голову и уставился в стеклопластиковый потолок.
Над головою зияла траурная бездна космоса. Звезды здесь слишком яркие. Кажется, будто на небо натянули черную ткань и прибили гвоздями, их серебряные шляпки горели ровным синеватым светом и, кстати, не мигали, как это обычно выглядит с моего балкона. Вытянув шею, я увидел тусклый диск Земли. Что ж, с расстояния четырехсот тысяч километров наша планета смотрелась довольно неплохо — эдакий школьный глобус со светлыми кляксами материков. Подумать только, семь миллиардов человек крутятся на этом шарике и даже не подозревают, что у них над головами проползает консервная банка, в которой мы с Грэгом, собственно, и сидим.
Солнца в пределах видимости не наблюдалось, и этот факт меня чудовищно расстроил. Дело в том, что ночь на Луне затягивается на пятнадцать земных дней, а у меня командировка всего-то шесть суток. Ну и ладно, восход посмотрю по телевизору.
Транспортер мягко покачивался на ухабах. На базе, меня ждала горячая ванна, еда и, самое главное, любимая работа. Я мечтательно вздохнул. Трудно представить, сколько тайн хранят лунные артефакты.
*
От моей пламенной речи капитан Фрейзер заметно приуныл. Поставив локти на стол, он отвел глаза. Эта маленькая победа воодушевляла. Приподнявшись на стуле, я попытался перехватить его взгляд.
— Это вы! Вы!
Капитан протестующе поднял руки.
— Да-да, именно вы! Вы мешаете человечеству!
Одна только мысль, что экскаваторы Фрейзера готовы сравнять с землей (о, пардон! с лунной поверхностью) самую таинственную загадку нашего спутника, приводила меня в бешенство. Лет сто назад орбитальная станция Лунар-2 сделала потрясающие фотографии: с высоты сорока пяти километров удалось запечатлеть восемь странных объектов, внешне напоминающих обелиски. Они отбрасывали длинные и подозрительно ровные тени. Эти снимки в свое время здорово нашумели в прессе. Общественность волновалась, ученые рвали глотки в спорах об искусственном происхождении шпилей. Их координаты перенесли в древнеегипетскую систему «абака», и тут уж последние скептики стыдливо поджали хвосты. Оказывается, лунные артефакты являются ни чем иным, как зеркальным отображением знаменитых пирамид Хеопса, Хефрена и Микерина. А дальше стало еще интересней: миру представили третьего близнеца, на сей раз марсианского происхождения. Так называемый «марсианский Бастион» обнаружил искусственный спутник, когда составлял трехмерную карту нашего ближайшего соседа. И самое невероятное — на Земле, Луне и на Марсе эти сооружения находятся на одной и той же координате, на тридцатом градусе северной широты нулевого меридиана. Что это? Игра природы? Вряд ли. Таких совпадений не бывает. Лично я уверен, инопланетные цивилизации оставили нам, землянам, послание. Но зачем столько пирамид городить, непонятно. В любом случае, лунные обелиски следует тщательно осмотреть. А вот Фрейзер со своими экскаваторами хочет изничтожить их чуть ли не завтра, причем самым варварским способом — запихать в печь для диссорбации гелия. Ужас!
— Вы, мистер Фрейзер, враг! — выкрикнул я. — Враг человечества!
— Да при чем тут я? — разозлился капитан, вскакивая. — Чего вам нужно? Я-то чем мешаю?
Я криво усмехнулся:
— Будто не знаете? Каждый школьник в курсе, что лунные обелиски обнаружили именно в море Спокойствия. А вы...
— Да что я? Думаете, я тут экскаваторами управляю? — с досады пнув стул, капитан обернулся. — Кстати, дорогой мистер Зверев, каждый школьник знает, — передразнил он, — что программа освоения Луны разрабатывалась не за год. Это орбитальные зонты тут запасы гелия исследовали, это автоматические станции тут модульное оборудование устанавливали. Заметьте, лично я к выбору места для базы никакого отношения не имею. Согласны?
Пришлось соглашаться.
— Я тогда еще, — подсчитывая, капитан на секунду задумался, — я тогда еще в колледж ходил. А почему выбрали именно море Спокойствия, да откуда ж мне знать? Наверно, здесь массовое скопление изотопов или еще что-нибудь в этом роде. Но я! Я просто исполняю приказы!
Кабинет вдруг показался слишком тесным. Вдоль стены — десяток стульев, на пластиковом столе — ноутбук, окна-иллюминаторы, плазменный экран на стене. Капитан отошел к окну, и я молча смотрел на его сцепленные за спиной пальцы. Он тяжело вздохнул, и мне стало мучительно больно. И стыдно. Действительно, при чем тут капитан? Это я, идиот, выместил злобу на Фейзере. Про разработку лунного гелия говорили давно и много. Хорошо помню ролик, его часто крутили по телевидению (разумеется, пока оно было живо). На фоне звездного космоса выплывал желтый бок спутника, удивительно похожий на головку сыра, и по его дыркам замысловатая техника собирала реголит. «Луна, — гласила бегущая строка, — путь к звездам». Планировалось, что к лунной программе гелий будет лишь бесплатным приложением. Супермощнейшие телескопы, службы астероидного контроля, крупномасштабные базы по исследованию Солнечной системы — вот какой хотелось видеть Луну в будущем. Но на карте ценностей сбились полюса, и мы выбрали иную дорогу. Гелий! От его доступности и масштабности гипотетических залежей захватывало дух. Вот он — энергетический Эльдорадо, его нужно срочно оприходовать. О телескопах, космодромах и прочей чепухе как-то позабыли, чего уж говорить о лунных артефактах. Археология, уверяли политики, это прихоть сытого, зажравшегося общества, а Земля без электроэнергии просто задыхается.
— Я не могу остановить производство, — глухо сказал капитан. Лица его я не видел, но на руки было страшно смотреть: Фрейзер сжимал пальцы так, что побелели костяшки. — Не могу.
— Понимаю.
— Да что вы заладили! — сорвался он. — Понимаю! Ни черта вы не понимаете! Это не игрушки! Если реакторы остынут, мы их собственными силами не запустим. Да какой, к черту, запустим! Все! Финиш! Титан на переплавку. Да-да, именно, на переплавку. А где, скажите, столько энергии взять? Солнечные батареи? Не смешите! Остановка реакторов — все, конец! Для Земли, для Луны и всего остального. Человечество сдохнет в своих тухлых городах и никогда, слышите, никогда не полетит к звездам! Понимаете?
— Да уж.
— Так вот, — продолжал капитан, меряя шагами кабинет. — Лично я с радостью составил бы вам компанию. Внеземной разум, загадочные обелиски — интересно же, черт побери. Но...
Подняв голову, я молча наблюдал, как Фрейзер медленно разворачивается на мысках.
— Но, — капитан почесал затылок. — Тут приходится думать о другом. Лунная база в первую очередь предназначена для сбора грунта, из которого потом извлекают гелий-3. Процесс, надо сказать, непростой — четыре стадии производства — и трудоемкий. Из тонны реголита получают ноль три десятых грамма изотопа, зато энергетическая мощность его велика. Для энергоснабжения целой планеты требуется всего каких-нибудь двести тонн в год. Человечество смотрит на нас с надеждой, лунная база — единственный путь к возрождению. Это мы тут шикуем. А каково на Земле без света! Ну?
Я кивнул. Электричество в Москве включают на два часа, едва успеваешь что-нибудь приготовить. А зимой и вовсе страшно. По ночам караулишь буржуйку. Бывает, угли сыпятся на пол, у нас так соседи с десятого этажа погорели. Я притащил с работы стальной лист и постелил в коридоре. Тут уж не до красоты, дожить бы до лета.
— М-да, времена, — задумчиво произнес капитан. — А давайте-ка вы, мистер Зверев, поищете где-нибудь в другом месте? А я помогу. Но туда не суйтесь. У меня там двадцать три экскаватора работают, и все запрограммированы. Ну ладно, мы их, может, и передвинем. Но рельсы! Рельсы, по которым реголит перевозят! Я ж их вручную не потащу! И технику уже на Землю увезли. Ну, как? Договорились?
До боли закусив губу, я размышлял, почему все так плохо. Прошлый век был богат на сенсации: подобрали ключ к шумерской письменности, обнаружили астрономические таблицы раннего Египта. В аккадских текстах нашли и вовсе потрясающие сведения. Оказывается, четыре тысячи лет назад Землю посещали «аннунаки» (те, кто пришли с небес). Они, если верить источникам, летали на огненных колесницах и даже построили город на берегу Евфрата Тильмун, что в переводе с шумерского означает «место огненных колесниц». В поисках мистического поселения археологи перекопали Иран, Ирак, а заодно и Кувейт. Бедняги! Не знали, где искать. Но я-то знаю! Два года назад я даже защитил диссертацию «Пирамиды — топографическая матрица вселенной». Что ж, домохозяйки могут спать спокойно, у инопланетян совершенно другие пристрастия, о которых, человечество, увы, не узнает. Чертов гелий!
Заметив мою нерешительность, Фейзер тяжело вздохнул.
— Ну, хорошо. Сколько вам нужно? Час? Два?
— Час? — недоверчиво повторил я. — Трое суток.
— Ага! Трое суток! Пять часов и ни минутой больше. Не хотите? Не надо! Идите вон, погуляйте вокруг базы.
Я обомлел.
— Согласен! Согласен на пять часов! — заторопился я, вскакивая. — А можно еще транспорт какой-нибудь?
— Конечно, — кивнул капитан. — Сейчас распоряжусь. Только помните. Вы там особо не увлекайтесь. Обещаете?
— Да без проблем!
— И еще, — сказал капитан, поднимаясь следом. — Зайдите в столовую что ли, перекусите, а то свалитесь еще от голода. И вещи соберите. Через двадцать минут встречаемся у пятого шлюза.
— Спасибо, — улыбнулся я, прикрывая за собой дверь.
*
Если б пришлось выбирать, где поселиться, с радостью обосновался бы на Луне. Тут все дело в силе тяжести, здесь она меньше в четыре раза. Легко сидеть, легко стоять, легко дышать, в конце концов. Но передвигаться сложно: прыгаешь, как дурак. Грэгори научил меня ходить с пятки. И правильно! Потолки здесь высокие, но я, оказывается, знатный прыгун: три метра в высоту без разбега, и все лампочки — мои. А какой сильный! Пятикилограммовый чемоданчик с инструментами одним пальцем швыряю на шкаф. Я б и шкаф поднял, да только мебель винтами к полу прикручена.
Со сборами управился за пару минут и побежал в столовую. Ну конечно же, не побежал. Пошел быстрым шагом, не забывая ставить ногу правильно, на пятку, и при каждой возможности хвататься за стены. Что ж, на Луне особо не разгонишься, зато при ходьбе получаешь массу удовольствия.
В базовом модуле потолки ниже, и освещение не такое яркое, как в административном. Повсюду понатыканы пальмы и диваны для релаксации. Уютненько, особенно в столовой: на иллюминаторах — тканевые шторки, скатерти и радостно-издевательское «welcome» на коврике под ногами, брошенное исключительно для декора. И первым, кого я увидел, был, конечно же, Грэг. Он возвышался над тарелками, с предвкушением потирая руки. Я даже не думал, что Грэгори такой гурман. А еще я не думал, что сам зверски проголодался, и все-таки после секундного замешательства вынул из автомата сэндвич и кофе, решив ограничиться ими. Времени практически не оставалось, меня ждал пятый шлюз, капитан Фрейзер и лунные обелиски.
— Ужас, — Грэг сочувственно окинул взглядом содержимое моего подноса. — Диета?
— Скажешь тоже! — я старался говорить и жевать одновременно. — Некогда!
— Ну-ну, — покачал головой он. — А потом язва.
— Язва? Да меня Фрейзер ждет! Лечу к обелискам!
— Но язва...
— Сам ты язва! Давай помолчим!
Обиженно засопев, Грэгори выудил из креманки скампию. Та аппетитно покачивалась на вилке, а я с ожесточением вонзился зубами в бутерброд — салат из морских тварей удивительно вкусный, это я помнил еще с тех пор, пока в Москве работали рестораны.
— У моей бабки вот тоже язва была, — лениво заметил Грэг, разглядывая скампию. — Помнишь, я тебе про бабку мою говорил? Которую инопланетяне похитили? Помнишь?
— М-м-м.
— Так у нее тоже язва была. До того, как ее инопланетяне того...
— Чего, того? — вспылил я. — Хватит! Дай пожрать!
— О чем, молодежь, спорим?
От неожиданности я даже закашлялся — предательский сэндвич пошел не тем горлом. Сквозь выступившие слезы удалось разглядеть магнитную «молнию» комбинезона, натянутую на объемный живот.
— Ага, Серж, познакомься. Это мистер Шварц, наш доктор, — прокомментировал Грэг.
— Рад, безмерно рад встрече, — раздалось сверху, и доктор плюхнулся рядом. Теперь в поле зрения попали его серые глаза и темная полоска усиков над тонкими губами. — А вы, полагаю, археолог?
— Да-да, археолог, — подтвердил Грэг, пользуясь моим замешательством. — Мистер Зверев собственной персоной. Прибыл только вчера и теперь отправляется к обелискам.
Шварц театрально округлил глаза.
— Разве вы не слышали про лунные обелиски? — в свою очередь удивился Грэг. Я с облегчением вздохнул: Грэгу лишь бы потрепаться. Про бабку, про обелиски — не имеет значения.
— Так вот, обелиски! — значительно начал Грэг. — Это такие хреновины, которые находятся в море Спокойствия. Серж думает, что их строили инопланетяне. О, кстати! Серж! А мистер Шварц ведь твой коллега.
— Ну, — замялся доктор. — Вы преувеличиваете. Я так, любитель. Раскопки — это только хобби.
Чертов сэндвич! Жесткая отбивная мешала участвовать в разговоре. Хотя, эти двое отлично справлялись и без меня.
— Серж думает, что обелиски — это инопланетные координаты. А я так не думаю. Зачем им координаты? Они воруют людей для опытов.
— Чушь! Чего в людях интересного! Поверьте мне, специалисту по анатомии. Мы примитивны.
— Бросьте! Примитивны! Сколько вы червяков в академии искромсали?
— Ну, черви!
Промокнув губы салфеткой, я поднялся.
— Приятного аппетита. Я пошел.
— Сообщите, если чего-нибудь отыщете, — попросил доктор.
— Непременно.
На пороге я обернулся. Они все еще спорили.
*
Словно театральный занавес, разъезжались двери ангара. Я нервно сглотнул, жить на Луне как-то перехотелось. Однообразная равнина вытягивалась до горизонта, который тут, кстати, непривычно близкий. Местность была отлогой, изъеденной кратерами, издали похожими на холмы. По периметру базы бродили желтые лучи прожекторов, выхватывая из темноты песчаный грунт и обломки пород, едва прикрытые песком. Нащупав ремень безопасности, я с трудом перекинул его на плечо. В скафандре двигаться неудобно, да и в тесной кабине катера особо не развернешься. В иллюминаторах чернело небо с миллиардом незнакомых звезд и трогательным голубым шариком, Землей. Родная планета оказалась так далеко. Она слабо светилась и дарила хоть какое-то освещение ночью. Кабину затрясло. Наш катер рванул, поднимаясь все выше и выше.
Дикое место. Вряд ли сюда когда-нибудь доберется цивилизация. Внизу извивались рельсы, сновали вагонетки, адские машины мигали проблесковыми маячками, сгребая верхний слой реголита, они оставляли после себя достаточно ровные траншеи. Да, это можно назвать цивилизацией, но я имел в виду абсолютно другое. Здесь никогда не будет автомобильных эстакад, откуда город превращается в глянцевую обложку журнала; не будет улиц с частоколом подъездов, хилых газонов; не будет памятников архитектуры и новых стеклобетонных каракатиц с рекламными щитами, и тополиного пуха весной, и зимней укладки асфальта, и луж, и сугробов, и пьяного дворника дяди Миши, и ритуального сжигания листвы в октябре, и дурманящего запаха яблок (ими торгуют на автобусной остановке) — одним словом, никаких радостей обитания в плотно урбанизированной зоне здесь не предвидится.
И от этой унылой панорамы становилось до того одиноко, что хотелось обратно, в тесное нутро космодрома, к лабиринту пальмовых коридоров и человеческому теплу. А тут еще засела в голове напутственная речь Фрейзера и завуалированное обещание натравить экскаваторы, если я замешкаюсь на объекте. Он, видите ли, ради моего любопытства реакторами рисковать не собирается. Помереть под гусеницами в двадцать пять лет? За идею? Нет уж, спасибочки. Не думаю, что моя мамочка обрадуется. Если честно, я уже серьезно размышлял, а стоит ли вообще подходить к обелискам. Мой новый пилот сосредоточенно молчал, зато ассистент, заботливо предоставленный Фрейзером, болтал без умолку. Я вздохнул, отступать было поздно.
— Смотрите! Вон они! — суетился помощник, молодой парень с пышной шевелюрой. Его бурные реплики звенели в наушниках. — Да вот же! Не туда! Направо!
Ландшафт постепенно менялся, теперь поверхность превращалась в равнину, заполненную остывшей базальтовой лавой с темными островками норитов.
— Да вот же! — закричал ассистент. — Вот ваши обелиски!
Повернув голову я уперся взглядом в шлемные пластины скафандра, они загородили весь обзор. Ассистент услужливо крутанул мое кресло.
— Господи! — обомлел я. — Красота!
В наушниках хохотнул пилот, невидимый Фрейзер умолял поторапливаться, а я молча пялился в иллюминатор, совершенно потеряв способность соображать. Катер снижался, крылатая тень скользила по земле, опережая на полкорпуса, а впереди, в полумраке, вырисовывались пирамидальные столбы правильной конической формы. Их было восемь, высота на глазок — от пяти до десяти метров. На самом большом удалось разглядеть купол, у основания — квадратную выемку без дна, оно утопало в тени.
— Не тормози, — зашептал я, от волнения так и не смог совладать с голосом.
Катер послушно вздернул нос. В наушниках восхищенно тараторил помощник:
— Мама Миа!
— Что? — вмешался Фрейзер. — Что видите?
— Наблюдаем объекты, — ответил я. — Ох, вам бы посмотреть!
— Так включайте камеры, черт побери! Камеры включайте!
— Уже включил, — устало сообщил пилот. — Куда прилуняться?
Потянулись невыносимо долгие минуты, мы облетали центральный обелиск. Я активизировал планшетку, и теперь изображение с видеокамер поступало прямо на экран. В трехмерных координатах картинка выглядела более упорядочено и целиком помещалась на экран, хотя на самом деле ее площадь составляла сто шестьдесят на двести двадцать метров. Фиксировалось точное расположение и размеры. Купол в диаметре составлял пять с половиной метров.
— Вздутие лунных газов, — предположил Фрейзер, наблюдавший картинку в своем кабинете.
— Не согласен, — перебил я. — Идеальная форма.
— Санта Мария!
— Кругами летать будем? — поинтересовался пилот.
— Время, — напомнил Фрейзер. — Решайтесь уже. Зря летели?
Я взглянул на цифровое табло: в моем распоряжении оставалась двести пятьдесят одна минута.
*
Медицине известен целый ряд отклонений, когда люди боятся высоты, темноты, замкнутых помещений. Все болезни — от нервов. Страх высоты, к примеру, свойственен нерешительным, у кого от одной только мысли о необходимости выбора коленки трясутся. Бывают, конечно, балбесы, с криком «чего я не сокол», сигающие из окна, но это так, «клиника». Нормальный человек испытывает страх в пределах разумного.
Но я-то считал себя разумным. По крайней мере, раньше.
На подножке катера я стремительно терял равновесие. У человека в скафандре центр тяжести перемещается назад, и приходится нагибаться. Так и сделал. Теперь меня тащило вперед, вниз, в пропасть, под ногами разворачивалась ужасающая перспектива стены. Шагай, уговаривал внутренний голос, шагай, но ноги не слушались. До площадки с куполом оставалось не больше полуметра. Шагай, черт возьми.
Кажется, я все-таки шагнул, поднимая облако пыли. Она кружилась и не собиралась оседать. Я обернулся, мой помощник как раз примеривался спрыгнуть следом. На горизонте маячили экскаваторы-разрушители. Я аккуратно двинулся к трещине в куполе, которую мы приметили еще при подлете к обелискам.
Сунув голову внутрь, огляделся. Купол походил на огромную сферу, разрезанную пополам. Здесь было светло, сквозь дыры просматривались звезды, и старушка-Земля светилась над головой. Я сразу же решил проверить область примыкания стенок купола. Ассистент подсунул чемоданчик, я выбрал треугольную лопатку и полез в угол. Реголит, или как там его называют, поддавался легко, но очистить кусок для диагностики не получилось — пыль стояла коромыслом.
— Снимай камерой, — вмешался вездесущий Фрейзер. Ему, наверно, надоело следить за моими неловкими попытками.
— Знаю, — огрызнулся я и, заведя руку за спину, пошарил пальцами. В перчатку тут же вложили стержень миниатюрной видеокамеры. Я старательно поводил ею в углу и поднялся.
— Возьмем пробы грунта.
Мой спутник обернулся, сквозь стекло его шлема я увидел жалкую ухмылку. Кажется, он даже кивнул, но скафандр остался неподвижным. Жутко неудобные эти скафандры.
Мы вооружились щупами и проверяли глубину кратеров, которых здесь было в избытке. Особенно большие скопления находились под рухнувшим потолком. Вот они, следы астероидных ливней. Хорошо, что на Земле есть атмосфера, думал я.
Электронные линейки фиксировали глубину, я диктовал, Фрейзер пыхтел прямо в ухо. Он-то думал, что купол вздулся от газа, а кратеры попадались как на подбор, мелкие и неглубокие. Какие уж тут газы. Я все больше уверялся, что обвалившаяся крыша — давно позабытое строение рук человеческих. Тьфу ты, ну, конечно, не человеческих, тут замешан высший разум.
— Если б хоть лестница была, — приуныл ассистент. — Или лифт. — Видимо, ход наших мыслей совпадал.
— Может, они по-другому передвигались? Телепортация. Телекинез.
— Вздутие лунные газов, — устало напомнил Фрейзер. — Газеты нужно читать.
— Да пошел ты...
— Чего?
— А ничего.
— Ну-ну, — усмехнулся Фрейзер. — Ищите-ка свой лифт лучше. Осталась сто девяносто одна минута.
На сбор образцов ушло больше часа. Трудное это дело, собирать грунт на Луне. Сила трения совка пропорциональна весу образца, который, естественно, слишком легкий. При малейшем ускорении грунт соскальзывал, поначалу мы даже не успевали донести его до контейнера. Через час мы практически выбились из сил. Я разогнул спину и наконец-то вздохнул с облегчением — все восемь емкостей стояли заполненными.
— Что теперь? — спросил мой помощник, отдышавшись.
— Бурить будем. Надо узнать, может столб внутри полый.
— А бур где? — поинтересовался Фрейзер.
Я наклонился к чемодану. Капитан видел то же самое, что и я, через видеокамеру на моем шлеме.
— Ну, бурите.
— Ну, спасибо.
Винтовая нарезка медленно исчезала в глубине. Текли минуты, вращалась ручка, дисплей фиксировал однородную плотность. Я с тоскою поглядывал в сторону скважины, мы пробурили уже пять метров. Мой помощник опустился на корточки рядом.
— Ну, как?
— Да никак, — я махнул рукой. — Давай что ли просто походим, посмотрим.
— Пятьдесят четыре минуты, — напомнил Фрейзер, судя по дикции, он что-то жевал.
— Устал, — неожиданно признался я. — Спать охота. И жрать.
— И мне, — поддержал паренек и, помолчав, добавил. — У нас в Ливорно такие булки выпекают. И с маком, и с изюмом.
— Пятьдесят три минуты.
— А я люблю с миндалем. Миндаль горчит, а булка такая горячая, есть невозможно.
— Пятьдесят две минуты.
— Встаем?
Я протянул ему руку. Ассистент нехотя распрямился и побрел в противоположную сторону. На полпути обернулся, я услышал в наушниках его голос:
— А ищем-то чего?
Я задумчиво нахмурился. Действительно, а что мы, собственно, ищем?
— Что-нибудь. Что покажется тебе странным.
*
— Эй! Эй, вы что, оглохли? — это был снова Фрейзер. — Эй, ребята! Живые?
— Живые, — глухо ответил мой помощник и шмыгнул носом. — Вот это да!
— Да, — повторил я единственное, что смог выдавить.
— Что там, черт побери! Лестница? Не молчите! Двадцать три минуты!
— Господин археолог, — голос моего спутника сделался излишне официальным с чуть заметной хрипотцой. — Это что?
— Что, черт, там? Покажите!
Я медленно поднял руку и направил глазок видеокамеры вверх, на барельеф, который только что обнаружил в стене. В другой руке я сжимал фонарик. Его луч прыгал по каменному своду, я ни как не мог унять дрожь в пальцах.
— Дайте я, — рванулся мой спутник, выхватывая фонарь. — Смотрите, капитан. Как вам эта фиговина?
Фрейзер шумно вздохнул, закашлялся. Я молча злорадствовал, так ему и надо.
В том, что Луна нашпигована тайнами, как рождественский гусь апельсинами, не сомневался никто. Тем более мы, археологи. Четыре года, как НАСА рассекретило данные с «Клементины», с тех пор стены нашего института методично обрастали фотографиями лунных аномалий: квазипрямоугольные решетки равнинных депрессий, локальные скопления уступов, ожерелье террас, пещеры, тектонические разрывы рельефа. Завораживала коллекция символов, буквенных и цифровых, которые время от времени находили на Луне. Помимо тривиальных «стрелочек» и «крестов» длиною от десятка сантиметров до метра, «Клементина» увековечила представителей буквально всех земных алфавитов, в том числе китайские иероглифы, письмо для слепых, древнеиндийские символы, и даже руны легендарной Атлантиды. Несомненно, знаки являлись ориентирами для инопланетных космодромов, но зачем нужны наскальные барельефы в виде лилий, которые в прошлом веке обнаружили американские астронавты? Может, это следы инопланетного искусства, может, некие указатели кладов. В любом случае, неразгаданную загадку предстояло решать мне, потому как именно эту лилию я увидел на выступе.
— Господи, — пошептал в наушниках Фрейзер. — Делайте что-нибудь! Тащите ее сюда!
— Ассистент, лопатку!
Барельеф с легкостью отколупливался, но за ним неожиданно потянулся разноцветный пучок проводов. Я дернул за самый толстый, стена дрогнула, и плита, незамеченная ранее, провалилась вниз, открывая шахту — метр в поперечнике. Просунув голову, я пошарил фонарем. Бесполезно, дно тонуло в темноте.
— Двенадцать минут, — простонал Фрейзер. — Ради Бога, умоляю, только без глупостей.
— Веревку! — я завел руку за спину.
Веревку мне не подали. Паренек смущенно топтался в паре шагов, загораживая чемоданчик с бесценным мотком бечевы.
— Веревку, — с досадой повторил я.
— Но господин археолог...
— Веревку, черт!
— Нет, — он испуганно отшатнулся, едва не угодив ногой в чемодан. — Нет!
— Что?
— Нет! — решительности в его голосе прибавилось. Он пнул чемодан. — Вы не умрете! Не позволю!
— Что?
— Не умрете, — переведя дыхание, он успокаивался и теперь терпеливо, словно маленькому, объяснял. — Ну, вот сами подумайте. Осталось...
— Девять минут.
— Девять минут. Две минуты на крепление, пять — на спуск. Думаете, управитесь? Черта с два! Вас тут быстренько в изотоп переплавят! А я не дам! Не пущу!
Я растерялся.
— Не дури! Только одним глазком! Успею!
— Не дам, — он отошел подальше. — Не пущу! Поздно!
— Поздно, — устало подтвердил Фейзер. — Сваливайте, ребята.
Усмехнувшись, я вдруг вспомнил себя юного, пятнадцатилетнего, жаждущего приключений. Как долго я искал свое призвание. И нашел. Самую добрую, гуманную, самую мирную профессию на Земле. Знать бы заранее, какая участь поджидает меня здесь, на Луне. Бездушные экскаваторы ощетинили ковши на обелиски, а, значит, и на меня, погрязнувшего в недрах инопланетного лабиринта. И тогда, вопреки законам логики, захотелось рвануть, спрыгнуть. Смерть? Пускай! Зато какая красивая. Мое имя навсегда останется в истории.
— Веревку, дьявол!
— Нет!
Я навалился на него, щуплого паренька, верного помощника, пытаясь смять, отодвинуть в дороги. Он неуклюже вывернулся, и наши тела, царапая скафандрами грунт, покатились. Не известно, чем бы закончилось это безумие, если б не опомнились. Сигнал тревоги разорвал тишину, вгрызаясь в ушные перепонки. От ужасного воя загудела голова.
— Стоп! Серж! Прекратите! — орал Фрейзер. — Серж! Ты, засранец, пропорол скафандр. Срочно в катер, сволочи! Разгерметизация!
Я сел, растирая руку, огляделся. Мой ассистент тяжело дышал рядом. Еще немного, и я б одолел.
— В катер! — надрывался капитан. — В катер, сволочи!
— Пойдемте что ли. Вам, господин археолог, уже все равно.
Я вздохнул. Да, черт побери, мне теперь все равно. Аварийная система скафандра проработает минуты три, не больше, и, если меня не подключат к бортовой системе...
— Вставайте, — ассистент протянул руку. — Аккуратно. Держитесь за меня. Вот. Хорошо.
Катер умело лавировал над пропастью. Давление в моем скафандре падало. Я с трудом переставлял ноги.
*
В лазарете пахло медикаментами. С детства ненавижу больницы. Стойкий запах лекарств, запах боли, запах беды пропитывает одежду насквозь, с ним возвращаешься домой, он преследует тебя всюду. Ненавижу больницы, их отчужденную стерильность и пустоту.
— Будете жить, — улыбнулся доктор. — Рана обработана. Бог даст, обойдется.
Повернув голову, я взглянул на плечо, на темную кляксу «зеленки» поверх злополучной царапины.
— Заражения, думаю, нет, — пояснил доктор. — Легко отделались, молодой человек.
Прикрыв глаза, я чувствовал, как веки наливаются свинцом. Сейчас бы вздремнуть часок, но совесть, проклятая совесть не даст ни минуты покоя.
— Дурак, — прошептал я. — Если б немного пораньше, я бы нашел их следы.
— А чего искать-то? — удивился Шварц. Он повернул кран, и вода зажурчала по раковине. — Этих следов тут! Плюнуть некуда! Вот, кстати, гулял я тут по окрестностям...
Я вздрогнул. Доктор протягивал мне металлическую рейку, похожую на алюминиевую.
— Забирайте. Везите в свою лабораторию. Думаю, это от их корабля отвалилось.
Нервно сглотнув, я осторожно упаковал артефакт в стерильный пакетик.
*
Трудно представить нетерпение, с которым нас ожидали дома. Капсула, словно неуправляемое пушечное ядро, падала в океан. Небо синело, в наушниках слышалась болтовня спасательного экипажа. Меня вдавило в кресло — последний скачок перегрузки, и отпустило. Капсулу пару раз дернуло, и, наконец, закачало на волнах.
— Ну, поздравляю, прилетели, — улыбнулся Грэг. — Обещай погостить у меня недельку.
В глазах матросов, которые вытаскивали нашу капсулу из воды, читалось обожание. Они жали нам руки, хлопали по плечам, подсовывали огрызки бумаги для автографов. Полуторатонный контейнер с изотопом бережно водрузили на палубу. Вот он — бесценный груз, скоро он принесет свет и тепло в каждый дом.
После формального рапорта, нам выделили персональный лимузин до Далласа, родного города Грэга. В дороге я вспоминал лунный артефакт и непроницаемые лица сотрудников НАСА. Эти тупоголовые ребята, видимо, не понимали важности события. Грэгори развлекал меня нелепыми шутками, но я отчужденно отмалчивался.
Семья Грэга оказалась многочисленной. За столом собралось не меньше двух десятков родственников. Я искоса разглядывал бабушку Грэга, тучную женщину лет шестидесяти. После фантастических откровений ее внучка, она казалась мне чуть ли не родной.
Утром Грэг бесцеремонно ворвался в спальню и кинул на подушку газету. Я сладко потянулся, нащупал хрустящие листы, развернул, пробежался по заголовкам глазами и похолодел.
— Оперативно работают, собаки, — прокомментировал Грэг, сложив на груди руки. — Прямо анекдот.
Я оторопело кивнул. Американская пресса раструбила на весь мир, будто русский археолог приволок из космоса обломок антенны лунного модуля «Игл» и теперь выдает его за след внеземных цивилизаций.
— Ну ладно, не расстраивайся. Пойдем завтракать.
На кухне пахло свежесваренным кофе, бабушка сооружала тосты.
— Доброе утро, миссис Уилсон.
— Доброе утро, мальчик мой. Присаживайся к окну. Грэги, лапочка, разложи приборы. Угощайтесь, ребятки.
Я задумчиво жевал бутерброд. Хлеб был свежим, ароматным. За окном проплывали пушистые облака.
— Скажите, миссис Уилсон, вас правда похищали инопланетяне?
Она на секунду задумалась.
— Правда.
— И что?
— Ах, Серж, они подарили мне чудную вещицу, — бабушка подтянула рукав, на запястье болтался медный браслет. — Хотите, отдам? Сдадите на опыты.
Криво усмехнувшись, я вспомнил газетную статью.
— Нет уж, спасибочки. Женя Сергиенко © 2006
Обсудить на форуме |
|
