|
КМТ
 Учебники:
Издатели:
Ссылки:
|
Фантастика 2006 Виктор Исьемини © 2006 Нелюбовь Эпизод первый
Ридрих идет по темной галерее. Время от времени раздается глухой удар, своды дрожат, на голову сыплются клочья мха и куски сгнившей штукатурки. Это неприятно, шлем Ридрих потерял, когда протискивался в узкий лаз.
После схватки на мосту, стало ясно — Игмор не устоит. Возможно, кто-то питает иллюзии, но Ридрих уже сообразил: без старого барона им не продержаться. Старик — тот был отличным вождем, в меру храбрым и в меру подлым. Но на этот раз Фэдмар переоценил себя. Не взбреди старому упрямцу в голову устраивать вылазку — все, быть может, обошлось бы. Да и после — можно было укрыться в замке, поднять мост... но вот приспичило Фэдмару затевать идиотский поединок с верзилой в зеленых доспехах! Теперь и сам лежит во рву с разрубленной башкой, и мост из-за него поднять не успели. По мосту лигисты подвели таран и колотят в ворота так, что весь замок содрогается. А сопляк Отфрид, баронов сын, совсем ошалел от страха и не знает, что делать. Потому Ридрих надумал — не дожидаясь, пока осаждающие прорвутся во двор и устроят резню, укрыться в подвале, в старой части Игмора. Здесь можно отсидеться — два, три дня... вряд ли потребуется больше. Когда искать защитников замка перестанут, Ридрих попробует выбраться. А сюда, в заброшенные подземелья, вряд ли заглянут.
Под ногами захлюпало, дальше коридор затоплен — интересно, как высоко поднимается вода? Снова над головой бухнул таран, сыплется склизкая дрянь, c плеском падая на залитый водой пол. Ридрих даже различил расходящиеся по луже круги. В подземелье не совсем темно — похоже, фосфоресцируют стены и своды... Солдат шагает в воду и бредет, держась за осклизлые кирпичи. Неглубоко, едва-едва по щиколотку. Снова грохнул таран, посыпались ошметки... и — через несколько секунд — еще удар, теперь звук другой, это рухнули ворота. Конец, замок пал. Ридрих замер и несколько минут прислушивался — вроде бы он даже различает крики и звон оружия. Во всяком случае, таран больше не колотит. Солдат пожимает плечами и пробирается дальше.
Вскоре коридор раздваивается, Ридрих выбирает правый ход, там суше. Ход обрывается лестницей, ведущей вниз. Понятно, почему здесь нет воды на полу — имеется сток. Ступени покатые, покрыты слизью — незачем туда идти, неровен час, оскользнешься, так и башку недолго разбить. Солдат заворачивается в накидку и садится под стеной.
В галерее темно... клонит в сон... Плеск, топот, Ридрих вскидывает голову. Торопливые шаги, хлюпает вода, по стене скачут отблески — кто-то бежит, в его руке фонарь... Следом — еще шаги, тяжелые. Хриплое дыхание. Тот, что с фонарем, сворачивает влево, преследователи — за ним. Ридрих встает, вытаскивает меч, крадется к развилке. Выглядывает. Двое догнали беглеца, тот роняет фонарь, последняя вспышка, пламя с шипением умирает в черной воде на полу. В темноте мечутся тени, стальные лезвия высекают искры... Ридрих едва различает силуэты, дерущимся и того хуже — ослепли, когда погас огонь, рубят наугад. А беглецу не повезло — выбранный им левый коридор заканчивается тупиком, непонятно, зачем вообще был проложен ход... Бедняга отбивается, прижавшись к стене. Новый удар отшвыривает его, вываливается кусок кладки, с грохотом осыпаются камни, человек проваливается в образовавшуюся дыру, мечи преследователей с шорохом рассекают пустоту. Ридрих бросается на них, рубит того, что ближе. Крик боли, солдат выдергивает меч и едва успевает отбить удар, клинок ломается в руке — Ридрих скорее чувствует, чем видит это, сплеча бьет врага рукоятью в челюсть, тот визжит, отшатывается. Ридрих прыгает на него, оба падают в грязь. Прижимая правую руку противника коленом, находит горло, сжимает, наваливается всем телом, вминает в хлюпающую, чавкающую грязь. Пальцы лигиста скребут по рукаву — слабее и слабее... В проломе показывается спасенный Ридрихом беглец, но помощь не требуется — по телу врага пробегают последние конвульсии, он мертв.
— Я... сейчас зажгу... — тонким голосом.
Ридрих узнает мальчишку Отфрида.
— Фонарь? Не получится, намок.
— Нет, я и свечей захватил... Сейчас.
Вспыхивает огонек, свеча разгорается, выхватывает из тьмы исцарапанное грязное лицо баронета. Тут же серебристые очертания, обрисованные фосфоресцирующей плесенью, исчезают, их больше не различить.
— Ну и зачем ты сюда бежал? — спрашивает Ридрих.
— Здесь подземный ход, можно уйти из замка.
Ридрих поднимает руку — ему послышались голоса в галерее. Может, еще лигисты? Схватив Отфрида за руку, солдат увлекает парня в пролом, потом торопливо втаскивает покойников — сперва одного, потом другого — и обрушивает камни потревоженной кладки. Выходит удачно, дыра, которой вошли, завалена, а следов не осталось в луже. Тесная галерея, черный проход уводит наклонно вниз.
— Идем!
Чуть позже Ридрих вспоминает, что у него нет оружия, и отбирает у Отфрида кинжал. Тот не возражает. Идут. Догорает свеча, Отфрид поджигает от мигающего огонька другую. Коридор низкий, но стены, выложенные камнем, выглядят надежно. Становится холоднее. Справа показывается темный прямоугольник — развилка? Нет, крошечное помещение. Склеп, что ли? Отфрид просовывает руку со свечой внутрь.
На полу два скелета — абсолютно голых, ни клочка плоти, ни пряди волос, ни остатка одежды. Только на одном тускло поблескивает цепочка с медальоном — обвивает позвонки у самого черепа, а другой сжимает рукоять меча, лезвие скрывается между ребер того, что с медальоном. Покойники лежат, охватив друг друга руками, сплетясь в ком. Беглецы протискиваются внутрь. Отфрид быстро хватает цепочку (трещит хребет, череп откатывается в сторону) и меч.
— Ты знаешь, кто это?
— Предки, — бормочет Отфрид, избегая ридрихова взгляда.
— Между прочим, мне тоже причитается доля в добыче, — тут Ридрих замечает, что меч поврежден, острие отломано.
Баронет, удерживая свечу двумя пальцами, быстро стаскивает перстень с рубином, свеча дрожит в его руке. Ридрих осматривает перстень — золотой, массивный. Почему бы и нет?
— Ну, идем? Что-то холодно здесь...
Мальчишка протискивается из склепа наружу, Ридрих наугад сует руку в нагромождение костей, пальцы встречают что-то твердое и гладкое.
Отфрид снова идет впереди, солдат следом. Теперь, когда у него есть перстень, а у мальчишки меч, он спиной к баронету не повернется. Хотя пацан и кажется безобидным, но если хоть немного походит на папашу... Украдкой Ридрих разглядывает находку — ничего интересного, отломанный кусок клинка с острием, ерунда. Сам не понимая зачем, наемник сует обломок в карман.
— Эй, что там, почему встал?
— Свеча гаснет. Ридрих, смотри — пламя отклоняется. Здесь сквозняк?
— Да, парень, похоже, мы почти выбрались. Знать бы еще, куда...
Эпизод второй
Капитан Риллон прохаживается перед неровной шеренгой, оглядывает своих людей. Солдаты хмурятся и отводят взгляды. Не больше получаса, и начнется схватка, в которой большинство наверняка погибнет. Еще скорее — погибнут все. Можно ли сказать, что виноват в этом капитан? Сказать можно, кто из них, наемников, не поступил бы так же, как он — едва стало известно, что к войску герцога Энриха движется обоз со слабой охраной, само собой возникло решение — захватить богатую добычу именем его величества.
Когда лазутчики донесли, что обоз проходит соседним трактом, капитан как раз хмуро оглядывал с головы до ног Ридриха с Отфридом, явившихся проситься на службу. Оглядывал в десятый раз, раздумывая, нужны ли ему эти двое оборванцев.
После того, как они счастливо выбрались из захваченного замка, Отфрид увязался за солдатом, а тот согласился — уж лучше вдвоем. Прежде всего, беглецы привели в порядок одежду и умылись, потому что из подземелья вышли измызганными, в паутине и грязи — будто демоны из преисподней. Ридрих заметил, что мальчишка украдкой вытащил из кармана цепочку с медальоном и разглядывает. Перехватив взгляд спутника, торопливо напялил. Медальон выполнен в виде страшной оскаленной морды, рогатой, клыкастой, а глаза блестят красным — должно быть, крошечные рубины вставлены. Вещица затейливая, сделана искусно, но ценности небольшой. Меч из склепа тоже был не очень-то — обломанный клинок так и не удалось заточить, хорошее лезвие заканчивалось обрубком. В общем, перстень, подаренный Отфридом, куда лучше. Кое-как приведя себя в порядок, побрели прочь от родового гнезда баронета. Пару раз натыкались на сожженные селения, однажды набрели на место недавней схватки — голых обобранных покойников никто не подумал похоронить. Хотя в этих местах непрерывно шли схватки между войсками его величества и дружинами мятежных сеньоров, истинный хозяин страны был один — война. Война собирала здесь налоги, война венчала и отпевала, война подчинила себе производство и торговлю, все молились и поклонялись ей одной... Беглецы решили подыскать какого-нибудь военачальника и наняться на службу — как еще выжить в краю, где владычествует война? Вернее всего — служить ей!
Ридрих напрасно обходил поле боя — оружия так и не нашлось, а отфридов кинжал все же маловат. Пришлось подобрать древко пики и примотать кинжал к нему — вышло короткое копье. Пока солдат мастерил, парнишка все возился с клинком, пытался отточить. Вдруг вскрикнул и ухватился за грудь. «Что с тобой?» — окликнул Ридрих. «Нет, ничего...» — но сам полез под рубаху. Потом на ткани проступило крошечное темное пятнышко влаги — древним медальоном укололся, значит. Ридрих закончил возиться с копьем, и они двинулись дальше... Набрели на отряд капитана Риллона, и тот, может статься, отказал бы... но появились разведчики, сообщили о вероятной добыче, капитан и согласился. Обоз взяли легко, обошлось почти без крови... Да вдруг оказалось, что потому и охрана невелика, что герцог движется навстречу, и его авангард уже на подходе... Отряд Риллона прижали к реке, и не больше, чем через полчаса солдаты герцога пойдут в атаку. Капитан прохаживается перед неровной шеренгой, смотрит на своих людей... они молчат... Взгляды устремлены на далекий пригорок, поросший кустами — за ним враг. Позади, там, где остались захваченные фургоны, фыркают лошади.
Доносится отдаленный топот копыт, над кустарником вырисовываются острия пик, солнце играет на них — длинные слепящие блики. Риллон становится в строй. Проходит минута, всадники уже на вершине — разглядывают наемников и ждут свою пехоту.
Отфрид выдвигается веред, Ридрих косится на парнишку — лицо баронета меняется, чуть выступают челюсти, нависают надбровные дуги, глаза будто светятся под ними... Лицо паренька превращается в застывшую маску. Ридриху кажется, что он узнает эту гримасу, но, хоть убей, не помнит, где и когда видел нечто похожее.
— Прикрывай мне спину! — властно бросает Отфрид и поднимает нелепо обрубленный клинок.
Предводитель кавалеристов на холме машет узким значком на пике, длинные огни над вражеским строем разом гаснут — копья берут наперевес. С грохотом и бряцаньем кавалерия устремляется вниз. Сперва шагом, потом скорей, скорей, скорей... На холме показываются неприятельские пехотинцы, переваливают гребень, но на них никто не глядит — наемники Риллона отшатываются, потом, смыкая ряды, подаются вперед. Отфрид выдвигается из шеренги, Ридрих следом. Топот нарастает, уже можно различить лица всадников... Ближе, ближе...
Отфрид шагает навстречу врагу, взмахивает оружием — обрубленный клинок в его руке превращается в размазанный блестящий полукруг — Ридрих только успевает заметить, как срубленный наконечник пики летит в одну сторону, а всадник валится в другую. Фонтаном бьет кровь — у лошади почти отсечена голова. Вот это удар! Пораженный солдат едва успевает прийти в себя и разворачивается, чтобы всадить копье в бок кавалеристу. Древко разлетается в куски, Ридрих кидается к сбитому ударом Отфрида воину (тот пытается выбраться из-под лошадиной туши), бьет сапогом в лицо, вырывает меч... Вокруг — ад, крики, мечутся люди, их сбивают, топчут копытами, и среди ада шагает Отфрид с застывшей маской вместо лица, он рубит вправо и влево — брызжет кровь, со скрежетом разваливаются латы, взлетают отсеченные конечности. На него бросаются сбоку, сзади, стараются достать издали, Ридрих спешит, отбивает предназначенные баронету удары, тоже что-то кричит, рубит, рубит. Плечо обжигает — ткнул кавалерист, его тут же сметает с седла уродливый меч Отфрида Игмора...
К месту схватки подоспели вражеские пехотинцы, откуда-то выныривает капитан Риллон, он ревет, перекрывая вопли и звон оружия, размахивает здоровенным клинком, наемники мало-помалу собираются вокруг него. Капитан ведет их за Отфридом, неутомимо сшибающим солдат герцога — одного за другим... Те понимают, что сражение пошло не так, им обещали легкую победу... Вот они дрогнули, они отступают перед Игмором, пятятся, потом разворачиваются и бегут. Баронет неуверенно глядит на Ридриха, лицо у парня снова прежнее, губы дрожат.
Риллон подбегает, орет, восторженно хлопает по плечам, он поражен, сколько лет в битвах, а не видел ничего подобного! Сам всевышний послал вас, парни, капитан доволен, сулит двойную, нет, тройную плату, Ридрих морщится, капитан задел раненное плечо. Потом они спускаются к реке, солдат осторожно снимает рубаху и промывает рану... баронет обнажается до пояса, на торсе — множество порезов. Странно, что Отфрида не изрубили в куски, пока он, Ридрих, добывал меч... И амулет из склепа не болтается, а прилип на груди слева, кожа вокруг слегка припухла. Отфрид ловит взгляд солдата и отворачивается...
Эпизод третий
Они уже готовы. Вот-вот дадут сигнал. Галереи выкопаны, под фундаментом городских стен — подпорки. Когда его величество изволит махнуть платком, саперы вышибут бревна, стена просядет, и начнется штурм... Риллон снова прохаживается перед шеренгой наемников, но теперь вид у капитана бодрый и самоуверенный. Он — герой, благодаря ему изменился ход кампании.
Оказывается, войска Лиги, осаждавшие его величество в столице, уже начали голодать, груз, перехваченный Риллоном, был последней надеждой. Потому-то сам Энрих отправился встречать караван. Но произошло чудо — наемники отстояли обоз, а герцог получил смертельную рану и умер на следующий день. После гибели главного вдохновителя мятежа, вожаки Лиги перессорились между собой, голодные солдаты грозили неподчинением, часть наемников покинула лагерь... Лигисты начали отступление — их армия, идущая по разоренной выжженной стране, распалась, рассеялась, стала легкой добычей королевских солдат, преследующих по пятам — эти не голодали благодаря обозу, приведенному капитаном Риллоном... Вождь наемников был обласкан королем, осыпан наградами, а наобещали ему и того больше — после победы. Мятежные бароны разбрелись по вотчинам, Лига прекратила существование... И теперь королевские войска осаждают Мерген, где укрылся граф Оспер, самый значительный из уцелевших мятежников.
Ридрих с Отфридом остались в отряде, численность которого теперь перевалила за три сотни человек. Капитан Риллон нынче богат, он может содержать больше людей, он платит Ридриху вдвое, а Отфриду — второе против обычной доли. А после того, как они захватят Мерген, капитан станет еще богаче, его величество обещает три дня грабежа.
Ридрих оглядывается — что там, у королевского шатра? Нет, никакого движения, ветерок лениво колышет вымпелы над громадой алого шелка, шевелит плюмажи на шлемах застывших гвардейцев.
Ридрих теперь не похож на оборванца, на нем добротные латы, он обзавелся хорошим мечом... Отфрид тоже подобрал снаряжение, но обломанный клинок не бросил, на каждом привале правит и правит лезвие, но оселок не берет, а на советы обратиться к кузнецу баронет только машет головой, не отвечает.
Вокруг заговорили, наемник снова косится на королевский шатер. Вот полог откидывается, гвардейцы берут на караул. Показывается король, он тщательно вытирает кружевным платком ухоженные усы... оглядывается... поднимает руку...
По взмаху платка трубы заливаются ревом, офицеры выкрикивают команды, погонщики орут, хлещут лошадей, толстенные канаты напрягаются, дрожат. Лошади, подгоняемые бичами, тяжело переступают... шаг за шагом... С оглушительным грохотом часть городской стены проседает, обваливается, в стороны ползут громадные трещины, крошечные фигурки мечутся по гребню, размахивая руками... все тонет в густых клубах пыли. Перед строем Риллон выхватывает клинок из ножен, хрипло ревет — он, похоже, так и не протрезвел после вчерашнего совещания в алом шатре... Наемники устремляются в медленно оседающую пыль, там в серой пелене уже обрисовываются контуры пролома. Справа и слева тяжелым галопом несется кавалерия, обгоняя солдат Риллона — городские ворота распахиваются, оттуда рекой льется, блестя латами, железная конница графа Оспера — наперерез атакующим наемникам, но от пролома отрезать их не успевает, королевские кавалеристы врезаются в конницу графа, теснят к воротам. Риллон снова оказывается впереди и, размахивая мечом, ведет наемников в пролом. Там, на обломках обрушенной стены, уже выстраиваются пешие защитники города, ими командует верзила в зеленых доспехах, вооруженный палицей. Риллон, ревя, бросается на зеленого, тот взмахивает оружием. Минуту или две они обмениваются ударами, справа и слева наемники карабкаются на груды камня, спихивают защитников, прорываются внутрь... Капитан, сраженный палицей здоровяка в зеленом, валится навзничь, его место занимает Отфрид, зеленый рыцарь шатается под ударами, отступает. Ридрих отбивает удар, подныривает под секиру противника, бьет локтем — прямо в вопящий рот... Взмах меча, крик обрывается. И тут же — с разворота — Ридрих разрубает бедро следующему противнику. Он не задерживается, чтобы добивать, это сделают идущие следом, он должен прикрывать Отфрида. Вот и баронет — стоит над поверженным противником и пристально разглядывает его. Сопротивление сломлено, Риллон в помятом шлеме ведет наемников в город, командует пробиваться к воротам...
— Отфрид, узнаешь? — Ридрих указывает на зеленого рыцаря. — Это ведь он прикончил твоего старика. На мосту, помнишь?
Баронет оборачивается, глядит на солдата, и Ридриху чудится, что прорези глухого шлема тлеют изнутри красным.
— Взять его, — командует Отфрид молодым новобранцам, — он мне нужен живым! Ридрих, за мной!
Получасом позже они шагают по улице, вокруг мечутся люди, но выхода нет — королевские войска вступают в Мерген со всех сторон. Отфрид время о времени взмахивает мечом, его путь отмечают изрубленные тела горожан — уродливый клинок оставляет страшные раны. Ридрих ограничивается тем, что раздает пробегающим мергенцам пинки. Следом двое новобранцев волокут связанного зеленого рыцаря, тот без шлема, густые кудри слиплись от крови, голова мотается в широком нашейнике.
На доме — зеленый герб. Дверь сорвана с петель.
— Ридрих, нам сюда, — командует Отфрид, хватая пленника. Новобранцам коротко бросает, — свободны!
Отфрида боятся, его приказы исполняют беспрекословно. Баронет с пленником и Ридрих заходят внутрь. Там Риллон, он оборачивается к вошедшим. Отфрид велит солдату вести пленника в зал, и объявляет Риллону:
— Капитан, этот дом — моя добыча.
Командир сердито шевелит усами, он определенно пьян... Ридрих с зеленым удаляется, он не слышал, чем закончился спор, но вскоре появляется баронет. Снимает шлем, его лицо спокойно, черты будто затвердели. Швыряет зеленого на пол, вытаскивает оселок и извлекает из ножен свой укороченный меч.
Ридрих отходит в сторону, он уже догадывается, что сейчас произойдет. Баронет бьет лежащего сколотым обрубком — тупой клинок проламывает доспехи. Рыцарь орет от боли. Отфрид извлекает меч и принимается править оселком. Из пробитых доспехов сочится кровь. Баронет снова бьет пленника, и снова точит окровавленный клинок. Пленник то орет, то протяжно стонет. Ридрих не верит своим глазам — металл поддается оселку, кургузый обломок превращается в острие...
Распахивается дверь, ведущая во внутренние покои, вылетает молодая женщина, с криком бросается к зеленому, обнимает, льнет к окровавленным латам. Отфрид отшвыривает женщину, и Ридрих подхватывает, прижимает к себе, солдат понимает — если выпустить, баронет, не задумываясь, убьет ее. Новый удар, крик боли — Отфрид со скрежетом извлекает клинок из проткнутых лат и снова визжит оселком... Женщина бьется в объятиях Ридриха, обрывая кружево о заклепки панциря... Наконец баронет удовлетворен — его меч обзавелся острием. Коротковат, конечно, но уже не выглядит обрубком. Отфрид склоняется над зеленым рыцарем:
— Жив? Вот и хорошо. Поживи еще немного. Ридрих, тащи девку сюда.
Отфрид расстегивает и сбрасывает латы, подхватывает из рук наемника взахлеб рыдающую женщину. С треском рвется платье на груди... Пленница визжит. Ридрих отворачивается. Постепенно крики стихают, слышен только хрип умирающего рыцаря, прерывистое жаркое дыхание парня и ритмичные стоны женщины. Зеленый испускает последний вздох, и тут же шумно кряхтит Отфрид. Баронет поднимается, подходит к зеленому и мочится на труп. Потом застегивает штаны и говорит Ридриху, кивая на неподвижную женщину:
— Можешь взять... Или я должен был прикончить и ее?..
Он не спрашивает, просто рассуждает вслух. Ридрих подходит к женщине и склоняется над ней. Отфрид, пожав плечами, поднимает кирасу, шлем — глядит искоса... и выходит из зала. Спешить некуда, Мерген отдан во власть победителей на три дня.
Эпизод четвертый
Ридрих с Отфридом стоят у подножия холма — в этой лощине начинается подземный ход в Игмор. Сейчас они, задрав головы, разглядывают замок. Новый хозяин подправил укрепления, а перед подъемным мостом выстроен бастион. Должно быть, нынешнему владельцу крепости кажется, что Игмор неприступен, но если он не отыскал древний ход...
Война подходит к концу, Лига раздавлена, и Отфрид Игмор явился вернуть отцовское наследство. Теперь он — предводитель отряда наемников, поскольку Риллон геройски пал при взятии Мергена. Остывший труп капитана нашли в центре города, бедняга был разрублен от левого плеча к правому бедру вместе с доспехами. Что ж, на то и война — капитану не повезло. Его величество не слишком горевал о доблестном воине, смерть Риллона позволяла забыть об обещанных наградах... А отряд возглавил Отфрид — стоило юноше назвать себя, как все поспешили признать, что наемникам на королевской службе не найти лучшего командира, чем отпрыск старинного рода... Вскоре молодой (официально признанный) барон Игмор добился, чтобы отряд послали против мятежников, укрепившихся в его собственном замке.
Ридриху не нравятся перемены, произошедшие с сопляком и с его мечом. Если говорить откровенно, солдата пугает новый командир, пугает невероятная сила и неуязвимость, пугает странный меч и изменившееся лицо Отфрида. Да и обстоятельства смерти Риллона (зарубленного, похоже, со спины) заставляют задуматься: кто окажется следующим? Капитан стоял на пути к руководству отрядом, а Ридрих кое-что знает о бароне...
— Ну, ладно, идем! — бросает Отфрид и, не дожидаясь ответа, первым направляется к поросшему кустами склону. Он теперь никогда не дожидается ответа, только отдает приказы и уверен: их исполнят.
Раздвигая ветви, они крадутся между скалистым склоном и обрывом — овраг стал шире, теперь только узкая кромка оделяет его от почти вертикального ската горы, увенчанной замком Игмор. Вот и ход — черный провал, совершенно скрытый от солнца густыми зарослями. Ридрих осторожно, чтобы не звякнуть металлом, обнажает меч. Сейчас — самый удачный момент. Потом можно будет наврать что угодно — наплести о замковой страже, устроившей засаду, о рушащихся стенах, о змеях и о призраках игморского подземелья. А можно попросту сбежать, никто не вспомнит о простом солдате...
Отфрид, согнувшись, лезет в черный зев подземной галереи. Ридрих перехватывает рукоять поудобней, отводит руки и что есть силы бьет барона в спину. Клинок проходит по касательной, едва скользнув по ребрам. Барон выныривает на свет и, пригнувшись, уходит от следующего удара. Он улыбается чужой улыбкой, в руке — короткий меч. Тот самый меч. Ридрих не верит своим глазам, как он мог промазать? Понимает, что пропал, но отчаянно атакует. Клинки встречаются в воздухе, чудовищная сила сметает солдата с обрыва, он роняет оружие и вцепляется в кусты, ноги болтаются в пустоте, под ним — больше тридцати футов до ручейка, журчащего на дне оврага. Улыбка Отфрида становится шире, он заносит меч над головой, Ридрих разжимает руки и молча падает, ударяется о выступы скалы... Барон бьет коротким клинком под ноги, кусок почвы с кустами откалывается от обрыва и летит следом за Ридрихом, захватывает по пути камни, кусты и широкие пласты глинистого склона... Отфрид с минуту любуется обвалом, затем прячет меч в ножны, поворачивается и лезет в черный проем...
Эпизод пятый
Ридрих стоит перед знакомым домом. Зеленого щита больше нет, его отломали и, судя по всему, давно — скол замазан краской, не вполне подходящей по тону к той, которою выкрашен фасад, но пятно почти не выделяется. Со временем старая краска и новая почти слились, приобрели сходный сероватый оттенок... Прихрамывая, бывший солдат ковыляет вдоль здания, поглядывает на окна, из двухэтажного домика напротив вперевалку выходит толстая бабенка. У нее круглые румяные щеки и добрый взгляд, Ридрих расспрашивает ее о прежних соседях. Выслушав, кивает и бредет на рынок, тяжело опираясь на палку.
Прошло несколько лет с тех пор, как он сумел выбраться из-под обвала и доползти к дороге. Ридриху повезло — его не затоптали копытами и не переехали телегой... даже помогли добраться до ближайшего селения. Он выжил, сломанные кости срослись, знахарь заверил на прощание, что хромота со временем пройдет. Ну, разве что на погоду побаливать будет. Проезжие болтали, что в замке Игмор водворился барон, сынок прежнего, упокой господи его душу, сущий разбойник был.
О молодом Игморе рассказывали и вовсе жуткие вещи — начиная с того, как он возник из ниоткуда в господском доме и шел по замку — из зала в зал, из коридора в коридор — убивая встречных, и никакое оружие не брало его... так что ополоумевшие со страху защитники крепости предпочли броситься вниз по склону, прямо на копья солдат, приведенных бароном и расположившихся лагерем у подножия горы. А уж как господин Отфрид расправился с пленными...
Ридрих шагает по улицам, вокруг шумит пестрая толпа, Мерген быстро поднялся после погрома, учиненного королевскими головорезами. Город удачно расположен, перекресток торговых путей, множество купцов, здесь последний нищий не умрет с голоду, всегда найдется сердобольный прохожий, готовый швырнуть грош в подставленную шляпу...
Напротив въезда на рынок сидит женщина. У нее прекрасные черные волосы, сейчас они растрепаны и в беспорядке лежат на плечах. Одежда оборвана и смята, в руках — лютня. Женщина перебирает струны тонкими грязными пальцами и мелодия, пробиваясь сквозь базарный шум, звучит надрывно и печально. Слушая музыку, хочется жить и плакать. У ног женщины копошится одетая в лохмотья босая девочка трех или четырех лет. Рядом — кружка с несколькими медяками. Девочка, играя, бросает в кружку камешек, кружка звякает, женщина всхлипывает и бьет малышку по затылку, ребенок ревет... мать, бережно отстранив лютню, прижимает дочь к животу, целует пушистую макушку и принимается утешать, теперь плачут обе. Ридрих, стоя в стороне, наблюдает. Он, шевеля губами, подсчитывает месяцы: да, вполне вероятно, что девочка — его дочь или дочь Отфрида. Барон рыжий, у Ридриха волосы каштановые. Девочка же пошла в мать, брюнетка... так не определишь.
Выждав, Ридрих направляется к лютнистке, та уже наигрывает новую мелодию. В кружку летит серебряная марка, женщина поднимает глаза, огромные, черные. Ее лицо неестественно бледно, щеки впали, губы потрескались. Она тяжело больна.
— Если б малышка танцевала, тебе давали бы больше, — замечает бывший солдат.
— Ты? Помню. В тот день.
— Да. Иначе барон Игмор убил бы тебя.
— Я знаю. Но, может, так было бы лучше, — женщина смотрит в сторону, пальцы замирают, не доведя аккорда до конца. Лютня чистенькая, блестит лаком, выделяется рядом с обтрепанными лохмотьями. — Почему ты здесь?
— Я хотел его убить. Не вышло.
— Его нельзя убить.
— Почему?
— На нем ведь медальон? Маска демона с красными глазами?
— Откуда ты знаешь?
— Зигунд два месяца был комендантом в Игморе, он привез книги из замковой библиотеки.
— Зигунд — твой муж? Зеленый рыцарь? Он убил старого барона Фэдмара.
— Я знаю. Если хочешь, идем с нами, я живу за рынком. Прочтешь сам о проклятии Игморов. Ты умеешь читать?
Идут по рынку, женщина (ее зовут Ианной) бережно прижимает лютню, девочка (ее зовут Лассой) семенит, вцепившись в юбку. Поминутно малышка озирается на чужого дядю, глаза глубокие, как два черных омута. Она никогда не улыбается. В левой руке матери монеты из кружки, Ианна осматривает продукты, выбирает подешевле. Ридрих перехватывает взгляд спутницы и осторожно кладет тяжелую ладонь ей на плечо.
— Ты не будешь голодать и нуждаться.
— Мне осталось недолго, я знаю... — Она часто говорит: «я знаю». — Семя Игмора — яд. Но если ты хочешь позаботиться о ребенке...
— Ласса — его дочь?
— Или твоя.
Эпизод шестой
Ридрих шагает по улице и напевает, подыгрывая себе на лютне.
Ласса, приплясывая, вьется вокруг бродяги, то приседает и разбрасывает руки, то запрокидывает голову и так изгибается в талии, что черные волосы едва не касаются земли. Она ни на миг не остается на месте, непрерывно движется, ее невозможно разглядеть толком. На девушке длинная юбка темно-красного цвета и открытый жилет, оставляющий голыми плечи. На шее — бечевка, должно быть, какой-то амулет или медальон. Когда оборачивается, видны босые ноги и разлетающаяся веером дорожная пыль. Черные волосы закрывают лицо и даже странно, как Ласса может видеть сквозь спутанные пряди.
Я когда-то был солдатом,
И ходил, как князь, в шелках,
Как епископ был богатый,
Напивался, как монах!..
Тут же собираются люди, хлопают в такт. В руках у Лассы шляпа, она, приплясывая, обходит зрителей по кругу, когда кто-нибудь швыряет медяк, девушка резко выдыхает, черные пряди, скрывающие лицо, взлетают, показывая на миг улыбку — ослепительно-белые ровные зубы между влажными губами.
Проносится крик: «Барон едет! Барон едет!» — и площадь пустеет, остаются мужчины да старухи. О бароне Игморе ходят странные слухи — будто ни одна женщина не прожила недели, проведя с ним ночь. Никто не смеет противиться воле господина Отфрида, если пожелает — любую заберет в свой замок, откуда несчастная вернется больной и вскоре отдаст богу душу... Иногда Игмору приходит блажь, приглянется женщина или девица... Окрестные сеньоры как-то, собрав своих латников, выступили против него... Барон запретил родным увезти тела, велел похоронить всех у подножия горы, на которой стоит замок. Обширное кладбище содержится в образцовом порядке, могилы ухожены, роскошные надгробия барон воздвиг за собственный счет — даже простым лучникам поставили красивые стелы из серого гранита... И то сказать — за собственный счет: Игмор обложил округу такими поборами, что может позволить себе подобную прихоть. За кладбищем следят специально назначенные смотрители, подметают дорожки, прогоняют птиц, подстригают траву... Его милость желает, чтобы замок окружало кладбище, устроенное идеально. Он безраздельно властвует и над живыми, и над мертвыми... Если Отфриду приглянется девица — пусть даже монашка или дочь благородного господина — увезет, никто не сможет помешать. Сперва пытались — росло кладбище у подножия горы, увенчанной замком Игмор. Теперь прячут женщин — если сеньор пожелает, возьмет любую, но зачем дразнить судьбу...
Стучат копыта, на площадь въезжает барон, за ним — хмурые солдаты. Сам Игмор не выглядит ни злобным, ни сердитым. Впрочем, он всегда таков. Убивает своей рукой или отдает приказ палачам — господин Отфрид не выглядит ни злобным, ни сердитым. Люди сторонятся, бродяга продолжает наигрывать на лютне веселый мотивчик.
А потом я стал бандитом,
И опять я при деньгах,
Как епископ, стал сердитым,
Стал ругаться, как монах!
Ласса кружится на месте, привстав на носки, темно-красная юбка на миг поднимается широким кругом, открывая стройные ноги. Пыль, поднятая взмахом подола, вьется клубами.
Барон, уронив поводья на луку седла, дважды сводит ладони в замшевых перчатках, лезет в карман и подзывает девушку. Та подбегает, Игмор, перегнувшись в седле, склоняется над ней. Опускает в шляпу серебряную монету и кончиками пальцев отводит черные кудри. Лицо танцовщицы — как у статуи древней богини, неправдоподобно правильное, разве только глаза чуть узковаты. Ласса не боится, она улыбается, проводит розовым кончиком языка по губам, не переставая перебирать ногами на месте. Она танцует, она всегда танцует.
Отфрид удовлетворен осмотром. Выпрямляется, волосы снова закрывают лицо приплясывающей девушки. Барон не глядит на Ридриха, он наблюдает за танцем Лассы.
— Эй, музыкант, приходи под вечер в Игмор. Если мне понравятся твои песни, награжу по-королевски.
Ридрих кивает, не прерывая песни:
А теперь я стал епископ,
Как солдат я стал сердит,
Девок стал, как князь, я тискать
И ругаюсь, как бандит!
Эпизод седьмой
Ридрих сидит под стеной и лениво перебирает струны. На него никто не смотрит. Внимание пирующих приковано к танцующей девушке. Кто станет глядеть на бродягу, неподвижно сидящего под стеной, когда танцует Ласса? Никто не станет. А Ласса кружится, приплясывает, странным образом ее движения не совпадают с немудреным перебором струн, но и образуют со звуками некое единство...
Их впустили в Игмор без разговоров, только обыскали на входе, но что может быть у музыканта? Запасные струны да горсть медяков. Нынче барон принимает местного епископа. Святоша старается держаться бодро, но и он боится странного хозяина. Епископ часто и громко смеется, много пьет... кстати, готовят барону совсем недурно, совсем... И вот эта танцовщица — это свежо, да, свежо...
Гости уже упились. Епископ поминутно роняет голову. Барон сидит прямо и поглядывает на девушку. Его не интересует вино, он мало ест, но маленькая плясунья может сделать вечер достаточно занятным. Девушка, обойдя залу, останавливается перед столом, кружится и кружится... Она танцует, она всегда танцует. От вращения веером поднимается юбка, и волосы образуют черный нимб вокруг лица с застывшей белозубой улыбкой.
— Хватит! — бросает Отфрид.
Девушка замирает, опустившись перед хозяином замка, сжавшись — но и в этой смиренной позе танец продолжается, Ласса играет плечами, так что низкий вырез грязного жилета непрерывно шевелится — видна впадина между маленьких грудей, там отсвечивает тусклым металлом амулет.
Епископ с шумом втягивает слюну и бормочет:
— А ничего, ничего... Сколько ей лет, как по-вашему? Пятнадцать? Шестнадцать? Вполне, знаете ли, ничего...
— Неважно, сколько, — холодно произносит барон, — но семнадцать ей не будет никогда. Они не живут долго, это проклятие моего рода, должно быть... У меня не будет наследников, увы.
Отфрид поднимается из-за стола.
— Идем со мной, дитя!
Ласса встает гибким движением — это продолжается ее бесконечный танец, она всегда танцует. Девушка улыбается. Барон понимающе кивает — ну, разумеется, она не девственница... уличная плясунья, странствует с мужчиной. Впрочем, это тоже может оказаться занятным. Ридрих прекращает играть.
Епископ бросает в спину Игмору:
— Э... друг мой, вы ведь не станете возражать, если я потом исповедую это дитя?
Барон не отвечает, он идет прочь, увлекая за собой Лассу. Если она окажется слабенькой, вопрос об исповеди может приобрести несколько иной смысл. Поднимаются на второй этаж, там опочивальня. Отяжелевшего епископа двое слуг бережно берут под руки, поднимают и уводят в отведенные покои. Ридрих будто заснул в своем углу. Слуги Игмора убирают со стола, подхватывают объедки, жуют на ходу. Один подходит к музыканту, пинает:
— Эй, бродяга, пошел прочь! Проваливай, говорю! Ночевать в замке таким, как ты, не положено. Завтра в час пополудни приходи, заберешь свою маленькую шлюху.
Слуга выпроваживает музыканта во двор, там поджидают два стражника. Ридрих послушно бредет между ними, сжимает в кармане тяжелый мешочек с монетами. Во дворе темно, свет едва пробивается из узких, похожих на бойницы, окон. Когда заходят в тень, Ридрих роняет лютню, хватает солдата за нашейник доспеха и с разворота бьет кулаком в лицо, потом, согнув руку, добавляет локтем. Солдат с негромким протяжным лязгом съезжает по стене, прежде чем его напарник успевает сообразить, что произошло. Бродяга отшвыривает второго стражника, тот падает лицом в грязь, Ридрих прыгает ему на спину, затягивает на шее бедняги струну. Встает, осторожно поднимает лютню, вытирает рукавом и аккуратно опускает в нишу. Вытаскивает из ножен задушенного стражника меч и шагает к тому, которого оглушил первым...
Отфрид сбрасывает куртку, сапоги ему скидывать лень. Расстегивает пояс с привешенным коротким мечом, ложится на кровать, спиной на подушку. Ласса танцует перед ним, изгибаясь самым невероятным образом. Руки девушки скользят вдоль тела, оглаживают, расправляют ткань, обрисовывают скудные прелести, дергают шнурки у талии. Барон наблюдает за ней, в самом деле занятно, хоть что-то новое... он так устал от единообразных развлечений. Отфрид хорошо выглядит, годы щадят рыжеволосого красавца. Под распахнутой рубахой тонкого шелка — выпуклая мускулистая грудь.
Ласса выскальзывает из юбки, одним прыжком оказывается верхом на Игморе, он чувствует животом твердые ягодицы, которые ходят ходуном — она всегда танцует. Барон медленно поднимает руки, крепко берет за низкий ворот жилетки, разрывает. Между грудей — треугольный стальной амулет, широкий — великоват для хрупкой плясуньи.
— Что это у тебя?
— Вот что! — смуглые кулачки с зажатым обломком меча опускаются на поросший рыжим волосом торс. — Вот! Вот!
Барон рычит, но сильные ляжки танцовщицы вжимают его в мягкую перину, он барахтается под Лассой, а она продолжает свой танец:
— Вот! Вот!
Он ерзает, он чувствует, как кровь бьет из ран, треугольный нож поднимается и опускается, Ласса покрыта темными брызгами. Барон рвется из-под нее вместе с периной, он очень силен. Отфрид, девушка, постель — вместе съезжают на пол. Барон успевает вскочить первым, в его руке укороченный меч, Ласса только-только подобрала под себя ноги, но встать не успевает — барон заносит оружие. Распахивается дверь — между Отфридом и Лассой бросается Ридрих. В руке — отнятый у стражника меч. Сталкиваются клинки, бродяга отлетает в угол, сжимая рукоять с обломком в два дюйма длиной, косо срубленное лезвие солдатского меча врезается в низкий потолок опочивальни и дрожит. Грудь Ридриха располосована наискось, рана неглубока, но кровь течет и течет... Барон, шатаясь, надвигается на него. Позади Игмора поднимается девушка, запрыгивает на спину, обвивает тонкими ногами, визжит. Левой рукой она, что есть силы, рвет цепочку амулета, правой — бьет треугольным лезвием туда, где металл намертво врос в плоть, туда, где въелся фамильный амулет, проклятие Игморов, бьет, бьет. Отфрид валится навзничь, девушка стоит над ним, сжимая облепленный клочьями кровавой плоти медальон, красные глаза маски сердито сверкают. Ласса — словно статуя древней богини, покрытая жертвенной кровью.
— Это... невозможно... — шепчет Игмор. — Только... только мой меч...
— Или его обломанный наконечник, — щерится Ридрих. — Помнишь меня?
— Ты? А она?
— Дочь.
— Чья?
— Дочь.
— Я понял! Я помню! Доченька, милая, дай медальон, дай! Все еще можно исправить.
Ласса молчит. Она не танцует, лицо приоткрыто — узкая щель между черных прядей.
— Отдай медальон, все можно исправить! Отдай, зачем он тебе? Как ты сможешь доказать, что дочь мне? Отдай, а я завтра же объявлю тебя наследницей! Ну? Баронесса Игмор? Отдай! Ридрих, ты скрыл от нее, ты скрыл, что она моя дочь? Она не любит тебя! Моя дочь не любит те... бя... ни... кого... не любит...
Бывший наемник улыбается, он ничего не скрывал — девочка сама решила явиться сюда. Явиться — зачем? Ласса молчит. Она знает ровно столько же, сколько эти двое — каждый из них может быть отцом. И скорей это Отфрид. Круг не разомкнуть — младший Игмор убивает старшего, как там, в подземелье. Круг не разомкнуть.
В одной руке Лассы стальной обломок, в другой медальон. Соблазн велик. Всего лишь надеть цепочку на шею, приложить красноглазую морду к груди, туда, где так долго болтался треугольный амулет... Ридрих тяжело дышит — рана неглубока, но он истекает кровью. Устало опускает веки. Слышит тихий треск, потом — легкие шаги. Ласса идет к нему. Что происходит? Ридрих не хочет открывать глаза, не хочет видеть, как девочка с медальоном, вгрызающимся в плоть на груди, приближается и заносит меч. Он верит, что Ласса обломком заклятого клинка распорола простыню и идет к нему, чтобы перевязать рану...
Виктор Исьемини © 2006
Обсудить на форуме |
|
