|
КМТ
 Учебники:
Издатели:
Ссылки:
|
Фантастика 2006 Михаил Шульгин © 2006 Преисподняя Егор поднес руку к сенсору выключателя — лампа дневного освещения заурчала, защелкивала, на мгновение зажигалась ярким не обжигающим светом, но тут же потускнела. Волной пробегали по ней вспышки, отчаянно силясь разжечь немощный уже газ. Потрещав еще несколько секунд — все же загорелась неровным переливающимся светом.
— Не важно выглядишь после отпуска, — взглянув на Егора, саркастически изрек подошедший профессор Рудаков.
Он набросил унифицированный зеленый халат и смотрел на ассистента в ожидании объяснений, подозревая молодого человека в выходе на работу с похмельным синдромом: уж больно болезненно в это утро выглядел Егор.
— Станислав Генрихович, вы... вы что-нибудь знаете о летаргическом сне? — вместо ответа сбивчиво спросил ассистент.
Он едва заметно тронул щеку и судорожным движением провел по коротко стриженным пепельным волосам, сглотнул подступивший к горлу ком. Но, как не старался скрыть овладевшие им чувства, а в раскрасневшихся глазах все равно блеснула влага.
Профессор на мгновение замер; поправил старомодные очки и посмотрел на него ошеломленным взглядом; развернул стоящий у стола стул; уселся, шумно выдохнув и хлопнув себя по коленям; пригладил тронутую первой сединой бородку и уставился на Егора в упор; по-отечески потребовал:
— Рассказывай.
Егор рассказал о Кате: о том, что сделал ей предложение; как они счастливые гуляли по ночному городу и строили планы совместной жизни; что, вернувшись домой она уснула и... Обследование не выявило никаких отклонений, а доктор объявил диагноз — кома, приватно уточнив — летаргия.
Профессор слушал внимательно, не перебивая, а когда Егор умолк — опустив голову, заговорил:
— Знаешь, Егор, — он всегда обращался к нему по имени и приятельски-покровительственным тоном, — сон, вообще штука странная, а уж тем более, летаргический. Я не медик, посему не владею глубокими знаниями анатомии, но как ученый физик... да нет, скорее как человек, не мог не задумываться над природой этого явления: я имею в виду, собственно, вообще сон. Так вот, по моему разумению — во сне организм снимает напряжение: как натертая эбонитовая палочка сбрасывает статику... Ты понимаешь, о чем я? Тебе, Егор, остается дожидаться, когда она, твоя Катя, сбросит это самое напряжение. Если любишь — жди. Надеюсь, это случится скоро.
Он встал и сочувственно добавил:
— Ступай-ка, друг любезный на поверхность или вообще езжай в город, домой — к Кате. Отпуск я тебя организую.
— Нет, Станислав Генрихович, никуда я не пойду и уж тем более не поеду, — твердо ответил Егор. — Здесь, за делами хотя бы отвлечься можно, а там, рядом со спящей Катей и наедине со своими мыслями... Нет.
— Ну, как знаешь, парень.
День прошел как в тумане: Егор занимался какой-то привычной механической работой, а в глазах стояла Катя; эбонитовая палочка, испускающая тоненькую дугу разряда; взгляд цеплялся за портреты Эйнштейна и Козырева. Дома (в холостяцкой комнате жилого модуля комплекса) на глаза попалась книга Г.Уэллса «Машина времени», — Егор подумал, что ему сейчас позарез нужна такая же машина. Он даже размечтался, о том, как вернется в прошлое и не даст уснуть Кате; что они будут вместе; он не отойдет от нее ни на шаг — не даст, не позволит уснуть...
И тут он понял, что все равно сон свалит и его, и ее. Сон — странный и беспощадный. Что он такое?
Следующий день — словно брат-близнец предыдущего. Подземный комплекс жил своей обычной жизнью, а каждый его обитатель занимался привычной работой. Профессор был занят необъяснимым увеличением уровня магнитной напряженности, зарегистрированной в помещениях комплекса. Егору поручал только не требующую интеллекта работу. Он видел, что ассистент целиком поглощен загадкой сна, и дал ему время справиться с депрессией.
После обеда Егор с немалым удивлением обнаружил на рабочем столе «Избранные труды» профессора Козырева и потрепанную газетенку околонаучного мистического содержания. В ней выделена маркером статья о якобы проведенном с участием Эйнштейна эксперименте со сверхмощным электромагнитным полем. Заканчивалась статейка словами о том, что великий физик сжег свои труды, касающиеся этой темы, а ведь возможно ему удалось вмешаться в ход времени.
Егор спросил профессора о газете — тот отмахнулся, бросив, что такие издания не входят в список им предпочитаемых, а книга Козырева всегда стояла на полке. Но кроме него ни кто не входил в лабораторию, поэтому Егор воспринял загадочное появление как подсказку и благословение. Он читал взахлеб все, что удавалось найти о физике времени, а литературы в лаборатории оказалось в избытке, — чего он раньше не замечал.
К концу рабочего дня на Егора навалилась невыносимая тоска; он уселся к компьютеру и задумчиво щелкал по клавишам — на экране появлялись бестолковые наборы знаков. Егор, вздохнув, удалил случайные буквы и, как старому доброму знакомому, излил душу машине:
Я жил, как пел — любил и верил,
Безумству страсти предавался;
К венцу тебе я платье мерил —
Красой невесты любовался.
Мечтал, что вечно будут длиться
Минуты счастья — быть с любимой,
И не увянет смоковница —
Уста шептать не перестанут...
Сомкнув ресницы, ты почила —
Вдруг опустела жизни ваза, —
В ней нет цветов, и время стало,
С тобой уснув навеки вместе.
Ты здесь, ты спишь, но непробудно —
Нелепым сном, годам не внемля, —
Нас разлучила летаргия —
Тебя я жду с тобою рядом...
Поставив троеточие, Егор откинулся на спинку стула, прикрыл руками лицо и сидел неподвижно. Звук почтового клиента отвлек от горьких мыслей — на электронную почту пришло письмо:
«Я помогу тебе вернуть Катю, но ты должен помочь мне».
У Егора затряслись руки, он едва набрал ответ:
«Кто вы?»
Он не отходил от компьютера до полуночи — ответа не последовало. Он заночевал в лаборатории, но таинственный адресат безмолвствовал.
Под утро сон победил молодое тело — Егор спал за столом, примостив щеку на коврик мыши.
Проснувшись от похлопывания по плечу, он обнаружил наличие корреспонденции.
— Ты не ходил домой? — удивленно спросил Станислав Генрихович.
— Да... То есть нет... — встревожено отозвался Егор, поглядывая попеременно на профессора и значок почтового клиента.
Профессор насторожился: поведение ассистента вызывало не просто беспокойство, а даже подозрение: лаборатория, как и подземный комплекс в целом, является закрытым учреждением, а проводимые разработки подпадали под первый уровень секретности.
— Что там? — строго спросил профессор.
Егор замялся, не зная как рассказать, но, взяв себя в руки, щелкнул мышью, открывая первое послание незнакомца.
Профессор прочел, удивленно приподнял брови и пожал плечами.
Егор отрыл свое письмо.
— Из-за этого ты ночевал здесь?!
Профессор говорил не скрывая восхищения: он полагал, что молодое поколение вовсе не способно на глубокие чувства, — он понял, что ошибался.
Егор открыл еще непрочитанное письмо:
«Я Аркадий Генцер».
— Не может быть! — воскликнул Егор.
Он обернулся — профессор стоял побледневший, держался за сердце и взглядом искал места присесть. Егор подкатил стул наставнику, тот уселся едва дыша.
— Вы знакомы?! — удивленно спросил Егор.
— Были знакомы, — расстегивая верхнюю пуговицу сорочки, прохрипел Станислав Генрихович.
— Вам плохо, профессор? — спросил Егор и потянулся к графину с водой.
— Ничего, все в порядке, — выговорил Рудаков, но от поданной воды не отказался.
— Какая скверная шутка, — сделав несколько глотков, почти прошептал профессор.
— Да уж, представиться покойным отцом Кати — каким подонком нужно быть! — в свою очередь негодовал Егор.
— Отцом твоей Кати?! — изумленно переспросил профессор.
— Да... Она Екатерина Аркадьевна Генцер, — непонимающе подтвердил Егор.
— Аркадий Рудольфович был моим наставником, — еще раз глотнув воды, сказал профессор. — Он погиб двадцать лет назад, при постройке комплекса сейсмостанции и вот этой-самой лаборатории...
Рудакова прервал телефонный звонок. Он поднял трубку:
— Да, я.
Профессор слушал, и выражение его лица менялось с каждой секундой: заинтересованность сменялась беспокойством, а бегающий взгляд выдавал первые признаки смятения.
— Сейчас буду, — дрожащим голосом ответил Станислав Генрихович загадочному абоненту.
Он положил трубку на стол — наступившую тишину нарушали только короткие гудки динамика.
Руки профессора тряслись, лицо выражало растерянность, в глазах читался страх. Он, глядя куда-то вдаль, медленно пошел к входу в сейсмокомплекс.
Егор смотрел на наставника, не решаясь спросить.
Он смотрел отсутствующим взглядом — странный, появившийся из неоткуда человек: коренастый, темноволосый, лет сорока отроду. Его загадочное возникновение взбудоражило личный состав караула: еще бы — особо охраняемый объект, и вдруг абсолютно невменяемый гражданский бродит у входа в комплекс! Часовой, с удивленно округлившимися глазами твердил, что этот псих возник из воздуха: «хоп, и всё — стоит, озирается».
«С трудом верится, что этот зомбированный тип смог пройти сквозь два ряда колючки, не «засветиться» на камерах слежения и обойти датчики у периметра. Хорошо еще, что у него хватило ума стоять на месте до прихода начальника караула, а то б... Хотя, с трупом было бы проще, — глядя на задержанного рассуждал начальник особого отдела части майор Яругин. — И что мне с ним делать? Смотрит как баран; на вопросы не отвечает; похоже, ни бельмеса не понимает, — вот еще на мою голову! До ближайшего поселка двадцать километров, а он одет как лаборант: куцый костюмчик под синим халатом, туфельки... и ключ гаечный в руке. Странно все это... Не шпион, точно — дебилов на засекреченные объекты не засылают, — тогда кто?».
— Ну что ты вылупился как баран?! Рассказывай — кто такой? Какого хрена здесь делал? — нервно выкрикнул Яругин.
Мужик молчал, только заморгал удивленно.
— Зовут как? — продолжил допрос майор. — Что, не понимаешь? Ноль реакции! А может по-английски: What is your name?
Ни один мускул не дрогнул. Задержанный лишь немного отстранился, выказывая неприязнь настырному особисту.
«Или обучают отлично, или дебил конченный», — подумал Яругин, и позвал дежурного:
— Загребельный!
— Тута я, товарищ майор, — отозвался сержант.
— Не тута, а «я»! Твою дивизию!.. на гражданке туткать будешь! Под арест его. И смотри у меня — яйцами за него отвечаешь. Выполняй!
— Есть, — гаркнул Загребельный и, махнув стволом автомата у лица мужика, промычал:
— Подымайся дядьку, на губу пойдем.
Задержанный посмотрел безразличным взглядом на сержанта, нехотя встал со стула и, опустив голову, медленно направился к выходу из кабинета.
«Что идти надо — понял, сукин сын, а меня тупым взглядом буравил. Ничего, пижон, расколешься», — глядя на уже закрытую дверь, подумал Яругин.
Он покрутил в руках изъятый у мужика хромированный рожковый ключ, раздраженно хлопнул им по столу, и замер в изумлении: ключ, грохнув по столешнице, словно пробив полировку, провалился сквозь древесину, не оставив и следа на поверхности, — как в воду погрузился. Яругин выдвинул верхний ящик — ключ оказался в нем, поверх вороха бумаг. Майор повторил эксперимент — ключ вновь проскочил сквозь столешницу.
— Ни хрена себе! — почесав затылок, изумленно выдохнул он.
За окном послышались окрики, ругань и одиночный автоматный выстрел. Яругин вскочил, и бросился к выходу.
— Дядьку, стой, мать твою! Стой сука! — орал взволнованный Загребельный.
Он направлял автомат в сторону совершенно спокойно уходящего гражданского, но тут же опускал ствол, скрежетал зубами и чуть не плакал.
— Стой курва! Я ж не убийца! Что ж ты делаешь, выродок?! — продолжал упрашивать сержант.
Каким немыслимым образом задержанный оказался в караульном городке, за оградой, было непонятно, — со стороны штаба центр инструктажа караула обнесен забором из металлической сетки.
— Товарищ майор, он... он сквозь забор прошел... — шмыгая носом, сбивчиво доложил Загребельный.
— Дай автомат, боец, — потребовал Яругин.
Сержант с облегчением отдал оружие.
— Стой, стрелять буду! — выкрикнул майор, сделав предупредительный выстрел вверх.
Мужик спокойно подошел к противоположному углу караульного городка. Он даже не оглянулся, и, не замедлив шаг, прошел сквозь ограждение.
— Матерь Божья! Не видать мне подполковника, — хлопая глазами, прошептал Яругин. — Ну, здравствуй психушка, — приговаривал он, выпуская короткую очередь в спину уходящего.
Пули срезали ветви кустарника на линии огня, но мужик продолжал идти, не обращая внимания ни на что. Дойдя до стены аппаратного комплекса, он просто растворился в воздухе.
— Фотографии, отпечатки пальцев есть? — строго спросил полковник Зубарев.
— Вот, Денис Иванович, — раскрывая папку, ответил Яругин. — И здесь, — добавил он, протягивая командиру части флэш-карту.
— Видеоматериал допроса, записи камер слежения, отпечатки. Камера у входа в штаб зафиксировала момент исчезновения нарушителя... или хрен его знает, кого, — пояснил майор. — А вот и гаечный ключ, — добавил он, выкладывая полиэтиленовый пакет со странным, способным проваливаться сквозь стол инструментом.
Полковник поднял ключ; вопрошающе посмотрел на майора; хлопнул им по столешнице; изумленно осмотрел пустой пакет и полировку стола; выдвинул ящик и, хмыкнув, извлек оттуда ключ. Повторять эксперимент не стал — размеренным движением подключил флэш-карту к ноутбуку; пощелкал по клавишам; и спустя минуту обалдело уставился на плазменную панель.
— Что там? — нетерпеливо спросил Яругин.
— Э-э, этот профессор исчез почти двадцать лет назад, во время монтажа установки аппаратного комплекса нашей части, — медленно выговаривая слова, чуть слышно пробормотал полковник.
— Как это, исчез? А это кто? Хрен с бугра? Да и ему не больше сорока... он, что пацаном профессором стал?.. — непонимающе тыча пальцем в фотографию, с искривленной улыбкой поглядывая на командира, вопрошал Яругин.
— А? Ну да, — выйдя из ступора, отозвался полковник. — Майор, ты никого не видел! — забирая у Яругина папку, глядя прямо в глаза, вдруг сказал он.
— Я?! — замотал головой майор. — Никаких проблем на периметре не было... Хотя... караул, дежурный сержант и...
— И кто еще? — поинтересовался полковник.
— Повариха из офицерской столовой в госпитале: шальная пуля... рикошетом в ягодицы, — пожав плечами, смущенно пояснил Яругин.
— Майор, тебе ж звездочку вот-вот получать?..
— Точно говорю — на территорию вверенной вам части мышь не проскочит. А если кому из личного состава привидения мерещатся, так это от усталости — некомплект, люди в наряде через сутки... — невесело улыбнувшись, ответил Яругин.
— Правильно рассуждаешь, майор. Иди с Богом. У черта на рогах службу несем — одичали в степи... Да, и направь ко мне этого сержанта... Загребелько...
— Загребельного, — уточнил Яругин.
— Ну да, его, — ответил полковник, снимая трубку зазвонившего телефона.
Едва за профессором захлопнулась дверь, от противоположной стены, из-за ширмы медленно вышел мужчина в синем ситцевом халате поверх бежевого старомодного пиджачка. Егор окинул его удивленным взглядом: за ширмой никаких дверей быть не могло, да и всех сотрудников комплекса Егор знал в лицо, к тому же одет не по форме, — явно не местный.
— Кто вы? — подозрительно спросил Егор, машинально оттолкнувшись ногами и отъехав на стуле от компьютера, встал.
Незнакомец открывал рот, как будто говорил, но ни единого звука не донеслось до ушей Егора. Мужчина подошел к компьютеру; прочел, оставленный открытым стих; улыбнулся и набрал ниже:
«Я Аркадий Генцер, отец Кати».
Егор, открыв рот, смотрел на текст и мужчину попеременно. Гость, словно демонстрируя свои возможности, медленно прошел сквозь ширму; вышел из-за нее и вновь подошел к компьютеру; подкатил второй стул; уселся, и принялся набирать новый текст. Он долго стучал по клавишам, совершенно не обращая внимания на оцепеневшего Егора. Наконец, откатился на стуле и указал рукой на экран. Егор начал читать:
«Я учувствовал в разработке этого проекта и строительстве сейсмостанции. Двадцать лет назад, при монтаже оборудования случилась авария: молния угадила в распределительный шит, и по силовому кабелю добралась до стабилизаторов, — я как раз находился между ними. На тысячные доли секунды для меня остановилось время. Я очнулся в вентиляционной шахте первого уровня, хотя стабилизаторная находится на шестом — противоположного крыла: я остановился, тогда как планета продолжила свое вечное вращение.
Выйдя на поверхность, я обнаружил, что меня никто не видит и не слышит, хотя сам наблюдал за всем, что здесь происходило; я больше не нуждался в пище и воде; я не старился, — мое состояние очень сходно с летаргией, однако не только сознание, но и тело существует за пределами восприятия. Находясь вблизи интенсивного электромагнитного поля, я постепенно приближался к настоящему времени. Сегодня я обрел способность воздействовать на реальные предметы, а после активизации излучателя нас разделяют около двух тысячных секунды — поэтому я стал частично осязаемым и видимым. Однако скорость звука значительно уступает скорости света — поэтому слышать меня ты не можешь.
Для возврата в реальность мне необходима удвоенная энергия излучателя — поэтому я прошу тебя помочь мне вернуться.
Сегодня начнется поэтапное отключение блоков стабилизаторов. Когда отключат половину — переведи нагрузку с блока «Б-31» на блок «Д-12», а я активирую излучатель. Это нужно делать одновременно, иначе система отбора мощности переключит лишнюю нагрузку на внешний канал.
Я вернусь, и верну тебе невесту, а себе дочь.
Ты поможешь мне?»
Егор закончил чтение, внимательно посмотрел на Генцера: он пытался заглянуть ему в глаза, но они были пусты, — в них не отражался свет, словно матовые бесчувственные пуговки на таком же матовом лице.
Егор пожал плечами.
— Мне нужно время — все это осмыслить, — произнес он.
Гость вновь обратился к помощи клавиатуры:
«Дай ответ завтра в это же время», — набрал он.
Убедившись, что Егор прочел — Генцер удалил все кроме стиха, и закрыл окно редактора. Спустя минуту он ушел сквозь стену, отделяющую лабораторию от сейсмокомплекса.
«Почему мне хочется ему верить? Потому что он проникает сквозь предметы? А может, потому, что он представился отцом Кати и обещает вернуть ее? Почему? Что-то тут не сходится. Он прошел сквозь стену, но ведь она существовала и час, и даже двадцать лет назад?» — размышлял Егор, оставшись в одиночестве.
Станислав Генрихович вошел в помещение оперативного управления, когда у пульта, рядом с дежурным, внимательно изучая цифровые записи, уже сидел полковник Зубарев. Он поднял взгляд на прибывшего, и, взяв лежащую на столе папку, произнес:
— Профессор, взгляните.
Он протянул Рудакову документы.
— Только сначала присядьте, — добавил он.
Профессор взял папку и осмотрелся. Дежурный офицер уступил ему место рядом с командиром.
— Это невозможно! Три степени защиты, два оригинальных ключа, три десятизначных кода доступа! Это решительно невозможно! — листая сводки, бормотал профессор.
— Тем не менее, Аляску тряхануло на 9 баллов по Рихтеру, — невесело хмыкнул командир. — Если американцы вычислят нашу причастность... — добавил он, состроив гримасу человека, у которого нестерпимо болит зуб.
— Излучатель просто не мог самопроизвольно включиться — для этого необходимо физическое усилие человека: кто-то должен был включить рубильник — вручную! — пытался объяснить профессор.
— Взгляните теперь на это, — полковник протянул профессору вторую папку.
— Это профессор Генцер, — проговорил Станислав Генрихович, взглянув на фотографию.
— Это мы выясняли. А вот каким образом он мог сегодня на заре прогуливаться по объекту; проходить сквозь металлическую сетку; не обращать внимания на прошивающие его тело пули; да и вообще — быть живым, погибнув двадцать лет назад, — вот это, может быть, вы поможете нам выяснить?
Профессор непонимающе пожимал плечами; листал документы; перебирал фотографии; всматривался, — наконец произнес:
— Этого не может быть! Что это?! Фальсификация?!
— Увы, Станислав Генрихович — реальность. Это свалилось на наши головы, и нам необходимо вразумительно ответить на поставленные вашим наставником, Генцером, вопросы, — серьезно ответил полковник. — Виктор Юрьевич, — обращаясь уже к оперативному дежурному, продолжил он. — Согласуйте с профессором план мероприятий по отключению электропитания всех излучателей, до выяснения причин самопроизвольной активации. Комиссия из Москвы прибудет через трое суток, — думаю, этого времени достаточно для полной остановки комплекса.
— На остановку излучателей трех суток недостаточно — неделя, минимум: иначе мы рискуем потерять спутник, — тут же высказался Рудаков.
— Станислав Генрихович, — отозвался на реплику полковник, — возьмите вот это.
Он приподнял полиэтиленовый пакет с гаечным ключом и бросил его перед собой на стол. Звон упавшего на пол инструмента и опустевший пакет на гладкой поверхности — ошеломили профессора. Он недоверчиво потрогал пакет; погладил столешницу; заглянул под стол и вынул из пола встрявший в кафель, но не повредивший его, ключ. Он крутил инструмент в руках, царапал ногтем.
— Так что, профессор, вы уж постарайтесь уложиться в срок, а то, не дай Бог, это привидение устроит несанкционированное землетрясение в Калифорнии или цунами в юго-восточной Азии.
— А ведь его тело тогда не нашли, — задумчиво проронил профессор.
— Разберитесь с этим, пока не разобрались со всеми нами, — посоветовал командир.
Профессор вернулся в лабораторию хмурый и встревоженный. Он молча прошел к экранированному лабораторному шкафу; распахнул дверцу; положил на верхнюю полку полиэтиленовый пакет с блестящим металлическим предметом внутри; захлопнул шкаф и уселся рядом, подкатив ближний к себе стул. Весь его вид говорил о том, что он напряженно думает.
Егор наблюдал за неторопливыми движениями наставника, ожидая распоряжений.
— Он жив, — вдруг произнес Станислав Генрихович, обратив внимание на напряженный взгляд ассистента.
— Да, он только что был здесь, — подтвердил Егор.
Профессор вздрогнул, осмотрелся, словно пытаясь увидеть Генцера.
— Вы разговаривали? — спросил он.
— Можно сказать — да. Он набирал текст на компьютере, так как я не мог его слышать.
— Что он говорил... писал?
— Что он выброшен за пределы потока времени и хочет вернуться в реальность. Он просит меня помочь.
— Каким же образом? — насторожился профессор.
— Усилить мощность питания блока «Д-12» за счет отключаемого «Б-31», а он включит какой-то излучатель.
Профессор уставился на Егора изумленным взглядом.
— Решение об остановке комплекса принято не более десяти минут назад... Он все продумал, рассчитал... — пробормотал Станислав Генрихович. — Я должен рассказать тебе все, — добавил он задумчиво.
Профессор пересел к компьютеру, открыл защищенный файл с подробным планом помещений, и начал:
— Ты не знаешь того, что здесь происходит. В настоящее предназначение комплекса посвящены единицы — я в их числе. Эта база создавалась не как банальная станция сейсмонаблюдения, а как механизм влияния на сейсмические процессы. Сегодня произошло ужасное: непостижимым образом активировался излучатель — энергетический импульс, через спутник, воздействовал на тектонические процессы Аляски, — девятибалльное землетрясение разрушило аналогичную американскую станцию близь города Мак-Грат.
Профессор замолк, виновато опустив голову. Егор смотрел на наставника с широко распахнутыми глазами и приоткрытым от удивления ртом: он третий год стажируется на этом объекте, не догадываясь о его истинном предназначении.
— А-а, Генцер? Что вы о нем знаете? — спросил Егор после минутного оцепенения.
— Это случилось двадцать лет назад, — начал рассказ профессор, погружаясь в воспоминания:
— Стас, подай ключ на двадцать семь, — попросил Аркадий Рудольфович.
Голова профессора показалось в щели между трансформатором и стеной, а спустя мгновение оттуда уже высунулась рука с раскрытой ладонью. Я подал, и, в ожидании наставника, уселся на инструментальный ящик. Из темной глубины сверхмощного трансформатора доносилось недовольное бухтение; постукивание ключа по медным перемычками и болтам. Иногда луч фонаря вырывался наружу и слепил мне глаза.
Завтра последний день моей службы; впереди жизнь штатская со всеми прелестями свободы. Хотя и здесь я вроде гражданского персонала — альтернативщик, специалист электрофизик. Пролетел год — заметить не успел как. Только рассказать нечего будет — нельзя: подписка. Да и что рассказывать-то? Что я здесь, у черта на рогах, подавал ключи руководителю проекта, который везде лазил сам и проверял каждую гайку за монтажниками? Странный объект — полевая почта 34829; и прозвали его странно — Преисподняя; и местонахождение — в голой степи, вдали от населенных пунктов, за забором из колючей проволоки, да еще под землей; а назначение и вовсе непредсказуемо, — секретный военный объект, и все. Блок-посты на въездах; хмурые качки в камуфляже — только смотрят как зомби, молчат, ни слова не говорят; по периметру ходят как немые или иностранцы, — внутрь им, похоже, запрещено. Да уж, служба мне досталась скучная. Оно конечно понятно — допуск первого уровня еще в университете оформляли. Если б знал зачем — наверняка отказался бы. Целый год в вагончике на поверхности, и здесь — на страшной глубине, под землей. Спрашивал Аркадия Рудольфовича: «что за хрень такую строим?» — тот отмахнулся, мол, меньше знаешь — крепче спишь. А вообще он классный мужик! Простой как пакетный выключатель: анекдоты, байки трепать мастак; а в работе спец — каких поискать, — наш профессор ему в подметки не годится.
— Стас, — вновь окликнул меня Генцер. — Сгоняй наверх, там, в складе, в моем ящике найдешь струбцину — волоки сюда. И одна нога там, другая здесь. Дуй!
— И что вы без меня тут делать будете? — недовольно отреагировал я, но повторять дважды не заставил.
— Ничего, парень — профессором станешь, и у тебя ассистенты будут, а пока мчи со всех ног, — уж больно тесно тут: с моим радикулитом не весело долго в такой позе.
На поверхности хлестал настоящий летний ливень. Крупные капли хлобыстали так, что, пробежав пять метров до вагончика-склада, я промок до нитки. Струбцину нашел быстро, и уже открыл дверь, собираясь рвануть под навес у входа, но, услышав сильный скрежет металла об металл, остановился. Порывистый ветер раскачал зачаленный к крану порожний бункер бетонщиков, тот зацепился за опалубку надстройки и истошно скрежетал, изгибая торчащую арматуру. Кран опасно кренило, но сомнений в том, что он устоит, не возникало. Неожиданно сорвался град — льдины с голубиное яйцо барабанили по крыше вагончика; послышался звон разлетающегося вдребезги оконного стекла; вспыхнула молния, — и... только свет — яркий и бесконечный, обжигающий и искрящийся как тысячи сварочных аппаратов... Молния угодила в стрелу крана и разрядилась не через штатное заземление, а по стропам на арматуру и электрощит... Его искали, но не нашли...
— Он сказал, что очнулся в вентиляционной шахте первого уровня, судя по всему, крыла «А», — выслушав наставника, сказал Егор, указывая на плане предполагаемое место.
— Какая теперь разница, — выдохнул профессор.
— Станислав Генрихович, надо проверить шахту, — возразил Егор. — Я не уверен, но... Он не человек... То есть не совсем человек...
— Что ты имеешь в виду?
Профессор несколько оживился, как будто Егор подтвердил его собственную догадку.
— Если бы он имел материальное тело, то, даже отставая во времени, не мог проходить сквозь стены, — робко высказал Егор свое предположение.
— Сомнительно. Открой шкаф и взгляни — разве ключ, что там лежит, не материален? Кстати, кажется это тот самый ключ, который я подал ему тогда.
Егор открыл шкаф, вынул пустой полиэтиленовый пакет и показал профессору.
— Тут нет никакого ключа, — объявил он.
Профессор вскочил со стула, быстрым шагом подошел к шкафу; осмотрел пакет, и каждую из полок, — ключа ни где не было.
— Экран, — прошептал профессор. — Шкаф экранирован от магнитного излучения, потому ключ исчез. Он электромагнитный фантом! Неужели он пытается полностью материализоваться?! — воскликнул профессор и снял трубку телефона.
— Денис Иванович, — обратился он к командиру части. — Есть необходимость обследовать вентиляционную шахту крыла «А» на наличие трупа, — быстро выдохнул он.
— Да, вы не ослышались — трупа. Появилась информация, указывающая на то, что труп профессора Генцера находится именно там.
Сержант Загребельный полз вверх по огромной оцинкованной вентиляционной трубе, шумно дыша и бормоча несвязное.
— Ну что там? — гулом прозвучал вопрос, ожидающего снаружи, майора Яругина.
— Темно, как у негра в жопе: фонарик дерьмовый, то светит, то нет, — выкрикнул Загребельный, и шепотом запричитал:
— В гробу б я видал эту долбанную службу, с этими хреновыми катакомбами! Какой-то ублюдок издох здесь, и шастает привидением по дебильной части! Мамочка, на кой ляд ты меня на свет народила здоровым: не хромым, не убогим?!
— Ты чего там бухтишь? — вновь громыхнул майор.
— Это я так, что б страх отогнать, товарищ майор, — громко отозвался сержант, но тихо добавил: — Козел! Сам бы и полз, сука! Как что, так Загребельный. Крайнего нашли.
— Это ты правильно. Ты не молчи, боец, ты говори чего-нибудь, а то, хрен знает, жив ты или дуба дал, — попросил майор.
— Мать твою! — вдруг громко выругался Загребельный. — Здесь он! Скалится! Только я к нему не притронусь, — однозначно объявил он.
— Ты чего испугался?! Трупы не кусаются, — облегченно захохотал майор.
— Вашу мать! Да хоть под трибунал, а к мумие этой не притронусь! — завопил сержант и пополз назад.
— Ну, хрен с тобой, вылезай. Главное — нашли, — согласился майор.
В назначенное время Генцер появился в лаборатории. Он сразу прошел к компьютеру и набрал текст:
«Ты готов?»
Егор мотнул головой.
«В 13.30», — напечатал Генцер и, не задерживаясь, вышел сквозь стену.
«Он не удалил текст! Слышал? Догадался? Видел, как нашли труп? Не важно. Он мне не верит — значит, подготовил другой вариант. Какой?», — думал Егор.
Он выдвинул ящик стола, взял портативную рацию.
— В тринадцать тридцать, — объявил в эфир Егор, глядя на хронометр.
Оставался ровно час. Егор вооружился инструментом и решил идти к энергораспределителю немедля, уверенный, что планы Генцера изменились.
Тускло освещенными коридорами, используя переданные профессором коды доступа, Егор пришел к огромному металлическому сооружению с двумя рядами рукоятей. Он остановился и внимательно изучил показания приборов под каждым рубильником: запитанными оставались пять блоков.
Минуты казались часами. Пот выступил на лбу: любое неверное действие приведет к необратимым последствиям. С одной стороны — потеря спутника стоимостью миллиарды рублей, с другой — разрушительное землетрясение.
Зашипела рация. Егор вдавил кнопку приема:
— Отключаем блок «Б-17». Следующим будет оговоренный, — сообщил профессор.
Егор подошел к рубильникам Б-семнадцатого; напрягся, глядя на прибор фиксирующий увеличение свободной мощности. Вдруг стрелка замедлила подъем, замерла и медленно поползла вниз: начался отбор, но автоматика еще не сработала.
— Сукин сын! — выкрикнул Егор и бросился в стабилизаторную, на бегу вынимая рацию.
— Отбор мощности к блоку «Д-23»! Я выбью защиту стабилизаторов блока, — выкрикнул он.
— Стой! Это опасно! — кричала рация голосом профессора, но Егор уже все решил...
Стабилизаторная наполнилась дымом: из-за перегрузки плавилась изоляция, обгорала раскаленная обмотка. Егор открыл дверь и отшатнулся: многократно усилившийся гул пугал; едкая гарь перехватывала дыхание и резала глаза; вырывающиеся зигзаги разрядов грозили испепелить.
Егор снял рабочий халат; оторвал от него полу и помочился на нее; дыша через импровизированный противогаз, вбежал в помещение.
Разряды, молниями метались от одного трансформатора к другому; искры сыпались со всех сторон. Егор бросился на пол и, защищая голову рукой, подполз к распределительному щитку; сбил запорное устройство; отворил дверцу и обнаружил огромные железяки, вставленные перемычками вместо штатных предохранителей. Он мысленно простился с родными, взмахнул молотком и...
Тысячи, миллионы, миллиарды искр сыпались великолепным фейерверком; необыкновенная легкость и приятная нега овладела Егором...
Возникшую вдруг исключительную тишину нарушало лишь легкое журчание кристально чистого горного источника. Вокруг голубое небо, белые пушистые облака и заснеженные горные вершины, окутанные голубоватой дымкой.
— Егорка, — донесся спокойный и чистый голос Кати.
Егор осмотрелся: сочная горная трава, неописуемо приятная на ощупь, дохнула ароматом покоса; свежий ветерок ласкал лицо.
— Иди ко мне Егорушка, — вновь донесся Катин голос.
На это раз он звучал умоляюще.
Резкая боль и пелена в глазах сменила великолепие горного пейзажа, а Катин голос звал все настойчивей:
— Встань и иди. Иди ко мне.
Ноги не слушались, руки едва цеплялись за швы кафельного пола, — Егор полз из последних сил.
— Я здесь, иди сюда, — продолжал звать Катин голос.
Егор тянулся, сдирая пальцы в кровь. Силы покидали его, а Катин голос умолял ползти. Вдруг сквозь пелену он увидел черные старомодные туфли, синий ситцевый халат и непроницаемое лицо Генцера. Он ощутил, как сильные руки оторвали его изможденное тело от кафеля и выбросили прочь из стабилизаторной. Он чувствовал, как зацепилась штанина и соскочил с ноги туфель; как, сменяя друг друга, над ним проплывали лампы дежурного освещения; как впивался в шею, натянутый сильной рукой, ворот сорочки; как иногда мелькал перед глазами синий халат, и с каждым новым рывком дышать становилось легче...
— Он очнулся! — вновь услышал Егор Катин голос.
Белый потолок и оклеенные рельефными светло-голубыми обоями стены увидел он, когда открыл глаза. Медленно Егор повернул голову — теплая волна пробежала по всему телу: на стуле, у кровати сидела Катя! Она смотрела на него с восторгом и нежностью.
Егор потянулся, силясь прикоснуться к мокрой щеке любимой, но рука обессиленной плетью упала на забинтованную грудь, причинив резкую боль.
— Твой голос придавал мне сил, — едва слышно прошептал он, понимая, что очень слаб.
— Папа сказал, что ты можешь умереть, и я должна звать тебя... А мама рассказала, что я проснулась крича тебе, — смущенно проговорила Катя, утирая платком набежавшую слезу.
— Папа? Ты?.. — переспросил Егор.
— Я слышала его голос — он говорил о тебе... Он прочел мне твой стих...
— Слава богу, ты очнулся! В рубашке родился — не иначе! Из такого пекла живым вышел! — услышал Егор голос вошедшего в палату Рудакова.
Профессор подошел ближе и продолжил:
— Извините, что вмешиваюсь, но у меня совершенно нет времени, — пожимая плечами, добродушно усмехнулся он. — Спасибо тебе Егор! Огромное человеческое спасибо!
Станислав Генрихович легонько похлопал Егора по перевязанной руке; посмотрел на Катю, шумно выдохнул, и, махнув рукой, спросил:
— Одного я не пойму: как ты из стабилизаторной попал в комнату отдыха оперативного дежурного? Ведь входа в сектор управления из аппаратного крыла нет!
— Не знаю... Вот он — мой спаситель, — Егор взглядом указал на Катю. — Она и ее отец — Аркадий Рудольфович Генцер, — уточнил он, глядя на ничего непонимающего профессора.
Рудаков смотрел широко раскрытыми глазами на Егора и Катю, они оба лишь улыбались в ответ.
— Как?! Значит... это он тебя вынес? — запинаясь, спросил ошеломленный профессор.
— Он, — улыбаясь, ответил Егор.
— Он материализовался?.. — сразу поинтересовался Станислав Генрихович.
— Не совсем, но мы с вами ему поможем, не так ли? — подмигнул Егор.
— Да, да, — задумчиво прошептал профессор. — Непременно! — вдруг воодушевленно, словно поняв ускользнувший ранее смысл, объявил он, и, улыбаясь, примолвил: — А теперь воркуйте, голубки. И не забудьте старика на свадьбу пригласить.
Михаил Шульгин © 2006
Обсудить на форуме |
|
