|
КМТ
 Учебники:
Издатели:
Ссылки:
|
Фантастика 2006 Стаснислав Бескаравайный © 2006 Пересечение ПЕРЕСЕЧЕНИЕ
Настоящий афоризм не зависит от подписи под ним.
Настоящее оружие страшно в любых руках.
Настоящий дурак всегда успеет оказать вам медвежью услугу.
Старый парк. Деревья уже так разрослись, что кроны их сомкнулись, и теперь внизу полутьма, прелая листва и длинные искривленные стволы. Только на дорожках, мощеных узорчатой плиткой, иногда проскакивают солнечные лучи. Там и сям поставлены скамейки, а на пересечениях дорожек — крошечные закусочные, каждая с четырьмя столиками. Если поднять глаза от листьев, падающих на плитку, то парк можно рассмотреть до самых краев, там, где увитая плющом чугунная ограда иногда перемежается со стенами павильонов и бетонными заборами.
Днем в парке не тихо, но и не шумно. Матери с колясками, редкие хозяева с собаками. Да еще любители шахмат и домино, которые в сухую и теплую погоду не отходят от своих столиков. Несколько парочек. И случайные посетители, что зашли в парк от скуки либо просто успокоить нервы. Есть среди них один примечательный субъект.
Мужчина лет сорока, с резкими, глубокими морщинами, идущими от крыльев носа к уголкам рта. У него набрякшие, тяжелые веки, которые сейчас почти опущены, так что трудно понять, какого цвета глаза. Ладони широкие, пальцы крепкие, но видно, что ему редко приходиться носить тяжести или класть кирпичи. Он спокойно сидит на скамейке, вдыхает воздух и расслабляется. Может быть, наблюдает за белками. Делает это он уже довольно долго, и почти засыпает.
Мимо идет девчушка, совсем еще кроха лет шести. Палец во рту, а в глазах — один большой вопрос «Почему»?
— Дяденька, а почему ты спишь? — точно, она повернулась к нему. И по случаю разговора вытащила палец изо рта.
— Устал, — еще дремля, отвечает он. Голос у него глубокий, надтреснутый.
— А почему устал?
— Много ходил.
— А почему скамейка деревянная? — похоже, девчушка нашла человека, который может нормально с ней поговорить.
— Так проще её сделать.
— А что такое проще?
— Это когда меньше напрягаешь руки и голову.
У девчушки секундная заминка, надо понять ответ и придумать еще вопросов. А мужчина еще окончательно не проснулся, или ему просто лень думать, и он отвечает первое, что придет на ум.
— А почему листья зеленые?
— Потому что лето.
— А когда наступает лето?
— Когда приходит время.
— А что такое время?
Левое веко у мужчины приподнимается, и видно, что глаза у него синие-синие.
— Время — это мера всего живого и всего движущегося.
— А что такое живое?
— Это всё, что может изменить само себя. Сделаться другим.
— А так всегда будет?
— Вечно.
— А что такое вечность?
— Это то, что уже есть, но не имеет ни начала, ни конца.
Девчушка удивляется и на секунду снова засовывает палец в рот. Мужчина уже окончательно проснулся и, похоже, ему приятно отвечать на все эти вопросы.
— Дядя, а ты всё знаешь?
— Нет, не всё.
— А я вот, когда вырасту, всё выучу. Потом тебя встречу и научу.
— Нет, не встретишь.
— А почему?
— Никто не может поговорить со мной второй раз, — он печально улыбается.
— Правда?
— Конечно.
— Юля! Юля! — не так далеко кричит женщина. Она просто стоит за ближайшей закусочной и со скамейки её не видно.
— Это твоя мама? Тебя зовет? — глаза у мужчины вдруг делаются колючими и очень внимательными.
— Да, — Юля, похоже, ничего не понимает.
— Тогда иди к ней.
Мужчина встает и торопливо уходит в сторону, противоположную крикам.
От парка в разные стороны, как лучи, расходятся несколько улиц. По самой старой из них, с двухэтажными кирпичными домами, идет все тот же человек. Разглядывает кирпичные украшения, башенки и кованые решетки. Его можно принять за туриста, только вот слишком привычным взглядом охватывает он все вокруг. Просто мужчина не был в городе несколько лет.
Он думает, куда бы пойти, скоротать вечерок. Театры? Там еще не полностью сменились труппы. Кино? Неплохо, только последние фильмы он уже видел, да и в зале можно встретить знакомого, получится неприятность. Другое манит его сегодня — театр одного актера. Там крошечный зал и он никогда там не был. Мужчина кивает своему отражению в очередной витрине.
Можно культурно провести время.
Внутренности машины. Не слишком дорогой, без лишней роскоши, но солидной. Перегородка между водителем и пассажирами воспринимается как необходимый элемент дизайна. На сиденье двое таких же солидных мужчин.
Начальник явно старше пятидесяти. Волосы редеют, причесаны неаккуратно и жирны, отчего постоянно кажется, что голова мокрая. Второй подбородок и общая округлость лица искупаются быстрыми движениями рук и энергичностью мысли. Он любит записывать короткие дельные задумки на маленьких квадратных листках бумаги. Привычка до крайности вредна при его работе. Потому рядом всегда пепельница. И бывает, что выведя на листке непонятную закорючку или пару букв, он тут же сжигает его.
Подчиненный младше начальника лет на десять. Обыкновенно у него мрачное лицо, однако случается ему и удачно пошутить. В мысли он еще более энергичен, но часто не успевает оформить идеи в слова, из-за чего иногда просто бормочет себе под нос. Очень исполнителен. У него тонкие, длинные пальцы с увеличенными суставами, и когда он складывает руки на коленях, кажется, что там сидит большой непонятный паук.
— Удалось разыскать его биографию. Сапальцев Григорий Григорьевич. Родители, место рождения, прочее, — подчиненный докладывает сухим, равнодушным голосом. По памяти, — До десяти-двенадцати лет прослеживается аккуратно. Прививки, учетные записи где только можно. Потом начинаются пробелы. Есть несколько жалоб на исчезновение, бродяжничество, не явку на экзамены и прочее. Это входит в систему в шестнадцати годам. В армию он уже не попал.
— Ищут до сих пор? — у начальника сочный, глубокий баритон.
— Только по отчетности, махнули рукой. Свежей фотографии у них нет.
— Он болел? Бывал ранен?
— Достоверно — четыре катастрофы, где ему оказывали первую помощь. Один раз перелом ноги. Пытались задерживать, снимали отпечатки.
— И?
— Как всегда.
Шофер закладывает крутой поворот, и начальник хватается за ручку над окном.
— Более ранних следов нет?
— До рождения — никаких. Проверили родословную, установили сходство фотографий по предкам до четвертого колена. Аномалии отсутствуют.
— Значит человек. Можно работать, — начальник задумчиво поднимает брови. Подчиненный молчит, — Будем делать так, Иваныч. Этого Гришку проверим. Еще раз. Я хочу знать, можно ли его хотя бы в «обезьянник» засунуть. Такой вариант предусматривал?
— Есть наработки. Через прикормленных ментов выбросим общие приметы, но чтобы он под них подходил. Возьмут и его.
— А прямо не получается?
— У меня уже нет.
— Плохо, — тот хмурится, — Думал, куда его приспособить?
— Есть варианты.
— Позже...
И они начинают обсуждать детали охраны концерна, где занимают должности уже несколько лет.
Обычные столики на тротуаре, какие всегда стоят перед ресторанами. Хозяева постарались и сделали соломенный навес. Изыск под общий деревенский стиль. Несколько самых разных людей за столиками и среди них — тот самый мужчина с синими глазами. Официант не смог вынести ему заказ, подвернул ногу, но официантка принесла поднос. Человек перебарывает в себе стремление поспать, расслабиться под гул голосов. Он только начинает прикидывать, куда бы пойти дальше, как вдруг тревожно прислушивается. И предчувствие не обманывает.
— Гражданин, предъявите документы.
И почему стражи закона так любят подходить со спины?
— Пожалуйста, — старый паспорт у него всегда с собой.
— Сапальцев, пройдемте в отделение.
— Это так необходимо, сержант?
Но лучше не спорить и Сапальцев подчиняется.
По дороге из разговоров выясняется множество вещей. И что всю смену таких гонять, и что надо просто норму сдать, и даже, что тому, который повыше, Сергею, ботинки новые нужны.
Отделение как отделение. На него мельком смотрит дежурный, пытается что-то спросить про записи в паспорте, но звонит телефон и дежурному уже некогда. А приемник-распределитель это просто кусок пола в задней комнате, огороженный решеткой и, вторым слоем, сеткой. По дневному времени там только один бомж. Человек приваливается к решетке и начинает ждать, на сокамерника он не оборачивается.
Еще четверть часа все идет своим чередом. Потом из дежурки слышится сухой треск, ругань и гаснет часть ламп. Начинается суета. Мимо пробегают люди в синем, кто-то из них механически останавливается и проверяет замок. Он только на мгновение встречается со Сапальцевым взглядом, но и ведь это тоже — разговор? Спустя еще несколько минут в передних комнатах какая-то новая неувязка. Выстрел, потом еще один. Густой мат.
Сокамерник начинает причитать, но Сапальцев все не обращает на него внимания. Короткая передышка и откуда-то сбоку слышится тяжелый, раздирающий хруст. В стене лопается водопровод, щели бегут по ней, как морщины, и тут же начинает заливать соседнюю комнату. Приемнику-«обезьяннику» тоже достается.
— Эй! Помогите!! Кто-нибудь, на помощь!! — бомж пытается ломать решетку. Ему кажется, что они уже тонут.
Одинокий человек напрягается, но все так же спокоен. В коридоре суета, люди бегут обратно, кто-то падает, собирается куча-мала. Со стен начинает сыпаться штукатурка.
— Да помогите же, сукины дети!!! — бомж уже почти визжит.
Какой-то лейтенант вбегает в комнату, открывает замок и пытается отконвоировать их куда подальше. Но в коридоре он от случайного толчка буквально на секунду теряет Сапальцева из виду, а найти не получается. Сам же Сапальцев, уже спокойный, впавший в свою обыкновенную полудрему, проходит мимо окошечка дежурки, зайдя в её открытую дверь, берет со стола паспорт, ориентировку, и через пять секунд он уже на улице.
Неспешным шагом идет к себе. Подозрения, что весь этот арест неспроста, впервые посещают его разум.
Официальное мероприятие в концерне. Зал, полный работников, президиум, с лучшими людьми, красные дорожки. Зачитывают важные документы и делают ценные подарки. Но уже скоро конец, и работники службы безопасности могут не присутствовать на вручении чеков, орденов и всяких там грамот.
Подчиненный прикрывает за собой дверь в смежный коридор. Смотрит на экранчик генератора помех, который почти всегда носит с собой.
— И? — начальник нетерпелив.
— Это впечатляло, Семеныч. Были все шансы, что пойдут холодные, — подчиненный, чуть сбиваясь, пересказывает отчет своего подчиненного, показывает фотографии на телефоне и сводку.
— Тут другое надо узнать, Иваныч, — начальник вынимает из блокнот, ручку, рисует очередную абстрактную загадку, — Тот псих, что в отделение с наганом пришел, он по месту психовать начал, и ли заранее готов был?
— Угадывание судьбы, будущее?
— Именно. Если воздействие началось, когда объекта запихнули в камеру — это одно, а если всё складывалось заранее — совсем другое.
— Понял. Можно сочинить эксперимент с маловероятным...
— Придумаешь сам. Механизм разговора уточнил? Чтобы надежно?
— Обычные письма не работают. В одно звено не работает вообще ничего. Ни приказы, ни информация, ни просто бумага.
— Проблемы с посредниками?
— Не так, чтобы очень. Просто назначать курьера, всех в отделе перебирать по очереди — не получиться. Но схемы на первое время я заготовил.
— А что ты сможешь ему предложить? В обмен? — начальник, прислонившись к стене, марает следующий листок.
— Думать, как снять этот блок. Или проклятье. Это для начала. Он ведь ни с одной женщиной два раза не мог встретиться. Пообещаем ему невесту. Это во-вторых. Или детей — запасной вариант.
Начальник до крайности удивлен этим кульбитом в рассуждениях подчиненного.
— Знаешь, Иваныч, ты в сказочки ударился. Кровь, любовь, морковь — я им как-то не доверяю. Деньги тут не пойдут, это ясно. Но невеста? Хлопотно. Да и объект можно потерять, вдруг там что-то перемкнет? Еще думать надо.
— Подумаю. Первый выход на связь — завтра.
Дверь открывается, появляются другие люди и начальнику остается лишь кивнуть.
Запечатанный конверт был отдан человеку за номером один. Тот поломал голову над незавершенными инструкциями, пришел ко второму и отдал бумаги с умеренной суммой в разорванном конверте. Третий человек совершенно не знал английского, зато смог, букву за буквой, переделать записку в трафарет, размером с чертежный лист. И уж четвертый человек был совершенно слеп, однако это не помешало ему в три часа ночи попасть на нужный перекресток, к строго выверенному участку стены и перенести на него информацию.
Если подумать, то объявление в газете тоже проходит через большое число посредников, однако же, объект не так часто исследовал рекламу.
Сапальцев обычно выбегал на утреннюю разминку очень рано, когда воздух был еще серый, и людей почти не видно. Спортивный костюм, кеды и стандартный набор упражнений, который должен поддержать самочувствие. Объявление красовалось перед подъездом, и было простым, как нож в печени. «Wanted! The single who is not afraid of tomorrow’s slaps to the face is required for interview today» . Прилагались отдаленно похожий силуэт и телефон. Григорий подошел, понюхал краску, заметил на асфальте характерные следы от испачкавшейся трости. Удивление не помешало Сапальцеву пробежать обычную дистанцию и поработать с брусьями.
Но проблему надо было решать. Для начала следовало исчезнуть. Через полчаса он вышел из подъезда, прошел на середину улицы, поклонился всем четырем сторонам света и прокричал.
— Эй!! Меня слышно?!!!
Послед чего спокойно зашел в подъезд, закрыл за собой дверь и тут же вышел.
Человек, наблюдавший за Сапальцевым в бинокль, и механически срифмовавший, пусть шепотом, ответ — вдруг почувствовал резь в животе. Видно завтрак из «Быстропита» оказался просроченным. А стоило ему попробовать повернуть бинокль, чтобы вести объект вдоль улицы, как он закашлялся и согнулся в три погибели. Продышался только через минуту. Впрочем, он уже довольно давно следил за объектом, и данные на инфосцепку могли накопиться сами собой.
Сапальцев пошел искать слепого. Раз след были около стены, значит инвалида не привозил транспорт, а тот пришел сам. Нужен был список местных слепых.
Когда человек не боится повстречать своего собеседника второй раз, он может позволить себе многое. Практически все — лишь бы сразу, немедленно получить информацию. Но когда человек живет с подобным свойством большую часть жизни, он еще учиться отлично спрашивать вещи. Работать с литературой, замечать даты выпуска товаров, потертости на сгибах, держать в голове расписание поездов и просто разную мелочь. Ведь если не удалось задать правильные вопросы в первый раз, то второго у судьбы не допросишься.
Слепой говорил охотно, вероятно потому, что ничего не понимал. Знал инвалид немного, но достаточно. Можно было разматывать цепочку дальше. Где-то к полудню всплыли первые данные. Безграмотный художник указал на прилично одетого заказчика и даже вспомнил, где видел того, и чем тот обыкновенно занимается. Номер телефона из объявления оказался, правда, «висячим» — в регистре он стоял где-то на тропических островах.
Приблизительно в это же время подчиненный позвонил начальнику. Без нервов в голосе, но излишне деловым тоном.
— Он пытается пройти к исходной точке. На контакт пока не выходил.
— А почему он не боится, Иваныч?
— Не знаю. В квартире денег и ценных вещей не наблюд... — тот скомкал конец фразы.
— Смотри, какой мобильный, — начальник задумался, — Там, в цепочке, еще слабые звенья есть? Отлично. Вот когда за следующее возьмется, тогда и поговори. Хотя нет, лучше я поговорю. Устроишь канал?
— Будет сделано, Семеныч.
— До связи.
Человек, который и нанимал художника, оказался мелким спекулянтом. Квартира в дешевом доме. Но поверх приличной обстановки она была завешана картинами, эскизами, заставлена рулонами — безо всякого порядка или системы. Здесь носились ароматы жадности, постоянного мелкого обмана, рвачества. Сегодня к ним примешался запах крови. Хозяин сидел на паркете, зажимал порезанную руку и косился на обычный столовый нож в руках посетителя. Белая рубашка хозяина, теперь вся в красных и темных пятнах, почему-то казалась посетителю авангардным полотном.
— Мне нужно знать кто, — Сапальцев снова пребывал в неторопливом расположении духа, хотя на ампирном стуле не разваливался, оставался собран.
— Ну не знаю, не знаю, всеми святыми!! Первый раз его видел, — раненый не кричал, а сипел от неожиданности и страха.
— Верю. Представь себе, верю. Но поверь и мне — я вот подтащу тебя к шкафу, закрою за тобой дверцы и просто вернусь на этот стул. А ты из шкафа больше не выйдешь. Захочешь пить, есть, а открыть незапертую дверцу — не получиться. Рука не поднимется, сердце схватит. Да мало ли. Это ведь ужасно, когда не можешь подвинуть даже лист бумаги, если он загораживает меня. Мне, конечно, тоже не сладко приходится.
Сапальцев знал, что уйти ему придется много раньше, шум и крики всерьез обеспокоят соседей где-то через полчаса. Но сейчас он испытывал то редкое состояние, когда чудился себе слабой тенью ангела смерти. И раненный, смотря на лицо разбойника, свято верил в то, что тот сумасшедший.
— Так подробности вспоминать будешь?
Легкий звон стекла, судорожное подергивание спекулянта и кровь на паркете. Он уже ничего не вспомнит. Сапальцев раньше, чем успел сообразить, бросается за комод. Прикидывает, как добраться до двери. Ему здорово не нравится красная точка, что двигается по стене.
Телефонный звонок. Первый, третий, шестой. Слишком уж вовремя и настойчиво. На десятом Сапальцев, не отрываясь от пола, поднимает трубку.
— Григорий Григорьевич? Добрый день, — вежливый голос.
— Кто это?
— Еще один, скажем так, Григорий Григорьевич. Не наделенный, правда, такими талантами. Нам ведь есть о чем поговорить?
— Здесь неподходящее место...
— Вас не побеспокоят. Люди с корочками уже стоят за дверью. Посторонних завернут.
Сапальцев, все еще ползком отодвигается от трупа. Пытается успокоиться, подавить острое, внезапное ощущение безнадёги.
— Это вы ждали звонка по объявлению?
— И я тоже. Правда, нас несколько удивила ваша бурная деятельность... Кстати, снайпер вас не тронет.
— Лучше я так посижу. Привычка молодости, — Сапальцев стягивает со стола скатерть, накрывает ею тело, — Тогда меня тоже пытались пару раз приручить.
— Тогда, может быть, вы угадаете, зачем вы нам нужны?
— Что ж тут непонятного? Саботаж и диверсии. Чтобы дежурил в нужных офисах, бардак там обеспечивал. Еще убийства.
— С убийствами накладка — мы в курсе, что они вам дорого стоят. Природа отыгрывается.
— Не всякие. Те горячие ребята меня больше не беспокоили.
— Ценю ваш юмор, — на той стороне короткий смешок, — Только ведь телефон звонит в обе стороны. Вы так и не знаете, кто я, но уже никогда не сможете взять меня «за грудки» и приложить физиономией об стол.
Красная точка прицела перемещается с асбстрактного узора в восточном стиле на голову крестьянки, почему-то нарисованную синими и зелеными красками.
— Я слушаю, — к Сапальцеву вернулся покой.
— Вот и отлично. Мы ведь примитивно людей не покупаем. Мы знать хотим, что за ширма такая между вами и всем остальным миром. И вы знать желаете. Или я не прав?
— Продолжайте.
— Можем организовать нормальный цикл исследований. Ваши собственные сведения упорядочим. Отыщем первоисточник феномена. Как знать, может через пару лет научимся простыми трюками обманывать ширму. А уже сегодня избавим вас от постоянных переездов с места на место, чтобы по почте комнаты не снимали, да слепоглухих хозяев не выискивали.
— О, я прямо так и вижу, какой чудесный домик в лесу вы для меня подготовили, — сарказм в его голосе был как толстый ломоть ветчины на хлебе.
— Зачем же только в лесу? — веселое удивление в ответ.
— А чем все кончиться, не хотите мне сказать? Когда на меня выйдут конкуренты или моя физиономия примелькается на фотографиях пожаров? Тихо спишите в могилку?
— Вы неприятный собеседник, — на той стороне явно не любят подобных рассуждений.
— Надо успеть сказать человеку всю правду, когда его еще увидишь? — теперь он говорит без особой подковырки. Чувствуется, что у него в запасе много подобных сентенций, — Кстати, вы знаете, что такое порядочность?
— Это когда за порядок своих действий человеку не стыдно перед собой, да и перед другими тоже, — нашелся собеседник.
Григорий промолчал.
— Подумайте, вас ведь чертовски трудно охранять: персонала не напасешься. А если расписать все правила, отработать процедуру, то обслуживать можно очень долго. Вам ведь никогда не хватало денег на собственный дом? Спроектируем, — Семеныч убалтывает профессионально, так изящно, как получается не у всякого гипнотизера, — А если выбить под феномен хорошую тему исследований, так ребята в белых халатах за вас горой станут.
Сапальцев вздыхает.
— Я подумаю.
— Вот и чудненько. Кстати, вы не знаете способа общаться в одно звено? А то мы быстро всех слепых в городе перепугаем.
— Попробуйте через газету. Я так пытался пару раз, только не понял, насколько это надежно. Вот и выясним. Главное, чтобы не только я был адресатом.
— Приятно будет иметь с вами дело, — голос на той стороне преисполняется оптимизма.
— Надеюсь.
Длинные гудки в трубке. Исчезла точка на картинах. Он снова остался один.
Сапальцев медленно поднялся. Все-таки сегодня он устал. Беготня, стрельба, мордобой. Отвыкать начал. Хотелось есть.
Он оглянулся по сторонам. Взял из пиджака, что висел на спинке стула, кошелек покойника, вытащил половину купюр, что там была. Когда он уйдет, наниматели все равно залегендируют убийство, а Сапальцев привык пользоваться любым «вторсырьем».
На лестничной площадке висели плавные потоки дыма. Окурков не было. На ступеньках уже успела свернуться клубком черная кошка. Теперь она смотрела на человека желтыми глазами, прикидывая, стоит ли давать деру. Сапальцев подмигнул ей и специально обошел черный пушистый шар по другому краю лестницы. Не стоило начинать новую жизнь с мелких пакостей.
Сентябрь 2006
Стаснислав Бескаравайный © 2006
Обсудить на форуме |
|
