|
КМТ
 Учебники:
Издатели:
Ссылки:
|
Снимаем кино Камелия Санрин © 2018 Такие хомосапы Мир объединяется. Сначала люди, потом дельфины, киты, орангутаны, вороны, собаки — словно лавина несётся с гор, подхватывая всё больше существ, по мере определения их равенства нам. Человек, по-прежнему, мерило всех вещей, — но сколько существ добавилось к определению «человек!
Мир в двадцатом веке катился к объединению, не видя и не слыша — в начале века все гении мечтали стать инженерами, запускать ракеты в Париж или на Луну — и кто, скажите на милость, кто заметил момент появления структурной лингвистики и начало Единства? Говорили о чём угодно, интернет мельтешил всевозможными пустяками, заслонявшими общую картину: люди перестали быть зоологическим видом, проскочили этические флуктуации и вынырнули в Единство. Да, хомосапы по-прежнему производят материальные штуки. Но развитие человечества уже не связано с материальными штуками. То есть, мало кто связывает развитие человечества с материальными штуками. Вернее, связывают-то не только лишь все, но... в общем, я знаю, что я имею в виду.
Я полтора года живу в Медельине. По сути я, конечно, номад, я этого не отрицаю и даже когда-то жутко гордилась. Но я не только лишь номад, не только лишь хомосап, я медиатор. Мне необходимо всунуть свой нос, найти, обнаружить, узнать — и просветить. Я легко учу языки, я легко завожу друзей. Заводить друзей — это моя работа. Все знают, что это работа. Некоторые считают, что это неподъёмный труд — и не заводят друзей. Вы считаете, что заводить друзей невероятно тяжело? — я иду к вам. Я Варвара Любопытная, вы мне интересны. Чувствуете, как забилось сердечко? «Вы мне интересны» — это и есть ключ к дружбе. Да, я, скорее всего, не останусь с вами навсегда — мне интересны другие люди тоже. Но я расскажу другим о вас — и они придут за мной, увидят то, что я разглядела — и станут вашими друзьями.
Куда я уйду? В те места, о которых вы мне рассказали. К тем людям, о которых вы мне рассказали. Сегодня это «новые люди сельвы». Кто они? Понятия не имею. Но я им нужна.
Итак, мы отправляемся. Валерка, тупой во всём, что касается реальной жизни, ужасающийся при мысли, что придётся, как и на прошлой неделе, сходить в магазин за хлебом, тощий компьютерный богомол с очкастыми глазами, выпученными от недосыпания (нет, не от ужаса, не хочу так думать) — и я, в каждой бочке затычка. Профессия журналиста давно приказала долго жить, а то бы я стала бы журналистом, но в нынешние времена я — Варвара Любопытная, блогер и попрошайка. А подааайте бедной Варваре на путешествие! А сильно же любопытно узнать, какая там фигня на краю света! Ой-ё-ёй, как любопытство мучает!
— Валерка, айда со мной!
— Дура, что ли? Тебе любопытно, ты иди. А лучше, нафиг, давай в чего-нибудь сыграем. Ни с кем так не прикольно играть, как с тобой.
— Валерка, мы живые хомосапы! У нас любопытство, в отличие от неживых!
— Ну, ты-то вообще любопытная кошка. Которую, кстати, оно и сгубило.
—Валееерочка, миленький, ну пожааалуйста! — (и глазками хлоп-хлоп) — а то я ведь, правда, одна пойду!
И Валерка сдался.
Я знала, что он будет ныть, невыносимо, и каждый день, и подолгу. Но он мне зачем-то нужен. Мой организм в отсутствие Валерки соображает хуже (проверено) — и не так решителен. То есть, иметь рядом растяпу — повышает адреналин, я так думаю. Наверное, есть и другие какие-то причины. Валерка — мой лучший друг, например. Как и почему? — сама не понимаю.
Финансовая сторона решается просто. Я вам не кто-нибудь, а Варвара Любопытная — а это не только прикольный ник, блог и всякие новостные сообщества — это «невесть что» и «вечная растяпа» — то есть, и смешно и нескучно разом. Именно то, что документальщики обожают снимать.
Киношники нашлись сразу. Валерку будет играть Бред Питт, а меня — Мерилин Монро. Или как их там зовут, этих звёзд, неважно. В общем, все, кто их любит — будут следить за сюжетом. А это, как минимум, три миллиарда народу. Если мы с Валеркой погибнем — они красиво изобразят нашу смерть и вернутся домой. Может, не поленятся закопать, а может, поленятся. Если закопают, оператор снимет жест невиданной благотворительности — это уже не для фильма, а для новостей — звёзды закапывают трупы каких-то придурков.
И тут публика осознает, какое это благо: сидеть дома и таращиться в свой замечательный экран, а не таскаться самим по неведомым дорожкам. Публика вздохнёт, оторвёт задницу от мягких подушек — и пошлёпает к холодильнику, успокоиться.
Согласно контракту, мы с Валеркой идём куда захотим и когда захотим. Мэрилин и Бред со своими операторами-визажистами и режиссёрами-массажистами повторяют все наши движения.
Мы вылетели на трёх машинах — один пассажирский самолёт и два военных. Плюхнулись в сельве на заброшенном аэродроме — и всё-таки, избежать провожающих не удалось. Надо сказать, что отсутствие наблюдателей прописано в контракте самым крупным шрифтом из всех возможных. Крупнее бывают только надписи на посылках. И вот мы сидим и ждём, когда все эти провожатые стравят горючку и на голодном подсосе потащатся обратно. Садиться они не могут — компания выкупила аэродром у обнищавших наследников и имеет полное право сбивать нарушителей. Наши охранники весело кувыркались в небе до захода солнца, расстреливая всех, кто заныривал за километровую отметку. И вот очередной провожатый загудел дымной сигарой в направлении горизонта, и небо, наконец, начало проясниваться.
Я для виду поправляю свой ОЖЕРЭЛ (обычный переводчик людей, «Объединённые Жители Единого Равноязычного Этноса» — у дельфинов и орангутанов другие). На самом деле я почти не пользуюсь переводчиками, предпочитаю говорить на всех языках с русским акцентом. Мэрилин тоже поправляет свой ОЖЕРЭЛ.
Мальчики, Валерка и Бред, голые по пояс, ставят палатки. Один из пилотов (тоже голый по пояс) помогает им, поминутно замирая в нелепых позах с надутыми мышцами. Он запрокидывает голову так, чтоб в глазах отражался закат — и чтобы отблеск этого отражения падал на идиотку Мэрилин. Мэрилин макияжится и занимается моим просвещением:
— С твоими ресницами надо... с твоими ногами... с твоим носом...
Чем ни тупее — тем учительница. Я улыбаюсь и киваю. Она запрокидывает голову, и ветер полощет золотые пряди волос. Я запрокидываю голову, как она, и провожу ладонью по отросшему затылку. Месяц назад я побрилась налысо и привыкла чесать ладонь о щетину.
Мэрилин тоже проводит ладонью по затылку — и белокурые волнистые волосы остаются в руке, оставляя ветру короткий ёжик — точь-в-точь как у меня. Парик. Пилот спотыкается, Валерка, воспользовавшись заминкой, со всей дури лупит его молотком по пальцам на ноге, отбрасывает молоток в сторону, словно змею, и замирает, прикрыв рот ладошкой. Мощная глотка пилота наполняет окрестности первобытным рёвом.
Я срываю травинку и начинаю задумчиво грызть. Мэрилин тоже срывает травинку. Она повторяет каждое моё движение, подчёркивает мою неуклюжесть. Контракт на два месяца. Я вздыхаю. Мэрилин отзывается протяжным коровьим вздохом, абсолютно не вяжущимся с изяществом движений и всей её фигуры. А не приударить ли за ней? В такой работе — когда нужно копировать и повторять — влюбится в образец можно на счёт «раз». Если мне это, конечно, нужно.
По большому счёту, мы с ней принадлежим к одной касте. Я усваиваю новую информацию, пережёвываю — и выдаю Потребителям в пережёванном виде. Она усваивает меня, пережёвывает — и выдаёт Потребителям версию «меня» для лёгкого усвоения.
Нам, по идее, должно быть легко вместе. Она впитывает все мои жесты, интонации, словечки. Мне это, по идее, должно быть приятно. Но почему я кажусь себе такой несуразной и неуклюжей в её присутствии?
Наверное, потому, что знаю: ей глубоко до лампочки куда и зачем я рвусь. Она встретится с моими индейцами и станет с ними говорить о том, же, о чём говорила я — она легко выучит непонятный текст. Но я-то выучила не текст, а язык, я-то их понимаю.
— Валерка, спим вместе! Я хочу-хочу тебя обнимать.
Валерка знает мои шуточки, но те два придурка, возможно, и вправду будут обниматься. Мы же говорим по-русски, а ожерэл не вникает в оттенки шуткоюмора. Я хыкаю в Валеркино ухо:
— Кисс-кисс, кусь-кусь.
Интересно, что Мэрилин хыкает в ухо Бреду?
* * *
Я полтора года прожила в Медельине — и да, по-испански я тоже говорю свободно, свободнее, чем по-английски. Я полтора года выбираюсь из номадов к живым людям. Просто поразительно, до чего непохожи наши миры — мир туристов, номадов, экспатов — и мир аборигенов. Я жила в разных странах, я знаю, о чём говорю.
Я полтора года живу в Медельине, и кое-что узнала. И мне необходимо это путешествие.
По палатке защёлкали дождевые капли и чей-то голос негромко позвал:
— Барбара...
Валеркина ладошка прилегла мне на плечо. Я повела плечом в ответ: слышу. Распутала москитку и высунула нос.
Мои друзья-аборигены договорились для меня с проводниками, нас ждали.
Мы с Валеркой ушли в дождь.
Когда-то Валерка мне открылся — ему всего-то надо, чтобы он был кому-то нужен, чтоб от него не отставали, требовали и просили быть рядом. А мне такой Валерка и нужен. Такие мы хомосапы.
* * *
Если подумать, что дождики — живые разумные существа, можно понять, что где-то в венесуэльской сельве находится их, дождиковая Мекка. Каждый дождик должен сюда прийти, чтобы пописать. Временами мы тоже запрыгиваем за кустики, приобщаемся к дождевой религии. Пять дней без особых приключений — и мы на плато. Ещё два дня — и мы в провале.
Ну, что я скажу? — здешние Разумные — это термитники. Красивые термитники, много. Целый мегаполис гигантских термитников. Сложно только уловить, когда они спят. Потому что, пока они не спят — они могут разбредаться достаточно далеко от дома, и термитник тупеет. Я повесила ОЖЕРЕУ (универсальный ожерэ) на ближайший термитник — и меня смело. Такого болтуна я ещё не встречала. О погоде, о богах, о клопах (в двух термитниках завелись), о соседях по страшному секрету — да, этот Человек очень соскучился по общению. Уже через пару часов мне захотелось сбежать. Я выпалила что-то вежливое и сорвала ожерэу с термитника. Другие термитники оказались поспокойнее. Я пообщалась со старейшинами, с учёными и на третьи сутки добралась до учителя. На этом термитнике я оставила один ожерэу, а второй повесила на болтуна — и помчалась со всех ног в джунгли. Пусть транслирует напрямую в Интернет. Антенна скоро прилетит.
Блин, хочется обо всех термитниках рассказать поподробнее, но сегодня дедлайн, и лимит этот дурацкий на сорок тызнаков... Я потом допишу, ок? Варвара Любопытная вас не подведёт. Вы можете пока задавать вопросы, я пока быстренько допишу самое интересное — у меня дедлайн. Главное — задавайте вопросы. Ваши вопросы помогают мне выделить самое интересное и сосредоточиться на нём. Позже, когда наладится антенна, можете сами общаться с ними напрямую. Я создала термитникам аккаунты в Фейсбуке и Вконтакте — не обращайте внимания на ошибки, у термитников структура речи очень отличается от привычного нам человеческого языка. Они в принципе неспособны представить себе значение слова «я», например — всегда только «мы». И эти их падежи... Но это детали. Главное — человечество обогатилось новой структурой разума. Я даже боюсь подумать, какие перспективы это открывает. То есть, я подумаю, конечно, но уже после дедлайна. А сейчас я боюсь подумать, потому что меня опять куда-нибудь занесёт.
В общем, вы видели это кино: Мэрилин в роли Варвары Любопытной, Бред в роли Валерки. О том, как они целенаправленно плутают в джунглях, отбиваются от чупакабры, охотятся на крокодила и постоянно проверяют свои ожерэлы на предмет связи. И — о чудо! — набредают на говорящий муравейник. И муравьи захватывают их в плен и собираются сожрать, и только упавшая на муравейник сейба отвлекает насекомых от пиршества и отвлекает Мэрилин от побега — упавшим деревом ей размозжило ногу.
Отличный фильм получился, все награды заслужены «от» и «до». Особенно тот момент, где Бред ей ногу топором — «хэк»! — и кровь на дрона с камерой, аж камера закачалась. Я искренне надеюсь, что новая нога срегенерирует достаточно быстро, чтобы Мэрилин могла лично присутствовать на вручении Оскара и Ники.
Если честно, я раньше недооценивала работу кинодокументалистов, считала их чем-то вроде дублёров. Но то, что удалось сделать Мэрилин и Бреду — это особая песня, заслуживающая всяческого уважения. Именно поэтому мой настоящий отчёт о путешествии идёт на конкурс научной фантастики, а их приключения... я решила поддержать их версию. Термитникам вовсе неважно, случайно их нашли или целенаправленно. Для фильма сделаем наложение — лицо Мэрилин вместо моего. Конечно, у нашего дрона камера слегка попроще, но вымутим что-нибудь. В любом случае — «в сельве всегда дождь». Хотя и не всегда.
Я встречусь с Мэрилин и с Бредом. И не будет дождя и противопогодного макияжа, и я загляну им в глаза и буду спрашивать её — о ней, его — о нём — и они мне откроются. Мне все открываются.
Такие мы хомосапы.
Камелия Санрин © 2018
Обсудить на форуме |
|
