|
КМТ
 Учебники:
Издатели:
Ссылки:
|
Снимаем кино Авусл Дьюла © 2018 Пятаки I
Ларрет проснулась поздно — богемная жизнь обязывала. Впрочем, учитывая, что вчера она была на презентации новой картины Чарли Мердока «Страсти вселенские», её сегодняшнее пробуждение можно было назвать ранним. «Да уж, практически, ни свет, ни заря». И на то были причины: ушла она задолго до окончания презентации. К тому же мерзотные ощущения от вчерашнего пати всё ещё были настолько сильны, что она срочно двинула в ванну с неодолимым желанием смыть с себя грязь вчерашнего вечера.
Минут через двадцать, накрутив на голове восточный тюрбан, а тело завернув в широкое махровое полотенце, она прошла на кухню и приготовила стакан грейпфрутового фреша. Горечь цитруса должна была перебить горечь воспоминаний. Устроившись в кресле, она всё-таки попыталась успокоиться и разобраться в том, что же случилось вчера.
Чарльз Мердок, преуспевающий и чертовски модный художник, объявил о презентации своего нового шедевра чуть не за полгода. Пиар-компания была такой, что от одного только ожидания крышу сносило напрочь: Мердок обещал нечто грандиозное и совершенно невообразимое. Он будто готовил Человечество к чему-то, после чего известная Вселенная и сама Жизнь уже никак не могли остаться прежними. А все, что было до того, просто должно быть забыто или выброшено на свалку Истории за ненадобностью.
Попивая сок маленькими глотками, Ларрет подумала, кой черт её вообще понесло на эту презентацию? И чего, собственно, она от неё ожидала? Мог ли Мердок её чем-то удивить, несмотря на все обещания рекламных анонсов? Вряд ли. Конечно, Ларрет отдавала себе отчет, что все эти презентации, вечеринки и тусовки — часть её образа жизни художницы, причем на данный момент часть довольно значительная. К тому же, призналась она себе, она втайне лелеяла надежду вживую наблюдать фиаско Мердока. Чтобы был повод несколько раз вежливо хлопнуть в ладоши, как акт поддержки собрата по ремеслу, и с чувствами глубокого удовлетворения и довольства собой отправиться тусить дальше. Но всё вышло не так, и Мердок сумел её вчера не то, что удивить, а буквально потрясти до глубины души.
Презентация проводилась с размахом: огромный зал в Национальной галерее, сотни людей обслуживающего персонала, тысячи приглашенных: люди художественной богемы, как Ларрет; государственные деятели и политики; знаменитости и просто очень богатые люди. Всё действо было тщательно срежиссировано и постепенно подводило зрителей к кульминации, умело подогревая интерес и накаляя страсти. Несколько трансгалактических телекомпаний вели прямую трансляцию чуть не на всю известную Вселенную. Глядя на всё это, Ларрет оценила в буквальном смысле вселенский масштаб происходящего. Казалось бы, будучи в первых рядах, она должна была чувствовать себя счастливой, но что-то её тревожило. И вот, наконец, дело дошло до самой картины...
Произведение представляло собой диптих, на обоих концах которого из кромешной космической тьмы появились безумно красивые и при этом совершенно обнаженные мужчина и женщина. Их тела словно светились изнутри и выглядели очень эффектно в полумраке огромной галереи на фоне космической бездны. При этом женщина показалась Ларрет смутно знакомой. Где-то она уже видела этот абрис, изгибы тела, пластику движений.
И вот мужчина и женщина двинулись друг другу навстречу. Вернее, они отправились каждый в свой путь, но поскольку были повернуты друг к другу, то и возникло ощущение встречного движения. И путь героев картины оказался весьма долог и полон событий: на пути своём они встречали представителей различных рас и цивилизаций, с которыми у них завязывался бурный и весьма откровенно показанный секс. Ларрет вовсе не была ханжой. Но чрезмерная продолжительность процессов начала её утомлять, а детализация породила чувство гадливости. И вдруг её словно током пробило! Она поняла, где и когда видела эту женщину. Ещё бы! Каждый день — в зеркале! Она вдруг почувствовала, что окружающие как-то странно поглядывают на неё. Ей стало очень неуютно, а увидев, как её прототип лихо совокупляется с какой-то инопланетной каракатицей, почувствовала, как заливается краской.
Нужно было что-то делать. Она рванула к ближайшему официанту, пытаясь при этом хоть как-то сохранить достоинство, и потребовала виски. Ещё раз взглянув на полотно, она увидела, что мужчина до зубовного скрежета похож на Мердока. Больше оставаться здесь она была не в силах. К тому же и финал действа ей стал предельно ясен.
Пару лет назад у них с Мердоком был бурный роман, который закончился не менее бурным расставанием. Как две артистические натуры, они не находили нужным придерживаться окружающих условностей, во всяком случае, не в отношениях друг с другом. И вот вчерашний перформенс словно выставил всю их подноготную на всеобщее обозрение. Возможно, Чарли вовсе не этим вдохновлялся во время создания своей картины, всё-таки они расстались не вчера. Правда, и создавать её он мог не один год.
Ларрет допила сок. Она чувствовала себя преданной. Как будто Чарльз что-то очень дорогое ей швырнул под ноги беснующейся толпе. И, тем не менее, она хотела знать, какую реакцию вызвала вчерашняя презентация. Включив телестену, она тут же получила ответ на свой вопрос. Гламурная журналистка, обворожительно улыбаясь Мердоку, брала у него интервью:
— ... А правда, что прототипом для вашей героини послужила известная художница и ваша хорошая знакомая Ларрет Митрих?
Чарльз попытался изобразить на лице гибрид одухотворенности и серьёзности:
— Моя героиня — образ собирательный, несущий в себе черты различных дорогих мне женщин...
Что за чушь он несёт! Любому не совсем далекому от этого мира было понятно, что это точь-в-точь визуальная копия Ларрет, а никаких других «черт» у этого изображения и не было.
Ларрет переключила на другой канал. Затем на третий, четвертый... Почти везде обсуждали новую картину Чарли, показывали восторженную реакцию публики, бесконечные интервью художника. Даже на других планетных системах презентация вызвала резонанс, поскольку на полотне нашли отражение все известные расы и цивилизации. Комментаторы и искусствоведы кричали о «теме вселенской любви, пронизывающей всё произведение Мердока» (ещё бы, бесконечный секс чуть не с первой секунды!), но девушке казалось, что все они говорят лишь о том, как её поимела вся Вселенная.
Она выключила стену. Вместе с тем чувство потерянности начало отпускать её, освобождая место нарастающей холодной ярости. Ларрет взяла телефон и нашла номер Мердока. Вряд ли он его поменял, подумала она. После некоторого времени на том конце ответили. Сначала прекратились гудки, повисла небольшая пауза, а затем она услышала проникновенный голос Чарльза:
— Тебе понравилось, дорогая?
Он тоже сохранил её номер. И, конечно, увидел, кто звонит. Поэтому и вложил в голос всю свою чувственность. Когда-то Ларрет велась на эти интонации и просто теряла голову. Сейчас же она сказала всего одну фразу, вложив в неё весь айсберг своей ненависти:
— Зря ты это сделал.
И повесила трубку.
II
Чарльз Мердок следил за работами по подготовке его картины к демонстрации и одновременно отвечал на вопросы корреспондента местного, как он его назвал, «культурного вестника». С момента нашумевшей премьеры прошло уже более полугода земного времени, и в настоящий момент Мердок находился в длительном и, чего уж там, изнурительном турне, представляя своё полотно по всем более-менее крупным центрам обитаемой вселенной.
— Мистер Мердок, когда-то единственная ассоциация, которую вызывало слово «художник», была связана с мольбертом и палитрой красок. Сегодняшний же художник — это специалист широкого профиля, создающий свои полотна в соответствии с последними достижениями науки и техники, и зачастую сам катализирующий эти достижения....
«Господи, откуда принесло на мою голову этого умника?» — пригорюнился маэстро, изображая при этом самую радушную улыбку. — «Почему перед представлением я должен отвечать на весь этот бред?»
— ... поэтому мой вопрос несколько неожиданный: а вы владеете какими-нибудь классическими изобразительными средствами? Карандаш? Мелки? Пастель? Акварель? Масло? Или всё это умения, ушедшие в небытие?
— Карандаш? Мелки? Пастель? Акварель? Масло? Я вас, наверно, шокирую своим встречным вопросом — зачем? Зачем мне овладевать этой архаикой? Писать этюды? Учится рисовать яблоко, чтобы стать триста миллионов десятым, кто нарисует яблоко? Я занимаюсь искусством, я создаю искусство. Искусство — не картину, не фильм, не спектакль. Искусство! И, как вы правильно подметили, зачастую создаю то, что помогает создавать искусство. Впрочем, так же, как и упомянутые вами великие мастера прошлого — они тоже не только не брезговали последними достижениями науки, но и сами способствовали прогрессу. Скажем, каждого творца, безусловно, заботит судьба своего детища перед лицом безжалостного времени. Что только художники не делали, чтобы краски сохраняли цвет и не блекли, холсты не сохли и не превращались в пыль! Изобретали новые техники и, чего уж там, технологии! Поэтому мне сегодня не приходит в голову использовать для своих картин целлулоид. Хотя горит он замечательно! — Тут маэстро заговорщицки подмигнул корреспонденту. Затем продолжил. — Так что сотрудничество с наукой — это отличительная черта художников, наверное, всех времен. И я — не исключение, ничто не ново под солнцем... вернее, солнцами! Так что ваш вопрос фактически содержит в себе большую часть ответа. Молодец, так держать!
С этими словами, похлопав довольного журналиста по плечу, Мердок скрылся в своей артистической.
III
А потом началось представление самой картины. Уже по первым секундам маэстро почувствовал, что что-то не так. Какие-то неуловимые изменения, которые мог почувствовать только он, выстрадавший каждое мгновение действа и наблюдавший его длительное время. Вот появилась героиня картины, вот она отправилась в свой долгий путь, вот она встречает первого представителя инопланетного разума...
И тут началось! Вместе того, чтобы любить пришельца, девушка просто разорвала его на куски, умылась кровью и двинулась дальше. Встречным было очень не сладко.
Мердок с ужасом смотрел на представление, ощущая сосущую мерзкую пустоту где-то в желудке, которая стремительно разрасталась в черную дыру. По рядам зрителей, первое время пребывающим в состоянии шока, пошёл гул недовольства, который стал нарастать. Раздались крики, требующие прекратить демонстрацию, но сделать это было невозможно, так же как вычленить из картины фрагмент.
Мердок быстро прошел за кулисы. Проскользнув в свою гримерку, он быстро запер дверь. И тут же понял, что он здесь не один. А после услышал знакомый голос, который промурлыкал:
— Тебе понравилось, дорогой?
Чарли хотел и одновременно боялся повернуться. Уже по увиденному он понял, что всё происходящее лежит за гранью шуток и безобидного дуракаваляния. Он понял, что, не смотря на такой знакомый голос, этот человек за спиной ему совершенно не знаком. Хуже — он ему совершенно чужд. И до исступления враждебен. От осознания этого его и вовсе пробрал мороз. Эдакий вселенский космический холод. И всё-таки он обернулся.
Ларрет сидела за столом, направив в его сторону иглу нейробластера:
— Ты не представляешь, как же мне в эти последние полгода хотелось с тобой встретиться!
Легкая искра — и он перестал чувствовать своё тело, потерял устойчивость и свалился на пол. Как в перевернутой кинокамере видел подходящие к нему ноги Ларрет и слышал её голос:
— А сейчас — то, что одна моя подруга называет «порубить хер на пятаки». Кстати, ты мне должен быть благодарен, что я не оставляю тебе на растерзание всей этой вселенской своре, которую ты только что разъярил своим шедевром! Доктор, берите его, пока никто сюда не добрался, он — ваш!
IV
Чарли очнулся в кромешной тьме. Он тут же попробовал пошевелиться и не смог. «Я всё ещё под действием нейропарализатора», подумал он. «Но сколько же прошло времени, что действие ещё не прекратилось?» Он попытался вспомнить, сколько действует заряд нейробластера, но так и не смог. Хотя наверняка, подумал он, заряды могут быть разные. Он начал вспоминать последние события. Ноги Лоррет, её исполненная ненависти речь.... Доктор! Что за доктор такой? Он вспомнил две промелькнувшие тени. Его подняли чьи-то крепкие руки, перекинули через чье-то крепкое плечо и понесли. Потом... мелькание каких-то коридоров, слепящий свет, поскольку он не мог даже глаз закрыть или хотя бы отвести их. Похоже, сознание само отключилось, обессилевшее от ужаса и непонятности происходящего. Конечно, теперь его беспокоило, исполнила ли Лоррет свою угрозу по поводу «пятаков», но он чувствовал, что совершенно не волен над своим телом, да и тьма не позволяет даже попытаться рассмотреть себя.
Вдруг он почувствовал, что его тело начало двигаться. Само. Без каких-либо усилий с его стороны. Вот оно приняло вертикальное положение, вот оно куда-то идет. Вот его словно вытолкнули в какое-то пространство. Тьма перестала быть кромешной. Он стал различать мерцающие огоньки вдали. Такие маленькие, такие... похожие на звезды. Мердок понял, что вокруг него огромное звездное пространство, освещаемое только звездами. Что под ногами, он понять не мог, но чувствовал твердь, по которой легко, даже изящно двигались его ноги. Он по-прежнему не принимал участия в двигательной деятельности своего тела, являясь словно сторонним наблюдателем. Но вот он увидел перед собой словно ниоткуда взявшегося инопланетянина. Если быть точным, инопланетянку. Чарли тотчас узнал её, это была представительница зилитидов. Они неотвратимо сблизились и... занялись любовью.
А потом были ещё инопланетянки, ещё и ещё, снова и снова. Инопланетянки и инопланетяне. Пока, наконец, он не увидел Её. Он сразу её узнал. Она выглядело страшно и при этом одуряющее прекрасно — развевающиеся длинные волосы, перемазанное кровью лицо и совершенно безумные сверкающие глаза. Лоррет подошла к нему и просто вонзила под ребра руку. Мердок почувствовал, как эта рука движется внутри него, неумолимо пробираясь к сердцу. А потом — дикая боль, и обливающееся кровью трепещущее сердце прямо перед его глазами! И следом — кружащийся каруселью, переворачивающийся и постепенно меркнущий мир.
Чарли очнулся в кромешной тьме...
Авусл Дьюла © 2018
Обсудить на форуме |
|
