|
КМТ
 Учебники:
Издатели:
Ссылки:
|
Снимаем кино Олег Калиниченко © 2018 Баба Ряба и курочка Яга Небо нахмурилось на глазах и нависло прямо над кронами вековых сосен. Среди грязно-серых туч едва просматривалась теперь чуть более светлая полоса. Словно суровая зимняя дорога посреди лета. Но эта дорога годится разве только для птиц. Здесь, в глухой тайге, реально держи путь только по реке. Лесные дороги, знамо дело, тоже имеются, только туда без дюжины добрых молодцев и не суйся. И зверь лесной лютует. И это бы еще полбеды. Кушать хочется бедолаге. Со зверьем случается и договориться. А вот встречаются ведь и куда похуже лесного зверья. Вроде, и выглядят как ты, и говорят на твоем языке, а не договоришься ни в жизнь.
Но речь, знамо дело, идет о таких, кто к тайге непривычен. Для молодого парня в крестьянской одежде тайга, считай, дом родной. Такой здесь не потеряется, и такого не встретишь, если он сам того не захочет.
Но то — тайга. Здесь, в городе он удивленно оглядывается. Явился сюда по совету братьев старших, да батюшки с матушкой — ума-разума набираться, да, вот еще прикупить по случаю корову.
На напутствия такие он сызмальства не обижается — ведь и зовут его промеж своих не иначе, как Иван Дурак. Да и ум по его разумению никогда не бывает лишним...
В городе явился Иван прямиком на базарную площадь; где же еще ума набираться, ежели не здесь, среди людей. Подивился по дороге на дома каменные, но специально останавливаться, да глазеть не стал — каменюки, дескать, они каменюки и есть. За что, уже на рынке, приценившись к паре-тройке знатных коров, изрядно теперь себя ругал. Подумалось ему: поелику, ума-разума набираются не там, где ты знаешь всех, а все знают тебя, как облупленного, а хотя бы и на таком вот базаре. А в местах незнакомых — вот и среди таких дворцов каменных, которые люди добрые, небось, неспроста понастроили...
Столичный офис начала двадцать первого века. Глаз радуют глаз обои цвета морской волны. Паркет натерт до зеркального блеска. Среди матового света люминесцентных ламп сверкают редкие зернышки хрусталя.
Двое мужчин лет за сорок в строгих черных костюмах пристально смотрят друг на друга, до искр и пистолетов дело пока не дошло, но, похоже, все к тому идет. А двое молодых людей — эффектная природная блондинка среднего роста и юноша, скорее шатен, выглядящий как ее родной брат (а на самом деле кузен) — глазеют по сторонам, они скорее скучают. Оба — молодые, но уже известные актеры. Отец молодого человека, менеджер проекта, заметно взвинчен и готовится выступить с претензиями по отношению к младшему брату, режиссеру. Сидят все четверо в массивных мягких коричневых креслах, расставленных по углам этого небольшого помещения. На столе в центре — вино, бокалы и легкие закуски. Все стоит пока нетронутым, терпеливо дожидаясь своего часа — завершения деловой части переговоров. Но и до этого очередь непременно дойдет...
— Я протестую! — с горячностью говорит менеджер, — Нет, на роль царевны собственную дочь ты пригласил совершенно правильно. Она — талантливая актриса и с ролью, безусловно, справится. Тем более что и сам ты приберег для себя эпизодическую роль батюшки-царя. Но, вот, почему на главную мужскую роль ты отказываешься приглашать моего сына, теперь уже я понимать отказываюсь...
— Ты хотя бы взгляни на него! — ворчит в ответ режиссер...
Молодой человек, совершенно выпадая из контекста разговора, смотрит в окно, благо, его кресло стоит как раз рядом. Слегка удлиненное лицо с явной печатью интеллекта выражает задумчивость.
— И ты настаиваешь, что это Иван Дурак?..
Менеджер, скрепя сердце, вынужден согласиться.
— Но я вам обоим предлагаю вакантные пока роли, так сказать, главзлодеев — князя, старшего брата царя, и его сына. В сюжете детально они пока не прописаны, но чутье подсказывает, что их вот-вот придется из Зыбкого Тумана извлекать на Свет Божий. Как раз, будет, что обсуждать. Ты ведь не любишь ничего принимать на веру...
На сем и порешили.
— А ты почему молчишь? Что-то это на тебя не похоже! — воскликнули братья практически в унисон, как только напряженка между ними свелась на нет, обращаясь к будущей царевне.
— Как вам не осточертеет этот дурацкий Канон! — с жаром заговорила та, — Иван Дурак, Прекрасная принцесса, которую непременно надо спасать... Damsel in Distress, Бабка-Ёжка, Соловей Разбойник... пусть хоть что-то окажется неожиданным! Пусть будет настоящая Сказка...
— Что ты предлагаешь конкретно? — деловито уточнил режиссер.
— Ну, скажем... пусть будут Баба Ряба и Курочка Яга...
Предложение Царевны показалось интересным, и сюжет решили переработать. Деловая часть на этом подошла к концу, и очередь, наконец, дошла до вина...
Мрачные грязно-серые тучи, что затянули небо, пока шел по тайге, так никуда и не делись. Иван нахмурился. Пролейся они дождем, а хоть бы и бурю принеси — то бы еще полбеды. Но дождем вроде и не пахло. Не любил Иван так думать, чтобы ненароком не накаркать, но куда от мыслей-то денешься. Там-то, в тайге — ни ветерка, ни шума крон, ничего. Не иначе, колдовство деется черное. И если не по его грешную душу — что с него возьмешь! — то, вот, насчет той вон девицы-красавицы, тоже слоняющейся по базару все время, пока он здесь — почему бы и нет!
Девица стояла рядом с отцом, одетым вроде по-крестьянски, но не в пример почище его, Ивана в окружении двух, а то и трех десятков добрых молодцев. Спору нет, те выглядели грозно. Против лихих людей вполне могли бы и защитить. Но как защитишь красавицу от Сил Небесных!
Опасения Ивана взялись не с бухты-барахты. Черное пятно, парящее уже какое-то время среди грязных туч, не иначе, как орел или какая другая птица, способная, судя по размерам, унести и лошадь, а то и всадника верхом не лошади. Оно вроде бы и ничего — каждая тварь должна чем-то питаться. Но что она потеряла здесь над базаром людским, где у каждого третьего может оказаться под рукой добрый лук, да колчан со стрелами...
Смотришь на орла и не веришь своим глазам — не бывает таких, перевелись, поди, в стародавние времена...
Пока Иван Дурак глазел на небеса, народ на площади тоже зря время не терял. Девица та Красная крикнула что-то отцу. Тот в ответ принялся качать головой, да урезонивать. Иван-то стоял далече, слова совершенно утонули в извечном базарном шуме. Видно было, что Она боится чего-то, а тот успокаивает — гляди, дескать, сколько вокруг добрых молодцев! От любой напасти, небось, защитят!
Иван, грешным делом не мог отвести взгляда он глаз ее ясных, которые он разглядел еще в тот раз, когда зимой в стольный град приходил, да колесо ее телеги по случаю починил. Взглянула она на него тогда ясными своими глазами — что для тебя сделать в благодарность, добрый молодец?
А он и ответил, — да будь здорова, Красна Девица. То, что я хочу, все равно не сделаешь! — да и зашагал тогда своей дорогой...
Эх, устами бы батюшки Ее, да мед пить! Послушала Красна девица речи батьки рассудительны, спужалась, видать, пуще прежнего, да и бросилась бежать. Искать защиту у какого-нибудь доброго молодца, которых тут на базаре, собралась, наверное, сотня. Ежели не вся тыща...
И побежала она, выходит, аккурат к нему, Ивану Дураку. Встрепенулся молодец, подбоченился. Смотрит по сторонам, да все никак не углядит, откуда девке опасность грозит. А опасность, судя по всему — нешуточная. Бежала-то бедняжка, аккурат, как от медведя...
Эх, не будь он Иван Дурак, сразу бы, поди, сообразил! Да что ж теперь пенять...
Не добежала девка до него несколько шагов, а тут птица та — орел, не орел, для коршуна велика вроде — нечисть, стало быть, какая-то — спикировала прямо на нее. Схватила когтями вершковыми, да и взмыла обратно в небеса. Девка-то отбивалась сперва, кричала, а потом и успокоилась. Слишком далеко падать из-под облаков. А, может, кто знает, она и там отбивалась, да отсюда, с Земли Матушки не видать...
Эх, дурень я стоеросовый! — воскликнул в сердцах Иван Дурак, — На небо надо было смотреть, а не по сторонам глазеть!
— А что так? — спросил аккуратно, по-крестьянски, но уж больно чисто одетый мужик. По виду — отец той самой девки. Как он тут рядом оказался, Иван так и не понял. Стоял же, вроде, далече. И добрые молодцы, что окружали только что его с дочерью, разбежались, видать, куда глаза глядят...
— Да, девку уж больно жалко, — не задумываясь, ответил Иван, — экой я дурак — в небеса глазел, пока нечисть эта в облаках парила. А тут, вишь ли, не додумался...
— А спасать-выручать девку пойдешь? — спросил мужик с заметным интересом. Их двоих начали окружать тем временем зеваки, по большей части, похоже, из тех самых парней, что окружали отца и дочь совсем недавно.
— Да, как же ее теперича спасешь-то! Орел, то ли коршун, поди, давно затащил девку в гнездо, да и разодрал там, — обескуражено ответил Иван, — да, вот только, гнездо-то у него, орла — на скале. А скалу в наших краях днем с огнем не сыщешь....
И умолк, сам удивляясь своим речам. Откуда он такого ума-разума набрался, мужику этому, по сути, первому встречному, рассказывать, пожалуй, поостерегся бы...
— Опять же, твоя правда, — согласился мужик, — да только, где ты видел в наших краях таких огроменных орлов! Чую, колдовством за версту несет. А в плохое верить — душа не велит. Дочь она мне как-никак!
— Сходить-то оно надо бы. Больно уж жалко девку, — согласился Иван Дурак.
— А коли живу-здорову приведешь, тут и под венец забирай. Да и полцарства в придачу...
— Да, кто ж ты такой, коли такие щедрые дары обещаешь? — хотел, было, крикнуть Иван в ответ, да самую малость не успел. Глашатай вышел как раз на помост, стоящий в центре базарной площади, да прокричал, аккурат, то же самое, что только что говорил мужик.
По словам глашатая выходило, что кто отыщет царскую дочь, только что похищенную черным колдуном при всем честном народе, да приведет ее живой и здоровой во дворец, тот и под венец ее, стало быть, поведет. А уж на награду царь-батюшка не поскупится...
... и набралось тут добрых молодцев пожалуй что и побольше, чем с дюжину. Стой они все спокойно, да не окажись и сам Иван среди них, пожалуй, и смог бы сосчитать. А так, поди-ка, сообрази...
... и были все они при оружии, да при добрых скакунах, один другого краше.
Кони взялись, знамо дело, из конюшни при базаре. И сам Иван не отказался бы, пожалуй, от одного из таких. Только у него даже и среди родни, куда побогаче него, таких сроду никто не имел. Так и вышел к помосту — на своих двоих, да с голыми руками. Только рукава закатал по локоть...
А пока судили да рядили — встретил, вот, кота. Серый, полосатый, самый простецкий, какого нйдешь, пожалуй, в каждой избе. Стоит тот среди честного народа, смотрит на Ивана и голосом молвит человеческим...
— Возьми, Ваня, меня с собой. Я тебе пригожусь...
А Ивану Дураку-то что. Взял, да и сунул за пазуху...
Как ни иди, а отсель, из города — все одно через тайгу переть придется. Вот и сошлись добры молодцы, спасать-выручать царевну отправлявшиеся, в два отряда. И стали во главе каждого из отрядов опытные вояки. И решили промеж собой тайгой отойти подальше от города. Там-то, далече, лихим людям, поди, и делать нечего. Про то, где да как царевну искать, никто пока не загадывал. Тайга-то, она тайга и есть. И тянется отсель, почитай, до самого моря-окияна...
Рассчитывали отойти подальше, да там и разойтись. А там — каждый будет действовать исключительно по своему разумению...
И двинулся один отряд по дороге, а другой сразу завернул в бурелом непролазный, где и пешим ходом пройти не просто.
Как Иван Дурак не поспешал, все одно заметно поотстал что от одних, что от других. По-другому и не бывает — на своих-то двоих! Он-то шел как раз хорошо знакомым путем, собственно, как сюда и явился, но все одно выходило — ближе к дороге...
Знакомая полянка на краю дороги, где так хорошо всегда бывало устроить привал, не важно, в город путь держишь или из города, встретила ослепительно ярким солнцем и голубым, без единого облачка небом. Иван нахмурился и остановился перед самым краем поляны за вековыми деревьями. Полянка-то хороша, спору нет, только хороша-то она не для одного тебя. Это у тебя взять нечего, окромя, вот тоже, денег на корову, которую пока так и не сподобился купить. А с его товарищей по поискам царевны, похоже — очень даже чего! Вот, хотя бы коня да оружие...
Полянка неожиданно оказалась под завязку заполнена народом. Ближе к нему толпились недавние знакомцы — с которыми расстались в городе на базаре. Иван собрался, было, выйти из укрытия, да присмотрелся и поостерегся.
Одни, те, кто стояли поближе, действительно были при конях да оружии, а вот другие, числом побольше этих, тоже из спасителей царевны, примерно в центре поляны угрюмо топтались едва ли не в чем мать родила. А трое, то ли четверо — через всю поляну разобрать было нельзя — и вовсе висели на суках. И вперемешку со всеми спокойно стояли уж самые настоящие разбойники. Что тут произошло, и гадать было не надо...
А заправлял всем плечистый детина, сидя как раз на одном из суков, где болтался один из повешенных...
Верзила внезапно встретился взглядами с Иваном и осклабился. Поневоле пришлось выходить на поляну...
Детина ловко спрыгнул с ветки, приосанился и еще раз осклабился. И неожиданно смиренно произнес, — Иди с миром, добрый человек...
Иван никак не ожидал такого оборота, и ему не оставалось ничего другого, как последовать совету врага...
— Что ж ты его отпустил, атаман! — угрюмо пробасил верзила из тех, кто пришел с отрядом.
— И коня, смотрю, не нажил, да и оружия не видно опричь лука за спиной. Из таких, что каждый сварганит не сходя с этой поляны. Что с такого возьмешь... — отмахнулся атаман.
— Не скажи, — проворчал в ответ разбойник, — я своими глазами видел, как этот к коровам на базаре приценивался. Смотри, ты правильно гришь, что парень без коня. Можно и догнать...
— Эх... — с горестным вздохом ответил атаман, — ты здесь в отряде без году неделя, а все ж знаешь, поди, как меня зовут...
— Ну, Соловей-Разбойник, и что? — откровенно не понял верзила.
— Вот, то-то и оно, что соловей. А того, кто у него из-за пазухи выглянул, аккурат, когда я с дерева спрыгнул, ужель не приметил?
— Так то ж базарный кот. Кто ж его, Ваську не знает! Вот, в кои-то веки на приключения усатого потянуло. К парню захожему прибился...
— Правильно говоришь — кот. А я как-никак — соловей. Боязно мне. Вот и отпустил парня от греха...
— Вот оно как! Стало быть, и на тебя, атаман, управа нашлась...
Тут уж захохотали все...
По глухой тайге шагалось легко и привычно. Особенно, когда стало понятно, что погони не будет. Иван начал даже легонько насвистывать...
Кот за пазухой завозился и недовольно заворчал. Иван остановился и заглянул за пазуху.
— Чем недоволен, котеюшка? Что такое стряслось?
— Тоже мне, гусь недоделанный! — проворчал тот, выглядывая из-за пазухи, бросил быстрый взгляд на изумленного Ивана и уточнил, — это я не про тебя, а про Соловья. Их атамана. Прояви он сейчас к тебе что плохое, тут бы я его и сожрал. Откуда, спрашивается, такое благородство?
— Вот я и смотрю, — ответил Иван и опять отправился в путь, — он такой верзила, а ты — такой малявка. По сравнению с ним, конечно. А он ведь отпустил нас с тобой с Богом потому, что испугался. Я услышал эти его слова, когда мы с тобой уходили. И чего этакому верзиле бояться?
— Испугался, говоришь? — сказал кот, заметно веселея, — Это хорошо. Тогда оно понятно. Тогда все в порядке...
Едва кот успокоился, как его озабоченная мордочка тут же выглянула из-за пазухи вновь и принялась оглядываться — не столько по сторонам, сколько вниз, шаря глазами по траве.
Иван остановился и примирительно проворчал, — мыша, поди, учуял? Выпустить тебя, что ли?
— Набегут сейчас оглоеды! — буркнул тот себе под нос, — Мышь тоже, небось, явится...
— Тяф! — требовательно сказали из-под ног.
Пушистый песик, по Иванову разумению скорее медвежьей окраски, размером, наверное, чуть поболе кота, смотрел Ивану прямо в глаза, присев на задние лапы.
— Возьми меня с собой, Иван! Я тебе пригожусь, — произнес он ту же самую формулу, что совсем недавно кот. Тоже на вполне человеческом, русском языке.
— Как ты сюда попал-то? Слишком чистый, смотрю, для лесной жизни. Пойдем, конечно! — легко согласился Иван Дурак, — но за пазуху, извини, не приглашаю. Подеретесь еще, чего доброго...
— Между прочим, меня Василием зовут, — обиженно проворчал из-за пазухи кот.
— Мы не подеремся, сказал пес, — старые знакомцы. Но за пазуху мне и не надо. Бежать по земле привычнее...
На том и порешили...
Что делать? Где искать царевну? Непонятно. Куда унесла девчонку глупая птица! А может, не такая и глупая, к слову сказать. Единственная зацепка — водились с давних времен в здешних местах гуси-лебеди. Колдовские твари, которые время от времени крали детей малых в деревнях. Да относили их к Бабе Рябе. Та поговорит с каждым, накормит, чем Бог послал, да и отпустит домой. Да не просто отпустит, а задание даст особое. Которое не каждому по плечу. Домой-то большинство из них, в конце концов, добирались. Да вот только...
Тут Иван не ведал, пожалуй, что и сказать. Сам-то он задание то выполнил и домой добрался цел и невредим. Да вот только ума-разума от этого что-то не прибавилось. Поэтому и знал он Бабу Рябу — и саму, и где она живет...
Гуси-Лебеди, ясное дело, были не гуси и не лебеди, но таких крупных, как царевна, насколько Иван мог судить, не таскали. Самому Ивану, когда его украли, стукнуло семь. Вот уж, поистине, стукнуло! Неделю пришлось провести в тайге. Спасибо отцу-батюшке да братьям старшим — научили загодя, что делать, да как жить. Птицы, которые унесли самого Ивана, были скорее серые. Они действительно отдаленно напоминали гусей и лебедей, только были заметно крупнее. И морды — не хищные, не с заостренными клювами, а все одно — злые какие-то. Так ему показалось в семь лет. А с тех пор — невелика беда — больше и не встречались. Вот, почитай, до сего дня. Бестия, которая утащила царевну, показалась похожей скорее на коршуна. Только заметно крупнее. В том числе и гусей-лебедей. И цвета — ближе к черному...
К Бабе Рябее и отправился. Может, и присоветует что.
— Вот, а что я говорил. Легка на помине! — проворчал из-за пазухи кот.
Иван и сам почувствовал — кто-то устроился на плече. Это оказалась рыжая красавица белка. Она грызла орешек и мурлыкала что-то себе под нос.
— И никакая не мышь! — в сердцах проворчал Иван.
— А по мне — все одно, что та, что другая! — донеслось из-за пазухи.
Белка догрызла орешек и протянула лапку к глазам Ивана. В лапке оказались зажаты скорлупки. Скорлупки сверкали как Солнце.
— Ишь ты, красота какая! — подумал Иван, взял у рыжей красавицы протянутые скорлупки и для начала ссыпал их в карман. Белка тем временем успела заняться следующим, невесть откуда взявшимся орешком...
— Друг, пособи! Вот ведь какая напасть приключилась... — прохрипели с другой стороны полянки, окруженной столетними вязами.
Иван остановился и увидел мужика, похоже, одного из спасителей царевны, как и он сам. Одно из деревьев как будто обветшало, да и рухнуло, придавив ногу бедолаги. Тот сидел в траве, и выбраться самостоятельно не мог. Вокруг валялось множество ветвей того самого дерева...
Ствол можно было попробовать и приподнять, и тогда ветка, как клещами пригвоздившая ногу к земле, приподнимется, и несчастному удастся выбраться из ловушки.
Другой вопрос, почему это не сделали товарищи по отряду? Может, этот решил отделиться, да отправился в обход дороги? Да, что ж теперь считаться! — подумал Иван, подходя к стволу...
Из троих маленьких приятелей, Тяпка остался там, где Иван сошел с маршрута, то есть прямого пути к дому Бабы Рябы, белочки и след простыл — мимоходом Иван все же заметил ее на ветке одного из деревьев — та грызла орешек и насмешливо, как ему показалось, посматривала на него черными блестящими бусинками глаз. А кот как был, так и остался за пазухой.
Дерево оказалось совершенно сухим и поддалось неожиданно легко. Мужик продолжал сидеть и растирать придавленную ногу. Иван подошел и протянул руку, чтобы помочь ему подняться, попутно соображая о несоответствии разбросанных зеленых веток и совершенно сухого ствола.
Одна из веток, случившаяся аккурат под рукой бедолаги, обратилась вдруг увесистой дубиной и на мир спустились непроглядная темень и благодатная тишина...
— Долго я тебя караулил, дружище! — проворчал бандит, едва только Иван открыл глаза. Тело не слушалось и казалось деревянным. Что и неудивительно — он оказался связан по рукам и ногам. Мужик тем временем ловко привязывал к суку чуть повыше его, Ивана роста пеньковую веревку с петлей.
— Не люблю я ваше крестьянское отродье и все тут. Того и гляди, царевну отхватите. А так — оно по-всякому спокойнее.
С этими словами детина спрыгнул с сука, наклонился над Иваном и рывком поставил его на ноги. После чего оставалось только слегка приподнять жертву и вставить его голову в петлю. Привычное, судя по всему, дело.
Мужик слегка приподнял Ивана, но парень поднялся на цыпочки. До петли голова слегка не дотягивала. Бандит ободряюще ухмыльнулся...
Неожиданно круглая физиономия злодея вытянулась, и он в страхе отпрянул. Иван обернулся, чтобы посмотреть, откуда пришла неожиданная помощь. Это оказался всего-навсего Тяпка. Голова зверька запросто заглядывала ему через плечо. Иван не сразу сообразил, что это означает. А когда сообразил, увидел, что тот обернулся заправским медведем. Который в два счета разорвал беднягу. И, жадно чавкая, обглодал того до скелета.
Кот, ворча, выбрался из-за пазухи и принялся яростно драть веревки. Вскоре руки Ивана оказались свободны и они объединенными усилиями довершили начатое. Иван оказался на ногах, белка уже грызла очередной орешек у него на плече. Можно было продолжать путь.
— А ты еще спрашиваешь — не ссорюсь ли я с Топтыгиным! — проворчал кот, ловко забираясь за пазуху.
— Тяф! — сказал песик — привычного уже, практически кошачьего размера, и они тронулись в путь. Теперь уже прямиком к Бабе Рябе.
Избушка оказалась на самом краю маленькой, затянутой серо-зеленым мхом полянке, почти сплошь покрытой такими же старыми, как и сама избушка грибами и окруженной густым высоким кустарником. Вокруг с трех сторон возвышался дремучий лес, а с четвертой плескались воды озера, где плавали гуси-лебеди. Лапок у избушки было две, по форме — вполне куриные, но широкие и мощные. Немаленький вес избушки они, по-видимому, выдерживали играючи.
Избушка топталась на месте. Как будто плясала. Иван сходу не мог сообразить, что она делает. Присмотревшись, он сообразил — она переносит вес на одну ногу, а свободной выгоняет лягушек, змей и прочую живность, во множестве крутящуюся под ногами. Потом переносит вес на другую ногу и все повторяется.
Наконец, когда вся живность из-под ног разбежалась, избушка опустилась на землю и вытянула ноги перед собой, очевидно, чтобы дать им отдохнуть...
— Заставляешь себя ждать, Ванюша, — приветливо сказала пожилая женщина со слегка удлиненным, морщинистым и рябым от многочисленных оспин лицом, — все твои приятели давно уже здесь побывали. Ты последний остался...
— К сожалению, не все, — с горестным вздохом ответил Иван Дурак.
— Соловушка озорует? — всплеснула руками Баба Ряба.
Иван горестно кивнул, совершенно забыв про того типа, которого пришлось разорвать Топтыгину.
Баба Ряба пригласила Ивана как старого знакомца в избушку, усадила за стол, угостила квасом ядреным, да какой-никакой закуской и только угостив, перешла к делу.
— Раз уж так вышло, что ты у меня здесь не первый, а совсем даже распоследний, к тому же еще и старый знакомец, — слегка нараспев начала говорить Баба Ряба, то как есть все тебе сейчас и изложу. Была птица Коршун из гусей-лебедей или прибилась сбоку-припеку — этого я сейчас не скажу, но около стаи — крутилась, да сроду отличалась дурным нравом. Да и воду не особенно уважала. Да и крупновата больно вымахала. Прогнали они ее. Про то, куда податься, чтобы царевну спасать-выручать, я, может, что и скажу, только чуть попозжа. А спе
рва сходи-ка ты на чердак к Курочке Яге. Она — мамка егойная, ей по-всякому и первое слово полагается...
Спохватился Иван, вспомнив только теперь про дружков своих маленьких. Белка, ясное дело, осталась в лесу на одной из веток. Тяпка-Топтыгин оробел, оказывается, перед самым входом в избу и только кот как был, так и оставался за пазухой. Вспомнив про кота, Иван Дурак украдкой сунул за пазуху кусок пирога и там сразу же благодарно зачавкали...
На чердаке оказалось на удивление светло. В просторном помещении гнездо располагалось на самом виду. На появление злоумышленников, хозяева, очевидно, не рассчитывали. А кошачьих тем более не водится...
За исключением того, кто за пазухой. Стоило об этом подумать, как там, за пазухой завозились, и послышалось негромкое кошачье ворчание, — ну, уж только не тут. Не хочется приключений на свою шею...
Курица возилась в темноте у дальней стены, а в гнезде лежало яйцо. Может, чуточку покрупнее среднего. Но не простое, а золотое. Ошибиться было нельзя — цвет точно такой же, как у скорлупок от белкиных орешков, которых успело порядочно накопиться в кармане.
Все это хорошо, но яйцо-то перед ним лежало живое...
Курица, похоже, сообразила, что хватать ее яичко пришелец не торопится. Она выбежала на свет, светилось, кстати заметить, именно оно, и закричала тоненьким голоском, вполне по-человечески, — Мама! Кого это еще привела сюда Нелегкая!
Острый клюв курочки вместе со сверкающими бусинками глаз выглядели зловеще, но у такого маленького существа производили скорее комическое впечатление.
Ответа, разумеется, не последовало. Курочка Ягу перевела на Ивана вполне осмысленный взгляд, а перед глазами в каких-то полупрозрачных тонах промелькнула целая сцена — парень в ярко-синих шароварах и грязно-рыжей рубахе навыпуск вот точно так же появляется на чердаке, жадно хватает яйцо и кубарем летит по лестнице вниз. Лестница — определенно та же самая, по которой и поднимался, приводит его сразу во двор. Там поджидают приятели. Видя такой стремительный спуск, они хотят прийти ему на помощь, но парень вскакивает на ноги сам, меняется в лице, понимая, что придется делиться и показывает золотое яйцо.
В следующий миг яйцо оказывается на счастливо случившемся пне, чья-то рука с размаху опускает на него дубинку, скорлупки летят во все стороны и воздух озаряется ослепительно яркой вспышкой...
— Ты не удивляйся, Ванюш, что я обращаюсь к маме, — сказала курочка вполне дружелюбным тоном, — я ведь и вылупилась из яйца здесь, на этом чердаке. Баба Ряба говорит, что до меня, сколько она себя помнит, других куриц здесь не водилось и в помине. Получается, мое яичко снесла сама избушка. Она и есть моя мама. А про коршуна — это ты зря. Он такой же мой птенец, как и Соловей Разбойник. То есть никакой...
В компании Курочки Яги Иван Дурак чувствовал себя неуютно и, как ему показалось, к обоюдному облегчению, поспешил спуститься по лестнице. На сей раз, вполне в комнату, где за столом его поджидала Баба Ряба.
— Сам подумай, зачем тебе эти царские игры? — спросила Баба Ряба, угощая Ивана знатным обедом. Времени, вроде, прошло всего ничего. Поначалу даже подумывал и отказаться, но почувствовал, что проголодался, как волк, — Дочка царская, уверяю тебя, готова выскочить замуж, за кого ей скажут. Ты это будешь или кто другой, для нее разницы нет...
— Мне эти царские дела действительно неинтересны, — подумав, ответил Иван, — да и женюсь я на ней не иначе, как по обоюдному согласию. Никакой царский указ для меня здесь не указ. Девчонку, вот только, жалко.
— Птица Коршун могла отнести царевну только в град, где княжит царский старшой брат, — тихим усталым голосом ответила Баба Ряба, — это расположено в глухой тайге. Добираться туда небезопасно, что по реке, что напрямик через лес. Но тебе, смотрю, с такими-то приятелями, можно и попробовать...
— Ты, Иван, смотри, — сказал кот, выглядывая из-за пазухи, едва только тронулись в путь, и продолжая между делом доедать остатки пирога, — коли встретишь здесь в лесу типа, у которого пуговицы окажутся застегнуты справа налево — гони такого. А лучше — сам беги, куда глаза глядят.
Дорога в дремучем лесу была, на сей раз, совершенно незнакома. Если там, позади, где на берегу лесного озера обитает Избушка на Курьих ножках, один раз побывать он сподобился, да и то в незапамятные времена, то тут и вообще. Знал, вот только примерно направление со слов Бабы Рябы, да и шагал, именно куда глаза глядят.
Все же, когда вышел из-за кустов мужик, да и остановился, подбоченясь, да насмешливо поглядывая из-под густых бровей, Иван тоже остановился в нерешительности, не доходя до встречного нескольких шагов. Уж больно складно все одно к одному получилось. Типа, возьми, да и спроси — он местный, поди, все окрестности тут сызмальства исходил. А не спрашивается, и все тут. Поистине, как будто язык отсох.
И только, постояв малость, холодея, припомнил слова друга-приятеля кота — пуговицы-то у мужика на рубахе оказались застегнуты справа налево...
— Это ты, Иван, правильно делаешь, что о пути-дороге меня не спрашиваешь. — густым басом сказал, наконец, встречный, — Мы, лесные, вашей грамоте не обучены, но ежели пойдешь сейчас со мной, я, пожалуй, и приведу тебя к тем, кто знает, как туда идтить...
Иван поначалу засомневался — всякий же знает, куда леший заведет, дай ему волю. Но — так то, когда ты его не видишь. И из-за пазухи донеслось одобрительное ворчание. Одним словом, Иван согласился, и они тронулись в путь...
Тяпка, весело виляя хвостиком, мчался впереди, белка грызла все те же, невесть откуда берущиеся орешки, кот за пазухой вздремнул, и они скоро вышли на миниатюрную полянку, где на стволе поваленной сосны устало сидели воины. Судя по всему — из царской дружины. То есть, третий, получается, отряд. Кони мирно паслись вокруг. Бойцы молча глядели на Ивана с провожатым, не трогаясь с места.
— Так вот, братаны, поплутал я вас, а теперь, вот, привел того, кто вас выведет, — все тем же густым басом произнес леший и исчез, как будто его и не было. А на том месте, где он только что стоял, торчал теперь старый, перекореженный, совершенно сухой ствол. Бойцы сразу обступили Ивана и зашумели. Наконец, слово взял по виду самый старший из них.
— Я не воевода, — сказал он, — воеводу-то мы скинули, да и отправили назад в стольный град после того, как он сюда нас завел в поисках царевны, потому как он, похоже, совсем с ума тронулся. Так что я, получается, вместо него. А тебя мы признали сразу, знамо дело. Виделись еще там, на базаре в стольном граде. Ежели хотишь, мы здесь тебе и присягнем. Пока царевну не отыщем, стало быть, будешь воеводой нашим...
— Чтобы и меня, как предыдущего? — с явным сомнением переспросил Иван.
— За этого ты не боись! — хохотнул в ответ воин, — Он, поди, давно уже в стольном граде пирует. А почто в воеводы зовем, коли интересуешься, так, из-за вот этого твоего друга-приятеля. — показал на Тяпку, — Кого-кого, а Топтыгина, царя тайги каждый здесь признал. Уж, не изволь сумлеваться...
О пути следования договорились быстро. Город, где княжит старший брат царя, знал здесь каждый, и предложение пойти туда, да спросить совета сочли мудрым. Уж по-всякому лучше, чем рыскать без толку по дремучей тайге. А коли обернется так, как будто девку-то царский брательник и умыкнул, тут без доброй дружины по-всякому, не обойтись.
Выдали Ивану доброго коня, но дело быстрее от этого не пошло. Ехать приходилось тропами звериными, отряд растянулся, и на коне у Ивана получалось двигаться едва ли не медленнее, чем без коня.
— Погодь, командир, не серчай. Не нравится мне все это, ох, как не нравится! — проворчал из-за спины все тот же пожилой воин.
Остановились. Здесь лес выглядел куда более проходимым, чем раньше. Вроде, езжай да радуйся, однако, Ивану что-то не нравилось примерно так же активно.
Послышалась резкая, пронзительная птичья трель. На душе стало тревожно, и как будто даже сердце схватило. Слегка потемнело в глазах, как будто внезапно сгустились сумерки. Кот за пазухой завозился и запросился наружу, а потом стремглав выскочил и был таков. Конечно, кто ж его остановит! Кот — он хоть и мал, да свою выгоду чует!
Стало трудно дышать, а невидимый пернатый певец все выводил и выводил свои дьявольские трели.
— Вона, вишь? — показала дед Ивану на раскидистый дуб впереди, шагах в десяти. Там на одной из нижних ветвей и сидел пернатый злодей. По виду птаха смахивала на соловья, только здорово покрупнее.
— Крупноват для соловья, — сквозь зубы процедил Иван.
— Соловей и есть. Разбойник, — с готовностью ответил дед, — так и будет теперь верещать, пока со свету нас всех не сживет. Плохо дело...
Внезапно трели оборвались и сразу заметно полегчало. Тут же объявился Васька. Кот притащил соловья с перекушенной шеей. И в два счета его сожрал...
С исчезновением Соловья Разбойника стало, будто даже светлее.
Васька преспокойно вернулся к Ивану за пазуху, и отряд продолжил путь в полном молчании...
Актриса, играющая царевну, остановилась после выхода из метро пол светом ночных фонарей и подождала Ивана, которого заметила еще на эскалаторе. Съемка сегодня назначена в павильоне и обещала быть недолгой, оттого и начиналась в столь неурочное время.
Иван шагнул из ярко освещенных дверей вестибюля в темноту ночной улицы уже с осанкой и походкой Ивана Дурака, разительно отличающихся от его собственных. Перевоплощение шло полным ходом.
— Ты молодец! — сказала она, — Твой Иван растет прямо на глазах — буквально с каждой инициацией. Отец даже подписал сегодня изменение сценария. Еще немного и твой Ванюша дорастет до царского сана...
— Будь он неладен, этот обряд инициации! — в сердцах воскликнул молодой человек, и в его голосе явственно послышались интонации Ивана Дурака, — Каждый раз растешь за счет тех, кто совершенно непричастен!
Ответить девушка не успела — они вошли в съемочный павильон, предъявили охраннику пропуска и через считанные секунды погрузились в атмосферу съемок...
Городок, где княжил старший брат царя, располагался в глухом лесу. Единственно реальным было добраться сюда по реке. Если пуститься в дорогу звериными тропами без доброй дружины, того и гляди, угодишь на корм медведям. Или кому похуже медведей. Князь был сюда сослан в результате дворцовых интриг. Основная причина по всеобщему мнению — чернокнижие и связь с нечистой силой, по-видимому, имела определенные основания. Во всяком случае, известная ведунья и целительница Баба Ряба, считала точно так же. По правде сказать, в качестве претендента на царство ей одинаково не нравились оба. Правда, свое мнение она никогда не выставляла напоказ. Такие как она испокон веков были далеки от власти.
Дружинам что стольного града, что городка местного князя дорога между двумя городами была известна прекрасно и столичные добрались без проблем. Бойцы Ивана воеводой признали охотно, особенно после расправы над Соловьем Разбойником. Все, конечно, понимали, что злодея изжил Иванов кот, но избирать в воеводы кота показалось не с руки. Разумеется, в воеводы Иван попал только до возвращения в стольный град. Дальше, ясное дело, царю решать, что да как...
В хоромах княжеских изволили обедать. Сам князь выглядел осунувшимся, как после дальней дороги, хотя и вышел на обед из своих покоев. Был он в видавших виды, сильно запыленных сапогах, длинных черных шароварах, ослепительно белой рубахе навыпуск и расстегнутом сюртуке — сером в синюю полоску. Сюртук длиной покрывал рубаху. Какая-то подчеркнутая небрежность облика заставляла предположить, что князь очень торопился выйти к обеду.
Как царевна ни была обескуражена своим появлением здесь, место она сразу же признала и родню, разумеется, тоже. И заодно отметила несоответствие грязных сапог и идеально чистого, буквально свежего — остального одеяния. Причин здесь могла быть тьма, и она предпочла не ломать голову. Тем более что были проблемы и поважнее. Сама она была в коротких атласных сапожках, белом нательном платье и атласном же платье китайского шелка поверх белого — том самом одеянии, в котором, казалось, век назад пришла с отцом в сопровождении дружины на базар родного стольного града.
Двое других — княгиня и княжич, юноша примерно ее возраста, были одеты аналогично с небольшими вариациями, касающимися в первую очередь цвета одежды.
Царевна примерно знала возраст двоюродного брата. Речь шла об их браке, но лично ей родство казалось слишком близким. Если об этом распорядился бы батюшка — другое дело...
Настаивал на браке в первую очередь князь, и это было понятно — младшой брат получил корону, и таким браком справедливость в какой-то степени оказывалась восстановлена.
Сама царевна, что называется, была ни за, ни против — все произошло слишком быстро и неожиданно. И этот странный коршун исполинского размера, который без заметных усилий доставил ее сюда — прямо за околицу княжеского двора, а потом взмыл в небеса и был таков. Что ни говори, а для начала хотелось просто перевести дух, разговоры о свадьбе выглядели неуместными.
Опять же, и княжеского сына она попросту не знала, и это тоже было весомым аргументом против того, чтобы спешить.
К тому же, здесь, как уже сказано, не присутствовал ее отец, которому в подобных переговорах принадлежало решающее слово. К тому же, в самом начале обеда от отца прилетел голубь с сообщением об ее похищении, и царской воле выдать дочь замуж за того, кто целой и невредимой доставит ее в стольный град, в царский дворец.
В настоящий момент она была как раз цела и невредима. Отдельные царапины, оставленные коршуном, были, разумеется, не в счет. Идея о том, чтобы доставить ее сейчас же пред светлые отцовские очи силами княжеской дружины под предводительством княжича, что называется, витала в воздухе. Никакой другой разумный вариант просто не приходил в голову. А там, последнее слово, разумеется, оставалось за царем. Дело оставалось только за тем, чтобы дообедать.
Ближе к концу обеда, собственно, когда по традиции следовало уже вставать из-за стола, из-за околицы послышалась перебранка. Княжеская дружина вяло переругивалась с каким-то другим отрядом, явно представляющим реальную силу. Не будь так, все разрешилось бы сразу и без слов...
Князь выглянул в окно и удивленно присвистнул.
— Тема твоего путешествия не то, чтобы откладывается... — произнес он, обращаясь к сыну, — одним словом, за нашей гостьей явилась царская дружина...
— Может, оно и к лучшему. Она права, слишком близкое родство ни к чему. Зато, коли мы отправимся с эскортом, нас просто вынуждены будут принять. А это вполне может означать конец опале. Что молчишь? Я же вижу, что ты не согласен. У тебя есть возражения? — проворчала княгиня, в упор глядя на мужа. Тот в ответ только невесело усмехнулся и махнул рукой. Существенных возражений не нашлось...
Возражений не нашлось и у царской дружины, — хотя и знается с Нечистой силой, а все же князь, — пояснил Ивану старший дружинник, тот самый дед, который заговорил с ним в самом начале. У Ивана возражений тоже не нашлось...
— Все, все, все. Снято! — крикнул режиссер после хлопка, означающего перерыв, — Получилось отлично. Но в сценарии-то написано по-другому. Ты все-таки поясни, откуда взялась пауза? Ты, что, растерялся?
Актер, играющий Ивана Дурака, развел виновато руками, помолчал с минуту, но потом все-таки пояснил.
— Отлично! — тут же отреагировал режиссер, — Запомни, что ты сейчас сказал. Завтра повторишь царевне во время сцены в лесу...
Княжьи хоромы распахнулись, и на пороге появились князь с семьей и царевна. Судя по внешнему виду и поведению, было непохоже, что она находилась или побывала в плену. Увидев во главе царской дружины Ивана, девушка заметно оживилась и подбежала. Иван спешился, чтобы не разговаривать, глядя на царевну сверху вниз.
— Я так и знала, что это будешь именно ты! — воскликнула она оживленно, но тут же замялась и добавила куда более смущенно, — Но, постой, разве ты состоишь в батюшкиной... царской дружине? Я их всех знаю наперечет. Да, вот же они все и здесь, окромя воеводы...
— Воевода нас к Лешему и завел, — пробасил в ответ старший дружинник, — а он вывел. В таких дебрях трое суток плутали, поистине, Урочище Лешего!..
При этих словах, что царевна, что Иван, что называется, выпали в осадок. Они-то думали, идет вечер первого дня...
— Так что, Ряба, отправились они в стольный град, — молвила Курочка Яга вполне человеческим голосом.
Выразиться так, правда, можно разве только с известной натяжкой. Теперь, в непосредственном общении, угадать в этом кудахтанье вполне человеческую речь удавалось даже Бабе Рябе с большим трудом, да и то, если вслушиваться со всем вниманием. Но Бабе Рябе было, разумеется, не привыкать.
— Это тебе гуси-лебеди сказали? — уточнила Баба Ряба и поставила на стол себе и курочке две тарелки с лепешками. Кружки с квасом там уже стояли.
— Да, — подтвердила Курочка, — княжеская семья с ними в полном составе.
Не прерывая речи, Яга принялась ловко склевывать лепешку.
— Ты как хочешь, а я твоего Ивана все больше и больше начинаю уважать, — добавила она.
— Постой, о чем таком ты тут кудахчешь! Княжич должен был остаться на месте — проворчала в ответ Баба Ряба.
— Ну, правильно, — подтвердила Яга, — он ведь отрезанный ломоть. В смысле, на царство не претендует. Родство, вишь ли, слишком близкое. Но Иван-то твой каков!
— Иван возобновил обряд инициации, — сказала в ответ Баба Ряба, — пока он действует... удовлетворительно. Пусть так будет и впредь, — и чокнулась своей кружкой с той, сто стояла напротив перед Курочкой Ягой.
Та отпила из своей и проворчала в ответ, — да какое там удовлетворительно! Лучше некуда! Как он обошелся с золотым яичком, ты сама видела. Пришлось мне Петушка Золотого Гребешка высиживать. Это кем же и каким надо быть, чтобы разбить такое яйцо! В колдовском-то лесу! А ведь разбивали. И будут разбивать, пока жив род человечий! Но ты только послушай, Ряба их разговоры в лесу!
Курочка Яга встрепенулась, взмахнула крыльями, и в углу Избушки на Курьих ножках сгустился туман. Сквозь белесый туман проступили контуры дремучего леса, разрезанного широкой просекой. Просекой скакал конный отряд — дружина царя из стольного града. Впереди — Иван Дурак, царевна и князь, старший брат царя с княгиней.
— А не страшно ему по нынешним беспокойным временам дружину так надолго отпускать? Поди, совсем рядом Соловушка озорует... — проворчала Баба Ряба.
— Съели Соловушку, — глухо отозвалась Курочка Яга, и, изловчась, одним махом допила содержимое своей кружки.
— Как съели! Кто съел? — только и всплеснула руками Баба Ряба.
— Кот Васька и съел. Что на рынке стольного града живет. Он с Иваном нынче подался. Кому ж еще!
Изображение в белесом тумане, клубящемся от пола до потолка в углу комнаты, прояснилось. Стало видно, как сквозь мрачные грозовые тучи сверкает солнце, послышались завывания ветра и даже отдельные слова...
— Вот, я удивляюсь, — сказала царевна, стараясь голосом перекрыть завывания ветра, непонятно, откуда взявшиеся в этой лесной глуши, — что за чудеса! Ветер воет как в степи. Коршун, птица невелика, а меня унес за милую душу!
— Насчет коршуна не знаю, врать не буду, сударыня, а скачем мы сейчас старым руслом реки, — пробасил в ответ старший воин, — да, вот только река ушла отсель хорошо, ежели только век назад. Деревьям давно пора бы вырасти выше головы. Не иначе, опять Леший озорует. Но я скажу, если эдак озоровать, так то и пущай...
Князь с княгиней скакали тут же — безучастно, но теперь, когда речь зашла о коршуне, не могли не прислушаться к разговору.
— Я случайно знаю совершенно точно, что это за коршун, — спокойно ответил Иван, — но по моему разумению, принес и принес. Там ведь тебя не обижали? — царевна кивнула — а мелкие царапины от когтей не в счет.
— Твоя правда, — пробасил из-за спин старший воин, — а все ж хотелось бы знать, что за птица этот коршун...
— Да, вот он, — кивнул Иван на князя. Тот в ответ тяжело вздохнул, очевидно, признавая правоту Ивана, и разговор оказался исчерпан...
Впереди из-за седых туч выглянуло Солнце, и, уже освещенный его лучами, показался стольный град. Отряд, не сговариваясь, понесся во весь опор, как будто за спинами выросли крылья. И вот уже сияет в солнечных лучах и корона на светлой голове царя-батюшки, который вышел встречать дружину верную, да дочь ненаглядную...
— Удивительный ты парень, Иван! — пробасил на пиру старший дружинник, нынче назначенный батюшкой царем воеводою, — одного из твоих врагов кот загрыз, другого повесили, а всех остальных ты умудрился обратить в друзей. И меня — не из последних.
Свадьба шла полным ходом. Царевна, видать, души в своем женихе не чаяла. Что, говорят, большая редкость для их шатии-братии. Братья помирились. Старший, князь, сказал, что корона его больше не интересует. Наследником царским был, однако, объявлен его сын, а Иван с молодой женой отправлялись княжить в его прежнее княжество. Но это, однако, дело будущего. Теперь, по наущению старшого царского брата, отправлялись они двое в страну далекую, французскую в университет. Куда собирался на преподавание и он сам...
И шел пир горой. И собрался там и стар, и млад, и беден, и богат. И я там был, мед-пиво пил, по усам текло, да в рот не попало...
Олег Калиниченко © 2018
Обсудить на форуме |
|
