|
КМТ
 Учебники:
Издатели:
Ссылки:
|
Снимаем кино Ольга Алёшина © 2018 Время жить Люблю Бетховена «К Элизе», но когда эта музыка будит меня по утрам, я начинаю ненавидеть великого композитора и всю классику сразу. Сама же виновата: поставила Бетховена на телефон и использую, как будильник. Ладно, ладно, уговорил Людвиг Ванович, встану.
Рядом спит муж. Юрка счастливчик, ему только к десяти на работу. А мне, бедненькой, Антошку в садик собирать, завтрак готовить, и вообще, массу дел надо переделать. Где мои тапки?
Накидываю халатик, зеваю. Утро как утро. Снежок за окном падает, мирно так. Будто уже новый год. Вчера обсуждали с Танюшей новогоднее меню. И я расстроилась, когда она предложила на горячее плов с грибами. Какой же плов без мяса? Таня меня еле успокоила. А чего было расстраиваться, спрашивается? Ну не подают теперь мяса, надо привыкать. Хорошо, хоть рыба в магазинах пока свободно. И кофе. Настоящий, как всегда.
Я уже сварила его и выпила, а мальчики мои спят. Сейчас разбужу, только умоюсь.
Зашла в ванну, машинально взяла расчёску, подняла руку, взглянула в зеркало и чуть не заорала. Успела другой рукой зажать себе рот.
Из зеркала на меня смотрела незнакомая темноволосая дамочка с моей расчёской. Я дёрнулась в сторону — она тоже. Минуты две я не могла принять тот факт, что эта черноволоска — моё отражение. Лицо не моё! Руки не мои! Она не я! Но халатик мой и движения она повторяет, как и положено зеркальному отражению.
Осознав, я подумала, что самое время падать в обморок или орать, как я собиралась. Но мне не падалось и не оралось. Я с ужасом смотрела на смазливое лицо незнакомки и лихорадочно думала.
Это не я, но кто это? Где мои светлые волосы? Как я покажусь Антошке, я же напугаю его до смерти. А Юра? Он выгонит меня из дома! Думать я тоже долго не могла, в панике сбросила халат, схватила кофточку, быстро натянула, влезла в джинсы, мельком оценив стройные ноги, надела сапожки, шубу, схватила сумочку и выбежала из квартиры.
Куда я бегу? Что я делаю? Надо успокоиться, зайти в кафе, подумать. Паника — плохой советчик. Хорошо, я забежала в кафетерий напротив нашего дома и села за столик. Запах кафе меня всегда приятно будоражил, но не сейчас. Допустим, я сошла с ума. Вполне вероятно, шизофрения начинается с таких вот галлюцинаций. И волосы у меня не черные, и глаза не карие, и вообще это я только в мире больных иллюзий. Я сумасшедшая, ха-ха! Тогда мне надо к психиатру, но я не хочу. Попробую проверить свою догадку.
— Молодой человек, можно вас на минуточку?
Недовольный официант оглянулся, увидел меня, сразу заулыбался и подошёл. Видимо, я хорошенькая. В любом варианте.
— Можно задать вам неожиданный вопрос?
Брови у мальчишки поползли вверх, но он любезно кивнул.
— Я только что из парикмахерской, мне покрасили волосы. Скажите, какого они цвета?
Умею же я вгонять в ступор. Но мальчик быстро из него вышел и ответил, как солдат на параде:
— Девушка, вы одна из самых очаровательных брюнеток на свете.
Убил! Улыбаясь в ответ, я проронила:
— Тогда мне американо эспрессо без сахара, пожалуйста.
Юноша снова кивнул и скрылся. А я осталась гадать, может ли шизофреничка считать, что вчера была светло-русой и сероглазой, а сегодня увидеть себя настоящей? Состою ли я на учёте в психдиспансере? Скорее всего, а как иначе. Ладно, но почему я не в истерике? Интересно, а если я вернусь домой, муж и сын меня узнают?
И вдруг неожиданно я услышала своё имя:
— Вика? Милая Вика, неужели я тебя вижу?
***
Время жить
В тёмных окнах магазина мелькали странные огоньки. Будто кто-то ходил там с фонариком.
Магазин закрылся недели три назад и по вечерам стоял теперь унылым и тёмным. Горящих окон в Викином доме тоже было немного. Или ей показалось. С того места, где она остановилась, был виден только кусок дома. Интересно, если жильцов станет меньше, пустые квартиры так и будут отапливаться?
Впрочем, не будет жильцов слишком мало. Те, кто поддался панике, давно уехали. В стране пандемия, госперворот, а люди живут себе, как жили. Люди мужественны. Особенно когда им некуда деваться.
Окно магазина вдруг распахнулось, и через него наружу, прямо на снег, полетели рулоны ткани. Удивлённая Вика отступила — и тогда прямо на рулоны изнутри вылезла девчонка-подросток, а следом за ней мальчик.
— Вот это ведь велюр? — спросил мальчик сначала у девочки, а потом у Вики. — Это велюр? Вы знаете?
— Как же это вы так... чужое? — ответила Вика.
— Так ведь хозяин заболел, говорят, — беспечно заявил мальчишка. — Теперь это ему ни к чему, всё равно растащат. А вам что-нибудь нужно? Берите! — он широким жестом указал на груду ткани.
Подростки скрылись за углом, оставив улицу пустой, а Вика посмотрела под ноги. Прямо сверху рулон панвелюра, очень изысканный. И рядом что-то вроде органзы: на ощупь недешёвая, чудного голубого оттенка, как раз под цвет её глаз. Будут теперь валяться на грязном снегу...
Она подумала и взяла оба рулона под мышки. Очень мешала сумка. Ничего, до дома два шага.
***
Я оглянулась и встретилась взглядом с мужчиной. Мысль: «Ничего себе экземплярчик» перебила другая: «Мне знакомо его лицо». Настолько знакомо, что я чуть не подавилась кофе. Я определённо схожу с ума. Видимо, это медленный процесс, раз я поэтапно нахожу у себя новые элементы помешательства.
Мужчина, увидев мою реакцию, отступил на шаг:
— Извините. Виктория, вы меня не помните. Я напугал вас. Разрешите, я присяду и объясню, откуда вас знаю?
Как тот официант, я кивнула. Знакомый незнакомец моментально сел напротив:
— Вика... Виктория, как бы это странно ни прозвучало, но мы женаты.
И снова, как у официанта, у меня поползли вверх брови. Не одна я умею вгонять в ступор. Есть ещё умельцы. Но я взяла себя в руки:
— Молодой человек, если это такой оригинальный способ знакомиться, то не теряйте времени.
— Нет, Вика! — перебил он. — Я докажу. Подожди. Мне не нравится этот цвет волос. И это лицо. Но я всё исправлю, обещаю.
Мило. Шизофрения, оказывается, заразна. Пока я решала, что лучше: быстро встать и уйти или позвать на помощь — незнакомец представился:
— Меня зовут Алексей. Успокойся, посиди и послушай.
Да не собираюсь я слушать, как мне будут исправлять лицо! Может, у него нож в кармане? Нет, всего лишь ручка, но и шариковая ручка в руках у психа меня не радовала. Только я собралась открыть рот и высказаться, Алексей быстро спросил:
— Ты проснулась и не узнала себя, верно? Лицо не твоё. И ты убежала из дома. Всё. Сиди и молчи. Пожалуйста!
После такой вежливой просьбы заткнуться отказать я уже не смогла. Руки у меня мелко затряслись.
— Я обещал доказать. Ты любишь море и горы. Где бы ты сейчас хотела оказаться?
— Далеко, — честно ответила я.
— Хорошо, — Алексей улыбнулся, взял салфетку, что-то на ней написал, и... перед глазами завертелись радужные полоски, голова закружилась и я провалилась в неизвестность.
***
Время жить
Заслышав собачий лай, она ускорила шаг. Вика любила собак, только не этих, диких, стаями кидавшихся на прохожих. Лай приближался.
Вика бросила свою увесистую добычу под стену дома, прямо под чей-то балкон. И побежала. И улица как назло пустая, будто и правда все вымерли... Вика метнулась вбок, прижалась к железной двери. Везде домофоны, везде заперто, до своего подъезда далеко...
Свора наступала и лаяла так, будто собачкам за это платили. Плевать им было, что Вика стоит к ним лицом. Здоровенный пёс подошёл вплотную, и не спрячешься!
Железная дверь скрипнула. Чья-то рука ухватила её за плечо, рванула вправо и назад.
Лязг двери.
Обалдевшая Вика стояла в полутёмном тамбуре и смотрела на мужчину.
— Пойдёмте, — сказал тот. — Да идёмте же!
Вика пошла. Не сделав попытки объяснить, что её собственный дом рядом.
— Я Анатолий, — сказал мужчина, отпирая дверь квартиры. — А вы?
— Виктория, — представилась Вика.
— Идите, промойте рану. Там есть перекись в аптечке, в шкафчике.
Всё ещё будто во сне, Вика разглядела ванную за приоткрытой дверью. И себя, стоящую на чужом линолеуме без сапог и шубы. И дыру на джинсах. Справа. С той стороны, откуда заходил на неё паршивый серый пёс.
— Вот суки, — пробормотала она.
— Кобели там тоже были, — серьёзно сказал Анатолий. — Ничего, эта вакцина в травмпунктах пока ещё есть. Вот, держите.
Большое махровое полотенце заслонило блеск серых, как гранитный отсев, глаз.
Прежде чем позволить ей выйти, Анатолий обследовал с балкона окрестности.
Что за жизнь такая началась? И жизнью не назовёшь! Ничего. Главное, не поддаваться главному страху. Главное, жить. Работать, как всегда. И Новый год скоро, а она сошьёт нарядное платье себе и жилетку Антошке. Ничего, что одинаковые.
Прежде чем свернуть к родному подъезду, Вика обогнула дом, тревожно оглядываясь в поисках собак. И подобрала свою ткань.
***
День у Алексея не сложился, это стало понятно, как только он увидел Анжелу на съёмочной площадке. Ни для кого не секрет, что она любовница Владислава, но вручать ей главную роль как приз за достижения в постели — слишком даже для Влада. Мозги его раньше не подводили. Заменить талантливую Светлану полной бездарностью означало перечеркнуть работу Алексея и погубить фильм. Не долго думая, Леша зашёл в вагончик к режиссёру.
— Влад, как это понимать?
— А, Лёша, приветствую, — Влад сидел, развалившись в кресле. — Ты о чём? Если об Анжеле...
— Именно о ней, — перебил его Алексей. — Какого чёрта она делает на площадке в костюме героини? Где Светлана?
Влад вальяжно махнул рукой, отгоняя его слова:
— Что ты завёлся? Анжела прекрасно подходит на эту роль. Знаю-знаю, ты сейчас скажешь: кастинг, пробы, Света утверждена. Но решение остается за мной, а я считаю — Света не тянет, слишком бледная во всех смыслах и чересчур капризная. С ней абсолютно невозможно работать! Доверься мне, дружище.
— Довериться тебе? — Лёша почувствовал, что закипает. — Тебе или твоему взбесившемуся основному инстинкту? Вместо умницы, которая не пожелала с тобой спать взять бестолковую шлюху, по-твоему, правильное решение? Да иди ты! И знаешь, перечитай внимательно контракт и останови съёмки.
— Ты шутишь? — выражение лица Влада изменилось. — Там нет ничего, что я нарушил, заменив актрису.
— Перечитай.
Леша выбежал из вагончика, чувствуя, что сейчас сорвётся на режиссёре, а ещё хуже, на этой безмозглой кукле Анжеле. Скорее домой, он свернёт горы, но Света будет играть Вику.
***
Время жить
На улице пахло весной. По-настоящему.
Наверно, не только Вике казалось, что всё плохое осталось позади. Вот и её соседи устроили субботник. Убирали грязь, даже несколько остовов автомобилей, раззадорившись, выкинули со двора. Личные авто запретили ещё осенью.
Надышавшаяся свежим воздухом Вика сидела за компьютером, когда пришла Таня.
— Ой, Тань, погоди буквально три минуты, я один текст добью...
— Я ненадолго, — у Тани был такой голос, что Вика сразу забыла про свой текст.
— У Толи... вирус заподозрили.
Чашка задрожала в Викиной руке, и кофе пролился на клавиатуру.
— Как?!
Глупее ничего нельзя было спросить.
Вика так радовалась за них. За свою хорошую, добрую Танюшку, лучшую подругу со школьных лет, и мужчину с твёрдым взглядом серых, как гранитный отсев, глаз. Она сама могла бы в него влюбиться. Если бы не Юра.
А у Тани с Толей всё началось перед Новым годом, когда Толя пришёл к ним с куском собачатины. И свежим укусом на запястье.
— Ну ты же хотела мясо, — сказал он.
— Мама не любит манную кашу, — прокомментировал Антон. Вика чуть было не ляпнула вслух, что нормальные дети тоже её не любят. Но педагогично сдержалась.
И тут на кухне появилась Таня.
— Что это? — спросила она, с ужасом разглядывая окровавленный кусок.
— Всё проверено на заразу, — уверенно заявил Толя — В надёжной лаборатории.
Таня смотрела на него — кажется, с восторгом. А потом открыла окно и выкинула мясо. Даже не посмотрев, не попадёт ли она кому-нибудь в голову.
— А это ещё что? Вы прививки делаете?
— Ну не сегодня же, — сказал Толя, пряча запястье в рукав рубашки. А Таня, не слушая, заставила его одеться и увела.
— Это дядя Толя, — с запозданием объяснила Вика сыну. — Ему тётя Таня укол будет делать, вот они и ушли.
— Укол? — Антошка захихикал. Вика долго размышляла — не подобрать ли мясо? А Таня с Толей в тот день к ним не вернулись
— Это ошибка, я знаю — сказала Таня. — Сделают повторный анализ, и всё. Только не с Толей. С ним ничего случиться не может.
— Не может, — как можно увереннее повторила Вика.
— Я же знаю, что говорю.
Но у Вики вдруг по спине поползли мурашки.
***
По дороге Алексей думал, а войдя в квартиру, сразу схватил контракт. Так и есть! Влад забыл пункт о том, что у героини должны быть светло-русые волосы и серые глаза. Можно было детально описать внешность Виктории, но и этого пункта достаточно.
Вика, его драгоценная Вика умерла. Став вдовцом в тридцать два года, он не перестал любить жену. Авария отняла у него самое дорогое, смысл его жизни, весёлую красавицу Вику. Водитель погиб вместе с ней, и глупо было кого-то винить. Но и понять, что такой молодой, моложе его на десять лет, мечтательной, полной надежд и жизни женщины больше нет, он не мог.
Год отчаяния, бессонные ночи, мысли уйти вслед за ней — и вдруг у Лёши появилось желание оживить Вику на экране. Плевать ему на сценарий, сюжет написан давным-давно, но с момента увидеть любимую Лёша только и делал, что менял черты главной героини. Вставлял в диалоги её словечки, изменил в нескольких отрывках поведение, представляя Вику, переписал реакцию героини на разные события.
Как ни странно, сценарий вновь увлёк его. Образ жены стал почти осязаемым, она оживала!
Когда он увидел Светлану, облегченно вздохнул. Талантливая актриса не только оказалась похожа на Вику, но и схватила на лету её жесты, интонации и даже походку.
Пригласив её домой, Алексей показал Свете домашнее видео с женой и попросил максимально соответствовать этому образу. Просмотрев несколько раз одно видео из многих, она тихо сказала:
— Я поняла, Алексей Сергеевич.
Затем встала, прошлась по комнате, произнесла несколько фраз и рассмеялась.
Лёша онемел. Он не влюбился в Свету, в реальности она была совсем другой, но её игра оказалось на грани гениальности. Влад ещё посмел заявить, что актриса капризна. Да она ангел. За плечами десятки ролей, а она снизошла до пожеланий сценариста, у которого всего-то два неплохих фильма. Может быть, поняла, как дорог ему образ жены?
Умница-Света не только не разболтала об этом, но и моментально перевоплотилась в Викторию на съёмочной площадке.
Первые кадры поражали, настолько Светлана стала безупречной копией Виктории.
Но Анжела... нет! Он сделает всё, чтобы вернули его Вику, его единственную и настоящую Вику, смысл его жизни.
***
Время жить
— Я знаю, что Толя здоров, — Таня чуть не плакала. — Я знаю, что тут нечисто... Мне бы только историю болезни достать.
— Ну так достань и почитай, — осторожно сказала Вика. — В чём же дело?
— Кто мне её даст...
Вика с опаской поглядела на подругу. Та была, похоже, в невменяемом состоянии.
— Я хотела вечером туда залезть, — сказала Таня. Вика только рот разинула. — Но там такая охрана, я просто гуляла поблизости, сразу насторожились...
— Просто не привлекай внимания, — сказала Вика, всё ещё осмысливая Танину склонность кинуться куда попало очертя голову. — Возьми с собой ребёнка. Или собаку.
— Девушки, — сказал Юра, остановившийся в кухонной двери. — Что это вы затеваете? Лучше бы уж пироги пекли, что ли.
Вика с Таней замолчали. Как пионеры-герои.
— Украсть что-то, особенно историю болезни — это нужно уметь. В какой она больнице, говоришь?
У Вики второй раз открылся рот.
Антошку, понятное дело, не взяли. Хотя он очень хотел погулять с мамой, тётей Таней и Найдой. Найду одолжил у соседей Юра.
Вике казалось, что это во сне. Сначала ушёл Юра. Потом в окне первого этажа мелькнуло что-то — и Таня отправилась туда, как заправская взломщица.
Было холодно, пусто и жутко. Вика спряталась в тень под козырьком подъезда, где не горел фонарь. Найда выдавала её: то убегала, то возвращалась к Вике. Наверно, ей надоело гулять на одном месте.
В одной из припаркованных у обочины машин загорелся огонёк. Будто сам собой. Что там, внутри машины, могло светиться?
Надо уходить...
Предчувствие резануло, как стеклянный осколок.
Из-за угла вышли двое, неторопливо приблизились.
— Найда!
— Подождите, — сказал один из них властно. — Санитарный патруль. Предъявите, пожалуйста, паспорт и карту медицинского контроля.
— Я не ношу собой документов, — ответила Вика с неприятным чувством зависимости.
— Мы разыскиваем Варцеву Елену Сергеевну, возраст шестьдесят четыре года.
— Я не Елена Сергеевна, — сказала Вика, думая только о том, чтобы эти двое не заметили Таню с Юрой. — Посмотрите на меня, разве мне шестьдесят лет?
Патрульные переглянулись.
— В том-то и дело...
***
Спустя пять часов, Лёша вернулся и заставил себя постучать в дверь. Влад распахнул её, словно ждал Лёшиного появления.
— Лёх, послушай, да проходи же. Я нашёл эту маленькую проблемку. Ты будешь настаивать...
— Зови Анжелу, — оборвал его Алексей, переступая порог.
— Да пойми ты меня, как мужик мужика. Да, Анжелка дура, но разве ты не допускаешь, что...
— Не допускаю. Зови Анжелу, — Алексей решительно прошёл и сел в кресло Влада.
— Хорошо. Будь по-твоему — Влад достал мобильник. — Анжела, зайди ко мне. Нет, сейчас. Да, немедленно. Да, я остановил съёмки. Поэтому зову тебя. Какой ещё грим? Не ной. И сто раз говорил тебе: не называй меня лапулей. У тебя пять минут.
Лёшу мало интересовали их отношения. Главное — вернуть Свету. А эти разберутся без него.
Анжела пришла, когда молчание достигло критической точки. Заполнив духами пространство, она легко впорхнула в вагончик:
— Ну, что случилось?
— Читай, — Лёша протянул актрисе листок, копию договора, где подчеркнул нужный пункт.
Пробежав его глазами, Анжела посмотрела на Влада:
— И что теперь? Я не героиня, да? — губы её капризно скривились. — Влад, сделай что-нибудь.
— Я мало, что могу, но волосы можно перекрасить, — начал Влад.
— Ни за что! Травить мои волосы химией, лучше отрави меня ядом.
— Тогда парик, — сделал он ещё одну попытку.
— Ты в своём уме, лапуля? Я и парик — вещи несовместимые. К тому же надо стать сероглазой. Прикажешь вставить линзы?
— Другого выхода я не вижу. Ты хочешь играть Вику, соглашайся, — режиссёр развёл руками и перевёл стрелки на сценариста. — Вини его, я ни при чем.
— Никогда, — к радости Лёши решила Анжела. — Я не испорчу глаза линзами, не надену парик и не перекрашу волосы.
Она закусила губку и обратилась к Алексею:
— Неужели ты подашь на Влада в суд из-за такой мелочи?
— Не сомневайся, — ответил он. — И, Влад, верни Светлану. Упрашивай и умоляй как угодно, но верни. Я обещал, что фильм будет кассовым. Ты не идиот. Действуй.
Анжела со злостью хлопнула дверью вагончика.
***
Время жить
Отдых представляется таким желанным, когда с утра до вечера гнёшься в поле. Когда правая ладонь вся обклеена пластырем, а секатор всё равно немилосердно натирает кожу. А ты режешь и кидаешь в ведро сухие золотистые головки лука. Режешь и кидаешь. Хорошо ещё, когда сухие, а вот если дождь...
А когда долгожданный отдых наступает, то не приносит ни облегчения, ни радости. И спать хочется, хочется всё время.
Село Александровское, Красноуфимский район. Лепрозорий.
— Зачем он нужен, этот медицинский день? — проворчала Вика.
Медпункт расположили в обычном деревенском доме. У входа краснеет рябина, по стволу поваленного дерева скачет шальной козлёнок. А за сенями — запахи дезинфекции и эфира, безнадёжности и тоски. Комната с длинной неудобной скамейкой, на которой мается сейчас Вика.
— Вилетова! — послышалось из соседней комнаты. Вика наконец-то вошла. Белый халат. Стеклянный шкаф. Рябина под окном.
— Вилетова, где ваш снимок?
— Понятия не имею, — равнодушно сказала Вика. Рентген она сделала час назад, с тех пор торчит на скамеечке. Точка окостенения хрящ... Какой смысл отслеживать, насколько далеко зашёл процесс, если остановить его не пытаются?
— Идите кровь сдавайте, — сказала медсестра, посверлив её взглядом.
— Мне нужны прокладки, — заявила Вика. — И бинт вместо носового платка.
— Прокладки получите, когда сдадите кровь, — взгляд медсестры поверх зелёной маски стал прохладным и уверенным.
Вике захотелось уйти, и пусть сами сдают свои анализы. Что они ей сделают, в больницу посадят? Или в карцер, вместо ежедневной каторжной отработки на полях? Смешно.
— Идите сюда, Вилетова, — приветливо сказал новый голос. Такой знакомый, что Вика потеряла дар речи. И послушалась.
Знакомая маленькая, хрупкая фигурка. Серые глаза знакомо улыбаются Вике, а к губам поверх маски приложен палец: тихо!
Таня?
— Рукав поднимите, — скомандовала Таня.
Вика с детства боялась врачей и больниц. А перестала бояться, когда Татьяна стала работать в поликлинике... Слёзы навернулись на глаза.
— Не надо нервничать, — сказала Танюша, выразительно поглядывая на вторую медсестру. — Посидите, я вам сейчас предписания напишу.
В ладонь ткнулся согнутый вдвое бумажный листок. Решительные руки вытолкали за дверь.
Улица кончилась. Вон впереди конюшня. В таком же длинном белом здании у них столовая. Вокруг сорняковый пустырь. Почему сельские пейзажи такие унылые? Столовая пропахла луком. Вике казалось, что именно так пахнет ужас. И как же не хочется туда возвращаться!
— Сегодня не работаете? — улыбнулся Вике знакомый конюх.
Подумав, она уселась на бревне, на солнышке. Из конюшни пахло крепко, но не противно.
— А вы не боитесь заразиться? — спросила Вика. — Живёте здесь...
— Мне уезжать некуда, — сказал конюх, устраиваясь рядом. — Да и везде одно и то же.
— А лошадки не болеют?
— Болеют, — конюх посерьёзнел.
Невдалеке голубела гора. Здесь было красиво. Нигде ещё Вика не видела таких розовых облаков, таких россыпей августовских звёзд, ввинченных в чёрный бархат ночи...
И жить хотелось невыносимо.
Вика вытерла слёзы, достала Танину записку и перечитала.
«В пять вечера, у продуктового магазина».
***
Летний сад встретил меня пением птиц и запахом жасмина. Мы с Алексеем сидели на открытой веранде, увитой плющом. На столике между нами лежали красиво сервированные блюда с фруктами и пирожными. После всего, что я пережила, эта идиллия окончательно сбила меня с толку.
— Кто ты? — спросила я нового-старого знакомого.
— Твой муж, — невозмутимо ответил он и подвинул мне блюдо с эклерами. — Ешь. Ты их любишь.
Есть мне не хотелось. Странное ощущение: в лепрозории мне всё время хотелось есть.
— Что ещё ты обо мне знаешь?
— Что тебе нравится это платье, например.
Увидев на себе до боли знакомое бирюзовое платье, я рассеянно поинтересовалась:
— Где же моя телогрейка? То есть... где шуба?
Алексей с трудом скрыл улыбку, а я разозлилась.
— Объясни, — потребовала я. — Если ты мой муж, то кто мне Юра? Что вообще происходит?
— Тоже твой муж. Вика, милая, ешь, но умоляю — молча. Хотя молчать ты никогда не умела. Но постарайся, золото, мне многое надо рассказать. И начнём с Юры. Да, он твой муж в мире, который придумал я. Прости, этот мир не очень уютный, но это единственный подходящий сценарий, который у меня остался. На новый не хватило ни времени, ни сил.
— Не очень уютный? — мне хотелось кричать. — Вот этот кошмар ты называешь «не очень уютный»?
— Так ты хорошо всё помнишь? Всё, что снимается по сценарию? И сейчас?
— Конечно! — с вызовом ответила я. — Погоди... я знаю, ты пишешь сценарии, но при чём тут я? Это...
— Ты ведь уже поняла, — сказал Алексей. — Это кино. Да. Назовём его «Время жить». А Юра... Он — роль, понимаешь? Не человек.
— А я? — я почему-то поверила его словам. Трудно не верить, когда из зимы тебя переносят в лето. — Я тоже Роль? А Антошка?!
Алексей посмотрел на меня так, как смотрят провинившиеся собаки. Собак развелось много, они сбиваются в стаи. Найда... О чём я?
— Да, Вика, ты Роль. Не кричи, просто ешь пирожные. Пожалуйста. Они вкусные, я постарался. В фильме, который сейчас снимают, ты главная героиня. И ты моя жена, потому что я полностью списал тебя с неё. Как Роль, ты бы не заметила замену актрисы, но в фильме появился я. Вспомни тот момент, когда ты испугалась своего отражения. Если ты сейчас кинешь в меня эклером, мы потеряем время.
Как он угадал! И мой чуть не сорвавшийся крик и желание запустить в него пирожным. Но пёстрая мозаика происходящего стала складываться в картину.
Я не человек. Мой мир не настоящий.
— Но я же помню всё. Детство...
Я осеклась. Таня, мы дружим с пятого класса. Мы ходили вместе домой? В гости? Я не помнила её родителей. Я не помнила, кто у кого списывал. А потом? Антошка... Как я его рожала? Он будто был у меня всегда.
— Антошка такая же Роль, как и все, кто тебя окружает, — продолжал Алексей, будто услышав меня. — Кроме меня. Я из настоящего мира.
Можно ли злиться на человека и испытывать к нему притяжение? Можно!
— Но почему ты здесь, а не там, со мной? Зачем ты вообще это затеял?
Я думала, что виноватый взгляд наибольшее, что можно ожидать, но внезапно увидела такую боль, что сама чуть не задохнулась.
— Тебя там нет. Ты умерла.
Кусок эклера выпал из ослабевших пальцев.
***
Время жить
Большинство Викиных товарок сегодня отсыпались. Только две жевали что-то, удобно устроившись на втором ярусе кровати. Да ещё одна девушка смотрелась в зеркальце, изучала свою юную физиономию. Как она может? Как могут все они смеяться, флиртовать с мужчинами — тоже медленно молодеющими? Вике было страшно заглядывать в зеркало — даже когда она просто причёсывалась. Таково внешнее проявление болезни: человек молодеет. До какого-то момента. Потом становится уродцем, каких даже больным лепрозория не показывают.
Таня написала: в магазине. Вика достала и пересчитала оставшиеся деньги. Юрка давно не пишет, не звонит. Связь тут плохая, интернета нет.
Таня покупала какие-то консервы. Не глядя на Вику, вышла из магазина, свернула за угол. Вика погналась за ней и настигла в тихом уголке между огородами.
— Ну и зачем эти шпионские игры? — спросила она раздражённо.
Таня неторопливо расправила разорванный пакет — городской, забытый. Постелила на мокрое после дождя упавшее дерево.
— Сядь, дорогая, — сказала она и похлопала по пакету рукой. — Лучше сядь. Мне тебе нужно много чего рассказать. Живёте тут в Богом забытом углу...
Вика сдержалась.
— У меня много новостей. Начну с хорошей: ты, по всей видимости, здорова.
Вика молчала. Теперь уже ошеломлённо.
— Те анализы, которые я брала у тебя перед отправкой сюда, нелегальные — все они показали отрицательный результат.
— Ошибка, — мрачно сказала Вика.
— Я тоже думала, что ошибка. Дура я, Вик. Потому что... В общем, слушай плохие новости. Твоя бабушка умерла.
Вика тоскливо смотрела на серый мир вокруг. Бабушка была старенькая, да. А Вику никто не отпустил бы на похороны, это понятно, но почему ей даже не сообщили? Кто её хоронил? Юра?
— Ты её единственная наследница, — продолжала Таня. Будто это могло утешить. Хотя... О чём она думает? Она здорова! Домой! Домой, к мужу и сыну. Как они там?
— Юра об этом рассказал. Знаешь, как-то странно, сначала рассказывал, а потом замолчал. И он... В общем, он девушку завёл.
— Быстро он, — на автомате сказала Вика. Рассказанное не укладывалось в голове.
— Да ты сядь, — повторила Таня. — Антошку он в интернат отдал. Вот что самое плохое. Послушай. Я у тебя сегодня кровь взяла официально и отдам в областную лабораторию, но процедура гражданской реабилитации в лучшем случае месяцы занимает. В мире всё меняется, и всё к худшему. Ты ведь не знаешь...
«Я тут не останусь», — хотела сказать Вика. Нет, так нельзя говорить. Иначе будет всё очень плохо. Откуда она знает? Да просто знает, и всё. Законы жанра, вот что это такое. Отвратительные законы кинематографа.
— Я знаю, что надо делать, — сказала Вика решительно, и наваждение прошло. — Спасибо, Танюш. А ты-то как же? Как Толя?
— Толя болеет. Я поеду к нему, хотя бы санитаркой. Вот почему я не хочу, чтобы твой побег отсюда связывали со мной, а то и в санитарки не пустят...
Серый, отвратительно мрачный, дождливый мир закружился у Вики перед глазами.
***
— Почему я опять здесь? — спросила я.
— Просто перерыв в съёмке.
— Мне надо уходить. Там Антон.
Я замолчала.
— Ты так чётко помнишь всё, что происходит с тобой в том мире?
— У меня нет другого мира, — сказала я горько.
— А когда ты там, ты помнишь... себя?
— Немного.
Мы долго молчали. Потом я отсутствующим голосом спросила:
— Как ты можешь быть здесь, со мной, если ты находишься в реальном мире?
Мой муж, теперь я верила, что Алексей не солгал и мы женаты, посмотрел на меня с тревогой:
— Прости, дорогая, у тебя шок. Сейчас объясню, подожди.
Он что-то написал в блокноте, и мы оказались на берегу моря.
Шум волн успокаивал, запах морской воды отгонял неприятные мысли. Меня нет в каком-то там мире, но здесь я есть, ещё как есть. Даже если я сумасшедшая. Сильные руки обняли меня за плечи.
— Милая, всё хорошо. Я могу тебя видеть, говорить с тобой и даже обнимать после того, как пережил отчаяние снова потерять. Съёмки едва не прекратили, я пришёл домой и стал думать. О тебе, которая ушла, и о тебе этой. Вы слились в одно целое. Вика, как же я хотел оказаться рядом! Не знаю, сколько времени я провёл в горячей мольбе, мучительном ожидании невозможного, но что-то случилось. Я увидел, как ты выбежала из дома, пошёл за тобой в кафе, услышал разговор с официантом. Увидел не совсем такую, как хотел, но Вику, мою Вику. Не знаю, как это произошло, не спрашивай.
— Я знаю, — уткнуться в его плечо оказалось приятнее, чем я думала. И очень знакомо. — Ты создал меня. И обратился к тому, кто создал тебя. Всё логично.
Руки прижали меня ещё сильнее, а его губы нашли мои. После долгого поцелуя Леша прошептал:
— Пусть так, родная. Посмотри.
Откуда взялось на берегу зеркало, я уже не спрашивала. Взялось и всё. Мы, море и небо отражались в нём. И я — была я. Русые волосы и серые глаза. Мое лицо, каким я его знаю всю жизнь.
— Всё так просто?
— Не совсем. Пришлось постараться, — нежные пальцы скользили по моей спине, и последнее, что я успела подумать, прежде, чем мы опустились на песок:
«Я изменяю мужу со своим мужем».
***
Время жить
Вика шла пешком. По Таниным словам, на станциях теперь дежурили патрули. Она выбралась на тракт, поймала попутку — и через несколько километров грузовик остановился в очереди к санитарному посту. Так сказал словоохотливый водитель. Вика срочно сделала вид, что ей нужно в туалет, и просёлком ушла подальше в сторону.
И заблудилась.
Холодной сентябрьской ночью осталась без ночлега. Мир будто вымер. И не было даже завалящей копны сена, в которое можно зарыться.
Была стена и труба, едва различимая в темноте. Вика пошла — сначала на запах дыма, потом на свет.
Внутри были разноцветные трубы и вентили. Но это было — человеческое. И пахло тут людским духом. Вкусно пахло.
— Ты кто? — спросили сзади. Парень, небрежно одетый и небритый. Вика не испугалась. Ей давно надоело бояться.
— Я из лепрозория. В Александровском. Слышал? Но я, наверно, не больная. Подруга сказала мне, что анализы подделаны. А пока живёшь в лепрозории, никто тестов на вирус уже не делает. Ждут, пока умрёшь, и всё. Но если ты боишься, я сразу уйду.
— А чего тут бояться, — сказал парень. — У меня мать и брата забрали. А я... вот. В котельной должен кто-то работать. Холода скоро.
Они помолчали.
— Да ты садись, — спохватился парень и притащил из-за перегородки стул. — Я вареники варю, с картошкой и со шкварками. Они развариваются, правда. Получается похлёбка. Настоящий польский картофельный суп со шкварками. Будешь? И, кстати, меня зовут Ян.
— Вика.
Они ели и говорили. Словно старые знакомые.
— Так ты так и не знаешь, кто тебя кинул? — удивился Ян. — Ищи, кому это выгодно.
«А правда. Кто мог такое проделать? Убийца появляется вначале. Кто это? Толя? Или Таня? Нет, не может быть...»
— Ты говоришь, квартира пятикомнатная, кое-какие безделушки и немного денег на счету. Ну а кто должен после тебя всё это унаследовать?
— Только не Юра, — быстро сказала Вика.
— Ты дурочка, да? А кто бабу нашёл и ребёнка в приют отправил? Ты ему веришь после этого?
Он погладил Вику по волосам. Ласково, как давно никто не гладил.
— Не надо, — сказала Вика, отстраняясь.
— Ты дурочка, да? Разве я когда-нибудь принуждал женщину. Разве можно так, если ты не хочешь...
Вика плакала, уткнувшись в чужое твёрдое плечо.
***
Я открыла глаза на большой кровати с фиолетовым шелковым бельём. Лёша, пока я спала, снова нас перенёс. Только куда? Не удивлюсь, если в Венецию или в Париж. Романтик! Этой ночью я всё вспомнила. Вспомнила его, вспомнила другую жизнь, и кино совсем перестало волновать. Да, пусть я Роль, но чувствую себя любимой женщиной. Дела мне нет до того, кто я, пока я счастлива!
— Проснулась, милая? — нежный поцелуй разбудил окончательно. — Вставай скорее.
— Не хочу-у, — протянула капризно, как маленькая. — Где мы?
— Не встанешь — не узнаешь.
— Шантаж?
— Интрига.
— Ты невозможный!
— А ты красивая.
Я потянулась. И увидела свои руки.
Не в волдырях и не в мозолях. Немного загрубевшая кожа на ладонях, но не саднившая от боли. Чтобы ладони покрылись волдырями, нужно работать несколько месяцев. На прополке моркови, в саду, на уборке лука и картошки.
Это фильм. Мой страшный сон никуда не делся.
— Ты придумал для нас кошмар. Для меня и моих родных. Заставил меня воровать дурацкую ткань и заниматься любовью с первым встречным. Всё ради дурацкого сценария. Тебе самому не обидно?
— Вика, подожди, — сильные руки подхватили меня. — Я покажу тебе, где мы находимся, потом мы позавтракаем, и ты меня выслушаешь.
— Молча? — усмехнулась я.
— Не обязательно. Ты изменилась... Ничего, всё будет хорошо.
Лёша поднёс меня к окну, и я увидела потрясающий город. Белоснежные дома утопали в зелени, вдалеке горы сливались с небом, а где-то рядом звучала прекрасная музыка.
— И где мы? — спросила я зачарованно.
— Гранада. Испания. Нравится?
Вместо ответа я обняла его, насколько хватило сил, а затем легко оттолкнула, выскользнула и скрылась в ванной. За завтраком я больше не упрекала, не жаловалась, мне просто хотелось жить и наслаждаться сказкой. Мы смеялись, шутили, и лишь одна мысль не давала покоя:
— Лёшенька, а когда фильм снимут, что с нами будет?
Я не сказала «со мной», потому что без него меня нет во всех смыслах. — Я исчезну?
— Вика, не торопись. Верь мне.
— Лучше скажи мне сразу.
Он с интересом посмотрел на меня:
— И что ты сделаешь?
— Ничего. Я проживу свою жизнь. Ту, что мне осталась.
— Верь мне, — повторил он. — И выслушай.
Я была готова слушать. И даже совершенно молча.
***
Время жить
Казалось, за малышами никто не следил. Ленивые в интернате няньки.
— Мама, — Антон просиял. — Мама, ты больше не уйдёшь? Ты совсем вернулась?
— Нет, солнышко. Не уйду.
Антошка был одет в странную мешковатую куртку. Но куртка не мешала им. Ощущение прижавшегося к ней маленького тёплого существа — как Вика жила без этого все эти месяцы?
Как она жила вообще?
Надо его переодеть, подумала Вика. Вытащить из интернатской робы, иначе их вычислят мгновенно. Хорошо, что бабушка о них позаботилась: перевела деньги прямо на её счёт. А потом они уедут за город. Это очень по-киношному — отсидеться на даче. И поэтому должно получиться.
Вот как раз магазин детской одежды. Не дешёвый, ну и пусть!
— Нам нужна одежда, — сказала Вика. — Вся одежда, от носков и белья!
Продавщица суетилась. Вика приходила в себя. Всё нормально, как и должно было быть, наконец-то. Но на даче скоро будет холодно. И Вика знала, кто им поможет.
«Не такая уж я дурочка, Ян, если встретила тебя в этом обезумевшем мире и догадалась взять твой номер», — подумала она и достала телефон. — «Дождёмся гражданскую реабилитацию, и ты поможешь мне посадить Юру в тюрьму. Я разведусь с ним, разведусь, обещаю!»
***
— Как ты мог сделать такое из Юрия? Обязательно такое писать, да?
— Вика, ты стала невыносимой. Юра — часть сценария. Сюжет без него бы развалился. А кино пора было заканчивать, мы в смету не укладывались. Пришлось спешно писать хэппи энд. Вика, сценарист так же несвободен, как и его персонажи.
— Так вот почему всё хорошо кончилось! — обрадовалась я. — Постой, а что с ними будет дальше? С Таней? С Антошкой?
— То же, что со всеми нами.
— Они исчезнут?
— Ты обещала выслушать.
— Ну так говори, — надулась я.
— Вика, кино снято. Я переместил нас в Испанию и покинул тебя на несколько месяцев. Здесь прошло несколько часов, а там могли пройти годы. Меня волновал тот же вопрос: что с нами будет? И когда я выяснил, что с последними отснятыми кадрами мы больше не сможем встречаться, я начал работать.
Лёша прав, молчание не моя стихия:
— Как ты это выяснил?
— Просто. Пока фильм снимали, я мог возвращаться в эту комнату, любоваться тобой. Как сладко ты спала! А с последним кадром эта возможность вдруг исчезла. Давай я опущу, что пережил. Главное — я понял, что ты есть, пока не отснят весь сценарий. Или сценарий есть, а кино по нему и не начинали снимать. Это я и проверил только что. Сценарий написан и спрятан в ячейке швейцарского банка.
Я задумчиво покачала головой:
— Надеюсь, в новом сценарии нет Юры?
— Нет. В нём ты талантливая актриса. И мы женаты.
— Я хочу забыть о Юре.
— Забудешь. Теперь всё будет иначе.
В ту же секунду у меня на пальце появилось обручальное кольцо. Но ахнуть я не успела, Лёша продолжил:
— Я тоже талантливый актёр. Мы приехали в Гранаду на съёмки мелодрамы, а затем вернёмся домой. Дома у нас родится ребёнок.
— Антошка? — обрадовалась я.
— Может быть, и девочка. Это уж как получится. Как в жизни.
Я две минуты сидела, потеряв дар речи. Девочка... Врачи не оставили мне ни единого шанса на материнство. Какая она, моя девочка? Как мы её назовём? Фильм отпускал меня, уходил прочь. Боже, разве можно стать ещё счастливее? Можно! Но внезапно до меня дошёл смысл сказанного. Я медленно повторила:
— Ты тоже талантливый актёр. Это значит... нет!
— Да, Вика. Теперь я тоже Роль, а есть ли я в реальном мире — понятия не имею. И мне это неинтересно. Там я несчастен.
Я вскочила.
— Ты понимаешь, что ты натворил?! Ты променял жизнь на иллюзию! Ты никогда не вернёшься назад, потому что не мог забрать меня отсюда! И потому что спрятал сценарий, а значит, кино никогда не снимут! Что ты наделал?! — слёзы мешали мне видеть, как он улыбается.
— Зато мы вместе. А ты? Ты предпочла бы леденящую душу реальность? Без меня?
Кулаки медленно разжались, а муж продолжал:
— Вика, это хороший мир. Настоящий. Я тебе обещаю. И не жди, что у нас всё будет гладко и идеально.
Мои слёзы высохли. Алексей талантлив, он умница, и он самый родной мой человек. Как я могу ему не верить?
— Мы не опоздаем на съёмку? — спросила я, обнимая его.
Что с моими руками? Моя героиня умеет ездить верхом, и мне пришлось учиться. Но почему без перчаток? Придётся идти в салон.
— Пойдём, — сказала я.
Пора было жить.
Ольга Алёшина © 2018
Обсудить на форуме |
|
