|
КМТ
 Учебники:
Издатели:
Ссылки:
|
Библейский Апокалипсис Сергей Игнатов © 2014 Настоящая смерть Прерывистая разметка шоссе сливается в одну сплошную белую полосу, рёв мотора заглушает все прочие звуки. Пальцы механически выдавили сцепление, я толкнул носком ботинка передачу, хотя знал, что следующей скорости нет, стрелка и так стучится в край спидометра позади отметки триста километров в час.
Хочется ехать быстрее, ещё быстрее, а ещё очень хочется умереть или всех убить. Вообще всех, чтобы этот проклятый мир не существовал вовсе! А что! Хорошая идея — остаться совсем-совсем одному, зачем этот мир, если...
КАМАЗ вынырнул из-за горки, отчаянный звук сигнала прорезался сквозь оглушающий рокот мотоцикла. Наконец-то — долгожданная смерть! Перед глазами промелькнули огромные бешено вращающиеся шестерёнки коробки передач, стучащие под взрывами капель горючего поршни двигателя, пустота, ящики, тюки, фортепиано — так вот как оно выглядит изнутри!
Байк вынырнул из закрытого кузова позади грузовика. Правая рука отпустила гашетку газа, а левая привычно выдавила сцепление, в то время как нога толкнула лапку передач вниз, понижая скорость.
Мотоцикл обиженно ворчал, оттормаживаясь двигателем. Что это было, чёрт возьми? Я оглянулся и увидел стоящий поперёк дороги КАМАЗ. Сбросив скорость до велосипедной, я вывернул руль влево и добавил немного газа, чтобы быстрее вернуться назад. Как только исчез освежающий ветер бешеной скорости, немилосердное полуденное солнце безжалостно обрушило на плечи жаркие летние лучи, которые ухитрялись нагревать даже светлую куртку.
Металл тыльной стороны мотоциклетных перчаток клацнул по двери грузовика, пальцы схватили поручень, и я рывком дёрнул в дверь. В кабине грузный, усатый как морж водитель безжизненно смотрит в потолок. Его обмякшая рука соскольнула с руля, мизинец прошел между перчаткой и рукавом куртки, коснувшись моей незащищённой кожи.
Я вздрогнул, перед глазами появилась странная картина: я увидел смерть шофёра как бы со стороны так, словно оказался сбоку за дверью, там, где висел сейчас, держась за поручень, но только на минуту раньше.
Полупризрачный пепельно-серый мотоцикл и такой же не совсем материальный человек на нём пронеслись сквозь кабину и сквозь водителя, вмиг остановив мотор грузовика и сердце человека. Не было ни удара, ни слишком резкого рывка, ничего, что могло бы его убить, кроме соприкосновения... со мной!
Только что через этот проклятый грузовик пролетел никто иной, как я! Тихо сквозь зубы матерясь, хотя почему бы не материться громко, я поднял стеклянное забрало шлема и посмотрел на свою руку — вполне себе материальная, вот и за поручень держится. Из зеркала КАМАЗА сквозь прорезь в шлеме видно выбритое бледное лицо с глубоко запавшими тёмными глазами, весьма похожее на те напудренные и отгламуренные лица киношных вампиров из фильмов последних лет. Не удивительно, ведь я не помню, когда последний раз ел или спал.
Пальцы привычно поймали и подняли сползшую вниз собачку молнии белой с серыми вставками мотокуртки, я спрыгнул на шоссе.
Мысли лихорадочно бегают в голове, стукаются лбами друг о друга и внутреннюю стенку черепа. Хочется понять, что происходит, почему умер он? Ведь это я должен был превратиться в кровавую лепёшку между мотоциклом и радиатором грузовика, а вместо этого убил водителя. Я, убил? А как ещё это назвать?
Мозги кипят, глаза боятся, а руки делают — стрелка спидометра снова подбирается к отметке в три сотни километров в час. Встречный ветер радостно выдувает из головы все мысли, сомнения и переживания, требуя только одного — вкрутить гашетку газа ещё и ещё. Я прижимаюсь грудью к бензобаку и пригибаю голову, стараясь ещё немного уменьшить сопротивление воздуха и ехать ещё хоть на пару километров в час быстрее.
Впереди показался такой знакомый картеж из трёх джипов. Местный авторитет, пардоньте, уже пять лет как депутат и законопослушный гражданин с честным и легальным бизнесом, записанным на жену. Немногие знают, сколько мелких бизнесменов, отказавшихся делиться, он приказал убить лет десять тому назад. И среди них отец Васьки, я своими глазами видел, как его убили, и совершенно точно знал, кто и почему приказал это сделать. Да, мы с Васькой давным-давно не общались, да, его батю видел пару раз, когда был ещё ребёнком, но жгучая ненависть выбралась откуда-то из самой глубины души и потребовала крови.
Надо убить этого гада! Я же смог убить ни в чём неповинного водителя фуры, так почему бы не прикончить эту мразь?! Бак почти слился с грудью, а сердце, казалось, застучало в такт бодро ревущему мотору спортивного мотоцикла.
Переднее колесо врезается в бампер джипа, земля и небо меняются местами дважды, где-то подо мной продолжает мчаться картеж. Время будто замедлилось. Нет, это мозг ускорился, понимает, что настал его последний миг, и надо успеть продумать то, что не успел за не такую уж долгую жизнь.
Всё пошло не так, как хотелось, я не промчался призрачной тенью, неся смерть и разрушенье, а врезался и взлетел вверх. Через пару мгновений наконец-таки стану лепёшкой. Почему ты не умер, мразь — мысленно заорал я! Вы все, все должны сдохнуть!
Почему-то я вижу асфальт сквозь руль и приборную доску. Байк мягко приземляется перед первым автомобилем и несётся по шоссе вдвое быстрее прежнего. Переднее колесо должно было уподобиться символу бесконечности, но оно вращается ровно, без намёка на кривизну.
В полупрозрачных зеркалах слетают в кювет большие чёрные квадратные машины, хотя коснулся только одной из них, и то колесом. Значит, дело не в прикосновении, а в чём-то другом, может, в моём желании их убить?
Я снова глянул в зеркало и увидел, как падает с обочины на проезжую часть пастух, оседают и растягиваются козы, птицы шлёпаются о землю будто огромные снежки. Кажется, за мной тянется шлейф настоящей смерти. Интересно, а трава чахнет, как в фильмах, где по ней идёт истинное зло? Но я еду слишком быстро и не могу разглядеть, что же там происходит с травой.
Справа промелькнул указатель с названием местного «Мухосранска», я сбавил скорость, пытаясь унять бешено стучащее сердце и подумать о чём-то хорошем. Если мои мысли столь материальны — могу целый город ненароком погубить, а мне этого совсем не надо. «Недавно ты хотел уничтожить весь мир», — ехидно вставил внутренний голос. «Тогда я не мог это сделать», — без тени иронии ответил я сам себе. Может быть так начинается шизофрения?
Парковка придорожной забегаловки встретила меня духмяным ароматом чебуреков и жареной капусты. Десятка полтора простеньких иномарок выстроились вдоль стены плотным строем, будто готовясь отражать атаки злых врагов, а старый советский жигуль, не желая иметь с ними ничего общего, гордо и вызывающе встал напротив, отдельно от них.
Я припарковался рядом с невероятно дорогим чёрным спортивным Bugatti последней модели, который также предпочитал держаться особняком от прочих машин.
Дверь кафе приветливо дзынькнула колокольчиками, шлем занял привычное место посередине круглого столика. Я заказал пиво, а к нему дежурное блюдо или что там есть готовое пожрать. Два года не пил, а сейчас, когда смерть, кажется, совсем не страшна, почему бы и нет?
Не прошло и пяти минут, как покачивая крутыми бёдрами вернулась рыжая официантка и поставила передо мной запотевшую кружку холодного манящего янтарного напитка. Я вдохнул этот кисловатый запах — противно. Зачем доливать безумия в и так спятивший мозг?
Оборачиваюсь и хлопаю по плечу сидящего позади меня большого лысого мужика, от которого разит выпитым на два квартала окрест. Он охотно цапает кружку и поспешно поворачивается обратно, уставившись в огромную плазму на противоположной стене.
Окликнув официантку, я прошу чего-нибудь безалкогольного, например, сока, желательно яблочного.
Из-за столика в дальнем конце кафешки поднялся похожий на ворона черноволосый мужчина. Костюм тройка сидит на нём безупречно — верно, десяток портных полгода без устали трудились над тем, чтобы он красиво сгибался при любых возможных движениях человеческого тела. Для того, чтобы его часы, туфли и галстук идеально сочетались, но не были банально одного коричневого цвета, трудилась, видимо, бригада стилистов и честно отработала свой хлеб.
Мужчина взял тарелку и не спеша прошествовал через весь зал к моему столику. Совершенно точно я никогда прежде его не видел, даже по телевизору. Тем более не был знаком.
— Привет, Смерть, — доброжелательно прокаркал человек в костюме.
Он поставил на стол тарелку, медленно и аккуратно отодвинул стул, так же неторопливо сел. Его длинные тонкие пальцы выудили из специального приспособления салфетку и теперь катали её между собой.
Определённо, этой виляющей походке учат на специальных курсах, подумал я, когда рыжая девушка поставила передо мной стакан сока и блюдо с аппетитно пахнущим месивом, которое мне так и не удалось идентифицировать.
— Э-э-э, привет, — смущённо пробормотал я, когда официантка удалилась.
— Только обрёл... силу, ещё не знаешь, что к чему, — снисходительно произнёс мой собеседник. — Я — Голод, рад встрече.
Смерть, Голод, что-то знакомое, но никак не соображу, что. Этот человек явно знает, что со мной происходит! Нечто злое и свирепое вскипело внутри, я подавил этот порыв, но потребовал всё же не слишком-то доброжелательно, а коротко и резко:
— Объясни толком!
Человек по ту сторону столика ничуть не обиделся и ответил:
— Апокалипсис, слышал такое слово? Должны явиться четыре всадника: Чума, Война, Голод и Смерть. Мы тебя заждались, — сказав это, Голод улыбнулся.
— Что-то не вижу чумы, да и голода никакого нет, — прорычал я в ответ.
Глупая шутка! Это конечно хоть как-то объясняет то, каким образом я убил, но всё равно бред! Даже войн действительно крупных не было со времён Второй Мировой. Мне захотелось крикнуть ему в лицо: где война!?
Голод повёл рукой, сделав замысловатый круговой жест в направлении какого-то мужика, а мне тихонько сказал:
— Послушай его мысли.
В голове словно бы включилось радио, слышимое мне одному:
«Я хочу себе такую плазму!» — человек перевёл взгляд на виляющую бёдрами девушку — «И эту официантку, и Машку из третьего подъезда, и ту чёрную тачку на парковке я тоже хочу! Может, ограбить банк? Нет, меня ж посадят... тогда хрен что получишь. Надо взять плазму и машину в кредит...»
Мой новый друг щёлкнул пальцами и «радио» в голове прекратило вещать.
— Это голод, настоящий голод, — улыбаясь пояснил мужчина в костюме, — ну не могли люди почти две тысячи лет назад представить то изобилие, которое в мире сейчас, они думали, что голод — это когда нечего жрать. Хотя, к примеру, в Африке я проявляюсь именно отсутствием еды. Всё не так просто, как написано в старых книгах, не такой голод, не такая чума и война совсем другая. Разве что ты, Смерть, остаёшься вполне обычной смертью.
Я успел отправить в рот пару ложек вкусного месива и глотнуть терпкого сока. Окончание его монолога несколько раздосадовало. Не люблю быть обычным! Обычный — это такой же, как все — глупый, смотрящий в телек баран — прям как тот полупьяный жлоб за спиной. Так я подумал про себя, а вслух спросил:
— Значит, голод — это жажда обладать многим, да? Но это же всегда было!
— Всё было всегда, но не так сильно. Даже сейчас я добавил ему голода не до беспредела, а то ведь мог кинуться грабить кассу прямо здесь, нас бы от разговора отвлёк.
— А Чума и Война, как... — я задумался, формулируя фразу, — как проявляются они?
— Ты сам всё поймёшь, — ответил Голод, вставая из-за стола, — дела зовут, знаешь ли. Посмотри на экран внимательнее, может, что-нибудь увидишь.
Внутри широченной плазмы дикторша оживлённо вещала о том, что вот сейчас все могут лицезреть то самое вирусное видео, которое облетело весь интернет. Ролик, мелькавший за спиной телеведущей, развернулся на весь экран и начался сначала.
Там известная всем без исключения женщина с осиной талией и огромной едва умещающейся в экране грудью поделилась без сомнения великим знанием и своим компетентным мнением, забралась в белый вертолёт и улетела.
Я смотрел то на экран, то на людей в кафе, почти все вперились в телек, многие обменивались короткими репликами «да-да, мол, всё так и есть».
И тут меня как молнией поразила простая и ясная мысль: от чумы, эболы и хомячкового гриппа всегда можно уплыть на необитаемый остров или в крайнем случае залезть в бункер на глубину в полкилометра. Не то что вирус — никакая ядерная бомба не достанет. Однако же любой бункер выводит антенну для связи с внешним миром...
Так вот она какая — Чума! Правда, не простая — информационная, а это много хуже потому, что поражает не тело — мозг, и никуда от неё не спрячешься. Сегодня эта теле-чума скажет, что надо убивать фашистов, с чем вроде как и не поспоришь. Завтра врагами объявят любителей кошек, а потом и вовсе придётся рассчитаться на первый-второй, первые окажутся богоизбранным народом, а вторых придётся уничтожить, и тому найдётся очень веская причина. Причем никакой бункер не спасёт — заражённый вполне может затаиться, и не выявишь его никак — у него ни язв, ни струпьев, только чужая идея в голове.
Я сидел и медленно переваривал всё, что узнал. Может кто-то на моём месте испугался бы, кто-то принялся бы вспоминать имена врагов, начиная с тех, кто в младшей школе закидывал бумажки за воротник. Мне же в сущности всё равно, я, наверное, неделю как мёртв. Нет, физически вполне себе жив, а вот морально мёртв — мне просто незачем жить. Может именно поэтому стал Смертью?
Значит, стоит мне выйти из себя, и люди вокруг начнут умирать. Мне, пожалуй, нет до этого дела, вот только Маринка... Я тяжело сглотнул — чёрта-с два мёртв! Вон как больно внутри! Челюсти сжались изо всех сил, не знаю почему, но это помогает. В горле комок, в груди пожар, я повалил столик и бросился прочь из кафешки.
Мой бледно-серый спортивный конь заждался, он ответил приветливым рёвом — к чёрту прогревать мотор, когда настал апокалипсис. Я с места вкрутил гашетку до упора, и байк птицей вылетел на шоссе. За спиной осталось вымершее в самом прямом смысле слова кафе.
Только теперь мне не совсем всё равно куда ехать — домой нельзя, там через три дома Маринка, а я как-то не хочу, чтобы она умерла. Ещё и друзья... их мало, и все они в родном городе. Поеду куда-нибудь, где людей на квадратный километр можно по пальцам пересчитать и друга ни одного нет. Мотоцикл подо мной задорно зарычал и встал на козла.
На шоссе со скоростью за триста удавалось ни о чём не думать, но на заправке надоедливые мысли атаковали с новой силой. А как же Война? Ведь Голод сказал, что я появился последним, а войн по-настоящему серьёзных как не было, так и нет.
Пистолет звякнул о край бензобака, я вытряс пару застрявших в нём капель и повесил на место. Мотор заревел радостно, словно сытно поевший зверь. Мне почти удавалось не гнать, и от черепашьей езды со скоростью потока в голове рождались мысли.
Надо найти Войну! Хотя бы просто ради интереса, война — ведь это тоже по сути смерть, или нет? Интересно кто сильнее я или Война? Главное, во время поисков даже близко не приближаться к родным местам.
Байк обошел по встречной весьма и весьма шустро мчащуюся машину, взгляд упал на водителя, и я увидел его смерть: через километр он не впишется в поворот. Рука вкрутила гашетку до упора, а зеркала покали мне, как автомобиль врезался в бетонное ограждение, перевернулся и рухнул носом в асфальт, сложившись гармошкой. Всё точь в точь как в моём видении.
Осознание пришло мгновенно и неожиданно, сразу. Я понял, что могу видеть смерть любого человека, и мне совершенно не обязательно быть рядом с ним. Голову взрывали сотни призрачных видений смертей людей, как тех, с которыми знаком, так и тех, кого встречал лишь однажды, мельком.
Маринка умрёт завтра, её убьёт то, что в древних свитках именуется огнём с небес. Вместе с видением пришло и знание, знание того, что это неотвратимо. Точнее не так — я не могу позвонить ей и сказать, где спрятаться или зарыться в землю, чтобы не убило — не сработает. Я знал это совершенно точно. Может, связь прервётся, или она не поверит, или ошибётся местом, или решит поднять котёнка, но сообщив о видении, её не спасти. Впрочем, посадить позади себя и увезти в безопасное место — также не выйдет.
Хочется не просто умереть, а вообще не быть, не существовать, лучше и вовсе никогда не рождаться! Ненавижу себя за то, что я часть этого проклятого апокалипсиса, за то, что убью её! Нет не лично, её убьёт огонь с неба, но всё равно буду виноват, потому что всадник Смерти. Напрашивается простое решение: нет всадника — нет апокалипсиса, но если умру — смерть воплотится в другом человеке — это знание тоже пришло откуда-то свыше. Там наверху верно прохудился мешок с ценной информацией, так и сыплется в мозги.
Говорят, очень больно видеть смерть близких, а каково узреть её заранее и не иметь возможности что-то изменить. Злой ветер тоскливо завыл в ушах, в мозгах, в душе.
Город-миллионник встретил беспрерывным грохотом и гвалтом. Я вырос в городке поменьше, и такой поток шума меня весьма раздражал. Час-пик, все спешат с ненавистной работы по домам, на дороге не протолкнуться даже на двух колёсах.
Байк уместился на парковке торгового центра, ветер радостно трепал освобождённые от шлема волосы, а я брёл прочь от больших дорог, надеясь найти тишину в глубине жилых дворов. Может быть там удастся что-то придумать? Как же хочется просто не быть!
Слева и справа слышится беспрестанный человеческий лай. Сторонники синих называют жёлтых фашистами, те обзывают соперников нацистами, муж и жена, оказавшиеся по разные стороны баррикад, кажется, готовы поотрывать друг другу конечности. Соседка кошатница орёт на деда собачника, а тот гавкает в ответ гораздо громче своей собаки.
Стайка подростков разделилась на два лагеря каждый из которых пытался перекричать противников, почему-то сразу вспомнилась виртуальная война, которая из года в год всё набирает обороты в тех самых интеренетах. Я живо представил себе, как консольщики лупят джойстиками по головам «Писишников», сторонники игр на компьютере отбиваются от приставочных игроков клавиатурами. Картинка нарисовалась столь реалистичная, что на миг показалось — вон тот паренёк сейчас раскрутит и кинет как камень из пращи компьютерную мышку. Занятно, ведь это тоже война, пусть и виртуальная... и тьмы их.
Ноги замерли как вкопанные, я по инерции шатнулся вперёд. Неужели? Неужели же это и есть война? Война — ведь это не выстрел из винтовки, не запуск ядерной ракеты, а попытка навязать свой образ жизни, свои ценности и идеалы. И не так уж важно, при помощи скалки, клавиатуры или ядерной боеголовки идёт спор. Но всё же мне хотелось бы посмотреть на Войну воплоти, так же как на Чуму и Голод.
Продолжая думать, как же выглядит этот всадник, которого увидеть мне ещё не довелось, я выбрел прямо к дверям небольшой гостиницы. Да плевать, как он выглядит, я должен спасти Маринку! Точнее не то, чтобы должен, но раз есть апокалипсис и всадники, значит и загробная жизнь есть, значит, не выйдет склетить ласты, и взятки гладки. И на том свете буду чувствовать себя виноватым. Допустить такое хуже смерти, хуже всего, что могу вообразить. Кем я буду, если позволю ей умереть?
Так, стоп! Ведь если Чума, Голод и Война оказались совсем не такими, может, и я не так прост, может быть, в этом ключ? Я упускаю что-то важное, только не могу понять, что!
Гостиница, как по заказу. Где-то на границе сознания проплыла администрация, милая улыбчивая девушка, выдавшая ключ, лестница с деревянными перилами, наконец щёлкнул замок.
Номер с компом я выбрал неслучайно, и закрывшись в комнате, тут же полез в интернет посмотреть, нет ли ещё каких признаков апокалипсиса, надеясь среди них найти подсказку, хоть что-то, что натолкнёт меня на решение. Глухо, как в танке! Ни на одном новостном сайте не было ничего похожего на признаки надвигающейся всемирной катастрофы.
Руки бессильно упали со стола, а из горла вырвался тяжелый сдавленный выдох. Может быть, я всё-таки сошел с ума? Нет, не может быть, если бы сошел, даже и не думал бы об этом. Захотелось завыть от одной только мысли, о том что случится завтра по моей вине, ладно-ладно, при моём попустительстве, даже не попустительстве, а просто потому, что у меня мозгов не хватает, чтобы что-то изменить!
Клавиатура подпрыгнула от злого удара кулаков по столу, я поставил её на место, глубоко вдохнул и медленно выдохнул. Надо просто искать немного по-другому, ведь Чума — это вовсе не вспышка эболы, и я вцепился в комп снова.
Есть! Конечно же есть, но пока по центральным каналам не сообщат — никто и не почешется. Странно, что до сих пор не раструбили — астрономы уже давным-давно засекли приближение необыкновенно плотной кучки метеоритов. Вот вам и огонь с неба.
На специализированных сайтах биологи сообщают, что в океане разрастаются какие-то красные водоросли, и скоро мы забудем про «синее море», океан будет как большая лужа крови.
А ведь у каждого второго в кармане девайс с несколько видоизменёнными символами, которыми в ту эпоху записывалось число с тремя шестёрками, как всё забавно складывается! Только нет во всём этом ни намёка, ни подсказки о том, как Маринку спасти.
Лишь одна мысль не давала покоя. Почему всё не так — все какие-то не такие: и голод, и чума, и даже война вроде бы и не война вовсе, и только я такой, каким должен быть.
Я пошел по гостинице. Если Голод мог читать мысли — может и у меня получится? После пары неудачных попыток мне удалось осуществить задуманное! Мысли людей оказались какие-то пустые. У них не было ни целей, ни желаний, кроме разве тех, которые вызывает Голод, Война и Чума.
Деньги кончатся ещё не скоро, я бросил ключи на стойку ресепшена и почти бегом помчался к своему мотоциклу. Он радостно порыкивал, отзываясь на малейшее движение гашетки газа, я понёсся к другой гостинице. Там почти всё то же самое, кажется, даже девушка, выдавшая мне ключ, сестра-близнец той, администраторши из предыдущего отеля, может, и не близнец, но белозубые улыбки им точно наклеили в одной мастерской.
Осмотрев свою комнату, я сразу вышел в коридор и прошелся по нему туда-сюда читая мысли людей в комнатах. В этой гостинице оказалось не в пример интереснее, чем в предыдущей. Мне довольно быстро удалось найти четырёх учёных, двух музыкантов и одного поэта. Их мысли совсем не походили на те, что я читал раньше у людей пораженных тремя всадниками. Я ещё не мог понять зачем их нашел, но чувствовал, что близок к пониманию чего-то важного!
Ночь ползла бесконечными часами. В уголках сознания вспыхивали злые мысли и требования выпить или хотя бы закурить. Но я нещадно гнал их прочь — сейчас мне нужна каждая клеточка мозга, каждый нейрон должен пахать за себя и за того парня, которого я пропил и прокурил в своё время, должен думать, о том, что можно сделать, как всё исправить или о том, что такое смерть, как ею быть или перестать быть ею.
Ночь прошла в тяжелых раздумьях, быстро и медленно одновременно. Десятки, сотни, а может быть даже тысячи бредовых и не очень идей рассматривались со всех сторон, как жуки под лупой энтомолога и выкидывались в виртуальную мусорку за непригодностью.
Восемь утра, скоро, совсем скоро наступит конец. Я уже слышал мысли пробуждающихся людей, теперь я мог слышать мысли сразу нескольких человек, правда тогда они несколько путались и перебивали друг друга, но сейчас мне нужно было лишь убедиться, что они бодрствуют.
Я сосредоточился и очень осторожно выпустил часть своей силы, я был уверен, что могу сделать это так же, как и голод — не до конца. Надеюсь, что не убью этих хороших людей.
По гостинице пробежала призрачная волна, коснувшись души каждого, кто находится внутри. И в тот же миг я постарался всеми силами втянуть эту волну обратно, в себя, запереть её внутри на тысячу дверей и на каждую повесить амбарный замок размером с дом.
Убедившись, что никто не умер, я принялся с азартом читать мысли в первую очередь тех творческих людей, которые заинтересовали меня накануне. По горлу прокатился комок, а на глаза навернулись слёзы, до этого мгновения мне в общем-то не в чем было раскаиваться. Водителя грузовика и людей в кафе — почему-то не жаль.
Догадка подтвердилась — я убил всех в отеле, только не физически, а несколько иначе — теперь они хотят чужих идей, чужих вещей и ещё навязать во-он тем придуркам чужое мнение, которое, правда, считают своим. Они больше не пытаются что-то открыть, создать или написать. Они были мертвы, так же как мертвы трупы в могилах!
А может и мертвее! Я думаю, труп Энштейна много живее этих ходячих мертвецов, дедушка современной физики до сих пор вдохновляет молодые пытливые умы на свершения, значит, он жив, ну... в какой-то степени, а эти люди, которые не хотят ничего сделать — мертвы, в тысячу раз мертвее Ньютона или Моцарта.
Девочка-администратор ничуть не изменилась — мёртвого не убить дважды, а вот поэт не сможет больше написать ни строчки. Обидно! Дверь распахнулась от пинка и коридор рванулся навстречу.
Я тоже мёртв! Осознание этого пронзило мозг и больно кольнуло в сердце. Ещё вчера эта мысль меня грела и радовала, а в отсутствии желаний и стремлений виделась некая романтика. Как же, она отвергла меня и я буду мёртвым-мёртвым, несчастным-несчастным, жалейте меня все! Точнее, сам себя буду жалеть, я ведь гордый и никому ничего не скажу!
Почувствовать свою мёртвость в полной мере оказалось так же противно, как нюхать то кисловато-манящее пиво, нет, в тысячу раз противнее! Мысли отчаянно закружились в голове, а ноги понесли по лестнице вниз. На, подавись своими ключами, улыбчивая зомби.
На самом краешке воспалённого и полубезумного сознания забрезжила идейка, шанс, пускай и призрачный, но когда весь мир летит в тартарары — сгодится любой!
Байк заревел и задорно встал на дыбы, едва не завалившись навзничь. На этот раз скорость лишь прочищала мозг, но не выветривала мысли. Я больше не хотел смерти, ни своей, ни чьей бы то ни было ещё, наверное поэтому скорость за пределами возможностей мотоцикла стала мне недоступной.
Уныние накатывало волнами, пытаясь смыть меня в бездну отчаяния и снова породить желание убивать. Вот уж нет, я бунтарь, и всегда был бунтарём! Если этот мир, бог или дьявол требуют от меня убийств и разрушений — буду создавать, всем назло!
В этот миг, кажется, прогремел беззвучный гром. Вроде бы всё по-прежнему, но я знаю, что лишился силы смерти, потому как твёрдо решил, что не желаю быть мертвецом, а чтобы жить и не умереть, также как те люди, на которых выпустил силу частично — надо создавать.
Я создам нечто очень важное и теперь твёрдо знаю, что именно и как. Мысли о смерти никогда больше не посетят мой разум потому, что у меня есть цель! Я лишился силы всадника в тот миг, когда осознал цель, только спасёт ли это Маринку? Может быть для меня она и важнее всех на свете, но вовсе не цель, иначе бы мало чем отличался от того нетрезвого мужика, который хотел плазму и официантку.
Кочка на дороге заставила байк высоко подпрыгнуть, асфальт встретил колёса неприятным ударом. Я мчусь дальше, несколько сбавив скорость, совсем не хочется умереть по вине обычной кочки, когда появилась цель, когда снова стал живым!
Неужели удалось? Совсем скоро с небес должны посыпаться раскалённые добела камни, если только не случилось чудо, и апокалипсис не прервался потому, что одного всадника недостаёт.
Я как-то совершенно незаметно добрался до границы, скорость хоть и не запредельная, но всё ж таки большая. Со всех сторон раздаётся лязг, скрежет и рёв могучих моторов боевых машин. Это доблестная армия одного государства движется устанавливать мир, порядок и всеобщее процветание в другое. Мало ли что они там о себе думают, уж эти человечки в камуфляже точно знают, как всем насильно хорошо сделать!
Из-за поворота прямо передо мной вырос большой тяжелый танк, окрашенный чёрными, зелёными и бурыми, почти что рыжими пятнами. Скорость ещё никого не убила, чего не скажешь про резкую остановку.
Нога и рука одновременно выжали тормоза переднего и заднего колёс, байк обиженно взвыл. Он недовольно ворчал, пока, наконец, не остановился в пол-оборота к перегородившему дорогу танку. Я повертел головой — слева и справа от дороги поднимаются крутые земляные отвалы.
Чёрное дуло пулемёта смотрит мне в грудь, да что там пулемёт, я не без толики гордости ощутил себя достаточно важной мишенью, по которой можно и из пушки, она как раз сделала поправку нацелившись точно на меня.
Люк боевой машины отвалился назад с диким лязгом, из него высунулась квадратная на — лысо бритая башка с сигаретой в зубах. Маленькие злые глазки так и бегают в поисках мишени. Надо быть осторожнее в своих желаниях, хотел увидеть его — получите, распишитесь.
— Здравствуй, Война! — крикнул я, лихорадочно обдумывая план побега.
— Надо мной твоя сила бессильна, — отчеканила лысая башка, — нам нужна Смерть, так что либо ты умрёшь, либо вернёшься к своим обязанностям!
Аргумент войны был прост как дважды два. Убей пулемётчика и стань снова Смертью, или умри от пули, и появится новый всадник, и апокалипсис продолжится. Ага! Значит, без четвёртого всадника дело встало? Я почувствовал, как губы расплываются в азартной улыбке. Мой план сработал! Только работать ему остались считанные мгновения, мне уже слышится хруст сустава в пальце, нажимающем курок.
Можно убить пулемётчика, и снова стать Смертью. Либо пулемётчик убьёт меня, и появится новая Смерть, но из двух возможных решений я всегда выбираю третье!
Это в сказках надо стукнуть волшебным мечом злодея по башке, и всё сразу станет хорошо, эх, как хочется в сказку! У меня задачка посложнее, чтобы апокалипсис не случился, мне надо уцелеть любой ценой, а ещё и создавать что-то, чтобы не стать Смертью. Только выживать и творить придётся на бегу, а Голод, Чума и Война будут у меня на хвосте всегда.
А кто сказал, что будет легко? Я выкрутил газ до предела, чувствуя, как осыпается песок под колёсами. Сзади грохнул взрыв и затрещал пулемёт. Сергей Игнатов © 2014
Обсудить на форуме |
|
