|
КМТ
 Учебники:
Издатели:
Ссылки:
|
Библейский Апокалипсис Лариса Турлакова © 2014 Дом на перекрёстке — Как вы сказали? — переспросил Дик.
Нотариус терпеливо повторил.
— Чушь какая-то, — мужчина устало потёр переносицу. — А что там? Трубы прорвало или замки сломаны?
— Н-нет... почему? — растерянно пробормотал нотариус. — Просто такое условие.
— Значит, скрытая камера, — кивнул Ричард и поднялся. — Знаете, у меня нет настроения для развлечений подобного рода.
— Как хотите, — пожал плечами юрист. — Моё дело — огласить завещание, передать вам документы и прочая. Что с этим будете делать меня, извините, не интересует.
Дик смотрел на пухлый бумажный пакет с недоверием.
— Моё рабочее время заканчивается, — мягко намекнул хозяин кабинета, обитого деревом. Солидного такого кабинета — трудно было представить, что здесь могли заниматься глупыми розыгрышами.
В машине Ричард аккуратно отклеил ленту и помедлил перед тем, как заглянуть внутрь конверта. Мужчине вдруг показалось, что он стоит перед Рубиконом. Дик посмотрел в зеркало заднего вида и поймал собственный взгляд: расширенные зрачки делали и без того тёмные глаза почти чёрными; красные из-за недосыпа прожилки, придавали зловещий вид. Как же он устал...
Перевернул пакет, на сиденье выпали документы и GPS-приёмник. Посмотрев на координаты, вспомнил, что на этом месте, за городом, всегда была пустошь.
Флажок точки назначения развевался точно на пересечении магистралей.
***
Он бы не поехал. Ни за что бы не поехал к пересечению магистралей, но спать в каком-нибудь мотеле тоже не улыбалось. Кто бы мог подумать, что невинное предложение вызовет бурю гнева.
Час назад Дик ковырял вилкой стылый ужин, размышляя, стоит ли рассказать о странном наследстве и условии. Наконец решил, что стоит. Общих тем для разговора в последнее время находилось всё меньше — не о погоде же говорить?
— Со мной сегодня приключилась забавная история...
Надо было насторожиться уже оттого, что при первых же словах жена вскинулась, как боевая лошадь при звуках горна. Но он рассказал всё до конца. Поэтому ехал теперь в сумеречной мгле, оставив жену захлёбываться очередной истерикой. Ещё с месяц назад он попытался бы успокоить, но сейчас у него не осталось сил ни на оправдания, ни на чувство вины. Лишь тупое и какое-то равнодушное удивление: сколько в этой женщине слёз и энергии, чтобы закатывать скандалы почти каждый день?
Заморосил дождь, в машине похолодало. Он включил печку, нашарил коробок и стиснул зубами спичку. Безумно захотелось курить, но последний окурок он выбросил полчаса назад. Так торопился уехать, что даже не заскочил в магазин.
На выезде из города фары высветили фигурку, зябко кутавшуюся в осенний лёгкий плащик. Тонкая рука вытянулась в старом добром жесте автостопщика. Дик не любил незнакомцев, но в тени капюшона тлел огонёк сигареты, и машина притормозила.
— Подвезёте? — не дожидаясь согласия, девчонка проскользнула на переднее сиденье.
— Резвая, — ухмыльнулся Ричард. — А если я маньяк?
— Ну что вы, — рассмеялась она и, перехватив взгляд на сигарету, поспешно спросила: — Выбросить?
— Лучше угости.
Жадно затянувшись, спросил, куда путь держит. Девушка прощебетала, что это абсолютно всё равно, а увидев маршрут, даже обрадовалась. На перекрёстке как раз другую машину поймает. Всё это она говорила уже по ходу движения, выдувая дым в окошко и потирая озябшие руки. Дику, честно говоря, было всё равно, куда намылилась девочка-веточка и как она собирается ловить другие машины ночью. Главное, что у неё были сигареты, да и разговорчивость помогала отвлечься от своих мыслей.
Наконец согрелась, откинула капюшон. Бросив на незнакомку быстрый взгляд Дик убедился, что она совершенно лысая. Вернее — бритоголовая. На скинхэда девушка не походила — уж больно добрым было выражение огромных васильковых глаз, уж очень наивной была улыбка пухлых губ... слишком наивной, чтобы быть правдивой, решил Дик. Ему редко приходилось видеть обладателей столь чётко очерченных скул и подбородка в своём кабинете. Такие обычно не просили о помощи.
— Как тебя зовут?
— Ленор.
— Ага, а я — Эдгар, — съязвил Дик. — Полагаю, настоящее имя созвучно никнейму. Элеонор или, может быть, Елена?
В точку.
— Ненавижу это имя, — тихо произнесла девушка.
— Ленор так Ленор, — согласился Дик. — Не дуйся, просто у меня был тяжелый... н-да. Не складывается как-то в последнее время.
— Понимаю, — вздохнула Ленор. — У меня тоже... как-то...
— Сбежала? — небрежно спросил Ричард и почувствовал, что девчонка напряглась.
— Нет, — пожала она плечами. — С чего вы взяли?
— А голову тебе в секте побрили?
— При чём здесь секта? — взвилась пассажирка, и Дик понял, что снова попал. — Я сама голову побрила. В знак протеста. Состою в пацифистской организации.
— Значит всё-таки из секты, — удовлетворённо хмыкнул Дик.
Девчонка открыла было рот, но раздумала и, насупившись, стала смотреть в сумеречную мглу. Да, не задался разговор. Как некстати он ляпнул про секту — а ведь хотел стрельнуть ещё пару сигарет...
— Извини, — дружелюбно сказал мужчина. — Издержки профессии — когда работаешь психотерапевтом видишь, что люди предсказуемы до скуки. Становишься циничен...
— Вы слишком бестактны для психолога.
— Запишись ко мне на приём. В кабинете тебя встретит Ричард по прозвищу Такт. Поваляешься на кушетке, славно проведём время... что-то меня и вправду заносит... — осекся Дик.
— Нет проблем, — широко улыбнулась девушка и вдруг хлопнула на переднюю панель всю пачку. — Угощайтесь.
И, когда он вытянул сигарету, кротко добавила:
— Люди и вправду предсказуемы.
Дик расхохотался. Молодец девка. Действительно не так проста, как кажется. Ему стало весело, он втопил педаль газа, машина довольно заурчала.
— Вы бы не так быстро... — осторожно сказала девчонка, когда стрелка спидометра перевалила за сто восемьдесят.
— Хочешь сказать, что, кроме войн, тебя беспокоит безопасность на дорогах? Ты даже ремень не застегнула.
— Я не о себе... — и тихо добавила: — Животные...
— Ох, — поморщился Дик. Не хватало ещё природоспасительных речей.
Но Ленор так напряжённо вглядывалась на дорогу, что он даже ей посочувствовал. К тому же, до перекрёстка оставалось всего-ничего. Сбросил скорость и сказал:
— Да не волнуйся. Кто же в такую погоду по дорогам скачет? Разве что люди...
Слова оказались пророческими. Внезапно из тумана, прямо перед ними, появилась фигура человека. Стоял, не шевелясь, подняв руки, запрокинув голову.
Дик выматерился, машина вильнула — её занесло на мокрой трассе — сзади послышался глухой удар. «Зацепило» — стукнуло в виски, пока он пытался выровнять автомобиль и, наконец, остановиться. Голову словно обложило ватой, и сквозь эту ватную подушку он слушал, как где-то далеко открывается и захлопывается дверь, как пищит девчонка. Потом капли дождя застучали по лобовому стеклу тяжело и сильно — как барабанная дробь — и вдруг отпустило. На смену панике пришла злость. Чёртовы самоубийцы. Он рванулся из машины — не сразу сообразил, что надо освободиться от ремня — с одним желанием: добить. И так бы и сделал, если бы не девчонка, которая подняла голову от пострадавшего.
— Дышит, — тихонько сказала она. — Живой.
В подтверждение её слов человек тихонько застонал и попытался подняться.
— Лежи, мудак, — резко, чтобы не слышно было дрожи в голосе, велел Дик. — Не давай ему встать — возможно, он в шоке.
Лихорадочно попытался связаться со службой спасения, но обхвата не было. Придётся самому везти в город. Помрёт, поди, по дороге...
Ричард обернулся к машине и оторопел. Её не было. Не было и дороги, не стало перекрёстка. На его месте каменел дом.
***
Туман клубился почти до пояса, заполонив всё видимое пространство. Лишь свечи на окнах, обрамлённых стрельчатыми каменными арками, давали хоть какой-то ориентир.
— Что это? — шёпотом спросила девушка.
Дик прочистил горло.
— Возможно, это мой дом, — неуверенно сказал он.
Сделал несколько шагов к крыльцу, утопающему во мглистой реке, и остановился, когда двери распахнулись сами собой, словно приглашая в свечной полумрак. «Чертовщина», — мелькнула мысль, именно она и отрезвила. Дик категорически не верил в чертей.
— Хэй! Кто здесь? Выходите, нам не до дурацких игр! Человеку нужна помощь, слышите?
Вообще-то он надеялся, что придурок, оказавшийся перед машиной, тоже исчез, но стоны не прекращались. Дом же, напротив, отвечал полным молчанием. Хотя... Ричард поднялся по ступенькам крыльца, прислушался. Показалось, что где-то в глубине слышно пение. Пройдя по скрипучему паркету холла, остановился. Пение возобновилось. Безмятежное неразборчивое тра-ла-ла, исполняемое сочным контральто, совершенно не вязалось с мрачной готической атмосферой. Дик поднялся на второй этаж, увидел, что одна из дверей полуоткрыта, решительно её распахнул и застыл на пороге.
В ванной, обрамлённой свечами, нежилась дама. Задрав длиннющие ноги на стену она пела и играла с жёлтыми резиновыми уточками. Пение прекратилось, смарагдовые очи вдруг уставились прямо на Ричарда, дама просияла:
— О! Вы всё-таки пришли! Как я рада!
Она вышла из пены и горячо пожала руку оторопевшего Ричарда. Он как-то не привык знакомиться с женщинами в ванной. Даже с... совершенными. Незначительные остатки пены на её теле лишь это подчёркивали.
Свободной рукой он указал неопределённо:
— Там... э-э-э...
— И остальные здесь? Надо же, как удачно всё сложилось! — непонятно произнесла чудная дама и прошлёпала, как есть, в коридор. Остановилась, пробормотав: «Ах, да, условности»...
— Я сейчас! Сию минуточку! — и скрылась за одной из дверей.
Ричард вновь вышел на лестницу и увидел, что Ленор, согнувшись в три погибели, практически затаскивала пострадавшего в дом. В неярком свете стало заметно, что голова у него почти седая. Дик метнулся, помог уложить на софу, поднёс свечу. Зрачки на свет реагировали — более того, мужчина зажмурился и простонал:
— Уберите...
Несмотря на желание треснуть самоубийцу-неудачника в морду, у Дика отлегло от сердца. Осторожно ощупал — руки-ноги целы, на голове шишка. Скорее всего, отделался ушибами или пару ребёр сломал. Повезло. Тут Дик заметил колоратку.
— Ого! Реверенд! Ну и что за пример пастве мы подаём? — с ехидцей спросил он. — Разве мы не знаем, что самоубийство — смертный грех? Впрочем, у тебя всё равно бы не получилось.
— С чего вы взяли? — заинтересовалась Ленор.
— Знаю, и всё, — буркнул Дик. — Я таких насквозь вижу.
— Я не самоу... — слабым голосом попытался запротестовать священник, но с лестницы послышалось:
— Добро пожаловать!
По всей видимости, дама любила эффектные появления. Она скульптурно встала с двумя подсвечниками — восемь свечей и высокая лестница давали прекрасный обзор.
Пастор как-то странно захрипел, Ленор озадаченно вытаращилась. Дик признал самому себе, что по сравнению с первой встречей, женщину можно считать даже одетой. Но ярко-красное полотнище с какими-то белыми то ли кометами, то ли драконами всё равно казалось... коротким. Даже малюсеньким и незначительным. Незнакомка посмотрела на Дика — как, дескать? Тот улыбнулся, показывая всем своим видом, что он-то одобряет такой вот наряд, но всё же едва заметно покачал головой.
— Снова не то? — расстроилась дама. — Мне казалось, что флаг древнего рода подобает торжественному случаю... Милочка! — обратилась она к попутчице Дика. — Вы, я смотрю, женщина... ведь так?
Ленор смущённо провела по бритой голове рукой и кивнула.
— Это очень кстати! Идёмте, поможете мне выбрать правильный наряд. Идёмте-идёмте! Я в этом ничего не понимаю.
Оставшись одни, мужчины переглянулись. Дик заметил, что священника бил озноб. Он тоже почувствовал холод — успел промокнуть под дождём. Огромный, в полстены, камин позвал тёмным зёвом, дрова загорелись с одной спички. Тени, поиграв на антикварной мебели, расползлись по пыльным углам. Быстро сориентировавшись, Ричард нашёл буфет с бутылками. Откупорив две-три, остановился на первоклассном, судя по запаху, бренди. Подул в бокалы, плеснул.
— На вот, глотни.
Священник сел, сделал глоток и поперхнулся.
— Я не должен, — жалобно просипел он. — Сейчас пост...
— Не знал, что в посты принято выскакивать перед машинами.
— Я не выскакивал — это вы на меня наехали!
Дик хотел было парировать, что с удовольствием бы наехал, если бы знал заранее, что такая оказия подвернётся, но послышался уже знакомый голос:
— Господа, не ссорьтесь, это непродуктивно.
Дама, на этот раз по-настоящему одетая в чёрное вечернее платье (к вящему удовольствию Ричарда с глубоким декольте), наполнила свой бокал.
— Добро пожаловать! Наконец-то я это сказала, — рассмеялась она. — Чувствуйте себя как дома.
Несмотря на любезность, гости обменялись напряжёнными взглядами. Ленор посмотрела в окно.
— Ничего не видно, — сообщила она. — Туман.
Дику вдруг стало её жаль. По сравнению с обитательницей дома она была похожа на подростка — худенькая, бритоголовая... подумав, что автостоп у неё не задался, вспомнил о причине, которая так или иначе привела его самого в это место.
— Собственно, судя по документам, я как раз дома, — сообщил он. — А вы, простите, кто?
— Всему своё время, — уверила дама. — Можете звать меня Донна. Располагайтесь поудобнее, нас ждёт долгий и, надеюсь, приятный разговор.
Священника звали Роберт. Познакомились, но разговор явно не клеился. Пастор морщился, осторожно трогая шишку, Ленор курила, нахохлившись у камина и рассматривала старинное оружие, развешанное по заплесневелым, с разводами, стенам. Ричард с изумлением заметил, что во вгляде лысой пацифистки читается какое-то обожание. Он вышел в мутный вязкий туман. Побродив немного и почти в нём потерявшись, вернулся. Как раз, чтобы увидеть, как пастор отшатнулся от заботливо склонившейся над ним дамы.
— Изыди, нечестивка! — простонал он.
— Что вы себе позволяете! — возмутилась та. — Я только что из ванны — Ричард может подтвердить.
— Подтверждаю, — кивнул Ричард. — Жаль, что ты, реверенд, пропустил великолепный момент.
Священник остервенело засопел. Даже глаза закрыл от возмущения.
— Я всегда считала, что целибат меняет людей не в лучшую сторону, — цокнула языком Донна и милосердно отошла.
Дик мысленно согласился, а вслух сказал:
— Так или иначе никто никуда не идёт. Ни зги не видно, дорога пропала. Полагаю, именно вы мне объясните, почему мне досталось это наследство, и зачем нужно условие.
***
Когда позвонил нотариус, Дик долго пытался сообразить, откуда вдруг у него взялся почивший дядюшка. Спросить было не у кого — отец давно умер, к тому же — был сиротой. Нотариус занудно прочитал завещание — Ричарду полагалось наследство в виде дома. С одним условием: дом станет его, если он проведёт в нём сегодняшнюю ночь. Видимо, неизвестный дядюшка отличался специфическим чувством юмора и любил фильмы ужасов. Или просто был психом.
— Но вы всё равно приехали, — мягко констатировала Донна.
— Пришлось, — процедил Дик. Последние события затмили причину, но сейчас он с неудовольствием вспомнил, как орала и брызгала слезами жена.
Орала, что он совсем уже обнаглел и держит её за дуру, если думает, что она поверит выдумкам, от которых разит ложью за километр. Так и сказала — «разит ложью». Ричард позволил себе ухмыльнуться в ответ на внезапно прорезавшийся стиль мыльных опер, и это было последней каплей. Столовый нож был драматически приставлен к запястью, обещание перерезать себе вены и найти её хладный труп в луже крови произнесено.
— Если бы ты трахалась так, как орёшь — цены бы тебе не было, — искренне сказал Дик на пороге и захлопнул за собой дверь. От души.
Так он оказался на дороге.
Пастор ошарашенно молчал. Возможно, ему не приходилось слышать подобных откровений на исповедях. Ленор, поражённая аррогантностью и бездушием, посмотрела круглыми глазами и выдавила:
— Как же вы её оставили в таком состоянии? А если она и вправду...
— Нет! — отрезал Дик.
Подошёл, взял сигарету. Пояснил:
— Она никогда этого не сделает.
— Да откуда вы знаете! — задохнулась возмущением девушка.
— Он знает, не сомневайтесь, — подтвердила вдруг Донна, которая с видимым удовольствием слушала эту историю. — Расскажите нам, Ричард. Сделайте одолжение.
Дик резко выдохнул дым и всмотрелся в неё. Изначальное подозрение, что никакого дядюшки с нелепым наследством не существует, переросло в уверенность. Он внимательно посмотрел на женщину, что сидела в старом кресле с королевским видом, и вдруг почувствовал, что всё — дом, туман, даже она — заполонившая пространство практически осязаемой чувственностью и красотой — подделка под реальность. Ширма, за которой скрывается нечто большее.
Дама легко встала, неслышно подошла к нему, поправила выбившуюся тёмную прядь, словно демонстрируя — вот она, тут. Живая, настоящая. Дик почувствовал её дыхание, когда женщина велела:
— Рассказывай.
Дик знал, что жена не убьёт себя. Он знал это не только про неё — у него появился безошибочный... инстинкт. То, что называется шестым чувством. Ричард видел, когда люди безнадёжны. Это было настолько иррационально, что он не хотел признаваться в знании самому себе. Появилось это внезапно. Полгода назад он работал pro bono в одном центре психологической поддержки. Никакого альтруизма. Ради доброго имени и новых клиентов. Ради интересных случаев в практике — работать хотелось всё больше, домой приходить всё меньше. Дома скучала жена — чувство, которое в своё время оба приняли за любовь, притупилось, остались собственничество и привычка. Плюс ревность с её стороны. Какая-то дикая, остервенелая ни на чём не основанная. Сначала Дик не понимал — почему. Потом до него дошло. Наблюдая, как она с охотничьим азартом роется в карманах, нюхает рубашки, проверяет распечатки телефонов и подбирает пароли к почтам, увидел, что это приносит ей какую-то извращённую радость. Так она компенсировала бессмысленность своей и их совместной жизни.
Разговаривал. Увещевал. Пытался найти ей хобби. Даже заикнулся о ребёнке, хотя и не хотел. Деликатно порекомендовал коллегу. Но всё шло прахом. Единственным и нерушимым интересом было поймать его на месте преступления или хотя бы найти доказательство.
Тогда он решил — пусть будет, как она хочет. Может, тогда угомонится. Или ещё лучше — уйдёт от него. Дал ей повод для ревности. Стало, естественно, хуже. Угрозы суицида, истерики, упрёки. Дик знал, что жена его шантажирует, но полной уверенности, что она себя не убьёт, всё-таки быть не могло. Поэтому он даже позволил себе растущее чувство вины. Пока что-то в нём не переломилось.
Это случилось, когда его позвали в высотку. На карнизе двадцатого этажа стояла женщина. Зеваки, пожарные, скорая толпились внизу. Дик вошёл в разбитую дверь, увидел побелевшие пальцы, судорожно вцепившиеся в оконную раму. Говорил что-то успокаивающе-банальное, подбираясь к ней. Наконец подошёл достаточно близко, чтобы увидеть глаза. И понял, что она — не жилец. На него дохнуло таким безнадёжным отчаянием, что самому захотелось стремглав выброситься из того же окна. Понял, что женщина вцепилась в раму только потому, что боится высоты. Мельком рационально удивился такому мазохизму — можно было найти способ проще. Неслышно, одними губами, сказал:
— Падай.
И она с облегчением разжала почти негнущиеся пальцы.
...В тот вечер смотрел на жену, не слыша, что та в очередной раз ему выговаривает. Пытался найти хоть какие-то чёрточки того, что увидел в сегодняшней самоубийце и не нашёл. Но с тех пор он ни разу не ошибся. Это не обязательно могло быть суицидом. Он просто видел смерть. Стал наотрез отказываться от безнадёжных — разумеется, без объяснения причин. Поток клиентов резко сократился — после того, первого случая репутация была подмочена. Хотя, никто, разумеется, не мог знать, что он сказал той женщине.
Впрочем, ему так или иначе надо было уходить из профессии. Уходить и от жены. Что он сегодня и сделал. Но перед этим увидел в зеркале заднего вида смерть.
***
— Я знала, что в вас не ошиблась, — в полной тишине шепнула Донна. Она смотрела на Ричарда с гордостью, в изумрудных глазах светились отблески огня. В камине треснуло дерево, и Дик вздрогнул. Устало — его совершенно исцедили откровения — присел на софу рядом с пастором. Тот сделал движение, чтобы подвинуться.
— Нет-нет-нет, — погрозила пальчиком дама. — Не притворяйтесь чистеньким. До вас тоже дойдёт очередь.
Ленор спросила:
— Поэтому ты сказал, что священник блефует?
— Абсолютно, — кивнул Ричард. — Я не знаю, зачем он попёрся на перёкрёсток, но точно не за тем, чтобы попрощаться с жизнью.
— Это не ваше дело! — огрызнулся пострадавший. — Просто так получилось...
— Очень даже хорошо получилось, — дама вдруг заливисто расхохоталась. — Это забавная история, правда.
— Да что вы знаете обо мне?! — взвился священник. — Что вы себе позволяете?
И вновь она оказалась совсем рядом. Только теперь в упор смотрела на Роберта, и Дик увидел, как глаза её потемнели — даже белки стали чёрными. Словно открылись врата ада.
— Так поведай нам, преподобный.
***
Роберт дожил до седых волос и убедился, что рассказы и фильмы, в которых существуют священники, ведущие за собой сонмы верующих, выступающие мудрейшими наставниками, играющие ключевую роль в каких-то важных событиях, не более чем выдумка. Существовал, правда, вариант, что сам Роберт просто не был человеком, способным на великие дела. Он это понимал и принимал. Находил покой и тихую радость в смиренных молитвах, в поддержании церкви и помощи немногочисленной пастве. В каждодневной кропотливой работе по совершенствованию души.
Никогда себе не позволял отступиться от канонов и догм даже на миллиметр, за что был уважаем коллегами и прихожанами. Был добр и нестрог к другим. Всю жизнь.
И всю жизнь в Роберте тлел огонёк, заставляющий тайно восхищаться начальными словами знаменитой речи Мартина Лютера Кинга. Потому что у пастора тоже была мечта. Где-то глубоко, зарытые под воздержанием и постами, изредка прорывающиеся во снах, существовали видения о славе. Там он проповедовал, словно христианский Демосфен. Там на него смотрели с обожанием. Там он чувствовал голод, который хотел отдать другим. Чтобы все люди почувствовали его, чтобы жадно потянулись к вере, чтобы он, и только он смог сделать так, чтобы они прозрели... Во снах.
А в реальности Роберт подавлял даже намёк об этих мечтах. Корил себя за гордыню и тщеславие. Проповедовал, не повышая голоса, глядя на вежливо-скучающие лица напротив.
Пока однажды не услышал, как один из прихожан в разговоре с другим тихонько назвал его «Железная жопа». Видимо, за то самое пресловутое усердие и корпение над святыми книгами. Роберт задохнулся от обиды. Знал, что нельзя, но всё равно задохнулся — ничего не мог с собой поделать. За все годы работы он удостоился только этого прозвища!
В ту ночь он взмолился как никогда в жизни. Взывал, вопрошал, не замечая слёз. Шептал горячо, надеясь услышать ответ. Под утро понял, что вымолился. Что больше не может. Охрипший, с воспалёнными глазами, напряжённо прислушивался. Ответа не было. Не было и дара — всё, что у него осталось — растущая обида и непонимание. Христианский Демосфен умер, не успев родиться.
Тогда Роберт пришёл на перёкрёсток...
— Да зачем же? — недоумённо перебил Ричард.
— О-о-о, — это моя любимая часть, — протянула дама. — Расскажи им, реверенд.
Преподобный вздохнул и пробормотал:
— Чтобы продать душу...
— Дьяволу? — без нужды уточнила Ленор.
Роберт с неохотой кивнул. Дик оживился:
— Ты пришёл ночью на перекрёсток, чтобы продать душу дьяволу, а взамен попросить его дать тебе ту самую искру, из которой в людях разгорелось бы пламя веры? Дать им голод познания истины... Ты сам-то понимаешь, как это звучит?
— Совершенно очаровательно, — улыбнулась Донна. — Обожаю такие вот парадоксы. Наш пастор решил: если бог закрывает дверь, то дьявол открывает окно.
Осталось выяснить, при чём здесь перекрёсток.
Роберт Джонсон. Блюзмен, продавший душу на пересечении дорог. Тёзка, ставший легендой. Вдохновение и мечта иногда приобретают странные формы...
Священник выглядел настолько сокрушённым, что Дик решил проявить дружелюбие.
— Знаешь, — сказал он, — ты мне уже даже нравишься. Вот моя визитка — первые два сеанса бесплатно. Ты небезнадёжен. Просто у тебя кризис веры, но я подлатаю — станешь как новенький.
— Нет, — хрипло пробормотал Роберт. — Ничего уже не исправить. Я в церковь не вернусь.
— Да что вы разнылись, — вдруг со злостью сказала Ленор и пульнула сигарету в камин. — Слушать тошно. Один не мог уйти от стервозной жены, другого, видите ли, обозвали железной жопой. Детский сад. Ты! — девчонка ткнула пальцем в сторону Ричарда. — Знаешь, сколько я таких перевидала? Представители успешного среднего класса — снисходительные, равнодушные, циничные. Ни во что не ставите других — просто притворяетесь, что вам не всё равно. Чтобы не дай бог, люди чего не сказали, чтобы не навредило карьере. Да вы оба — профессиональные лжецы. Говорите людям то, что они хотят услышать — только и всего. И занимаете чужие места — поэтому один уверил себя, что видит смерть, а другой от обидки, что попросту бездарен, поверил в глупые сказки.
— Браво, милочка! — Донна беззвучно поаплодировала. — Так их!
Огонь в камине разгорелся ярче, оранжевые всполохи заиграли на стенах, увешанных старым оружием. Скулы Ленор резко проступили, во взгляде не осталось ни следа наивности.
Мужчины посмотрели друг на друга с выражением возмущённой солидарности. Что эта бритая пигалица могла знать о проблемах? Но слова девчонки зацепили, задели.
— Ну-ну, обличительница. Поведай дядям о взрослой жизни, — процедил Ричард. — Наберёмся опыта. Кстати, сколько тебе лет? Двадцать?
***
Ленор было целых двадцать пять. Она всегда считала себя обыкновенной, ничем не выделялась, не блистала талантами. Ничего особенного в ней не было, кроме, пожалуй, одной чёрточки. С самого детства она оказывалась в эпицентре скандалов. Не сказать, что её детство было несчастным, вовсе нет. Родители горячо её любили — они просто ненавидели друг друга. Уже потом, когда они наконец-то развелись, она вдруг задалась вопросом: какого чёрта они так рьяно орали друг на друга в её присутствии? Доходило даже до рукоприкладства, отчего Ленор возненавидела насилие.
Терпеть не могла, когда и сверстники собирались драться — по дороге из школы был пустырь, обходить который было слишком долго. Поэтому частенько девочка наблюдала самый разгар, когда синяки багрово набухали, а из разбитых носов текла кровь.
Говорят, дети жестоки. Это не так. Люди жестоки в принципе, независимо от возраста. Повзрослев, Ленор поняла, что дико устала наблюдать проявления человеческой агрессии — ей казалось, что злоба преследует на каждом шагу. Начиная от локальных драк в местных кафешках и заканчивая мировыми конфликтами.
Она перестала включать телевизор. Стала веганом, пришла в пацифистскую организацию. Последней каплей была акция протеста, на которой они обрили головы в знак солидарности с жертвами войн. Но, по злой иронии, сами ребята вдруг взвинтили себя до предела, увидев представителей полиции. Полетели камни, с другой стороны пошли в ход дубинки... Ленор не арестовали, не ранили. Хотя она была в самой гуще. И снова — просто наблюдала, ощущая себя тем самым эпицентром...
Тогда она и решила уехать. Просто двигаться — неважно куда.
Огонь камина угомонился, железо оружия потускнело. Холл снова утонул в тёплом полумраке.
— Как у тебя всё чистенько выходит, — покачал головой Ричард. — «Люди такие плохие, что я решила убежать от них на край света».
Неожиданно пришла мысль:
— Слушай, а родители твои уезжали, например, в отпуск или на уикенд без тебя?
— Да, конечно, — пожала плечами Ленор.
— И как? Там тоже ругались, на чём свет стоит?
— Кажется нет... — неуверенно пробормотала девушка. — Точно — нет, потому что, возвратившись, частенько хотели начать всё с чистого листа. Но проходило совсем немного времени, и всё начиналось с начала.
— Ха! — Дик с довольным видом откинулся на спинку дивана. — Девочка моя, да у тебя не чёрточка. У тебя — целый талантище. В твоём присутствии люди просто звереют. И знаешь, что? Тебе это подспудно нравится. Иначе ты бы не разглядывала с таким удовольствием железки на стенах.
— Нравится?! Да как ты... — задохнулась Ленор и запальчиво выкрикнула: — Да пусть они уже навоюются вдоволь и перегондошат друг друга! Может, тогда успокоятся!
Девчонка зажала рот рукой и огромными глазами посмотрела на Ричарда. Тот ей подмигнул:
— Во-о-от... а ты говоришь — детский сад. Выходит, мы все в одной группе. Разве что, уважаемая Донна отличается. Хотя бы тем, что ни от чего не убегает. Встретила, разговорила. Только вот я ещё не встречал настолько красивых женщин, которые совершенно не разбираются в одежде.
— Ну, знаете, нет предела совершенству, — смущённо пробормотала женщина. — Мне ещё многое непривычно...
— Это ничего, все мы учимся, — понимающе кивнул Ричард. — Так кто же ты? И зачем нужно шоу с туманом и дряхлым домом на перекрёстке?
— Я знаю, кто она! — вскочил вдруг священник и обличительно вперил дрожащий палец почти в нос прекрасной Донны, отчего её глаза сошлись на переносице. — Вавилонская блудница, вот это кто!
Ленор фыркнула, Дик довольно заржал, а Донна, оторвав взгляд от дрожащего пальца, возвела очи горе.
— О, пожалуйста! Давайте не будем заниматься шовинизмом! Где написано, что если священник видит красивую женщину, то один из них — блудница? И не тыкайте в меня — вас же не под забором воспитывали.
Пастор скукожился, но подозревать не перестал. Донна поднялась, подошла к стене, жестом позвала за собой.
— И всё же наш пастор близок к ответу. Правда, немного перепутал персонажа. Смотрите, — тихонько сказала она и поднесла подсвечник.
Неясная серость отступила, разводы, которые Дик принял за плесень, стали выпуклыми и отчётливыми, приобрели краски, зашевелились... и они увидели. Разрушенные древние и современные города, сонмы завоевателей и побеждённых, ангелов и трубы, взрывы и катаклизмы, нашествие саранчи и огненное озеро — картина непостижимым образом показывала всё сразу.
На заднем фоне смоляными абрисами застыли четыре всадника.
— Армагеддон, — прошептал священник.
— Угадал, — кивнула женщина.
Или не женщина вовсе. Дик почувствовал, что она так давно на этой планете, и видела столько, что его знание о смерти — жалкий атом по сравнению с её. Она, несмотря на великолепную внешность — само воплощение разрушения, войны, голода, смерти...
— Абадонна, — хрипло сказал Ричард и сам поразился: откуда только всплыло это имя?
Демон кивнула:
— Ну наконец-то правильный ответ. И чтобы я не слышала, что Абадонна может быть только в мужчиной! — это уже Роберту. — Вспомните, в каком веке живёте.
Преподобный отшатнулся, потёр шишку на голове и стал нарезать круги вокруг софы. Дик стал серьёзно опасаться за его рассудок. За свой, впрочем, тоже. Роберт резко остановился и с неожиданно счастливым лицом подтвердил догадку:
— Значит, Апокалипсис грядёт?
— Уже близко, — подтвердила Абадонна. — Сценарий написан, время почти пришло, и мне нужны помощники. Видите ли, антропоморфная персонификация — это, конечно, хорошо. Я достаточно уютно чувствую себя в этом виде, у меня какой-никакой, а опыт. Но зачем плодить сущности, когда есть люди, которые прекрасно могут справиться? Вы, разумеется, можете отказаться. Свободу воли ещё никто не отменял...
***
Дик смотрел на зарево пожара. Сверху было видно, как люди в панике пытаются убежать, уехать из города. Всюду сновали люди в униформах, выли сирены. Ему было холодно — на высоте двадцатого этажа лютовал ветер, в лицо сыпалась колючая изморозь, но Дик почему-то не мог разжать побелевшие, уже негнущиеся пальцы.
Прошёл месяц с тех пор как он посетил несуществующий дом на перёкрестке.
Впрочем... посетил ли? Он очнулся в машине — капли дождя барабанили по лобовому стеклу. Вышел на пересечение дорог. Дома, девчонки и священника не было. Навигатор и документы тоже пропали. Ричард вернулся домой, молча, не слыша упрёков жены, собрал вещи и ушёл. Он думал, что станет лучше, наладится. Но в нём словно образовалась чёрная дыра — ему стало абсолютно неинтересно жить. Дик перестал работать — теперь уже не отдельные люди, а абсолютно все казались ему безнадёжными. Перестал бриться — смотреть в зеркало оказалось совершенно невыносимо. Но он всё равно чувствовал смерть. Свою, чужую — общую на всех.
Два дня назад Ричард узнал новость, которая, наконец, заинтересовала. Священник убил прихожанина. Держал его в подвале церкви, пока тот не умер от голода. Правда, была одна закавыка: человек пробыл в подвале не более трёх дней, а выглядел так, как будто голодал, по меньшей мере, месяц. Пастора направили в психиатрию на освидетельствование. Всё время он молчал, глядя в одну точку. Открывал рот лишь затем, чтобы произнести: «И когда Он снял третью печать, я слышал третье животное, говорящее: иди и смотри». Эти подробности Дик узнал уже в больнице — там работал знакомый врач. Прошёл в зарешёченную палату, присел напротив кровати.
— Здравствуй, реверенд.
Роберт не реагировал. Всклокоченная седина, остановившийся взгляд. Лишь шептал что-то почти беззвучно. Дик прислушался: «...иди и смотри».
— Что, решил отомстить за железную жопу? Не думал, что ты такой мелочный — надо было всю паству запереть... Поговори со мной, не играй в кататоника.
Но подколы не работали — пастор находился в каком-то своём мире. Ричард понял, что видит его в последний раз. Поднялся, постучал в дверь, чтобы открыли.
— Лучше бы ты меня задавил, — вдруг сказал Роберт. Потом взгляд обессмыслился и снова послышался шёпот: «И когда Он снял третью печать»...
Это было вчера. Ричард шёл по улице, размышляя о том, что встреча в доме, которого не могло существовать, всё-таки произошла. Он вынужден был остановиться. Улицу перекрыли, по ней шли протестующие с лозунгами за мир, за чистое будущее и планету. Они направлялись к атомной электростанции за городом. Дик жадно всматривался в лица участников акции, пока, наконец, не нашёл. Схватил за руку и выдернул девчонку из толпы.
— Ты с ума сошла? — прошипел Ричард. — Не знаешь, чем дело обернётся?
— Это мирная акция, — пожала плечами Ленор. Волосы у неё немного отросли — Дик заметил, что они медного цвета.
— Там, где ты, мира не бывает.
— Я знаю, — девушка вытащила сигареты. — Покурим напоследок?
Он не отказался.
— Слышала, что натворил священник?
Ленор задумчиво выдула дым, посмотрела Дику в глаза.
— Да. Мы все обречены, не так ли? Месяц назад я оказалась на том же месте, где мы с тобой встретились. На выезде из города. Подумала, что у меня были галлюцинации. Вернулась. С тех пор всё стало только хуже. Ты представляешь, я никуда не могу пойти. Даже в магазинах начинаются драки. Я стала затворником, но слышу, как соседи орут до остервенения, дети на площадке во дворе бьются до изнеможения, а матери, пытаясь их успокоить, в конце-концов выдирают друг другу космы. Это сильнее нас, Дик. Чем бы это ни было — даром или проклятьем. И мы не можем убежать от самих себя.
— Ты умрёшь, если пойдёшь к АЭС, — бесцветно сообщил Ричард.
— Полагаю, так и будет, — кивнула Ленор. — Но сегодня или через год — какая разница? Я дико устала. Бывай.
Она затерялась в толпе протестующих, которые, как по команде, начали кричать. А ночью на станции произошёл взрыв.
...Дик не чувствовал собственных пальцев, вцепившихся в оконную раму. Что-то мешало ему их разжать, хотя он и не боялся высоты. Хотя и не видел смысла жить дальше. Услышал мягкие шаги, обернулся. Ни у кого не было ключей от квартиры, но ей не нужны были ключи.
— Ты пришла меня проводить? Какая честь.
— Скорее, позвать, — улыбнулась Абадонна. — Скромно полагаю, что твоя новая работа будет интереснее прыжков на асфальт.
Ричард слез с подоконника, захлопнул окно и увидел, как на нём проявились четыре смоляных абриса. Почувствовал жар камина и понял, что вернулся.
Пастор подскочил к картине, жадно всматриваясь, видя что-то своё. У него было лицо человека, чьи мечты сбываются. Ленор бродила по холлу, выбирая оружие. Дик озадаченно пробормотал:
— Что же это получается? Будем разъезжать и всех гондошить?
— Нет, конечно! — строго сказала Донна. — Что же мы, маньяки? Нужно как следует продумать стратегию, выбрать ареалы. Нельзя забывать о других религиях и, наконец, об атеистах. Наше дело — проследить, чтобы люди получили то, во что верят. Господа, нам предстоит кропотливая работа. Рука об руку.
— Ноздря в ноздрю, — усмехнулся Дик. — Кстати, о ноздрях. Я совершенно не умею ездить на лошадях... Лариса Турлакова © 2014
Обсудить на форуме |
|
