|
КМТ
 Учебники:
Издатели:
Ссылки:
|
Библейский Апокалипсис Екатерина Егорова © 2014 Свидетели. Первая жертва. День 0.
Пустыня была беспредельна. Неохватное для глаза пространство, наполненное песком, редкими чахлыми кустиками-колючками, да вездесущими шарами перекати-поля. Ну, и кактусы — как же без них.
Не в силах больше засыпать на голодный желудок, Дэн доел псину.
От тощей дворняги оставалась лишь лапа — тонкие кости с едва заметными полосками мяса на них. Лапа пролежала в рюкзаке почти три дня и уже начала вонять. Пришлось долго держать ее над углями, чтобы запах дыма хоть немного приглушил трупную вонь. Собачатина, и без того жесткая, теперь чувствовалась на зубах куском мотоциклетной покрышки, но выбор у Дэна был небольшой: либо ешь, что имеешь, либо подыхай посреди безжизненной пустоши.
Медленно, без аппетита, Дэн сжевал свой скудный ужин, запивая мясо мелкими глоточками ржавой воды. Потом вдруг поймал себя на мысли, что молится. Безадресно, не обращаясь ни к Богу, ни к Дьяволу, он просил кого-то другого о том, чтобы завтра ему хватило сил и удачи добыть пропитания — иначе послезавтра сил для охоты уже может не хватить.
Ощутимым усилием воли — даже стиснул до противного скрипа зубы — Дэн заставил себя бросить молитву. Не то, чтобы он был неверующим человеком: атеиста сейчас, пожалуй, вовсе не сыскать. Но он полагал, что с Богом у него личная вражда, а следовать за Дьяволом было попросту противно.
На мутном небе, поверх пустыни, взбаламученной ветрами, показались звезды. Их было мало, куда меньше, чем двадцать лет назад. Дэн еще помнил белесые полосы Млечного Пути, помнил, что в середине ручки Ковша должна быть еще одна маленькая звездочка — Алькор. Теперь же через муть загазованной атмосферы кое-как виднелись лишь светила ярче третьей величины.
Когда-то Дэн был летчиком, и звезды были для него чем-то близким, знакомым, зримой мечтой — он даже неоднократно подавал заявления в НАСА.
В невообразимой глубине небес, ныне мутной, словно вода после стирки носков, носились сложные, полиморфические тени, разрывая на секунды рисунок созвездий. Тени эти измерялись милями, размеры их и скорость не переставали пугать Дэна, хотя за годы он должен был бы привыкнуть к ним. Если бы они сражались, роняя павших на землю со своей стратосферной выси, тогда можно было бы хотя бы приблизительно объяснить их существование. Но их еженощный насекомий лет не поддавался ни логике, ни осмыслению — и тем был особенно страшен.
Дэн закрыл глаза, запахнул обтрепанную пилотскую кожанку. Не избалованный пищей организм запросил сна, и Дэн не стал противиться. Распластался, разгребая песок ботинками. Нашарил притороченный к рюкзаку пончо — и укрылся им. Не открывая глаз, отыскал в кобуре револьвер — тяжелый «таурус», хром и черная резина — переложил за пазуху, к руке поближе. Даже в пустыне приходилось спать настороже: безлюдье нередко было обманчивым.
Сон пришел быстро. Навалился тьмой чернее ночи, погасил все, даже самый отблеск мыслей. Словно не сон, а смерть в ее материалистическом понимании. Лишь краешком сознания, на излете, Дэн пронзительно ощутил внезапный страх. За какую-то долю секунды, в краткий миг он осознал, причем очень четко, что сейчас произойдет Нечто. Непоправимое, неизменимое, неизбежное. Наверное, так чувствует себя жалкий муравей, внезапно оказавшийся в тени башмака. Он хотел вырваться из сна, разодрать тьму и несознание отчаянным криком, но его уже не было: он утонул, словно провалившись в самого себя.
Что было дальше, он помнил очень нечетко. Ощущения — да, они были остры и чудовищны. Ни слов, ни событий. Мир уютной и покойной тьмы вдруг взорвался резанувшим по глазам разноцветьем, и на него навалилась гигантская Воля. Отняла все, выскребла его до донышка и наполнила Собой. Немыслимый, надчеловеческий акт изнасилования не тела, но самой души. В это время у Дэна не было ни своих желаний, ни своих мыслей — всякая мысль, всякое ощущение исходило от этой Воли-насильника.
Он хотел кричать, но вместо этого, кажется, смеялся истерично. Ему очень хотелось ощутить страх, ужас — человеческий, обыкновенный, объяснимый и понятный, но Воля зашвырнула его в водоворот блаженства на грани экстаза, наркотической эйфории. Все, что Воля оставила ему, хотя могла отобрать и это — ощущение собственной ничтожности и беспомощности.
Когда, наконец, Дэну позволили проснуться, он тут же проблевался.
Ядовито жгло в глотке, на глаза наворачивались непрошенные слезы. Рвота вымочила тонкий песок, в стерильном воздухе пустыни завоняло кислым.
В ночном мраке по-прежнему красно светило кострище, и Дэн определил, что спал считанные минуты. А ведь казалось, что прошла без одного дня вечность. Он почти ничего не видел за едкой слезной пеленой, но чувствовал неким животным чутьем, что у костра он уже не один. Пальцы предательски прослабли, и револьвер упал на песок.
Дэн слепо зашарил ладонью перед собой, ища оружие. Наткнулся пальцами на собственную рвоту, и его вновь вытошнило. Он был беспомощен во сне, теперь стал беспомощен и наяву.
Он зло и тоскливо заскулил, совсем как третьего дня скулила смертельно раненая псина. Она тоже не желала сдаваться, но сил для борьбы за жизнь не оставалось. Помнится, тогда Дэн пожелал самому себе никогда не ощутить этой предсмертной тоски слабости.
— Кажется, это называется Откровением, — тихо и участливо произнес в темноте чей-то сильный голос.
— Убьешь меня? — прошлепал ватными губами Дэн.
— Нет, — ответил голос. — До тебя еще не дошло, но у нас с тобой теперь есть важная работа. Я — Илья. В этих палестинах, видимо, Илай.
— Пророк? — вяло удивился Дэн.
— Руднев, — голос раскатился густым смехом. — Илья Николаевич Руднев. Этнический русский.
Дэн разглядел человека по ту сторону костра. Русский оказался неожиданно молод. Дэн ожидал увидеть кого-то вроде Санта-Клауса, а перед ним сидел на скатанном одеяле парень, вряд ли старше тридцати лет. Был он широк в плечах, жилист и, казалось, светился нечесанной звериной юностью. Пожалуй, только борода с тонкой проседью отличала его от мальчишки.
— Дэниэль Бартон Тайлер, — представился Дэн, прокашлявшись. — Проще — Дэн. Этнический американец.
— Индеец, что ли? — снова засмеялся Илай.
— Почему индеец? Англосакс, — Дэн не мог сообразить, обидеться ему или рассмеяться.
— Вот что, англосакс Дэн: ты сейчас спи, а завтра тронемся в путь. Времени у нас с тобой не так уж много, рассиживаться в пустыне некогда.
— Парень, а ты не слишком ли раскомандовался? — взъершился Дэн, рефлекторно реагируя на любые попытки принуждения.
Илай растерянно поморгал.
— Вообще-то это не моя идея, — ответил он через минуту напряженного молчания. — Признаться, я бы тоже предпочел не делать всего этого. Но с Богом в нашем положении спорить куда менее эффективно, чем мочиться против ветра в семь баллов по Бофорту.
— Плевал я на Бога! — зло крикнул Дэн, припомнив все старые и свежие обиды на необъяснимый жестокий произвол Всевышнего.
— Дело все в том, что и Он на тебя плевать хотел, — спокойно ответил Илай. — Есть глобальный стратегический план спасательной операции, а мы с тобой — просто солдаты, разменные фишки, герои посмертно. Генералам всегда плевать на камикадзе. В лучшем случае, перед боем нам пожмут руку и нальют фронтовые сто грамм. В худшем — погонят на передовую пулеметами заградотрядов. Аналогия понятна?
— И тебя это устраивает? — ошеломленно проговорил Дэн.
— А если нет, что-то изменится? — Илай лукаво сощурился.
Дэн не нашелся, что ответить. Разум, человеческое свободолюбие вопили в нем разноголосьем гнева, но где-то вне разума Дэн понимал, что этот странный русский парень Илай прав. Прав какой-то неоспоримой, звонкой, как струна, правдой.
— Спи, — тепло проговорил Илай, подойдя к притихшему Дэну.
Пальцы Илая коснулись горячего лба Дэна, и бывший летчик мирно уснул, словно по нажатию тайной кнопки.
На этот раз сон его был светел, приятен и спокоен.
День 1.
Когда Дэн проснулся, солнце уже выбелило небо, и песок резал глаза. Так долго и крепко Дэн не спал уже очень давно. Обычно сон его был полон тревоги, он часто просыпался, тут же хватаясь за револьвер. Но этой ночью спал сном младенца, и, проснувшись, с досадой понял, что не смотрит по сторонам, выискивая опасность, не готовится к немедленному злому действию, а удивленно смотрит на окружающий мир и улыбается, словно идиот.
Илай соскоблил бороду щербатой бритвой и окончательно утратил зримую взрослость. Но — не авторитет. Не тугое, как барабан, право говорить и быть услышанным. Это право заставляло сам воздух вокруг Илая вибрировать и искрить.
— Матерый же человечище, — невольно восхитился Дэн.
Поодаль, на холодном песке, обнаружилась резко и знакомо пахнущая кружка. Закопченная до шершавости, она исходила ароматным паром, и Дэн поначалу не поверил собственным глазам.
— Это что, кофе?!
— Кофе, — Илай улыбнулся. — Пей.
— Но откуда?! Где взял?
Илай развел руками.
— Если ты еще не понял, в нашей конторе с материально-техническим снабжением — полный порядок. Как сказано: будет день — будет пища.
Он выудил из кармана крепких, камуфлированных для пустыни штанов брикетик в цветастой обертке и бросил Дэну. Дэн машинально поймал его — это оказался энергетический батончик. Орехово-шоколадный, «Тандерболт». Такие, как он помнил, были в аварийных рационах на истребителях.
— Твоя манна на сегодня. Путь неблизкий.
— Ни хрена ж себе... — только и смог выдавить из себя Дэн.
Он торопливо и жадно сжевал батончик, давясь непривычно сладкой, хватающей за горло слюной. Потом, уже неспешно и со смаком принялся за кофе. Илай смотрел на него с неподдельным сочувствием, а Дэн краешком сознания не переставал опасаться его. Вот накинется сейчас, отберет, все съест и все выпьет сам...
— Я уже позавтракал, — будто прочитав мысли, успокоил Дэна Илай. — Ты собирайся помалу. Время тянуть не будем.
— Куда идти? Ты все твердишь, что куда-то нужно идти.
— Дивайн Гейтс, — пожал плечами Илай. — Куда ж еще-то?
Дэн поперхнулся кофе, прыснул драгоценной коричневой влагой на песок, закашлялся.
Дивайн Гейтс... Последний оплот человечества, личный проект самого Брутуса и его единовластная вотчина. Рай для тех, кто внутри его стен — и сущая погибель для тех, кто снаружи. «Локусты» Аваддона уже полностью зачистили от не-людей двадцатимильную зону вокруг города, и продолжают истребление. Дивайн Гейтс — их логово, и соваться к ним... ну, это прямой, неприкрытый суицид.
Как-то раз Дэн убил двух операторов вездехода-георазведчика из Дивайн Гейтс. Они стреляли первыми, и Дэна за их смерть совесть не мучила. Операторы, недо-люди, как и большинство горожан, оказались на удивление живучи. В каждого из них Дэн, как в мишень, уложил по три пули. Они, разумеется, упали, словно трава под косой. Но пока Дэн сноровисто перезаряжал револьвер, эти парни снова поднялись на ноги и окончательно упокоились лишь тогда, когда он расплескал по песку их мозги.
Изнутри недо-люди из Дивайн Гейтс оказались полны какой-то белесой нитяной гнуси, пульсирующей, переплетающейся, ползучей. Так могли бы выглядеть аскариды, если их вытянуть до двухметровой длины и ужать до толщины волоса. Гнусь обвивала вполне человеческие внутренности, копошилась в ранах, истекающих вполне нормальной, человеческой кровью. Поначалу Дэн отказывался верить своим глазам, он счел все увиденное галлюцинацией и постарался поскорее забыть. Но чуть позже узнал от старого армейского полковника: тот умирал от банальной дизентерии — что, к сожалению, эта гадость вовсе не плод его воспаленной фантазии. Военная разработка, продукт нанотехнологий: индивидуальный тактический интерфейс, ИТИ.
Он слыхал о подобных разработках в бытность летчиком, но даже не представлял, как эта штука выглядит.
По своей сути ИТИ был воплощением давней мечты всех мегаломаньяков от обороны. Он позволял давать каждому солдату прямые приказы, стягивал разорванные ткани, работал как дополнительные мышцы и вообще превращал обычного бойца в трудноубиваемого голема.
Брутус, Великая Надежда и новый Спаситель, решил, что в условиях всемирного коллапса ИТИ повысит шансы на выживание человечества. Он поставил производство интерфейсов на поток, и теперь любой, претендующий на звание хотя бы недо-человека, обязан иметь в своем организме этих нанотехнологичных глистов.
Все, кто без ИТИ, вот уже шесть лет, как объявлены не-людьми. Иным биологическим видом...
— Мне тоже страшно, — тихо произнес Илай. — Жить хочется. Но приказы не обсуждаются. Все будет совсем не так, как хотим мы с тобой.
— Я не пойду, — упрямо сказал Дэн.
— Так или иначе, хочешь ты того или нет, но ты там будешь. И я там буду. И мы будем делать то, для чего назначены.
— Меня никто не назначал! — вспыхнул Дэн, хотя не был в этом так уж уверен. Ночью ведь было что-то... Была Воля, поимевшая его, словно купленную с потрохами шлюху. И спорить с ней, хоть и хотелось, да не моглось.
Илай лишь покачал головой и ничего не ответил.
Они двинулись в путь. Илай вел, не пользуясь ни компасом, ни солнцем. Словно пуля по стволу, он шел в единственно возможном направлении, а Дэн лишь следовал за ним.
Дорогой больше молчали, а если и говорили, то все о пустяках. Каждый был во власти своих, сокрытых мыслей и ощущений. Дэн время от времени оглядывался назад и удивлялся, насколько прямой неизменно оказывалась цепочка следов за спиной.
Перевалило за полдень, когда за очередным всхолмьем открылись припорошенные вездесущим песком руины. Когда-то это был совсем небольшой шахтерский городок: из внушительной дюны торчала покореженная башня подъемника.
— Вот и начало, — сказал Илай, остановившись.
— Начало чего? — спросил Дэн.
— Работы. Служения. Называй, как тебе удобнее.
Илай решительно шагнул вниз с гребня холма. За ним струйками зазмеился песок, и Дэн в тягостной, вязкой тоске поплелся вдоль этих струек. Ничего хорошего для себя он уже не ждал.
Городок состоял из десятка железобетонных коробков — типовых бытовых модулей. Ясно, что здесь никто и не собирался селиться надолго. Даже если бы не произошло ни войн, ни катаклизмов, если бы Господь не отвешивал Земле гневных затрещин, здесь так или иначе все было бы заброшено и мертво. Шахта наверняка исчерпала бы себя, и люди попросту ушли бы отсюда.
Но сейчас — вот ведь ирония! — городок был населен. Дэн чувствовал это. Запах дыма, резкая, хотя и ослабленная расстоянием вонь отхожего места, свежие доски на заколоченных окнах. В одном из дверных проемов нарочито бесхозно раскачивалась под порывами жаркого ветра дверь. Вот только не скрипела: наверняка ее недавно хорошо смазали.
— Здесь кто-то есть. Осторожнее, — предупредил Дэн Илая и потянул из кобуры револьвер.
— Знаю, — просто ответил Илай. Сам он до оружия даже не дотронулся, хотя упакован был весьма завидно: пара автоматических «зиг-зауэров» в пластиковых кобурах-футлярах, дробовик-обрез, притороченный к рюкзаку, мачете и пара ножей поменьше.
Что он говорил о материально-техническом снабжении?
Илай остановился шагах в десяти от странно нескрипучей двери, крикнул зычно:
— Мы к вам с миром! Будьте здоровы и сыты!
А Дэну шепнул:
— Поставь-ка свое орудие на предохранитель. Мало ли...
Дэн покачал головой.
— Это «таурус». Запирается на замок. А ключи я потерял. Так что извини.
Движение в комнате за заколоченным окном Дэн не увидел, а почувствовал, словно в голове сработал радар. Он не успел осознать происходящее, а тело уже привычно скользнуло в сторону и вниз, револьвер сам собой подскочил и бестолково щелкнул курком по капсюлю. Выстрела не было.
Осечка...
Илай шлепнул Дэна по руке.
— Убери, ковбой хренов!
Из темноты здания кто-то начал грозно материться, призывая на головы и прочие части тела незваных гостей страшные кары, в основном, сексуального характера.
— Сейчас проорется и успокоится, — заметил Илай. — Если бы было оружие, он бы уже выстрелил. Так что бояться нечего.
Дэн вертел в руках револьвер, словно видел его впервые.
— Почему осечка? Я же всегда проверяю. Не может быть...
— Ну что ты завелся? — заулыбался Илай. — Ну, осечка. Бывает.
— У меня не бывает! — вспылил Дэн. — До этого — ни разу. За семь лет — ни единого раза. Понимаешь? Почему именно сейчас?
— А почему Авраам Исаака не четвертовал ритуально, хотя собирался? Подумай, балда! — Илай, хоть и был младше, а безо всякого пиетета отвесил Дэну легкий подзатыльник.
В дверях, наконец, показался взъерошенный, заросший грязным волосом, высокий и худой мужчина. В руках его был обрезок тонкой трубы с остро спиленным оконечьем — копье.
— Вы кто? У нас нет ничего. Уходите, — он выставил перед собой свое нехитрое оружие и направлял его то на Дэна, то на Илая. Испуганный взгляд его метался из стороны в сторону. За его спиной маячил еще кто-то, тоже вооруженный куском металлолома.
— Да мы не грабить вас пришли. И убивать не будем, — Илай широко и светло улыбнулся, разведя в стороны открытые ладони. — Я — Илай. Мой нервный спутник — Дэн.
— Уходите, — повторил мужчина.
— Нет, — твердо сказал Илай. Дэн уловил в его голосе едва заметное напряжение и приготовился стрелять. Уж второй-то осечки быть не должно.
— Прочь! — завопил бородатый и замахнулся своим копьем. Илай не стал закрываться от него. Вместо этого он с удивительным проворством ухватил за руку Дэна. Пуля, назначенная разнести вражине голову, выгрызла в бетонной стене глубокую оспину.
— Я же сказал: не стрелять! — властно взревел Илай. — А ты, недоносок, убери свою палку, пока не поранил кого-нибудь!
Мужик с копьем смотрел на них уже не со страхом, а с недоумением. Видимо, никак не мог понять, что только что произошло.
— Мы у вас заночуем, — обратился Илай к нему.
— У нас ничего нет, — повторил копьеносец.
— Значит, будет, — снова заулыбался Илай. — Мы поделимся.
— У нас есть больные, — предупредил тот.
— Ничего, мы — иммунные.
— Я, вообще-то, нет, — шепнул Илаю Дэн.
Делить ночлег с чумными ему совсем не улыбалось. Возможно, он все еще жив именно потому, что отстреливал заразных метров за сто. А потом обходил их по широкой дуге. Как умирают от чумы, Дэн видел только в бинокль, но и этого хватило. Кровоточащие глаза, выпадающие зубы, сходящая лоскутами кожа — классический киношный зомби, распадающийся на части, получался из заразившегося за трое суток. Разве что умирал такой зомби с концами и не жрал чужих мозгов.
— Уже да. Раньше срока не помрешь. Фирма гарантирует.
— А если срок уже завтра, скажем?
— Нет.
— Откуда тебе знать?
— Ты тоже это знаешь. Но упрямо отказываешься верить. Жаль мне тебя.
Илай покровительственно потрепал Дэна по плечу, и от этого Дэну стало совсем худо. Вот, мир окончательно перевернулся: его учит жизни сущий молокосос — и, что обидно, кругом прав оказывается! Как бы хотелось сбить с него эту уверенность в будущем, это его знание-наперед-всего. Но ведь глупо это. Совсем уж ребячество, дурная обида неизвестно, на что. На утрату контроля над собственной жизнью? Или — на утрату иллюзии контроля?
— Ладно, — дикарь поскреб бороду, воткнул копье в песок, поднял раскрытые ладони. — Я — Крейг. Со мной — Эмиль. Вас ведь бесполезно гнать, я прав?
— Точно, — Илай пожал плечами, извиняясь.
Из-за спины Крейга, щурясь от света, показался такой же заросший, но огненно-рыжий, бледный парень. Эмиль, вестимо.
Эмиль был на добрую голову ниже Крейга, но куда шире в плечах.
— Вроде не больной, — сказал Дэн, внимательно посмотрев на Эмиля.
— Нет. Больной... — Крейг замялся, что-то в уме взвешивая, — больная... Она внутри, в подвале. Там не так жарко, понимаете? А на жаре только хуже, когда чума.
— Жена? — участливо спросил Илай.
— Сестра, — ответил за Крейга Эмиль и тут же уточнил: — Моя.
— Ясно. А вы? — Илай пытливо глянул на дикарей.
Крейг и Эмиль переглянулись.
— Мы вместе, если ты об этом, — сурово и упрямо ответил Крейг. — С этим будут проблемы?
— Да нет. Мне лично по фигу, — хмыкнул Илай.
— А ты что скажешь? — требовательно спросил у Дэна Крейг, выставив перед собой острие копья.
— Не люблю голубых, — признался Дэн. — Но ничего против не имею.
— И все-таки не любишь?
— Скажем так, испытываю некоторый дискомфорт. Но кому сейчас на свете комфортно?
— Сойдет, — поморщился Эмиль и тронул Крейга за ветхий рукав. — Не самые плохие парни на моей памяти.
— Мы даже поможем, — вставил Илай.
— Пусть остаются, Крейг...
Крейг пожевал губами, за которыми угадывался изрядный дефицит зубов.
— Хорошо. Одну ночь, — сдался он.
Илай скинул рюкзак, достал из него две плоских зеленых коробки и пластиковую бутылку. Армейские сухпайки и чистая вода. Положил на песок и отошел на несколько шагов.
— Плата за постой, — пояснил он. — Не бойтесь, берите.
Дэн был готов его придушить, но лишь уставился на еду злым и жадным взглядом — и ничего не сказал.
— Будет день — будет пища, — словно угадав мысли Дэна, сказал Илай. — Мы с тобой голодать не будем.
— Хотелось бы верить... — проворчал Дэн, не сводя глаз с коробок.
Крейг и Эмиль снова переглянулись. Потом Крейг взялся за копье.
— Не возьму в толк, что у вас на уме, но учтите: драться я умею.
— Да все в порядке, — попытался успокоить его Илай. А Дэн положил пальцы на рукоять револьвера.
— Крейг, не будь дураком, — Эмиль мягко взял своего друга за запястье.
— Это, — Крейг ткнул острием копья в сторону сухпайков, — бесплатный сыр. А я не верю в бесплатный сыр вне мышеловок.
— Нам нужна эта еда. Стэфи не проживет следующий день. Прошу тебя, Крейг...
— У нас есть грибы.
— Ее рвет от грибов. Она теряет не только пищу, но и воду. И ты это знаешь.
Крейг насупился, запыхтел. Потом раздраженно швырнул копье на песок и, не сказав ни слова, ушел внутрь здания.
— Простите... — сказал Эмиль. — И — спасибо вам. Крейг отойдет. Он вообще-то добрый. Только сами понимаете: времена нынче...
— Конечно, — кивнул Илай. — Последние времена. Злые.
День 1 — День 2.
Крейг и Эмиль сидели на пустых ящиках в полумраке подвала и жадно, но все же с достоинством воистину человеческим уплетали один сухпай на двоих. Вторая коробка целиком досталась молодой женщине, почти девчонке. Ее звали Стэфи, то есть, Стефания.
Она была очень слаба, но в сознании. Чума не успела еще изъесть ее до язв и сходящей кожи, да и зубы она еще не теряла, но синюшные пятна на лице и руках уже расползлись широко.
Будь на месте Крейга Дэн, он не стал бы тратить на нее еду. Пристрелил бы, чтобы избавить от страданий.
Но все же Крейг и Эмиль не теряли надежды. Цеплялись за жизнь и друг за друга. И Дэн мог это понять. Даже завидовал этому. Ему-то цепляться не за кого. Во всяком случае, так было до прошлой ночи.
А теперь... Теперь что-то неуловимо изменилось, и Дэн как-то совершенно непонятно для самого себя ощущал тонкую, едва осязаемую связь со всем, что его окружает. Ему вдруг стало не-все-равно, и это беспокоило его. Приходилось выстраивать новую систему правил жизни. Так, в детстве он не понимал легкости, с которой в цветастых голливудских фильмах люди стреляли друг в друга. Потом научился уговаривать свою наивную человечность. Сперва, в позапрошлую войну, понятиями воинского долга и патриотизма. Звездно-полосатый суррогат совести от его имени запускал ракеты в саманные лачуги и ветхие, проржавевшие сухогрузы с беженцами. Затем пришел медленный по меркам человеческой жизни и мгновенный в масштабе истории конец всего, и остатки человечности окончательно пали сперва перед необходимостью защиты близких, а когда никого не осталось — перед животным инстинктом сохранения своей жизни.
— Дэн, внутривенно умеешь уколы ставить? — вдруг спросил Илай.
Дэн встрепенулся: Илай протягивал ему пластиковый шприц с чем-то кристально прозрачным.
— Умею, а что? — насторожился Дэн.
— Вколи ей. Здесь два куба, вливай минуту, не торопись. Сумеешь?
Дэн не сразу понял, что Илай говорит о Стэфи. О больной, заразной и потому смертельно опасной. А когда понял, первым его порывом было придумать какую-нибудь отговорку. Он и так старался сидеть от нее подальше...
Илай, кажется, понял его.
— Вколи, говорю, — он взглянул строго и требовательно.
— Что это? — Эмиль оставил еду и с подозрением уставился на Илая.
— Сыворотка. Действует пятьдесят на пятьдесят, но лучших шансов предложить никто не сможет.
Дэн удивился. Чума считалась неизлечимой, а тут вдруг — сыворотка. И не поверил. Решил, что Илай решил облегчить девушке муки.
— Что это на самом деле? — одними губами спросил Дэн.
— Говорю же, сыворотка, — раздраженно сказал Илай. — Что, ты тоже мне не веришь? Вколи тогда сперва мне.
Он с готовностью закатал рукав.
— Давай, Дэн. Не боись. У меня еще немного есть. Ей хватит.
— Мне кажется, ты псих, — Дэн покачал головой, но шприц все же взял.
— Возможно, — пожал плечами Илай.
«Значит, просто плацебо», — успокоил себя Дэн. В плацебо было куда проще поверить, чем в действенное лекарство.
И, утвердившись в своей догадке, он вколол содержимое шприца в тугую Илаеву вену. Минуту засекал, считая про себя. Заметил, что «голубые» смотрят на Илая со страхом и затаенной надеждой и, шевеля губами, тоже считают секунды.
Тот морщился и старался не смотреть на иглу. Дэн понял, что Илай совсем по-детски боится уколов, и едва не рассмеялся: так уж это не вязалось с его суровым, авторитетным обликом.
— Опять бесплатный сыр, — проворчал Крейг. — Делайте, что хотите. Я умываю руки.
Эмиль поморщился и кивнул, выражая молчаливое согласие.
Илай порылся в своем рюкзаке, полном неожиданных чудес, и достал еще один, уже подготовленный шприц.
— Давай, Дэн. Хуже не будет.
Легко сказать: хуже не будет. Ведь не ему прикасаться к чумной девушке, не ему рисковать. Но Дэн понимал, что Илай прав и что умей он обращаться со шприцем, сделал бы все сам, не побоявшись заразы.
Однако, страх был силен. Дэну стоило немалых усилий просто встать с насиженного места и сделать три шага в сторону больной. Ноги казались чугунными, колени не гнулись, словно заржавели. Руки ходуном ходили, а в ушах противно колотился пульс. Он не паниковал в бою, но чумы боялся неимоверно. Это — враг невидимый, неощутимый, и силой его не возьмешь, не защитишься.
— Я не знаю, — честно предупредил Дэн, сторожко, словно по минному полю, подвигаясь в сторону Стэфи.
— Дэн, ты слишком многого боишься и слишком мало доверяешь самому себе, — мягко улыбнулся Илай. — Не бойся. Все будет хорошо.
Эмиль кивнул. Крейг вполголоса выругался, обозвав Эмиля круглым идиотом.
А Дэн посмотрел в глаза Илаю, и вдруг что-то понял. Нет, не понял, не то слово. Ощутил. И то, что все будет хорошо, и то, что Илай — единственный, кто знает, как должно быть правильно.
— Иди, — сказал Илай, и Дэн, отбросив въевшийся за годы страх, смело шагнул вперед.
Он сделал Стэфи инъекцию спокойно и уверенно, с мастерством завзятого медика и даже некоторой лихостью. Девушка не сопротивлялась, лишь смотрела на него затравленно и испуганно.
Дэн не удержался и погладил ее горячечный лоб.
Стэфи покорно и покойно заснула. Судя по оторопелому удивлению Эмиля, она не засыпала так уже давно.
— К утру будет в порядке, — заверил Крейга Илай. — Можете тоже спать спокойно. Мы защитим.
— А если нет? — ожидаемо усомнился Крейг.
Илай вместо ответа лишь ухмыльнулся снисходительно, достал из кобуры один из своих пистолетов — и подбросил Крейгу. Тот, еще не понимая происходящего, уже поймал пистолет и тут же снял с предохранителя. Жест хоть и естественный по нынешним временам, но Дэн уже сноровисто взял Крейга на мушку револьвера.
— Эй, горячие финские парни! — Илай примирительно воздел руки. — Никто ни в кого стрелять не будет.
Дэн убрал пистолет первым, выдержав тяжелый, лишенный человеческого, взгляд Крейга.
— Это — еще один бесплатный сыр, — упредил Крейга Илай. — Никакой мышеловки. Начинай верить в лучшее, мужик. Бог иногда бывает добр.
И приветливо подмигнул.
Ночью, когда Дэн пытался спать, но всякий раз просыпался и украдкой оглядывался настороженно — настолько он отвык от людей рядом, тем более в таком количестве — Илай разговорился с Эмилем и Крейгом.
Стэфи спала, ровно и глубоко дыша. Даже на слух Дэн понимал: выздоравливает, причем, стремительно. Неужели не соврал Илай про сыворотку?!
Но в сторожком полусне удивляться по-настоящему не получалось. Эмоции, слова — все казалось нереальным.
— Ты вот, божий человек. Оно видно. Может, знаешь, за что он нас так? — это Эмиль.
— Он не божий. Просто везучий сумасшедший, — это уже Крейг. — Божьих сейчас никого не осталось.
— Да ни за что. План такой. Считай, контроль человечьего естества, — Илай негромко и густо засмеялся. — Иначе как понять, кто чего стоит? Вот ты, Крейг, что в город не подался? Почему не с Брутусом?
— Я ж человек. Как можно?
— А там, за стеной, значит, не люди?
— Недо-люди. Они сами себя так назвали.
— А нас вообще назвали не-людьми. Или забыл? — не переставал добродушно потешаться Илай.
— Кстати, почему, не знаешь? — пытливо спросил Эмиль.
— Все просто. Ресурсов осталось аккурат на город. Мы — лишние потребители, конкуренты. А как оправдать конкурентную борьбу? Нужно возвести конкурента в ранг чужака. У Гитлера были евреи, у американцев мусульмане с русскими. А тут понадобилось нечто покрепче. Идеология уже пасовала. Не справлялась. Не все готовы были верить, что несогласные, но люди, достойны смерти. Вот и пришлось подключать самые древние инстинкты. Так в свое время гомо сапиенсы, убедив себя, что неандертальцы суть враждебный биологический вид, просто пустили неандеров под кремневые ножи. Да и съели, кстати. Мы, те, что вне города, хоть и люди, но не-люди просто потому, что назначены на роль биологических противников.
— Как-то бредово, — проворчал Крейг.
— Говорю, что знаю. О чем догадываюсь, так сразу предупреждаю, что просто домыслы.
— Откуда знаешь?
— Я был в городе.
Дэн при этих словах Илая сам схватился за револьвер. И услышал, как щелкнул затвор пистолета в руке Крейга.
— Эй, я, как и вы, без интерфейса. Я не червивый.
— Врешь, — выдохнул Эмиль, а Дэн затаил дыхание, слушая в своем полусне всякое слово, стараясь отделить снящееся от яви.
— Как же ты умудрился? — спросил Крейг с подозрением. Всякому было известно: в Дивайн Гейтс без ИТИ не попасть. Разве что на мясокомбинат, живым полуфабрикатом.
— Сперва прятался. Потом, когда стали все дома подряд сканировать, сбежал с мусоровозом.
— И все-таки... — начал, было, Крейг, но тут его прервал зубодробительный скрежет.
Казалось, скрежещет не воздух, не кто-то снаружи, а всякая кость в теле трется о соседнюю, и от этого по телу бегают электрические разряды — боль, щекотка и паралич в безумном, обезоруживающем коктейле.
— «Локусты»... — прохрипел Эмиль, падая.
— «Локусты», — поднявшись на ноги, спокойно согласился Илай. — Дэн, это за нами...
День 2.
Атака «Иерихоном» — это всегда болезненно. Дэна в академии «обкатывали» «Иерихоном», и он прекрасно представлял, что это за зараза. Кое-кто из курсантов кричал от боли, кто-то сворачивался в позе эмбриона на полу, кто-то корчился в пароксизме животного оргазма.
И только Дэн, единственный из двадцати, изгадив казенные трусы жидким дерьмом и липкой спермой, дополз тогда до кабины-имитатора и, набрав код перехвата управления, вывел виртуальный самолет из пике на посадочную глиссаду.
Но «Иерихон» запомнился, въелся. Подлое, бесчеловечное оружие. Впрочем, его считали гуманным: верх гуманизма взять живым и обгадившимся человека, еще недавно мечтавшего о геройской смерти во имя идеалов.
Дэн и Илай держались. К зависти Дэна, Илаю было почти по фигу: он лишь морщился. Дэну же приходилось тяжелее. Какофония звуков на всех частотах, от инфра до ультра, трясла мозг и тело, и даже если закрыть уши, звук передавался по полым костям черепа. Зубы плясали в лунках десен, и рот наполнялся кровью.
Акустическая атака продолжалась долго. Крейг и Эмиль едва шевелились. Стэфи, кажется, вовсе потеряла сознание. Илай же времни зря не терял. Что-то прикинул, пошевелил губами, подсчитывая, затем выскочил из подвала, вскоре вернулся — и оглушающий, пыльный взрыв обрушил здание сверху.
Теперь с внешним миром подвал соединяло лишь одно оконце.
— Проще обороняться, — пояснил Илай деловито, и Дэн не мог не согласиться. Впрямь, грамотно. Знать бы еще, где он взрывчатку раздобыл.
Тут же по стене ударили пулеметы. Стекло осыпалось, и Дэн, безо всякого понукания, схватил в охапку бесчувственную Стэфи и отнес в дальний угол подвала. Туда же оттащил Эмиля и Крейга — те лишь вяло упирались.
«Локусты» обступили руины здания полукольцом. Полтора десятка хищных силуэтов в металлизированных скафандрах. Силища! Кто им сейчас сможет противостоять?
Илай не испугался. Даже выглянул на мгновение в окно. Из глубины помещения, из густой темени Дэн разглядел: командир «локустов» вышел вперед и снял шлем, обратился напрямую к Илаю.
— Илья Николаевич, доброе утро! — он был высок, строен и красив, хотя ценителем мужской красоты Дэн себя никогда не числил. Волосы его, волнистые, цвета тех теней, что еженощно ломали созвездия, обрамляли волевое, резное лицо, спадали на лоб, лезли в глаза, и он отбрасывал их взмахом головы.
— Аваддон Батькович, весьма рад! — отозвался Илай в окошко и ловко пригнулся. Пуля свистнула у окна и щелкнула по стене напротив.
Дэн сноровисто выстрелил в ответ. Черно-красный «локуст», стоявший рядом с командиром, деревянной марионеткой обрушился на песок.
Аваддон проводил «локуста» сочувственным взглядом, поморщился:
— Илья, угомони соратника. Мне тут лишний фарш не нужен.
— Это — тот самый Аваддон? — сдавленно прошептал Дэн.
— Тот самый, — кивнул Илай, не оборачиваясь. — Правая и левая руки Брутуса.
— Вот это круто, — только и сумел сказать Дэн.
— Илья-а, — позвал Аваддон, — я знаю, сколько вас там. Могу даже поименно назвать.
— Конечно! — с каким-то бесшабашным весельем откликнулся Илай. — И, разумеется, тебе нужен я. Без вариантов.
— Варианты есть, — ответил Аваддон. — Мне для отчетности нужен один, и мне все равно, кто это будет.
— То есть, одного из нас ты показательно умучаешь до смерти. Угадал?
— Именно так. Все честно. Я предупредил, — Аваддон улыбался, приветливо и весело.
— Он не шутит ни словом, — спокойно и серьезно сказал Илай. — Он не уйдет отсюда, пока не получит своего. А ему нужно распятие. Или сожжение. Что угодно, лишь бы пометить место мучениями.
Он на минуту замолчал. Крейг и Эмиль молчали тоже, притихшие, запуганные.
— Я пойду, мужики, — тяжело выдохнув, наконец, произнес Илай.
— Не пойдешь, — возразил Дэн. Он не до конца отдавал себе отчета в том, что делает, что говорит, но был железобетонно уверен в своей правоте. Вера — не разум — двигали им теперь. — Я не позволю тебе.
— Почему? — Илай заулыбался. — И сможешь ли запретить?
— Набью тебе морду. До нокаута.
— Почему?
— Потому что ты нужен. Сейчас, в эти времена, ты — нужен. Такой, как ты. Честный. Добрый. Человек. Истинный человек безо всяких искусственных присадок.
— Тогда иди ты, — печально сказал Илай.
— И я не пойду, — ответил Дэн. — Будем драться. За них, — он указал на геев и Стэфи. — И за нас. Без драки на смерть не согласен.
Илай широко и благодарно улыбнулся.
— Слыхал, Аваддон? Мой друг все прекрасно мне объяснил. Пусть так и будет!
А Дэн, обрадовавшись неизвестно, чему, подскочил и сноровисто послал четыре пули в окошко. Три достигли цели, одна чиркнула по щитку пулемета и ушла «в молоко». Трое черных «локустов», в красных прожилках вдоль швов бронепластин, повалились на песок. К ним тут же бросились санитары, оттащили к дюнам, где маячили два «локустовских» конвертоплана.
— Жаль, — ответил громко Аваддон. Кажется, он и впрямь жалел о таком исходе.
Он махнул рукой, и около окна негромко разорвались дымовые гранаты.
— Газ, — приказал Аваддон. — Мне нужно четверо живых. Убить можете одного. Любого.
— Хрен вам! — крикнул в окно Дэн. Обернулся к Илаю: тот кивнул, улыбнулся и выдернул из кобуры пистолет.
В окно влетела, оставляя пушистый белый хвост, газовая граната. Дэн уронил револьвер, прыгнул на громыхающую жестянку, схватил ее. Она была горячая, словно сковородка, но Дэн вышвырнул ее в окно, не думая об ожогах.
Нашел на песке револьвер. Потряс. Выпустил последнюю пулю.
— Мистер Тайлер, за мной должок! — взревел Аваддон, и Дэн понял, что попал куда как метко.
Перезаряжаясь, выглянул. Дым мешал, но Дэн разглядел мельком: Аваддон нянчил левую руку.
Илай четырежды выстрелил сквозь дымовую завесу. Судя по вскрикам «локустов», попал. Впрочем, не убил. Да и не старался, судя по всему. Отгонял, как мух назойливых. Один, было, сунулся прямиком в окошко, выставив перед собой ребристый ствол винтовки, но получил от Илая дуплет крупной дробью — и усвистал прочь.
Дэн невольно зауважал Илая. Уже не только как человека, а как умелого бойца.
Еще трижды в окно залетали газовые гранаты, и трижды Дэн вышвыривал их прочь, заходясь в кашле и едких слезах.
Илай держал окошко прочно, Дэн не отставал. Илай перезаряжался — Дэн палил в окошко, словно гаубица: громко, с двух рук, наверняка. «Локусты», хоть и не потеряли ни бойца, все же выглядели потрепанно.
Снова атаковали «Иерихоном». Илай опять выглядел непрошибаемым монолитом, Дэна скрутило, но он шевелился, и, чтобы не потерять рассудка, считал патроны. Вел боевую бухгалтерию. Делил потраченные патроны на количество подраненных «локустов». Выходило неплохо, ноль-семь в среднем. Можно даже гордиться.
К Дэну подполз, корчась в судорогах, Крейг. Подергал за рукав.
Было девять утра. На ноги самостоятельно и твердо встала, счастливо улыбаясь, Стэфи. Ее лицо было все еще бледным, но болезненные пятна исчезли без следа.
— Илай, — сдавленно позвал Дэн.
— Знаю, она выздоровела, — кивнул Илай, не оборачиваясь.
— Это бесполезно, — пробормотал Крейг и задергался: кажется, у него расслабились сфинктеры. Завоняло.
— Почему бесполезно? — спросил Илай.
— Все равно убьют.
— Нет. Аваддон держит слово. Либо я, либо мой друг Дэн. Вас не тронут.
— Тогда я, — сказал Крейг сквозь стиснутые зубы.
— Нет, Крейг, — несмело сказал Эмиль.
— Я решил. Же вуз эм, Эмиль. Я люблю тебя. И Стэфи тоже.
— Пусть они, — простонал Эмиль, указывая то на Дэна, то на Илая. — Не ты, нет. Как же я...
— Они нужны. Или ты не понял? — ответил Крейг. — Даже я понял. Они — нужны. Они спасут не только нас, у них впереди еще сотни. Тысячи, возможно.
— Зачем? Зачем ты...
— Я был не прав, — просто ответил Крейг и поднялся на ноги.
— Я не позволю тебе, — предупредил его Дэн. — У нас еще есть патроны. Будем драться.
— А смысл? У них-то патронов больше, они их не экономят, — на мгновение к Крейгу вернулась его фирменная язвительность. — Стоит привыкнуть принимать должное без лишних воплей. И тебе тоже, — Крейг тепло, совсем по-дружески улыбнулся Дэну. — Постарайся, чтобы это было не зря.
Стэфи подошла к Крейгу, обняла его, поцеловала и что-то долго и тихо шептала ему на ухо. Крейг нахмурился, кивнул — и не сказал больше ничего.
Дэн не мог смириться с происходящим. Это было неправильно, неестественно. Не имело смысла.
— Смысл в другом. Потом поймешь, — словно прочитав его мысли, сказал Илай.
Эмиль плакал навзрыд. Стэфи села рядом с ним и гладила его волосы.
— Я выхожу! — крикнул в окошко Крейг. — Не стреляйте!
Дэн хотел возразить, но почему-то не стал. Опустил револьвер.
— Илай, скажи мне... — у самого окна Крейг замер.
— Спрашивай, — кивнул, разрешая, Илай.
— У нас есть шанс? У людей?
— За этим мы с Дэном здесь. Нас бы не было, если бы не было шансов. Веришь?
— Верю... — произнес Крейг, подпрыгнул решительно и вылез через окошко.
День 2. Эпилог.
Крейга распяли вниз головой, приколотив костылями к стене напротив.
— Илья, ничего личного! — с нотками тихого торжества в голосе громко сказал Аваддон. Его перебитая пулей рука, кажется, зажила безо всяких последствий.
— Да, Аваддон, только бизнес, — отозвался Илай.
«Локусты» не стреляли, Дэн — тоже. Илай не позволил.
Стэфи беспрестанно плакала. Эмиль держался. Свое он, кажется, выплакал.
Крейг висел с распухшим, покрасневшим лицом. «Локусты», забавляясь, чиркали по его щекам штыками и любовались фонтанчиками крови. Крейг молчал, стиснув зубы, и изо всех сил старался остаться в сознании.
— Прости, Илья Николаич, — звучно сказал Аваддон, безо всякого ерничанья приложив ладонь к груди и поклонившись. — Приходится работать с не самыми приятными личностями. Грешники-с! Пока один-ноль, в твою пользу. Признаю.
Он подождал еще, потом тряхнул своей впечатляющей шевелюрой, достал револьвер и прострелил так и не издавшему ни звука Крейгу лоб.
Крейг обмяк. Стэфи вскрикнула. Эмиль зажмурился. Дэн не удержался и выстрелил в Аваддона. Не на поражение — стрелял мимо, словно плюнул в спину. Просто дать понять: и Аваддон не всесилен.
— Смело, но глупо, мистер Тайлер, — откомментировал выстрел Аваддон. — Патрон потратили. Поберегите, еще пригодятся...
«Локусты» быстро погрузились в угловатые конвертопланы и вскоре уже исчезли за горизонтом. Илай проводил их тяжелым взглядом, потом обернулся к Стэфи и Эмилю.
— Идите на запад. Там будет лучше.
— А зачем это? — требовательно спросил Эмиль, подняв на него покрасневшие глаза.
— Плата за надежду, — ответил Илай.
Иного ответа и быть не могло. Екатерина Егорова © 2014
Обсудить на форуме |
|
