|
КМТ
 Учебники:
Издатели:
Ссылки:
|
Библейский Апокалипсис Павел Князев © 2014 Вирус мёртвого ледника Красный «москвич» внезапно выехал на встречную полосу и оказался прямо перед моим УАЗиком. Реагирую мгновенно — руль вправо, педаль тормоза в пол. Но сосна на обочине оказалась раньше, чем начался тормозной путь. Удар, скрежет металла, боль в груди. Кажется, на миг теряю сознание. Баранка сдавила грудь, затрудняя дыхание. Первые вдохи даются тяжело, затем полегче. Сжав руками рулевую ось, толкаю её от себя. Скрипя, та поддаётся. Двигаю плечами и дышу глубоко, ещё и ещё.
— Друг, ты как?
Поворачиваю голову. Мужское лицо на месте выбитого бокового стекла.
— Нормально, ногу мотором зажало.
— Потерпи, я за монтировкой.
Лицо исчезло. В правой ноге резкая боль. Напрягаю зажатые металлом мышцы. Боль стихает, но освободить с первого раза не получается. C силой приподнимаю колено и тяну на себя, одновременно помогая свободной рукой. Искорёженный металл отступает, освобождая плоть. Случись такое полгода назад, пришлось бы вызывать спасателей.
Шестое декабря восемьдесят восьмого года. Мы поднимаемся на ледник. Наш проводник дед Никифор — высокий сухощавый старец с густой седой бородой, ведёт нас только ему знакомыми тропами. Я замыкающий, придерживаю Веронику, ей тяжело. Она держится, но от помощи не отказывается. Девятнадцатилетняя девушка с большими карими глазами, русыми локонами и спортивной фигурой мне сразу понравилась, ещё на базе. Мы часто проводили вместе свободные минуты: ходили на лыжные прогулки или проводили время в беседке. Она, как могла, скрывала свою хромоту, пыталась казаться весёлой и беззаботной, но я видел грусть в её глазах и не решался спросить об этом. Ситуацию прояснил её брат Василий — высокий, короткостриженый атлет.
— Она в сборную готовилась, — тяжело произнёс он. — Прыжки с трамплина. Неудачно приземлилась, потом долгое лечение... Нога буквально раздроблена, её не удалось полностью восстановить. А, — он зло сплюнул. — Главное — жива осталась.
Ледник представлял собой прозрачное и идеально круглое замёрзшее озеро с разноцветными разводами внутри, словно кто-то огромной кистью размешивал в нём яркие краски. Солнечные лучи, отражаясь от поверхности, создавали в воздухе невероятной красоты сияние: разноцветные рваные ленточки колыхались, словно на ветру, и, удаляясь исчезали, растворяясь в ярком солнечном сиянии. Зрелище стоило потраченных усилий.
— Как это происходит? — удивлялась Вероника.
— Явление природы, — с акцентом пояснил пышноусый грузин Вахтанг Гогнадзе. — Такого чуда я ещё не видел.
— А почему его называют мёртвым? — спросила стюардесса Марина, с короткой стрижкой и строгими чертами лица.
— Бытует легенда, — ответил Никифор. — Что некогда над этим местом произошла битва огненных птиц. Неизвестно кто одержал верх, но сущности погибших созданий оказались замурованы в толще льда. С тех пор озеро никогда не тает, чтобы не тревожить упокоенные души.
— Похоже на сказку, — хмыкнул кудрявый блондин, актёр театра и кино, Анатолий Воронов.
— Так и есть.
— А лёд и вправду никогда не тает? — недоверчиво пробасил Василий, постучав подошвой по хрустальной поверхности.
— На моём веку такого не было, — ответил проводник.
Как завороженные мы восхищались красотой, пока солнце не зашло за скалу и сияние не пропало. Мы осторожно ходили по прозрачной глади, силясь разглядеть среди разноцветных вихрей загадочных пернатых. Наше воображение рисовало самые фантастические образы. Кроме того, каждый считал своим долгом дать объяснение не тающей силе льда. Версии звучали самые разные: от недостатка тепла до горного морозильника. Молчали только молодожёны Крыловы: Евгений и Татьяна. Поглощённые друг другом, они молча любовались пейзажем.
Размахнувшись, насколько позволяла возможность, я ударил что было сил локтём по измятой двери с заклинившимся замком. Удар вырвал её из петель, и она с грохотом рухнула на дорогу, едва не задев подоспевшего мужика с монтировкой. Он ничего не сказал, только застыл на месте, наблюдая, как я выкарабкиваюсь из автомобиля. Среднее телосложение, широкий нос, рубашка в клетку, кожаная кепка — обычный водила.
— Ну, парень, ты даёшь! — наконец выговорил он, осматривая меня словно призрака. — Силища у тебя — будь здоров. Тут вообще выжить — уже счастье, а на тебе ни царапины.
— «Москвичонка» тут не видел? — спросил я, оглядывая свой безнадёжно испорченный внедорожник.
— Встречал, — кивнул тот, продолжая стоять без движения. — Это агротех наш, летел как угорелый. Жена у него рожает. Он что, на встречку, что ль, выехал?
Я развёл руками.
— Вообще-то он человек осторожный, — водила пожал плечами.
— Ты на этом? — прервал его я, кивнув в сторону КАМАЗа.
— Ага, моя малышка.
— До станции подбросишь?
— Может, в больничку? Мало ли что.
— Это я успею. Меня невеста ждёт, ясно?
— Понимаю, — вздохнул он, указав рукой в сторону грузовика. — Мне как раз по дороге.
Я говорил правду. Поезд с Вероникой скоро будет на станции. Уж лучше явиться в помятом виде, чем заставлять её ждать. Я долго не мог решиться, но неделю назад сделал ей предложение.
— Ты выйдешь за меня? — спросил я, едва не выронив от волнения телефонную трубку.
Её голос был не менее взволнован.
— Я надеялась на более романтичную обстановку.
Смутившись, я молчал. Тело замерло в ожидании ответа. Казалось, даже сердце перестало биться. Время остановилось превращая мгновения в мучительную вечность. Мир терял краски, оставляя тусклые оттенки, и лишь тихо прозвучавшая на другом конце фраза: «Да, я согласна», вернула способность двигаться.
В кабине водитель снял кепку, обнажив стрижку — ёжик. Достал из кармана начатую пачку Кэмела и протянул мне. Получив отрицательный ответ, чиркнул зажигалкой и, с наслаждением выпустив порцию синеватого дыма в окно, произнёс:
— Тоже подумываю бросить, да дорога пока не позволяет. А ты лесник местный?
Я кивнул.
— Наслышан.
За последние четыре месяца я успел порядком прославиться на всё лесничество и не стал задавать вопросов. Водитель тоже молчал. Лишь на станции, словно опомнившись, протянул руку:
— Семён.
— Николай.
— Если что, я через час обратно поеду. Гаишников вызову. На складе есть телефон. А агротех сам объявится. Не такой он человек.
Мы преодолели половину обратного пути, когда внезапно над нами раздался зловещий гул надвигающейся лавины. Мохнатые клубы снега неслись прямо на нас. Уходить некуда — тропа и скалы. В поисках хоть какого-то убежища Никифор заметил дыру в скале. Достаточную, чтобы в неё пролез человек.
— Всем сюда! — крикнул он, и посторонившись, начал заталкивать нас по очереди.
Я помог Веронике и отступил, пропуская старика, но тот сильным движением руки толкнул меня внутрь, а сам едва успел заскочить. Вокруг потемнело, затряслось, загрохотало. Мы сидели на чудом уцелевших четырёх рюкзаках, и зажимали уши руками, спасая барабанные перепонки. Когда всё стихло, мы включили фонари и огляделись: спасшее нас пристанище, нельзя было назвать пещерой или расщелиной. Идеально круглое, без трещин, наростов... Ни сталактитов, ни сталагмитов, даже влаги никакой. Сухо и чисто. Ничего общего с природным творением, но и созданием рук человеческих его тоже назвать нельзя.
— Странно, — пробормотал Никифор. — Откуда оно взялось? Утром его ещё не было. Мы ведь здесь проходили.
— Может, не заметили? — предположил Воронов. — Торопились ведь.
— Исключено. Я уже сорок лет по этим тропам хожу.
— Нужно поскорей выбираться отсюда, — сказал Василий.
Достав из рюкзака лопатку, он принялся расчищать завал. Мне показалось, что он единственный среди нас не растерялся в данной ситуации. Мы решили делать это по очереди, хотя и предполагали, что слой снега может быть огромен, но иного выхода не было. Нам едва удалось продвинуться на полметра, как внезапно в пещерке вдруг стало светло как днём, словно кто-то включил свет. Мы не успели даже ахнуть от удивления, как в самом центре появился некто. Вот так и завис в воздухе. Маленький, не больше метра, в серебристой накидке и конусообразном колпаке. Ну прямо гном из сказки, или эльф, кто их разберёт. Лицо было смазано, но выделялся огромный нос.
— Слушайте меня внимательно, земляне! — громоподобно заговорил он, продолжая висеть в воздухе. — Вам предстоит сделать выбор.
Он выдержал паузу, оглядывая нас узковатыми полосками глаз. От его взгляда по телу пробегал холодок неизбежности. Это потом у меня возникла мысль, что видение — не более чем галлюцинация, вызванная нехваткой кислорода, а в тот момент я вместе с остальными застыл как в детской игре «Замри». Никто не мог шелохнуться и произнести даже звука.
— Антаниянцы не в силах предотвратить катастрофу, — продолжал незнакомец. — Солнечная Система перестанет существовать через семьсот двадцать два года.
Он вдруг исчез, а всё пространство заполнило объёмное изображение приближающегося глобуса — планеты. Она медленно увеличивалась, демонстрируя океаны, реки, материки. Два ярких солнца слепили глаза. Планета чем-то напоминала Землю, но это не она: другие цветы, трава, незнакомые деревья, треугольные и шарообразные строения...Всё незнакомое и чужое.
— Планета Реврея в системе Гидра, — комментировал голос. — Мы подготовили её для переселения земных обитателей...
Далее следовал утомительный монолог, из которого я понял, что всем, кто живёт на Земле, в их нынешнем состоянии там не выжить: иная гравитация, пища, вода, атмосферный состав и прочее. Поэтому переселению будут подлежать только те, чьи тела будут подготовлены. Они, антаниянцы, создали специальный вирус, способный укрепить материю, а потомки таких людей будут иметь врождённый контроль над ним. В общем, процесс проходит постепенно. Казалось, решили так делайте, но нет, закон запрещает воздействовать на разумных существ без их согласия. И они нашли выход: спрашивать разрешения у обречённых на гибель. Дескать, выбор у них небольшой: либо вирус — либо возврат во времени, но уже без шансов на спасение. Не знаю кто как, а я был возмущён. Тоже мне благодетели, знатоки людских душ.
Изображение исчезло, а мы по-прежнему стояли ошеломлённые, ожидая новых чудес. Но если не считать дневного света, больше ничего не происходило.
— Что это было? — нарушил тишину актёр. — Горный дух?
— А мне киношка понравилась, — улыбнулась Татьяна.
— Не берите в голову, — невозмутимо отрезал Василий. — Чушь всё это. Когда в шахте проход завалило, я ещё и не такое видал.
— Тогда откуда свет? — засомневалась Марина, оглядываясь. — Где источник?
— Никифор, — покосился я на молчавшего старика. — Ты чем нас напоил?
— Травяной чай, — спокойно ответил тот, и, чтобы развеять сомнения, добавил: — Ромашка с мятой.
— Хороша ромашка! — воскликнул Вахтанг, жестикулируя руками так, словно собирался танцевать. — Горные человечки уже мерещатся.
— А если не бред? — произнесла Вероника то, в чём мы боялись признаться.
— Сестричка, — ухмыльнулся Василий. — Ты ещё...
— Она права, — перебил его дед Никифор. — Пещера искусственная — я сразу заметил. Не было её здесь никогда, уж можете мне поверить. Да и всё остальное слишком реально. Нет на Земле технологий, способных сотворить такое.
— И что же делать? — спросил кто-то.
— Думать надо.
Собственно, думать было не о чем. Нужно быть на голову больным, чтобы поверить во всё это. Но где-то внутри, как противоборство здравому смыслу, царапала мысль: «А что если и впрямь Земле угрожает опасность? Ведь был же потоп, снёсший всё живое, падение метеорита, от которого исчезли динозавры... И что если от нашего выбора зависит продолжение рода человеческого?» Внутренне я усмехнулся своим сомнениям. Ни за что не позволил бы себе произнести эти мысли вслух. Следующие несколько минут никто не проронил ни слова. Каждый по-своему осмысливал ситуацию. Я прижимал к себе Веронику и чувствовал биение её сердца, её тепло. Хотелось остановить время и вот так встретить вечность.
— Ребята, вы что, серьёзно? — не унимался Василий. — Гном, апокалипсис, конец света — это же байки? Страшилки для взрослых.
— Я тоже так думаю, — поддержал шахтёра худощавый музыкант Евгений Крылов. — Должно быть научное объяснение всему этому.
— Должно, — согласился старик, устало присев на рюкзак. — Но его нет.
Василий махнул рукой и, как ни в чём не бывало, вернулся к прерванному занятию. Мы принялись ему помогать, по очереди орудуя лопатой. Представительниц прекрасного пола решили к работе не привлекать. Постепенно мы продвигались всё дальше, образовывая узкий тоннель в снегу. Выгребаемый снег медленно заполнял пещерку, вытесняя людей к выходу. Когда места почти не осталось, лопата вырвалась наружу.
— Ну вот! — вскричал Василий, последним вывалившись из тоннеля. — Сами выбрались. Никаких чудес и перемещений во времени. Враки всё это. Нет никаких духов.
Теперь действительно стало казаться, что случившееся было не более чем галлюцинациями. Но в глубине подсознания, как напоминание о событии, леденящим эхом звучали слова антаниянца: «Жизнь без движения превращается в камень, отсутствие кислорода размягчает материю. Обойдя вокруг солнца, вы вернётесь сюда. Только тогда контроль будет получен». Когда я шепнул эту фразу Веронике, она посмотрела на меня, округлив глаза:
— Я слышу то же самое, — тихо сказала она. — Только понять ничего не могу.
— Разберёмся.
Я прижал её к себе.
— Никто не замечает некоторую странность? — спросил дед Никифор, глядя на восходящее солнце.
Мы проследили за его взглядом.
— Это рассвет, — пояснил старик. — А наши часы, мои, во всяком случае, показывают девять вечера. И ещё, — продолжал он, подождав, пока мы сверим часы. — Снег должен слепить нас, а этого не происходит.
Мы продолжали смотреть на солнце, и каждый из нас представлял, как спустя семьсот с лишним лет его не станет... Ничего не станет.
Прошло два месяца после событий на леднике. Я вернулся в Нижнеудинск и продолжал работать в лесном хозяйстве. Никаких изменений в себе не замечал, но после очередного медосмотра, меня ждал первый сюрприз.
Врач — терапевт, пожилая полноватая женщина, долго изучала мою медицинскую карту, после чего ещё раз сравнила с результатами обхода врачей, метнув в мою сторону недоверчивый взгляд поверх очков. Я напрягся.
— Что-нибудь не так?
— Как раз наоборот. Вы абсолютно здоровы. Хоть сейчас в космос.
Она ещё раз пролистнула страницы.
— По сравнению с прошлым годом вы не просто омолодились, я бы сказала, обновились. Занимаетесь спортом?
Я молча кивнул.
— Плюс свежий воздух, — продолжала вслух размышлять она. — Опять же, питание без консервантов.
Составив заключение, врач вернула мне карту. У меня отлегло: нет во мне ничего.
Мой участок располагался в ста семидесяти километрах от города, рядом с небольшой деревушкой. Лесные звери, словно понимая заботу, совсем меня не боялись: лоси без опаски брали еду из рук, пугливые зайцы не замечали моего присутствия, юркие белки прыгали на плечи... Тайга стала моим домом. И только с людьми, точнее, браконьерами, общий язык находить не удавалось.
Звук выстрела привёл меня на поляну, где четверо охотников склонились над убитой лосихой и решали, как лучше дотащить тушу до дороги. Третья группа за месяц.
— Лесная охрана! — крикнул я, снимая с плеча карабин, и более спокойным голосом продолжил: — Охота на лосей запрещена.
Они вздрогнули от неожиданности и, как по команде обернулись. Трое молодых в поношенных тулупах, а один постарше — с густой рыжей бородой, в песцовой шапке и дорогой дублёнке. Знаком руки он приказал молодчикам опустить ружья.
— Это лесник, а они у нас смирные. Ну, — кивнул он в мою сторону. — Сколько хочешь?
Свободной рукой я достал из внутреннего кармана камуфляжа фотоаппарат.
— Улыбнитесь.
Щелчок, ещё щелчок. Фотоаппарат вновь исчез в кармане.
— Ах, ты, волчара! — не выдержал один из молодой троицы и вскинул ружьё.
Дальнейшее происходило для меня как в замедленной съёмке: вспышка, искры — как на картинке, полёт пули, медленный настолько, что я успеваю увернуться. Кусочек свинца едва не задевает куртку на уровне груди. Краем глаза вижу действия второго охотника и приседаю. Стараюсь двигаться быстро, а кажется, как замороженный. Смертельный заряд проносится над головой, снося меховую шапку–ушанку. Выпад вперёд — кувырок через голову почти вплотную приближает меня к одному из стрелков. Привстав на колено, наношу удар прикладом в корпус и швыряю от себя корчившегося противника. Ударом ноги обезвреживаю второго. Ближайшее дерево, метрах в пяти, затряслось, осыпая снегом того, чей полёт оно остановило. Третьего связываю карабином, валю лицом вниз и нокаутирую прикладом. Бородач кажется растерянным и безоружным, но едва я, отбросив карабин, подхожу к нему, в его руках оказывается охотничий нож. Размахивая им, он с громким криком бросается на меня, очень медленно. Перехватываю запястье, закручиваю и бросаю тело через себя. Сотни раз проделывал этот приём на тренировках, но никогда соперник не летел так далеко.
— Ну вот скажи, морпех хренов, за каким... ты в драку ввязался? — отчитывал меня в кабинете главный лесничий — лысоватый крепыш, Владимир Сергеевич Удальцов. — Тебе что сказано было: снимки сделай и исчезни, растворись в лесу. Зимний камуфляж для этого выдан. А ты что?
— Я так и сделал, — оправдывался я. — А они стрелять начали. Вот я и усмирил их.
— Усмирил?! — вскричал Удальцов. — На них места живого нет. Кости поломаны и кровотечения внутренние. Нет, ты, конечно, прав. Исполнял обязанности и всё такое, но если каждый лесник станет геройствовать, мне самому на обход придётся идти.
— Я буду осторожен.
— Как дитя, — Владимир Сергеевич в сердцах хлопнул ладонью по столу. — Скажи ещё... — он внезапно осёкся, увидев мой невозмутимый взгляд, резко сменил тон. — А вообще, о тебе уже легенды складывают. Говорят, ты от пуль уворачиваешься и людей как котят бросаешь на десять метров.
— Лгут от страха, — нашёлся я. — Преувеличивают.
— Иди, работай. И вот ещё, — остановил он меня у двери. — Шапку сменить не забудь, герой.
Нас расписали быстро. В поселковом ЗАГСе мы заполнили заявление и очень скоро получили свидетельство. Без гостей и свидетелей. Так хотела Вероника. Она совсем перестала хромать и выглядела вполне здоровой. Тему мёртвого ледника мы не затрагивали вплоть до одного из июньских дней, когда по новостям прошло сообщение о гибели актёра Анатолия Воронова. Он принимал участие в подводных съёмках, вблизи одного из островов в Тихом океане, и не смог выбраться из лабиринтов грота. Его нашли спустя двое суток. Мы позвонили деду Никифору.
— Я уже знаю, — сказал он. — Печальные вести.
Немного помолчав, он сказал то, чего мы ждали:
— Снег сошёл с гор. Я поднимался туда. Нет даже намёка на пещеру.
Мы ничего не спросили. Проводник ошибаться не может.
Время шло, браконьеры, подстёгиваемые слухами о новом леснике, стороной обходили мой участок. Зверья на нём прибавилось, а с ним и работы. Вероника устроилась в поселковую школу учителем физкультуры. Мы привыкали к удивительным будням семейной жизни.
Едва ли не каждую неделю звонил Василий. Всегда с укором:
— Что вы забыли в такой глуши? Здесь и Кемерово рядом, и работу на шахте найти всегда можно. Да и лес тоже найдётся, если на то пошло...
Он находил различные предлоги и придумывал новые уловки, чтобы переманить нас к себе, но в наши планы это не входило, в мои — точно. Постепенно он смирился и даже обещал в октябре приехать, навестить нас. У него тоже были свои планы, но смысл их нам узнать не довелось.
В конце августа я вернулся с дальнего обхода. Дела задержали меня на три дня. Оглядев опустевшую комнату, я сразу почувствовал неладное. На столе лежала короткая записка от Вероники: «Шахту завалило. Брат там. Я к нему. Целую, Вероника».
Небольшой шахтёрский городок встретил меня траурным молчанием и приспущенными флагами. Веронику я нашёл в центральной больнице.
— Его достали на шестые сутки, — тихо сказала она, рыдая. — Никто не надеялся найти живых.
— Но ведь он жив.
Она покачала головой и прильнула к моему плечу. Ей трудно было говорить.
— Похоже, его поразил неизвестный науке грибок, — пожимал плечами старый сутуловатый врач. — Его уже осмотрели два лучших профессора, — он тяжело вздохнул и с обречённым сожалением, произнёс: — случай уникальный.
Тело Василия окаменело, в прямом смысле этого слова. Двигались только глаза и едва заметно шевелились губы. Из слабых звуков, что он издавал, ничего нельзя было разобрать. Он прожил ещё два дня, так и застыл с открытыми остекленевшими глазами.
Последние дни ноября, мы вновь у подножия горы Белухи. Земля обошла вокруг солнца, а значит, нам нужно вернуться.
Некогда популярная туристическая база «Девятый вал», как и год назад, выглядела унылой и заброшенной. Лишь расчищенные от снега дорожки да валивший из трубы густой дым выдавали её обитаемость. Дед Никифор встретил нас в скорбном одиночестве.
— Меня даже радикулит не мучает, — словно жалуясь, сказал он, усадив нас за стол. — А прежде потягивало.
Мы молчали, с надеждой поглядывая на него. Никифор лишь покачал головой и тихо произнёс:
— Время есть ещё. Подождём.
И мы ждали, с ужасом думая, что кроме нас никого не осталось. Дни тянулись и угасали, а с ними и остатки надежды. Лишь на пятый день, ближе к вечеру, дверь заскрипела и на пороге появились супруги Крыловы.
— Почему нас никто не встречает? — с притворной обидой спросил Евгений.
Татьяна молчала, радостно улыбаясь. Роскошная шуба уже не могла скрыть округлившийся животик.
Мы обнялись.
— Ребята, — возбуждённо говорил Евгений. — Вы не поверите, что с нами было? Мы полгода жили на острове: держали в руках ядовитых змей, гладили акул, нас даже москиты не кусали! А потом поехали в Африку, в самое пекло...
До самого утра мы делились впечатлениями, каждому из нас было что рассказать.
— А с этим вы поторопились, — позёвывая, протянул старик, кивнув на живот Татьяны. — Подъём сложный.
— Не беспокойтесь, — улыбнулась та, лукаво поглядывая на мужа. — Мне моё положение никак не мешает.
Мы отправились спать, чтобы набраться сил для предстоящей экспедиции.
Пещерка, как по волшебству, оказалась на месте, будто и не исчезала никогда. Дед Никифор лишь недоверчиво покачал головой и первым вошёл внутрь.
Я намеренно изменил имена всех героев моего рассказа, чтобы избежать ненужных осложнений. Кто-то посчитает историю вымыслом и будет прав. Иной подумает, что подобное вполне вероятно, и тоже окажется прав. Я только хочу надеяться, что мои откровения смогут помочь тем, кто вдруг окажется в подобной ситуации. Не все проходят испытание. Нас оставалось пятеро из девяти: дед Никифор отказался покидать базу и по прежнему водит туристов в горы. У Крыловых родились близняшки, Тимур и Никита. Они всей семьёй путешествуют по странам Африки, стараясь избегать цивилизации. Дети проявляют феноменальные способности, но уже имеют врождённый контроль над вирусом. Сбывается то, о чём предупреждал пришелец. Что до нас, то мы остались на прежнем месте, изучая таёжные тропы. Позже, перелистывая старые газеты, я наткнулся на сообщение о катастрофе самолёта, упавшего в океан четвёртого июня восемьдесят девятого года. В списке погибших значилась стюардесса Марина Шевцова. Что случилось с Вахтангом, мы так и не узнали. Его след затерялся где-то в Тибете.
Мы постепенно уживаемся с вирусом. Антаниянец заверил, что человеческий облик ни мы, ни наши потомки не потеряем. Этот факт почему-то для них тоже не менее важен. Внешне нас невозможно отличить от обычных людей. Что касается остального: мы не подвержены болезням, не восприимчивы к ядам, медленнее стареем, сильнее и выносливей обычного человека... С той лишь разницей, что теперь все возможности можем контролировать, вроде того, что мозг каким — то образом взаимодействует с вирусом. Выходит, мы согласились тогда, сами того не осознавая.
Остаётся пожелать всем остальным — счастливым людям: не нужно воспринимать меня всерьёз. Будет апокалипсис или нет, ближайшим поколениям всё равно не узнать. Не думайте о нём.
Прежде чем попрощаться и поставить финальную точку, хочу рассказать о ещё одном эпизоде, крайне важном для нашей семьи:
Свободных мест почти нет, стадион забит до отказа. Мне казалось, что все зрители как и я, не чувствуют холода, а куртки и шубы надели для маскировки, от глаз удивлённых. Не то чтобы я любил спорт (хоккей не в счёт), и уж тем более серьёзно занимался, но просто не мог не порадоваться за любимую жену, ставшую несколько минут назад олимпийской чемпионкой. Оставалась последняя попытка. Вероника появилась на вышке и заняла стартовую позицию. Трибуны затихли. Я уже порядком переволновался, а теперь просто негодовал:
— Вот настырная, — ворчал я. — Уже ведь победила, зачем нужна эта попытка?
— Пап, — шепнула мне сидящая на соседнем месте одиннадцатилетняя дочь Виктория. — Ты ничего не смыслишь в амбициях. Как можно не использовать возможность побить рекорд?
Дочь пошла по стопам матери. Занимается фигурным катанием и по словам тренера, у неё неплохие шансы.
— Я тоже выиграю олимпийские игры, — заявила она. — У меня лучше всех тройной Аксель получается, и дорожка шагов.
— Угу, — кивнул я, не сводя глаз с трамплина. — Если будешь стараться.
— Должен же кто-то продолжать спортивную династию.
Вероника плавно скользила по трамплину, оторвалась и, словно белка — летяга взмыла в воздух. Бесконечный и красивый полёт...
Павел Князев © 2014
Обсудить на форуме |
|
