|
КМТ
 Учебники:
Издатели:
Ссылки:
|
Настоящая космическая фантастика Александр Дусман © 2006 Своими руками — Нормально? Нигде не жмёт?
Я нетерпеливо замотал головой. Кабина дрожала и дёргалась; стрелки приборов метались по испуганно дребезжащим циферблатам, а где-то совсем рядом, за тонкой, исчезающе тонкой обшивкой в небо уходили корабли.
— Точно? Обманываешь, — укорила молоденькая девушка-техник, совсем ещё ребёнок. Казалось, она была готова расплакаться, медленно, словно во сне перебирая спутанный узел ремней пилотного кресла.
— Быстрее, быстрее... — торопил я её, нервно сжимая бесполезный на старте штурвал.
— Ну и ладно, — обиженно заявила девушка. — Летите на своих дырявых гробах. Неизвестно куда, неизвестно зачем, — она с силой затянула последний ремень и открыла пожелтевшую аптечку. — Что вам дать? Ледяное спокойствие, просветлённое смирение, боевой азарт?
— А смешать нельзя? — встрял второй пилот, комично вывернув голову из-под вороха ремней, проводов и трубок жизнеобеспечения. Мы встретились у трапа и успели обменяться именами. Виктор. Хорошо, уместно.
— Азарт, — попросил я. — Обоим. Умирать, так с криками восторга.
Техник быстро сделала уколы. Прикосновения сильных, уверенных перчаток навевали мысли о родном инкубаторе. Как некстати.
— Спасибо, — сухо сказал я. — Можете идти.
— Сколько вам, по восемнадцать? — спросила девушка, свесившись со старой верёвочной лестницы, которая вела к ржавому люку. — Девятая атака за месяц, а последние бороды исчезли ещё в прошлый четверг.
— Выпуск двадцать седьмого, — гордо объявил Виктор. — Шестнадцать лет, набор в июле. А командир — февральский, — он уважительно мотнул в мою сторону поразительно длинным и загнутым носом, ярко блестевшим от утепляющей мази.
— Боже, — выдохнула девушка и с яростным стуком захлопнула люк.
— Самой-то не больше пятнадцати, — пробурчал Виктор. Он беспокойно ёрзал в кресле, гремел ремнями и затравленно оглядывался на люк.
— Не вертись, — приказал я. — Всё в порядке, сейчас полетим.
Израненная сотнями огненных выхлопов земля космодрома отдыхала, расставшись с первой волной ударных кораблей. В кабине стало неожиданно, пугающе тихо. Тихо настолько, что было слышно, как в пустынной, выжженной степи беззаботно чирикают воробьи.
— Это ведь хорошо, что мы в прикрытии, правда? — не выдержал второй пилот. — Кораблик маленький, попасть тяжело. Может, и не пропадём, вернёмся!
Я промолчал, с трудом подавив желание присоединиться к его многословной эйфории. Это начинал работать наркотик — грубо выверенная доза оптимизма, нахально вгрызающаяся в кровь. В эту самую минуту, в этот самый момент, жадно пожирая страх.
На запыленном пульте управления вспыхнул синий огонёк.
— Зажигание! — выкрикнул я срывающимся фальцетом. — Сокол — девять просит взлёт.
Передатчика на кораблике не было. Рация работала только на приём, но мне почему-то безумно захотелось соблюсти формальности.
— Ставлю боевую задачу, — громко сказала рация голосом невидимого офицера связи из старого центра управления полётов, развалины которого живописно белели у входа на взлётное поле. Запись не менялась уже десять лет — так гласила легенда училища. — Выйти на орбиту, построиться плотной стеной перед боевыми кораблями и ожидать дальнейших инструкций от лидеров групп. Управление не трогать, на связь не выходить.
Последний совет казался излишним.
— Давление в норме! — бодро отрапортовал Виктор, совершенно безумным взглядом изучая потолок, покрытый тонкой сеткой паутины. В липком плену, под тусклой ядовито-зелёной лампой заунывно пели комары. Мне хотелось взвыть вместе с ними, но опьянённый мозг требовал подвига.
— Отдать швартовы, равнение направо! — орал я, постепенно теряя связь с реальностью, которая вдруг взорвалась оглушительным рёвом и стиснула желудок тяжёлой хваткой обозлённого притяжения. Вокруг метались странные тени, над головой кувыркалась пластиковая бутылка из-под детского лимонада, неуклюже приспособленная под капельницу; стенки кабины отливали красным, быстро покрываясь налётом расплавленного металла.
— Найти и уничтожить. Управление не трогать, — хором повторяли мы за безымянным офицером связи, погибшим, наверное, в битве за кольца Сатурна. Или спрыгнувшим с обзорной площадки радиомаяка.
— Мы ведь летим, да? Летим! — восклицал Виктор в коротких паузах между совершенно невозможными сейчас, во время раскалённой гонки на орбиту, и оттого ещё более фальшивыми напутствиями с Земли.
— Летим! Летим! — отвечал я в восторженном исступлении, кашляя и задыхаясь в клубах дыма от горящих кабелей.
Ещё один рывок, и горячий дождь из осколков обшивки валится за шиворот мешковатой, на вырост, формы словно ворох праздничного конфетти. Переворот, удары перегрузки, вода и пламя под раздражённое шипение аварийных брандспойтов.
— Проскочили, — шепчет Виктор. Из его разбитой губы ниточкой тянется кровь, собираясь в хоровод розовых комков вокруг чудом уцелевшей лампы. Лёгкость, тошнота. Орбита.
— Всем, всем, всем! — ворвался в эфир голос командующего сектором. Властный, уверенный и твёрдый. Почти взрослый, но всё же не совсем. — Наша цель — Луна .
Синий огонёк на пульте сменился красным. Вспыхнули и замигали кнопки оружейных систем. Две торпеды, лёгкий пулемёт. Комариные укусы, конечно, но всё-таки кое-что.
— Построиться в линию. Обнаружить противника, вызвать огонь на себя! — надрывалась рация. Поползли, задвигались тени, дружно взревели мощные турбины манёвра, и наш гордый корабль помчался навстречу судьбе, чутко реагируя на малейшие отклонения штурвала.
Именно так мне всё это представлялось когда-то. Хотелось именно так.
— Витя, нужно лететь. — прохрипел я, пытаясь дотянуться до пульта управления. Левая рука висела безжизненой плетью; тусклый полумрак безоконной коробки сочился всполохами умирающего огня. Быстро надвигался холод.
— Что...что мне делать? — соседнее кресло жалобно заскрипело. — Чёртова девчонка, ремни затянула насмерть.
— Тише, не паникуй. Он сам, он всё сам. Нужно только задать направление. Видишь ряд рычагов под разбитым монитором? Там ещё картонки под ними прилеплены. Луна, кажется, третья справа. Только смотри, не перепутай с самоуничтожением.
— Не смешно, — мрачно заметил Виктор и принялся изучать надписи на шпаргалках.
— Девятый, не отстаём, двигаемся энергичнее, — потребовала рация.
— Есть двигаться! — автоматически ответил я.
— Посмотреть бы, — вздохнул Виктор и рванул на себя лунный рычаг. — Хоть одни глазком. И азарта нет. Испарился. Почему так, а?
— Стимуляторы нужны на старте, — тихо сказал я. Безумно хотелось спать. — Чтобы паникой не испортить взлёт. А сейчас — куда мы денемся? Отдыхай, до Луны почти сутки.
— А дальше?
— Постреляем и умрём. А потом опять начнём. Ты веришь в реинкарнацию?
— Не очень.
— И я не очень. Впрочем, сомневаюсь, что нас ждало бы что-то иное.
Время потянулось мучительно заметно. С каждым часом в кабине становилось всё холоднее. Сильно болела рука, лёгкие со свистом втягивали леденеющий воздух. Я падал, погружался в тяжёлую дремоту и видел звёзды, мельком, будто бы со стороны. Они неуклюже парили вокруг догорающей лампы и заунывно гудели, тоже, наверное, предвкушая ничто.
Вскоре с негромким хлопком перегорела лампа. Звёзды исчезли, но не перестали жужжать. Остались темнота, неровный гул турбин и боль ремней, стянувших сломанную руку. И рация, деловито сыплющая абракадаброй координат и расчётных позиций, смутно знакомых, но всё же не совсем.
— Вы что-нибудь понимаете? — сонно спросил Виктор после особенно изощрённой тирады.
— Немного. — ответил я. — Мы летим впереди, — около сотни лёгких катеров прикрытия. Остальные чуть поотстали и готовятся открыть огонь, как только мы обнаружим цели.
— Или они обнаружат нас.
— Или так. Поспи, я скажу, когда стрелять.
— Командир, можно глупый вопрос?
— Никакой я тебе не командир. Поступай, как знаешь, говори, что хочешь. Всё равно.
— Почему никто никогда не возвращается? Ведь должен же хоть кто-то, иногда...
Щелчок, пронзительный свист помех. Рация захрипела и скончалась, неожиданно быстро и легко. Раньше, намного раньше Луны, насколько позволяли судить мои скудные познания в астрономии. Да и по времени никак не сходилось, насколько позволяли судить мои старые наручные часы.
— Приготовься, — прошептал я. — Они близко.
Виктор осёкся и в ужасе уставился на умолкнувший приёмник.
— Нужно разбить, нужно разбить, — заголосил он и забился в кресле. — Убери его, командир, убери, пожалуйста, убери.
— На трале рула, на друбе брода, — монотонно затянула рация металлическим, неуловимо неземным, слабым и вязким, обволакивающим голосом чужих. Я хотел сказать, что он похож на внезапно ожившую мясорубку, отчаянно ищущую первый контакт, чтобы успокоить, подбодрить, вывести напарника из его опасной прострации, но слова застряли в горле. А вскоре шутить расхотелось совсем.
Первыми онемели ноги. Жаркая волна прошлась по всему телу и остановилась на пятках, которые сразу потеряли чувствительность. Поначалу это было даже приятно — избавиться, наконец, от назойливой рези пристегных ремней, медленно погружаясь в безразличную неподвижность.
— Не кроли рула, на старе твора, — продолжала настаивать рация. Этот странный, нечеловеческий голос мы слышали много раз — ещё в училище на заезженной записи радиомаяка, собираясь голодными вечерами у древнего магнитофона. Только голос, упорно начитывающий искажённую белиберду, ничего больше. Никаких зловещих посланий или угроз тотального порабощения. Только голос, идущий со звёзд.
Витя, заряжай пулемёт, — приказал я, когда неумолимая хватка паралича добралась до колен и двумя нажатиями кнопок, встроенных в кресло у правого бедра, выпустил торпеды. Они наводились по радиоволнам, а голос пришельцев служил условным сигналом к атаке.
Никто точно не знал, что происходит во время контакта. Космические сражения всегда одинаково: группа прикрытия обнаруживала противника, тут же, практически наобум выпускала самонаводящиеся торпеды и доблестно погибала, отвлекая огонь на себя бессмысленными очередями давно устаревших пулемётов. Основной урон наносили ударные корабли, иногда довольно успешно поражавшие полчища блюдец, тарелок, кастрюль и прочих неуклюжих имитаций кухонной утвари. А потом они исчезали, все как один, победители и побежденные, наши и те, — другие. Неизвестно куда, неизвестно зачем.
— Есть заряжать, — ответил Виктор. Он немного успокоился и выглядел уже значительно лучше.
— Давай, приложись от души, — подбодрил я его. — Пока пальцы не схватило.
Виктор приложился. От души. На какое-то мгновение мне показалось, что наш кораблик остановился в пространстве, словно наткнувшись на невидимую стену отдачи от яростных очередей, но это, конечно, было иллюзией.
Грохот тысяч отстреленных гильз, мимолётное воодушевление. Ради одного этого, пожалуй, стоило ставить бесполезное, в общем, оружие. Я бы и сам стрелял из рогатки. Если надо, если бы было видно, в кого.
— Как вы думаете, попали? — взволнованно спросил Виктор. Видимо, для него это действительно имело значение.
— Наверняка, — я уже не чувствовал лица, но всё же сумел улыбнуться. — Мы отлично справились.
И всё-таки я не был уверен в том, что всё правильно, всё идёт своим чередом. Я настраивался на Луну и не был готов уходить раньше времени. Хотелось взглянуть хоть разок, пусть только мысленным взором на печальный спутник, наш последний форпост на подступах к планете. То, что нас встретили так рано могло означать только одно. Всё было тщетно.
Что же уничтожает корабли, вырывает их из пространства, бесследно стирая из жизни и памяти? Уж конечно, не голос, читающий изуродованные скороговорки и десертные рецепты из отрывных календарей. К нему мы были готовы, пусть не физически и даже не морально, но готовы хоть как-то. Корабли исчезали и вовсе без рации на борту, вместе с экипажами, лишёнными слуха с рождения. Значит, что-то другое. Значит, что-то мы не учли.
Где-то совсем рядом бесшумно гремела битва. В обшивку врезались обломки — свои, чужие или все вперемешку. Посмотреть бы, действительно, хоть одним глазком. Говорят, взрывы в космосе очень красивы.
— Победа! — ворвался в кабину радостный вопль, оборвав невнятный монолог чужих. — Качать адмирала! Качать!
— Победа? — неуверенно переспросил Виктор.
— Похоже на то, — подтвердил я и с удивлением отметил, что вновь могу пожимать плечами. Оцепенение проходило, растворялось в буре восторга, захлестнувшей изрядно поредевший флот. По вновь восстановленной связи проносились списки потерь. Мы лишились почти половины кораблей, но уцелели, не подпустив врага к Земле. А на флагманском крейсере действительно качали адмирала, имени которого я даже не знал. Талантливый парень, неверное.
— Очень похоже на то, — повторил я.
Щелчок. Пронзительный свист помех. Рация захрипела и скончалась, снова быстро и легко.
Слева кто-то стоял. Появился и маячил, на самой границе бокового зрения. Рядом с креслом, только руку протяни.
— Болит, да? — спросил кто-то и сочувственно зацокал языком. Голову тоже протянуть не можешь?
— Повернуть, — автоматически поправил я. — Витя? — второй пилот обмяк в кресле.
— Он не слышит, — сказал кто-то. — Спит. Хочешь на меня посмотреть?
— А можно?
— Пожалуй, нет, — рассмеялся кто-то. — Только не дёргайся, хорошо? Не пытайся протягивать голову. Резкие движения вызывают у нас тошноту.
Кто-то зашёл за кресло и положил холодные, влажные руки на мои глаза.
— Угадай, кто?
От неожиданности я снова утопил обе кнопки запуска торпед — сработал привитый рефлекс на опасность. Разумеется, ничего не произошло, кроме очередного взрыва неземного смеха.
— Неприятно, да? — довольно осведомился кто-то. — Ваш обычай, между прочим. Не бойся, это не яд на руках, и не мерзкая инопланетная слизь. Просто мазь от перегрева, почти как у вас, только наоборот немножко. Жарковато тут, конечно, но мы привыкнем.
— Кто вы? — с трудом выдавил я. Знакомая уже волна оцепенения снова поднималась наверх, сжимаясь злобным кольцом вокруг горла.
— Странно, что вы до сих пор не придумали названия тем бедным существам, которые вот уже второе десятилетие упорно штурмуют вашу планету в эмалированых кастрюлях. Или тебе это не кажется странным?
— Кажется, кажется, — согласился я, стараясь незаметно нащупать страховочные крепления. Высвободить правую руку, дальше — ноги, напрыгнуть, скрутить. Утопия, конечно, но не сидеть же безвольным ягнёнком. Ягнёнком в форме космофлота. — Или нет. Не знаю.
— Знаешь, всё ты знаешь. Мы нарочно сделали их такими невзрачными. Даже имя сложно подобрать. Абсолютно невыразительные создания.
— А вы? — спросил я. Проклятые ремни упорно не желали сдаваться.
— А мы немножко другие... — кто-то убрал руки. Зелёные, шестипалые руки. — Ты наблюдательный. У ваших семь?
— Семь.
— Молодец. Это хорошее, полезное качество. Но сейчас я попрошу тебя закрыть глаза. Откроешь — мгновенная смерть. Понятно?
— Вполне. Вы настолько стеснительны?
Резкая боль пронзила правое запястье. Ровно в тот момент, когда ремни, наконец, поддались.
— Не надо, — мягко сказал кто-то, и я снова почувствовал, как навалилась парализующее оцепенение. Это голос, наверняка голос. Гипноз или что-то в этом...
— Закрой глаза, — приказал кто-то. — И больше никаких глупостей. Я не хочу лишать тебя зрения. По крайней мере не сразу.
Глаза закрылись сами. Я попытался протестовать, но не смог вымолвить ни слова. Нет зрения, нет чувств, нет планов. Так наверное мог выглядеть древний стазис, когда ещё имело смысл куда-то лететь. Или, может быть, смерть.
Справа, у кресла пилота послышались тяжёлые шаги. Кто-то двигался очень быстро, не обращая никакого внимания на полётное оборудование и шумно натыкаясь на растянутые по всей кабине провода.
— Ужасно, просто ужасно! — то и дело восклицал кто-то. — Вот ведь, до чего дошли. Докатились. Сколько ваших кораблей сгорает на взлёте? Треть? Половина?
Я промолчал. Не специально, конечно.
— Ах да, ты же больше не можешь... Постоянно забываю. На больших кораблях мы сразу выключаем всех, но я предпочитаю живое общение. Всё-таки, хоть какая-то компания, пусть и довольно ущербная. Готово, можно открывать.
Глаза послушно распахнулись, и я увидел звёзды. Прямо перед собой — там, где раньше пылились бесполезные циферблаты. Звёзды были яркие, непривычно сочные, словно живые на фоне обломков разбитых кораблей. Я обернулся к Виктору, и не смог сдержать крик ужаса, который вышел надломленным хрипом.
В соседнем кресле сидело чудовище.
— Правда, милашка? — гордо спросил кто-то, снова оказавшись за моей спиной.
Я узнал его сразу. Не узнать было трудно — плакаты с отвратительным обликом чужих висели на каждом углу. Мы видели их в ночных кошмарах, целились в их макеты на стрельбищах, а потом летели убивать. Тонкое, почти змеиное тело, голова, похожая на раздавленный арбуз...
— Можешь не отвечать, — рассмеялся кто-то. — Вы от них без ума. Даже называть почему-то не стали, будто боялись, что слово выйдет таким же противным. Или неосознанно чувствовали, что-то подозревали.
В шею впилась игла. Больно, но терпимо. И тело, кажется, начинало оживать.
— Летим, летим! — воскликнул кто-то. Звёзды сдвинулись с места и медленно поползли вниз. Мы разворачивались.
— Луна, — прохрипел я . — Где Лун...
Вопрос застрял в горле. Я увидел наш флот. Или то, что от него осталось. Пара ударных крейсеров, горсть потрёпанных эсминцев, россыпь катеров прикрытия — знакомо, привычно, но всё же не совсем. Контуры кораблей выглядели странно, расплываясь, меняясь на глазах. Когда у ближайшего к нам катера из разбитого бока выдвинулась самоварная ручка, я понял всё.
— Зачем рисковать, обрушиваться с небес на сверкающих колесницах, — продолжал рассуждать кто-то. — Вы ведь так легко находите врагов. Намного легче, чем всё остальное. Даже маскировать особенно не надо — вы всё сметаете не глядя.
Катер набирал ход. Или чашка. Мне было, в общем, всё равно. Двигатели давно молчали, и всё же мы ускорялись, повинуясь неведомой силе, которая влекла вперёд, прямо на корабли, ещё недавно бывшие неуклюжими символами сопротивления, ржавыми вестниками грядущих побед. Теперь же я не мог смотреть на них без слёз. Я поднял правую руку, чтобы утереть глаза и обнаружил шестой палец, бесцеремонно вклинившийся между указательным и большим. Седьмой, похоже, намечался с тыльной стороны ладони.
— Давай послушаем что-нибудь, — предложил кто-то. — Мне скоро уходить.
Щелчок. Пронзительный свист помех. Рация прокашлялась и ожила.
— Говорит адмирал Тереньтева, командующий сводной женского эскадрильи перехвата. Назовите себя!
Мы летели к Земле. Бывшие корабли, а ныне герметичные тарелки, чашки и солонки прикрытия мчались кучной толпой, обгоняя друг друга, сталкиваясь и распадаясь в пустоте ворохом разноцветных брызг. Это действительно было красиво.
— Нет.... прошептал я. Это не могло так глупо закончиться. Просто не могло.
— Хочешь ответить? — ехидно спросил кто-то. — Я поставил вам передатчик. Смелее!
Сердце вздрогнуло и забилось радостным перестуком надежды. Рассказать, предупредить обо всём, отозвать назад! Мы не те, а те — другие! Возможно ещё не поздно всё изменить, признать свою слепую глупость. Лишь только одно, последнее усилие перед тем как моё тело окончательно утратит человеческие очертания. Перед тем как...
— Квалл... — прохрипел я и в отчаянии забил длинным чешуйчатым хвостом, смахнув с эмалированного потолка тусклую лампу с замёрзшими трупиками комаров. — ... Квалл у клаллы уквалл квараллы! Александр Дусман © 2006
Обсудить на форуме |
|
