|
КМТ
 Учебники:
Издатели:
Ссылки:
|
Настоящая космическая фантастика Илья Мусатов © 2006 Первый человек на Центавре. — Центавра-1, я — Центавра-2. Вышел на исходную позицию. К запуску готов.
— Центавра-2, запуск разрешаю.
От небольшого корабля, вращающегося на орбите четвертой планеты системы Центавра, начали отделяться металлические капсулы. На самом деле эти металлические капсулы были первыми искусственными спутниками планеты, и их задача состояла в том, что бы открыть человеческому взору просторы новой планеты. Каждый спутник, отделяясь от корабля-носителя, на короткое время включал двигатель, выходя на определенную заранее круговую орбиту.
— Центавра-1, я — Центавра-2. Запуск спутников произведен. Все 24 объекта отделились и приведены в активное состояние. Подтвердите выполнение задачи.
— Центавра-2. Выполнение подтверждаю — мы уже получаем информацию. Разрешаю вернуться на станцию.
— Вас понял. Возвращаюсь.
Орбитальные спутники собрали и передали информацию о поверхности планеты, составе атмосферы и температуре на поверхности. На основе полученных данных ученые сделали заключение, потрясшее всю Солнечную Систему: условия на Земле и четвертой планете системы Проксима Центавра практически идентичны. Это сообщение повергло общественность в шок. Журналисты подняли вокруг этого заявления шумиху, окрестив четвертую планету Земля-2, тысячи людей осаждали Космическое Бюро, прося отправить их на новую Землю...
Однако вслед за первой доброй вестью пришла вторая плохая — в атмосфере присутствует химическое соединение, смертельное для Земных организмов.
Тысячи умов в Солнечной Системе бросились на решение проблемы: как максимально эффективно удалить опасный газ?.. Позже выяснилось, что с исчезновением смертоносного газа нарушится физико-химический баланс биосферы Земли-2. Однако ученые не сдавались. Одни решили идти в обход, и начали поиски вещества, которое сможет заменить «антижизнь», (как окрестили в прессе смертельный земной жизни газ) не нарушив баланс веществ в атмосфере Центавры. Другие предлагали начать глобальное терраформирование четвертой планеты системы Центавра, однако эту идею не поддержали, ибо на ее реализацию должны были уйти тысячелетия, а Земля не могла так долго ждать — на планете развивался кризис перенаселения.
Орбитальная исследовательская станция. Семь лет спустя.
— Ну, дети, кто мне расскажет принцип нуль-временной связи?
В отсеке зазвучал хор детских голосов, перебивающих друг друга. В этом шуме решительно ничего нельзя было разобрать
— Стоп! Ну-ка по одному. Давай Дэн, начинай.
Маленький мальчик быстро, словно боялся, что его перебьют затараторил:
— По каналу нуль-временной связи вся информация передается мгновенно. Поэтому такая связь и называется нуль-временной...
— И все? — Удивился старший. — А как же мы туда запихиваем всю информацию? Ведь пока я говорю слова, проходит время. Скажи мне Лиза.
— Мы раскладываем сигнал в спектр, а потом передаем его в этом виде адресату.
— Поэтому общение по нуль-временному каналу происходит только в офф-лайн. — Вставил другой мальчик. — Мы не можем передавать по нему информацию в реальном времени.
— Молодец! — Похвалил его взрослый.
Раздался мелодичный сигнал и женский голос произнес:
— Сообщение из Космического Бюро для начальника станции Тимофеева.
— Так, ребята! — Обратился к своим ученикам старший. — Сообщения с Земли требуют немедленного просмотра, так что на сегодня урок окончен и дальше вами займется доктор Хейнс.
Тимофеев выпроводил детишек из помещения и запер за ними дверь. Сообщения, предназначенные начальнику станции, мог слышать только начальник станции.
Тимофеев подошел к идентификатору и приложил к нему большой палец. Компьютер произнес:
— Вы определены как Тимофеев. Загрузить для работы ваш личный профиль?
— Да загрузи.
— Команда выполнена. Последний сеанс работы был у вас вчера в 10:48 по Гринвичу... Сообщение системы. Процесс, запущенный вами вчера закончен. В вашем почтовом ящике есть непрочитанные сообщения. Что вы желаете?
— Вывести на экран рассчитанные данные.
В воздухе вокруг начальника исследовательской станции появилось изображение сложных многомерных анимированных графиков. Тимофеев стал делать движения руками, приближая и разворачивая изображения в нужный ему ракурс. Наконец ему удалось получить необходимый вид, и он с интересом продолжил наблюдение меняющихся графиков до их полной остановки. Изображение замерло, но Тимофеев некоторое время сидел неподвижно, глядя на конечный результат расчетов. В целом, то, что он предполагал, подтвердилось, но на графиках была область, в которой данные повели себя совсем не так, как он ожидал. Это означало, что если в ходе эксперимента возникнут подобные условия — результат может быть любым... Такие выводы совсем не устраивали Тимофеева.
Начальник исследовательской станции крепко задумался. Но потом отложил решение проблемы на другое время — ведь еще было сообщение с Земли, которое по уставу необходимо было прочитать в течение 45 минут после получения.
— Открыть сообщение. — Приказал он компьютеру.
Напротив Тимофеева появился его старый знакомый Антуан Шерьян, ныне возглавляющий отдел Космического Бюро по исследованию проблемы расселения человечества в космосе. Изображение Шерьяна заговорило:
— Начальнику Исследовательского корабля Центавра. Уважаемый Глеб, мы рассмотрели предложенное вами решение проблемы, по тематике работы нашего отдела. Был собран чрезвычайный научный совет во главе со мной. Совет постановил: признать вашу теорию не способной решить проблему заселения планеты Центавра-4. Основная причина отказа — морально-этическая не корректность... Глеб, вы предложили очень оригинальный выход, и за свою разработку запросто можете получить Нобелевскую премию. Но никто не даст вашему проекту зеленый свет... По существу, вы предлагаете видоизменить человека, приспособив его для жизни в другой среде. Ну и что мы получим в результате, Глеб? Планету, заселенную мутантами? Земля трещит по швам от перенаселенности, может быть с орбиты Центавры этого не видно, но зато это хорошо заметно отсюда, с Земли... Основная задача нашего отдела — решение демографического кризиса, путем расселения человечества на другие планеты без изменения его физических данных. Понимаете Глеб? Человек должен оставаться человеком! Поэтому научный совет постановил прекратить ваши исследования, и рекомендует вам сосредоточиться на своей непосредственной обязанности. А именно — руководить орбитальной станцией.
Шерьян умолк и его изображение стало медленно исчезать.
Тимофеев замер в кресле. Его идею забраковали. В глубине души он об этом подозревал, но продолжал надеяться до конца. И вот Шерьян разрушил все его надежды. Конечно! Такая идея слишком революционна. Изменить себя, что бы не изменить себе. Боже мой, подумал Глеб, вся история человечества основана на изменении его физиологии. Вначале мы были покрыты шерстью и при передвижении использовали четыре конечности, потом у нас противопоставился большой палец и исчез волосяной покров, а теперь этот «ученый совет» решил, что венец эволюции достигнут! Супергениальный «ученый совет» постиг божий замысел и определил, что человечеству не надо больше эволюционировать! Похоже, они решили, что пришло время Вселенной изменяться по желанию человека!
Тимофеев распалялся все больше. Он поднялся и стал ходить по комнате из угла в угол.
Неожиданно раздался сигнал внутренней связи и из коммуникатора послышался взволнованный голос доктора Хейнса:
— Глеб, твоему сыну плохо. Немедленно зайди в медицинский отсек.
Начальник станции бросился вон из комнаты связи. Из его головы мгновенно вылетело послание с Земли, проблемы с экспериментом... Осталась только мысль о том, что здоровью сына угрожает опасность.
Тимофеев буквально влетел в медицинский отсек станции. Дети испуганно молчали и жались поближе друг к дружке. На медицинском столе для операций неподвижно лежал Антон, а рядом с ним стоял Хейнс, прижимая к лицу мальчика кислородную маску.
— Что с ним? — Чуть ли не прокричал начальник станции.
— Спокойно, Глеб. Опасность миновала. — Железным голосом ответил доктор.
— Но что произошло?
— Мальчик вдруг начал задыхаться. Я ввел ему успокоительное и подсоединил к аппарату искусственного дыхания. Симптомы очень похожи на приступ астмы.
Голос доктора по-прежнему оставался холодным.
— Я написал свой диагноз на карточке. Вот прочитай.
Тимофеев взглянул на карточку. На ней было написано: «22:00. Жду тебя на смотровой площадке над медицинским корпусом».
— Да, да. — Растеряно произнес начальник станции. — Да конечно. Никаких возражений.
— А сейчас, Глеб, забери детей, и покиньте отсек — больному нужен отдых и покой. Возможно астматический приступ был вызван нервным перенапряжением.
Едва дверь медицинского отсека закрылась, дети засыпали начальника станции вопросами:
— А с Антоном все будет хорошо?
— А что с ним такое?
— А с нами такого не будет? Это не заразно?
Тимофеев, все еще не отошедший от шока отвечал сбивчиво:
— Да, с ним все будет в порядке... Доктор Хейнс сказал, что это астма... Нет, нет астма не заразна — вам ничего не угрожает... Так, ребята, а что у вас дальше по расписанию? Астрономия? Тогда вперед, я сейчас сообщу господину Саяве, что сегодня вы придете к нему немного раньше. Нет дети, сегодня я не смогу вам ничего рассказать, лучше уж Саява.
Начальник станции остался один. Тимофеев понимал, почему Хейнс не сказал ничего вслух. Он не боялся, что его могут услышать дети, он опасался системы слежения за персоналом. Все действия экипажа станции фиксировались, все разговоры записывались. Ничего не могло скрыться от чутких сенсоров, даже самый тихий шепот. Но вне станции системы наблюдения не было. Поэтому Хейнс и назначил встречу Тимофееву в открытом космосе.
Ровно в 22:00 Глеб был на месте. Доктор уже ждал его. Они прижались шлемами, глядя друг другу в глаза. Хейнс начал первым:
— Глеб, ты совсем с ума сошел со своим экспериментом! Ты помнишь реакцию ученого мира на нашу статью? Помнишь, как ты едва не потерял свое место на станции? Да о чем я тебе говорю! Опыты над животными дали отрицательный результат! Какие доказательства тебе еще нужны?!!
— Это только начало...
— Это начало конца! Ты — ненормальный! Со своей идеей ты уходишь все дальше от реальности. А теперь еще и сына в это дело втянул.
— Я не...
— Ты думаешь я дурак, Глеб? Не у одного тебя тут есть научная степень по биологии... Ты считаешь, что я и правда решил, будто это астма? Я разрабатывал препараты для опытов, и я знаю их побочное действие! Ты дал своему сыну Лизеротин-13! Лизеротин-13, который вызвал смерть от удушья у 6 образцов из 6! И с такими показателями ты начал эксперименты над людьми? Одумайся, Глеб! Ты лишишься сына!!!
— Стоп, Джеймс, дай мне слово вставить. Во-первых, я изменил состав Лизеторина-13...
— Глеб, ты — фанатик. Если не перестанешь пичкать своего ребенка этим препаратом, мой рапорт ляжет на стол Шерьяну. За несанкционированные эксперименты с людьми тебя посадят... Далеко и надолго... Смирись, Тимофеев, мы проиграли. Надо искать другой путь.
— Нет! — Яростно заорал начальник станции. — Я уверен в правильности своих действий. Я моделировал возможные результаты! На этот раз я на правильном пути!
— И еще. — Голос доктора стал необыкновенно спокоен. — Если ты вдруг решишь избавиться от меня... На Земле у моего поверенного лежит дубликат рапорта, который он должен отправить Шерьяну в случае моей гибели.
— Ты!.. — Тимофеев онемел от нахлынувших на него чувств. — Как ты мог предположить такое, Джеймс? Я всегда считал тебя другом! А ты... А ты считаешь, что я готов стать убийцей? Ты боишься, что я убью тебя!.. Как ты мог придумать такое? Ты полагаешь, что я могу причинить вред моему сыну? Да будь проклята ваша Центавра! Будь проклято все!
— Перестань давать Антону Лизеротин-13. — Тихо произнес Хейнс.
Тимофеев ничего не ответил и направился к шлюзовому люку, шаркая магнитными подошвами по корпусу орбитальной станции. Джеймс смотрел ему вслед, пока начальник станции не исчез за люком, а потом сам двинулся ко входу в станцию.
Через три месяца у Антона случился новый приступ удушья. И на этот раз доктор Хейнс оказался рядом и спас мальчика.
— Я здесь не причем. — Оправдывался Тимофеев.
— Я предупреждал тебя. — Сказал Хейнс. — Сегодня же я отправляю рапорт Шерьяну.
— Черт возьми, Джеймс. Не веришь мне — проведи анализы. Я не даю Антону Лизеротин-13.
Результаты анализов не обнаружили в организме мальчика составляющих препарата.
— Тогда что это? — Спрашивал себя доктор.
Тимофеев сидел около койки, на которой в беспамятстве находился его сын. Глеб держал руку мальчика и неотрывно смотрел за показаниями датчиков, показывающих состояние Антона.
— Глеб, я думаю тебе лучше передать на неделю руководство станцией своему заместителю.
Начальник станции никак не отреагировал.
— Глеб! Ты слышишь меня?
— Что ты говоришь, Джеймс?
— Я говорю, тебе надо на неделю передать свои дела Мирону.
— Да. Конечно. — Покорно согласился Тимофеев.
— И я советовал бы тебе самому пройти курс физической реабилитации. Последние месяцы ты таешь на глазах.
— Спасибо за заботу. — С иронией в голосе ответил Глеб. — Все такие заботливые стали, ты, Шерьян... Он недавно тоже посоветовал «отдохнуть»...
— Скажи мне, — вдруг совсем другим голосом спросил Тимофеев, — что с Антоном?
— Не знаю. — Ответил Хейнс. — По всем признакам — удушье, вызванно спазмами дыхательных путей. Причина — неясна. Я думал это... (Джеймс оборвал себя) Но после анализов я ничего не понимаю...
— Я могу побыть здесь?
— Конечно можешь. Но, на всякий случай, я оставлю с тобой свою ассистентку. Ты ведь не практикующий доктор, верно?
Тимофеев кивнул.
Он слишком устал, что бы спорить. За последнее время много неприятностей случилось в его жизни. Он зашел со своей идеей изменения человека чересчур далеко; и чересчур многочисленны оказались противники. А в одиночку воевать против целого мира невозможно, даже если этот мир находится за много миллионов километров отсюда.
Боже мой, подумал Глеб, я ведь действительно фанатик! Ушел в подполье и продолжаю свою безнадежную борьбу... Зачем? Если эти идиоты не желают принять истинного положения вещей — это их проблемы. Я сделал все что мог. И даже больше...
Глеб погладил руку своего сына. За спиной раздался тихий шорох и легкое позвякивание: ассистентка доктора Хейнса убирала лабораторию. Тимофеев вернулся к своим невеселым мыслям.
...Если бы не Хейнс, Антон был бы сейчас мертв. Джеймс — доктор что надо... А во всем виновата моя спесь. Каким же надо быть глупцом, что бы сделать такое с собственным сыном? Лизеротин-13... Это был шаг отчаяния. Действие загнанного в угол человека... Нет не человека — безумца, фанатика. Слава богу, Джеймс меня вовремя остановил. Какая насмешка — он спас моего сына от меня самого...
Глеб начал клевать носом, а потом заснул. Сзади подошла ассистентка и нажала кнопку на стуле. Он тотчас превратился в кресло. Девушка, поддерживая уснувшего начальника станции за спину, нажала кнопку еще раз и кресло превратилось в неширокий лежак. Ассистентка осторожно уложила Тимофеева на лежак и отправилась проверить состояние Антона. Грудь мальчика ровно поднималась и опадала. Действие успокоительного прошло и Антон спокойно спал обычным сном...
Тот день оказался переломным в жизни Глеба Тимофеева. Он распрощался со своими мечтами о воплощении в жизнь идеи изменения человека под условия среды Центавры-4, и занялся другими проблемами, целиком и полностью отдавая себя управлению исследовательской станцией и воспитанию сына. Приступы удушья у Антона не проходили, но случались довольно редко, и на эти случаи у него всегда был с собой ингалятор, со специальным лекарством, разработанным доктором Хейнсом. Приступы перестали быть такими пугающими — теперь у мальчика было оружие, которым можно было с ними бороться.
На Земле же обстановка все больше накалялась. Шли годы, а ученые не могли найти безопасного способа изменения химического состава атмосферы Центавры-4. Перенаселение Земли выливалось в кровавые революции. Ресурсов, особенно пищевых, катастрофически не хватало. В некоторых странах, еще вчера экономически стабильных, вводили карточную систему питания. По планете прокатилось несколько эпидемий. В прессе открыто говорили, что это попытки секретных служб стабилизировать демографическую ситуацию в мире. Но рост численности людей на планете неуклонно шел вверх...
Пять лет спустя...
— Сегодня, ребята, произойдет ваш первый выход в открытый космос. — Начальник станции улыбнулся. — Мы подготовили вам несколько сюрпризов. Они покажут ваше умение выходить из критических ситуаций. Вам всем объяснили задачи, которые вы должны выполнить, оказавшись вне станции. За вами будут следить камеры наблюдения, расположенные внутри ваших скафандров, а так же на корпусе станции. Ваше физическое состояние будут контролировать медицинские датчики... В общем, вы не останетесь одни ни на мгновение. А теперь отправляйтесь по местам. Объявляю пятиминутную готовность к выходу. Добираетесь до шлюза — докладываете по коммутатору. Все. Время пошло.
Подростки бросились по коридорам станции, каждый к своему шлюзу. Это была своеобразная игра. Они должны были выйти в безвоздушное пространство, из шлюзов расположенных в разных частях станции, добраться до свого местоназначения, выполнить задачу и вернуться обратно. Тот, кому удавалось сделать это первому — выигрывал.
Антон быстро добрался до своей точки выхода.
— Тимофеев докладывает, нахожусь у шлюза № 15. К выходу в безвоздушное пространство готов.
— Говорит станция — выход разрешаю. — Услышал мальчик в ответ голос Аль Хафада — старшего механика.
Антон вспомнил, как тот на уроках называл космос, и улыбнулся. Вместо «безвоздушное пространство» механик говорил «бездушное пространство». Тимофеев-младший резво облачился в скафандр и проверил работу системы жизнеобеспечения. Герметичность в норме... Запас воздуха в норме... Датчики физического состояния подключены...
— Антон — станции. Проверка связи.
— Станция — Антону. Видим и слышим вас хорошо, выход разрешен.
Антон торопливо задраил крышку внутреннего люка, услышал мелодичный сигнал, который означает, что он теперь отделен от остальных отсеков толстым слоем железо-пластика, и нажал на клавишу откачки воздуха. Прошло несколько долгих минут, и перед Тимофеевым-младшим, на панели шлюза загорелся зеленый прямоугольник — внешний люк можно открывать. Скафандр Антона раздулся, и он стал похож на огромного плюшевого медведя.
Оказавшись в космосе, Антон не смог, не залюбоваться окружившем его великолепием. Миллионы звезд окружили его со всех сторон. Парень находился на теневой стороне станции, и световой фильтр можно было пока не активировать. Магнитные подошвы прижали его к поверхности станции, и звездный купол оказался «сверху». У Тимофеева от восторга перехватило дыхание. Какая красота! Широкой полосой через пространство, прямо у него над головой, протянулся Млечный путь. Антон нашел несколько звездных скоплений, которые показывал им на астрономических картах Кетуре Саява, и только тогда вспомнил про задание, поставленное перед ним. Антону необходимо было проверить северную телеметрическую антенну № 11а, расположенную над очистными блоками. Сердце мальчика от волнения забилось чаще. Тимофеев оторвался от звезд и поискал глазами свою цель.
— Антон — станции. Установил визуальный контакт с объектом. Двигаюсь к антенне.
— Станция — Антону. Очень хорошо. Продолжайте выполнение задания.
Тимофеев-младший прошел почти половину пути, когда ему внезапно перестало хватать воздуха. По привычке он попытался найти на груди свой ингалятор, но только лишь царапнул перчаткой по скафандру. Антон вспомнил, что оставил его, когда облачался для выхода в космос. Да и не мог бы он им воспользоваться здесь — ему нечем было сжать флакончик. Парнем овладела паника...
— Антон. Успокойся. — Услышал он голос доктора Хейнса. — Мы видим, что у тебя проблемы. Развернись и иди обратно к люку. К тебе на помощь уже спешат. Успокойся, Антон... Не трать воздух на лишние движения. Паника — твой враг. У тебя в легких достаточно кислорода, что бы продержаться необходимое время. Медленно разворачивайся...
Легко ему говорить такие вещи. Он не знает этого ужаса, когда не можешь сделать новый вдох. Антон боролся с собой. А вокруг него расстилалась абсолютная пустота. Он был один. Остальные люди отделены от него многосантиметровой стеной обшивки. Они не успеют спасти его. Даже если сейчас кто-то ждет в камере декомпрессии, должно пройти некоторое время. Так долго не выдерживают даже ныряльщики на Земле. Отец оказался не прав, сказав перед выходом, что ребята будут не одни в космосе. Антон ведь один — ему не кому помочь. Он снова попытался сделать вдох, но сведенные судорогой мышцы плотно сжимали его дыхательные пути — попытка оказалась бесполезной. Им снова овладела паника. Тимофеев замахал руками, опять пытаясь отыскать забытый на станции и бесполезный сейчас ингалятор. Из-за этих действий Антон случайно задел панель управления на левом запястье и отключил магнитное поле на подошвах. Его начало неспешно относить от станции. Однако он не заметил этого — сознание медленно покидало мальчика точно так, как это бывает с тонущим человеком, который уже идет ко дну. В динамиках продолжал звучать голос доктора Хейнса, который теперь кричал, но не ему, а людям, спешащим на помощь, приказывая им торопиться. Тело Тимофеева-младшего плавно удалялось от станции в открытый космос. Вскоре оно выплыло из тени орбитальной станции под лучи солнца. Автоматически сработали светофильтры. В глаза Антону светила Проксима Центавра, но его угасающему разуму представилось, что это светящийся дверной проем... в смерть...
Доктор Хейнс проверял светоскопом нервную реакцию зрачка Тимофеева-младшего. Мальчик не реагировал. Аппарат искусственного дыхания вентилировал его легкие, сердце работало ровно. Но Антон уже несколько часов пребывал в глубокой коме.
— Парень слишком долго был без дыхания. Есть опасность кислородного голодания мозга.
Тимофеев-старший ничего не ответил, но кровь отхлынула от лица, и он поспешил прислониться к стене, что бы не упасть в обморок.
Операция по спасению Антона длилась 15 минут. Только хладнокровие старшего механика станции спасло мальчику жизнь. Аль Хафад понял, что выходить в космос будет слишком долго. Но снаружи уже были люди. Подростки, проходящие экзамен. Надо было просто скоординировать их действия.
Вначале Аль Хафад выяснил, в чьей зоне видимости находится Антон. Потом он объяснил, как воспользоваться аварийным тросом.
— Его тело движется по расширяющейся круговой орбите вокруг станции. Длины троса хватит что бы достать до мальчика. Сакиро, страхуй Джона. Внимательно следи за закрепленным концом троса. Джон, ты пристегнул трос к скафандру? Отлично... Теперь отключай магнитное поле. Медленно, что бы своими движениями ты раньше времени не оторвался от корпуса. Так. А теперь прицелься и оттолкнись от поверхности станции. Ты должен сделать небольшое упреждение при прыжке — Антон движется по спирали, а ты полетишь по прямой. Готов? Поехали!
Джон выполнил все указания точно, и через семь минут ребята были в декомпрессионной камере, ожидая, когда она заполнится воздухом. С другой стороны их с волнением ждали медики во главе с Хейнсом и начальник станции Тимофеев-старший...
Через 6 часов Антон пришел в себя. Медицинские приборы сразу зафиксировали это. Первым около мальчика оказался доктор Хейнс. За его спиной бледный как полотно стоял начальник станции.
— Антон, ты слышишь меня?
— Простите доктор, я очень перепугался там, и не выполнил ваших указаний.
— Это неважно теперь, Антон. Давай проверим твое психическое состояние. Как меня зовут?
— Джеймс Хэдли Хейнс, руководитель медицинского сектора орбитальной исследовательской станции «Центавра».
— Отлично. — Хейнс улыбнулся. — Какое у тебя было задание в космосе?
— Проверка телеметрической антенны 11а.
— Ну вроде бы все хорошо... Отдыхай пока, а потом мы с тобой пройдем несколько обязательных в таких случаях тестов.
Антон кивнул.
Через три дня Джеймс разрешил Антону встать с койки и вернуться к нормальному образу жизни. Медицина констатировала полное выздоровление мальчика.
Все эти три дня начальника станции видели только в столовой и около постели сына — остальное время он проводил в своей комнате, проводя какие-то расчеты на компьютере.
Как только Антон встал на ноги, и покинул медицинский корпус, Глеб нашел Хейнса и вручил ему лист бумаги, покрытый множеством графиков. Внизу листа от руки было написано: «Жду тебя на старом месте в 23:30»
Джеймс никогда не опаздывал на свидания.
— Ты смотрел графики? — Начал разговор через шлемы Тимофеев.
— Да, но мало, что понял. Это ты у нас теоретик.
— Джеймс, Это графики действия Лизеротина-13. Он имеет необратимое действие...
— Нет, нет... Этого не может быть! Мы ведь рассчитывали... Организм должен самовосстановиться через три недели после прекращения его приема!
— Все не так, Джеймс. Я погубил своего сына!
— Сколько препарата ты дал ему в сумме?
— 14 миллиграмм!
— Всего половину суточной дозы? И только один раз? Ты не обманываешь меня, Глеб?
— Нет! Я говорю правду!
Повисла пауза. Затем Глеб продолжил:
— Мальчик взрослеет, идет гормональная перестройка его тела, и препарат вмешался в этот процесс. Лизеротин меняет его организм, приспосабливая для жизни на Центавре-4...
— Боже мой! Антону нужна для дыхания другая атмосфера... — Доктор Хейнс был поражен. Разрабатывая препарат, он не думал, что это приведет к таким последствиям. Но тем не менее, Лизеротин-13 выполнил ту функцию, которую они с Глебом на него возлагали.
— Что же ты будешь делать?
— Надо рассказать все моему сыну... Со временем приступы станут чаще и сильнее... — Произнес Тимофеев, и обреченно добавил. — И Шерьяну надо... отправить отчет...
— Но он же...
— Плевать! Потом будет еще хуже.
Хейнс погрузился в свои мысли, а затем задумчиво произнес:
— А ведь эксперимент получился... Глеб... Эксперимент...
Но взглянув на лицо Тимофеева, Джеймс стыдливо умолк. Глеб беззвучно плакал.
На следующий день Тимофеев рассказал все сыну. Это была самая тяжелая исповедь в его жизни. Антон внимательно выслушал отца и сказал:
— Так у меня не астма?
— Прости меня. — Глеб закрыл лицо руками, он не хотел, что бы сын видел его слезы.
— И приступы не будут случаться у меня на Центавре?
— Нет, не будут. Но я не знаю, какие еще изменения ожидают твой организм. То, что смертельно для остальных людей — для тебя является жизненной необходимостью. И наоборот. Как поведет себя твое тело в новых условиях, не поддается моделированию — слишком много вариаций... Прости меня, сын!
— За что, пап? Я полностью поддерживаю тебя. Ты подарил мне целую планету!
Начальник станции почувствовал себя самым ничтожным человеком. Он принес сына в жертву науке, и Антон добровольно принял свой крест.
— Отец! Мы войдем в историю! Ты — гениальный ученый. Ты открыл для человечества новые горизонты! На Земле только и мечтают, что бы люди начали колонизировать Центавру...
— Антон, ты не понимаешь...
— То, над чем бьются ученые всей Земли, сделал мой отец!
— Антон, я совершил ужасный поступок...
— Пап, ты что не понял? Я не виню тебя! Я согласен исполнить ту роль, которую ты предназначил для меня. Когда мы полетим на Центавру?
— Чем раньше, тем лучше для твоего организма. Менее чем через год, ты не сможешь передвигаться по станции без своего ингалятора...
— Слушай, пап, — вдруг обеспокоено перебил сын, — а у меня не появится третий глаз?
— Нет. — Нашел в себе силы улыбнутся Тимофеев-старший. — Третий глаз у тебя не появится. За это я ручаюсь.
Целый месяц роботы возводили на поверхности планеты жилые модули. Строились энергостанции, проверялась техника, делалась взлетно-посадочная полоса.
Наконец все было закончено, и от станции к планете стартовал челночный корабль, на котором было всего двое человек. Отец и сын.
Прощание на станции было недолгим. Взрослые понимали, что Антон окажется в одиночестве на многие годы, а его сверстники пока не задумывались над этим, и уже строили планы на будущие поездки в гости.
Хейнс отозвал Глеба в сторону и сказал:
— Знаешь, что мне сказали Сакиро с Джоном? Они спросили меня, могут ли они тоже пройти изменения, что бы научиться дышать Центаврийским воздухом!
— М-да...
— Но их стремления понятны. Они выросли в четырех стенах станции, и Землю помнят только по младенческим воспоминаниям, да голограммам. Человеку трудно жить в ограниченном пространстве. А наша экспедиция застряла на станции на 12 лет, и неизвестно разрешат ли нам высадку на планету вообще...
Корабль отстыковался от орбитальной станции, и грациозно развернувшись, полетел к Центавре-4. Управление осуществляла автоматика, и двум людям на борту не надо было ни о чем заботиться. Корабль плавно разгонялся, унося Антона от того места, что долгое время было его домом.
Боже мой, думал Тимофеев-старший, я скормил своего сына ненасытному монстру под названием Наука, а она даже не заметила этого. Мой единственный сын вынужден стать из-за меня изгоем. Я своими руками лишил его человеческого общества. Боже, я заключил сделку с этой дьяволицей и она в качестве уплаты забрала моего сына. Какой эксперимент? Какая станция? К черту все! К черту все, если я потерял моего мальчика...
Глеб дотронулся до плеча сына, который сидел в соседнем кресле. Антон улыбнулся и сказал:
— Все хорошо, пап... Смотри какая красота! — И показал рукой в сторону увеличивающейся в размерах планеты.
Спустя 6 часов корабль приземлился.
— Ну что, пап, идем? — Спросил Антон, поднимаясь с кресла второго пилота.
— Идем. — Глухо откликнулся его отец.
За последний месяц Глеб постарел на несколько лет. Лицо похудело, под глазами появились мешки, лоб прорезали глубокие морщины. Из Космического Бюро не приходило никаких сообщений. Но не это беспокоило Глеба. Начальнику станции не давала покоя мысль, что он погубил своего сына. Тимофеев-старший проклинал тот день, когда ему пришла в голову идея изобрести препарат, который приспособит дыхательную систему человека к атмосфере Центавры-4.
Антон помог отцу одеть скафандр и они подошли к выходу из корабля.
— Сначала будет больно. — Предупредил Глеб. — Придется заново учиться дышать.
Сын кивнул головой, и отец нажал на клавишу «открыть».
Они вышли наружу, и Антон сделал первый осторожный вдох. Легкие обожгло, и организм начал перестраивать их структуру. Жуткая боль разрывала грудь. Тимофеев-младший оперся на руку отца, что бы не упасть. Он кричал, как кричит новорожденный ребенок, когда делает свой первый в жизни вдох. И он сделает их в своей жизни очень много, до тех пор, пока смерть не заберет у него это умение...
Постепенно боль утихла, и Антон сделал новый вдох. Страшный приступ кашля скрутил парня. Он сплюнул большой бурый сгусток, совсем недавно бывший частью его легких. Отец предупреждал об этом, обещая, что со временем организм сам нарастит недостающие части дыхательной системы.
Антон вдохнул еще раз. Ничего не болело, и он оставался жив. Кровь продолжала обогащаться кислородом, получая его из Центаврийской атмосферы. Антон сделал вдох полной грудью и хрипло засмеялся.
Он был первый человек на Центавре.
Илья Мусатов © 2006
Обсудить на форуме |
|
