КМТ
Учебники:
Издатели:
Ссылки:
|
Страсти вселенские Серый Волк © 2014 Приятно познакомиться, Шахерезага С самого утра гложут сомнения, а не дурак ли я, черт побери? Сейчас, попутно замечу, поздний вечер. В принципе, кто бы сомневался, даже диагноз имеется. Но амнезия, от которой пока безуспешно лечит дед в поликлинике, в данном случае, ни при чем.
И ладно бы дело в деньгах — показалось, вчера вечером водила автобуса на ВДНХ в сдаче с пятисотки вместо одной из пятидесятирублевок подсунул десятку. Так, нет же, сегодня утром специально проверил — лежит пятидесятка как миленькая!
Нет, тут вот какая проблема:
Все мы каждый день видим Солнце. До него сто пятьдесят миллионов километров. С какой стати я это взял, спрашивается? Все эти миллионы километров складываются из точек. Того самого пространства, в котором мы живем. То есть, эвклидова, о котором поведал древнегреческий мудрец Евклид. Размеры каждой точки строго равны нулю. Но их так ужасно много, что, вот, каким-то образом складываются. Может, математик из меня и не ахти, так просветите темного!
Свет от Солнца летит восемь минут, о чем поведал лет сто назад другой мудрец — Эйнштейн.
Все это понятно и хорошо известно. Но о чем говорит здравый смысл?
Да... здравый смысл как раз и твердит, что все мои рассуждения — чистой воды туфта, но мы ведь так легко внушаемы — поди-ка, разберись, где на самом деле правда...
Короче, кто видел, как распространяется свет? Ну, да, конечно, фотоны такие быстрые — куда шустрее кошек, и не углядишь...
А что именно я вижу? Его, свет — и вижу, в конце концов. Только и исключительно свет! Так, почему бы, спрашивается, не сказать, что луч света, вот этот самый фотон, поступающий из точки А в точку Б — и есть настоящая точка? Того самого пространства, в котором мы на самом деле живем.
Конфигурация лучей возобновляется каждый миг, чуть не ляпнул — каждый такт машинного времени — значит, время в нашем — пока воображаемом пространстве течет точно так же, как мы и привыкли. Пока все хорошо, а вот дальше, похоже, начинаются проблемы...
Итак, пусть свет, который мы видим — это и есть настоящее пространство. Чем меньше света, тем меньше пространства, его на самом деле мы только и видим. Пока звучит привлекательно — пространство материально. Оно состоит из энергии, то есть света. А некая абстракция, которую придумал Евклид — идет лесом! Правда, попутно теряет смысл понятие расстояния: какая уж тут длина, если между мной и источником света — ровно одна точка! Чтобы голова не сделалась квадратной, рассмотрим пока для тренировки другую модель — пространство, квантами которого являемся мы — люди.
Встает вопрос о мощности множества квантов. Речь идет не о пространстве людей — это множество, разумеется, конечно. Если исходить из предположения конечности общей массы материи во Вселенной, количество квантов света тоже конечное, но настолько невообразимо велико, что невольно задумываешься о гипотезе актуальной бесконечности. То есть, это число, вполне конечное с точки зрения натурального ряда чисел, в физике, то есть, по существу — проявляется как самая настоящая бесконечность. В отношении скорости фотонов эта самая актуальная бесконечность — триста тысяч километров в секунду — действует во всей красе.
Но тогда следующий вопрос — это счетное множество или множество мощности континуум? Ответ кажется очевидным: ведь мы только что приняли решение считать это конечное число — проявляющимся в качестве бесконечности. Какой уж тут континуум!
Но тогда, как бы пересчитать это самое множество Всех Солнечных Лучей? Получается, мы Континуум выгоняем в дверь, а он пролезает через дымоход.
Или мы собираемся ввести третий, промежуточный тип множеств? Скажем, равномощный счетному множеству. Но — со всеми свойствами континуума. Так и голову сломаешь!
Реальными параметрами получаются скорость и время, а длина — всего лишь их производной. К такому обороту надо еще привыкнуть!
Вопрос о свойствах Пространства Людей, материальная сторона. Спрашивается, а какие наполняют его объекты? И сразу же ответ — мысли, чувства, образы — все, относящееся к внутреннему миру.
Таким образом, Пространство Людей имеет отрицательную метрику.
И, извольте, каждая точка Пространства Людей представляется в виде сферы, являющейся отражением Универсума. Чем-то напоминает голограмму.
При этом точки загадочным образом соединены друг с другом. Для начала, скажем — информационными каналами.
Получается, структура Пространства Людей — кстати сказать, хорошо бы подобрать подходящее название — представляется в виде системы вложенных сфер. Внутренняя — Сфера Я, затем — Сфера Малой Группы, Сфера Страны и далее, в туманной дали — практически неразличимые Сфера Человечества и Сфера Универсума.
Показательно, что направление вложенности вроде бы зависит от местоположения наблюдателя: извне этой системы вложенных сфер все выглядим именно так, как сказано, а изнутри Я — с точностью до наоборот.
В этот момент наступило утро, и Шахерезага прекратил дозволенные речи.
***
Так задумался, что приснился сон: глубокая осень. Пруд — похоже, где-то в Лосином Острове. Ветви склоняются низко над водой. Листва — багряная, желтая — пока не опадает, но, что называется, вот-вот. Почему-то очень тепло. Время скорее, ближе к вечеру. На небе ни облачка. Вокруг никого. Поверхность воды парит. Поднимается туман. Стоит удивительная, волшебная, загадочная тишина.
Туманная дымка окрашена разноцветными всполохами отражающейся в воде листвы.
И среди всего этого великолепия прямо в воздухе среди клубов тумана плавают
разноцветные сферы, полупрозрачные, но вполне различимые, похожие на диковинных колобков с пастями на половину головы. Гоняются друг за другом, хищно скалятся...
До смертоубийства и кровищи, хвала Спящему, дело не дошло. Я попросту проснулся...
Черная шелковая женская перчатка размером с добрую половину Европы. Да, какую там половину! Две или три поместятся, пожалуй. Правда, Европа в виде карты — всего-навсего на экране мобильника, который рука в этой самой перчатке и держит. Изящная, стоит признаться, ручка. Лица хозяйки пока не видно, но с нею самой уже хочется познакомиться.
Свято место пусто не бывает — в поле зрения вплывает и другая рука. Судя по очертаниям и габаритам — грубая мужская. Она недвусмысленно тянется к этому самому, весьма дорогому, насколько я могу судить, мобильнику.
По пути мужская ладонь меняет траекторию. Она вдруг сжимается в кулак и с силой врезается мне в челюсть. Не исключено, что хозяин смекнул, что раз уж глаза
открылись, и я имел честь оказаться свидетелем столь неприятного инцидента, то наверняка возникнут естественные возражения.
Пришлось встать, чтобы ненароком опять не вздремнуть в столь щекотливой ситуации.
Высокий стройный брюнет с приятным открытым лицом в элегантном черном костюме, дремавший на сидении напротив, открыл глаза, и мордоворот, протянувший лапу к моему мобильнику, изменил намерения и от души врезал ему в челюсть. Для острастки, как говорится. Всю ситуацию в целом в тот момент я ясно не осознавала, и, слава богу! Тут недолго и запаниковать, а паника в такой ситуации — последнее дело. Так и голову потеряешь. Парень, невозмутимо поднявшийся на ноги, пропустив удар в челюсть, попросту выручил. А ведь он сидел как раз лицом к водителю, а не спиной, как я, и не мог не видеть намного больше!
То, что у него горели глаза, глядя на мою скромную персону, к такому я уже привыкла, и в первый момент пропустила мимо... глаз, если можно так выразиться.
Кого-то он напоминал — то ли киноактера, то ли спортсмена... нет, так можно гадать до бесконечности. Самое обидное, идея все время крутится где-то рядом, а, вот, поди-ка, улови...
Почему-то сходу было не сообразить, сколько ему лет — двадцать или сорок? Больше, вряд ли. Но по тому, насколько легко он поднялся, стало ясно — скорее двадцать, ну, от силы, двадцать пять.
— Значь так, Солнце моих очей! — донесся до сознания голос Бориса — моего парня, он у меня боксер, мастер спорта. Вот почему я и развесила уши, и прозевала, когда все это началось. За ним же, как за каменной стеной! Разве может прийти кому-то в голову...
— Слушай меня внимательно! — проявил он несвойственную обычно настойчивость, в голосе явно чувствовалась тревога и я прислушалась, — Дело серьезное. У них стволы и настроение решительное.
— Чего они хотят?
— Пока не ясно. Все только началось. И если все пойдет по плану, по их плану, конечно, будь уверена — вот-вот скажут. Так что сиди тихо, не вставай и не рыпайся.
— Развернуться-то хоть можно? Противно же так сидеть... как чушка!
— Развернись, конечно... если, и, правда, хочешь...
Что я не замедлила и сделать.
Тип, который покушался на мой мобильник, и еще парочка точно таких же нависли над водителем. Непонятно, чего они хотят. Если они там что-то и говорят, то очень тихо — отсюда не слышно. Первая мысль — совершенно идиотская, что им, всем троим сразу — приспичило, и они требуют остановиться, чтобы выйти по малой нужде. Время вечернее и пристроиться где-нибудь вполне удобно. Стоит середина июля, уже практически стемнело, и жара только что спала.
В общем, если они чего и хотели, водитель так быстро остановиться просто не в состоянии — несемся мы вовсю, благо, шоссе в пределах прямой видимости совершенно свободное. Тем более — это не маршрутка, а микроавтобус — он по требованию где угодно не останавливается. То, о чем толковал Борька, в голову я поначалу не взяла. Пока не увидела все собственными глазами.
Один из парней, толстяк, как раз перехватил руль у водилы. Ну, совсем голову потерял парниша, — все еще не врубаясь, подумала я.
Брюнет в строгом черном костюме теперь стоит за спиной водителя и выглядит куда элегантнее соседей в джинсе и рубахах навыпуск, суетящихся вокруг. Те на его фоне смотрятся какими-то гигантскими тараканами — премерзопакостнейшее впечатление. А вот насчет брюнета — наконец, удалось сформулировать — беспомощная улыбка сильного человека. Сильного совсем не в том смысле, как Борис, а... просто сильного! И... куда он теперь лезет, спрашивается, со своей беспомощной улыбкой? Трупа нам тут еще не хватало!
Стекла, которое отгораживает обычно водителя от салона, не видно. То ли так было и изначально, то ли эти успели куда-то деть.
Брюнет внимательно наблюдает за действиями водилы. Странно, эти трое и он четвертый еле там помещаются, но на него никто не обращает внимания. То, что он с ними заодно — вроде бы исключено. Элементарный здравый смысл: свои при таких обстоятельствах не спят и в рыло им не дают.
Короче говоря, один из верзил перехватил руль, а двое других попросту вытащили водилу из кресла и бросили тут же в проходе.
Брюнет отвлекся от своего занятия, поднял водилу за плечи и усадил в одно из свободных кресел. Тот тут же кулем сполз на пол. Удивляться нечему — в спине по рукоятку торчит нож.
Лицо брюнета практически со спины рассмотреть трудно, но на нем явно не отразилось ни тени эмоции.
Как с Луны свалился, — пришла в голову невольная мысль, — похоже, он так и не понял, что водитель убит.
— Борис! — представился приятель приглянувшейся брюнетки. Сверкающие только что лаком стенки микроавтобуса сразу сделались оцарапанными, окна — заляпанными. Пассажиры — злыми и озабоченными... увы, мир несовершенен. Рост под метр восемьдесят, широк в кости, лицо крупное, тяжелая челюсть, и вообще — крупный. Наверняка занимается боксом или чем-то вроде восточных единоборств. Скорее всего — именно боксом. Для Востока требуется изыск, а этого в парне не чувствуется напрочь.
— Очень приятно, Шахерезага, — пробормотал я в ответ, интернетский ник нравится в последнее время даже больше собственного имени.
— Перс, что ли? — хмыкнул он в ответ, — Чо та акцента не слышно. Ну, да не суть. Ты молодец, парень! Встать в полный рост здесь — дорогого стоит. Но, ты так внимательно глазеешь на действия водителя... что, сам не водишь?
Я утвердительно кивнул. И сообразил попутно, с чем ассоциируется происходящее в русле теории Пространства Людей. Даже не с энтропией, а скорее — с коллапсом черной дыры. Или с чем-то вроде аннигиляции положительно и отрицательно заряженной материи. Кстати сказать, в пространстве людей не существует как раз времени — ведь вся жизнь человека, не важно, конечная или бесконечная — одна точка.
— Значит, по любому вести придется мне, — констатировал Борис.
— Нет, — возразил я, — ты даже не сумеешь затормозить — они не дадут. А уж доставить нас в какое-нибудь удобоваримое место — тем более...
Эти лбы, пытающиеся захватить автобус, вызывали тихое бешенство, но ситуация зашла слишком далеко, шла по существу настоящая война и пришлось с усилием отбросить эмоции и совершенно успокоиться.
— Парадоксально, но ты, пожалуй, прав, приятель! — хмыкнул Борис, — ну, что ж, начнем, пожалуй, помолясь?
Мы стояли вплотную за креслом водителя — на том самом месте, которое они так любовно устроили для себя. Внимания на нас двоих никто не обращал, что выглядело идиотизмом. Я еще ладно, а от Бориса — за версту веяло угрозой. Но в этом как раз — ничего удивительного. Давно замечено, меня и тех, кто со мной часто не замечают. Что-то вроде слепого пятна.
Мы постояли, собираясь с мыслями. Наш рейсовый микроавтобус мчался теперь уже по обычной дороге в сторону МКАД. Совершенно сменив, таким образом, привычный маршрут. Если эти что-то и собирались заявить пассажирам, момент явно упущен...
Бандит, который покушался на мобильник красавицы брюнетки, а потом зарезал водителя, оглянулся и обнаружил двух пассажиров, стоящих на расстоянии вытянутой руки. Между прочим, прикид девушки смотрелся явно не для общественного транспорта. Сообразить, что они оба отираются здесь не случайно, дело нехитрое — только что оба сидели как миленькие. Решить дело в свою пользу они двое, конечно, не сумеют — кишка тонка, но неприятности доставить — вполне.
Верзила осклабился и протянул руки к брюнету, стоящему поближе. Тот, не прекращая наблюдать за управлением микроавтобусом, взял его за грудки и швырнул вдоль прохода. Парень вписался в угол, по-видимому, довольно болезненно, и с секунду тряс головой, не понимая, на каком свете оказался.
А через секунду в него со всего маху всей своей ста двадцати килограммовой тушей впечатался новоиспеченный водитель.
Машина неслась вдоль узкой дороги в два ряда, почему-то строго по прямой, хотя рулем никто не управлял. Третий бандит настолько обалдел от такой небывальщины, что пропустил удар от Бориса, отправивший его в глубокий нокаут. Брюнет решительно сел за руль...
Что-то в теории Пространства Света есть. Особенно, вот эта деталь — свет, то есть сигнал — распространяется между двумя отдаленными точками практически мгновенно. Даже не просто мгновенно — это и есть одна и та же точка...
А значит, между этой Спящим забытой дорогой и улицей Усачева на Фрунзенке с шестисоткоечной клиникой...
Ветер взметнул листву. Листва закружилась. Черный смерч перегородил проезжую часть. Отвернуть в сторону на такой скорости — самоубийство. Машина на полном ходу нырнула в черноту...
... и оказалась на улице Усачева, продолжая нестись в сторону Лужников. Ни водитель, ни Борис на эту деталь внимания сначала не обратили. А потом стало просто не до этого.
Борис стоял за спиной водителя и терпеливо втолковывал тому, каким образом остановиться. Тот впал в какой-то ступор. Нажал вместо тормоза на газ...
Бандитов вроде не осталось. Но это оказалась только видимость. Вполне интеллигентного вида мужчина лет пятидесяти, с ближайшего сидения у двери выглянул в окно, нахмурился и у него в руках невесть откуда появился калаш...
Со второй попытки нажать на тормоз получилось. Несколько долгих секунд торможения, и остановились прямо напротив приемного покоя. Под стрекот автомата.
— Ну, ты, парень, и даешь! — потрясенно пробормотал Борис.
Водитель откинул голову на спинку кресла, но глаза его были открыты...
Роль куклы как всегда приводила в тихое бешенство. А что сделаешь, если у них стволы! Борис в таких делах профи. И, уж теперь-то не шутит и шуток не понимает. Вот и приходится, сжав зубы, сидеть и смотреть в окно.
Мимо мешком что-то пролетело. Любопытство взяло верх — оглянулась и со злорадством убедилась — это тот самый тип, который покушался на мой несчастный мобильник. Следом плюхнулся новоиспеченный водитель. Черт! Ребята настроены серьезно и дают нешуточный бой. Теперь хотя бы есть смысл оставаться на месте.
Нина выдвинулась на полкорпуса в проход, чтобы помешать этим двоим прибежать обратно. Тревога оказалась ложной. Новоиспеченные орлы выглядели весьма не ахти, и стоять предпочитали исключительно на четвереньках. Ясно, что не бойцы. Нина на всякий случай оставила ноги загораживать проход и опять развернулась вперед по ходу маршрутки.
К несказанному удивлению, водителем сел именно брюнет, а не Борька, хотя водила он классный. А вот брюнет как раз — более чем посредственный — это ясно понимала даже она со своим исключительно любительским классом вождения. Хотя, так сяк об косяк он все-таки справлялся. Секунда, и все стало на места — конечно, балда! — эти двое пока очухиваются в хвосте, еще один валяется в проходе, а кто сказал, что это и все!
Нина удовлетворенно хмыкнула, разрешив загадку, и тут же нахмурилась. Происходящее нравилось ей все меньше и меньше.
Впереди закружился ослепительно черный смерч — с какой стати, интересно знать в наших-то широтах! — машина на полном ходу нырнула в темноту... и продолжила путь по улице Усачева на Фрунзенке. Преодолев за миг чудесным образом добрые пол-Москвы. И, вроде бы даже сменив направление. Закон сохранения импульса не указ!
Сердито отбросила идею о помешательстве — путь об этом думают санитары — и невольно обратила внимание на остекленевшие взгляды попутчиков. Можно было смело биться о заклад — кроме нее никто ничего необычного и тем более чудесного — не замечает.
Кстати сказать, о попутчиках. Практически рядом — через одно сидение, здесь же, в боковом ряду — грузный мужчина с фигурой борца и крупным красным лицом. Этот-то что здесь делает, позвольте спросить? — подумала она и горько усмехнулась. Это давний конкурент и враг отца — известного московского бизнесмена.
Ну, я, понятно, пользуюсь общественным транспортом из принципа, а его обычно из джипа клещами не вытянешь! Да, но теперь-то уж что воевать — три дня, как папку похоронили...
Интеллигентный с виду мужчина на переднем боковом сидении — как раз вперед по ходу — склонился над крупным походным рюкзаком в человека высотой, каким-то образом умещавшимся между его ногами и дверью, и рылся там двумя руками. Брюнет за рулем ударил зачем-то по газам и тут же начал плавно тормозить. Далеко впереди, чуть ли не у самого поворота нарисовалась группа мужчин в камуфляже — не иначе, спецназ. Интересно, по чью это душу? И тут же неприятно резанула цитата: «Не спрашивай, по ком звонит колокол. Он звонит по тебе...»
А мужик с переднего бокового сидения с калашем в руках и уродливо исказившейся физиономией уже вовсю поливал свинцом водителя брюнета. Этакое ритуальное самоубийство — на такой-то скорости!
Бойцы, несмотря на темень — да и расстояние — не хухры-мухры! — сразу же разобрались, что к чему и перегородили улицу. Один, видимо, командир, предупреждающе вскинул руку, требуя остановиться.
А водитель, разобравшись, наконец, в управлении, начал плавно тормозить. А его тело буквально трясло от пуль. Видно было, как он катастрофически теряет силы и продолжает управление. Целые десятки секунд...
Выпустив всю обойму, псевдоинтеллигент так и сидел, обалдело глядя на скромный результат трудов своих. Что называется, отвесив челюсть. Так и не выпустив из рук автомата. Пока машина не остановилась, дверь не распахнулась, и в салон не заглянул офицер, очевидно, спецназа...
Борис аккуратно взял водителя на руки, выскочил в распахнувшуюся дверь и побежал по направлению приемного покоя, не обращая внимания на удивительно кстати окруживший машину спецназ...
В приемном покое Бориса сразу направили в операционную, где он и уложил раненого на каталку. В помещении оказалось на удивление многолюдно. Кроме традиционной дежурной бригады присутствовали еще двое медбратьев, и даже православный священник — средних лет толстяк в рясе.
Раненый выглядел чертовски не ахти — похоже, в него выпустили весь рожок, но как ни странно, все еще подавал признаки жизни — шевелился, морщился. Глаза были открыты, взгляд — совершенно осмысленный.
— О, вижу, это по моей части! — сказал священник.
Медбратья привычно бесстрастно подошли и приготовились вывезти каталку в коридор. Хирург молча покачал головой и кивнул в сторону операционного стола. Больного аккуратно перенесли на стол, и раздели. Держался он для своего состояния просто потрясающе.
Из коридора донесся шум. Борис оглянулся, краем глаза с удивлением отметив, как священник извлекает из кармана мешочек, вытаскивает из него хирургические перчатки, и, подходя к столу, надевает.
Пассажиры маршрутки, очевидно, уже собрались в дверях операционной. Среди них маячили бойцы в камуфляже. Шум был, очевидно, вызван намерением кого-то из пассажиров ворваться в операционную, а спецназ совершенно справедливо препятствовал этому.
Все же из паутины рук вырвалась Нинка, разъяренная как Мегера, и решительно подошла к операционному столу практически вплотную. Один из спецназовцев шагнул вперед и взглянул на хирурга. Тот только с досадой махнул рукой, очевидно, приказывая не вмешиваться. Спецназовец остался на месте, загораживая проход, чтобы, не приведи Господи, не ворвался кто-нибудь еще. Больше таких решительных среди пассажиров не оказалось.
Около операционного стола вся решительность меня покинула. Этот парень лежал здесь же. Весь в крови, вообще — выглядел отвратительно, но все же подавал явные признаки жизни, что внушало хоть какую-то призрачную надежду. По долгу службы я прекрасно знаю эту больницу и ее персонал, и была сильно удивлена, что хирург стоит в стороне, а к операции на полном серьезе готовится священник. Которому по штату тут, вообще говоря, было не место.
Сзади неслышно подошла Анна — одна из ассистенток и молча, набросила мне на плечи белый халат. Я одарила ее признательным взглядом и вправила руки в рукава. Священник-хирург в это время рылся в своем дорожном мешке. Наконец, со вздохом извлек хирургическую салфетку — мешок отправился на стоящую рядом табуретку, где в беспорядке пребывала одежда раненого. К удивлению, священник подчеркнуто не пользовался помощью местных работников, но те ему, очевидно, полностью доверяли — салфетка утерла кровь, кстати заметить — на удивление густую. Новая к счастью не сочилась и это был хороший признак, черт побери!
— Сударыня! — обратился святой отец тем временем ко мне, — вы обратили, конечно, внимание на цвет крови?
Я кивнула. Кровь действительно выглядела, чуть ли не черной.
— И понимаете, что это значит?
Вопрос должен был поставить в тупик, но совершенно пропало чувство юмора. Я так же молча покачала головой. Подумала и пояснила: «У меня на данный момент нет ничего кроме смутных подозрений, недостойных даже того, чтобы над таким задуматься, не говоря уж — высказать вслух. Но зато я прекрасно понимаю другое: он только что спас мне жизнь. Можно сказать, персонально мне. И я считаю себя обязанной быть с ним до конца. А если так повезет, что ему полегчает, как минимум — выразить ему свою признательность».
— Ну, скажем, это последнее можно и немедленно, — отозвался святой отец, — но, вы, пожалуй, правы — сейчас он, мягко говоря, не в форме. К этому вопросу мы еще вернемся. Ну, и как вас зовут, дружище? — сказал он приветливо, переводя взгляд на пациента.
— Мое настоящее имя мне не нравится. Да, я его, честно сказать, сейчас и не очень помню, — ответил тот слабым голосом, — И предпочитаю представляться форумным ником — Шахерезага.
— Ну, что ж, прекрасно. Это многое проясняет, — сказал священник, — тогда последний контрольный вопрос. Кто по вашему мнению я такой?
— Священник, конечно. Православный священник, — чуть слышно пробормотал парень. Сил у него явно уже не осталось. Но и сам факт столь осмысленного ответа просто поражал.
— Ну, что ж, девушка. Сейчас я его забираю. И если вы хотите, можете отправиться со мной. Но должен предупредить. Это короткое путешествие может иметь для вас серьезные последствия. Более чем серьезные. Итак, вы решаетесь?
— Конечно, это дело чести! — собрав всю свою решительность, пробормотала я, неожиданно на полном серьезе приняв его предупреждение за чистую монету.
Святой отец извлек из кармана мобильник.
— Сантьяга! — обратился он невидимому собеседнику, — Это брат Ляпсус. Я направляюсь в обитель и беру с собой одного, очевидно, из ваших потеряшек. Мы будем благодарны, если вы прибудете немедленно...
Сантьяга — знакомое имя, послужившее, как ни странно, подсказкой. Честно говоря, я думала — бабушка, травница совсем с ума сбрендила, когда рассказывала сказки про тайный город, существующий якобы на территории современной Москвы. И про навов — темный народ — прежних владетелей Земли. Вот как раз — все как на подбор — такие вот брюнеты. Только она советовала держаться от этих подальше. А я, можно сказать, считай, влюбилась. Вот, выжил бы только. Я-то думала — совсем сбрендила старая...
Мобильник отправился в карман робы, мешок — за спину, перед столом — в головах пациента закружился черный вихрь — точно такой же, как пять минут назад там, на улице, брат Ляпсус аккуратно взял раненого на руки, я подхватила с табуретки его костюм, крепко вцепилась в черный локоть и мы дружно шагнули в черноту...
Вихрь развеялся, и Нинка исчезла, а я даже не успел ничего ей сказать вдогонку. Увидимся ли теперь вообще? Я ведь прекрасно слышал брата Ляпсуса. Только неожиданно обнаружил, что парень — высокий стройный брюнет — по-прежнему на операционном столе. Голова шла кругом, трудно было сосредоточиться и решить — тот же самый или другой. Выглядел он теперь куда лучше.
Хирург решительно подошел к столу, взял из рук ассистентки хирургические перчатки и тихо, но твердо бросил спецназовцу в дверях, — прошу посторонних покинуть помещение!
Меня уговаривать не пришлось, но предательски выступили слезы. Даже платок не помогал. Пришлось низко опустить голову.
Пока шел к выходу, в дверь успел ворваться еще один тип — мой сосед из пассажиров — с крупным красным лицом.
— Я до тебя все-таки доберусь, стерва! — неожиданно истерически закричал он. Парни спецназовцы тут же скрутили его и вывели.
Этот парень на операционном столе — производил странное впечатление. С одной стороны, раны больше не кровили. Выглядел он теперь куда как лучше, чем пять минут назад...
И вдруг глаз резанула безвольно откинутая рука. Склоненная набок голова. Закрытые глаза...
В коридоре крикун уже тихо оправдывался, что-то объясняя крепко державшим его ребятам. Бандиты — все четверо — с тревогой заглядывали в операционную.
А оттуда санитары мрачно вывозили каталку, полностью накрытую простыней. Под которой угадывались очертания тела...
Что-то здесь нечисто, — подумал Борис, — будь все именно так, Нинка непременно была бы сейчас здесь.
— Послушай! — сказал Антон, командир спецназа — тот самый, который стоял в дверях, — с Нинкой вы разберетесь сами. Но по этому вот поводу я хочу тебе кое-что сказать...
— Понятно, они увозят эту каталку, а должны бы оставить ее вам! — проворчал в ответ Борис.
— Товарищ капитан! — перебил его боец, — они грузят каталку в машину...
— Все в порядке! — ответил тому Антон, — составь протокол. Пусть всю ответственность берут на себя. Ну, ты и сам знаешь! Не впервой...
— Сам я в таких делах не участвовал, но по долгу службы знаю, — продолжил Антон, обращаясь уже к Борису, — это называется службой утилизации. Что к чему — без бутылки не разберешься, а на службе — сам знаешь. Одно тебе скажу — не знаю, жив этот парень или мертв, но это — то, что там на тележке — к нему отношения не имеет...
Сплит
1. По ком звонит колокол. Эрнест Хемингуэй.
2. Стивен Хокинг и Роджер Пенроуз. Природа пространства и времени Санкт-Петербург. Амфора. 2007. Цитируется теория пространства твисторов Роджера Пенроуза.
Серый Волк © 2014
Обсудить на форуме |
|