|
КМТ
 Учебники:
Издатели:
Ссылки:
|
Страсти вселенские Сергей Фирсов © 2014 О СОМНИТЕЛЬНОЙ ПОЛЬЗЕ ПОЗИТИВНОЙ РЕМОРАЛИЗАЦИИ «...звезды спокойно сияли на темно-голубом своде, и мне стало смешно, когда я вспомнил, что были некогда люди премудрые, думавшие, что светила небесные принимают участие в наших ничтожных спорах за клочок земли или за какие-нибудь вымышленные права!..»
« — Вы счастливы в игре, — сказал я Вуличу...
— В первый раз отроду, — отвечал он, самодовольно улыбаясь, — это лучше банка и штосса.
— Зато немножко опаснее.
— А что, вы начали верить предопределению?
— Верю; только не понимаю теперь, отчего мне казалось, будто вы непременно должны нынче умереть...»
Михаил Лермонтов
(информация для служебного пользования )
ЭКРАН ПЕРВЫЙ
Больше всего раздражал, конечно, свет. Его здесь было как-то неуёмно много. Комната представляла собой куб с ребром примерно в пять метров. Гладкие зеркальные стены, и такие же точно пол и потолок. В центре — открытый круглый стол-стеллаж из белого пластика, под завязку заполненный книгами. И по обе стороны от стола — две одинаковые брезентовые раскладушки. Вот, собственно, и всё.
Темноволосый и черноглазый Балберит лежал на спине, закинув руки за голову, и тщетно пытался хоть что-нибудь вспомнить. Но кроме имени, привычного и довольно звучного, память не выдавала никаких зацепок. На любые стандартные вопросы — кто я? где я? как я сюда попал? — мозг отвечал ошарашенным молчанием, и Балберит, едва сдерживая злобу, мог лишь в бессилии скрежетать зубами. Впрочем, ощутимого облегчения это ему не приносило.
Сосед его, роскошный блондин с выцветшими бледно-голубыми глазами и не менее звучным чем у него именем — Соннелон, кажется, напротив, нисколько не тяготился своим положением. Отыскав себе занятие по душе, он с невероятной скоростью читал книгу за книгой, хватая их наугад, а прочитав, бросал прямо на пол, ни мало не заботясь о поддержании даже видимости порядка. В среднем на том толщиной в четыреста-пятьсот страниц у него уходило около десяти-пятнадцати минут. Соннелон работал, как машина. Единообразно и монотонно. Тянул из кипы очередной том, читал, бросал. Снова тянул, читал, бросал. Между томами иногда коротко глядел в потолок.
— Интересно, кому это надоест раньше? — спросил Балберит, когда количество прочитанных и разбросанных фолиантов пошло на вторую сотню.
— Ты придумал занятие получше? — уронил Соннелон, не отрывая взгляда от страницы.
— Надо вспомнить, что с нами было до того, как мы попали в этот каземат.
— Я уже пробовал, — сказал Соннелон. — Бесполезно. Пока не лечится.
— И ты думаешь, чтение тебе поможет?
— Поможет скоротать время.
— Что-то подсказывает мне, что времени у нас навалом, — сказал Балберит. — Успеем стать философами.
— Я всего лишь коплю ненависть, — сказал Соннелон. — Некоторые тексты этому очень способствуют. А некоторые наталкивают на любопытные мысли. Вот, например, «Фаталист». Тебе видно? — Он потряс толстой книжкой в темно-вишневом коленкоровом переплете. — Вещь крохотная, но проникновенная. Не желаешь ознакомиться?
— Не терплю стихов, — скривился Балберит.
— Это не стихи.
— Но ведь автор — поэт, я его, кажется, знал когда-то.
— Поэт. Но это не стихи. Держи!
Балберит ловко подхватил брошенную ему книгу и провел ногтем указательного пальца наискось по форзацу, а затем раскрыл на странице с оглавлением и невесомо скользнул тем же ногтем по строкам сверху вниз.
— И что? — спросил он, хлопнув обложкой.
— Фатализм, — произнес Соннелон со значением. — Наличие подобных воззрений доказывает существование божественной воли. А если все предопределено заранее и в мире нет случайностей, и кто-то последовательно воплощает в жизнь готовый план, значит, есть и тот, кто этот план составил. Автор.
— Блестящая логика! — усмехнулся Балберит. — Бог играет костями, а не в кости. Но ведь гораздо интереснее другое. Насколько, например, прочна и незыблема связь явлений в заданных высшей волей пределах?
— Объясни.
— Изволь. Мы живем в мире, битком набитом стереотипами. Судя по этой вот книжной лабуде. И если в первом акте на сцене появляется пистолет...
— Во втором он непременно выстрелит.
Балберит досадливо отмахнулся.
— Нет, я о другом. Насколько жестко детерминирована связь между пистолетом и мечом, от которого гибнет несостоявшийся самоубийца?
— Между пистолетом и саблей, ты хочешь сказать.
— Саблей. Мечом. Не суть.
— Интересный вопрос.
— И чтобы найти ответ на него, необходимо замутить эксперимент.
Соннелон сел на край раскладушки, поскреб в затылке, потом запустил руку под брезент и неожиданно извлек оттуда старый кремниевый пистолет со взведенным курком.
— Да пожалуйста! — Вздернув дуло к виску, он не колеблясь нажал на спусковой крючок.
Грохнул выстрел. Пуля прошибла голову Соннелона навылет, унырнула в глубь стола-стеллажа и с тупым чмоком впилась в один из многочисленных томов человеческой мудрости.
Соннелон с удивлением оглядел дымящийся пистолет у себя в руке и часто, по-лошадиному затряс головой.
— Щеко-отно!
— Идиот! — произнес Балберит с восхищением. — Классический!
Одним молниеносным движением он вскинулся на ноги. Оправил на себе дурацкий клетчатый халат, крутнулся вокруг оси и вдруг вынул из воздуха громоздкий двуручный меч с иссиня-черным клинком и оправленной в золото рукоятью.
— Ого! — сказал Соннелон. — Дюрандаль! Никак не меньше.
— Шею освободи! — невозмутимо предложил Балберит.
— Ну уж нет! — сказал Соннелон. — От этого и развоплотиться можно. Пойдем-ка лучше наружу.
Балберит с шипением потянул в себя воздух ноздрями и взмахнул мечом.
ЭКРАН ВТОРОЙ
— Отменно придумано! — похвалил Вулевич. — Просто отменно! Ребята из группы захвата, оказывается, иногда способны и головой работать. Реморализация сущностей при помощи нестойкого воздействия сокровищами мировой литературы. Соберем выкладки и можно патентовать.
— П-повтори! — Печерников был несколько пьянее директора. Они отмечали нечаянную победу уже второй час и успели за это время уговорить полторы бутылки марочного коньяка.
— Реморализация сущностей... — начал было Вулевич, но Печерников обессилено махнул рукой:
— А и неудивительно.
— Дорогой мой Олег Витальевич! Нет, ну ты скажи, пожалуйста, сколько должен прожить среднестатистический человек, чтобы начать хоть чему-нибудь удивляться? Мало тебе технологической революции? Мало тебе плоского телевизора в каждый дом? Умных пылесосов, кухонных комбайнов и всяческой околоэлектронной нечисти? Мало интернета и возможности виртуально бродить в местах, до которых не дойти и не доехать никаким транспортом? Мало телефонов, умещающихся в нагрудном кармане сорочки? Неудивительно? Ну так вот тебе открытие «м-поля»! Синтезируй реальность, если хватит воображения. Проблемы с воображением? Вот тебе еще и побочный эффект использования вышеназванного «м-поля». «Пеленание» некротических сущностей. Выстраивай мосты в потусторонний мир! Расширяй границы познания!
— П-пеленали, п-пеленали и доп-пеленались! — с трудом выговорил Печерников и расплескал в бокалы остатки коньяка. — Стерли на хрен первичный слой памяти. Теперь даже не понимаем, кого удалось взять.
— Не волнуйся, Олег Витальевич. Реморализация свое дело сделает. Сущности себя обязательно проявят.
— Иван Генрихович! З-золотое человечище! Т-твое здоровье!
Звякнуло стекло.
Вулевич взял из вазы зеленоватое яблоко и, откусив сразу половину, сочно захрустел. Печерников воевал с куском суджука, пытаясь подцепить его на вилку.
— Руками бери, — посоветовал Вулевич.
Печерников последовал совету. Ухватил пальцами и принялся вдумчиво грызть жестковатый кусок.
— А как ты все-таки д-думаешь, Иван Генрихович, кто нам на этот раз достался? На обычных духов вроде не похоже.
Вулевич картинно оттопырил нижнюю губу.
— Похоже... не похоже... Кто их теперь разберет?.. Ждем, пока они все книжки перечитают и ума хоть немного наберутся. Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется... — вдруг с чувством продекламировал он и громогласно заржал.
— Ребятам надо бы п-премию, — неожиданно вспомнил Печерников. — И сторожу, Максим Максимычу. За то, что вовремя сориентировался.
— Выплатим, — сказал Вулевич. — Само собой. А как же! — Он прислушался к каким-то потаенным процессам внутри себя. — Давай-ка уже, наверное, по кофейку.
Печерников молча кивнул.
— Лида! — позвал Вулевич. — Где ты там? — В дверях появилась секретарша. Глазищи, как омуты. — Организуй нам черненького, — попросил Вулевич. — Да покрепче. И корички добавь, как Олег Витальевич любит.
Секретарша составила на разнос пустую посуду и удалилась, эффектно подрагивая бедрами. Печерников проводил ее замаслившимся взглядом.
— А что, Иван Генрихович, Лида ведь у нас, как мне помнится, без комплексов? Может, давай как в прошлый раз? Двустороннее взимо... взъ... аимо... проникновение?
— Да ты же уснешь на теле, — сказал Вулевич со смешком. — Казанова!
— Она такая сладкая, — сказал Печерников мечтательно.
— Диабет тебе в диагноз, — сказал Вулевич и лениво шевельнул компьютерной мышкой, оживляя экран монитора.
Лицо его немедленно вытянулось.
— Тревога! — сказал он и сразу закричал во весь голос. — Лида! Артур! Михалюк! Максим Максимыч! Вы что там? Уснули? Активация завесы! Быстро! Сквозной прорыв в отсеке!
Печерников, беспорядочно дергая руками, стал подниматься со своего насеста. По коридору забухали тяжелые каблуки. Где-то в недрах бункера родился противный нарастающий звук сирены, за дверью посыпалось стекло.
— Поздно, — вдруг сказал Вулевич совершенно бесцветным голосом и одну за другой нажал пару кнопок на эргономичной клавиатуре.
Под потолком вспыхнул гигантский плазменный экран, на котором видна была часть прозрачного кубического отсека с разбросанными книгами и идущий от «смотрилки» коридор. Стенка куба была развалена надвое, словно кто-то вскрыл ее гигантским консервным ножом. Сам отсек был пуст, обе сущности испарились, а перед входом в «смотрилку» бесформенной тушей лежало что-то, в чем Печерников с ужасом узнал тело Артура.
— Там же поляризованный стеклогранит, почти метр толщиной, — сказал он с ужасом. — Какого черта там происходит?
— Это не там, — сказал Вулевич и вытянулся во фрунт. — Это уже здесь.
Едва он это проговорил, дверь от чудовищного удара извне рухнула внутрь кабинета всей плоскостью, точно никогда и не знала петель, а была лишь свободно прислонена к косяку. В образовавшийся проем шагнул изловленный давеча блондин. Был он в штатном клетчатом халате и босиком. В левой руке держал архаичный кремниевый пистолет, а правой волок по полу, ухватив за волосы, упирающуюся Лидочку. Следом вошел темноволосый. Он был в таком же точно халате, и тоже — босиком. А в руках у него был внушительных размеров меч с багровыми от крови долами. От меча шел пар, как от разгоряченного тела, выбравшегося из сауны на мороз.
— Господа-а! — протянул Печерников. — Гос...
В лоб ему уперлось дуло пистолета, и он замолчал, инстинктивно делая шаг спиной назад, к стене. Лидочка чуть слышно всхлипывала, ничком распластавшись на паркете.
А черноволосый вдруг прыгнул с места двумя ногами вперед и оказался на столе прямо перед Вулевичем. Иван Генрихович неловко потянул руку вверх, словно пытался заслониться от нависшей над ним угрозы, но черноволосый с молодецким хэком ударил мечом ему прямо в основание шеи, и протрезвевший за минуту до того Печерников тряпичной куклой, с белым, как мел, лицом сполз по стене на пол.
Задушенно пискнула Лидочка.
— Ты спрашивал о детерминизме, — сказал блондин. — Так вот. Я думаю, между пистолетом и мечом жесткой детерминированной связи нет. Меч всегда сам находит подходящую шею. Ну или хотя бы руку, которая сможет им управлять.
— Знать бы еще, какая голова отдает приказы той руке, — отвечал ему черноволосый и, определив меч на сгиб локтя, словно это был не меч, а новорожденный младенец, любовно покачал древнее оружие.
ЭКРАН ТРЕТИЙ
Борис потянулся к чашке и, готовясь испытать привычное наслаждение, медленно отхлебнул.
Сморщился. Сказал капризно:
— Кофе опять холодный.
— Так ведь тебя не дозовешься.
— Ленточка, но ведь я работаю. Ты хочешь, чтобы я все бросал и по первому твоему зову немедленно бежал на кухню?
— Ага. Было бы неплохо.
— Извини.
— Борик, ну при чем тут — извини? Я хочу, чтобы ты кушал горячую пищу. Да и что за удовольствие — разогревать по несколько раз?
Он грустно покивал.
— Ты зовешь, а я в этот миг далеко отсюда. Прервусь на середине фразы, потом опять ловить ритм, растворяться в тексте. Бывает не просто некомфортно. Больно.
— Ну уж и больно? — Лена недоверчиво округлила глаза.
— Я серьезно. Это как тупым ножом по застарелой болячке. Я, когда пишу, все время словно занимаюсь выдавливанием затвердевших нарывов. Потому и выматываюсь так, будто целый день лопатой махал. Вот, посмотри, — Он придвинул к ней тонкую стопочку мелко исписанных листов и пошел к плите — варить себе новую порцию бодрости.
— И что это будет? — спросила она, перевернув последнюю страницу. — Роман?
— Вряд ли, — сказал он. — Масштаб мелковат. Скорее всего повесть. Или даже большой рассказ.
Пока она читала, он неспеша цедил собственноручно сваренный кофе и исподтишка наблюдал за ее реакцией.
— Мило, — сказала она и отложила рукопись. — Такое постмодернистское начало. Ни за что не угадать, что будет дальше.
— А ведь тебе не понравилось, — вдруг понял он. — Не понравилось. Что, совсем плохо?
— Да не то чтобы... — Она поежилась внутри своего халатика. — Просто я этого не понимаю. И не верю, если честно.
— Ну вот, — сразу расстроился он. — Откуда же мне силы брать, если даже ты в меня не веришь?
— Да не в тебя, глупый. В героев этих не верю. В реальность такую. Демоны эти беспамятные. «М-поле» какое-то выдумал. Это ж ловцы, оперативные работники их, как ты выражаешься, «спеленали»? А где они вообще на них могли наткнуться? В засаде поджидали?
— Ну-у, — протянул Борис неопределенно. — Разве это так уж важно — где? Демоны, они нынче повсюду.
— А реморализация? — спросила Лена. — Это вообще что за зверь?
— Мечта, — вздохнул Борис. — Скорее всего абсолютно неосуществимая.
— Книжками никого перевоспитать нельзя, — убежденно заявила Лена.
— Вот тебе раз! — сказал Борис. — А чем же я тогда занимаюсь, по-твоему?
— Ты? — Лена посмотрела на него как-то по-новому. — Деньги зарабатываешь. Эго собственное почесываешь. Ищешь нехоженые тропы в языке. Немножко играешь в демиурга. Еще?
— Продолжай, — сказал Борис угрюмо.
— Еще меня иногда любишь, — сказала она, кокетливо стреляя прищуренными зеркалами души.
— Ну это-то... — угрюмости Бориса как не бывало. — Ты же моя Ленточка, — произнес он нежно. — Ленточка победителя.
В миг она оказалась у него на коленях и, обвивая его шею руками-прутиками и явно подражая кому-то, с аффектацией прорычала:
— Порви, порви меня в клочья, ковбой!
Нет, даже когда переигрывала, она была просто прелесть! А может, она и не переигрывала вовсе?..
От ее напора Борис слегка обмяк, но руки все-таки положил куда нужно и сразу почувствовал, насколько лишним и неуместным стал ее халатик.
— Вечером, — шепнул он ей прямо в ухо. — Залюблю до смерти.
— Тю, офицер! — сказала она голосом площадной шлюхи и, игриво шлепнув его по предплечью, отстранилась. — Стану я дожидаться вечера! У меня вона — очередь на полгода вперед расписана.
Он с удовольствием поцеловал ее, но не огненным поцелуем, а скорее успокаивающим. И спросил, как ребенок, гнущий в свою сторону.
— А по поводу прочитанного больше ничего не скажешь?
— Про контору твою дурацкую?
— Почему это дурацкую? — даже не обиделся, а скорее удивился Борис.
— Конечно, дурацкую, — сказала Лена непримиримо. — Куча нелепых ассоциаций. Ну, например, с «Охотниками за привидениями».
— Действительно? — не поверил Борис.
— Сослагательно! — передразнила она. — Руководство — полные дебилы. У них под носом такое творится, а они коньяк жрут ломтями. Ну вот зарубили руководителя, а дальше-то что?
— Посмотрим, — сказал он неопределенно. — Есть у меня одна задумка.
— Ты что, обиделся?
— Вот еще!
— Не обижайся, дяинька, — попросила она тоненьким девчачим голоском. — Сам ведь хотел...
— Как бы тебе... Понимаешь... Там ведь пока не все линии видны, — сказал Борис. — С «М-полем» нет полной ясности. Они там думают, что память демонам стерли, а это не так. Это просто совпало. Они их только поймали. Ну и упустили тоже. А память — это совсем другая история. Памяти Балберита и Соннелона другие силы лишили. Те, которые потом оружие подкинули в нужный момент.
— Что же это за силы?
— Более могущественные.
— Тот, чье имя нельзя называть? Типа Воландеморт?
— Ага. Почти.
— Ну ты смотри там, разберись с ними по-взрослому.
— Конечно, — сказал Борис серьезно. — Они у меня, знаешь, где? Во-от они у меня где! — Он потряс сжатым кулаком. — Я им воли не дам. Пусть даже не надеются. Ты текст набрать хотя бы поможешь?
— Куда я денусь, — вздохнула она, целуя его в небритую щеку.
— Ленточка, — сказал он, смакуя. — Ну, всё. Я пошел биться со своими демонами.
— Может, хотя бы имена поменяешь, — предложила она. — Есть ведь более известные. Те, что у всех на слуху. Вельзевул там. Или Левиафан.
Борис задумался.
— Нет, — сказал коротко. — Пожалуй, нет. — И на немой вопрос Лены ответил. — А грыц его знает. Наверное, потому, что у каждого — свои демоны.
ЭКРАН ЧЕТВЕРТЫЙ
Вид у Верховного Архангела был усталый и виноватый. Волосы надо лбом слиплись. Под глазами залегли серые тени. Нимб почти не светился, а крылья за спиной жалобно обвисли. Он стоял перед небесным троном, понурившись, словно нерадивый ученик перед любимым, но строгим учителем.
— Как это прикажете понимать, Михаил? — судя по тону САМа, ему совсем не было жалко повинную голову. — Что вообще происходит? Может, вы разъясните старику? Снизойдёте, так сказать...
— Ваше Всевластие!..
— Два демона из первого лика, странным образом лишённые памяти, заперты в каком-то наспех сконструированном бункере... — напористо продолжал САМ. — Заняты там чтением беллетристики. Вам не удивительно?.. Мне чрезвычайно удивительно. Это что, эксперимент? Каковы его цели? Кто автор? И почему при этом гибнут слабые земные создания?
— На самом деле там погиб только один, Ваше Всевластие! Собственно, хозяин бункера.
— По вашему, этого мало?
Михаил робко переступил с ноги на ногу.
— К сожалению, люди по природе своей крайне хрупки. Земное время их невелико. Харон едва успевает перевозить новичков через Стикс.
— Вы за Харона не переживайте! У него сейчас прекрасный паром. С завидной вместимостью. И быстроходный. В жалобной книге сплошные благодарности. Скажите лучше, как в руки херувима попал меч Роланда?
— Понятия не имею, Ваше Всевластие. Думаю, это всё происки Рогатого. Включая временное и частичное беспамятство Балберита и Соннелона. Интриги на нижнем этаже — обычная история. Может, дело дошло уже до сведения счётов с ближним кругом?.. Простите, не ведаю.
САМ побарабанил пальцами по подлокотнику трона.
— А эти дармоеды? Варнава и Стефан! Они ведь у нас штатные противостоятели, кажется? Они что себе думают? Шагнули в вечность, а там хоть трава не расти? Насколько я знаю, первый всё свободное время посвящает попыткам трансформировать собственные тезисы в подложное евангелие... А второй, еще при жизни познав теофанию, занят составлением коллекции камней, которыми его побили евреи в Иерусалиме. А кто, спрашивается, будет контролировать демонов первого лика? Дураку же понятно, что весь этот мир держится на противостоянии. Так какого ж... — Михаил предостерегающе поднял указующий перст, — ...фера! — выдохнул САМ. — Если адепты Тьмы перегрызутся между собой, и Свет возобладает, никому от этого легче не станет. Напротив, грянет масштабная катастрофа. Вселе-е-енского порядка! И даже я ничего не смогу сделать. Мы должны всеми силами стараться поддерживать равновесие. Существование Тьмы уже само по себе является залогом существования Света. Неужели это недоступно?
— Это доступно, Ваше Всевластие! Я разберусь. Виновные будут примерно наказаны.
— Ладно, ладно, — сказал САМ, смягчаясь. — Каждому по делам его!.. Но люди, люди-то, а! Каковы! Вот хоть писателишка этот! Возомнил о себе... САМ не ведает что. И не без оснований, не без оснований, если уж на то пошло. Тут вон какое миллионнолетие живешь-живешь и никак не находишь времени толком сесть за мемуары, а этот... мотылёк... на лету практически... Но как, по каким признакам ему вообще удалось столь четко считать хронику происходящего? Откуда это мощное творческое начало у зарывшегося в бумаги аутиста?
— Ну-у... Вы же лепили их по образу и подобию, Ваше Всевластие. А бумага кстати у большинства из них уже не в ходу. Этот писатель скорее исключение. Они теперь в основном пишут с помощью компьютеров.
— Это еще что такое?
Михаил поморщился.
— Переплавленная в реальность вытяжка из очищенной благодати. Точнее даже не из самой благодати, а из одной из составляющих фракций. Они называют это высокими технологиями. — Он едва уловимо пожал плечами. — Потихоньку тянут одеяло на себя. Вы ведь не возражаете...
САМ недовольно покряхтел.
— Это не в моих правилах.
— Я знаю, Ваше Всевластие.
— Благодать, конечно, контрабандная? Или Вельзевул с Маммоной вовсю гонят ректификат?
— Скорее всего второе. Проверить?
САМ вздохнул.
— Полагаю, давно надо было проверить... Михаил?
— Да, Ваше Всевластие!
— Я уже боюсь спрашивать... Такая больная тема. Насчет перепланировки дворцовых покоев... — Михаил счел за лучшее промолчать. — Левое крыло в виде туманной мыслеформы существует уже сколько лет? Напомните-ка. От сотворения Мира, полагаю? Значит, чуть менее шести тысяч лет?
— Меньше, Ваше Всевластие. Существенно меньше.
— Жизнь на чемоданах нервирует, Михаил, не находите?
— Вы совершенно правы.
— Верно говорят, если что-то хочешь сделать хорошо, лучше всего сделай это сам. Здравая мысль, как вы считаете?
— Чрезвычайно здравая.
— Порой мне кажется, что это я ее высказал, Михаил. Только вот, к несчастью, забыл — когда и по какому случаю. Зарекался ведь: записывай, а то забудешь... ммммммм... Не бытие, а сплошное расстройство... А где позитива набраться, спрашиваю я вас? А? Может, попробовать эту... как ее?.. реморализацию?.. А чего? Обложусь книжками... Стану мудрость чужую впитывать. Молчите?.. А почему молчите?.. Гляжу вот я на вас... Молодой. Энергичный. При чинах. Но мне отчего-то делается тревожно. По настоящему тревожно, Михаил. Вас ведь что-то беспокоит?.. Я прав?
— Да, Ваше Всевластие! Беспокоит, с вашего позволения. Сущая малость. Это недремлющее око в небе. Оно странным образом дробит сознание, лишает сна, не дает сосредоточиться на поставленных задачах. Нельзя ли с ним что-нибудь сделать?
САМ удивленно изогнул правую бровь.
— Раньше, насколько я помню, вам это не мешало.
Верховный виновато развел руками.
— С годами все мы хотим чуть больше личной свободы.
— Куда уж больше, — проворчал САМ и, повозившись на троне, кратковременно смежил веки.
Верховный запрокинул голову вверх. Око в небе померкло.
— Да, Ваше Всевластие, так гораздо лучше. Правда.
— Ну не могу же я бдить с закрытыми глазами! — фыркнул САМ. — Придется какое-то время вам потерпеть.
— Разве есть что-то такое, чего вы не можете, Ваше Всевластие? — искренне изумился Михаил.
— Есть, есть... на холке шерсть, — сказал САМ, даже не пытаясь скрыть легкое раздражение и жестом давая Михаилу понять, что аудиенция окончена.
Архистратиг поклонился в пол и стал медленно удаляться.
САМ поглядел ему вслед, поднялся с трона и, воздев руки, потянулся до легкого хруста в суставах. Затем сказал в голос, не заботясь, услышит ли его слова Михаил:
— А Балбериту надо все же отдать должное... Удар у него хорошо поставлен. Ай, да архивариус!
САМ неспеша покинул открытую террасу и ступил под своды небесного дворца. Залитый ослепительно-белым светом холл был разделен строго пополам необъятным и слегка припыленным целлофановым занавесом. Одесную все было знакомо и исхожено вдоль и поперек. Ошуюю клубилось будущее — нереализованные мечты, желания, в принципе недостижимый с нынешними работничками уют.
САМ свернул в узкую боковую дверцу и по винтовой полутемной лестнице поднялся на чердак. Спотыкаясь о разбросанный тут и там многовековой хлам, пробрался к слуховому окну, ведущему на крышу. Подхватив мохрящийся край тоги и с трудом сохраняя равновесие, выбрался на черепичную поверхность. Солнце теперь висело значительно ниже, за границей кровли, и навстречу ему щедро распахнулась звездная бездна.
САМ сделал несколько размашистых движений рукой, словно протирал запотевшее стекло. Надоевший до оскомины рисунок звезд переменился. САМ постоял немного и снова протер несуществующее стекло. Звезды на этот раз стали чуть меньше и ярче, но зато среди них четко обозначились два миндалевидных ока. Чужие желто-зеленые глаза, не мигая глядели на него из головокружительного далека.
САМ нервно покусал нижнюю губу и наморщил лоб.
— В молчании твоем я вижу превосходство, — сказал он шепотом. — А ведь нам наверняка есть о чем поговорить с тобой... Ну, может, не сейчас... когда-нибудь...
Сергей Фирсов © 2014
Обсудить на форуме |
|
