|
КМТ
 Учебники:
Издатели:
Ссылки:
|
Страсти вселенские Ольга Алёшина © 2014 Улыбка Дипавали Анину бабушку считали ведьмой.
— Тёмные люди, живут в деревушке рядом с Трансильванией, они и в графа Дракулу до сих пор верят, — сказала маме обиженная девушка, вспоминая последний визит в деревенский дом. Не очень-то дружелюбно её там встретили. Одна из соседок, плюнув себе под ноги, прошипела Анюте в спину:
— Глядите-ка, ведьмина внучка заявилась. Выросла! Что ей нужно после смерти Полины-то?
Вздрогнув, Аня не обернулась. Она приехала вспомнить детство, отдохнуть. Десять лет прошло, как не стало бабушки, но как живучи слухи!
— Ты же знаешь, что это неправда, — ответила мама. — Не вспоминай глупые слова. Твоя бабушка была самой хорошей. А как она пела! Золотой голос. Маленькая, я заслушивалась её песнями. И не я одна. Люди завидовали, вот и назвали ведьмой. За красоту, за талант, за то, что её полюбил мой отец. Успокойся, родная, забудь. Скажи, а ты помнишь шкатулку? — неожиданно перевела разговор мама.
— Конечно, помню!
Раньше Аня приезжала к бабе Полине каждое лето. Наслаждалась природой, купалась в местной речке, загорала на берегу, плела венки и пускала их по воде. Большего раздолья она не встречала нигде.
Дома Аня занималась танцами, ходила в танцевальную школу. Желая похвастаться, девочка как-то раз показала бабушке один танец, и та погладила внучку по голове:
— Талантливая ты у меня.
Похвала так обрадовала Аню, что именно в то мгновение у неё появилась мечта — стать лучшей танцовщицей на свете.
Тогда бабушка показала ей шкатулку, но попросила хранить и не открывать до плохих времён.
— Талантливая... но приплывёт, внученька, тёмная туча, заволочёт твоё небо пелена боли, тогда открой, а пока не смей. Меня не будет, но шкатулка твоя.
— Почему тебя не будет, бабушка?
— Жизнь проходит, милая. Но ты помни, что я тебе сказала. Обещай, что не откроешь раньше времени.
— Обещаю.
Ане и в голову не пришло ослушаться бабу Полину. Конечно, она помнила подарок. Но ни разу не попросила показать, что там лежит.
— Сейчас, подожди, — мама ушла в другую комнату и через несколько минут вернулась с той самой загадочной шкатулкой. — Держи. Как и сказала бабушка — она твоя. Только...
— Что? — Аня удивлённо взглянула на маму.
— Говорят, за всё надо платить. Ладно, не слушай меня. Откроешь, как и сказано: в тяжелые времена. Сказки всё это, разумеется. Но в память о бабушке — бери.
Мама отчего-то задумалась и вдруг спросила:
— Хочешь, откроем сейчас? Не верю я в предрассудки. Интересно же!
— Нет, — не согласилась Аня, отгоняя любопытство. — Память есть память. И я обещала.
Прошло ещё три года. Анна, и прежде красивая, удивительно похорошела и неожиданно влюбилась. Увлечения одноклассниками и партнёрами по танцам моментально выветрились, разве кто-то из них мог сравниться с Димой? Он не торопил Анну, смотрел на неё, как смотрят на редкий экзотический цветок, словно боялся неловко смять нежные лепестки. Ровесники тянули руки, срывали торопливые поцелуи, а Анне не хватало именно такого восхищения и внимания взрослого человека. Впрочем, неизвестно, кто из них с Димой тогда признался в любви первым. Он задержал её вечером возле подъезда, обняв за плечи. Аня подставила губы, и два «люблю» слились в одно слово. Рядом цвёл куст жасмина, приятный запах до сих пор кружит голову, стоит мысленно вернуться в тот летний вечер. Потом они смеялись, вспоминая внезапное признание. И как Аня решилась? И так же быстро согласилась выйти замуж.
— Знаю, тебе всего восемнадцать, но если я сейчас не женюсь на тебе, то тебя уведёт первый встречный.
— Почему уведёт, Димочка?
— А ты себя в зеркало видела?
Смеялись, целовались, и Анна улетала от поцелуев и растворялась в нежных руках. Про зеркало Дима пошутил, но разве Аня хоть раз пожалела, что уже через два месяца стала его женой? То, что Дима из верующей семьи, её нисколько не смутило. Сама ни во что не веря, Анна не стала возражать, узнав, что муж верит в Бога. Верит и верит, какая ей разница? Главное — он любит её, остальное не важно.
Она продолжала заниматься танцами, и через год её пригласили в городской театр. Там молодая танцовщица неожиданно быстро добилась успеха. Их импресарио, Владлен Игоревич, уже через год-два мысленно прочил её в примы. И всё шло хорошо, пока на одном выступлении, в самый важный момент, Анна не оступилась и не потянула лодыжку. Спектакль детский, «Три толстяка», красочный шоу-балет с артистами, приглашёнными из цирка. Ане предложили Суок, и она гордилась первой важной ролью. Неужели Владлен Игоревич поверил в неё, и увидел в Ане достойную исполнительницу? Или это потому, что хрупкая и невысокая, она больше подходила на роль девочки? Как бы там ни было, но Суок ей досталась. На репетициях всё проходило гладко, но на первом спектакле Аня неожиданно сделала неудачный поворот и упала. Дети даже не смеялись, для них неловкость накрашенной куклы оказалась естественной, но от боли и стыда Аня еле сдержала горькие слёзы. С кем не бывает, но для танцовщицы шоу-балета это настоящая беда, почти несмываемое пятно. Упасть во время выступления — такое и в страшном сне не приснится!
Дима не мог успокоить, Аня рыдала всю ночь, прощаясь с карьерой. Под утро, до рассвета, встала и, хромая, нашла бабушкину шкатулку. Дима задремал, и Анюта осторожно открыла подарок.
— Вот и приплыла тёмная туча, баба Полина, всё заволокла, — прошептала Анна. — Я без танца жить не могу, а Владлен Игоревич меня теперь и на подтанцовку не поставит. Что же мне делать?
На дне шкатулки лежала светлая женская статуэтка. Аня осторожно достала её и с удивлением обнаружила, что статуэтка не из дерева и не из металла. Не фарфор, не стекло, что-то похожее на лунный камень. Искусно исполненная вещица. Женщина улыбалась. Прелестное лицо, четыре руки, ладонями вверх. Индия? Странно...
Анна поставила статуэтку на столик. Не может быть, чтобы баба Полина подарила ей обычную вещь, пусть и красивую. Какой секрет скрыт в непонятной радостной улыбке? Аня снова взяла подарок в руки. И неожиданно услышала голос:
— Тебе больно. Сядь. Закрой глаза. Вот так. Думай обо мне. Кто я? У меня много имён. Одно из них Дипавали. Я олицетворение созидательных и разрушительных сил природы. Одна из ипостасей великой богини Кали. Я эфир, воздух, огонь, вода и земля. Я всё существующее, и всё существующее создано мной. Достаточно тебе?
Анна кивнула, не открывая глаз. Дипавали? Нет, ей это грезится. Наверное, наплакавшись, она уснула и сейчас видит сон. Но завораживающий, чарующий голос продолжил:
— Я знаю, танец — твоя страсть. Мне ведомы шестьдесят четыре искусства. Хочешь, я дам тебе возможность танцевать так, как танцую я?
Анна снова кивнула. Ей предлагали сокровище, и если это сон, то пусть, хотя бы во сне, она будет счастлива.
— Разве это сокровище? — рассмеялся приятный голос. — Дипавали может дать в тысячу крат больше, надо лишь поклоняться ей. Хочешь стать моей жрицей?
И Анна, соглашаясь, наклонила голову. Дивный сон! Она уже почувствовала лёгкость во всём теле, боль в ноге прошла, безумно захотелось танцевать. Аня поставила статуэтку на стол и встала. Осторожно открыв один глаз, потом второй, она убедилась, что это не сон. Дипавали стояла на столе и улыбалась.
— Танцуй! — прозвучал голос.
И Анна закружилась. Как легко давались движения, каким послушным стало тело! Танцевальные па, которые раньше она не могла исполнить, вдруг получались просто, словно Аня всегда обладала мастерством искусной танцовщицы.
«Как хорошо, как хорошо, как хорошо! — кружились мысли, — Это восторг, это невозможно, но я это могу! Дипавали, ты великая богиня, я буду твоей жрицей, только оставь мне танец!»
Рано утром Анна уехала в театр. Захватила статуэтку и поставила её на столик в гримёрке. Нога не болела, снова можно танцевать. Но не на сцене, а пока здесь. Владлену Игоревичу она покажется позже. Начав танец, она испытала прилив невыразимого блаженства.
— Аня! — голос Димы заставил её остановиться. — Что ты делаешь? Не нашёл тебя дома, сразу догадался, куда ты поехала. Но твоя нога...
— Она уже не болит, — Аня подбежала и обняла мужа. — Смотри, что могут мои руки!
Сделав несколько красивых гибких движений перед Димой, Анна снова закружилась в танце:
— Я могу так... и так... и так... и нога совсем не болит! Тебе нравится?
Но Дима почему-то не разделил её восторг:
— Ночью я услышал женский голос. Подумал: сквозь сон чего только не послышится. Но ты танцуешь. И нога... Кто сказал тебе: «Танцуй!»?
Аня, не прекращая танцевать, рассмеялась:
— Богиня Дипавали. Любимый, посмотри, она дала мне возможность танцевать лучше всех на свете! Это прекрасно, верно?
Но ничего прекрасного Дима не заметил, а фигурку богини на Анином столике увидел сразу.
— Она? — кивнул он в сторону улыбающийся статуэтки. — Ты хочешь сказать, что она ожила, вылечила тебя и подарила искусство танца?
— Да, да, да, милый! — Анюта продолжала кружиться. — Поверь мне, всё именно так. Дипавали оказалась в шкатулке, которую подарила мне бабушка. Она знала, что мне понадобится её помощь. Бабушка Полина знала всё! Богиня разговаривает со мной. Я стала её жрицей!
Дима видел только то, что Аня пришла в экстаз, не слышит и не видит опасность. Но он, кажется, понимал, что происходит. Идол говорит — невероятно, почти нереально, но, оказывается, возможно. Дипавали одаривает и заманивает — так они и поступают. Ещё не названа цена за подарки, но Анюта попалась, и надо вести себя осторожно. Спасти Аню и обмануть богиню трудно, но и бездействовать нельзя.
— Анечка, это потрясающе! Ты танцуешь... ты волшебница, я никогда не видел тебя такой красивой... иди ко мне.
Она рассмеялась и легко обвила Димину шею руками, намотав на кончик пальца прядь своих волос. Ту же прядь, незаметно, она оплела вокруг его шеи:
— Попался! Я набросила на тебя лассо. Ты мой! Не выпутаешься, это — петля любви!
— Анька! — Дима шутливо отбивался, пытаясь распутать петлю, но улучив момент, тоже незаметно, положил ей в карман юбки крестик. Получилось удачно, потому что, якобы освобождаясь от волос, Дима сорвал с себя серебряный крест, и Аня не заметила. Удачно, что она надела платье Суок из спектакля, и оно оказалось с большим карманом. Удача теперь ему понадобится, но случилось нечто непонятное: во время страстного поцелуя оба услышали голос:
— Отпусти его. Отойди от него. Ты моя жрица.
Аня вздрогнула, но послушно опустила руки. Петля из волос сама распрямилась и упала. Дима ещё продолжал обнимать жену, но почувствовал, что она уклоняется.
— Не слушай её, Аня! Это враг, я расскажу тебе...
— Запрети ему говорить, — приказал голос.
— Что расскажешь? Твой бог мне не помог, а она помогла!
— Послушай...
Анна, медленно, как во сне, поднесла палец к его губам:
— Помолчи, Димочка. Я устала. И отпусти меня.
Почему он послушался? Почему разжал объятия и замолчал? Почему?! Это последние мысли, которые промелькнули и исчезли. Дима чувствовал чужую волю и больше не мог сопротивляться.
— Дипавали, я твоя жрица. Я буду служить тебе и делать всё, что ты скажешь. Только не отнимай у меня Диму! Я люблю его.
— Моя жрица? И веришь, что я всё могу? Тогда у тебя нет других богов, кроме меня.
— Конечно, нет. Ты же подарила мне танец.
— Твой муж положил тебе в карман изображение того, кто не существует, ложного бога, который ничего тебе не даст. Выброси его.
Достав крестик, Анна удивлённо взглянула на Диму и бросила крест на пол.
— Дипавали, ты оставишь мне Диму?
Показалось, что статуэтка усмехнулась. Но она и так постоянно улыбалась. Чарующий голос произнёс:
— Пусть останется. Тебе нужен раб. Он будет любить тебя и исполнять все твои желания. Но запрети ему вмешиваться, запрети ему даже думать о нас. Задача раба — любить хозяйку.
Если бы Аню не резануло слово «раб», она бы молча согласилась. Что ещё желать — у неё теперь есть танец и Дима. Все мечты сбылись.
— Но я не знаю, как, — попыталась она возразить.
— Знаешь. Ты моя жрица — приказывай ему. Увидишь, какими послушными моим слугам бывают люди. Хочешь, чтобы он был рядом, сделай так, чтобы он не мешал. Помешает — я его уничтожу.
Спорить с Дипавали нельзя, она богиня. И обмануть нельзя, она догадается, поэтому Анна сказала:
— Он не будет мешать. Я обещаю.
* * *
Моя жена выполнила обещание. Я слышал весь разговор и всё больше боялся за Анну. Теперь я понял: она, несомненно, имеет надо мной власть, но не безграничную. Возможно, потому, что любит. Она не лишила меня возможности видеть, слышать и немного запоминать. Почему? Нелогично, если только Аня подсознательно не надеется на мою помощь. Отбросив крест, Анюта окончательно показала, кому служит. Сделаю всё, чтобы вытащить любимую из жуткого омута. Но как я это сделаю, если она путает мои мысли, заставляет молчать и оставаться зрителем?
Но я слышу, о чём они говорят с четырёхрукой, вечно улыбающийся Дипавали. И теряю волю. Невозможно, неприятно, но с каждым днём я забываю, что Аня в опасности, время от времени мне кажется, что всё просто замечательно. Владлен Игоревич заметил успехи моей жены на сцене — я рад. Аня в главной роли — я счастлив! И лишь изредка я слышу разговоры с идолом и прихожу в себя. Но Аня прикасается пальчиком к моим губам, и я снова молчу. Наваждение, постоянное наваждение, словно наркотик не даёт мне вырваться из круга забвения. Иногда во сне я вижу гневные глаза и страшное лицо, но просыпаюсь, потому, что Аня целует меня и шепчет:
— Люблю. Забудь, тебе опять приснился кошмар. Всё хорошо.
Если бы она этого не делала, тревога зашкалила и довела бы меня до безумия.
Обняв Анюту, которую ночь я засыпаю с улыбкой.
Странно, в обычной жизни жена не казалась мне похожей на цыганку. Кроме тёмных волос и смуглой кожи ничего не напоминало в ней Кармен. Но я знал, стоило Анне выйти на сцену в блестящей юбке и с красным цветком в волосах, зрители замирали, затаив дыхание.
Столько страсти она вкладывала в каждое движение — я невольно замирал вместе со всеми. Перед нами танцевала настоящая Кармен: надменная, недоступная, насмешливая. Она бросала вызов всем мужчинам в зале, и я уже не видел своей Ани. Я видел изгибающуюся в призыве талию, скрытые чёрно-красной юбкой манящие бёдра, видел женщину, олицетворяющую страсть. Ноги в туфлях на небольших каблучках сводили меня с ума. И если бы одного меня! Вместо того чтобы ревновать я бесконечно каждый раз восхищался тем, как Аня попадает в ритм, как всем телом, призывным взглядом и распущенными не по канону танца волосами показывает страсть, равной которой нет в природе!
Конечно, я влюблён в жену, но в тысячу раз более влюблён в её танец. В то, как Анна умеет перевоплощаться, в то, что она умеет делать лучше всего — вызывать восторг и желание.
Иногда появлялись мужчины, особенно влиятельные, которые пытались соблазнить, купить или шантажировать мою жену. Но все знали: прима Анна Мальинская недоступна. Ещё одна странность — с такими типами она даже не разговаривала, они сами о ней забывали. Мне казалось, они начинали её бояться. По неизвестным причинам такие поклонники больше не приходили в театр, а однажды я увидел, как один из них, особенно настойчивый, шарахнулся на улице от афиши, на которой была изображена Анна. В его взгляде я увидел столько ужаса, что поразился.
На мои вопросы Аня усмехалась и меняла тему:
— Что о нём думать? Наверное, я ему приснилась и напугала. Пустое.
Но одного поклонника она не отгоняла. И я не мог к нему ревновать — мальчишка учился в девятом классе. Аня шутливо называла его «мой паж», а мне он напоминал юношу с горящим взором из фильма «Покровские ворота». Видя его, я мысленно цитировал:
«Как корабль, что готов менять оснастку
То вздымать паруса, то плыть на веслах
Ты двойной предаваться жаждешь страсти
Отрок, ищешь любви»
Я посмеивался, но, в общем, парень мне нравился. Всецело покорённый Анной, он готов был обожать даже меня, только потому, что Аня меня выбрала. Анечка, что ты с ним сделала? Я и имени его не знал — паж и паж. Он же бегал для неё за горячим кофе в кафетерий, потому что в театре кофе готовили отвратительно, приносил ей мягкую обувь после выступления и изредка удостаивался чести — снять туфли с её ножек. В первый раз я возмутился такой фамильярностью, но Аня погладила меня по руке и тихо сказала:
— Перестань, он же ребёнок.
Она слишком легко меня успокаивала. Мне мерещится, или с недавнего времени я незаметно изменился? Прежнему мне несколько слов оказалось бы явно недостаточно, но теперь стоило Анюте что-то сказать, и весь мой пыл пропадал. Или я тоже, как паж, попал под колдовские чары танцовщицы? Но я знал и другую Анюту — добрую, мягкую, любящую.
Один из самых приятных моментов в моей сегодняшней жизни: вечером на руках я выносил Анну из гримёрки и сажал в машину. Никто в театре уже не удивлялся, привыкли, мне же просто казалось необходимым беречь её ноги, уставшие после выступления. И дома Аня становилась самой ласковой и нежной женщиной на свете. Кармен исчезала.
* * *
Стать жрицей всемогущей богини приятно. Аня чувствовала, как летает на сцене. Иногда ей казалось, что ноги не касаются пола, а музыка и она сливаются в одно целое.
Владлен Игоревич расширил Анне гримёрку, отдав соседнюю комнату. Такую Кармен он и сам никогда не видел. Мальинская лучшая, настоящий талант! Иногда ему казалось, что стоит показать её столичным импресарио и Анну переманят. Владлен Игоревич и желал ей успеха, и боялся потерять столь драгоценный алмаз. Её место на мировой сцене, а не в периферийном театре, но он ждал. Ждал и обдумывал, как остаться её импресарио, если Анна надумает уехать.
Но Аня не задумывалась о переезде и не желала ничего более того, что уже имела. Каждый вечер полный зал зрителей, «Кармен» идёт уже третий месяц, а в новой постановке она будет танцевать Клеопатру. Величие и страсть, в новом шоу-балете она в золотом платье, окруженная танцорами с факелами. Первые репетиции уже начались, Владлен Игоревич видел, что Клеопатра затмит Кармен.
В гримёрке Анна сделала на столе алтарь Дипавали, окружила её гирляндами из цветов и украшениями из слоновой кости. Богиня занимала центральное место, но никто этого словно не замечал. Даже паж ни разу не взглянул на богиню. Анна теперь умела отводить глаза.
Дима видел, но с каждым днём его воля слабла, зато по ночам росли страх, отчаяние и любовь к жене.
— Ты хочешь танцевать Клеопатру? — однажды перед спектаклем спросила Дипавали.
Анна склонилась и тихо ответила:
— Да. Ты поможешь?
— Слушай. Твоя бабушка и её бабушка отказались из-за глупого страха от моего предложения. Твоей прапрабабушке меня подарил один богатый купец, сам не подозревая, что дарит. Он хотел одну ночь, он её получил. Марина тоже была талантливой, красивой и гордой, но меня испугалась. Полина спрятала меня в шкатулку после того, как я помогла ей — подарила удивительный голос. Почти сделала известной. Но твоя бабушка тоже испугалась. Голос пришлось отнять. Ничтожная расплата за неблагодарность. Но ты другая. Смелая. Сильная. Красивая. Твое тело идеально подходит. Страсть к танцу — мелкая и недостойная тебя страсть. Есть нечто более великое и удивительное. Согласись принять Дипавали в своё тело, и ты станешь могущественной богиней. Ты сможешь управлять не только людьми, но и стихиями. Весь мир будет лежать у наших ног.
— Наших? — переспросила изумлённая Анна.
— Я никуда не денусь, я обрету плоть, но и ты останешься в теле. Мы будем одно целое, любое твоё-наше желание исполнится, у тебя будет власть над всем миром. Хочешь — продолжай танцевать, станешь великой танцовщицей, а хочешь — управляй народами, стань вселенской царицей. Упоение властью во много раз сильнее, чем упоение танцем. Согласна ли ты впустить меня?
Анна продолжала стоять на коленях. Две её бабушки испугались. Вернее, одна прапрабабушка, которую звали Мариной. Но почему они отказались? Чего испугались? Дипавали может всё, глупо отказываться от всемогущества. Аня посмотрела на статуэтку. Взгляды встретились, Анна улыбнулась в ответ. Обладание абсолютной властью должно оказаться всепоглощающим чувством, несравнимым ни с чем! Если она станет богиней, она будет намного сильнее настоящей Клеопатры. Что имела царица? Власть над Египтом, колонией Рима? Смешно. У Анны будет намного больше.
— Немного твоей крови, — произнёс чарующий голос. — И я покажу тебе, на что ты будешь способна. Не бойся. Если чего-то страстно желать, то правильно желать стать создательницей и правительницей мира. Или ты тоже боишься?
Боится? С какой стати? Анна никогда не была трусихой. Она проколола заколкой палец и смазала кровью ноги Дипавали.
— И губы.
Аня провела пальчиком по улыбающимся губам, немного испачкав красивое лицо богини.
Что случилось? В секунду Аня растворилась и стала воздухом. Нет, она ветер, который проносится над незнакомым ущельем. Чувство всемогущества переполнило её. Вот где настоящий танец! Она может кружиться, может стать водопадом и литься, звеня и наполняя землю водой. Пожелав это, Анна мгновенно испытала, что такое — стать водяной стихией. Она и миллионы брызг водопада — одно целое. Каждая капля в ней, и каждая капля она. Восторг! А если стать огнём?
Где она? Сухие деревья, целый лес, Анна готова коснуться их языком... пламени? Она — огонь! Её нет, но все искры, которые улетают в небо и гаснут — она. И все языки пламени лесного пожара — тоже она. Весело, беспредельно весело, но разве ей достаточно превращаться в стихии, если она может управлять ими? И не только ими.
Высоко на вершине горы Анна стояла в своём обличье. Весь мир расстилался перед ней. Она видела все материки и все города, леса, горы, пустыни и реки. Видела всё нечеловеческим зрением. И могла касаться взглядом любого предмета или живого существа и что угодно делать с ними. Из баловства погладила гриву льва, отдыхающего в тени непонятного дерева. Лев открыл глаза и преданно посмотрел на хозяйку. Любое желание будет исполнено. Власть над живыми существами пьянила. Интересно, целые народы так же будут слушаться ту, которая обрела безграничное право управлять?
Не успев проверить, Анна вновь оказалась в гримёрке.
Для Димы она и не исчезала, он видел, как жена впала в транс, закатив глаза. Но стоял и ничего не мог сделать. Ни пошевелиться, ни сказать. Какая-то важная мысль ускользала, что-то нужное и единственно верное, но мешала спутанность сознания.
— Над людьми, — первое, что спросила Анна, вернувшись в тело. — Над многими народами я тоже буду властна?
— Над всей Вселенной, над людьми, над солнцем, луной и звёздами, всё будет в твоей власти, — ответила Дипавали.
«Не над всеми людьми, — мысленно возразил Дима. — Сущность богини прибавит число, их станет больше, но всё остальное ложь. Анечка, очнись!»
Но слова остались мыслями, никто ничего не услышал.
— Я согласна, — твёрдо ответила Анна. — Я хочу иметь вселенскую власть. О, Дипавали, ты права: танец слишком мелкая страсть, ты можешь дать неизмеримо больше.
Она не представляла, как сжалось сердце Димы, она забыла о муже. Паж с чашкой кофе на подносе ничего не слышал, он, как обычно, с восхищением смотрел на Анну. Больше в гримёрке никого не было, поэтому Анна спросила:
— Что я должна сделать, Дипавали?
Не меняя улыбки, не шевелясь, богиня ответила:
— Иди на сцену. Мне нужна человеческая кровь. Там её будет много. Собери, сколько сможешь, принеси мне. После я смогу войти в тебя, только ты должна желать этого всем сердцем.
— Всем сердцем, — повторила Анна, даже не подумав о сердце мужа, которое чуть не остановилось. Что значит человеческая кровь по сравнению с той властью, которую она получит? Ровным счётом ничего. Власть — всё! Откуда возьмётся кровь Аня не задумалась. Крови будет достаточно, это главное. Подав знак мужу и пажу, Анна встала и пошла на сцену. Что бы ни случилось, она будет танцевать так, как никогда не танцевала! Последняя Кармен в её исполнении запомнится всем.
Дима и мальчик-паж послушно пришли и сели в первый ряд, как обычно.
— Нет, — вдруг сказала прима Владлену Игоревичу. — Обоих за кулисы, пусть смотрят отсюда.
— Анечка, почему? — удивился импресарио.
— Потому что я так сказала! — нетерпеливо ответила Анна. — Я не выйду на сцену, пока они в зале.
— Но музыка, вступление, — заволновался Владлен Игоревич. — Ты пропустишь выход.
— Так поторопитесь, — отрезала Анна Мальинская, настоящая капризная прима.
Владлен Игоревич замахал руками Диме и мальчику, зовя их за кулисы. Они поняли и, к большой радости импресарио, быстро подошли к нему.
— Стойте здесь, — сказал Владлен Игоревич. — Анна так хочет. Аня, твой выход!
Взметнув юбкой, танцовщица ступила на сцену в тот миг, когда начинался танец Кармен. Театральное действо захватило зрителей.
* * *
На этот раз танцевала не насмешливая Кармен. Дима видел, как грубо она отталкивает партнёров по танцу, словно они ей безумно надоели. Но жестокая Кармен оказалась не менее обворожительной. Все, кто смотрел на неё, снова затаили дыхание. Страсть выплёскивалась в каждом движении, только Дима знал, что это уже не та страсть. В Анне росла новая, неведомая прежде.
Кармен рассыпала на сцене искры злобы и превосходства, жаль, что никто этого не видел. Смотрели на Анну Мальинскую, идеальную и безупречную танцовщицу, и никто не замечал в её глазах блеск ярости. Только Дима мысленно кричал: «Аня, не надо. Остановись!»
Через мгновение случилось то, о чём позже написали в газетах. С улицы послышался раскатистый гром, и в зал влетела шаровая молния. Она пролетела над головами зрителей и приблизилась к Кармен. Не останавливая танец, Анна легко подула на яркий шар и зло посмотрела в зал. Сотни глаз с ужасом следили за происходящим. Молния взметнулась и плавно поднялась к люстре. Конечно, не хрустальной, а стеклянной, но достаточно большой, как и должно быть в театре. Вспышка, хлопок, напоминающий выстрел, и тысячи осколков полетели в зрителей. Музыка умолкла, но Анна продолжала танцевать. В зале кричали, кровь из порезов лилась рекой, а Кармен улыбалась и продолжала танец. Только когда прижала палец к губам, все крики умолкли.
— Паж! — громко позвала Аня. — Возьми графин и собери в него кровь из зала. Быстрее!
Мальчик, побледнев, бросился выполнять приказание Анны. Руки у него тряслись, особенно, когда он подносил графин к горлу одного человека, возможно, уже мёртвого, но паж справился, закончил работу и принёс на сцену графин, полный крови. Поставил его к ногам Анны и отшатнулся.
— Хорошо. Посмотри мне в глаза и иди домой. По дороге забудь всё, что здесь видел. Забудь меня. Больше не возвращайся, — Анна подошла и поцеловала пажа в губы. — Это за всё. А сейчас уходи, убирайся!
Парнишку как ветром сдуло. Дима не удивился, он знал, что будет дальше. Анна заберёт кровь и направится к алтарю Дипавали. Всё, что ему оставалось — мысленно кричать: «Аня, не надо. Остановись!»
Истекающие кровью люди молчали и не шевелились. Анна обернулась в зал и разрешила:
— Ладно, вызывайте скорую. Спасайте, кого можно спасти. В театр влетела шаровая молния и разбила люстру. Осколки поранили зрителей. Все запомнили? А вот это, — она показала на графин с кровью. — Забудьте!
Неожиданно повернулась к Диме:
— Жди меня здесь, я скоро. Да, и прости, что поцеловала мальчишку. Он многое сделал. Не пачкать же мне кровью руки и туфельки, правда? Паж очень пригодился. Я люблю тебя.
Она взяла графин и ушла. Проходя мимо Владлена Игоревича, Анна взглянула на него и игриво качнула бёдрами:
— Что ж вы так выпучили глаза? Успокойтесь. Пойдите лучше в зал и расскажите репортёрам, которые скоро приедут, что в театре произошёл несчастный случай. Ужас, просто ужас! А про это, — Анна кивнула на графин. — Забудьте.
Дима готов был закричать от боли: Дипавали сильный и страшный демон.
Я люблю тебя... эхо... запах жасмина...
Через несколько минут Аня забудет эти слова и мысленно просить: «Аня, остановись!» поздно. Дима сжал кулаки, неужели конец? Нет, что с ним? Почему он просит жену, если просить надо за неё? Вот та мысль, которая постоянно ускользала в последние месяцы. Просить надо у Того, кто может помочь.
— Господи, — тихо произнёс Дима, даже не осознав, что к нему вернулся голос. — Помилуй рабу Твою Анну, спаси и сохрани её. Помилуй рабу Твою Анну, спаси и сохрани. Спаси и сохрани.
Он повторял, повторял и повторял.
* * *
В это время Анна поставила графин с кровью на столик, рядом с Дипавали и поклонилась.
— Достаточно ли я принесла, моя госпожа?
Улыбка, такая приятная улыбка не изменилась:
— Да. Ты готова?
— Конечно. Но как я сегодня танцевала! Неужели есть удовольствие, большее, чем танец? Да, я помню. Я знаю.
— Не сомневайся. Станешь богиней и поймёшь ещё больше. Вылей же мне жертвенную кровь и приготовься к новой жизни.
Анна замешкалась, но приподняв графин, стала выливать содержимое под ноги статуэтки. В ту же секунду произошла метаморфоза — вместо улыбки Анна увидела синий высунутый язык, с которого капала кровь. В одной из рук появился кривой меч, в другой отрубленная голова, а на шее ожерелье из человеческих черепов.
Попятившись, Анна отрицательно покачала головой:
— Кто ты?
— Ты забыла, что Дипавали одна из ипостасей великой богини Кали? Сейчас перед тобой предстанет сама Кали. Ещё крови, жрица! Я слишком голодна.
Анна не верила глазам: Дипавали, красивая и добрая, превращалась в чудовище с синей кожей! Кали? Стать ей? Нет! Нет, нет и нет! Пустить её в своё тело? Кали кошмарна даже в маленькой статуэтке!
Да что с ней происходит? Аня обезумела, ведь только что она стала свидетельницей, как это чудовищная богиня убила и порезала несколько человек! И сколько ещё будет человеческих жертв, когда она получит тело?! Сотни, тысячи? Разве этого недостаточно, чтобы бежать отсюда со всех ног?
— Ты должна желать всем сердцем, чтобы я вселилась в тебя. Что ты делаешь?
Анна пятилась, медленно опуская руку с графином, из которого выливалась кровь. Затем повернулась, чтобы убежать, смотреть на Кали не хотелось ни одной лишней секунды.
— Вернись немедленно!
Приказ подействовал. Вернуться. Вылить кровь. И желать всем сердцем, чтобы Кали забрала её тело.
«Я не хочу! — мысленно простонала Анна, но ноги не слушались».
Она подняла графин, чтобы больше не пролить ни одной капли. И в этот момент поскользнулась и упала.
— Негодная жрица! Беги и принеси ещё крови! Немедленно! Скорее!
Упав, Аня наткнулась рукой на что-то маленькое и острое. Крестик. Зажав его в ладони, она перестала слышать гневные вопли божества. Через некоторое время, пока она лежала неподвижно, чувствуя боль в лодыжке, Анна услышала другой голос, тихий:
— Падай и вставай. Падай и вставай. Падай и вставай.
Удивительно, что упав в лужу человеческой крови из разбитого графина, Анна почувствовала успокоение. «Падай и вставай» — это же для неё. Как глубоко она упала? Неважно. Надо вставать.
Когда в гримёрку вбежал Дима, а вместе с ним Владлен Игоревич и другие люди, они увидели странную картину: прима Анна Мальинская спала. Вокруг осколки стекла, и вся её одежда испачкана кровью, но она спала!
Безмятежно и даже как-то по-детски подложив кулачок под щёку.
Потом всё это отнесли к тому, что пострадавшая Анна еле добралась до гримёрки и уже там впала в шок. Врачи объяснили растяжение лодыжки падением во время шока. Газеты на следующий день выражали соболезнование родственникам погибших во время неслыханного несчастного случая в театре, а так же сожаление, что прима долго не сможет выйти на сцену.
Но Аня и не собиралась. Танцевать по-прежнему она уже не сможет. И становиться богиней не хочет. Дима заметил тогда, что она держала в руке. И он же единственный увидел, что алтарь пуст, и цветы завяли.
Позже, дома, лёжа в кровати с больной ногой, Анна спросила у мужа:
— Падай и вставай — это сон? Я почему-то спокойна после того сна.
Дима наклонился и поцеловал её:
— Нет. Не сон. Ты упала, Анечка. Помнишь?
Она помнила всё. И воспоминания не радовали, они пугали. Положив руку на крестик, который она с того дня не снимала, Аня тихо прошептала:
— Дима, я хочу встать.
Ольга Алёшина © 2014
Обсудить на форуме |
|
