|
КМТ
 Учебники:
Издатели:
Ссылки:
|
Катаклизм Дарья Мозарт © 2013 Мама Он открыл глаза. Темнота пульсировала поверх размытого изображения, отдавая где-то в висках гулким стуком. Сквозь темные пятна проходили золотые лучи, за ними едва различался темный фон, сотканный из сотни различных оттенков. Мысли, одна за другой, рождались, наполняя пустоту шумом, обрывками фраз и чувств. Его тело вздрогнуло, словно через него насквозь прошел ток, и почувствовал, как вибрация глухого удара разлилась теплой волной по телу. Он слышал, как сердце пробудилось от мертвого сна, приводя механизм организма в движение. Словно изнутри изрезанная грубым рисунком зеленая радужка наполнилась светом, зрачок сузился, тело ощутило еще один глухой удар, и еще один, и еще, пока резкий вдох не привел его окончательно в сознание. Настолько ярким этот мир он не видел еще ни когда.
— Мама... — протянул он, но связки только захрипели.
Егор лежал на пыльном полу и судорожно вдыхал воздух, глядя, как по его любимой лошадке на колесиках ползет большой толстопузый паук. Вокруг так и лежали разбросанные игрушки, выцветшие картинки со зверятами и поломанные машинки.
Мальчик попытался встать, но это оказалось не так просто, как обычно. Запах в воздухе напоминал что-то знакомое. Кажется, это был очень знакомый, но чужой запах. Больничный. Кислый, острый, все смешалось в одно удушающее облако и Егора вырвало. Острая резь в желудке скрутила его по полам, и свернувшись в комочек, мальчик закрыл глаза и начал считать про себя, как это делал обычно, просыпаясь после страшного сна.
— Когда тебе в следующий раз приснится страшный сон, ты закрой глазки, — звучал в голове голос матери, — посчитай до десяти и страх уйдет.
Но страх не уходил.
— Надо найти маму, — думал Егор. — Ей, наверное, тоже страшно, а вместе...
Собравшись с силами, мальчик встал на колени, и посмотрел на паука, плетущего паутину в седле у лошади. Уж кому сейчас явно не страшно, так это ему. — пронеслось в голове, — и окончательно поднявшись, преодолевая головокружение, Егор пошел через комнату, рассматривая причудливые тени на стенах от плюща.
Войдя на кухню, он увидел мать. Она еще спала. На ней был махровый халат, весь в плесени и паутине, а ее лицо поражало серостью.
— Мама!
Егор кинулся к матери. Темнота снова застилала глаза.
— Мама! Проснись, Мама! — он тряс ее за плечи, пытаясь разбудить, но женщина не просыпалась.
Из глаз выступила влага. — Мама! — Егор обнял ее холодное тело и словно погрузился в сон из ярких воспоминаний, что всплывали, откуда то из глубины души, заставляя переживать это маленькое сердце, что забилось в темном и незнакомом мире.
***
За окном выл ветер, шумели деревья, Солнце, где-то там, за серыми облаками, пробивалось тусклыми золотыми полосами и тонуло в замершей ноябрьской земле, покрытой тонкой коркой льда. Егор шагал по опустелой улице, в его лицо впивались колючие льдинки, а он смотрел прямо, созерцая этот мир, вернее то, что от мира осталось. Он ни о чем не знал, ничего не понимал, почему когда-то солнечный город превратился в серое сонное царство. Мальчик видел разрушенные дома и покосившиеся заборы, проржавелые автомобили, черные, как клубки змей, провода, что иногда гудели при сильных порывах ветра.
Егор шел по памяти к дому своей крестной, но чем дальше он уходил от дома, тем больше в него проникало отчаянье. Там, впереди, стоявший пятиэтажный дом казался ему коробкой, а ведь не так давно он здесь кормил голубей, по лестнице взбираясь на самую крышу этой самой коробки. Когда то, это был действительно красивый дом. Цветущие балконы со свежим приятно пахнущим бельем, высокие арки с завитками, зеленые палисадники и тетя Тоня выбивающая ковер. А сегодня, застывший во льду дом, веющий старостью.
Руки совсем окоченели. Егор остановился и повернулся назад. На большой картонке, укрытая покрывалом и одеялом, лежала мама. На ее ресницах поблескивали снежинки. Егор подошел ближе, всматриваясь в ее лицо. Оно было не подвижно, но губы... Словно они улыбались.
— Как у тети с картины, — подумал мальчик, поправляя одеяло, по углам разрисованное проплешинами все той же серой плесени. По глубже засунув руки в рукава, Егор крепко схватил острый край картонки, и пошел дальше.
В небе летали большие черные вороны. Они злобно каркали, высматривая добычу, и когда Егор показался на перекрестке, вороны с дикими криками кинулись на него. Егор упал на землю, закрыв маму, хаотично дрыгая ногами и туловищем, пытаясь сбросить с себя темное облако крыльев, облепившее его. Страха не было. Уже не было ничего, только стук его сердца говорил ему, что он еще жив. Но вдруг неожиданно вороны оторвались от мальчика, каркая уже по-другому, стремительно набирая высоту, спасаясь бегством. Но от чего? Егор этого не знал, но еще долго лежал и вспоминал очередные красочные картинки.
Егор старался быстрее идти, чтобы хоть чуть-чуть согреться. Его коричневая курточка насквозь продувалась леденящим ветром, ноги скользили по черному льду асфальта, а глаза жгло огнем. Он моргал чаще, но резь не проходила, и он брел все дальше, высматривая хоть кого-нибудь в пыльных окнах. Впереди он увидел три покореженные машины, столкнувшиеся на перекрестке. Из разлетевшегося лобового стекла одной из машин торчал пожелтевший скелет, смотревший на мальчика с отвисшей челюстью. Егор еще крепче вцепился в свою ношу, и упрямо пошел дальше.
***
— Боже, — прошептал Егор. Расколотый на две части огромный самолет лежал на доме. Скелеты — пассажиры левого борта сидели как в кинотеатре на пыльных черных креслах, устремив свои глазницы вдаль. Егор замер. А ведь этот дом, что накрыла своей массой большая железная птица, некогда парившая в небе, и был домом его крестной.
Он оглянулся. Во всей округе людей не было вовсе. Живых. Куда-бы не смотрел мальчик, всюду царила смерть. И только он один казалось, бросил ей вызов. Бросил вызов, открыв свои глаза. Куда идти теперь? Не зная ответа на этот вопрос, он шел только вперед. Он верил, что найдет хоть одного человека, который сможет помочь проснуться его маме.
Поднявшись на параллельную улицу, Егор с трудом прочитал проржавевшую табличку, висевшую на доме. «Советская». Номер дома прочитать было не возможно, да и к чему этот номер дома? К чему цифры и названия улиц?
— Надо просто идти.
Проходя мимо домов, фасады которых держали омертвевшие статуи, Егор невольно задумался о безнадежности происходящего. Найдется ли хоть кто-нибудь? Но мальчику отвечал лишь только ветер. Короткие мрачные тени ползли к нему все ближе. Тусклое солнце медленно опускалось за черные деревья парка. Он озирался, от страха весь дрожа, а сгущающиеся тени принимали образы невиданных чудовищ, заставляя его сердце сжиматься. Справа от него нависал громадный театр, приветствуя мальчика своими выцветшими, истлевшими афишами. «Маскарад» прочитал мальчик на самой большой из них. Кажется, он был на этом спектакле. И ему сразу вспомнилась мамина улыбка, с которой она покупала ему пирожное в буфете. Он обернулся, с любовью глядя на мать.
— Не волнуйся, мама. Мы еще сходим в театр. Егор вздохнул и продолжил свой путь, и пускай он все еще не знал, что его ждет впереди, в сердце его вновь проснулась надежда. Уже не так сильно пугали скелеты в гробах — автомобилях, и самая центральная артерия города, улица Большая Садовая, не казалась такой зловещей. Город солнца спал в объятиях поздней осени. Старый дядюшка светофор на перекрестке больше не подмигивал зеленым, желтым и красным, он одиноко стоял на Театральной пустоши, как солдатик, перед своей королевой — высокой, стройной Стеллой. Егор еще раз посмотрел вверх, где парила богиня победы. Она сверкала в последних лучах солнца.
Вдруг мальчонка услышал звук. Это не скрежет металла, и не гул проводов, и на птицу это было не похоже. Это звук, в котором слышалось такое же отчаянье, какое царило на улицах. Егор остановился и прислушался. Звук приближался. Теперь в нем можно было различить нотки холода, так воет ветер в степях, но вот только это был и не ветер. Это был голос. Солнце тем временем село. Поднялся ветер, обжигая руки все больше. Судорожно дыша на свои кулачки, Егор склонился к матери и снова стал поправлять покрывало. Ноги больше не в силах были держать его, силы оставляли, и тогда он крепко обнял маму, прижавшись к ней всем своим существом.
***
Звуки обрушились так же внезапно, как и исчезли. Он очнулся от громкого звука. Гильза со звоном упала на асфальт. Егор открыл глаза. Люди. Это действительно были люди. Он не мог поверить своим глазам.
— Мама! Егор лежал на ее груди, и смотрел на лицо. Такое же неподвижное и холодное.
— Мама! Мама! сотрясаясь от холода Егор пристально смотрел ей в глаза. Вот-вот она их откроет. Голоса людей остались за пеленой волны, а тело вздрогнуло от громкого выстрела.
— Бери мальчика! Заорал грубый голос. Егор обернулся. В шаге от него лежал мертвый пес, громадный, серый, из шеи на черный асфальт текла алая кровь. Седовласый мужчина не спеша убрал пистолет.
— Ты как, малыш? Все в порядке? На него смотрело острое лицо мужчины, изборожденное морщинами .
— Мама... протянул Егор, ничего толком не понимая. Глухота еще застилала звуки, но уже не так сильно. — Мама! Он не слышал своего голоса, и не слышал плача, что только сейчас вырвался изнутри, когда очередной взгляд упал на истекающего кровью пса.
Остекленелые желтые глаза так и застыли в смертельной агонии.
— Мама?
— Сейчас мы осмотрим ее. Не переживай, мальчик. Тебя как зовут?
— Гоша, — протянул мальчик, и смотря на маму, как то не уверенно добавил, — мама так называла. И Егором тоже.
— Хорошо, Гоша. Мужчина достал из сумки пластиковую бутыль и протянул мальчику. — Это вода. Пей. Егор с опаской взял бутылочку и сделал пару глотков. От очередной волны шума немного замутило, и ноги подкосило, однако мужчина подхватил его.
— Степа! Ну где же ты! Давай быстрее, их надо осмотреть!
Рыжеватый молодой парень тянул за лапу тушу волка, улыбаясь кривой улыбкой.
— Так, так, — протянул Степа, у нас на сегодня две добычи, хоть поедим по-человечески. Да и шкура ничего, тоже пригодится.
— Степ, осмотри женщину, кажется она еще в анабиозе.
Егор замер. К горлу подошел ком, перехватывая от волнения дыхание.
Степан произнес что-то невнятное, буркнув себе под нос, и достал из сумки небольшую коробочку с фиолетовым аппаратом.
— Сейчас твоей маме измерят пульс, и мы все вместе пойдем в надежное место, там тепло и уютно, тебя накормят, там даже есть немного игрушек. Можешь поиграть с Митей и другими детьми. Мужчина все говорил и говорил, держа мальчика за руку, но Егор практически его не слушал. Он пристально смотрел на Степана и маму.
— Э, да сдохла она давно! Может месяц, может два. Михалыч, добычу то вдвоем потащим? Эй, парень, ты сумку не понесешь?
— Степа... — Мужчина сконфузился за напарника. — Что ты такое говоришь?
— Что, слышали. И не надо на меня так смотреть. Мальчик, я спрашиваю, сумку понесешь?
Егор отпустил руку Владимира Михайловича и наклонился к маме. Ее золотистые волосы развивал ветер, а лицо словно сияло улыбкой.
— Митя, где тебя опять носит? Быстро отведи мальчонка в убежище. И возьми эту сумку. Степа взял тушу за заднюю лапу и потащил ее вперед.
Митя, мальчик двенадцати лет подошел к Егору. Из глаз Егора текли слезы. На душе было пусто. Краски поблекли. Исчезло все, кроме лица матери.
***
Степан курил самокрутку, сплевывая табак на грязный пол. Рядом сидел Владимир Михайлович и освежовывал волка.
— Степ, не хочешь мне помочь? Михалыч непроизвольно протер окровавленной рукой вспотевший лоб.
— А зачем? — выдохнул Степан. — Ты и так справляешься.
Сделав затяжку, парень щелчком послал окурок в угол. Из-за приоткрытой двери слышались оживленные голоса женщин, стариков и детей. Бывший завод «Рубин» как никогда кипел жизнью. Степан бесцельно смотрел на потрескавшийся потолок, прокручивая в голове события сегодняшнего дня.
— О чем задумался? Не поднимая глаз спросил Михалыч.
— Да так. Сухо ответил Степан.
Владимир хмыкнул и исподлобья взглянул на Степана. На какое-то время в помещении снова воцарилась тишина. Слышалось лишь чваканье сырого мяса под ножом.
— Зачем ты сказал ему ТАК? Ведь можно было мягче. Он же еще совсем маленький...
— Вот поэтому и сказал. — Степан вздохнул с сожалением. — Мир изменился. Чем быстрее повзрослеет, тем лучше будет для него...
Дарья Мозарт © 2013
Обсудить на форуме |
|
