|
КМТ
 Учебники:
Издатели:
Ссылки:
|
Катаклизм Олег Гайдук © 2013 Дорога к счастью — Когда мы наконец начнем жить вместе?
Мариша села на кровать, слегка коснувшись моих рук.
Красивая она, как ни крути. Розовощекая, с густыми светлыми кудрями и маленьким вздернутым носиком. Я заглянул в ее оливково-зеленые глаза — и будто целиком в них окунулся.
— Милая, мы сотню раз об этом говорили. Не могу я бросить пацанов!
Честно говоря, мне эта тема уже порядком надоела. Почему ее так тянет к взрослой жизни? Нам же по семнадцать лет! Понятно, что после Анабиоза дети взрослели раньше времени, но связывать себя узами брака, хоть и условного, я пока не готов.
— Мы встречаемся почти два года. В наше время это не так мало, — она многозначительно взглянула на меня. — Никогда не думал о семье?
Я лишь неопределенно хмыкнул.
— А через пару лет... кто знает, может быть, удастся завести ребенка, — Мариша мечтательно захлопала ресницами и быстро потускнела. — Но тебе это не нужно. Тебе и так хорошо... с этими.
— Не надо так! Они мои друзья!
— Хорошие друзья, — буркнула та. — Армянин, который за паек родную мать готов продать, и пьяница, который без бутылки даже спать не может. А еще этот... Серафим! От него меня вообще тошнит!
— Ты просто их не знаешь, — заверил ее я. — Мы почти как братья. Васька Спирт, Тигран, Серафим... и Чуплый, — я с улыбкой ткнул себя пальцем в грудь, пытаясь перевести все в шутку.
Но Мариша лишь нахмурилась. Она всегда так реагировала на мое прозвище, как будто было в нем что-то отталкивающее.
Чего она заладила с этим ребенком? В наше время выжить нереально, а она ребенка хочет, глупая. Как мы будем его растить? Какой мир увидит наш малыш, если родится? И в конце концов, мы сами еще дети!
Мир после Анабиоза сильно изменился. Люди разделились на общины. Стало появляться множество семей, рождались дети. Мало, но рождались. Человечество после долгого застоя стало потихоньку возрождаться. Люди, оставшиеся без электричества, машин и Интернета, продолжали верить в светлое будущее и отчаянно к нему стремились.
В общежитии, где проживала Маришина община, меня знали все — так часто я туда заглядывал. Глава общины, Николай Петрович Стасов, называл нас сладкой парочкой и выделял отдельный блок всегда, когда я приходил. Даже подшучивал, мол, сейчас с рождаемостью плохо, поэтому можешь рассчитывать на подселение. Повышать, так сказать, демографию.
И сейчас мы сидели у Мариши в блоке — в обветшалой комнатушке с единственной кроватью, почерневшими обоями и прелым запахом запущенности. Освещением служила керосиновая лампа, худо-бедно разгоняющая полумрак.
— Ты считаешь это нормальным?
— Ты о чем? — я непонимающе уставился на девушку.
— О том, что вы, как свора шакалят, откололись от всех и живете своей маленькой компашкой.
— От кого это «ото всех»?
— От людей, Артем! — воскликнула Мариша. — Я понимаю, что не все проснулись и много кто погиб. Но жизнь на этом не заканчивается! Люди учатся жить заново, влюбляются, заводят семьи...
Мариша положила руки мне на плечи, посмотрела пристально, глаза в глаза.
— Уже законы новые придумывать хотят, а вы все в казаков-разбойников играете.
— А если нам плевать на все эти законы? — недовольно отозвался я и стряхнул ее руки с плеч. — Что, если я не хочу быть этой... как ее? ...ячейкой общества!
— Ты не хочешь? Или этот ваш Серафим?
Я поежился. Внутри все всколыхнулось от обиды.
— Долго еще ты будешь его слушаться? Он вами помыкает. И тобой — в первую очередь.
— Неправда! — я повысил голос. — Я сам принимаю решения! И если не хочу вступать в вашу общину, то только потому, что я так решил, а не Серафим! Понятно?
Мариша отстранилась, будто обожглась. Поджала губы и сказала недовольно:
— Это ты сейчас так думаешь.
Я вскочил с кровати и прошелся в середину комнаты. Почувствовал спиной пытливый взгляд Мариши, но повернуться не рискнул — боялся накричать, сорваться.
Меня спасла открывшаяся дверь. От резкого пронзительного скрипа мы с Маришей вздрогнули.
В проеме стоял Васька Спирт — один из нашей дружной братии. Какой-то озабоченный и чересчур нахмуренный. А он чего здесь делает? И как его в общагу пропустили? Здание же под охраной.
От Васьки пахло перегаром, но держался на ногах он твердо. Взгляд — тревожный и слегка смущенный.
— Я, конечно, извиняюсь... Ик! У нас проблемы, Чуплый.
Мы обосновались в старой городской библиотеке, которая на время стала нашим домом.
В комнате в тот вечер нас собралось четверо.
Васька Спирт, рыжеволосый сухощавый выпивоха в синей мастерке, сидел на подоконнике, буравя взглядом пол. Рядом покоилась опустошенная бутылка водки. На полу, подпирая стену, развалился пухлощекий мальчуган в серой рубашке, бородатый не по возрасту, сосредоточенный и хмурый. Тигран перебирал запакованные бичпакеты, осторожно складывал их в угол, словно собирался спрятать. В комнате звучало тихое похрустывание.
Серафим протопал в угол комнаты, и его рослый силуэт накрыла тень. Послышалась возня. Потом что-то негромко заскрипело. Вскоре показался низкий стул с шатающейся спинкой, выдвинутый в центр комнаты.
Серафим присел, молча воззрился на меня. На свету угадывались острые черты лица и покрасневшие, горящие животным огоньком глаза.
Помедлив, я спросил несмело:
— И зачем вы меня позвали?
Серафим подчеркнуто громко усмехнулся и закинул ногу на ногу.
— А ты не думал, что у нас реально могут быть проблемы? Или о друзьях уже забыл?
Он замолчал и пригвоздил меня пытливым взглядом.
— Слышал когда-нибудь о Феликсе и его банде?
Я покачал головой.
— Короче, появился в городе один богатенький браток, который «держит» несколько районов в южной части города. Зовут Феликсом. Богатый он, конечно, относительно, но сволочь еще та.
— Страшный мужик, — кивнул Тигран. — В его подчинении около тысячи рабов.
— В смысле рабов? — опешил я. — Но крепостное право ведь...
— Давно не в моде, знаю, — Тигран хихикнул своей шутке, быстро помрачнев. — Но это было до Анабиоза. А сейчас все начинается по-новому. И что-то мне подсказывает, что в ближайшие лет десять опыт наших предков повторится.
— Но постойте... Деньги обесценились. Теперь не существует разделения между богатыми и бедными. Ведь так?
— А у него в кармане другой козырь, брат, — сказал Тигран. — Оружие. Влияние. И множество людей, которые готовы глотку за него порвать.
Толстяк поджал пухлые губы и развел руками.
— Как сегодня рассказали местные, это псих коллекционирует людей, — поделился Серафим. — Детей от десяти до двадцати, которые потом на него работают. Причем, рабов он выбирается сам.
— Сегодня-завтра этот тип будет шерстить наши районы, — сообщил Тигран. — И нас, судя по возрасту, он тоже заберет.
— А как же общины? Их же это тоже коснется.
— А что общины? — Серафим пожал плечами. — Они своих детей попрячут, а некоторых даже отдадут. И будут жить себе спокойно.
Я замолчал и лишь сейчас стал осознавать всю безысходность ситуации.
— А не проще ли примкнуть к какой-нибудь общине, чтобы они помогли нам защититься? — предложил я. — Или в крайнем случае — просто спрятали?
Физиономию Серафима расколола злобная усмешка.
— Ты кого во мне увидел, Чуплый? — он вскочил со стула и рывком приблизился ко мне. В глазах читалось явное презрение. — Чтобы я прогибался перед взрослыми дяденьками и просил о помощи? Да хрена с два!
Ну да, отчасти он был прав. Но лишь отчасти.
Серафиму проще рассуждать — в компании он самый старший. Ему уже двадцать, а нам с Тиграном и Васькой — только по семнадцать. Только что это меняет? Неужели он не понимает, что нам, четверым соплякам, бессмысленно бороться с бандой вооруженных бандитов?
В голове в этот момент шевельнулась еще одна мысль, которую я не рискнул озвучить.
Мариша. Ее тоже могут забрать.
По груди как будто полоснули ржавым лезвием, задев клокочущее сердце.
От пугающей мысли меня отвлек Васька, который в это время неожиданно заговорил.
— Пацаны...
— Чего? — перевел на него взгляд Тигран.
— Бухнем? — Васька потряс еще одной бутылкой водки с содранной этикеткой.
Тигран заржал так громко, что, казалось, стены содрогнулись. Серафим, наоборот, скривился:
— Отвали ты со своим «бухнем»! И так придумать ничего не можем!
— Так поэтому и надо... Ик! ...бухнуть. Чтоб мысль, так сказать, пошла.
— Иди ты!
А потом они втроем заржали. Весело и беззаботно, словно позабыли об опасности.
— Хотя... Чего уж там? Давай.
И друзья принялись пить, не заметив, как под шумок в компании не стало одного человека.
***
Перед Маришиной общагой собралась огромная толпа.
Только у входа я насчитал полсотни человек, а за углом дежурили еще шестеро. Все присутствующие были исключительно мужчины, и я мог поклясться, что видел их впервые.
Одеты парни были в камуфляжные штаны, дырявые футболки и высокие ботинки. Чумазые, небритые, лохматые, они напоминали дикарей. В глазах не замечалось никакой агрессии, но чутье подсказывало, что эти психи не знакомиться сюда пришли.
В руках у визитеров были автоматы.
И лишь когда я проследил, в какую сторону они были направлены, то понял, что к чему.
Прижатые к стене, стояли на коленях жители общаги. Пять испуганных женщин скрестили руки на затылке, опустив глаза. Левее корчился старик с поломанной рукой и фонарем под глазом.
Странно. Из общаги вывели лишь взрослых. И ни одного ребенка. Неужели всех уже забрали?
А где же в таком случае Мариша?
Я вздрогнул, отогнав предательскую мысль.
В глаза бросилась еще одна странность. Банда с автоматами стояла, будто вкопанная, и никто не двигался. По территории расхаживал только один из них.
Свежий, чистый, гладко выбритый, как будто выходец из старого мира. Ему бы подошел классический костюм и галстук, если бы такие сохранились. Низкорослый человек лет сорока, с блестящей лысиной, в рубашке и заштопанных брюках.
Тот самый «богатенький браток», о котором рассказывал Серафим.
Скрипнула дверь главного входа. Из проема высунулась голова с взъерошенными вихрами, затем — широкоплечая фигура в черной фуфайке, с «калашом» в руке. Другой рукой амбал тянул за волосы вопящую в испуге девушку — брюнетку в разорванном платье и украшенным синяками лицом. Она кричала, силясь молотить его руками, но тому было до лампочки. Он дернул пленницу за волосы, швырнул под ноги главному.
Феликс окинул девушку бесцветным взглядом, покачал головой:
— Старовата. Нам не подойдет.
Здоровяк пожал плечами и направил автомат на пленницу. Протарахтела очередь и погасила слабый женский крик.
Девушка больше не пошевелилась.
Феликс вперил в подчиненного нетерпеливый взгляд:
— И это все? За этим мы сюда пришли?
Тот лишь развел руками. Феликс вспыхнул краской:
— Где они? Хочешь сказать, в такой большой общине нет ни одного ребенка!
— Но шеф... мы все облазили! В здании пусто.
— Значит, они их где-то прячут! Выясните, где!
— А если не...
— Тогда отстреливайте каждого, пока не расколются! Это приказ!
Я ощутил, как по спине от ужаса забегали мурашки.
Феликс вынул пистолет, остановился около шестерки пленников. Склонился над дрожащим стариком:
— Еще раз спрашиваю: где они?
— Никто не знает!! — жалобно пропищал тот, вытянув шею. — Он нам не сказал!
— Кто?
— Да этот, главный наш... Стасов! Колька Стасов!
Николай Петрович? А где он, интересно, сам? И почему, когда его людей расстреливают, самого его не видно?
— Врешь ты все.
— Клянусь, не знаю!!!
Хлоп!
Брызнула кровь. Старик осел на землю и затих.
Одна из женщин вскрикнула, другая разразилась истеричным плачем.
Феликс с невозмутимым видом сунул пистолет в карман и повернулся к подчиненному:
— Продолжайте поиски. Будем искать, пока не найдем. А если не признаются, убейте всех. Мне надоело тратить на них время.
Здоровяк кивнул, потопал в общежитие.
Я понял, что оставаться здесь опасно и бессмысленно. Надо искать Маришу. Если есть малейший шанс, что она осталась в общежитии, я должен ее вытащить. Любой ценой.
Я осмотрелся. Чуть левее, сбоку на меня смотрел пустой провал окна, куда я мог бы с легкостью пролезть. И рядом не дежурило ни одного бандита.
Я вдохнул поглубже, лег на землю, принялся ползти. Добравшись до общаги, осторожно выпрямился. Заглянул в окно.
В тесной сумеречной комнате, похожей на чулан, лежали трое. Мужчина и две женщины. Первый был похож на манекен: не шевелился и не издавал ни звука. Пол под ним окрасился в темно-бордовый. Значит, мертвый...
Я пролез в окно, запрыгнул в комнату. Услышав шорох, пленницы вскинули головы, и на меня воззрились грязные заплаканные лица с выпученными глазами. Женщины задергались, одна даже тихонько вскрикнула, но почему-то резко замолчала.
— Тише! Все нормально! Я же свой! Не узнаете?
И лишь потом я понял, почему она кричала.
Сзади сухо щелкнуло. В спину уткнулось что-то твердое, железное, холодное. Что-то, похожее на дуло автомата.
Сперва меня прошибло потом, а сознание предательски шепнуло: все, конец. Потом чья-то рука толкнула меня в центр комнаты. Я осторожно повернулся.
На меня смотрел высокий бородатый дед, до пояса раздетый, с редкими сединами и обвисшим, как кусок резины, животом. «Калаш» в трясущихся руках смотрел мне прямо в грудь.
Губы старикана искривились в неприветливом оскале.
— Гуд, — сказал он тихо.
Я непонимающе уставился на старика. Нерусский, что ли? И какой это язык? Немецкий? Итальянский?
Я стиснул зубы от неодолимой злости к самому себе. Как можно было так «спалиться»?! Не додумался, что эти гады будут дежурить в каждой комнате!
Я вскинул руки.
— Не стреляйте... Мне нужно кое-что забрать. Пожалуйста!
— Чайлд. Вери гуд! — громко и протяжно повторил старик, словно хотел, чтобы его услышали.
— Я только заберу ее и сразу же уйду!
Он рассмеялся кашляющим хриплым смехом.
— Камон, — старик кивнул в сторону двери, ведущей в коридор.
Что это значит? Хочет, чтобы я шел с ним?
— Камон! Камон! — голос сделался настойчивее.
Вдруг послышалось шуршание и шарканье подошв по полу. В проеме окна, через которое я влез, мелькнула крупная серая тень.
Старик, услышав шорох, начал озираться.
Тут над головой его взметнулись чьи-то руки. Последнее, что бросилось в глаза, — как на затылок старика обрушивается увесистый булыжник.
Хрястнуло. Старик издал протяжный стон и рухнул на пол, как мешок с землей. Раздался хруст ломающихся костей. Автомат скользнул из рук, со стуком приземлился рядом с телом.
А я стоял с раскрытым ртом, ища глазами своего спасителя.
— Тигран?
Это был он. Стоял, держа над головой огромный выпуклый булыжник.
Камень размером со спелый арбуз сделался наполовину красным. По щетинистым краям стекала кровь и капала Тиграну на рубашку.
На полу лежал обезоруженный старик. Пол-лица было измазано в крови, глаза и рот — распахнуты, конечности не двигались. Прямое попадание.
Тигран с трудом разжал трясущиеся пальцы — камень стукнулся об пол.
— Фу-ух! Еле успел...
Он согнулся, тяжело дыша. Я подбежал к нему, обнял за плечи, заглянул в глаза.
— Ты как здесь?..
— Так же, как и ты! — огрызнулся тот и сбавил тот, боясь, что нас услышат. — Ножками дотопал, ручками дополз, а вот башкой ни разу не подумал!
— В смысле?
— Ты какого хрена сюда сунулся?! Тебя ж могли убить!
— Постой... Ты что, за мной следил?
— А то! — Тигран гордо выпятил грудь. — От самой библиотеки пер, когда заметил, что ты смылся. Сперва хотел тебя позвать, но потом решил проследить, куда пойдешь. Вот и проследил на свою голову! — он смерил меня укоризненным взглядом.
Я кинул беглый взгляд на пустой проем двери. Из коридора слышались густые голоса — в общаге по-прежнему топтались люди Феликса.
— Ты видел, сколько их?
Тигран кивнул и помрачнел.
— Походу, брат, мы, мягко говоря, не рассчитали силы. Нас убьют, если поймают. Надо срочно сваливать из города.
— Я не могу. Мариша здесь.
— Откуда тебе знать?! — тот раздраженно отмахнулся. — Ты ее видел? Может, твою пассию давно убили!
— Замолчи! — я полоснул Тиграна гневным взглядом. — Она жива! Я точно знаю!
— Даже если так...
— Можешь валить, если такой ссыкун! Но без нее я не уйду. Понятно?!
Тигран взглянул на меня расширенными от изумления глазами, покрутил пальцем у виска. Подумал, помолчал и подозрительно прищурился.
— Ты что, реально ее любишь?
Я кивнул.
— Мамой клянешься?
Я осекся, удивленно вылупившись на Тиграна. Нет у меня мамы. И отца я тоже плохо помню. После Анабиоза они так и не проснулись. Из родных у меня осталась лишь Мариша, и поэтому я должен ее спасти.
Тигран махнул рукой.
— Ну ладно. Хрен с тобой. Попробуем ее найти.
Он подобрал «калаш», лежащий возле старика, и стал придирчиво его осматривать. Даже зачем-то вытащил рожок с патронами, начал его крутить, как будто в первый раз увидел.
Я пошарил по карманам убитого, нащупал твердую рукоять пистолета. Вынул ствол, взвесил в ладони. Кхм... И как им пользоваться? Я ведь ничего опаснее ножа я ни разу в жизни не держал!
Решив, что разберусь потом, я сунул пистолет за пояс.
Тигран тем временем окинул хмурым взглядом девушек, которые лежали на полу. Вставать они не торопились. Только искоса поглядывали на нас и, вероятно, до сих пор боялись.
— Вы чего? — спросил я шепотом. — Не бойтесь. Мы не тронем.
Те лишь замотали головами. Неужели Феликс их так сильно запугал?
— Вы девушку мою не видели? — спросил я. — Такая... черноглазая, кудрявая... Зовут Маришей.
Девушки испуганно переглянулись, покачали головами.
— Что ж вы так трясетесь, е-мое! — Тигран всплеснул руками. — Бегите, пока можете! Пока этот бритоголовый хрен нас не заметил...
— Поздно. Слишком поздно.
Мы с Тиграном вздрогнули от металлического голоса, раздавшегося за спиной. И обернулись.
В дверном проеме стоял Феликс в окружении вооруженной свиты. Из-за его спины на нас смотрело сразу несколько заряженных стволов.
— Бросайте пушки, детки. Игры кончились.
Нас отвели в фойе и усадили на диван с потрепанной обивкой и торчащими пружинами. Почти вся банда разошлась, остались лишь пять человек, которым было велено присматривать за нами.
С «калашом» Тиграну пришлось расстаться. Пистолет я осмотрительно спрятал под джинсы — благо, бандюки обыскивать не стали. Молча вывели из комнаты, вломили крепкого пинка и приказали ждать.
Потом вернулся Феликс. Встал напротив нас, держа отобранный у Тиграна автомат. На губах играла ядовитая ухмылка. Рядом вытянулся здоровяк, убивший девушку на улице, и ни на шаг не отходил от шефа. Вероятно, его правая рука.
— Вы двое из этой общины? — спросил Феликс.
Тигран энергично замотал головой.
— Тогда чего вы здесь забыли, детки? А?
— Искали кое-то, — промямлил Тигран.
— Еду! — быстро солгал я. — Голодные мы. Жрать хотим!
Феликс с сомнением посмотрел на меня, потом на Тиграна. В разговор вмешался здоровяк:
— Туфта! Я слышал, как они у этих сучек спрашивали про детей! — бугай кивнул в сторону комнаты, откуда нас привели. — Еще бежать им предлагали, сволочата!
Феликс вмиг в лице переменился.
— Та-ак... Может, тогда расскажете, где прячут остальных?
— Да мы не знаем! — сказал я. — Мы здесь правда не живем и никогда не жили!
— То есть просто мимо проходили?
— Да! — хором воскликнули мы, хотя сами понимали, что врем совсем неубедительно.
— И решили залезть в здание, которое оцеплено, чтобы проверить, что тут происходит? Видели, что здесь полно людей с оружием и все равно полезли? Так?
Повисла тягостная тишина.
Ниточка лжи, натянутая между нами, с каждой секундой ослабевала и была готова разорваться.
— Кныпа, — обратился Феликс к подчиненному. — Объясни детишкам, что бывает за вранье. Особенно, когда врут Феликсу. Особенно, когда так нагло и бесхитростно.
Кныпа гыгыкнул и кивнул с довольной рожей. Изо рта на туфель капнула густая ниточка слюны.
— Будем молчать? — в очередной раз осведомился Феликс. — Ну что ж... Ваш выбор. Кныпа, пристрели их.
Тигран от ужаса едва не подскочил. Он в панике заерзал на диване, умоляюще воззрился на меня, ища поддержки. Только я понятия не имел, что сказать Феликсу. Единственное, что я знал, так это то, что здесь жила моя девушка, а куда подевались дети, черт его пойми.
Феликс отдал «калаш» здоровяку и медленно, словно надеялся, что мы передумаем, потопал к выходу.
Проводив взглядом шефа, Кныпа посмотрел на нас и мотнул головой. Вставайте, мол. Потом толчками запихал нас в комнату, один в один похожую на остальные.
Мы встали спиной к разбитому окну, а Кныпа заслонил собой дверной проход и поднял автомат.
— Что, сволочата? Страшно?
Тигран вдруг присмотрелся к Кныпе, а точнее к «калашу», который он держал в руках.
— Это тот самый автомат, который у меня забрали?
— Да. А что?
Тигран злорадно захихикал. Я и сам не понял, почему.
— А то, что ты не выстрелишь.
— С фига ли?
— Ты сперва рожок проверь. Я вытащил патроны.
Он сунул руку в карман. Тихонько звякнуло. В сжатой ладони оказалась целая горсть патронов, не меньше тридцати штук. Тигран разжал ладонь — патроны посыпались сквозь пальцы и со звоном попадали на пол.
У меня от изумления отвисла челюсть. Так вот почему он так долго возился с этим «калашом»!
Ловким движением я сунул руку за спину, под самый пояс. Пальцами нащупал рукоять ствола.
— Какого?!..
Кныпа вытащил пустой рожок и ошалело вылупился на него.
Я вынул пистолет.
Глаза здоровяка расширились, когда он увидел ствол, смотрящий ему между глаз.
— Э-э, малой, ты чё? Волыну опусти...
Тигран шагнул влево, открывая мне пространство для огня.
Раздался выстрел.
Тело рухнуло на пол с тяжелым грохотом. Стены забрызгало алыми каплями. Кныпа распластался на полу, безмолвный, неподвижный. Выше переносицы зияла красная отметина, под головой огромной жирной кляксой растекалась лужа крови.
— Валим!
Я первым сиганул в окно и вмиг оказался на улице. Лицо защекотали теплые лучи, глаза обожгло ослепительным светом. Это был угол общежития, и поблизости никого не было.
Обернувшись, я ожидал увидеть за спиной Тиграна, но он по-прежнему был в здании.
Подойдя к окну, я тихо выругался: друг сидел на корточках и собирал патроны.
— На фига они тебе?! Тем более сейчас!
— В хозяйстве пригодятся, блин! Не ной!
— Бросай! Они сейчас придут!
— Еще секунду...
Хлоп! Дверь в комнату, где был Тигран, со стуком распахнулась.
На пороге появился Феликс в окружении троих ребят. Глаза пылали злобой, щеки налились тяжелой кровью. Он махнул рукой и гаркнул что-то нечленораздельное.
Трое бойцов подняли автоматы.
Я пригнулся, прикрывая голову руками, и отполз подальше от окна.
Застрекотали выстрелы. Над головой взметнулась пыль, раздался дробный звон врезающихся в стены пуль, посыпались осколки кирпича.
Я стал ползти, сдирая пальцы в кровь. Потом поднялся и рванул что было сил по направлению к библиотеке.
***
— Опаньки, — присвистнул Серафим. — И где тебя носило?
Я согнулся, силясь отдышаться. Грудь горела так, как будто изнутри ее вспороли заточенным серпом.
Я поднял голову и стал искать глазами Ваську с Серафимом. Сквозь мутные разводы медленно оформились четыре силуэта. Стоп! Но почему четыре? Пацанов же двое.
Рядом с Серафимом и Васькой вытянулся Николай Петрович, глава Маришиной общины. Старик с густой пепельно-серой бородой, одетый в старый балахон, держал на плече увесистую двустволку и осматривал библиотеку. Слева замерла Мариша, просветлевшая, с улыбкой на лице.
— Там... они...
— Чего? — скривился Серафим.
— В общаге Феликс!
Мариша кинулась ко мне. Я подхватил ее под бедра и поймал губами теплый поцелуй.
— Ты что, ходил туда один?! Совсем дурной?!
— Потом все объясню!
— Тебя могли убить, дурак!! — она в истерике тряхнула меня за плечи. — Какого черта ты туда полез?!
— Тебя спасать, конечно же! Я думал, что тебя забрали...
Девушка повисла у меня на шее и заплакала. А я прижал ее к себе так крепко, что у меня пальцы затряслись.
Пока я обнимал ее, почувствовал, как Серафим буравит меня нехорошим взглядом. Было в нем что-то такое, отчего мне сделалось не по себе.
Николай Петрович выжидающе воззрился на меня. Улыбка начала сползать с морщинистого пожелтевшего лица. Он подождал минуты две, пока мы перестанем обниматься, а потом спросил несмело:
— Все действительно так плохо?
Я выпустил Маришу из объятий. Вкратце рассказал ему о том, что было в общежитии. С каждой минутой Николай Петрович становился все мрачнее, а к концу рассказа опустил глаза и замолчал.
— Кстати, вот, — я вынул пистолет, прошелся в середину комнаты и положил оружие на стол. — Отжал у одного придурка.
Серафим заметно оживился и вцепился жадным взглядом в пистолет. В глазах мелькнуло любопытство и какая-то неуместная радость. Только чему он так обрадовался, я не понимал.
— А где Тигран? — спросил вдруг Васька.
Болезненный вопрос заставил мой язык свернуться в узел.
Я с горечью взглянул на Серафима. Отвечать не требовалось — все и так было понятно.
— Что?! — выпучил глаза тот. — Но почему?! Он должен был уйти с тобой!
— Он не успел... Я прыгнул в окно первый, а его схватили. А потом стали стрелять...
Серафим бесшумно выругался. Васька опустил глаза, Мариша отвернулась.
Скорбное молчание нарушил Николай Петрович:
— Я кое-что хотел тебе сказать, Артем.
— Да-да, послушай, что нам предлагает дядя, Чуплый! — перебил Серафим. — Сдается мне, что он совсем того.
Я непонимающе взглянул на них обоих.
Кажется, я что-то пропустил. Они сюда пришли не просто так. Тогда зачем?
— У нас есть склад, замаскированный под старое бомбоубежище, — сообщил Николай Петрович. — Туда мы спрятали детей нашей общины. Я хочу вам предложить пойти туда и переждать, пока этот маньяк не уйдет из города.
Серафим взорвался диким хохотом.
Я помолчал минуту, переваривая услышанное. А потом, подумав, уточнил:
— А как же пацаны?
— Твоих друзей никто не бросит. Места хватит всем.
— Вы правда разрешите нам у вас укрыться? — не поверил я.
Николай Петрович медленно кивнул.
— Если Мариша тебя любит, то для нас ты не чужой. А значит, и друзей твоих мы тоже заберем.
Я ощутил, как губы расползаются в улыбке. Неужели он нас спрячет? Просто так, не требуя ничего взамен?
Эйфорию оборвал ворчливый голос Серафима:
— Чуплый, ты серьезно? Сколько тебе лет? Мы уже взрослые и сами сможем защититься!
— Ты не видел, сколько их! Не видел, что эти ублюдки делают с людьми! — воскликнул я. — Мы и минуты не продержимся! Я лично пас.
Серафим взглянул презрительно сначала на меня, потом на Маришу.
— Чуплый, Чуплый... Пацанов на бабу променял. Каблук!
— Я не каблук! Но то, что предлагаешь ты, — самоубийство!
— Послушался бы ты Артема, — вмешался Николай Петрович. — Что вы можете против толпы?
— А тебя, хрен старый, вообще никто не спрашивал! — огрызнулся Серафим. — Если я решил, что мы останемся, значит, так и будет!
— Мне плевать, что ты решил! — рявкнул я. — Я сейчас же забираю Маришу с Васькой, и мы идем на склад! А если у тебя мозгов прибавится, милости просим... Но учти: ты можешь не успеть.
Твердым шагом я направился к Марише. Взял ее за руку. Девушка с любовью посмотрела на меня, кивнула. Мол, ты все сделал правильно. Я клюнул ее в щеку и уже готов был развернуться уходить, как за спиной почти неслышно щелкнуло.
— Ты никуда отсюда не уйдешь.
Я обернулся.
На меня смотрело дуло моего же пистолета.
Около минуты мы стояли в ступоре. Мариша побледнела, Николай Петрович изумленно вытаращился на Серафима. Васька вздрогнул и с трудом заговорил:
— Братан, ты чё?
— Заткнись! Или ты тоже с ними?!
— Не... я это... солидарен. Но не надо так. Мы же друзья!
Николай Петрович медленно поднял ружье, но я жестом его остановил.
— Ты только зря теряешь время, — бросил я, наполняя голос уверенностью. — Ты один. Нас — трое.
— Но ствол-то у меня! — ощерился Серафим и косо посмотрел на Николая Петровича. — Пока этот старпер с ружьем будет кота за хвост тянуть, я вышибу тебе мозги! И этой сучке тоже! — он кинул в сторону Мариши уничтожающий взгляд.
Девушка отпрянула и тихо пискнула. Я скрежетнул зубами и слегка продвинулся вперед.
— А мне вот тоже помирать не хочется! — подал голос Васька. — Ты извини, братан, но я... Ик! ... жить хочу. Поэтому я с ними.
— Что?!
У Серафима отвалилась челюсть. Он повернулся к Ваське, направляя пистолет в костлявую вздымавшуюся грудь. Лиловая от алкоголя рожа Васьки залилась багрянцем, но взгляд остался твердым, словно сталь.
— Щенки зеленые! — со злостью рявкнул Серафим. — Ни разу жизни не нюхнули! Если бы не я, вы бы подохли все давно! Кто вас все время защищал? Кто научил еду добывать и от дикарей отбиваться? Кто?!
— Ты слишком долго строил из себя начальника, — сказал я.
— Да потому что без меня вы ни хрена не можете! При первой же опасности бежите к Стасову и зад ему целуете! Ничтожества!
Он вновь направил пистолет в мою сторону.
— Тогда посмотрим, сколько ты продержишься без нас, — я подошел к нему еще на шаг и, несмотря на пистолет, смотрящий мне в лицо, желчно улыбнулся. — И может быть, поймешь, что вместе мы сильнее, чем поодиночке!
Серафим издал нервный смешок.
— Ты останешься со мной, — отрезал он. — И точка.
— В таком случае тебе придется меня пристрелить! — Мариша кинулась ко мне и встала рядом.
— Не вздумай!! — я закрыл ее собой и ощутил, как в руку впились тоненькие пальцы с острыми, как бритвы, ноготками.
Серафим заколебался. Мышца на лице едва заметно дернулась. С минуту мы сверлили друг друга взглядами, словно боксеры, вставшие на ринг. Потом он выпалил, как заведенный:
— Пристрелить? Да запросто!!
Он свел флажок предохранителя и был готов спустить курок, как сзади резко хлопнуло.
Открылась дверь.
Вбежал Тигран — живой и невредимый.
Армянин упал, трясущийся и взмокший. Физиономия была вся в ссадинах, под глазом красовался вздувшийся кровоподтек.
— Живой?! — изумился Серафим.
Тигран поспешно отдышался, поднял полные ужаса глаза:
— Они идут сюда... Мамой клянусь, эти ублюдки будут здесь с минуты на минуту!
Мы с Серафимом кинулись к окну и замерли, не в силах выдавить ни слова.
По пустынному шоссе двигалось больше сотни человек. Знакомые фигуры с автоматами шагали, как бойцы на фронте: ногу в ногу и почти не отставая друг от друга. Слышался тяжелый стук подошв и сбивчивые голоса.
Направлялись люди в сторону библиотеки.
— Твою мать! Откуда же их столько повылазило?! — воскликнул Серафим.
Тигран с кряхтением поднялся, отряхнул колени. Мариша встала около меня и в ужасе уставилась на приближающуюся толпу. Николай Петрович с Васькой замерли напротив соседнего окна, безмолвно наблюдая за происходящим.
Серафим поспешно сунул пистолет за пояс и потопал в середину комнаты. Я резвым шагом кинулся за ним и бросил в спину, как плевок:
— Ну и куда ты лыжи навострил? По-моему, ты собирался с ними драться!
Тот лишь отмахнулся. Наклонился к старому ковру, изъеденному молью, принялся его оттаскивать. Тихонько зашуршало. В комнате поднялась пыль, через минуту показалась узенькая дверца с напрочь сорванным замком. Прогнившая, непрочная.
Серафим присел на корточки, я примостился рядом.
— Подвал? Откуда?
— А я знаю? Сам недавно здесь его нашел.
Несколько секунд спустя возле двери в подвал собралась вся компания. Мариша неуверенно произнесла:
— Ну, спрячемся мы там — и толку? Думаешь, они такие идиоты, что нас не найдут?
— А ты придумай что-нибудь получше, раз и такая умная! — окрысился Серафим. — Возможно, это наш последний шанс.
Я хотел было возразить, как с улицы донесся зычный басовитый голос:
— Вот вы и попались, детки.
Топот стих. А голоса, наоборот, сделались громче.
Из центра комнаты мне было видно, что толпа стояла в метрах двадцати от нашего убежища и подбираться ближе не спешила. В нашу сторону смотрело сто с лишним автоматов.
— Один из вас убил моего помощника, — продолжил Феликс. — А я такого не прощаю. Тем не менее, в качестве исключения готов вас пощадить и пригласить к себе в команду. Как вы на это смотрите?
Молчание.
Феликс будто ждал, что кто-нибудь ответит, но никто и рта раскрыть не смог.
За окном тем временем посыпалась хлесткая ругань. Сквозь крики и бессвязные обрывки фраз прорезался отчетливый знакомый голос:
— У вас десять минут, чтобы выйти и присоединиться к нам, — Феликс сделал паузу. — Если в течение этого времени вы не выходите, заходим мы. И забираем вас силком. Только учтите: непослушных я буду наказывать. Жестоко.
Мы с Серафимом в ужасе переглянулись.
— Время пошло.
Мариша умоляюще взглянула на меня, словно ждала дальнейших указаний. Только я, дурак, понятия не имел, что делать. Николай Петрович осторожно выглянул в окно и тут же отошел, готовно вытянув ружье. Тигран с расквашенной физиономией растерянно поглядывал то на меня, то на Серафима.
— Десять минут? — Васька задумчиво поджал сухие губы. — Мне хватит, чтоб напиться.
Он развернулся и размашисто потопал в угол комнаты. И тут меня как молнией пронзило:
— Сколько у тебя осталось водки?
Васька обернулся, с подозрением воззрился на меня. Ответил с явной неохотой:
— Водки нету. Только спирт.
— Тащи!
Васька насупился и опустил глаза.
— Чуплый, ну не будь ты сволочью! Не забирай последнее...
— Тащи, что есть! Я кое-что придумал.
Я схватил валяющийся стул. Одной ногой прижал конец деревянной ножки к полу, а другой принялся лупить по основанию, чтобы ее отломать. После нескольких усилий ножка с хрустом отвалилась.
Серафим склонился надо мной и вскинул брови:
— Что ты делаешь?
Я полоснул его холодным взглядом и приказал тихо-тихо, чтобы не услышала Мариша:
— Открывай подвал. Хочу устроить небольшое фаер-шоу.
Я смочил кусок оторванного лоскута Васькиным спиртом, намотал на ножку стула и поджег. Импровизированный факел был готов. И факел, и оружие в одном флаконе. Спирта Васька приволок восемь бутылок и, отдав, чуть не расплакался — так жалко ему было расставаться с алкоголем.
Комната за пять минут слегка преобразилась. С двух сторон к входной двери мы пододвинули два книжных шкафа. Книги полностью распотрошили, а вырванные листы разложили по полочкам толстыми стопками. Оба шкафа щедро окатили спиртом, потратив целых три бутылки.
Каждый второпях пытался что-то делать. Васька докладывал, как обстоят дела на улице. Мариша смачивала водой свежие ссадины Тиграна, Николай Петрович прочищал ружье. Серафим внимательно следил за мной, и по нахмуренному выражению лица было понятно, что ему не нравилось, что я вдруг стал командовать. Ведь раньше этим занимался он.
Когда все обязанности распределили, осталось самое сложное: уговорить Маришу спрятаться в подвале.
— Не пойду! И даже не проси!
— Поверь, там будет безопаснее, чем здесь!
— Дело не в этом. Я спущусь в подвал только с тобой!
— Но я же никуда не денусь, блин! — всплеснул руками я. — Спущусь, только немного позже...
— Нет! Либо я иду с тобой, либо остаюсь!
Мы могли бы спорить так до бесконечности, но с улицы донесся возмущенный голос:
— Время вышло!
Тигран и Васька заняли свои позиции за шкафами. Николай Петрович вытянулся в левом углу, вскинув двустволку. Серафим шмыгнул за правый угол, поднял пистолет. Мариша спряталась за стенд, где раньше были книги, и застыла хрупким изваянием.
А я стоял, как к полу приколоченный, недалеко от двери. Молча, словно каторжник, приговоренный к виселице, ждал, когда она откроется.
— Как только я скажу «давай»... — скомандовал я шепотом, многозначительно взглянув на Ваську и Тиграна.
Стало тихо.
Зашуршали робкие шаги.
Со скрипом распахнулась дверь библиотеки.
— ДАВАЙ!!!
Раздался чиркающий звук, и шкаф мгновенно облизнуло пламя. Сперва один, потом второй. Резко запахло гарью, все вокруг сделалось огненно-бордовым.
В комнату ворвались двое с автоматами. Их лиц мне разглядеть не удалось — все выглядело, как при быстрой перемотке пленки: мутно и молниеносно.
Полыхавшие шкафы качнулись и накрыли визитеров, словно насекомых. Грохнуло. По полу пронеслась крупная дрожь.
Тигран и Васька, повалившие шкафы, рванули в стороны, подальше от огня.
Послышалось, как люди под горящими шкафами стали молотить руками по полу, рвать глотки и вопить от боли.
К этому моменту повалили еще люди. Пятеро мужчин со вскинутыми ружьями и сморщенными, как гнилая слива, мордами ввалились внутрь. В сторону вошедших полетели две бутылки спирта с подожженными фитилями.
Вспыхнуло. Раздался треск разбитого стекла, бандитов тут же охватило пламя. Люди Феликса задергались, их кожа стала покрываться крупными пузыристыми волдырями. Волосы начали плавиться и опадать зловонным крошевом. Кожа лица краснела, запекалась и вздувалась.
Тут над ухом оглушительно загрохотали выстрелы.
Четверо бойцов ворвались в здание. Застрекотала беспорядочная очередь. Свист пуль смешался с зычным звоном падающих гильз и криками стрелявших.
Нужно было уходить. Бандитов становилось больше, а библиотека просто-напросто сгорала.
Я прыгнул в сторону и откатился к стенду, за которым пряталась Мариша. Девушка коротко взвизгнула, прижалась ко мне. Тигран и Серафим упали за соседние шкафы, которых не коснулось пламя. Николай Петрович рухнул на колени, выронив ружье, и вжался в стену.
А потом на пол обрушилось безжизненное тело.
— Васька...
Друг не шевелился. Грудь оставалась неподвижной, а глаза, словно стеклянные, смотрели в потолок. Сквозь мастерку просвечивались кровоточащие раны.
— Васька!!!
В груди болезненно стрельнуло.
Серафим с Тиграном подскочили и метнулись в сторону подвала. Армянин согнулся возле Васьки, пару раз его тряхнул, а обнаружив, что тот мертв, бесшумно зарыдал. Серафим взорвался раздраженным криком, дернул армянина за руку и потащил к подвалу.
Я крепко сжал Маришину ладонь и кинулся за ними. Затолкав девушку темный проем подвала, огляделся.
В центре комнаты бледными контурами вырисовывался силуэт Николая Петровича. Судя по одиночным выстрелам, старик уперто продолжал отстреливаться.
— Бегите! Я их задержу! — не оборачиваясь, крикнул Николай Петрович.
— Чего?! Даже не вздумайте! Спускайтесь вниз!
— Бегите, я сказал!!
Тут меня кто-то резко дернул за руку, и я провалился в темноту. В нос ворвался запах сырости, а по спине от холода скользнула ледяная змейка. Я скатился вниз по лестнице, в затылок врезался сырой бетон. В черепушке вспыхнула острая боль.
Сделав над собой усилие, я кое-как поднялся.
Рядом стоял Тигран, держа над головой горящий факел.
Огонь мало-помалу разбросал сгустившуюся тьму, открыв глазам загадочное помещение.
Пустая комната с голыми стенами и низким потолком. Она напоминала кладовую, только попросторнее. Ни полочек, ни бытового хлама, ни намека на другую дверь. Но что это тогда за место?
На лестнице нарисовался Серафим. Он с грохотом захлопнул дверь в подвал, спустился вниз.
— Зачем?! — я подскочил к нему, вцепился в ворот грязной рубашки.
— Ну а чего он сиськи мнет? Не хочет, так не хочет!
— Идиот!!! Ты же его убил!!
Я дернул друга на себя, готовясь вмазать ему между глаз.
Но Серафим лишь оттолкнул меня и отошел. К лицу приклеилась задумчивая мина. Брови сдвинулись, на лбу зигзагом выгнулась морщинка.
— Чуплый, погоди... Мы кое о чем не подумали.
— О чем же?
— Как они узнали, что мы здесь? Никто ж не знал, где именно мы прячемся!
Я запнулся, словно наскочил на острый камень.
Был в его словах какой-то смысл. Почему мы раньше об этом не подумали?
— Уверен?
— Ни одна живая душа, кроме нас, старика и твоей подружки, не знала об укрытии, — сказал Серафим твердо. — Получается, нас сдал кто-то из своих.
Догадка прыгнула в сознание быстрее, чем Серафим ее озвучил.
Мы как по команде повернулись к Тиграну.
— Это ты нас продал, сволочь черномазая?!
Факел выпал из дрожащих рук Тиграна, и участок света съела темнота. Была заметна только побледневшая физиономия предателя. Свет от рухнувшего факела выхватывал трясущиеся, словно в танце, ноги.
Армянин затравленно уставился на нас и кинул беглый взгляд на дверь подвала.
— Сволота продажная! — взорвался Серафим. — Да как ты мог?!
— Не надо, пацаны ...
Серафим рванул к Тиграну, вскинув руку для удара. Кулак впечатался в дряблый живот так сильно, что толстяк подпрыгнул, и его отбросило к стене. Послышался надсадный стон.
— Сучара!
Вновь удар — на этот раз костяшками по переносице. Тигран истошно взвыл, прижал ладони к сломанному носу.
— Что, ублюдок, мало тебя отметелили?!
Хрясь! Нога Серафима со свистом рассекла воздух и врезалась Тиграну в челюсть.
Мариша взвизгнула, а я отвел глаза.
В груди все больно сжалось. Я поднял факел так, чтобы было видно все, что происходит.
Тигран согнулся на коленях, сплевывая кровь. На полу образовалась лужица темно-бордового цвета. Серафим завис над толстяком, дрожащий, обозленный.
— Ничего не хочешь нам сказать? — спросил он тихо.
— Мамой клянусь, у меня не было другого выбора! — с натугой выдохнул Тигран.
— Тогда какого черта ты вернулся к нам, а не остался с ними? — спросил я.
— Это была замануха! — выкрикнул Тигран, как оправдание. — Они поставили меня на мушку и приказали привести к вашему убежищу! Сказали, что застрелят, если я куда-нибудь сверну!
Тигран захныкал. Жалобно и глухо, как ребенок. Слезы хлынули из глаз и покатились по надувшимся от синяков щекам.
— Спасибо, брат, — хмыкнул Серафим. — Из-за тебя погиб наш Васька... И не стыдно тебе, сука?
Бах!
Еще один удар, казалось, вышиб из Тиграна все живое. Армянин перевернулся на бок, начал заходиться в хриплом кашле.
Секундой позже подошла Мариша и уткнулась носом мне в плечо, пряча глаза.
— Хватит, — попросил я Серафима. — Ты его убьешь.
— А есть другие варианты?
Какое-то время я непонимающе смотрел на друга, думая, что это шутка. Но сомнения развеялись, когда его рука скользнула к пистолету.
— Ты чего творишь?!
— Наказываю крысу, — Серафим направив ствол Тиграну в лоб. — Можешь, кстати, мне помочь.
Толстяк, увидев пистолет, отполз к стене. Щеки залила мертвенная бледность.
— Успокойся! — я вскинул руки, призывая друга не стрелять. — Мы его накажем, только... по-другому.
— Как?! Поставим в угол? Надаем пинков?
Я выпустил Маришу из объятий и широкой проступью приблизился к Серафиму. Рука легла на мускулистое плечо — на ощупь крепкое, как камень.
— Отпусти его, пожалуйста... Не становись шакалом.
Тот лишь громко фыркнул и стряхнул мою ладонь с плеча:
— А по-другому, брат, не получается. Не мы такие — мир такой. И в нем, как видишь, нужно выживать. Бороться. Каждый день и каждый час.
— А если мне не хочется так жить! — воскликнул я. — Пускай вокруг не будет тех удобств, что были раньше, зато будет нормальная человеческая жизнь! Разве этого мало?
Серафим развернулся ко мне в пол-оборота. Пистолет продолжал смотреть Тиграну в лоб.
— Размазня ты, Чуплый, — бросил Серафим с презрением. — Раньше я такого за тобой не замечал. Все было хорошо, пока ты с этой бабой не снюхался! — он оцарапал резким взглядом мою девушку и отвернулся к предателю.
Я покрепче стиснул ножку стула с полыхающим концом. Скрежетнул зубами и шагнул вперед.
Выход есть только один. И я обязан сделать это, чтобы спасти жизнь Тиграну.
Над головой у Серафима глухо свистнуло. Я со всего размаху опустил горящий факел на плечо бывшему другу.
Серафим пронзительно заверещал, подпрыгнул, как ужаленный. Огонь прожег рубашку, облизнув сухую кожу. Серафим мгновенно обернулся — и в меня впечатался озлобленно-звериный взгляд, словно у хищника, оставшегося без добычи.
Пистолет уже было метнулся в мою сторону, но я среагировал быстрее.
Снова размахнулся и ударил факелом по сцепленным рукам. Ладони Серафима разомкнулись, выпуская пистолет. Противник отскочил и начал лихорадочно трясти руками, словно это могло притупить боль от ожогов.
Я подскочил поближе, саданул концом горящей палки по чумазому лицу приятеля. Его отбросило к стене безвольным манекеном. В воздух выплеснулся дикий крик, смешанный с крепкой руганью.
— Ублюдок!!!
Серафим вскочил и кинулся ко мне.
Пришлось махать без остановки факелом, чтобы расплывшиеся контуры противника не потерялись в темноте. Пламя выхватывало покрасневшие участки обожженного лица с полопавшейся кожей, выпученные глаза, измазанный в крови чуть приоткрытый рот.
Серафим рванул ко мне так быстро, что я даже шевельнуться не успел. Упал и сморщился от боли.
В щеку врезался твердый кулак. Перед глазами вспыхнуло. Скулу пронзила ноющая боль.
Вдруг голос Серафима погасил истошный крик Мариши. Раздался торопливый стук шагов. Сперва он был глухим, потом стал гулким, нарастающим, словно с бетона чьи-то ноги перепрыгнули на лестницу. И я догадывался, чьи.
— Артем! — воскликнула Мариша. — Он убегает!
— Твою мать!!
Над головой тихонько скрипнуло — открылась дверь подвала. Темноту прорезал яркий свет, и внутрь повалили клубы дыма. Резко завоняло гарью.
Тигран, пыхтя и спотыкаясь, взбирался по лестнице. Вот же воистину трусливая скотина! Я же ему жизнь спасаю, мог бы и помочь!
Серафим вскочил и шустрой тенью бросился к валявшемуся пистолету.
Все произошло за несколько мгновений. Шаг, второй, рывок — и ствол уже смотрел Тиграну в спину.
Тишину рванул зычный хлопок.
Армянин сумбурно дернулся, как кукла на веревочке. Упал, скатившись вниз по лестнице, и больше не пошевелился.
Я с трудом поднялся, стряхивая пыль с лица. Шатаясь, точно пьяный, подхватил потухший факел, потащился к Серафиму. Тот мгновенно обернулся, но ничего сделать не успел — я размахнулся и обрушил конец палки на кудрявую макушку.
В этот раз удар вышел достойным.
Серафим схватил губами воздух и упал. Перевернулся на живот. Глаза по-прежнему стреляли ненавистью, правая рука беспомощно скребла по полу, силясь дотянуться до упавшего ствола.
Я встряхнул погасшим факелом. С конца обугленной палки тягучими нитями капнула свежая кровь.
Над головой послышался тяжелый топот — люди Феликса вовсю обыскивали здание. В дверном проеме промелькнуло несколько черных теней.
Привычным холодком в груди проснулся страх, и я поежился. Если этих сволочей не отпугнул даже пожар, они нас рано или поздно обнаружат!
— Артем!
Я обернулся, ища глазами Маришу. Девушка стояла около стены напротив и внимательно ее осматривала. Хромая, как подбитый пес, я потащился к ней. Во рту возник солоноватый привкус крови. Левая щека горела от удара Серафима.
— Смотри.
Я проследил за направлением ее руки.
В обширном участке стены, не замазанном штукатурной, виднелась голая конструкция из ветхих кирпичей. Почерневшие и облупившиеся, они ложились друг на друга безо всякого раствора, словно кубики игрушечного домика.
— А это еще что?
Я осторожно прикоснулся к одному из кирпичей — и он упал с бесшумным стуком. В стене образовалась куцее отверстие.
— По-моему, там что-то есть.
Мне понадобилось меньше двух минут, чтобы развалить шаткое построение. Кирпичи рассыпались, как кубики, снесенные детской рукой.
На нас смотрел обширный проход почти с мой рост. За ним начинался нескончаемый тоннель. Вдали подрагивал едва заметный огонек — его хватало, чтобы осветить обтерханные стены с трещинами и усыпанную мусором дорожку, убегающую в неизвестном направлении.
Сзади раздался спешный топот. Громко взвизгнула Мариша.
— Они спускаются!
Я протолкнул ее в тоннель, а сам застыл возле проема. Огляделся.
На лестнице и правда появилось несколько фигур. В подвале из-за дыма видимость была паршивая, и удавалось разглядеть лишь пять пар ног, спустившихся на лестницу.
Я так и замер, будто в пол вколоченный. Нашел глазами Серафима.
Друг лежал с разбитой головой, не в силах шевельнуться. Кудри слиплись от обильно растекающейся крови. Щеки вздулись, словно от укусов пчел, на коже тоненькими сеточками отпечатались царапины. Серафим судорожно кашлял из-за наплывающего дыма и ничего почти не замечал вокруг.
Он умирал. И я ничего не мог поделать.
Быстро прошмыгнув мимо него, я поднял пистолет лежащий рядом. Бережно сунул в карман и, кашляя, вернулся к проходу.
Серафим, услышав шорох, слабо шевельнулся.
— Чуплый, миленький... ты здесь?
Я промолчал.
— Не уходи, прошу тебя...
Опять молчание. Язык словно в тиски зажали. Появилось острое желание уйти, сбежать с Маришей, но какая-то неведомая сила удерживала меня здесь, рядом с умирающим другом. Другом, который только что хотел меня убить.
— И ты вот так оставишь друга умирать?
— Не друг ты мне, — оборонил я хрипло. — Уже не друг.
— Но мы же были, как семья, забыл? Васька Спирт, Тигран, Серафим и Чуплый...
Стук шагов на лестнице стал громче. Несколько пар ног спустились с лестницы и встали на пол. Зашуршали движущиеся подошвы.
— Извини, дружище. Больше нам не по пути.
Я до боли стиснул зубы, чтобы не заплакать, и с трудом заставил себя развернуться. Помещение сотряс безумно-злобный крик:
— Да и пошел ты! Подкаблучник хренов! Сам вали и свою сучку забирай! Все равно вы сдохнете рано или поздно, как и мы!
Я в последний раз взглянул на умирающего друга и вошел в тоннель. Скрипя зубами от бессилия, я взял Маришу за руку, и мы помчались в неизвестность.
За спиной в этот момент затарахтели выстрелы. Я крепче сжал Маришину ладонь и побежал быстрее. Круг света, что маячил впереди, метнулся нам навстречу, стены заходили ходуном.
В тоннеле было подозрительно спокойно. Позади не слышалось ни криков, ни шагов, как будто люди Феликса о нас забыли. Или они просто не заметили, что мы сбежали?
Когда круг света впереди заметно увеличился и стали появляться очертания прямоугольного прохода, я поморщился. Ударила удушливая вонь, похожая на смрад биологических отходов.
Дальше тоннель разбегался на два широких поворота, и конца им не было видно.
Под ногами тихо хлюпнуло. Сандалии окунулись в липкую холодную воду, похожую на болотную тину. Я поежился и посмотрел под ноги.
— Вот дерьмо!
И, кажется, был не далек от истины.
Мы стояли по щиколотку в мутной грязно-серой жиже сомнительного содержания. На стенах клейкими густыми массами застыла слизь коричнево-зеленого цвета. Справа вдоль стены тянулась ржавая железная труба.
Мариша брезгливо поморщилась и посмотрела на меня.
— Канализация?
— Вроде того.
Чуть-чуть левее в потолке зияло круглое отверстие люка с отодвинутой крышкой. Я схватился за него взглядом и дернул Маришу за руку.
— Поднимаемся! Быстрее!
— Не так быстро, детки.
Я ощутил резкий толчок — и едва не впечатался носом в железную трубу. Маришу дернуло назад, и она громко вскрикнула. Остановившись, я смахнул оцепенение и обернулся.
На полу, заплаканная и притихшая, распласталась Мариша. Рядом вытянулся Феликс, покрасневший, злой и запыхавшийся. Он держал ее за кудри, намотав их на руку, словно собачий поводок. На лице возникли грязные разводы, лысина была вся черная от копоти и пепла.
Я немедля вынул ствол, направив ему в грудь.
Глаза у Феликса расширились — похоже, он не ожидал, что я буду вооружен. Он попятился и притянул к себе Маришу. Одна рука опустилась девушке на голову, другая сомкнулась на тонкой шее.
— Спрячь пистолет, сучонок! Быстро!
Я, не раздумывая, спустил курок.
Послышался сухой щелчок — из дула вылетел лишь сжатый воздух.
Губы Феликса расплылись в издевательской улыбке.
— Что, патроны кончились? Или стрелять не научился?
Я весь сжался. Сердце стало колотиться, точно заведенное. Превозмогая страх, опять спустил курок. Раз, другой и так еще раз восемь. Тщетно. «Магазин» был пуст — и жизнь моя, казалось, скоро кончится.
Феликс вытянул из-под ремня свой револьвер, направил мне в живот.
— А я тебя узнал, — на лбу его пошли морщинки, он внимательно прищурился. — Это же ты, гаденыш, пристрелил моего помощника? Бросай оружие, сказал!!
Я молча подчинился. Правая рука безвольно опустилась, словно плеть. Ладонь разжалась, выпуская ствол — он с тихим хлюпаньем упал в мутную жижу и исчез на дне.
— Всего один вопрос, — осторожно попросил я.
— Валяй, — Феликс благосклонно кивнул.
— Почему мы? — я взглянул на него с нескрываемым любопытством. — Я понимаю, что тебе нужны рабы и все такое... Но почему именно дети?
Феликс заметно оживился, явно озадаченный таким вопросом.
— У меня на вас большие планы, малыш.
— Какие же?
— Создать большую армию моих последователей. Дети доверчивее взрослых, и быстрее станут тебя слушать. Я дарю им пищу и крышу над головой, а они выполняют все мои приказы. Я им в каком-то смысле как отец. Смекаешь?
— Нет. Ты просто их вербуешь. И при этом не спрашиваешь, хотят они этого или нет.
— А смысл? Их все равно убьют. Сколько детей погибло после пробуждения? И больше половины — от рук взрослых. Разве им нужна такая жизнь?
— Все лучше, чем в плену у одержимого маньяка.
— Не скажи, — Феликс посерьезнел и покачал головой. — Я даю им стопроцентную защиту. Пока они со мной, никто и пальцем их не тронет.
Я едва не рассмеялся.
— И к тому же, ты не прав, малыш, — продолжил Феликс. — Они — ученики, а не рабы. Я учу их выживать в реалиях нового мира. У нас ведь теперь как? Все решает естественный отбор.
— В смысле?
— Жить имеют право только сильные. Я научу их этому. И вас бы научил, если бы вы не устраивали эти кошки-мышки.
— То есть потом, когда все эти дети вырастут, они вместо тебя будут ходить по городу и забирать других детей, чтобы воспитывать новое поколение убийц? Таков твой гениальный план?
— Пока я только к этому стремлюсь, — скромно заявил Феликс. — Но в моем подчинении уже около тысячи учеников. И я не собираюсь останавливаться.
Он самодовольно улыбнулся. Да, амбиций этому козлу не занимать!
— А знаешь... мне плевать! Я никогда тебе не подчинюсь. Ни я, ни мои друзья.
— А вам и не придется, — Феликс свел курок, и его скулы загрубели. Добродушие с лица словно рукой смахнули. — Все твои друзья мертвы. И вы с девчонкой больше мне без надобности! Так что...
Феликс громко взвизгнул и одернул руку. Та распухла, покраснела. Физиономию противника перекосило, он со злостью зыркнул на Маришу.
— Ах ты маленькая стерва!
Правая рука, сжимающая ствол, чуть опустилась, а другую он занес, чтобы ударить девушку. Я тут же кинулся к нему, вцепился в руку с пистолетом. Заломил, направил влево. Громыхнуло. Пуля прочесала стену и со звоном врезалась в трубу, проделав там отверстие. Из мелкой прорези ударила коричневато-серая струя.
Справа промелькнула голова Мариши. Девушка впилась ногтями в выбритую щеку, полоснула пару раз по гладкой коже. Феликс взвыл, задергался, махнул рукой. Послышался глухой шлепок. Маришу, словно поролоновую куклу, отбросило назад.
Я треснул Феликса ногой меж ребер, выбил пистолет.
Феликс крепко выругался и переключился на меня. Кулак рванул мне в левый глаз, и я зажмурился, не успевая увернуться. Через секунду боль скрутила правый бок, потом грудную клетку и живот. Удары получались грузными, размашистыми, меткими. В жилистых руках противника чувствовалась сила.
В следующий момент я ощутил, как ноги оторвались от земли. Феликс с легкостью, с какой охотник добивает раненого зайца, поднял меня над собой, швырнул к стене. В затылке вспыхнула зверская боль.
Я сполз по стенке и впечатался спиной в шершавый пол. В лицо ударила зловонно-кислая вода, одежда вмиг потяжелела, и меня, словно иглой, пронзило холодом.
Перед глазами снова появился Феликс. Я откатился в сторону и тут же ощутил прикосновение шершавых рук на шее. Пальцы сжались и сдавили горло мертвыми клешнями. Свет перед глазами начал угасать, вокруг поплыли темные круги.
Сквозь мутно-алые разводы обозначилось его лицо. Осунувшееся и почерневшее, с двумя полосками царапин не щеке, оставленных Маришей. В глазах плескалась ярость, вены на павлиньей шее вздулись жирными удавами.
— Это за то, что вы сожгли моих людей... сучонок... Феликс ничего не забывает...
— Аааргх!! Пусти!
— Не забывает... Понял?! Ничего не забывает!!!
Тут над ухом прозвучал почти бесшумный выстрел.
Феликс замер — каждый мускул на лице как будто заморозили. Остекленевшие глаза безжизненно воззрились на меня, из горла вылетел бесшумный хрип. Руки обессилено разжались и сползли с моего горла.
Феликс обмяк, так и оставшись лежать на мне с раскинутыми руками. Сердце его больше не стучало.
Я зашевелился, жадно глотнув воздух. Приподнялся, сбросил с себя тело, поднял голову.
Надо мной, вытянув руки, стояла Мариша. В руках был пистолет — тот самый, что я выбил из рук Феликса. Светлые волосы сделались липкими и черными от грязи. Под левым глазом багровел свежий синяк.
Пистолет выпал из рук, и девушка заплакала.
Я с трудом поднялся и прижал ее к себе, не в силах надышаться. Ноги тряслись, как после продолжительного бега.
— Тихо, тихо... Все закончилось. Ты молодец.
Мариша смахнула с глаз густые слезы и взглянула на меня. В уголках губ забрезжила улыбка.
Я кинул осторожный взгляд на Феликса, лежавшего у наших ног. В блестящем, как алмаз, затылке вырисовывалась алая отметина. Темная гладь воды сделалась чернильно-красной от расползающихся кровавых пятен.
— Пошли отсюда, — обратился я к Марише. — Не хочу здесь больше оставаться.
Я потянул ее к лестнице, ведущей к люку.
***
Прошло не меньше четырех часов с тех пор, как мы сбежали из библиотеки. Пришлось прилично побродить по городу, чтобы найти убежище.
Мы забрели в кафе «Союз» и временно обосновались там. Ветхое здание из пыльно-желтых кирпичей, похожее на старую пивнушку, оказалось чуть ли не единственным безопасным местом в городе.
За окном стелилась бархатная ночь. В помещении, словно в каморке, было тесно, неуютно. На высокой тумбе догорала белая свеча, из приоткрытого окна тянуло сыростью.
Мы лежали на матрасах, вслушиваясь в шум дождя.
Мне не спалось. Марише тоже. Сердце все еще не отпускал колючий страх, что люди Феликса могут вернуться и забрать нас. А пока они не убрались из города, высовываться из кафе было опасно.
Я понятия не имел куда идти потом, когда настанет время подыскать нам новое убежище. Единственное, что я для себя решил, что никогда не отпущу Маришу — даже если нам придется убежать из города. Особенно после того, что с нами приключилось.
Около часа мы сидели в гробовом молчании. Потом Мариша все-таки заговорила:
— Как ты думаешь, что заставляет нас жить дальше?
Я повернулся к ней и несколько секунд молчал, смотря в слипавшиеся девичьи глаза.
— Наверное, надежда. Вера в то, что завтра станет лучше, чем вчера.
— И ты действительно в это веришь?
— Да. Иначе какой смысл жить?
— И мы узнаем, что такое счастье?
— Может быть. Но лично мне уже известно, что это такое, — я с улыбкой глянул на Маришу.
Девушка тихонько засопела. Я поцеловал ее в макушку и закрыл глаза.
Тут впервые мне с ней стало так легко, спокойно, словно ничего до этого не произошло, и мы были обычной парой, проводящей время вместе.
— Кстати, ты еще не передумала жить вместе?
— Нет, — Мариша настороженно взглянула на меня. — А ты... ты же был против!
Я ответил сдержанной улыбкой.
— Ты серьезно?! — воскликнула она так оживленно, словно не поверила. — И ребенка заведем?
— Ну, не сейчас, конечно. Но подумаем над этим. Обещаю.
Она обняла меня так крепко, что я невольно засмеялся. А потом перевернулась на бок и уснула. Спокойная, счастливая.
Олег Гайдук © 2013
Обсудить на форуме |
|
