|
КМТ
 Учебники:
Издатели:
Ссылки:
|
Беззащитные гиганты Береснев Федор © 2013 Тюльпаны для сирот Президент сильно сдал за последние месяцы. Лицо посерело, под глазами набухли мешки. Аккуратная «профессорская» бородка, ранее чуть тронутая сединой, стала абсолютно белой и, вроде бы, даже поредела. Он говорил тихим надтреснутым голосом, неестественно растягивая слова, делал долгие паузы между предложениями, дыхание то и дело сбивалось.
Степан смотрел пресс-конференцию главы государства вполглаза, потом вообще выключил висевший на стене гримёрки телевизор. Он готовился к выходу на персональную Голгофу, и его совершенно не интересовало самочувствие этого усталого и раздавленного жизнью человека.
Лев Матвеевич Зверлов, нобелевский лауреат и почётный член многих академий, а теперь — президент самой большой в мире страны, сам виноват в обрушившихся на него напастях. Кроме того, Степан никак не мог простить ему трансформации своей мирной и спокойной профессии в полный опасности танец оголённых нервов. Ведь именно после его бесчеловечного опыта, поставленного над целой страной, чтение банального прогноза погоды стало сродни прогулке по минному полю.
Степан сидел перед зеркалом и тренировал добродушное, немного растерянное выражение лица. Потом пожимал плечами, виновато улыбался и несмело кивал за спину. Ему не нравилось, он вздыхал, протирал и без того сверкающие стёкла очков и повторял всё снова с другими паузами, интонациями, акцентами. От малейшего, почти незаметного жеста может зависеть его жизнь и здоровье.
Это хороший прогноз можно говорить любым голосом, совершенно не заботясь о производимом впечатлении. Зритель будет рад солнышку и теплу и тебе заодно спасибо скажет. А если завтра гроза с дождём, а люди собрались, например, на пикник? Их настроение, естественно, резко ухудшится. Часть недовольства перенесётся и на сообщившего о капризах погоды синоптика. Перенесётся, перенесётся. Это свойство человеческой психики. Как не старайся, а кто сказал, тот всё и испортил. Не только же в угоду традиции гонцов, принесших плохую весть, в старину убивали, была здесь и частичка нерациональной обиды за случившееся.
Но хуже всего, когда два атмосферных фронта сталкиваются. Погода в такие дни переменчива, неустойчива, непредсказуема. От синоптика хотят услышать, прежде всего, совет брать завтра с собой зонтик или нет, надевать плащ или дома оставить. Что сказать, если и дождь, и солнце возможны с одинаковой вероятностью? «Берите на всякий случай зонт, погода слишком неустойчива»? Всё равно найдутся недовольные. «Из-за него весь день эту тяжесть таскал» или «надо было определённей говорить, я понадеялся, что пронесёт, оставил зонт дома и вымок до нитки». Всем не угодишь, а надо. Лучи ненависти, злобы и негодования сотен людей совьются в тугой жгут и больно хлестнут по здоровью и самочувствию. Спасибо Льву Матвеевичу за поголовную вакцинацию «психокинетической» прививкой.
Степан застыл между пожатием плечами и кивком. Его рот непроизвольно скривился в гримасе досады и презрения. Внутри запоздало кольнуло: он сам только что, пусть ненамеренно, добавил президенту морщин на лицо и седины в волосы. А на зрителей обижается. Не судите, да не судимы будете. Тем более, Зверлов наверняка хотел как лучше. Кто мог знать, что всё вот так обернётся?
Дверь в гримёрку бесшумно распахнулась.
— Президент заканчивает, — выдохнул запыхавшийся ассистент. — Режиссёр приглашает вас в студию.
Что ж, чему быть, того не миновать. Степан встал, поправил галстук-бабочку и, обойдя любимое, видавшее виды кресло, шагнул в коридор. Шагнул решительно, отчаянно, безоглядно. Как шагают из окопа солдаты, идя в убийственную, безрассудную штыковую атаку. Как шагает за порог камеры приговорённый к смерти в своё последнее утро.
Тем временем в аппаратной режиссер передвинул затёртый рычаг на пульте и в эфир понеслось изрядно набившее оскомину: «После короткой рекламы вас ожидает прогноз погоды с непревзойдённым Степаном Шукшенко. Не переключайтесь».
***
Весна, запрягавшая слишком долго даже для России, обрушилась на Москву всем своим нерастраченным жаром. Она одним могучим рывком содрала с девушек куртки, кофты и тёплые рейтузы, укоротила им юбки и подвела глаза, выгнала на бульвары мороженщиков, раздула мангалы по скверам и паркам, и, довольная собой, готовилась слегка передохнуть. Вовсю голосили птицы. Лишь где-то далеко за МКАДом посмеивалась в кулак отступившая, но не сложившая оружия зима. Не подозревающие о скором повороте в борьбе стихий люди улыбались, радовались солнцу, строили планы на майские праздники.
Степан вышел из телецентра и прислушался к ощущениям. Сердце стучало ровно, ничего не болело, нигде не кололо, даже беспокоившее в последние дни колено перестало хрустеть. Вроде, пронесло. Удалось сгладить, достучаться, разъяснить. Впрочем, радоваться рано. Если стихия разгуляется, возможно всё, что угодно. А виновным окажется, как всегда, стрелочник.
И зачем он продолжает это делать?
Пора уйти на пенсию, выращивать огурцы, помидоры, капусту, раствориться в природе и радоваться каждому дню как первому. После того как у Сторожева во время одного из едких монологов лопнула кожа на лице, а Манжетову перекосило в прямом эфире, живых ведущих на телевиденье практически не осталось, всех заменили компьютерные имитации. Только неувядающая Старышева и бессменный Коробкович продолжают радовать своих поклонников еженедельными живыми шоу. Но у них своя аудитория, узкие ниши и стабильные рейтинги. Этих динозавров телевидения психокинетика зрителей скорее даже подпитывает. А вот он-то зачем продолжает появляться на телеэкране? Да, деньги. Да, скука. Но только ли? Неужели нравится риск? Неужели на старости лет стал адреналиновым наркоманом? Или где-то в глубине души теплится надежда, что преданный зритель поправит здоровье и ему? Так напрасно. Который месяц несчастное колено не могут залечить. Что уж говорить о чём-нибудь более серьёзном. Или просто хочется быть хоть чем-то полезным людям?
Погружённый в себя, Степан миновал проходную и медленно побрёл вдоль забора в сторону монорельса. Хотелось прогреться, подышать перед обещавшими зарядить грозовыми ливнями.
На углу у Останкинского пруда старушка раздавала цветы. Невзрачные, блёклые тюльпаны, выращенные, видимо, в теплице на подмосковной даче. Зато — бесплатно, да ещё с пожеланием «доброго здоровья».
Степан улыбнулся наивной хитрости пожилой женщины.
Простое и, казалось бы, беспроигрышное решение. Подари прохожему цветок, улыбнись, и он проникнется к тебе симпатией и благодарностью. Пара десятков одаренных и глядишь, уже и суставы не так ломит, и голова меньше раскалывается от старческой мигрени. Возможно и так. Но только пока этот способ самолечения в диковинку. А вот как станет десяток таких «щедрых» бабок у входа в метро, начнёт наперебой, отталкивая друг друга локтями, навязывать свою корыстную щедрость прохожим, пиши пропало. Ничего, кроме раздражения и проклятий, они не вызовут. И так со всем и всегда. Почему у нас любое хорошее начинание вырождается в свою противоположность?
Обойдя старушку по широкой дуге, Степан спонтанно свернул к пруду и опустился на первую же незанятую скамейку. Его фантазия разгулялась, мысли завертелись вокруг возможности использовать новые способности людей во благо.
Самые чистые, бескорыстные и доверчивые, конечно же, дети. Их конфеткой угостишь, по головке погладишь и, считай, один камень из почек уже вывел. Но у каждого ребёнка есть приглядывающий за ним взрослый . Он насторожен, собран, подозрителен и мощность психополя у него намного выше. Пойди, попробуй у песочницы конфеты пораздавать — мигом скрутит в бараний рог, шевельнуться не сможешь, а тебе с удовольствием ещё и физически добавят от щедрот душевных. Впрочем, как вариант, есть детские дома и приюты. Именно там можно надёжно и безопасно обменять материальное на эфемерное. Потянется скоро к ним вереница спонсоров и благодетелей. Ещё в очереди будут стоять, чтобы хороводы поводить. С другой стороны, кому от этого будет плохо? Пусть, если дети довольны.
Какие ещё варианты? Антипод детям — старики. И тоже, желательно, бесхозные. Дома престарелых, приюты, ночлежки. Это, кстати, и бездомных касается. Такое ощущение, что благотворительность вскоре должна стать одной из самых востребованных сфер человеческой деятельности. Нигде больше нет возможности так легко и прямолинейно обменять деньги на здоровье и долголетие.
Степан привык относиться к возросшим психокинетическим способностям людей с опаской, как к бесспорному злу, и вновь осмысленные возможности были для него в новинку. И почему о них так мало говорят, почему не пропагандируют всеми возможными способами?
Глаза размечтавшегося телеведущего затянула розовая пелена, губы расплылись в непроизвольной улыбке, тяжёлый камень, давящий на душу уже которую неделю, терял вес с каждой секундой.
Закатное солнце, тем временем, покрыло рябь пруда яркими алыми мазками, из кустов, пользуясь сумерками, воровато выбрался холодный, кусачий ветерок и принялся гулять по аллеям, заставляя прохожих ёжиться и кутаться в излишне лёгкую одежду. Зима за МКАДом расправила плечи и уверенно зашагала в сторону огней города, треща ветками, хрустя баннерами, похохатывая в небе трескучим громом.
***
Он сидел не в гостиной у журнального столика, где так любят размещать незваных гостей авторы боевиков и гангстерских детективов, а на кухне за холодильником. Молодой, худой, аккуратно подстриженный, одетый в неброский серый костюм, он идеально сливался с окружающей обстановкой.
Степан заметил гостя, только налив в чашку сока и повторно хлопнув дверью холодильника.
— Ещё раз здравствуйте, — поняв, что обнаружен, произнес молодой человек. — Я референт Льва Матвеевича и ему нужна ваша помощь.
Степан крякнул от неожиданности и молча поставил чашку на стол.
— Извините, что таким образом, без договорённостей, без приглашения. Но за мной следят, а нам непременно нужно поговорить.
— То-то лицо мне ваше показалось знакомым, — бесстрастно протянул Степан, присаживаясь за стол напротив незваного собеседника. — Видимо, в коридорах пересекались.
— Да, скорее всего. Но я не об этом. Льву Матвеевичу, в той борьбе, которую он ведёт, просто позарез необходима ваша поддержка.
— А он ещё борется? — саркастично ухмыльнулся Степан. Вся благостность, окутавшая его на скамейке у пруда, растаяла, как дым. В памяти всплыло треснутое лицо Сторожева, кровь, заливающая накрахмаленный воротник рубашки, его изумлённые глаза и хриплый текст, продолжающий по инерции вырываться из булькающего горла. — Мне казалось, что уже всё. Раз, два, и в дамках.
— Его карьера действительно может так выглядеть, — устало согласился гость, — но поверьте, он не такой, каким кажется.
— Он, наверное, о человечестве радел, идя по трупам? — Степан откинулся на спинку. Собеседник раздражал его всё больше и больше. — Да такими типажами все фильмы про безумных учёных напичканы. Они, видишь ли, знают, как лучше для человечества.
— Да поймите, вопрос делать прививку или не делать, вообще не стоял. Обсуждалось лишь делать её всем или избранным. Очень могущественные люди считали, что получить дополнительные способности должны только самые достойные. Лев Матвеевич вступил с ними в неравную схватку и победил. Да, где-то подлостью, где-то обманом, где-то просто пройдя, как вы выразились, по трупам, но у него не было другого выхода.
— Цель оправдывает средства. Старо, молодой человек, опять старо. Будьте добры, если у вас нет для меня более свежих, не пахнущий плесенью, историй покиньте мою квартиру. Пожалуйста.
Гость поднялся и двинулся к выходу. В дверях кухни он остановился и с надеждой оглянулся на Степана. Тот неподвижно сидел за столом, неотрывно разглядывая скол краски на двери холодильника, всем видом показывая, что разговор окончен.
— Вы всё же подумайте. Без вас его дни сочтены. Ведь эти люди никуда не делись. Они контролирую газеты, телеканалы, интернет-порталы. Невидимые и никому неподконтрольные, они, как пауки, отсиживаются в тени, дёргая за ниточки и поджидая удобного момента для удара.
Не дождавшись ответа, молодой человек ушёл. Хлопнула дверь, устало прогремел старый дребезжащий лифт.
Степан задумчиво протёр очки и застыл, держа их в руках.
Положим, почему обратились именно к нему, понятно. Публичных людей осталось меньше десятка на всю страну. Даже артисты предпочитают не появляться на публике, а записывать свои творения в тишине студий, обезличено продавая их через интернет. Несколько громких смертей во время гала-концертов мигом отбили у них всякую охоту к популярности. Как не крути, а именно он, Степан Шукшенко, практически единственный, кто вызывает доверие у широкой аудитории. Люди привыкли верить ему, его словам, его прогнозам. Но неужели они и вправду надеялись, что Степан начнёт защищать человека в одночасье вывернувшего мир наизнанку, человека, сломавшего сотни тысяч судеб, человека убившего десятки профессий?
Степан привычно одёрнул себя. Не хватало ещё самолично добить того, кого его только что уговаривали спасти. Он синоптик, а не убийца. И без него желающих хоть отбавляй. Униженные, обездоленные, оставленные без средств к существованию. Да ещё эти... невидимые, но очень влиятельные. Они — в первую очередь.
За окном уютной квартиры выло, скрипело и грохотало. Похоже, прогноз начинал сбываться даже раньше, чем ожидалось.
***
Всю ночь обезумевший ветер рвал провода, растяжки и загодя развешенные праздничные флаги. Ледяной дождь отливал во дворах и скверах гигантские леденцы, а сила земного притяжения и тот же вездесущий ветер гнули, корёжили, ломали всё, до чего могли дотянуться.
К утру стихия угомонилась, оставив проснувшимся людям только промозглую сырость, моросящий колючий полуснег-полуград и подлый порывистый ветерок.
Степан не узнавал города. Всё кардинально переменилось всего за одну ночь. Птицы затихли и спрятались. Вчерашние зелень и буйство свежих красок затянулись серой невзрачной пеленой. Вокруг царили беспорядок и разрушение. Набухшие до предела почки плотно увязли в янтаре льда и казались глупыми гламурными украшениями.
Лишь старушка на повороте у Останкинского пруда точь в точь как вчера раздавала цветы. Будто и не уходила вовсе. Но сегодня она была уже с подругой. Бабки мило болтали между собой, вежливо приветствуя прохожих. Их яркие пластиковые вёдра сюрреалистично смотрелись среди льда, мусора и свежесломанных звенящих веток.
На глаза Степану навернулись непрошенные слезы.
Что с ним? Неужели он оплакивает свои вчерашние несбыточные мечты? Казалось бы, столько лет прожил, мог бы и попривыкнуть. Мечты на то и мечты, чтобы посмаковать и забыть. Всем хочется надеяться на чудо. Мы строим воздушные замки, приписываем другим немыслимые достоинства, вкладываем в их уста героические слова, а потом приходит жизнь и грубо расставляет всё по местам. И с каждым разом её действия ранят всё меньше и меньше. Почему же так задело именно сегодня? Что ослабило наращенную годами броню?
Растрёпанный, взвинченный, чутко ощущающий всю неправильность и несправедливость мира, Степан вошёл в гримёрку и привычным жестом включил телевизор.
— ... его сердце остановилось под утро, не выдержав нагрузки последних дней, — продолжил с полуслова синтетический диктор. — Седьмой президент Российской Федерации навсегда останется в нашей памяти гениальным учёным, намного опередившим своё время, решительным лидером, не боящимся взять ответственность на себя, чутким руководителем и любящим отцом. Прощание с ним будет проходить...
Из Степана будто выбили весь воздух одним резким ударом. Он судорожно вдохнул, схватившись за воротник, попятился, упёрся спиной в стену и сполз по ней на пол. Силы оставили его и он потерял связь с действительностью.
В накрывшем его бессознательном бреду, Степан раздавал тюльпаны сиротам и улыбался, улыбался, улыбался.
***
Мир словно сошёл с ума. Точнее, виртуальная реальность, рисуемая телевизором, откололась от платформы рассудка и пустилась в дрейф, беззаботно лавируя между бурунами бурлеска, водоворотами сюрреализма и омутами тихого помешательства. Вот и сейчас, не успело тело Зверлова остыть, рисованные ведущие с кукольными экспертами тут же препарировали каждый его шаг, аккуратно разложили самое неприглядное по полочкам и принялись рядить, кто больше всего подходит на роль нового президента.
— Я бы сказал, сложилась беспрецедентная ситуация, — бубнил меднолицый эксперт, судя по табличке, представляющий Институт Изучения Общественного Мнения. — Публичная политика приказала долго жить, и выбирать, собственно, не из кого. Вы только вдумайтесь, самый высокий рейтинг доверия у ведущего прогноз погоды на Первом канале, да и тот всего четыре с половиной проценты. А ведь бывали времена...
— Спасибо, — бесцеремонно перебил его ведущий, пластично перемещаясь к соседней трибуне. — Многие говорят, что настало время искусственного интеллекта. Если вдуматься, сплошные плюсы: родственников нет, любовниц нет, потребности в роскоши он не испытывает. Можно ли написать программу, позволяющую компьютеру эффективно управлять страной? Что вы думаете по этому поводу?
— В настоящее время сотни, даже тысячи специальностей автоматизированы... — бодро отрапортовал муляж толстяка из Академии Менеджмента и Управления.
Степан сидел в любимом кресле и растерянно наблюдал за дебатами. Как они могут так? Цинично, бездушно, прямолинейно. Не куклы, нет — что с них взять, а кукловоды. Или отсутствие в кадре и анонимность избавляет от всякой ответственности? Неужели прав был референт, говоря о кровожадных пауках, спрятавшихся в тени, дёргающих за ниточки, вооружённых последними средствами массового оболванивания? Тогда им действительно необходимо противостоять. Иначе...
— Мы бы не советовали вам баллотироваться в президенты.
Бесшумно вошедший мужчина в чёрном костюме стоял посредине гримёрки и пристально смотрел Степану в лицо. По крайней мере, такое ощущение складывалось. Глаза пришельца были надёжно укрыты непроницаемыми тёмными очками. Квадратная челюсть уступом скалы нависала над базальтовым узлом галстука.
— Вы, собственно, кто такой?
— Это не важно. Важно лишь то, что настало время синтетических, коллегиальных личностей. Шоуменов, артистов, управленцев. Одиночкам, а тем более живым людям, нечего делать ни в политике, ни в науке, ни в искусстве. История их переломает, перемелет и выплюнет.
— Скажите хоть, кого вы представляете? — настаивал Степан, хотя сам уже догадывался, что ответа не будет. Пауки никогда не выходят на свет.
— Я вас предупредил. Не лезьте не в своё дело.
Чёрный мужчина развернулся и бесшумно покинул гримёрку.
Может, действительно, бросить всё и осесть на даче? Приезжать набегами, раздавать тюльпаны сиротам, разговаривать со старушками о видах на урожай и погоде. Да, погоде. Он большой специалист в этом деле. А пауки пусть беснуются в банке. Она большая, но не бесконечная. Когда-нибудь они непременно начнут жрать друг друга.
— Степан Аркадьевич, скоро эфир. Режиссёр приглашает вас в студию.
— Женя, скажи там, что я увольняюсь, — Степан задумался, снял очки, потёр переносицу и решительно встал. — Впрочем, я сам. Скажи, сейчас буду.
Студия привычно сверкала стеклом и никелем. Свет софитов заливал каждый уголок пространства. Вот где уже точно ни одному пауку не спрятаться.
Степан вдруг осознал, что с этими треволнениями совсем забыл подготовиться к передаче. Он подошёл карте, изучил расположение воздушных масс, взглянул на розу ветров. Судя по картинке, зима вернулась всего на сутки. Завтра опять выглянет солнышко, и потекут ручьи. Хорошо. Заморозков, по всей видимости, больше не будет. Можно смело сажать картошку, огурцы, помидоры и тюльпаны. Обязательно нужно об этом сказать. Порадовать зрителей. Что бы ни случилось, жизнь продолжается.
— Внимание! Всем подготовиться. Эфир через три минуты.
Сняв очки, Степан подслеповато сощурился в сторону камер. Ничего не видно. Лишь белый свет, льющийся со всех сторон, и прямоугольное окошко телесуфлёра, с мигающей на нём красной надписью. На миг Степану показалось, что он в центре паутины, а в тёмных углах переминаются с ноги на ногу пауки, ожидая лишь неосторожного движения, лишь лёгкого намёка на сытный ужин.
— Десять, девять, восемь, тишина в студии, мотор!
Степан нахлобучил очки на переносицу и улыбнулся в невидимую камеру отточенной, но оттого не менее искренней, улыбкой. По экрану суфлёра побежала строка, но он не обращал на неё никакого внимания.
— Здравствуйте, дорогие телезрители. У меня для вас хорошие новости: весна вернётся совсем скоро, но сначала я хотел поговорить не об этом.
Степан стал абсолютно серьёзен. Он тщательно подбирал слова, стараясь как можно чётче выразить обуревавшие его второй день мысли. В наступившей гробовой тишине, казалось, слышно было даже, как катится капля пота по его гладко выбритой щеке.
— В ток-шоу гадают, выставлю я свою кандидатуру на президентских выборах или нет. Хочу сказать, это не важно. Соберёте подписи — не снимусь. Но никто, повторяю — никто не сделает вашу жизнь лучше. Ни я, ни искусственный интеллект, ни сам господь бог. Это можете сделать только вы сами. Сегодня же, не откладывая в долгий ящик, начинайте делать добро ближним. Знакомым и не знакомым. Кто может от души — делайте от души, кто не может — делайте из корысти, но непременно, что-нибудь доброе и всем, кому только сможете. Ваши поступки вернутся к вам сторицей, и никакие завистники и наветчики не смогут этому помешать. Зверлов, пусть земля будет ему пухом, дал нам в руки мощнейшее оружие и только от нас зависит, как мы им распорядимся.
Степан замолчал, давая зрителям время осмыслить его слова. В тёмных углах политической паутины зашевелились изумлённые пауки, а на углу у Останкинского пруда, среди льда, мусора и обломков ночного светопреставления, две старушки продолжали раздавать прохожим первые, пока тепличные, тюльпаны. Береснев Федор © 2013
Обсудить на форуме |
|
