|
КМТ
 Учебники:
Издатели:
Ссылки:
|
Беззащитные гиганты Андрей Жмакин © 2013 Вот придёт злобный тролль — И когда он придёт?
— Кто?
— Вы надо мной издеваетесь?
— Это я издеваюсь?
— А кто, по-вашему?
— По-моему, это вы надо мной издеваетесь!
— Это я над вами издеваюсь?!
— Дама, я вам русским языком только что объяснил, что сантехника у нас утром изъяли. Сегодня. Утром. Сейчас день. Вы спрашиваете, когда он придёт.
— Да, именно! Меня интересует, когда придёт сантехник. У меня бачок течёт.
— Вы вообще, русский язык понимаете? Сегодня утром нашего водопроводчика изъяли. Завтра пришлют другого. У нас уже несколько вызовов — поэтому завтра не обещаю, но через два-три дня обязательно будет.
— А вы, мужчина, русский язык понимаете? Я за два дня до первого этажа протеку! Мне что, всю ночь не спать — миски менять? Я завтра на работу должна идти.
— Вы работаете по субботам?
— Нет.
— Завтра суббота.
— Но после субботы я должна буду уйти на работу.
— Вы работаете по воскресеньям?
— Нет.
— После субботы — воскресенье.
— Вы надо мной точно издеваетесь! Я на вас в суд подам!
— Подавайте что хотите и куда хотите — ваше право. Ваш вызов будет обслужен в порядке очерёдности. Ждите.
— Меня интересует...
Но диспетчер жилищной конторы лишил себя возможности узнать, что именно интересует гражданку Надежду Янушкевич — о чём ей сообщили частые гудки. Тем не менее, Надя высказала-таки в телефонную трубку свою заинтересованность в особенностях интимной жизни диспетчера, равно как в способах осуществления таковой. Благо, гудки в трубке говорили о том, что слова её никто уже не услышит, и краснеть ей за них не придётся. Потому что от таких словесных конструкций разговорного русского языка покраснела бы не только женщина под тридцать, каковой Надя являлась, но и среднего — судя по голосу диспетчера — возраста мужчина, постоянно общающийся с сантехниками.
От высказанного полегчало, но делать что-то надо было.
Бачок протекал.
С мыслью «это ж надо, до такого докатилась» по поводу только что высказанных пожеланий жилищному диспетчеру, Надя заглянула в туалет. Миска под бачком была полная. Она выплеснула её в унитаз и вернула под мерное паданье капель.
Двое суток. Двое — по крайней мере — суток ей предстоит прожить под постоянный звук паданья этих капель. Двое — по крайней мере — суток ей предстоит регулярно опорожнять эту миску.
И ночью тоже.
Надя прошла в комнату и села в кресло. Вокруг неё царил идеальный порядок уютной квартирки. Абсолютно идеальный — такой, который бывает у женщины при абсолютном отсутствии мужчины.
Нет, не то, чтобы... Мужчины в жизни Нади были. И не один. Но ни с одним отношения не сложились до уровня, предполагающего их, отношения, юридическое оформление.
Одиночество.
Одиночество окружало Надю в её уютной квартирке с идеальным порядком.
Одиночество и протекающий бачок.
Надя была совершенно не создана для ситуаций, требующих что-либо привинтить, вбить или, наоборот, отвинтить или извлечь с помощью отвёртки, пассатижей или, храни бог, ещё более сложных инструментов, с детских лет внушающих ей панический страх. В таких случаях она терялась и чувствовала себя совершенно беспомощной.
Но делать что-то было нужно.
Надя забралась в кресло с ногами, приставила указательные пальцы — растопырив остальные — к вискам и задумалась.
— Он сволочь, но больше некого! — вдруг громко сказала она самой себе.
Итог обдумыванию был подведён, больше в голову ничего путного не приходило.
Речь шла о Борисе, её последнем мужчине. Отношения с ним зашли у Нади особенно далеко. Нет, не в этом смысле — дальше постели куда ещё, Борис был у неё не первым. Но с ним у неё сложилась, как говорится, де факто, настоящая семейная жизнь. Он и жил у неё. Пока Надя его не выгнала. Назвав козлом и услышав в ответ, что она стерва.
Поэтому, не ощутив особой радости в его голосе, когда он понял, кто ему звонит, она не удивилась. А уловив плохо скрытую заинтересованность в его вопросе «Что надо?», удовлетворённо хмыкнула.
— А я здесь при чём? — отреагировал Борис на её просьбу.
— Ты где служишь?
— И что?
— И то. Будто не вы изымаете.
— Ну мы.
— Ну вот тебе и звоню.
— С какой целью интересуетесь, гражданка?
— Ой-ой, как официально! Он мой сантехник.
— Гы-гы!
— Чё ты ржёшь? Он наш дом обслуживает.
— Я здесь причём?
— Вы его изъяли.
— Если изъяли, значит было за что. Просто так не изымают.
— Да я знаю.
— Вот и хорошо.
— Что ж хорошего, если бачок течёт?
— К твоему бачку отношения не имею. С некоторых пор.
Намёк она решила не замечать.
— Я хочу узнать, по какому поводу его изъяли.
— Подобных справок не даём.
— Врёшь, козёл! Даёте! Я закон знаю. Любой гражданин имеет право знать причину изъятия и судьбу изъятого. В рамках обеспечения прозрачности работы органов и недопустимости злоупотреблений.
— Наизусть формулировочку выучила?
— А что, скажешь не так?
— Так значит, я козёл?
— Ну ладно, извини, Боря. Погорячилась.
— А когда выгоняла, тоже погорячилась?
— Давай об этом в другой раз поговорим. Слушай, может у сантехника нашего не очень серьёзная статья, а? Может, его можно до суда выпустить, а? Всё равно в выходные суда не будет. Он бы мне успел бачок починить. А?
— Знаете что, гражданка Янушкевич, направьте запрос в официальном порядке.
— Нет, ты всё-таки козёл!
— Стерва!
И вновь гудки. Да что это мужики сегодня сговорились, что ли — трубки бросать? Ну не козлы?
Надя хотела было опять занять позу для размышления — с ногами в кресле и с приставленными к вискам указательными пальцами, но идея пришла раньше.
— Ладно, — пробормотала она, наводя «выходной» макияж, — так просто я от тебя не отстану.
Времени было мало, пришлось остановить такси.
— А почему так дорого? — удивилась Надя, услышав предполагаемую плату.
— Почему дорого? — буркнул таксист.
Надя ему сообщила, что ездила по этому же маршруту не далее месяца тому. И цена была в полтора раза меньше. Таксист ей возразил, что три недели назад Старый мост закрыли. Ремонту он не подлежал. Чуть в стороне от него начали строить новый. Пока не построят, приходится делать крюк.
— Что-то долго добиралась, — встретил её кривой усмешкой Борис.
— Старый мост закрыли.
— А, да.
— Ну, что?
— Ты о своём сантехнике?
— О нём.
— Голубой он.
— О, господи!
— Вот те и господи. Пассивный пидор.
— Кто б мог подумать...
— Есть на то специальные люди. Подумали, выявили и изъяли из общества чуждый этому обществу элемент. Ты, кстати, ничего такого за ним не наблюдала?
— Да нет, ничего такого... Вежливый молодой человек. Работал аккуратно.
— И мы его аккуратно изъяли. Доказательства неоспоримые. Так что ни о каких выходных речи не идёт. Там у тебя течёт сильно?
— Капает.
— Поставь миску.
— Поставила.
— Ну и хорошо.
— Что ж хорошего? — взвилась Надя. — Мне же при этой миске все выходные безвылазно сидеть!
— А что тебе ещё делать? — прищурился Борис.
Не мог, сволочь такая, не уколоть.
— Послушай, а ты мне эту информацию сразу выдал, как я пришла — уже знал, что ли?
— Не секретная информация. В базе данных посмотрел.
— Ага, и много это у тебя времени заняло?
— Да вот компьютер, — кивнул он в сторону монитора.
— Так почему же, — голос Нади взлетел, — ты мне сразу по телефону этого не сказал? Зачем через город ехать заставил? Да ещё крюк из-за закрытого моста делать? Козёл ты!
— Знаешь что, я тебя исключение сделал, без формальной процедуры информацию дал. А ты ругаешься. Ну не стерва?
«Может и стерва», — думала Надя на обратном пути. — «Ну и стерва. Так будешь тут стервой с такими козлами».
Вечер медленно забирал свои права. Постепенно угасал летний день. Безоблачное небо ещё оставалось синим, но уже потемнело. Разновеликие кубы домов контрастировали на его фоне всё больше, чтобы позже, уже ночью, слиться с ним в единую темень. А на их громадах загорались окна. Сначала одинокие, потом умножающиеся в количестве и собирающиеся в стаи разноцветных квадратиков — в зависимости от цвета задёрнутых гардин, используемых ламп, настенных обоев и мебели. Квадратиков тихой частной жизни.
В эту тихую частную жизнь торопились по улицам люди.
Троллейбусы, мягко скользя токосъёмниками по проводам, шумно складывали створки дверей, открывая проходы, через которые люди выходили, если их светящиеся квадратики-окна были рядом с этой остановкой, или наоборот, входили в наполненное светом нутро рогатого прямоугольника на колёсах, чтобы он довёз их до другой остановки, поближе к их квадратикам с тёплым светом на темнеющем фоне многочисленных жилых громад большого города. И троллейбус, шумно распрямлял, закрывая, створки дверей и послушно трогался с натужным воем, увозя своих пассажиров в необходимую им сторону.
Красный прозрачный трамвай, мигнув лампами ярко освещённого салона, проделал на своей остановке то же, что и коллега-троллейбус: впустил-выпустил людей. И повёз остальных по параллельным рельсам в сторону городского сквера, где за свисающими у яркого фонаря ветками деревьев скрылся, мигнув напоследок, за поворотом.
Машины искали фарами место, чтобы притулиться и выпустить водителя, иногда с одним-двумя пассажирами, после чего удовлетворённо гасили свои фары, оставаясь у подъездов тёмными отдыхающими кубиками. Покой которых охранял свет, льющийся на них сверху, из окон домов.
Люди постепенно расходились по своим квадратикам-окнам, не обращая внимания на Надю, которая тоже брела к своему квадратику-окну.
Оно уже было ей видно. И встречало холодной темнотой.
С марта, когда Надя выгнала Бориса, в окне некому было зажечь к её приходу тёплый свет.
С марта... «Да уж, повёл себя, как мартовский кот», — вспомнила она в утешение себе причину-повод отставки своего бывшего.
И тут Надя увидела кота.
«Чё, бродячего кота не видела? Бывает, жизнь не сложилась», — потёрся он об угол подъезда.
«И он один», — подумала Надя.
«К примеру, могла бы и к себе взять, — потёрся кот ещё раз, уже подольше. — Если желаешь иметь рядом тонкую и любящую душу».
— Ну, если хочешь, пошли, — открыла Надя дверь подъезда.
«Только кормить регулярно и периодически выпускать, я скажу когда», — поднял хвост кот, быстро шмыгнув перед ней внутрь.
В квартиру он тоже проник впереди хозяйки, но квартира встретила его не гостеприимно.
«Однако, у тебя тут...», — брезгливо отряхнул он лапу, неосторожно вступив, в лужу, набежавшую из туалета.
Вода растеклась почти по всему коридору, вероятно — от входной двери не было видно — уже перелилась в кухню и в данный момент подбиралась к комнате. Где лежал ковёр.
Надежда обратилась бы к обычному своему состоянию, переходом в которое реагировала на всякое событие, требующее лично от неё незамедлительных и решительных действий — а именно, впала бы в ступор, если б не реакция кота. Он не выбежал обратно из затопленной квартиры, спасаясь от наступающей воды, не впрыгнул с той же целью на стоящий в прихожей пуфик. Он прижался к косяку входной двери, всем своим видом показывая, что не позволит воде вытеснить его из дома, который он только что так удачно надыбал для своего проживания. И обернулся снизу вверх на свою только что обретённую хозяйку: «Ну чё, дура, так и будешь чучелом за порогом стоять?! Давай, убирай воду! Я не люблю мокрое».
И Надя не стала впадать в ступор. Как-то неловко, когда на тебя так смотрят в надежде на твои решительные действия. Даже если так смотрит кот.
Её вторжение в прихожую имело следствием волну, покатившуюся к кухне, и разлетание по сторонам брызг, оставивших на обоях тёмные следы мокрых пятен, а также оросивших кота. Тот мгновенно гигантским прыжком скаканул в комнату, сиганув в ней на любимое кресло хозяйки.
Надя оценила обстановку: кухня залита, комната ещё нет. Быстро метнулась на кухню за тряпкой, бросила её преградой на порог комнаты, затем — в туалет, выплеснуть миску и подставить её пустой под мерную череду капель.
Что ж так быстро-то натекло? Надо было и обратно такси брать...
Следующие полчаса жизни Нади были заняты промоканием разлившейся воды и отжиманием используемой для этой цели тряпки. Соответствующие полчаса жизни кота были заняты заинтересованным наблюдением за телодвижениями хозяйки и обживанием её кресла.
Когда Надя закончила, кот подошёл и потёрся о её ноги: «Хозяйка, пора бы уже и перекусить, ты как?».
Пока кот ел, Надя размышляла над дилеммой: самой пойти или ждать, когда соседи снизу поднимутся разбираться. Потому что протечь у них должно было конкретно. Судя по площади затопления в её квартире, уровню стоявшей воды и приблизительному времени продолжения всего этого.
«Надо идти», — решила Надя.
Под ней жила пара симпатичных тихих старичков. Они вообще могли постесняться прийти за разъяснениями и компенсацией. Наде стало их жалко.
«Виновата, — вздохнула она, спускаясь по лестничному пролёту, — сама и буду отвечать».
Надя позвонила в квартиру своих соседей снизу.
Тишина.
Она позвонила ещё раз.
Молчание.
Видно, старичков не было дома. То-то она их давно уже не видела. Может, к детям-внукам погостить уехали. Вот их сюрприз по возвращении ожидает...
Надя горько усмехнулась.
Именно в этот момент дверь внезапно открылась.
Внезапней не бывает: никакого предварительного движения за дверью — ну, там, шарканье стариковских шагов, «кто тама?» — ничего этого не было.
Дверь вдруг отворилась среди полнейшей тишины.
Надя со своей усмешкой, забыв согнать её с лица, так и застыла. Потому что за порогом раскрывшегося дверного проёма стоял вовсе не один из её стариков-соседей, как ожидала увидеть Надя, а высокий мускулистый мужчина с орлиным носом и античными чертами остального лица. Которому орлиный нос, несмотря на свою выдающесть, очень шёл.
— Здрась-с-те... — по-прежнему дебильно улыбаясь, ляпнула Надя.
— Добрый вечер, — ответил античный носатый и быстро взглянул за Надю, словно ожидая кого-то увидеть за её спиной.
Надя, автоматически среагировав на этот взгляд, обернулась и тоже посмотрела — кто это у неё там.
За спиной никого не было.
Что и не удивительно — кот остался в квартире, не пожелав покидать понравившегося кресла, а больше никого у Нади на сегодняшний день не было.
Открывший дверь носатый антик вопросительно посмотрел на Надю.
Надя вопросительно посмотрела на него.
И лишь через секунду до неё дошло, что, вообще-то, носатый имеет больше прав на вопрошение — она же к нему пришла, а не он к ней. Надо как-то обозначить причину визита.
— А где бабуля с дедулей?
«Вот дура-то!» — ужаснулась в уме Надя.
— Я — сверху, — поспешила объяснить она.
И ткнула пальцем в потолок. Мол, оттуда именно она спустилась.
Мужчина проследил направление, указанное Надиным пальцем, словно ожидая увидеть в потолке люк, откуда к нему снизошла незнакомка.
— Это я вас залила, — продолжала объяснения Надя.
Мужчина вдруг протянул руку, приобнял Надю за талию — очень как-то ловко и уверенно у него это получилось — и вовлёк молодую женщину в переднюю, после чего, быстро выглянул на лестничную площадку, так же быстро отшатнулся обратно и закрыл дверь.
— Извините, — сказал он Наде.
— Вообще-то, это я вас залила, — напомнила ему та.
— Да-да, это очень прискорбно.
Мужчина глянул на потолок. Надя тоже подняла голову. Потолок являл собой большое мокрое пятно, спускающееся потёками по стенам.
— Нифига себе! — вырвалось у Нади.
Мужчина грустно кивнул, соглашаясь.
— Извините.
— Бывает.
— Я за протёк.
— И это бывает.
— У меня бачок потёк.
— Надо вызвать сантехника.
— Вызывала. Но его изъяли.
Наде показалось, что мужчина вздрогнул.
— Они обязаны прислать другого, — сказал он.
— Обещали, — подтвердила Надя. — После выходных.
— Прискорбно, — сказал мужчина.
«Всё-то у него прискорбно, — подумала Надя. — Ну ладно, извинилась, пора и линять».
— Хотите кофе? — вдруг спросил носатый.
«Ещё чего, — подумала Надя, — на ночь глядя у него кофе пить!».
— Хочу, — неожиданно для себя ответила она.
— Пошли, — сказал он и первым направился на кухню.
«Вообще-то, моих лет. Может старше, но не намного», — подумала Надя, идя следом и размышляя, как ей среагировать на это его второе лицо в обращении.
Тот словно прочёл её мысли:
— Или «на ты» нельзя? Меня Арик зовут.
И отодвинул для неё стул у стола, предлагая сесть.
— Надя. Можно.
Непонятно почему, но Надя чувствовала себя легко и просто. Быстрым женским взглядом она оценила обстановку — холостяк.
— Здесь, вроде, старички жили.
Арик быстро и сноровисто управлялся с небольшой кофемашиной.
— Я у них квартиру купил. Недавно.
Вкусно запахло хорошим кофе.
Арик умел не только кофе заваривать — разговор шёл легко и непринуждённо, Надя чувствовала себя всё более уютно. И нос вовсе не портил лицо Арика, наоборот, придавал ему странное, притягательное очарование.
— Надь, — спросил Арик, — а твой бачок по-прежнему течёт?
— Господи! — вскочила она. — Вот я дура, миска-то, должно быть, опять перелилась.
— Стой! — остановил её Арик. — Посиди секунду.
Надя послушно опустилась на стул.
Арик вышел из кухни, чем-то громыхнул за стенкой и вернулся с небольшим чемоданчиком в руках:
— Пошли.
Надя сидела в комнате на диване — кот был решительно против, чтобы она занимала его кресло — и слушала возню Арика в туалете. В чемоданчике оказался набор нужных инструментов. Надя было поошивалась рядом, пытаясь помочь, но была остановлена решительным «Не мешай!» и мягко выпровожена дожидаться результата ремонта у телевизора.
«Ну чё, — периодически приоткрывал глаз нежащийся напротив в кресле кот, — нормальный мужчинка, ты молодец!».
— Всё, — возник на пороге комнаты Арик, вытирая руки тряпкой. — Больше меня заливать не будешь. Некоторое время.
— Некоторое? — привстала ему навстречу Надя.
Арик нежно вернул её назад на диван и наклонился, нависнув сверху:
— Пока я контролирую его состояние.
— Ну так контролируй, — прошептала она, ощущая одновременно его руку на своей груди, запах его одеколона — какой завлекающий аромат! — и сладкое головокружение...
«Ну ладно-ладно, — мягко спрыгнул с кресла кот, — нешто не понимаю...». И, подняв хвост, вышел из комнаты.
Уже утром, глядя сбоку на орлиный профиль Арика, Надя, разомлевшая от многократного и глубокого — она раньше даже не подозревала, что это может продолжаться так долго, вернее, так много раз подряд, и что каждый раз может заканчиваться падением на дно такого глубокого наслаждения... или вознесением на такую высоту захватывающего дух восторга — потому что теряла она представление, где низ, где верх, и исчезали границы дозволенного, ибо растворялся стыд в безграничном доверии... В общем, уже утром, остывая и чувствуя, как в расслаблении высыхает пот бессонной ночи, Надя, глядя сбоку на чёткий профиль Арика с фоном из светлеющего неба за окном, тихо, собственно — про себя, пропела: «...ла-ла-ла... и придёт злобный тролль... ла-ла, ла-ла, ла...».
И почувствовала, как напрягся Арик:
— Ты чего?
— Пою. В детстве мне бабушка её часто пела...
Дверь в комнату шевельнулась. «Вы тут с вечера трахаетесь, вам-то что, — потёрся о створку, заглянув из прихожей, кот, — а я всю ночь голодал. Завтрак когда?». И застыл на пороге, обиженный отсутствием к себе внимания.
Надя откинулась на спину:
— Вот слова только не помню. Что-то было о том, что, если... ла-ла-ла... будешь плохой девочкой, то... ла-ла... придёт злобный тролль и... ла-ла-ла.. в общем, тебя съест. Ла-ла.
— Хм, — косо взглянул на неё Арик, — съест, значит, когда придёт...
И тут во входную дверь оттуда, снаружи, вставили ключ и с громким щелчком повернули.
— Есть кто? — голос Бориса.
Надя вскочила, тут же чуть не упалав, запутавшись в сползшей простыне, не сразу нашла халатик и не успела его запахнуть.
— Опа! — среагировал на её мелькнувшее голое тело заглянувший из прихожей Борис.
Надя запахнула спереди халатик и с силой перетянула поясок.
— А это кто такой? — среагировал Борис на сидевшего кота.
— Так, — мгновенно помрачнел он, увидев среди беспорядка расстеленной на раздвинутом диване постели Арика.
Надя вышла в прихожую, демонстративно закрыв за собой дверь.
«Второй, что ли? — отошёл к стене кот. — Вообще-то их по времени лучше разводить. Накладка, однако».
— Пошли на кухню.
Борис двинулся за Надей, буркнув:
— Развела тут живность...
То ли в адрес кота, то ли... кто его знает.
— У тебя что, ключи остались?! — накинулась на него, когда они вошли в кухню, Надежда.
— Да ты их у меня и не забирала.
— Ну так сейчас забираю. Давай сюда!
— Я вообще-то бачок починить пришёл, — Борис протянул ей ключи. — Двое суток выходных всё-таки...
— Починили уже.
— Да я вижу...
В кухню заглянул Арик:
— Надя, я пойду.
Он был не только одет, но и даже свой чемоданчик держал в руке.
Борис резко повернулся к Арику и, не давай уйти, протянул руку:
— Борис.
Арик, неуловимо помедлив, замкнул рукопожатие:
— Арик.
— Мой сосед снизу, — добавила Надя.
Блин, ну и положеньице... Хотя, сам виноват. Чего, спрашивается, припёрся?! Козёл.
— Необычное имя.
— Армянское.
— Приятно, что у Надежды такие отзывчивые соседи.
Борис внимательно смотрел на Арика.
Тот, наконец, высвободил руку:
— Я пошёл.
Борис выглянул в коридор, провожая Арика взглядом, и, как только хлопнула входная дверь, резко обернулся к Наде:
— Ну что, допрыгалась?!
— Уж кто прыгает! А я свободная женщина — с кем хочу, с тем сплю, тебя не спросила!
— Дура!
— Козёл!
— Да я не о том! Ты что, ничего не заметила?
Надя опешила:
— Что не заметила?
— Ну ты даёшь!
Борис воззрился на неё с таким неподдельно-искренним удивлением, что у Нади упало сердце.
— Что я должна была заметить? — спросила она почему-то хрипло.
Борис пристально посмотрел на Надю и его взгляд стал грустным. Он отвёл его, нахмурился и, встряхивая воображаемые пылинки с холодильника, рядом с которым стоял, тихим голосом произнёс:
— Надя, это же тролль.
Надя медленно опустилась на табуретку, притулившуюся у кухонного стола:
— Как тролль...
Борис вновь посмотрел на неё:
— Уши. Он длинные волосы носит, но ты наверняка имела возможность разглядеть.
Взгляд Нади остановился и затуманился. Она закрыла рот рукой.
— Не до этого было... — прошептала она.
Борис крякнул.
В углах глаз Нади появились две капли.
Борис крякнул ещё раз:
— Не реви. Не поможет.
— Но откуда здесь тролль? — вдруг почти выкрикнула Надя. — Вы же последнего изъяли ещё три года назад. Я помню, тогда по телевизору говорили.
— Это мостовой, — объяснил Борис. — Они осторожные. Мы о нём узнали только когда мост стали рушить. Новый еще не построили, и ему нужно было где-то пересидеть. Мы ещё думали — где именно? Куда делся? А вот оно что...
Он вынул телефон.
Надя вдруг сорвалась со своей табуретки, бросилась к Борису и схватила его за руку, не давая набрать номер:
— Боря, не звони!
Она опустилась перед ним на колени, безуспешно пытаясь отобрать трубку:
— Боря, Боречка, не звони! Ну пожалуйста... Ну пусть... Не надо. Ну... Ну хочешь... Ну...
Она сделала движение в сторону комнаты.
Борис вскочил:
–Дура!
Он силой вырвался из её цепляющихся рук и отступил назад.
— Дура, что это изменит? Он что, в безлюдной пустыне? Да не сегодня-завтра нам о нём кто-нибудь из соседей донесёт. Ты что, думаешь, мы твоего сантехника сами выслеживали? Хрен! Твоя соседка стукнула: смазливый, мол, очень, проверьте. И так со всеми. Попробуй одеться не так, как все — тут же нам сигнал: что-то подозрительно. И проверяем. Единообразие — великая сила! Только единообразное общество может быть сильным и стабильным. И самоподдерживающим своё единообразие.
— Ну пожалуйста!
Слёзы текли из глаз Нади, она, по-прежнему стоя на коленях, смахивала их тыльной стороной руки.
— Дура, пойми, да не жилец он тут!
— Ну пожалуйста!
Борис в сердцах плюнул и выскочил из кухни в коридор.
— Ну пожалуйста! — выкрикнула ему вслед Надя, продолжая стоять на коленях.
Хлопнула входная дверь.
«Пропал завтрак», — обречённо лизнул себя кот.
Несколько минут Надя продолжала стоять на коленях, всхлипывая и тихонько подвывая.
Потом вскочила и кинулась к входной двери, распахнула её и, как была — в халатике — побежала по лестнице вниз.
Арик всё не открывал.
Она жала и жала на звонок.
Наконец, дверь открылась.
— Что с тобой?! — ужаснулась Надя. Лицо у Арика было в тёмно-красных пятнах. Он тяжело опирался о стену, было видно, что ему трудно стоять.
— Господи, Арик, что случилось?
Тролль чуть не упал на Надю. Она, надрываясь, затащила его в комнату и взгромоздила на кровать. Он весь горел.
— Арик, Арик, — шептала Надя, — что случилось... господи, любимый мой... что случилось... нам уезжать надо...
— Не знаю, — с трудом ответил Арик. — Слабость... Не смогу...
И закрыл глаза.
Он умер к вечеру.
На следующий день в квартире Нади — молодая женщина неподвижно сидела на по-прежнему разложенном диване, уставившись в одну точку, — раздался телефонный звонок.
— Это я, — сказал в трубке Борис.
— Ну?
— Бартонелла хенселе.
— Чего?
— Микроб такой. Вызывает болезнь кошачьей царапины.
— Какой царапины? Ты надо мной смеёшься?
— Да нет. Не смешно мне. Болезнь так называется. Потому что от кошек передаётся. Микроб этот у них во рту содержится. Эксперт наш сказал, что это ихняя нормальная микрофлора такая. Лизнёт кого кошка, укусит там, царапнет. Но для человека почти не опасна — иммунитет у нас к этому микробу. Да. А вот у тролля твоего... Нет, как оказалось, у троллей к этой бартонелле никакого иммунитета. Совсем. Интересное, кстати, явление. Можно его использовать... Ну, да ладно. Вот так.
Он замолчал.
— Спасибо, — сказала Надя и положила трубку.
Слёзы вновь потекли у неё, она молча — без всхлипываний — утирала, а они всё текли и текли.
«Что ж тут поделать, — осторожно ткнулась шёрсткой в её ногу кошачья голова и моргнула большими глазами, — мы же не специально их разводим. Они просто живут с нами. Такая се ля ви».
Надя встала и, продолжая утирать слёзы рукой, пошла на кухню кормить кота. Андрей Жмакин © 2013
Обсудить на форуме |
|
