|
КМТ
 Учебники:
Издатели:
Ссылки:
|
Время новых пороков Полина Никишина © 2012 Нет ничего постоянного Нынче коллекционирование и музееведение — не в чести. Официально, потому, что никого не интересует старая рухлядь, а что до маниакального желания заполучить еще одну чашку позапрошлого века, то это сродни пристрастию к табаку или алкоголю. Хотя нет. Здесь уместнее сравнение с легкими наркотиками, мы же взрослые люди и понимаем — слово » легкий» весьма субъективно.
— Разве для выполнения этой работы нельзя было нанять кого-нибудь еще? — некоторым людям нельзя давать повод усомниться в твоем занудстве. Иначе они сочтут своим долгом изменить, искривить и обратить в руины твой рабочий график. Из любви к слову «эксцентричный».
— Хочешь подписать Заявление?
— Пока нет, — только среда, а начальство уже не в духе. Может и правда уйти куда-нибудь где тиши, спокойнее? Гроб хороший вариант, но какой-то малопривлекательный. Стоит еще потерзать спину и глаза.
Смотритель, и настоящий Хозяин этого места снова затеял перестановку. Хрупкие девушки чуть больше полутора метров ростом вполне устраивают «его величество» в роли грузчиков , уборщиц, архивистов и далее по списку. Нет, не девушки. Только одна я.
И тишина. Никаких раздражающих коллег с чаем, печеньем, перекурами. Никакого трепа, в том числе и нервов. Ни-че-го. Счастье.
Зачем в этом безумном мире, где нельзя с точностью поручиться даже за восход солнца, нужны музеи? Чтобы потом по ночам жители крадучись, поминутно оглядываясь постучать в дверь, с затаенной надеждой... что пустят.
А днем — официально собранные группы, которым вещают о вреде, технике безопасности и прочих банальностях. Хозяин от них прячется в подсобке, она же кухня, курит свою трубку и читает какие-то поэтические сборники. Прозу он читает в хорошем настроении.
Ночных гостей много, куда больше чем пишут газеты.
Люди стали очень быстро уставать. Прошлое — чудесный лекарь, проверенный.
Это просто остатки, как на старых картинках сено — скошено и засушено. В нашем Мире не делают фотографий — вредно, приводит к нервным срывам и неадекватному поведению. Да и память о детстве, студенчестве, бывших друзьях и любовниках рекомендуется оставлять по минимуму. А то, знаете ли, что бывает. Как не знаете? Так пойдите и почитайте.
Тук. Тук. Тук. Даже не сердце.
Посетители. Посетительница, и я иду, специально замедляя шаг, знаю же, точно знаю, кто за дверью и жалко... и жадно. У Старика, наверное, с этим проще. Хотя проверять не хочется, и так постоянно пророчит, что бренное существование я окончу как он. А он собрался....
Впрочем, не до этого — клиентка, кхе-кхе, посетительница ждет. Галерея, упирающаяся в большой круглый зал, пять комнат, коридор от большого зала к малому, подсобка и санузел. Весь музей на плане. Плюс чердак и подвал, но кто же пустит туда гостей?
Скорее не хранилище древностей, а восточный базар из детских сказок. Здесь нет череды стеклянных витрин, все можно пощупать, потрогать, попробовать... Если душа просит. Барахолка для истосковавшегося духа.
Она была маленькой, рыженькой и фигуристой. Не подобрать другого слова, о лишнем весе здесь и речи быть не могло... сплошная плавность форм. Красавица с картин ныне старательно забытых авторов. Странно, именно тех, кто у знающего человека может вызвать ассоциации тянет к запретному. Память поколений возможно? Чтобы не означало это словосочетание.
Торопливый кивок. И нарочито медленно снять пальто, сложить шарф и шапку. Прощебетать приветствие, замереть.
Старик не любит, если кто-то сторонний не получает хотя бы формального разрешения на посещение его «святилища». Так что рыжей придется постоять несколько долгих минут. Он походит на старое дерево. Темная зелень с полосками коричневого — одежда. Смуглая кожа и седые волосы — вполне нормальные черты. Если подумать, единственные нормальные. Не относить же к ним руки, походящие на когти-корни и глаза, в которые после шести лет работы страшно смотреть. Проходя мимо гостью, хозяин бурчит, значит можно идти дальше, вглубь. Рассматривать повнимательнее, взвешивать на ладони. Разорять себя. Рыжик заходила слишком часто в последние месяцы. Может быть, проблемы на работе или в личной жизни. Мы не спрашиваем — это не наше дело. Кто-то, а музейщики могут четко очертить границы, за которыми начинается их частная территория. И даже не думай соваться туда без спросу.
— Она растает.
— Милочка, это понятно и ребенку. Если в вас вдруг проснулась непрофессиональная жалость — пишите увольнительную, или выставите гостью взашей, — не голос, а коктейль из кряхтения и карканья.
Это не было запрещено, но и не поощрялось. Чаще всего о таких пристрастиях предпочитали молчать, зачем выставлять напоказ мусорное ведро? Больше всего это напоминало ситуацию с нетрадиционной сексуальной ориентацией. Вроде бы и глубоко аморально, а с другой стороны... Кто мы против природы?
Со страстью к прошлому, дело обстоит примерно так же. За исключением любопытного факта: собственная личность при этом разрушалась. Хотя, поверьте как почти эксперту, это грубый и крайне неточный термин.
Ты не разрушаешься, ты медленно оставляешь себя там, а после собираешь себя здесь. Иногда это происходит почти мгновенное, если человек изначально был » не от мира сего». Кстати, после он может стать наискучнейшим и наипорядочнейшим членом общества. Контрасты свойственны таким заменам. На мой взгляд — крайняя мера, до которой лучше не доводить — глубоко неправильная, по сути. Ты не просто играешь в пластического хирурга души, делая себя лучше и чище. Нет, ты кромсаешь созданное, и, хватая первый попавшийся материал, возводишь новое здание. Без чертежей и расчетов. Самое меньшее, что грозит таким радикалам — проблемы со здоровьем. Телу почему-то не нравится, когда оно меняет хозяина. Сопротивляется всем своим богатым арсеналом : от ослабленного иммунитета до летального исхода. Без видимых причин.
По сути, я и Старик — это не музей, а склад. Ты собираешь, и тебя собирают, а мы сохраняем..их, не их, место для новых.
Только иногда задумываешься, а не являются ли наши действия своего рода собиранием коллекций?
Какая же она маленькая. Ходит суетливо, часто останавливается, подолгу смотрит. Ищет.
Фотоаппарат у нас тоже старый. Но пока работает. Хозяин иногда ночами колдует что-то, разбирает-собирает, ругается. Грозится выкинуть. Ага, как же. Он никогда ничего не отдает и не уничтожает, а лишить себя любимого оторванного у мягкой игрушки уха — никогда. И лучше не думать, почему его личность до сих пор целая. И почему моя.
— Простите, вы позволите вас сфотографировать?
Испугалась, сразу начала что-то лепетать. Но правила есть правила, рассказывали же в первый раз. Сделаем снимок, на память. Ох, как не любят люди эту фразу. Дрожь по телу пробегает. Но ей любопытно, да и хочется обратно к куклам. Не такой уж и частый выбор. Больше всего ночных гостей интересуют книги и газеты. Статуэтки. Куклы — это для тяжелых случаев. Слишком много личного.
А любую свободную минутку лучше всего использовать, чтобы выпить чаю с печеньем. Рецепт, кстати, нашелся среди нашего драгоценного хлама. Вот оно пресловутое использование служебного положения.
— Кхе-кхе, милая барышня, вам помочь? Наша структура несколько необычна, мало ли что.,,
И ведь не врет. Все — правда. Я пью чай. Я не думаю. И структура есть и скрывающее за ней, и ощущается эта необычность всеми органами чувств. Включая слух.
— А что я здесь делаю?
— Пьете чай. Устали и замерзли. Постучались и вам открыли. Нет, мы не можем сказать, часто ли вы так делаете. Душечка...
Ей страшно. Собирается быстро и суетливо, стучит пальцами по дверному косяку и не замечает этого. В общем, ничего не замечает. А когда выбежит отсюда, то поймет, что все воспоминания какие-то зыбкие и начнет жить заново. Или закончит жизнь вовсе. Это примерно сорок на сорок. Еще двадцать остаются припасенными для форс-мажоров и чудес. Вторые не такая уж редкая штука.
Сегодня больше не будет фырканья по повод разбора завалов. Указаний и жутковатых историй из жизни. Старик сядет пить чай, есть печенье по забытому всеми рецепту, и мы будем молчать.
Иногда мне кажется, что лучше бы этого здания не было. Пусть чужие жизни идут своим ходом, невозможно устоять перед искушением... А потом считаешь. Штучная работа. Каждый из тех, кто вышел отсюда с новой жизнью — неповторим и уникален. Нелогично, неправильно, противоестественно? Вероятнее всего да.
Только иначе совсем безнадежно. Пусть это и мнение скромной музейной работницы.
Полина Никишина © 2012
Обсудить на форуме |
|
