|
КМТ
 Учебники:
Издатели:
Ссылки:
|
Время новых пороков Елена Жарова © 2012 Универсальный язык мира - Будьте внимательны ко всему, что вы делаете и что говорите. Это новый мир и нам не известны ни его законы, ни традиции, — инструктаж шел полным ходом. Обычное дело — напоминать о том, что ты на новой планете всего лишь гость. Пока гость. Уже столько планет мы открыли, были там гостями пару лет, а теперь это наши колонии. Мы же — передовой отряд первооткрывателей — разведчики. Мы должны быть культурными, вежливыми до оскомины во рту. Но мы умеем пустить пыль в глаза, потому нас и наняли. Потому нам и платят как миллионерам. Первооткрыватель — самая перспективная профессия на данный момент на нашей родной планете. Что должен делать первооткрыватель, помимо того, что вешает лапшу на уши и пускает пыль в глаза аборигенам? Первооткрыватель — разведчик, который ищет слабые места в обществе новой планеты.
— Все ясно? Инструктаж окончен! — проорал начальник разведки, — Через два часа высаживаемся!
Я лениво поднялся с насиженного места и побрел по коридору в свой отсек. По левому борту в иллюминаторе красовалась сиреневая планета — источник полезных ископаемых и благополучия планеты Земля. Кажется, в инструктаже упоминалось название планеты. Как же ее прозвали аборигены? Черт, забыл. Впрочем, это даже и не важно. Через год, максимум через полтора года, мы переименуем ее. Точнее, присвоим порядковый номер.
— Дим! Постой! — раздался голос позади меня. Это была Дафна. Ее голос нельзя было спутать с другими — высокий, звонкий, как колокольчик. Я не соизволил повернуться к ней, но остановился у иллюминатора, продолжая смотреть на новую планету. Дафна, невысокая, но крепкая брюнеточка, подбежала ко мне и, схватив за руку, потащила в технический отсек. Там обычно никого не было. Иногда только заглядывал тех. персонал. Я по привычке прижал ее к стене и стал расстёгивать пуговицы на униформе. Но к своему удивлению получил по рукам. Обычно она тащила меня сюда с единственной целью — физического удовлетворения. Но, похоже, не сегодня.
— Да постой же ты! — возмущенно прошептала она, — Я узнала кое-что про Кюи-Эль.
Ага! Вот как, оказывается, называется эта планета.
— Что там еще, — равнодушно пробормотал я, застегивая обратно ее форму.
— Я случайно подслушала разговор капитана. Прямо только что. Он говорил первому помощнику, что у этой планеты уже был один наш корабль. Это был «Стремительный».
«Стремительный»? Вот это была настоящая новость. «Стремительный» — единственный корабль из земной космической флотилии, который просто исчез. Это было десять лет назад. И никто не знает, что произошло с этим кораблем на самом деле.
— Разве «Стремительный» исчез у этой планеты? — удивился я.
Дафна убрала мои руки от последней пуговицы, сама ее застегнула и, передернув плечиками, прошептала:
— Тут не тут — какая разница, если это была их последняя планета?
Я уже выходил из технического отсека, когда услышал совершенно аморальную фразу:
— Будь осторожен.
Она прошептала это, думая, что я не услышу. Но я услышал и оторопел. Остановившись у дверей отсека, я повернулся к ней и прошипел в ответ:
— Думай что говоришь! С ума сошла?
Дафна покраснела, смутилась и отвернулась от меня. Больше я не мог находиться в ее обществе. Развернулся и вышел.
«Это же надо было такое сказать! Как вообще ей могла прийти в голову такая аморальная мысль?!» — я все никак не мог успокоиться.
Мне предстояла высадка на новую планету, встреча с аборигенами, а из головы все не шли те нелепые слова, что произнесла Дафна. Наша посадочная шлюпка была уже в десяти минутах от места высадки, я должен был морально готовиться к предстоящей миссии, но все никак не мог взять себя в руки. «Она это специально сказала!» — возмущался я, — «Вернусь с задания и напишу на нее донос. Да, так будет правильно». Это решение меня немного взбодрило, но времени для подготовки совсем не осталось — шлюпка мягко приземлилась, и командир отряда прокричал:
— Держимся своих напарников! И не забывайте улыбаться! Улыбка — универсальный язык мира! Для этих аборигенов вы пришли с миром!
Только когда погрузочная дверь шлюпки опустилась одним концом на сиреневую зелень планеты, и парни стали выходить по одному из недр перевозчика, я стал настраиваться на предстоящую миссию, представлять себе, как машу рукой аборигену, как улыбаюсь его самке, как пытаюсь наладить отношения с их вожаком. С трудом, но нужные картинки стали возникать в голове. Яркие образы предстоящей работы, как отдельные кадры, закрутились в мозгу. Я был готов.
Спустился в сиреневую зелень и последовал за своим напарником. На фоне этой странной травы наши яркие, красочные рубашки и бриджи света хаки делали нас заметными, видимыми для всех. Одежда была легкой, но каждая пуговица, ремень, служили нам оружием для нападения или самозащиты. Значок на воротнике был замаскированной кнопкой срочной помощи и эвакуации. Но мне еще ни разу не приходилось ею пользоваться. Серега, мой напарник, шел шаркающей походкой по траве, и на его лице блуждала счастливая улыбка беззаботного человека. Он был прирожденным актером. С такой улыбкой туристы стоят на берегу лазурного моря и глупо смотрят в синюшную даль. С такой улыбкой дети в зоопарках рассматривают животных, привезенных с других планет. Хотя, по секрету, половина из этих животных только выглядят как животные. Вот такой вот был вид у Сереги, когда мы брели в сторону фиолетового леса. Но только мы, его коллеги, знали, что этот вид всего лишь маска. Я же, как и многие другие первооткрыватели, умел только радостно улыбаться. А вот глаза в это время обшаривали все вокруг и каждого на наличие оружия, всяких полезностей и интересностей. И да, я искал слабые стороны врага. Мы все это делали. За своими размышлениями, я не заметил, как напарник остановился. Налетев на него, я выругался сквозь зубы. Но Серега не обратил на это внимания. Он смотрел куда-то вперед. Что-то там за этими гигантскими фиолетовыми деревьями привлекло его внимание. При этом его вид вечного счастливчика никуда не исчез. С той же широкой улыбкой он кивнул мне в ту сторону, и пошел вперед. Я растянул губы в улыбке — стал готовиться к появлению аборигенов. «Будь осторожен!» — всплыло в памяти, и улыбка исчезла. Улыбаться вообще не хотелось. Я готов был в эту минуту задушить Дафну собственными руками! Важная минута — встреча аборигенов, а я не могу изобразить даже слабое подобие улыбки. Тогда я решил, что воспользуюсь планом «Б» — спокойное, внимательное выражение лица. Это изобразить на данный момент было не трудно. И я последовал за Серегой. Мы вместе достигли группы деревьев, которые привлекли внимание моего напарника. Вокруг тишина. Никого. Но за такими мощными стволами мог спрятаться и слон, а мы бы и не заметили. Серега продолжал стоять, улыбаться и рассматривать деревья. Складывалось впечатление, что он просто стоит и восхищается окружающей нас природой.
— Похоже, тут нет никого, — прошептал я. И точно произнес «сим-сим, откройся», и из-за деревьев незаметно, как по волшебству, появились аборигены. Они были выше нас на метр. Не меньше. Бледная кожа, яркие зеленые глаза и черные, густые, как львиная грива, волосы. У всех, кто вышел к нам. Ни хвостов, ни длинных ушей, ни рогов на голове. Просто бледные, зеленоглазые, высокие брюнеты — вот и все отличие. «Зеленоглазки», — тут же окрестил я их про себя. Так же отметил, что одежд они не носили. Наверное, благодаря жаркому климату они чувствовали себя комфортно и обнаженными.
Серега совсем расплылся в улыбке.
— С такими аборигенами приятно иметь дело, — проговорил он и стал медленно приближаться к «зеленоглазикам». Я последовал за ним, сохраняя на лице маску заинтересованности и уважения. Мы сделали всего пару шагов, когда Серега громко вскрикнул, схватился за голову и упал. Я замер, не веря своим глазам. Но через пару мгновений оказался рядом с ним. Перевернул его лицом к себе и понял, что напарник мертв. Оглянулся на аборигенов — они стояли не шевелясь у этих чертовых деревьев и смотрели на нас. На меня. Потянулся к кнопке срочного вызова шлюпки и команды спасения, но... в глазах потемнело, и я потерял сознание.
Голоса, кругом голоса. Я не понял ни единого слова. Просто, какой то бессмысленный набор гласных звуков. Может это музыка такая? Или кто-то напевает мелодию? Вот только темы в мелодии я уловить не мог. Открыл глаза и тут же их снова закрыл — напротив меня стояли аборигены и что-то обсуждали. Я же сам лежал на полу связанный по рукам и ногам. Но притворяться мне не дали — холодный палец дотронулся до моей шеи и боль пронзила меня. Да такая сильная, что я не мог кричать, но все тело свело судорогой. Палец исчез и боль ушла. Открыв глаза, обнаружил аборигенов стоящими вокруг меня. Я поежился. Было прохладно, так как с меня сняли всю одежду. И находились мы в сырой пещере, как мне на тот момент показалось. А еще дрожь была от страха. Аборигены молча рассматривали меня. А я их. Они меня не убили сразу — это главное. Почему они сохранили мне жизнь? Что собираются делать? Я должен был узнать их планы, почему они напали на нас. И, выработанная десятилетием привычка разведчика начинать переговоры, заставила меня действовать. Хотел было улыбнуться. Да после пережитой боли, мышцы лица меня не слушались. Оставалось только придерживаться все того же плана «Б». Открыл рот, что бы произнести «привет», да боль в мышцах не дала мне сделать этого. Я только промычал что-то невразумительное и захлопнул рот. «Будь осторожен!» — вспомнил я. Эта гадина, Дафна, все-таки накаркала мне проблем. И вдруг мои мысли разлетелись, точно осколки, а потом и вовсе исчезли. На их месте в моей голове раздались следующие слова: «Ты нам симпатичен». Это были не мои мысли. Я посмотрел на стоящих надо мной аборигенов. Они смотрели на меня. Лица серьезные. Ни намека на улыбку. И понял, что это были их мысли в моей голове! А еще я точно осознал, что они говорили, точнее, думали и передавали мне свои мысли, на своем языке. Я чувствовал чужеродность звуков, отдававшихся в моей голове. Но я все равно их понимал! А раз они общаются через мысли, то и я решил не напрягаться и подумал: «Вы мне также симпатичны». Но аборигены стояли надо мной с таким видом, точно все еще ждали от меня ответа. Похоже, это была односторонняя мысленная связь.
— Вы... мне... тоже, — совершенно серьезным тоном смог выдавить из себя я ответ. По привычке хотел улыбнуться, что бы показать им, что совершенно не обижаюсь на то, что лежу голый, связанный на каменном полу пещеры. Да опять эта остаточная боль в мышцах не дала растянуть губы.
«Ты будешь жить», — пришла мысль.
— Почему? — промычал я, — Почему... вы убили... его?
«Твой друг улыбался. Тот, кто улыбается — поражен пороком легкомыслия. Легкомыслие — наказуемо. Наказание за улыбку — смерть».
Я тупо смотрел на аборигенов и постепенно переваривал услышанную информацию. Улыбка — легкомыслие — смерть. Эта странная цепочка причинно-следственной связи, непонятно по какой логике выстроенная, казалась мне совершенно дикой. Но оставалось лишь кивнуть, как бы соглашаясь с ними.
— Что вы сделаете со мной? — спросил я. Мышцы лица и шеи уже не сводило — я мог не запинаясь говорить.
«Мы будем думать», — и аборигены вышли из пещеры, оставив меня лежать на холодном полу.
Я огляделся. Неровные стены и потолок, земляной пол. Вроде бы и пещера. Да только дверь из каменных плит, хорошо подогнанная под входной проем и узкое оконце у самого потолка, говорили мне, что это помещение, создано руками существ-разумных, а не природное жилище. Возможно, что это строение и задумывалось строителями, как темница — уж больно тут неуютно было. Я попытался сесть, но не получилось. С завязанными руками и ногами было сложно передвигаться по неровному полу. И вот, когда я уже окончательно устал от попыток принять другую позу, дверь с шумом распахнулась и вошла аборигенка. Удивительно, но основные признаки отличия мужской особи от женской в бескрайней вселенной почти одинаковы. Очередная «зеленоглазка» принесла мне миску с едой и нож, которым она обрезала мне путы на руках и ногах. Она бережно помогла мне сесть. И сама села напротив. Протянула миску.
«Ешь».
Я кивнул. Растер руки, что бы вернуть им чувствительность и только после этого взял у нее деревянную миску. Еда пахла неплохо. Да только я был не уверен, что мне стоило есть еду на незнакомой мне планете. Аборигенка молча наблюдала за мной. Я же нерешительно подцепил пальцем кусок коричневого предмета, очень напоминавшего мясо. Откусил от него очень маленький кусок и тщательно его разжевал. Вкус как у сои и много чего-то острого. Но в целом — съедобно. Аборигенка кивнула.
«Я буду ухаживать за тобой», — послала она мне мысль.
Я замер. И внимательно пригляделся к своей, как оказалось, тюремщице. Она, даже сидя, была выше меня. И больше. Светлая кожа в сумраке помещения казалась серой. Черная грива волос закрывала ее плечи, груди и заканчивалась у поясницы. Причем волосы были аккуратно причесаны. Локон к локону. А зеленые глаза сияли как у дикой кошки. И при всем том, что у аборигенов было так много общего, в чертах лица они были совершенно не похожи. У моей тюремщицы лицо было круглое, с тонким аккуратным носиком, кошачьим вырезом глаз и совершено неуместным большим ртом. Подумав немного, я все же решил, что для своей расы она вполне симпатична. По крайней мере, с моей точки зрения. И я еле сдержал рвущуюся наружу улыбку. Состроив серьезное выражение лица, я представился:
— Я — Дмитрий.
Тюремщица закрыла глаза. Морщинка между бровей, сказала мне, что мое имя было ей не по зубам.
— Дима, — упростил я имя.
«Ди-и-и-а», — услышал я ее попытки воспроизвести мое имя.
Интересно, что имя она не пыталась перевести и произносить, как и все слова, что я слышал в мыслях. Она пыталась произнести мое имя на своем языке.
— Пусть будет «Диа», — разрешил я.
Тюремщица кивнула и мысленно произнесла:
«Диа, я — Аолееаэаэа».
— Аолеэа, — теперь настала моя очередь мучиться с именем.
Тюремщица нахмурилась, поджала недовольно губы. Потом, махнула рукой.
«Пусть будет Аол».
— Аол, — прошептал я и сунул в рот очередную порцию инопланетного мяса.
Как только я поел, Аол ушла. Я остался один в сырой, прохладной темнице. Чтобы не замерзнуть, я разминался, отжимался. И вскоре так устал от физической нагрузки и от мыслей о неопределенности моего положения, что просто свалился на пол. Но вдруг понял, что от стен тянет теплом. Я стал простукивать стены. Не услышал никаких пустот. И тепло шло равномерно. После долгого визуального изучения постройки, я пришел к выводу, что камни сами излучают тепло. Это могло заинтересовать наше командование. Удовлетворившись этой мыслью, я прислонился к теплому камню и уснул.
«Я пришла», — эта мысль разрушила мой сон и заставила меня вскочить на ноги. Я озирался по сторонам, буквально за секунды понимая, где нахожусь, и кто это сидит передо мной. Аол. Да, это была она. Из узкого оконца у потолка лился яркий свет — вот и новый день наступил. Вспомнилась информация о том, что на этой планете в сутках тридцать часов. Наверное, меня и Серегу уже ищут. Мы... нет, уже только я отсутствую больше двадцати часов. Скорее всего, именно столько времени и прошло. Я сел на прежнее место и посмотрел в зеленые глаза Аол.
— С новым днем! — поприветствовал я ее, не забыв при этом состроить самое серьезное выражение лица, на которое вообще был способен.
«Мы говорим: с новым рассветом!» — поправила меня тюремщица и поставила передо мной миску с едой. Я с сомнением уставился на подозрительно желтую субстанцию в посуде. Но все же взял в руки свой завтрак и принюхался. Запах не отвратительный.
«Ешь, это вкусно», — подбодрила меня Аол.
— Ты знаешь, что я прилетел с другой планеты? — поинтересовался я, ковыряя пальцем в миске.
«Мне сказали об этом».
— Значит, ты понимаешь, что наши понятия о вкусной еде могут резко отличаться? — и отставил миску в сторону.
Аол с расстроенным видом проследила за отставкой «вкусной» еды.
«Я старалась, готовила. Ты не уважаешь мой труд, Диа».
Терпеть не могу, когда давят на совесть. Но, если я хочу покинуть это помещение живым и на своих ногах, придется идти на некоторые уступки. Вновь взял в руки миску, подцепил пальцем желтую массу и слизнул самую капельку. Не тошнотворно. И я заставил себя начать есть кулинарное творение Аол. И пока ел, решил задать несколько вопросов своей тюремщице:
— Я думал, что замерзну. Но от стен шло тепло. Это такой вид отопления?
«Отопления?» — не поняла аборигенка, — » Ты имеешь в виду камни-вииэх, из которых мы складываем наши дома? Эти камни греют нас. Они впитывают тепло в течение дня, а ночью его отдают. В старину камни-вииэх пытались всячески обрабатывать, придавать им более гладкую форму, но от этого они теряют свойства накопления тепла. Камни-вииэх особенно не любят огонь. Разрушаются».
Я с интересом посмотрел на неровные, шероховатые стены темницы. Да, это определенно заинтересует нашу разведку. Теперь, когда контакт с тюремщицей был установлен, я решил задать главный вопрос:
— Это правда, что вы не улыбаетесь?
Аол оглянулась на дверь моей темницы и ответила:
«Улыбка — рождается от главного порока любого кюиэльца — легкомыслия.»
— Легкомыслие, — прошептал я, как бы пробуя на вкус это слово, — А что вы подразумеваете под этим? Может у нас разные понятия этого слова?
Аол была явно озадачена моим вопросом. Пришлось пояснить:
— Ну, у меня на планете легкомыслие тоже не приветствуется, но не до такой степени, что бы при этом запрещать улыбаться. И тем более наказывать за это смертью. Прости, что задаю такие вопросы, но я хочу понять вас лучше.
Аол кивнула. Задумалась. Надолго задумалась. Тогда я решил ей помочь.
— Если я выйду и восхищусь прекрасной погодой и улыбнусь при этом, что будет со мной?
Глаза Аол вспыхнули зеленым огоньком — на лице был написаны и страх и возмущение. Но через пару секунд она вспомнила, что я все-таки ничего не знаю об их законах и понятиях о поведении, и послала мысль:
«Это одна из форм легкомыслия. За это сразу тебя убьют».
— Вы поете песни?
«Это легкомыслие. Смерть».
Так, по крайней мере, она знает, что такое песня. А значит, когда-то они пели песни. Что же такое натворили они по легкомыслию, что теперь убиваю за него?
— Значит и танцы — это легкомыслие?
«Верно».
— И этот закон действует по всей вашей планете?
Аол, сперва, не поняла, о чем это я говорю, но потом все же ответила:
«Во всех кюиэльских поселениях. Закон о легкомыслии един для всех».
Я тут же ухватился за возможность разузнать больше об их поселениях и организации жизни. Аол не таясь, поведала мне, что поселения бывают малыми и крупными. В малых проживает меньше ста тысяч кюиэльцев. А в крупных намного больше ста тысяч. Таких поселений много. Сколько конкретно Аол не могла мне сказать. Просто сказала, что много. Возглавляют поселения союзы мудрейших. Я еще долго расспрашивал ее об укладе жизни в их поселении. Но, когда миска с едой опустела, Аол забрала ее, попрощалась и ушла.
Наш разговор навел меня на одну мысль. Если у меня все получится, то я не просто останусь живым, но еще и на корабль вернусь. Правда, мне придется переступить через многие моральные запреты. Но ради спасения я готов был на многое.
В этот день я больше не донимал Аол вопросами, а брал миску, благодарил за заботу и впихивал в себя инопланетную пищу. К удивлению, мой организм ее принимал.
На следующий день я узнал у тюремщицы, что она одна в своей семье, что родители ее уже давно умерли. Родни нет. Сиротой она осталась еще в детстве. Ее воспитывали соседи. Иначе говоря — всем миром. Еще много чего интересного для себя узнал о своей тюремщице — любая информация могла пригодиться.
На четвертый день моего заключения, я поинтересовался:
— Как долго еще будут решать мою судьбу?
«Никто этого не знает, Диа. Только мудрейшие могут это знать. Но если они молчат, значит, время твое еще не пришло. Жди, Диа», — ответила Аол и похлопала меня по плечу. Интересный жест с ее стороны. Если бы я был среди землян, то подумал бы, что хлопающий меня по плечу сочувствует мне. А что она подразумевала этим жестом?
— Ты мне сочувствуешь? — спросил напрямую я.
«Да, Диа», — ответила она и встала , желая уйти.
— Подожди! — воскликнул я, протягивая к ней руки, — Не оставляй меня так скоро.
Аол склонила голову набок, разглядывая меня. В ее изумрудных глазах промелькнула заинтересованность. Уж я-то умею это различать.
— Прошу, — умоляюще прошептал я.
И она осталась. Мне, разведчику, не составляло труда болтать о всяких пустяках и заставить ее болтать о всякой ерунде. Она рассказывала мне о своей жизни, о соседях, о союзах мудрейших. Заодно узнал, как выбираются эти самые мудрейшие в союзы.
И так, день за днем, я просил ее посидеть со мной, не оставлять одного. Мы просто говорили. Ну, может быть, она так думала, что мы ПРОСТО говорим. Для меня же каждая минута этих разговоров была на вес золота. Она уходила, унося с собой грязную посуду, но оставляла со мной надежду. И эта надежда давала мне силы не сдаваться все первые десять суток, моего заточения.
На одиннадцатый день, я решил перейти к внешности моей тюремщицы. Когда она принесла завтрак, я указал на ее пышную гриву.
— У вас у всех такой цвет волос?
«Да».
— Хорошие волосы, — это был пробный камень.
«Их трудно мыть», — тут же последовал ответ.
— Я могу коснуться твоих волос?
Аол мгновение размышляла, а потом просто наклонилась ко мне. Я провел пальцами по ее волосам, как бы невзначай задев ее плечо и прошептал:
— Красиво.
Аол тут же выпрямилась и поджала губы, выражая свое недовольство.
— Прости, Аол. Я обидел тебя чем-то?
«Мне послышалось в твоем голосе легкомыслие».
— В моем голосе не было и намека на легкомыслие, Аол, — заверил я ее и взял из ее рук тарелку, а заодно как бы невзначай дотронулся пальцем ее ладони. Тюремщица тут же убрала руки за спину. Я еле сдержал улыбку и принялся за еду. Каждый раз она приносила что-то новенькое, и каждый раз мне приходилось преодолевать отвращение, что бы начать есть. Потому прием пищи затягивался на пару часов. А это было удобно для моих планов.
— Я все еще хочу узнать о вашем законе против легкомыслия.
«Спрашивай, Диа».
— Вот если я скажу тебе, что ты красивая и улыбнусь при этом — это наказуемо? — пошел я во-банк.
И я увидел, как кожа на лице Аол посинела. Наверное, это она так покраснела? И глаза горели как у разъяренной кошки.
«Ты гость. Все еще так и не понял нашего главного закона. Потому прощу тебе этот вопрос». Но вот только ее голос в моей голове дрожал не от гнева.
— Так, а если я абсолютно серьезно заявлю тебе, что ты красивая и даже не улыбнусь? — продолжил я допытываться.
Аол украдкой глянула на дверь темницы и только потом ответила.
«Это было бы равносильно признанию в любви. Я должна была бы стать твоей спутницей. Но это не возможно», — подумала Аол и развела руками, как бы говоря: «Увы, тут ничего нельзя поделать».
— Почему? — не унимался я.
«Ты — чужак».
— Жаль, — прошептал я и отдал ей уже пустую миску. Встал и отошел от тюремщицы в сторону узкого оконца. Через это убогое отверстие в стене проникал скудный свет. Но я потянулся к нему руками, точно хотел погреться в его лучах.
— По этому поводу тоже есть закон?
«Такого закона нет».
Я резко развернулся к ней. Она отшатнулась от меня, хотя и не была рядом.
— А я люблю улыбаться, Аол. Я люблю улыбкой говорить, как мне нравится что-то или кто-то. Я прямо сейчас хочу улыбнуться и сказать, что ты лучшая, кого я встречал в своей жизни. И мне безмерно жаль, что я тебе противен, — и я вновь отвернулся от нее. И услышал, как она поспешила покинуть темницу.
Остаток дня мы не разговаривали. Она молча приносила еду. Я молча ел, и мы молча расставались.
Так продолжалось и на следующий день и через день. Но я видел, что она что-то хотела сказать мне, но не могла. Или боялась? Мне оставалось только ждать.
Я ждал еще день. И еще два дня. Я ждал не только, когда Аол созреет обратиться ко мне, но и когда появится команда спасения. Но, если честно, надежда на спасение была призрачной. Мне представлялось, что Аол быстрее улыбнется, чем меня спасут. Да и вряд ли наши разведчики успели прознать о «неулыбчивом» законе аборигенов. Кто ни будь смог вернуться на корабль живым? Наверняка все, кто сошел на эту планету вместе со мной в тот день, погибли. Ведь мы все следуем единому правилу общения с аборигенами, что улыбка — универсальный язык мира. Но не на этой планете.
Все эти дни я вежливо принимал еду из рук Аол, благодарил ее и, пока ел, внимательно наблюдал за ней. Она сидела напротив меня, скромно сложив руки на коленях. Взгляд был устремлен в земляной пол между нами. Грива волос частично скрывала ее лицо от меня. Но я видел ее губы. Они были искусаны. Да она, порой, сама при мне их кусала — нервничала. Она была сама не своя.
И вот, на девятнадцатый день моего заточения, Аол послала мне мысль.
«Я была еще совсем ребенком, когда увидела, как улыбнулась мне моя бабушка. Ее наказали тут же при мне. Ее поколению было трудно принять этот закон о легкомыслии. Но именно ее поколение привело всю нашу планету к глобальной катастрофе по легкомыслию. Говорят, что половина жителей Кюи-Эль погибла тогда просто по недоразумению, из-за легкомыслия тех, кто ответственен был за энергоблоки, которые оставили нам путешественники с другой планеты. Эти энергоблоки давали нам свет и питали машины для передвижения. Инопланетные путешественники желали нам добра. Они научили нас, как пользоваться, заботиться и работать на энергоблоках. Это был расцвет прогресса на нашей планете. Наши предки пользовались плодами ума и труда другой планеты. Говорят, что в те времена кюиэльцы почти не работали. Они проводили свою жизнь в праздности, развлечениях. Легкомыслие было нормой поведения, а серьезность — плохим тоном. Однажды, во время великого праздника смены сезона работники энергоблоков оставили свои рабочие места, думая, что если за многие года ничего не приключилось неожиданного, то и в этот день ничего не произойдет. В тот день на десяти энергоблоках, что были установлены по всей Кюи-Эль, не осталось ни одного человека. Сбой произошел на одном из блоков. А все десять блоков были связаны друг с другом. Сбой и выплеск энергии пошел как по цепочке. Миллионы погибли в тот великий праздник смены сезона».
Аол замолчала. Я протянул руку и прикоснулся к ее плечу. Погладил ее, успокаивая.
— На моей планете таких ситуаций было очень много. Но мы не отчаивались. Благодаря возможности улыбаться друг другу, мы не падали духом. Мы возрождались, — прошептал я.
Но Аол все так и сидела, уставившись в пол. Я провел рукой по ее шикарным волосам. Большим пальцем подцепил ее подбородок и повернул ее лицо к себе.
— Аол. Милая Аол, посмотри на меня, — попросил я ее. И когда она устремила свой взор на меня, я улыбнулся ей, — У вас на планете все будет хорошо, Аол. Я верю в это.
Сперва, она дернулась от испуга. Но я ухватил ее за плечи и приложил все силы, что бы удержать существо, которое было больше меня. Она подчинилась моей силе и замерла. А я продолжал улыбаться ей и шептать, что все будет хорошо. Ее глаза были зеркалом переполнявших ее чувств. В них были страх. А потом они наполнились слезами. И вдруг все лицо ее стало меняться. Мышцы задвигались, и она слабо, криво, неумело улыбнулась мне. А по щекам текли слезы. Я стер их.
— Теперь ты новая Аол, — прошептал я, обнимая ее за плечи, — Теперь ты сильная. Ты не легкомысленная, но ты знаешь, когда можно улыбаться, а когда надо быть серьезной. Это называется гармонией чувств.
Она плакала и кивала, соглашаясь.
Аол ушла от меня только когда успокоилась. На это ей потребовалось много времени. И в это время я не произнес ни слова. Только нежно дотрагивался до ее лица и улыбался. И потом, когда она приходила ко мне с миской еды, я знал, что теперь она спешила в эту темницу не ради того, что бы накормить меня, а что бы я сидел рядом, прикасался к ней и улыбался. Теперь это была уже не тюремщица Аол, а МОЯ Аол.
По моим подсчетам уже пошло двадцать пять дней моего заточения у аборигенов. И, наконец, я получил весточку, что мои соплеменники ищут меня. Это известие принесла мне моя Аол. Она как всегда принесла миску с едой. Села напротив меня, оглянулась на дверь и только после того, как убедилась, что никто ее не увидит, улыбнулась мне. За эти несколько дней, улыбка ее стала более уверенной, широкой.
«Над нашим селением навис инопланетный корабль. Представитель от союза мудрейших связался с путешественниками. Я краем уха услышала от мудрейших, что путешественники ищут тебя».
Я закрыл глаза и еле сдержался от того, чтобы не завопить от радости. Но рядом сидела моя Аол. Я не должен был показывать ей как рад покинуть это место.
«Ты покинешь меня?» — спросила Аол.
— Я не знаю, — честно ответил я.
Мы сидели в тот день обнявшись, и я пытался успокоить ее. И ничего не обещал. Аол же всеми силами старалась не показывать мне, как была расстроена. Но я с легкостью читал в глазах переполнявшие ее чувства.
А на следующий день, она вошла ко мне без миски с едой. Закрыла за собой дверь, прислушалась к голосам за ней и послала мысль:
«Мудрейшие хотят наказать тебя. Они поняли, что путешественники любят улыбаться. Мудрейшие возмущены и считают, что ты обманул их всех. Они придут за тобой очень скоро!»
Хотел закричать, начать ругаться. Но такой срыв разведчики не могут допускать. Я встал. Сохранив на лице спокойное выражение лица, ответил:
— Что ж, я готов принять смерть.
«А я не готова принять твою смерть!» — и Аол выглянула за дверь. Через пару мгновений она выскользнула из темницы. Отсутствовала она совсем недолго. Я с нетерпением ждал ее возвращения. Вот дверь тихо приоткрылась и моя Аол вошла с длинным куском грубой ткани.
«В подобной ткани мы переносим и храним туши животных. Я укутаю тебя с ног до головы в эту ткань и вынесу отсюда», — сообщила она, расстилая ткань на полу темницы. Я послушно улегся на край своего савана и, прежде чем она стала меня заворачивать, попросил:
— Отнеси меня прямо на то место, над которым завис корабль моих соплеменников.
Аол кивнула и принялась за дело. Скоро я был замотан с головы до ног, а моя тюремщица, с легкостью подняла меня, перекинула через плечо и вынесла из темницы. Хорошо, что нас никто не заметил. Я не мог видеть, что происходит вокруг меня сквозь толщину многих слоев ткани. Аол несла меня так, точно и впрямь несла тушу животного. Однажды даже остановилась поговорить с кем-то. Я вновь услышал их язык: много гласных звуков и речь похожа на песню. Только мелодии нельзя было различить. Поговорив, Аол продолжила путь. А через некоторое время я услышал еще голоса. Мне показалось, что кто-то окликнул Аол, но она не ответила. Наоборот — она побежала. Ткань защищала меня от ударов о ее крепкое плечо и спину во время бега. А за нами уже раздавались звуки погони: топот ног и крики преследующих нас аборигенов я прекрасно слышал и через слои толстой ткани.
«Уже скоро!» — послала мне мысль Аол. И впрямь, вскоре она уложила меня на землю, дернула за край ткани, и я выкатился на фиолетовую траву. Свет ослепил меня. Но через мгновение я различил силуэт корабля, зависшего в ста метрах над поверхностью планеты. Я с трудом поднялся на ноги и помахал руками, как это делают на море потерпевшие кораблекрушение моряки. И меня заметили: шлюз транспортировки стал открываться.
«Прощай, Диа»
И я, наконец, посмотрел на Аол. Она стояла недалеко от меня и улыбалась. Мы были на поляне, окруженной гигантскими деревьями, из-за которых виднелись светлые постройки ее поселения. И из-за деревьев уже выбегали аборигены — наши преследователи. Я протянул руку Аол. Я не знал что хотел сказать этим жестом: попрощаться или остановить, отговорить от того безумного поступка, который она готова была совершить. Но точно я не предлагал ей пойти со мной. Хотел произнести ее имя, но она резко сорвалась с места и побежала навстречу своим соплеменникам. Шлюз надо мной уже полностью раскрылся, и яркий свет луча-переноса накрыл меня. Но за секунду до своего появления на борту корабля, я увидел, как тело бегущей Аол дернулось, точно она споткнулась, и упало. Я помнил, как погиб мой напарник. И я знал, что аборигенки уже нет в живых.
Вымытый, одетый, я предстал перед начальством корабля. В каюте капитана было все скромно, аскетично: металлический стол с визуал-панелями на нем, два стула, на которых сейчас сидели капитан и начальник разведки. За их спинами была панель, закрывающая личную часть каюты капитана. На стенах видео-картины Млечного пути и планеты Земля с видом из космоса.
Я рассказал, как попал в плен, про Аол, про закон против легкомыслия. Услышав про закон, капитан произнес:
— Какая дикость. Но теперь становится многое понятно. Однако, это не спасет их от нашей мести. Погибло тридцать мужчин и женщин — замечательных первооткрывателей-разведчиков!
Начальник разведки встал со стула, подошел ко мне и, с интересом разглядывая, обошел кругом.
— Мне докладывали, что на корабле ты совратил нескольких женщин, — усмехнулся он, — Но ты, похоже, превзошел себя самого — совратил аборигенку. Интересно.
— Не было другого выхода, — сдержанно ответил я.
Капитан недовольно посмотрел на начальника разведки и попытался сгладить его слова:
— Никто тебя не осуждает, разведчик. Ты поступил правильно. К тому же ты не вступал с ней в сексуальную связь и не унизил себя этим. Все остальное только восхищения достойно.
Я молча выслушал похвалу. Но начальник разведки не собирался отступать от меня просто так. Он остановился прямо напротив меня и пристально уставился мне в глаза.
— Так значит, ты у нас межпланетный мачо?
— При всем моем уважении, но не я решал жить мне или умереть. А все, что произошло между мной и аборигенкой — чистой воды везение, — равнодушным тоном произнес я.
— Конечно-конечно! — опять вклинился капитан, — Ты свободен.
Я развернулся, дошел до двери, но остановился.
— Капитан, можно задать вопрос?
— Задавай, — разрешил он.
— В чем будет заключаться наша месть?
Вместо капитана ответил начальник разведки:
— Выжжем их поселения ко всем чертям.
Это было бы неплохо. Мне понравилась эта идея. Но она была невыполнима.
— Пока я был в плену, я обнаружил разновидность камня, из которого они строят свои жилища. Камень самостоятельно накапливает тепло, а потом отдает долгое время. Таким образом, аборигены решают вопрос с отоплением. Единственный минус — камень разрушается от огня, — сообщил я.
Капитан и начальник разведки переглянулись. Похоже, они не ожидали, что я принесу из плена полезную информацию.
— Что ж, — произнес капитан, — Мы найдем другой способ для мести. Спасибо за информацию, разведчик. Ты отлично поработал в таких сложных условиях.
Меня отпустили. Я вышел в коридор с чувством, что я и точно неплохо поработал. Я даже гордился собой. Теперь, я мог заняться делами насущными. А что я хотел сделать до того, как попал в плен? Ах, да! Дафна! И я направился в свою каюту писать на нее донос. Ибо страх за своего собрата по делу должен наказываться.
Елена Жарова © 2012
Обсудить на форуме |
|
