|
КМТ
 Учебники:
Издатели:
Ссылки:
|
Время новых пороков Людмила Гунько © 2012 Изгнание Несчастье свалилось на господина Варавина сразу. Утром, как обычно, он вошел в ванную комнату и через минуту Лидия Семеновна, его жена, услыхала страшный, отчаянный крик мужа. Она, стремглав, кинулась в ванную комнату и, рывком открыв дверь, увидела на зеркальном полу мужа, плачущего и извивающегося: тот находился в невменяемом состоянии. Он рвал на себе одежду, визжал, брыкался и кусал слуг, тщетно пытающихся поднять его. При этом он выкрикивал ругательства и поносил всех, кого вспоминал его больной разум.
Лидия Семеновна немедленно вызвала семейного врача, который много лет наблюдал Александра Петровича и знал все особенности здоровья своего пациента.
У господина Варавина было отменное физическое здоровье. К тому же, он находился в возрасте «буйного расцвета мужских сил». Александр Петрович был невысоким и коренастым, с сильным и выносливым телом. Умные его глаза поглядывали на всех с легким презрением, однако это их выражение не вызывало ни у кого ни раздражения, ни обиды. Потому что господин Варавин был хозяином настолько большой нефтяной компании в огромной стране, и так крепко держал вожжи этого неукротимого бизнеса своими цепкими руками, что никому и в голову не приходило ни раздражаться, ни обижаться на него.
Сам же Александр Петрович людей не любил и за глаза называл «узколобыми сапиенсами». Однако, никто и никогда не обвинил его в неуважительном отношении к себе: господин Варавин был вежлив, тактичен и в меру предупредителен. Вместе с тем, он держал в отношениях с людьми едва заметную дистанцию, легкую отстраненность, но проверенной компанией не гнушался и находил радость в незатейливых мужских увеселениях. Он посвящал все свободное время развлечениям и усладам, находя удовольствие в путешествиях и женщинах.
О своей семье он знал ровно столько, сколько ему это было нужно: сыновья росли под строгим материнским контролем и с уверенностью смотрели в будущее. Они уважали отца за то благосостояние, которое он им предоставлял. Но помня, что он жестко спросит за каждый доллар, вложенный в их образование, они много времени проводили за книгами. Окружающая жизнь лепила из них Варавиных, напористых и целеустремленных, свободных от привязанностей, с легким презрением во взгляде.
Жена господина Варавина, Лидия Семеновна Зельдман, была его «первоначальным и стартовым капиталом», так он любил говорить, когда за праздничным столом собиралась их многочисленная родня. И это было правдой, потому что ее отец, Семен Борисович Зельдман, служил в свое время где нужно и с кем надо. И, благодаря своим умениям и знакомствам, сколотил солидный капитал, принесший ему хорошие дивиденды в старости, а дочери — мужа, крепко стоящего на ногах.
То, что произошло с ее мужем могло случиться с кем угодно, только не с ним, — так рассуждала Лидия Семеновна, ожидая доктора. Она знала с детских лет, что падучей или эпилепсией болеют люди низкого сословия, голодные и бездомные, с плохой наследственностью и сильно пьющие. И теперь, перед лицом открывшейся страшной беды, она думала, что ей предпринять. Она понимала, что как только знакомые и друзья узнают о странной болезни мужа, шансы благополучно продержаться на плаву станут мизерными, а то и вовсе исчезнут. Лидия Семеновна увидела страшную перспективу и, отчаявшись, позвонила отцу.
— Я понял, дочь, — произнес Семен Борисович и увидел перед собой черную пропасть, куда все они полетят. И он, задумавшись, сел в большое кресло.
Семен Борисович был старым, но влиятельным человеком. Оставшиеся «по наследству» связи поддерживали его: молодые прислушивались к его советам, старики уважительно докучали воспоминаниями.
— Что-то случилось? — спросила жена, войдя в комнату и тревожно заглянув ему в глаза. — Что-то с Лидой, или с внуками?
— Ах, нет, Мирра, с Лидой и внуками все в порядке, — огорченно ответил Семен Борисович и пояснил: — Александр заболел черной немочью.
Мирра Владимировна всплеснула руками и громко вскрикнула. Она бессильно опустилась на край большого дивана и замерла в отчаянии.
— Вот только не надо этих вздохов и трагедии, — раздраженно произнес Семен Борисович и сердито посмотрел на жену, — на это нет ни времени, ни денег.
Мирра Владимировна в молодости слыла первой красавицей в большом городе: она могла выбирать кого угодно, так был велик список претендентов на ее руку и сердце. Но она выбрала Семена Борисовича, потому что ее отец — большой начальник высшего партийного управления не пропускал случая похвалить расторопного юношу, суля тому удачу и высокое положение. И Мирра Владимировна очаровалась юношей. И выбрав его, никогда не пожалела об этом.
Они молчали долго. Наконец, утомившись от бессмысленного сидения на диване, Мирра Владимировна тихонько заерзала и повернула голову к мужу.
— Когда болел Леня, — вдруг вспомнила она дальнего родственника, — врачи называли это эпилепсией, а оказалось — опухоль в мозгу...
Она вдруг странно замолчала, оборвав рассказ: поджала губы, удивленно раскрыла глаза и красноречиво взглянула на мужа. И Семен Борисович понял ее намек и, решительно встав, он набрал на старом телефонном аппарате нужный ему номер.
— Барышня, — громко произнес он, — соедините меня, пожалуйста, с господином Семиным. Моя фамилия Зельдман, — Семен Борисович замолчал. Но, спустя несколько секунд, он улыбнулся и вытянул вперед руку, как будто ответивший находился рядом. — Здравствуй, Илья, — сказал он бодро, но тут же поправился и горестно произнес: — У нас беда, Илюша. У Александра обнаружили опухоль мозга. Начались приступы и припадки.
Реакция Семина на это известие, очевидно, подтвердила правильность выбранного пути. И Семен Борисович удовлетворенно закивал головой и стал поддакивать собеседнику печальными междометиями. Затем он попрощался с Семиным и аккуратно положил трубку на рычаг.
— Все, — уже спокойнее произнес он и посмотрел на жену, — версия запущена, шестеренки закрутились. Опухоль мозга — это тебе не черная немочь или сифилис мозга. Это болезнь современности, бич думающего человечества.
Он вспомнил о дочери и позвонил ей. И, не дав опомниться, строго и нравоучительно сказал Лидии Семеновне:
— Запомни, у твоего мужа не черная немочь, нет. У него опухоль мозга. Поняла? Впредь на все вопросы отвечай так, и не иначе. Это даст нам шанс выжить и сохранить его на плаву. С таким диагнозом не поспоришь, его не переступишь. Намекни своему доктору, что он должен лечить у твоего мужа. И отправьте Александра в приватную клинику, вот хотя бы в «Панацею», — порекомендовал он, — на время, до выздоровления.
Закончив разговор с дочерью, Семен Борисович положил трубку, потер от удовольствия руки и сказал жене, сидящей на диване:
— Ты, Мирра, умна от Бога. В тебе есть его искра. Спасибо тебе, милая, — прошептал он и, быстро наклонясь, поцеловал ей руку.
***
Господина Варавина поместили в частную клинику «Эскулап» при институте онкологии: здесь, по настоянию врачей, он проходил обследование. В клинике работали лучшие отечественные и зарубежные специалисты по лечению страшного недуга. Первоначальное обследование Александра Петровича предварительный диагноз не подтвердило, но и не опровергло. Врачей это нисколько не смутило, они не напрасно ели свой хлеб: господину Варавину было назначено специальное лечение, укрепляющее иммунитет и жизненные силы. Но состояние пациента не улучшалось. Припадки участились, они сопровождались буйными и агрессивными проявлениями — ломанием мебели, дверей и бранью. За ними следовали периоды затишья — потеря сознания, крепкий сон, апатия и бессилие.
И тогда, поняв, что ничем не могут помочь Варавину, врачи заговорили о необходимости хирургического вмешательства. Никто не знал, что «резать», но знали наверняка, что «резать» нужно.
Отчаявшаяся Лидия Семеновна не знала, что предпринять: на кону стояла жизнь любимого человека. Она, выслушивая мнения врачей, понимала, что принимать решение надлежит ей потому, что Александр Петрович все чаще впадал в бессознательное состояние.
И тогда Лидия Семеновна вспомнила о Боге. О мужском монастыре «Всех святых» она узнала случайно, из радио в своем автомобиле. Она возвращалась из клиники в подавленном состоянии: никто не знал, как помочь Александру Петровичу. Каждый специалист предлагал то, что хорошо умел делать. Но это никоим образом не означало, что предлагаемое лечение поставит пациента на ноги: все предлагали лечение, но не гарантировали положительных результатов.
Лидия Семеновна остановила машину у своего дома, мельком взглянула в зеркало и заплакала: она не спала уже много дней, свалившееся горе тяжелым камнем придавило ее. Казалось, выхода не было. Она открыла дверь и потянулась за сумочкой, как вдруг заговорило радио: хриплый мужской голос увлеченно рассказывал о сеансах изгнания, проводимых в стенах монастыря. Оказалось, тысячи людей спасли свою жизнь молитвами монахов. И Лидия Семеновна, воодушевленная ниспосланным знаком, тут же набрала номер телефона отца и рассказала ему о состоянии мужа. И осторожно, помня, как он к этому относится, спросила о монастыре.
— Делай, если считаешь, что это нужно, — не торопясь, ответил отец, зная, что дочь любит Варавина не за его капитал. — Я поддержу любое твое решение, — произнес Семен Борисович. Он вздохнул и, пожелав ей удачи, отключил связь. Затем он сел на диван и позвал жену.
Та подслушивала разговор мужа с дочерью, прячась за дверью, и все ее естество терзалось от беспокойства и тревоги. Став старой, Мирра Владимировна не понимала, почему Бог дает такие непосильные задачи людям, и особенно слабым. Она считала, что женщины и старики должны идти особой строкой в книге Бога. Первые потому, что судьба от рождения заваливала их болезнями и страданиями; вторые потому, что тяжелая ноша прожитых лет, называемая бременем жизни, не давала ни малейшего шанса выбраться из неизлечимых болезней и немощи. К тому же, приобретенный жизненный опыт совершенно не помогал в решении проблем нынешнего, жестокого и быстротекущего времени.
— Что Лида? — горько спросила Мирра Владимировна и посмотрела на мужа. — Как Александр? — она покачала головой, зная, что дело сложное и, возможно, неразрешимое.
— Плохо, — ответил Семен Борисович, — со всех сторон плохо. Никаких утешительных результатов, приступы участились, состояние ухудшилось. — Старики замолчали, понимая, что обречены пройти период страданий и мучительного ожидания. И Семен Борисович вдруг сказал, посмотрев в бледное и осунувшееся лицо жены:
— Ты соберись, Мирра, и не вздумай умереть. Сейчас всем так нужна твоя поддержка.
— Хорошо, — устало пообещала Мирра Владимировна, — я постараюсь.
Она поднялась и пошла на кухню, шаркая тапочками по полу.
***
Лидия Семеновна перевезла мужа в монастырь через три дня после разговора с отцом. Монах, встречавший их, молчал и на все вопросы отвечал мягкой улыбкой. Она поняла, что так положено и не донимала его расспросами. Александра Петровича поселили в маленьком домике с одним окошком, у монастырской стены. Оставив мужа на попечение монаха, она зашла в старую церквушку, стоявшую неподалеку. Там, осмотревшись, она увидела старца, сидящего на низенькой табуретке у столика со свечами. И, подойдя к нему, спросила:
— Отче, когда состоится сеанс изгнания?
Маленький старичок в черной сутане внимательно посмотрел на нее и улыбнулся.
— Вычитка, — поправил он. — А, кто у вас болен, милая? — сразу откликнулся он на горе Лидии Семеновны. И голос, и весь его вид так располагал к откровению, что Лидия Семеновна не удержалась и заплакала, и сквозь слезы рассказала старцу о своей беде.
— Ну, что же, — тихо произнес тот, — каждый о ком-нибудь да тужит. Даст Бог, ваше горе минует, — сказал старец и замолчал. — Завтра утром, — пояснил он, наклонившись к Лидии Семеновне, — соберутся все страждущие в церкви и брат Евгений, юродивый Христа ради, проведет вычитку. И волей Божией снимет печали и болезни людей, — старец поклонился и вышел из церкви.
Немолодая женщина, стоявшая у икон, быстро подошла к Лидии Семеновне и назидательно произнесла:
— Ты бы, милая, не гуляла, как на экскурсии, а сходила бы к келье монаха и гостинец ему отнесла. Он — божий любимец, великий плакальщик, всех обиженных защитник, — произнесла она и отвела глаза.
— Что же за гостинец? — растерянно спросила Лидия Семеновна и, глянув на женщину, сильно смутилась.
— Ладно, — решительно ответила та, — давай денег — сколько не жалко, сама отнесу. Ничего вы, городские, сделать не можете. Как вы живете? — горько вздохнула она и быстро выхватила протянутые деньги. — Свечи нужно купить и поставить, во здравие. И сегодня, и, особенно, завтра, — произнесла она, и спешно вышла из церкви.
Спустя час к церкви потянулись люди. Чтобы распознать юродивого, Лидия Семеновна вошла в храм и стала разглядывать монахов, надеясь, что внутренний голос подскажет ей нужного. Но голос молчал, испугавшись святого места. И, как маленькая девочка испуганно прячется за подол юбки матери, так и Лидия Семеновна спряталась за высокую колону храма и стала поглядывать оттуда на молящихся.
Служба началась. Заговорил словами молитвы священник. Запели люди в церкви. Как вдруг Лидия Семеновна увидала на пороге храма рослого монаха: тот стоял поодаль, а вокруг него теснились люди. Он был высокий, с большой головой, коротко стриженный. Лицо его, с детской улыбкой на устах, приковывало внимание. У него были синие глаза, широкие надбровные дуги, небольшой приплюснутый нос и широкий рот — он походил на умственно отсталого.
Лидия Семеновна вспомнила, как в детстве она отдыхала на большой даче и деревенские мальчишки и девчонки спозаранку приносили в поселок утреннее молоко, свежевыпеченный хлеб и ягоды — только с грядки. И среди детей был один, не от мира сего. Все взрослые в деревне и дачном поселке звали его «дурачком». Мальчик очевидно знал, что о нем говорят люди, но привык к их взглядам и словам, и равнодушно взирал в любопытствующие лица.
Внезапно пение прекратилось, священник замолчал и выразительно посмотрел на юродивого. Тот широкими, мерными шагами вошел в храм и низко поклонился, держа в руках молитвослов. Затем, неторопливо раскрыв книгу, он запел. Он пел и горько плакал, навзрыд молясь Богу: слова срывались с его уст, взлетали вверх, как сильные птицы, касались святых ликов и, падая вниз, били людей своими крепкими крылами. Люди вскрикивали и плакали, не поднимая глаз к иконам. А юродивый все молился и молился, рыдая над людьми и грехами.
После окончания службы Лидия Семеновна смущенно подошла к юродивому и попросила о помощи. Монах улыбнулся, как большой ребенок, и кивнул головой, соглашаясь.
— Евгений завтра утром во время службы будет вычитывать вашего мужа, — сказал он о себе.
И посчитав, что все важное сказано, он поклонился женщине, повернулся и пошел в сторону своей кельи, а за ним потекла толпа страждущих людей.
Лидия Семеновна вошла в церковь и, найдя знакомого старца, растеряно спросила:
— Вычитка платная?
Старик внимательно посмотрел на нее и тихо ответил:
— Нет. Бог денег не просит, он их дает.
Лидия Семеновна в смущении поклонилась старцу и быстро вышла из храма. Она побежала к домику мужа и, войдя, стала рассказывать о завтрашней вычитке.
— Знаешь, Лида, — произнес Варавин, глядя в глаза жене, — а я боюсь этого действа. Чем-то оно пугает меня, а еще больше пугает этот юродивый, черт бы его побрал, — вдруг сказал он, и со страхом посмотрел на жену.
— Ты не бойся, Саша, — улыбнувшись, произнесла Лидия Семеновна, — я буду рядом.
***
Они стояли в ряд — пять человек: две женщины и трое мужчин. И среди них — Александр Петрович, сильно похудевший и бледный. Монахи ровным рядом выстроились позади них и спокойно поглядывали на прихожан.
Первым был выбран Александр Петрович. Старый священник подошел к нему и приложил ко лбу большой серебряный крест. Затем он, не снимая креста со лба, стал читать молитвы И всякий раз, после произнесенных молитв, он говорил:
— Нечистый, изыди!
Это повторилось пять раз, а когда священник в шестой раз произнес эти слова, в церкви сильно потемнело, как будто наступили густые сумерки. Запахло гарью и какой-то травой. Люди загомонили, испуганно отходя подальше от Александра Петровича; женщины стали крестится и громко шептаться, мужчины торопливо попятились к выходу. А, когда Александр Петрович, обращаясь к священнику, вдруг громко закричал:
— Да, пошел ты, старый козел! — испуганно заголосили женщины и толпа стала тесниться к выходу, сильно прижимая стоявших у стены. Люди торопились, толкая друг друга, всюду слышались раздраженные возгласы и сердитые голоса. Когда последний из прихожан покинул церковь, дверь закрыли изнутри.
Старый священник, не обращая внимания на происходившее вокруг, молился и взывал к силе, вошедшей в тело Александра Петровича, требуя покинуть его. Но затаившийся в теле, молчал и не отзывался на слова. И тогда священник посмотрел на юродивого. Тот, казалось, ждал его сигнала и торопливо вышел из строя монахов, идя к Александру Петровичу с молитвословом в руке.
— А-а-а! — закричал Александр Петрович и тело его задрожало, как от сильной лихорадки — мелко и часто. А затем, кто-то сильный внутри громко сказал, обращаясь к юродивому: — Я убью его, слышишь, плакальщик?
На что юродивый, усмехнувшись по-детски, сказал:
— Бог не допустит. Не его время. Изыди, нечистый!
Александр Петрович захохотал громко и нервно, и зыркнул глазами на юродивого. Но тот, открыв книгу, стал молиться, слезно причитая и надрывно призывая себе в помощники Бога.
Он стоял перед Александром Петровичем и плакал, а тот хохотал и плевал ему в лицо. Наконец, взбесившись от боли и бессилия, нечистый дух сильно встряхнул Александра Петровича, как будто хотел вытряхнуть из тела жизнь. И огромным черным сгустком взметнулся над ним и монахами. Но тела не покинул и, спустя несколько секунд, снова вернулся в него.
Лицо Александра Петровича сделалось белым, а губы синими. Глаза его закатились вверх и глядели под потолок, тело обмякло и казалось безжизненным.
— Зачем он тебе сдался? — взбешенно закричал дух юродивому. — В нем нет ничего, что свидетельствовало бы о принадлежности к Божьей семье, — зло выкрикнул он. — Этот человек пуст и никчемен. Ни одного истинно прекрасного качества, ни одного духовного порыва. Душа его так измельчала, что трудно и сказать, есть ли она у него. Он бездушен и пуст. Если не я, то кто-нибудь другой займет его. — Дух засмеялся, широко раскрыв рот Александра Петровича.
— Я не могу поверить, — тихо произнес юродивый, — что в нем нет ни малой толики каких-нибудь хороших, человеческих качеств. Ведь он жил среди людей, трудился и страдал, — сказал монах.
— Поверь мне на слово, — громко зашептал нечистый, — перед тобой я честен. Он так богат, что мог бы прокормить несколько тысяч человек: но кормит ли он их? Вообрази: если Бог дал всем людям поровну, а этот взял себе так много. Скольких же он оставил без куска хлеба? без копейки на пропитание? без надежды на помощь в трудную минуту? — запальчиво спросил он.
— Неужто, все так плохо? — сокрушенно спросил юродивый.
— Еще бы! — воскликнул черный дух. — В нем столько греха, что даже я смог бы вымазаться им и не отмыться до скончания века. Назови мне какой-нибудь из них и будь уверен, что в нем есть и этот грех, — сказал нечистый.
— Ну, может в нем есть что-то, что решит наш спор? Возможно, любовь, самоотверженность, преданность, честность? — с надеждой спросил юродивый.
— О чем ты говоришь! — рассмеялся нечистый дух. — Он пропащий, ненужный человек. Отдай его мне, — плаксиво попросил дух у монаха.
— Что же делать? — огорченно спросил юродивый и опустил глаза к земле.
— Постойте! — вдруг закричала испуганная Лидия Семеновна, стоящая у стены церкви, — Как же так, ведь вы не можете...Отдайте его мне. Он — мой муж, отец моих детей, — она заплакала от отчаяния, теряя надежду.
— Послушай, женщина, — ответил нечистый, глядя на плачущую Лидию Семеновну — я дам тебе достойного мужчину, надежную опору в жизни, любящее сердце.
— Нет, — закричала в ответ Лидия Семеновна. — Мне не нужен другой, тем более подаренный вами. Вы не можете решать такие споры, потому что вы — не люди, — произнесла она и зло посмотрела на черную тень в теле мужа.
— Хорошо, — вдруг согласился дух. — Наверное, ты права. Но, если Бог спросит его душу: — Что накопила ты, прекрасная, за прожитую жизнь на Земле? Что принесешь в нагорный мир, чтобы родиться снова? — Что ответит он? чем похвалится? Домами, яхтами, нефтяными вышками, банковскими счетами, деньгами?
Женщина растерянно замолчала и печально посмотрела на мужа, немо стоящего посреди церкви.
— Прости, женщина, — громко сказал черный дух и с силой встряхнул тело Варавина. И все увидели, как из него легко вышло сизоватое облако. В середине, переливаясь неяркими огнями, светилось маленькое белоснежное существо с большими прозрачными глазами. — Пошли, душа, — сказал нечистый и с силой потянул облако за собой.
***
— Ты был не прав, — сказал белый ангел черному демону, — ты не имел права забирать душу без разрешения высочайшей силы. Не ты давал жизнь, не тебе и отнимать, — проворчал он и сердито взглянул демону в глаза.
— Ты мудр и праведен, ангел, — дерзко ответил демон. — Тебе самое время спуститься на Землю и там решать, что правильно, а что нет. Возможно, всем вам стоит спуститься пониже, туда, где слышны слова людей, ощутимы их чувства, понимаемы их мысли и желания. Тогда они, праведно направляемые вами, будут счастливее и здоровее. Укоротится их смертный срок, уменьшатся страдания. Или, что-то не так, брат? — демон зло усмехнулся.
— Ты во многом прав, — мягко ответил ему ангел, — но приход и уход людей не наше дело. — Он опустил большие и красивые глаза долу. Там, под ногами, под прозрачной небесной твердью жил мир, земной, человеческий: светило Солнце, сменялся день ночью, рождались и умирали люди, все шло своим, начертанным путем.
— Они сильно очеловечились, брат, — тихо сказал демон, — они берут из наших рук все, о чем просят. И... Идут молиться Богу, — демон громко рассмеялся. — От нас — к Богу, — он поднял глаза вверх. — И, чтобы не отвечать за свои поступки, они толпами бредут к святым молильникам. И те отпускают им грехи. За деньги, брат, за наши деньги, — демон снова рассмеялся. — Безверие — вот главный порок сегодняшних людей, брат, — печально произнес он и тоже опустил глаза.
— Нам ничего не остается, — спокойно ответил ангел, — это не наше дело. Все в руках Божиих.
— Нет, брат, так было. Но, не теперь. Мы объявили людям войну, священную и непримиримую: если они пользуются нашими дарами и благами и при этом идут в храмы Бога, нет им прощения. Болезни и смерть, не взирая на лица, — наказание справедливое и своевременное: не служи двум господам! — демон удовлетворенно выдохнул. Он помолчал и лукаво спросил:
— Я прав, брат? Пусть их души рождаются вновь и вновь, пока не сделают выбор, окончательный и справедливый, — демон усмехнулся и пропал.
— Ты не прав, брат, уже потому, — тихо ответил ангел, — что ты сам не сделал выбора. — Он печально посмотрел под ноги, туда, где жил мир человеческий.
Людмила Гунько © 2012
Обсудить на форуме |
|
