|
КМТ
 Учебники:
Издатели:
Ссылки:
|
Истории трактира «На Млечном пути» Анна Афанасьева © 2012 Смурый Глубокая затяжка — до жжения в легких. Терпкий, горьковатый привкус табака на языке. Ловкий щелчок пальцем и окурок бледнеющей искрою растворяется в сгустке теней придорожных зарослей.
Сирадж смачно сплюнул себе под ноги и, оправив лямку вещевого мешка, понуро побрел по направлению Крачево, шаркая стоптанными каблуками видавших виды армейских ботинок. Он был не в духе. От обильных возлияний гудела голова, во рту — засуха, в ушах — звон, на душе... Гадко. Словом, его бренное тело сохраняло способность передвигаться лишь благодаря стойкой силе воли.
Как Сирадж и предполагал, к его приходу Рентген уже успел поднять нешуточную бучу. Еще бы! Подвернулась такая прекрасная возможность в очередной раз ткнуть недруга в провинность, словно нашкодившего щенка в дурно пахнущую лужу.
Загородив дверной проем и скрестив руки на груди, теглинак раскачивался с пятки на носок, сверля опоздавшего дурным взором фасеточных глаз.
— Сорок две минуты и десять секунд... — пискляво-скрипучий, словно повизгивание несмазанных петель, голос Рентгена бил по барабанным перепонкам не хуже, чем мощные биты аудиосистемы в его навороченном броневике. — Ты, парниша, видать уже совсем забурел!
— Лопни твои потроха, лупоглазый. — Сирадж сморщился от острой боли и, прижав пальцы к пульсирующим вискам, слега помассировал. — Катись обратно в гнилую утробу Брашихе! Самое место...
— Хех-х. Посмотрим, как ты запоешь, когда терпение Добриянуша иссякнет!
Хмыкнув, Сирадж вразвалочку поднялся по шаткой, металлической лестнице и, одарив теглинака насмешливым взглядом, оттеснил плечом в сторону.
— Не боись, конкуренцию не составлю. Куда мне до твоих вокальных данных.
И прежде, чем исходящий на желчь Рентген успел достойно отбить словесную подачу, молодой человек затерялся в полутьме коридора. Меньше всего Сираджу хотелось и дальше испытывать нервы всеми уважаемого, достопочтенного Добриянуша на прочность. Впрочем, не поздновато ли об этом беспокоиться?
***
Они познакомились при весьма животрепещущих обстоятельствах. В тот день Сирадж как всегда принял лишку и вдрызг разругался со своей новой пассией. Скандал вышел отменный, на потеху ротозеям. Все по закону жанра: визг, женские слезы, и втоптанное в раскисшую грязь содержимое его скудного холостяцкого скарба...
Вытолканный взашей за порог уютного, любовного гнездышка, молодой человек побрел куда глаза глядят в надежде, что его заприметит очередная жалостливая матрона и, всплеснув ручонками, примется хлопотать над вымокшим до нитки таинственным незнакомцем. Слава Лахтишарай, внешностью он был не обижен и давно привык полагаться лишь на свое обаяние и белозубую, залихватскую ухмылку «рубахи парня». К чему напрягаться и горбить и без того надорванную спину, когда можно воспользоваться отменными природными данными, дабы урвать у жизни кусочек пожирней...?
Неторопливо пересекая пустынную улицу, залитую тусклым, желтоватым светом газовых фонарей, Сирадж заприметил какое-то суетное движение в арочном проезде жилого дома. Судя по шумной возне и нецензурной брани, там, под покровом коварных теней, происходило что-то криминальное.
Ему бы отмахнуться и пройти мимо — эка невидаль в столь неблагонадежном районе, как Заводской квартал — но нет же... Никак, шкодливый Франя ущипнул за зад и подстегнул на подвиги.
Пред его глазами предстала обыденная, в общем-то, картина: три бандитского вида мордоворота, отпуская уничижительные шуточки, зажимали в кольцо припозднившегося прохожего. Компания нарушителей спокойствия подобралась колоритная. Бритый под ноль кенцур, — в драной косухе на голый, испещренный шрамами, татуированный торс — и двое тощих, длиннопалых но проворных герцигалов с ультрамодными начесами на голове. Последние корчили безобразные, пирсингованные рожи и неустанно гоготали, видимо, для более устрашающего эффекта.
Как успел отметить Сирадж, низкорослый, пузатый лемпур, коему не посчастливилось в этот вечер нарваться на неприятности, держался молодцом. Брюзгливое выражение не сходило с его серого, невыразительного лица. Словно у офисного клерка, вынужденного плясать под дудку притязательных клиентов.
— Ребят, прикурить не найдется? — широкая, добродушная улыбка. Руки обращены ладонями вверх — открытый, располагающий к доверию жест.
Тяжелый, испепеляющий взгляд кенцура через плечо и небрежное:
— Вали, пока цел... Не видишь, взрослые дяди делом заняты?
— Так может мне это...того...Подсобить? — скользящий, неуловимый шаг вперед. Расстояние между мужчинами сократилось на пяток. — Дело то у вас, как я погляжу, не спориться.
Один из герцигалов, с ярко малиновыми патлами, угрожающе клацнул внушительными резцами и смерил наглеца испытующим, алчущим взором. Отметив визуально, что с данной персоны взять, увы, скорее всего нечего, головорез зло ощерился и показушно крутанул в цепких пальцах нож-бабочку.
— Ты че, паря, не догоняешь? Указать направление?
Не спуская глаз с остро наточенной стали, тускло играющей в рассеянном свете фонаря, Сирадж выдал глупейшую из улыбок и придушено хрюкнул, давясь словами.
— Да вы че, братцы, я ж помочь хочу... В долю возьмете?
Немая сцена. Судя по наливающейся багрянцем, перекошенной физиономии главаря, неудачная шутка пришлась ему не по душе. Лемпур, не будь дураком, попытался воспользовался возникшей запинкой, но был вздернут за шкирку и смачно припечатан к исписанной похабными словечками обшарпанной стене.
— Все, убогий, доигрался... — сцепив пальцы в замок, кенцур демонстративно щелкнул суставами и вразвалочку двинулся в сторону досадной помехи, доверив упертого лемпура своим подельникам.
Громила так и не уразумел, что впоследствии произошло. Неадекватный мужик, коего он намеривался уложить в один прием, оказался изворотлив и текуч, точно подтаявшее желе. Прямой удар рукой — кулак столкнулся с пустотой. Тихий смешок поодаль. А дальше... Удар под коленную чашечку, затем жесткий удушающий захват сзади и кенцур, закатив глаза, неподъемной тушей валиться в бок.
— Не понял?... — вякнул герцигал с ярко-зеленым ирокезом за секунду до того, как его костистая физиономия встретилась с крепким кулаком. Послышался характерный хруст, из перебитого носа хлынула синька... Как-то совсем уж по бабьи охнув, головорез свел глаза в кучу и в момент отключился, приложившись изувеченным лицом о вымощенную гранитным плитняком мостовую.
Последний из грабителей, к легкому разочарованию молодого человека, самоустранился. Прижав вывихнутую кисть к впалой груди, «малиновый» герцигал припустил вниз по улице, оглашая окрестности смачными, нелитературными эпитетами.
С ленцой оглядев дело рук своих, Сирадж подхватил узел с вещами и хотел уже было отправиться восвояси, но его внимание привлекло деликатное покашливание и монотонное:
— Я впечатлен, молодой человек.
Лемпур со скупым, вежливым интересом взирал на раскинувшегося подле его ног кенцура, рассеяно теребя мясистую мочку оттопыренного уха. Мужичек представлял собой жалкое зрелище — под глазом набух живописный, фиолетовый синяк, правый рукав когда-то стильного пиджака был оторван и болтался на честном слове, брючину «украшала» обширная прореха. Словом, беднягу потрепали не слабо.
— Пустое. — небрежно отмахнулся Сирадж, но от чего-то так и не сдвинулся с места. Что-то настораживало его в этом с виду индифферентном ко всему происходящему лемпуре... То, как он смотрел на поверженных обидчиков, как наворачивал вокруг них круги. То, как он взирал на него — прицениваясь, словно к подержанному, но сносному товару на барахолке.
— Думаю, мне следует вас отблагодарить. — скупая, дежурная улыбка. — Позволите?
— Меня не интересуют деньги. — Сирадж надеялся, что лемпур не распознал таящуюся в его голосе меркантильную нотку. Он всегда оставался верен принципу — не побирайся.
— Оо-о... В умении себя держать вам не откажешь. — меж полных губ мелькнул тонкий, по змеиному раздвоенный язык. — Будем знакомы — Добриянуш Луческу.
Неприлично раззявив рот, Сирадж скосил глаза на протянутую для рукопожатия руку, затем вновь перевел ошарашенный взгляд на потрепанного, непрезентабельно с виду лемпура. Лишь спустя пару минут, осознав неловкость ситуации, он спохватился и неуверенно пожал сухую, широкую ладонь.
В Кальцедонии имя Добриянуша Луческу не знал, разве что, малолетний ребенок. Владелец самой процветающей и популярной среди инопланетных купцов и правительственных делегаций таверны «На Млечном пути». Заведение это славилось не только самой лучшей в городе кухней и многообразием национальных блюд и домашних вин, но и эксклюзивными, специфическими «бонусами» для самых взыскательных и именитых клиентов.
— Вижу, вы узнали меня. — цепкий, проницательный взгляд исподлобья. — Очень хорошо, раз так. Это избавит меня от необходимости попусту тратить время на разглагольствования...Опустим вводную часть.
— Простите? — сипло протянул Сирадж. В горле неожиданно пересохло и неприятно засосало под ложечкой.
Лемпур растянул разбитые губы в скупой усмешке и, выудив из нагрудного кармана белоснежный, батистовый платок, промокнул им взмокший лоб.
— Буду краток — свободна вакансия на должность охранника. Ты мне приглянулся — хладнокровен, способен разрешить конфликтную ситуацию... Интересует?
Сирадж закусил нижнюю губу, дабы не выдать своего ликования — «и он еще спрашивает, интересует ли? Вот же подфартило!» Молодой человек едва не сорвался на улюлюканье, но вовремя себя отдернул — не стоит выказывать столь явный восторг и заглатывать заманчивое предложение, точно голодный пес — кость.
— Нюансы?
— А ты не так прост... — придирчиво оглядев сбитые носы элегантных туфель, лемпур недовольно насупился и перевел на собеседника колкий взгляд. — Есть одно незначительное условие. Ни чего особенного.
— Я согласен. — выдохнул Сирадж, словно нырнул в пропасть с головой. Разузнай он в тот день, что по чем, не обрек бы себя на пожизненную кабалу и душевные терзания... Но он был глух и слеп — сосущая пустота в ссохшемся от голода брюхе не располагала к рациональности.
***
— Что это мы такие хмурые?
От тяжких раздумий его отвлекло кокетливое щебетание Зельмы — разбитной официанточки из расы сваргов, подбивающей к нему клинья вот уже не первый месяц. Завидев ее подвижный, влажный пяточек и хитрющий прищур крохотных, точно изюминки, мутноватых глазок, Сирадж скривился словно от зубной боли и тоскливо протянул:
— Шла бы ты, дорогуша... А то не ровен час, нагоняй от «шефа» получишь.
— Это вряд ли. — хрюкнула великовозрастная вертихвостка и повела тройным подбородком в сторону привилегированной зоны, где в кругу разодетых в пух и прах эфемерных флерийцев, скупо цедил льстивые улыбки гостеприимный трактирщик. — Вон, как распинается... Видать, важные гости.
Потеряв всякое терпение, Сирадж уже было открыл рот, дабы указать сваргианке точное направление ее постоянной дислокации, как заслышал среди какофонии гудящих голосов и чуждых языковых оборотов, нецензурную брань и звон битого стекла.
Вообще-то, контингент завсегдатаев таверны «На Млечном пути» состоял сплошь из пресыщенной жизнью интеллигенции и инопланетных гостей транзитного города-государства, но временами порог этого «благочестивого» места переступала персона быковатая. Судя по нездоровой атмосфере за столиком в углу общей залы, воду мутил опят кто-то из «залетных».
— Ты, человече, язык-то свой попридержи! — угрожающе верещал хлипкий, точно тростинка теглинак. Его узловатый, в четыре фаланги палец, обличающим перстом упирался в грудь взлохмаченного, тщедушного старика с невозмутимым видом прихлебывающего из пивной кружки.
— Гони этого маразматика в шею! Ишь, чего вздумал... — донеслось с соседнего столика. Видимо, безобразная перепалка вносила разлад в мерной ход мыслей толстопузого брюзги, неустанно барабанящего по клавиатуре визуаслайдера.
Подавив зевок, Сирадж бегло оценил обстановку и, сложив руки на груди, скомандовал не терпящим возражения внушительным тоном:
— Так, расступились... В сторону, я сказал! — чеканя шаг, минул коридор из шушукающихся мужиков и, кинув распаленному напарнику, сухо бросил. — Что стряслось?
— Больно языкастый клиент к нам на огонек заглянул. — прогундосил одноглазый крепыш, демонстративно поигрывая рельефными бицепсами. — По-моему, тебе ясно сказали, Касяныч, чтоб больше не ногой сюда... Мало вдарили прошлый раз? За добавкой пришел?
— Тсс-с, не кипятись, Лайош. — Сирадж водрузил ладонь на плечо взрывоопасному кенцуру и вкрадчиво прошептал в мохнатое ухо. — Не видишь, старик не в себе.
— Да сколько себя помню, этот хрыч всегда не в себе! — раздраженно процедил Лайош, но обороты сбавил. — Чокнутый...
Воспользовавшись минутной передышкой, Сирадж растолкал захмелевшего старика, и, подхватив под мышки невесомое тело, поволок смутьяна к черному выходу.
— Так, дедок, пойдем — ка свежим воздухом подышим.
Тот икнул, неопределенно кивнул и «загремел костями» неуклюже переставляя ноги.
Распахнув мощным пинком дверь черного входа, Сирадж втянул носом сладковатый душок подгнивших помоев и гадливо сморщился — «тоже мне — элитное заведение! Развели свинарник — не задний двор, а городская свалка». Неустанно чертыхаясь себе под нос, он отволок свою безучастною ношу к сваленным в кучу мусорным мешкам и бесцеремонно водрузил сверху.
— Вот так-то лучше... Проспись, чудак. И не суйся больше в эту нору, не надо.
Нащупав в кармане брюк лазерную зажигалку и смятую пачку папирос, Сирадж с наслаждением прикурил, со смаком выдыхая тонкую струйку сизого, едкого дыма. Он не видел, с каким интересом взирает на него пьянчуга, с какой затаенной печалью и жалостью вглядывается в его еще привлекательное, но уже испещренное лучиками морщин, утомленное лицо.
— Ты такой же... Пустой. Тень безликая, болванчик...
Сирадж поперхнулся дымом и хрипло закашлялся, отирая набежавшую слезу.
— Ты че там городишь, старик?
— И тебя облапошил Смурый? — невнятно прошамкал дедок, скребя пятерней заросший подбородок. — Самое ценное забрал...не спросив. Подлый карлик.
— О чем ты? — в сердце резануло, словно раскаленную спицу вогнали. Откуда знает...? Как?
— Сюда иди. — взгляд бледно-голубых, потухших глаз трезв и внимателен. Старик нетерпеливо похлопал по смердящему мешку, недвусмысленно указывая на почетное место подле себя. — Да что ты как неживой, садись давай!
Втоптав окурок в грязь, молодой человек словно под гипнозом проследовал до указанного места и, секунду подумав, водрузил свой зад на раздутый мешок. Что уж там — старик заинтриговал его. Потянул за нерв, разворошил то, что было похоронено глубоко в сердце, под семью печатями...
— Хочу тебе одну историю поведать. Ты послушай, а потом сам для себя решишь — верить россказням полоумного старика, али нет.
***
Давно это было. Так давно, что и не помнит уже ни кто доподлинно, с чего все началось и где кроется суть темного начала, укоренившегося в душе одного беззаботного мальчишки — лемпура.
Воспитывался он в семье со средним достатком. Отец его — скорняк по профессии — отличался строгим, даже жестким нравом, но единственного сына любил и баловал. Мать была женщиной набожной и скупой на проявления чувств. Все себя отдала служению деве-заступнице Вергуш, пожертвовав любовью к собственному ребенку.
Рос юный Добриянуш мальчиком смышленым и проказливым. Слыл балагуром и самым отпетым хулиганом квартала. Носился по улицам во главе шумной стайки босоногой шпаны, задирал добропорядочных граждан, высмеивал попрошаек и одаривал фривольными шуточками проходящих мимо молоденьких девчонок. Одним словом, был беспечен и о последствиях своих шалостей не думал.
Однажды, к празднованию Речницы Поланыри, в Меджан торжественным ходом прибыли храмовники — схианиты. Они привезли с собой реликвию Дельманики — ни чем не примечательное настольное зеркало в бронзовой, потемневшей от времени раме.
По легенде, это зеркало принадлежало жене полководца Берхиваса, героически погибшего в битве при Кельмеке. Перед смертью он наказал своей возлюбленной жене не горевать о нем, не лить понапрасну слезы, а каждый вечер перед сном садится у зеркала и, глядя в него, придаваться счастливым воспоминаниям. Надияна, супруга почавшего Берхиваса, внемлила предсмертной просьбе мужа и каждый вечер у настольного зеркала, расчесывая костяным гребнем свои роскошные волосы, с улыбкой на губах вспоминала радостные минуты, проведенные с возлюбленным супругом.
Однажды одна из служанок Надияны, ослушавшись запрета, решила рассмотреть искусно изготовленное зеркало поближе и нечаянно его обронила. Зеркало разбилось. Надияна, узнав о случившемся, лишилась рассудка от горя и спустя пару месяцев скончалась от истощения. Поговаривали, что часть души Надияны, чистая и безгрешная, хранящая в себе саму суть любви, так и осталась в чертогах зазеркалья. И если собрать воедино все шесть осколков зеркала Надияны, то каждый, кто взглянет в зеркальную гладь, получит благословение Схианитара — древнего божества, дарующего исполнение мечт...
Каждое из шести осколков зеркала было отдано на хранение Правящим Домам семей — бухаретшей, под строгий, неусыпный надзор слепцов — хадижей, коим не ведомо чувство усталости. И лишь раз в пять лет, в день Схождения Тавы-Брашу, все шестеро Оберегающих встречались в избранном городе, дабы принять участие в религиозном шествие и предоставить паломникам возможность прикоснуться к древней святыне.
В один из таких дней, юный Добриянуш, сопровождая захворавшую мать до Схианитского Храма в Меджане, любопытства ради решил примкнуть к толпе паломников и рассмотреть реликвию поближе.
Ева он увидел, как преображаются лица тех, кому довелось взглянуть в зеркало Надияны, как страстно возжелал получить и для себя порцию благословения. Но, увы, одержимая экстазом толпа едва не затоптала низкорослого, тщедушного лемпура. Он кричал, бился о непроницаемую стену из тел, отчаянно рвался вперед — все тщетно. И тогда, одержимый завистью, Добриянуш поклялся, что когда-нибудь реликвия Дельманики будет принадлежат лишь ему одному.
Несмотря на предрешенный провал, лемпуру удалось осуществить свой коварный план. Спустя пятнадцать лет, накануне праздника Речницы Поланыри, зеркало Надияны таинственным образом исчезло из охраняемого ковчега...
Долгие шесть весен реликвию искали, но безуспешно. Отчасти, ни кто и предположить не мог, что покусившийся на святыню злодей, раззадорив Схианитара, все же стребует то, о чем страстно мечтал. И даже больше. Но всему свая цена... Боги так просто не спускают с рук дерзость и непочтение к своей персоне. Кара их изощренна...
После нашумевшего происшествия, жизнь ни кому не известного Добриянуша Луческу круто изменилась. И трудно сказать, в лучшую или худшую сторону. У него стали водится деньжата, вскоре он удачно женился на безобразной и недалекой дочке крупного предпринимателя и обзавелся не только недвижимостью, но и солидной репутацией.
К зловредной досаде спившихся приятелей, дела Добриянуша пошли в гору, и, казалось бы, любая работенка была ему по плечу. Выкупил за солидные деньги городскую типографию, сделал капитальную перепланировку и открыл трактир. Как не завидовать такому успеху? Но те, кто был когда-то ему близок и носил почетное звание «друг», с недоумением и ужасом смотрели вслед франтоватому лемпуру. Стал он сер лицом, неулыбчив и мрачен. Лоб его был вечно нахмурен, словно Добриянуш ни как не мог разрешить сложную задачу. Взор источал стужу ледников и был пуст, словно у мертвого. Словом, от былого проказливого, веселого нрава и следа не осталось.
Шло время. Слава о таверне «На Млечном пути» достигла отдаленных уголков галактике, маня на огонек увеселительного заведения проезжих караванщиков, контрабандистов и деятельных предпринимателей со всех уголков Объединённой Федерации.
Казалось, Добриянуш Луческу добился всего, к чему так рьяно стремился на протяжении долгих лет, но отчего-то с каждым днем лемпур становился все угрюмее. Со своей несчастной женой он давно уже не жил. Детьми так и не обзавелся, полностью посветив себя бизнесу. Тоска и одиночество преследовали его по пятам...
Горожане шушукались, недоуменно пожимая плечами — «с жиру бесится...». Только единицы, кому довилось на свою беду столкнуться с загадочным лемпуром и привлечь его внимание, были частично посвящены в тайну его колоссального успеха и знали причину разъедающей его душу горечи.
Неуемные аппетиты алчной натуры, желающей всего и сразу, дорого обходились тем, кто соглашался платить по чужим счетам, в надежде поживится от общего пирога...
***
По впалым, испещренным морщинами щекам старика текли слезы. Он не мигая, бездумно взирал на кирпичную стену перед собой, нервно теребя сухощавыми пальцами застиранную, холщевую ткань брючины.
— Я, прельстившись заманчивым предложением, отдал ему самое дорогое что у меня было...
— Старик, ты жив. — тяжко вздохнув, Сирадж устало потер переносицу. — Что может быть дороже жизни и здоровья?
— Воспоминания... — отерев синюшный нос рукавом замызганного свитера, пьянчуга перевел «плавающий» взгляд блеклых глаз на собеседника и печально усмехнулся щербатым ртом. — Память о том, что грело твою душу. Счастливые мгновения жизни, когда ты был беззаботен и улыбался открыто, искренне.
— Все это чушь! — хлопнув себя по ляжкам, с досадой и раздражением воскликнул Сирадж. — Та, чей образ вдохновлял мое сердце петь от счастья — предала меня. Я не сожалею о своем выборе. Ее лицо... Оно больше не снится мне по ночам.
Демонстративно сплюнув, молодой человек вскочил на ноги и принялся с наигранной скрупулезностью оправлять складки форменной одежды.
— Глупец... — старик качнул лохматой, седой головой и осуждающе зацокал языком. — Пройдет время. Год, два...Десятилетия. И ты поймешь, что счастливые моменты твоей жизни потерянны безвозвратно. Останется серая реальность... И тоска.
— Может быть. — пренебрежительно отмахнулся Сирадж. Честно сказать, россказни полоумного старика и его наставления ему порядком поднадоели. И зачем он согласился его выслушать? Только время зря потерял.
Засунув руки в карманы брюк, молодой человек развернулся на пятках, и по привычки громко шаркая и что-то насвистывая себе под нос, направился по направлению входа в таверну.
— Уходи отсюда, парень. Собирай свои пожитки, и иди куда глаза глядят. Подальше от лживых обещаний Луческу, от его цепких, паучьих лапок, что крадут свет наших душ и продают его за бесценок.
— Я учту.
Кривая, горькая усмешка. Что он, на дурака похож? Кардинально менять что-то в своей хоть и неудавшейся, опостылевшей жизни. Если посудить, разве так уж велика цена за сносное существование и протекцию — по пласту ускользающей памяти в месяц?
***
Прошли годы. Десятилетия...
Трактир «На Млечном пути» по-прежнему пользовался популярностью и от наплыва состоятельных посетителей не было отбоя. В его стенах заключались выгодные торговые соглашения, махинаторы всех мастей проворачивали противозаконные сделки, обжуливая простаков.
И без того баснословное состояние престарелого Добриянуша Луческу продолжало расти, как на дрожжах. Но, складывалось впечатление, что сей факт ни чуть его не радует. Лемпур был неизменно мрачен, скуп на эмоции и одинок...
А на перекрестке улиц Баргоницкой и Плацково, расположившись на отсыревших, картонных коробках, изо дня в день травил удивительные байки странноватый, забитого вида пожилой мужчина.
Репертуар его был не слишком разнообразен...
Игнорируя уничижительные смешки прохожих, он с жаром, неведомо кому рассказывал о своих надуманных злоключениях. Об украденных воспоминаниях, о навеки потерянных мгновениях счастья и способности радоваться простым, незначительным вещам.
Анна Афанасьева © 2012
Обсудить на форуме |
|
