|
КМТ
 Учебники:
Издатели:
Ссылки:
|
Истории трактира «На Млечном пути» . Chess-man © 2012 Заметки странника Город был грязен и неопрятен, как пацанёнок, заброшенный родителями. Он лез мне под ноги помойными лужами и осколками битого кирпича. Нищие настырно требовали подаяния, стайки дурно выглядящих субъектов выискивали очередную жертву для ограбления. Рядом, словно не замечая их, прохаживались мордатые городовые.
Проходя мимо старой церкви я, по-привычке, перекрестился и понял, что привлёк к себе внимание, как будто сделал что-то не то. Странно. Город начался с этой церкви. Сначала люди поставили стены, потом её, а только потом начали воздвигать свои жилища. И первую службу в ней провёл отец Никифор, в миру атаман Кудеяр, душегуб, ставший на старости лет святым. Казалось бы никакие перемены не могут изменить духовной связи горожан с этим местом.
Теперь же церковь стояла полуразрушена. Службу в ней не проводили, наверное, несколько лет. И кресты. На куполах больше не было крестов.
Что же произошло с народом, с людьми, с моего прошлого появления здесь? Тогда на улицах не было грязи, воры не промышляли средь белого дня, а жители были богаче и приветливей. Не смотрели на каждого встречного, как на врага.
Впрочем, я уже привык к тому, что всё меняется. Нельзя дважды войти в одну и ту же реку. Остаётся только горько сожалеть, что, как правило, все изменения происходят к худшему.
Размышляя об этих грустных вещах я добрался до места назначения. Небольшой домик с покатой крышей нахально расположился среди массивных трёх-четырёхэтажных громадин массовой застройки. И его нисколько не смущало, что он был как минимум на несколько сотен лет старше любого из своих соседей.
На домике была вывеска: «Трактиръ «На Млечном пути»». Под вывеской дубовые скрипучие двери, проверявшие каждого гостя на храбрость и силу. Ну-ка, задохлик, только попробуй через нас пройти!
Я попробовал. За дверьми оказался зал, обшитый сосновыми досками, несколько столов, за которыми шептались подозрительные личности, и прилавок с хозяином заведения.
Вот к нему-то я пошёл. В смысле, к прилавку. Хозяин-то меня не интересовал. Я помнил, что когда-то в этом заведении варили отменное тёмное пиво. Лучшее пиво в городе, да, наверное, и в округе. Питейный дом, в отличие от церкви, с тех пор не сильно изменился. А это значило что, возможно, этот вечер пройдёт не так плохо, как всегда.
Я уже собирался сделать заказ, когда трактирщик поинтересовался:
— Как обычно?
Эта фраза выбила меня из колеи. Трактирщик обратился ко мне как к постоянному клиенту, хотя последний раз я был здесь ... Нет, не вспоминалось. Я помнил лишь, что относительно давно.
— Литр тёмного? Как обычно? — переспросил трактирщик.
— Да, спасибо! — подтвердил я заказ.
Он начал наливать пиво из специального краника.
— Сейчас не принято говорить «спасибо», — услышал я его голос. Так говорят опытные шпионы. Сквозь зубы. Почти не слышно. Так, чтобы только тот, к кому обращены слова, мог их разобрать.
— Почему? — удивился я.
— Потому что «спасибо» — сокращение от «Спаси Бог»! — ответил трактирщик, как будто это всё объясняло.
— А как тогда принято говорить? — удивился я.
— Хорошо, окей, гуд.
— Ясно, сп...
И я подавился очередной благодарностью, увидев, как морщится лицо трактирщика. Взял свои кружки и сел за угловой столик. Что-то во всей этой ситуации было неправильно, но я не мог понять — что. Нет, с фразами понятно. Раньше говорили «спасибо», теперь «окей». Жизнь не стоит на месте. Всё течёт, меняется. И новые слова приходят на смену старым. Не так было что-то с хозяином заведения.
Я отпил пиво, и понял что это тот самый вкус. Вкус, вспоминая который долгими одинокими вечерами, я захлёбывался слюной. И мне даже казалось, я отдам правую руку, чтобы насладиться им ещё раз. Вот только для этого надо было снова оказаться в этом городе и в этом трактире.
Хозяин. Я вдруг понял, что он мне кого-то напоминает. Я не запоминаю лиц. Вот и сейчас, я не мог бы точно сказать, как выглядит трактирщик. Где-то за пятьдесят, среднего роста, плотный, я бы даже сказал — толстоватый. А вот лицо ... Бороды нет, усов нет, лысина. Вот и всё, что я помнил после мимолётного общения. И всё же, внутренний голос уверял меня, что этого трактирщика я уже видел.
Я пообещал себе, что допью первую кружку и обязательно присмотрюсь к странному субъекту.
— Я слышал, вы сказали «спасибо» возле стойки, — прервал мои размышления парень, бесцеремонно усевшийся напротив. Обычный юноша из приличной семьи, одетый скромно, но опрятно. На отвороте его куртки был прицеплен какой-то значок. Странно прицеплен — как будто символ чего-либо очень дорогого его хозяину.
Впрочем, возможно в этом городе такая мода. Я пожал плечами:
— Да. Извините, не знал, что у вас запрещено благодарить людей!
Лицо парня озарила злобная улыбка. Именно озарила, и именно злобная:
— Вы не можете дарить кому-то благо. И насылать спасение бога тоже не можете. Ясно, православнутый!
Глаза парня — глаза фанатика. Человека, готового на всё ради торжества своих идей. Обычные люди увидев такие глаза отходят в сторону, надеясь тем самым избежать столкновения, как улитки, прячущиеся в свой домик при первой опасности. Люди забывают, что они не улитки.
— Учту на будущее. Признателен, что предупредили! — сказал я, глядя в эти горящие глаза.
Он ожидал чего-то другого. Чего-то, что помогло бы раздуть конфликт. Краем глаза я заметил, что компания подозрительных субьектов за соседним столом спешит допить своё пиво и убраться подальше.
— Ты ведь верующий, да? — обвиняющим тоном произнёс парень. — Верующий и неместный. Проповеди пришёл читать?
— Вы хотите услышать проповедь? — невинно поинтересовался я.
— Нет! — рявкнул он.
— Значит, от меня не услышите! — пожал я плечами.
Повисла напряжённая тишина. Парень собирался с мыслями, а остальные посетители старались исчезнуть как можно быстрее. Я спокойно пил своё пиво.
— Ты ведь провославнутый. Ты веришь в бога, — снова попытался выйти на конфликт юноша.
— Я знаю, что он существует, — ответил я, глядя в глаза собеседнику. — К православию я не имею никакого отношения.
— Значит, знаешь? — нехорошо ухмыльнулся он. — Можно подумать, что ты его видел.
— Да, видел, — пожал я плечами.
— Как меня?
— Да, как вас.
— И что же ты тогда сделал? Припал к его ногам, целовал их, обнимал ... дрочил на них?
— Я прогнал его, — спокойно ответил я.
Парень взвился. Я был готов поверить, что на его губах закимела белая пена.
— Хватит пороть чушь! Задолбали вы своими христианскими сказками!
Со стола упала пустая кружка и разбилась. Я понял, что кроме меня с этим странным парнем в заведении сейчас никого нет.
— Достал ты меня, православнутый! Сиди здесь и жди.
Он вылетел из таверны, а я остался сидеть и ждать. Ко мне подошла дородная женщина, судя по всему — официантка, и сочувственно произнесла:
— Вам лучше всего выйти через задний ход.
— Зачем? — удивился я.
— Он скоро вернётся. И не один, а с друзьями!
— Молчи, женщина! Он разберётся! — воскликнул хозяин таверны.
Судя по тому, что возражений не последовало, он был главным в своей семье. Я не стал возражать. Личность безымянного трактирщика начинала волновать меня всё больше и больше. Хотя бы по тому, что он был совершенно прав в данном случае — я сам разберусь.
Минут через пятнадцать молодой человек вернулся в кампании двух перекачанных подростков. Я как раз успел допить пиво. Меня за шкирку вытащили из-за стола и поволокли на улицу. Трактирщик лишь кинул мне в след загадочную фразу: «Вернись в полночь. Тогда и договорим!» Потом, уже на улице, меня стали избивать, прямо на проезжей части. Я лишь терпеливо прикрывал голову руками. Сначала били трое. Потом к ним присоединились ещё пара подростков.
Было больно и немного противно. Дурацкий вопрос: «Куда смотрят власти?» потух в самом начале, в городе с заброшенными церквями просто не может быть иначе. Осталось только ждать неминуемого милосердного забвения. Момента, когда душа покинет тело, уставшее от боли.
Внезапно один из избивающих меня ойкнул. Потом второй. Третий заверещал, как раненый заяц. Четвёртый — я как раз чуть-чуть приоткрыл руки, закрывающие лицо — обернулся навстречу новой опасности, но, недостаточно быстро. Ему в лицо прилетела нога в военном ботинке. Пятый попытался убежать. Ему подбили ногу, а потом развернули правый голеностоп в противоестественном направлении. Он завыл на одной пронзительной ноте.
— Ну ты как, мужик, цел? — обратился ко мне нечаянный спаситель.
— Спасибо, добрый человек! — отблагодарил его я, пытаясь подняться.
Он обыскивал напавших на меня, забрал их кошели с деньгами и вырвал с мясом значок с куртки того парня, который спорил со мной.
— Атеисты, мать их! — презрительно харкнул он в лицо парню.
— То есть? — не понял я.
— Ты, мужик, гляжу неместный. Да ещё и верующий. Развелось вас, православных — никакой мрази сдачи дать не можете! Эти уроды из АМФ, Атеистический Фронт Молодёжи. Ладно бы нападали на других отморозков, а то лишь на тех, кто сдачи дать не может!
— Но причём здесь я? — попытался я удивиться.
— В бога веришь?
— Я знаю, что он есть, — пожал я плечами.
— Мне твоя бредятина на хрен не сдалась! — ответил мой спаситель. — Для этих мразей любой бог означает запреты. Запрет трахаться, жрать в три горла, грабить слабых! Они атеисты — им всё можно!
— Ясно, — ответил я. Не сказать, чтобы в этой философии было что-то новое. Я мог понять её.
— Ладно, извини! — мужик присмотрелся ко мне внимательней. — Уходить надо, а то менты нагрянут. Или тебе скорую вызвать?
Я прислушался к своему организму — семь сломанных рёбер, синяки, левая рука не гнётся.
— Нет, спасибо, справлюсь.
— Ты, это, «спасибом» не размахивай. Не принято это сейчас, — пожелал он сейчас и скрылся в неизвестном направлении.
Именно так. В неизвестном. У меня поломаны рёбра. Я сам — потерпевшая сторона. Поэтому я так и сказал наряду милиции, прибывшему на место происшествия, что не помню, как выглядит тот мужик. Они мне поначалу поверили.
А потом появился главный. Капитан Синицын.
Мужчина лет тридцати. В поношенной кожаной куртке и с замусоленной сигаретой в зубах. Остальные милицейские жали ему руку и уважительно расступались в стороны.
— Что здесь? — поинтересовался капитан Синицын.
— Разбойное нападение, Сергеич. Жертва отбилась и нанесла нападавшим увечья различной степени тяжести, — отрапортовал пожилой мужик с нашивками старшего сержанта.
— Ясно, — капитан пристально посмотрел на меня. — Можете объяснить своими словами, что здесь произошло?
— Эти люди напали на меня и принялись избивать.
— Просто так взяли и напали? — поинтересовался капитан.
— Сергеич, глянь сюда! — старший сержант показывал на значок на одном из напавших. Том самом, которому мой спаситель сломал голеностоп. Парень на данный момент уже перестал выть, так как потерял сознание от боли.
— Чёрт! — выругался капитан. — Не повезло тебе, мужик. Степаныч, забирай деятеля.
— Он же ранен, — усомнился Степаныч.
— А это атеисты! — кивнул капитан на парней, избивавших меня, как будто это всё объясняло.
Это всё объясняло.
Два часа я провёл в «обезьяннике, а потом меня привели на допрос. Капитан Синицын официально представился и сразу начал объяснять ситуацию.
— Извини, мужик, но ты встрял. В лучшем случае пойдёшь свидетелем. Но это в том случае, если выдашь того, кто бил этих отморозков.
Мне было жалко следователя. Время — одиннадцать ночи. Дома ждёт жена и дети. Любовница, положенная старшему оперуполномоченному по штату, ушла месяц назад. Мне очень хотелось помочь этому несчастному человеку — я не знал, как.
— Я не буду сдавать человека, спасшего мне жизнь.
И я посмотрел в глаза следователю. Он отвёл взгляд. Ему было противно. Он действительно остался хорошим человеком.
— Тогда сядешь. За нанесения тяжёлых травм подросткам. Это лет пять при хорошем адвокате. У тебя есть хороший адвокат.
— Нет? А нужен.
— Тогда десять. Выйдешь через семь.
— За что. За то, что они меня избили?
Ему было неловко. Ему надо было как-то это объяснить, причём, прежде всего себе.
— Ты ведь исповедуешь христианство. Ты сам спровоцировал скандал с атеистами. Вот и один из них чётко показал, что ты заявил ему, что ты лично видел бога.
Мне в нос уткнулась бумага с текстом, написанным от руки. Очевидно, свидетельские показания.
— Да, видел.
Следователь уставился на меня как ... сравнение не лестное, но очень подходящее к случаю ... как баран на новые ворота.
— Я действительно его видел! — грустно вздохнул я.
Капитан Синицын замолчал, переваривая сказанное. Сначала он думал, что я не в себе. Это читалось по судорожным движениям его правой руки. Потом подумал, что я над ним издеваюсь (нервно задёргалось левое веко). Наконец до него дошло, что я совершенно вменяем и абсолютно серьёзен.
— И как же он выглядел? — постарался он свернуть всё к шутке.
— Обычно выглядел. Как вы или я.
— И что вы сделали?
— Оттолкнул его. Разве этого нет в ваших показаниях? — и я указал взглядом на листок.
Капитан нахмурился.
— Есть. Это есть в показаниях. Я думал, что шутка.
— Вы ошибались, — пожал я плечами.
— Ясно. И как вы теперь? — поинтересовался следователь, явно потерявший все нити для ведения допроса. Очевидно он имел в виду, как я после того, как оттолкнул Его.
— Жив пока, — снова пожал я плечами.
— Я вынужден вас задержать. До выяснения.
На капитана Синицына было больно смотреть. Он мне поверил. Но у него было начальство, и была своя частная жизнь.
— Не волнуйтесь, Алексей, в полночь я уйду, и не появлюсь в этих краях ещё долгое время.
Зря я это сказал. Хороший он, вроде, человек, хоть и оперуполномоченный. И любовница от него ушла, опять-таки. От плохих людей любовницы не уходят, только жёны.
А в полночь я почувствовал, что стены камеры больше не в состоянии меня держать. Я поднялся и пошёл куда глаза глядят. А именно, в сторону трактира «На Млечном Пути».
Заведение было закрыто, но хозяин меня ждал. Он налил мне кружку тёмного и поинтересовался:
— Ну как?
— Я являюсь пособником фундаменталистской проправославной организации лично замешанным в избиении несовершеннолетних юношей из Атеистического Фронта Молодёжи — гуманной и прогрессивной молодёжной партии. Неужели мир совсем сошёл с ума?
— Но ведь тебе помогли? — ехидно поинтересовался трактирщик. — Опять. Тебе ведь всегда помогают!
— Хочешь, и моя помощь перейдёт к тебе? — поинтересовался я, и он отпрянул, как от проклятия.
— Нет, спасибо.
Мы сидели и пили пиво, которое подносила служанка. Жена трактирщика, как я убедился по косвенным признакам. Время летело незаметно.
А потом ворвался следователь. Тот самый капитан Синицын. Казалось, он даже не удивился, увидев меня.
— Тёмного пива, сделал он заказ и подсел к нам.
— Доброго времени суток, граждане! — поздоровался он. — Кстати, не подскажете, сколько времени.
Дурацкий вопрос. Я оглянулся по сторонам в поисках часов. Ведь в заведении, где варят столь отменное пиво, часы просто обязаны присутствовать. Однако их не было.
По тому, как я расстроился, капитан понял, что точное время узнать не удастся.
— Хорошо, упростим задачу. Какой сегодня день?
Вот уж точно, что волновало меня в последнюю очередь, так это день недели. Капитан это понял.
— А год?
Я беспомощно пожал плечами и взглядом обратился за помощью к трактирщику. Помощь не пришла.
— Я три дня гоняюсь за вами по всему городу, господин террорист! Три дня! А вы сидите тут и пьёте пиво!
Ярость следователя стала отчасти понятной. Однако, три дня! Я укоризненно посмотрел на трактирщика. Его глаза светились честностью и желанием угодить клиентам. Заподозрить подобного человека в мошенничестве было бы нелепостью.
— Я пришёл сюда не более двух часов назад. Я вообще не могу подолгу оставаться на одном месте, — пояснил я.
— Если я вас не поймаю, с меня снимут погоны, — совсем уж убито сообщил капитан.
— Это так страшно? — поинтересовался я.
Вместо ответа капитан пристально посмотрел на меня и спросил:
— Какой он на самом деле?
И я снова вспомнил этот момент. Пронзительно жаркое небо. Узкая улица. Вонючий заросший оборванец с крестом на спине. Он шёл, шатаясь, к месту своей казни. Облокотился на стену моего дома, словно пытаясь отдохнуть. И стражники терпеливо ждали — им не хотелось тащить его потом на своих спинах. Мне было весело. Я терпеть не мог всяких дураков, проповедовавших о мире.
— Обычный. Он был совершенно обычный.
— Ясно.
Капитан сказал это так, что я поверил. Ему действительно стало ясно. Выйдя из трактира он пойдёт к своему начальнику, напишет заявление об уходе и пойдёт в монастырь. Простым монахом. И, что самое удивительное, жена потянется за ним и родит ему ещё троих детей, двух мальчиков и девочку.
Странно, я никогда раньше не видел будущее.
— Почему трактир называется «На Млечном Пути»? — задал я дурацкий вопрос.
Понятное дело, уважающее себя заведение всегда имеет коронную историю о своём названии. Легенду, сказку, исторический анекдот.
— А разве Млечный Путь куда-нибудь ведёт? — ответил вопросом на вопрос трактирщик.
— Нет, — ответил я, уже начав угадывать его мысль.
— Но когда люди долго смотрят на него, разве они не находят решение всех своих вопросов? — снова поинтересовался трактирщик. — В моём заведении каждый найдёт ответ на все вопросы, которые его волнуют.
— Даже я?
— Даже ты.
— Я ведь был здесь! — понял вдруг я. Вот почему лицо трактирщика кажется мне знакомым. Я был здесь и получил ответы на все интересующие меня вопросы.
— Погоди. Но я ведь не мог быть здесь раньше ... — я попытался представить. Тридцать лет, сорок, пятьдесят ... память подводила.
— Ты был здесь раньше, — подтвердил трактирщик.
— Но ведь так не бывает! Такого не может быть! — не сдержался я.
— Современные подростки твёрдо знают, что не бывает бога. Его просто не может быть. Как ты думаешь, они говорят правду?
А глаза у трактирщика добрые-добрые. Его глаза. Глаза нищего оборванца, которого я отогнал от стены своего дома. Вот только это не Он.
— Думаешь, конец близко. Думаешь, я смогу остановиться? — задал я вопрос, который мучает меня уже бездну лет. Понимаю, что не оригинален. Но я устал. Мне хочется лечь и сдохнуть. Не важно где, не важно, как.
Трактирщик молчал.
— Я уже задавал тебе этот вопрос? — понял я.
— Каждый раз. Ты задаёшь его каждый раз.
— Но ведь теперь ... Храмы в запустении. Люди убивают друг друга среди бела дня ради кусков бумаги. Теперь-то я смогу отдохнуть? Ты же сам видел эту молодёжь!
Трактирщик лишь грустно улыбнулся:
— В следующий раз к твоему приходу я приготовлю особое тёмное пиво с кардамоном. Тебе должно понравиться.
В следующий раз. Лет через сорок, если не позже. Этот мир всё время меняется к худшему, а я действительно устал.
Я писал эту историю в блокноте, пытаясь хоть таким способом сохранить её. Но вот сейчас случайный порыв ветра вырвал все неплотно сшитые листы и унёс их куда-то. Остался последний лист, последний клочок памяти о произошедших недавно событиях. Возможно, трактирщик был прав. Я уже опять смутно помню его. Помню лишь его пиво.
Но важно не это. Не важно, как зовут фанатика, атеист, комсомолец, эсер, черносотенец, несть им числа. Мир состоит не из них. Мир состоит из тех, кто подобно улитке, втягивается в свой панцирь при первой опасности. Панцирь, имя которому семья.
Жаль, что я не понял этого раньше. Жаль, что я забуду это, когда внезапный порыв ветра унесёт и этот, последний листок моего блокнота.
А мне останется только одно — идти навстречу людям, которые точно знают, что Он не существует. Что Он — выдумка попов и оковы для каждого свободного человека.
Но я всё равно иду вперёд и мечтаю о пиве. О лучшем тёмном пиве, раде литра которого не жалко отдать правую руку. Вот и внезапный порыв ветра вырвал из рук листок с записями.
Важными, наверное.
. Chess-man © 2012
Обсудить на форуме |
|
