|
КМТ
 Учебники:
Издатели:
Ссылки:
|
Истории трактира «На Млечном пути» Юлия Орлова © 2012 Трактирщик До начала комендантского часа оставалось пятнадцать минут. Зимин шёл быстро, ссутулившись, прячась в тени домов, — бессмысленная предосторожность: через четверть часа в городе не останется теней, влупят прожекторы, полицаи побегут по улицам.
«Ищут одного, а покоя нет у целого города! Да и кого ищут-то? У Властителя совсем крыша от страха съехала. Как можно всерьёз верить, что с какой-то далёкой звезды прилетел некто желающий нарушить заведённый порядок вещей. Быть может, свергнуть Самого. Да кому это в голову взбрело? И логика какая-то странная: искать именно ночью. Светится он в темноте что ли?» — Так размышлял Зимин, петляя по городу, выбирая самый короткий до дома путь.
Торопился. Конечно, можно было остаться у Адели и до утра, но нет, не выдержал — та снова требовала совершения какого-то допотопного обряда, выисканного в учебнике истории. В визгливом потоке слов чудовищная бессмыслица! История сама давно уничтожила учебники, сожгла, истребила в разрушенных, затопленных городах, раз и навсегда отчеркнув прошлое невидимой чертой незнания. Что там в бездне? Нет ничего. Неизвестность. Подумаешь, прабабка рассказывала. Маскарад, курам на смех. Неужели есть ещё люди, склонные к марионеточному исполнению каких-то обрядов? Жить вместе, ограничивая свободу друг друга? Не просто спариваться, а восстанавливать популяцию? Зачем лично ему, взрослому, состоявшемуся человеку, нужно обрекать свой биологический материал на последующую бесконечную цепь умираний? Но разве можно это объяснить женщине, отдавшейся власти древнейшего из инстинктов...
Часы на ратуше кратко звякнули: двадцать три пятьдесят пять. Зимин обернулся на звук, нервно передёрнул плечами, зачем-то достал из кармана хронометр, сверил время. Часы ратуши спешили на две минуты. Что это давало? Ровным счётом ничего. До дома было не меньше двадцати минут быстрым шагом, а до облавы четыре минуты с неумолимо тающими секундами. Он заметался по улице, дёргая дверные ручки счастливых обладателей крепко запертых в столь неурочный час засовов, нутром чуя, что притаились полицаи уже где-то поблизости: там, повсюду. С первым ударом полночи ворвутся в ночную жизнь уставшего города, растопчут тяжёлыми подошвами его покой и тишину, спугнут задремавшие тени, завоют сирены, залают собаки — ату их! Так повелел Властитель.
И вот оно липкое, как дешёвое эскимо на площади, омерзительное чувство страха — вроде и не повинен ни в чём, но вырываться, объяснять, идти, подгоняемому толчками в спину, сидеть перед Главным, щуря глаза от белого света.
Отпустят. Нет, наверняка отпустят. Объяснят ещё раз, пожурят, осчастливят отеческим похлопыванием по плечу. Но могут ведь и убить...
— Димдимыч! Ты что это, злодей, зазевался? Чуешь, который час?
— Кон, здорово, друг, и ты тут. Что делать? Сейчас побегут, гады... А всё Аделька! Знаешь, что скажу тебе — все наши беды от баб.
— Ладно, ладно, позже расскажешь. Пошли быстро.
— Да куда ж теперь, не успеем...
Взметнулся вверх в победно вытянутой руке друга спасительный флаер.
— Вот, видал, на два лица. Марта не пошла, завтра за свою шкуру ей спасибо скажешь.
— Так что ж мы? Куда? — Зимин засуетился, задвигал руками, почти задохнувшись от ускользающего ощущения близкого спасения.
— Сюда.
И так вслед за рукавом, за рукой тянущей этот рукав что есть силы, через подворотни, одному лишь обладателю этой счастливой руки известным путём добежали, успели, влетели, задыхаясь, опередив протяжный вой сирены на сотую долю секунды.
— Кон, где мы? Я на бегу и вывеску не разглядел.
— Нету здесь вывески. Это Пристанище, понимаешь?
— Понимаю. А для кого?
— Для таких, как мы с тобой.
Зимин озадачено помолчал, рассматривая скособоченную барную стойку в углу маленького полутёмного помещения.
— Мы с тобой какие-то особенные, что ли?
— А то! Конечно, особенные. Мы мыслящие люди — остатки цивилизации.
— А они там? — Зимин махнул рукой куда-то вверх и вбок, по направлению к упрямо рвущейся сквозь засовы сирене.
— Они-то... — Кон довольно потёр руки, оглядывая зал. — Они нет. Идём, сядем, вон свободный столик.
Странно было сидеть здесь, притаившемуся как таракан, в центре некогда гордого и прекрасного, а теперь полуразрушенного города. В самой сердцевине крошечного, чудом уцелевшего кусочка суши растерявшей былую мощь и величие цивилизации, растерзанной стихией, вызванной из недр планеты человеческим гением. Один из уцелевших жалкой сотни тысяч. А со слов Кона получается, что незримая черта совершила ещё один опасный зигзаг, замкнулась, сжалась, пролегла по периметру стен этого зала, в котором мыслящие люди цивилизации по специальным приглашениям собрались жалкой кучкой, не насчитывающей и пятидесяти человек. И что сам он, Димдимыч, попал сюда — в «Пристанище мыслящих» — по случайной оказии, спасаясь позорным бегством от тех, других, которые сумели, приспособились, которых больше, в конце концов.
— Что заказывать будете?
— Что? — Зимин вздрогнул как от электрошокера.
Сутулый официант наклонился так низко, что его нос почти коснулся красной, в несмываемых пятнах времени столешницы.
— Давай, Димдимыч, не скупись, жизнь она чего-нибудь да стоит.
— Да, конечно. — Зимин тряхнул головой, прогоняя тревожные мысли. — А что есть?
— Возьмите эль, — попросил сутулый. — Сейчас ночь, этот напиток нужно пить непременно ночью.
Димдимыч посмотрел на Кона. Тот кивнул.
— Возьмите эль, — с той же интонацией повторил сутулый.
— Да-да, конечно. Два... Нет, четыре. — Зимин поспешил поправить сам себя: присутствие странного официанта давило бетонной плитой, лучше уж взять сразу по две порции, чтобы опять не подзывать. Всё равно сидеть до шести часов, а то и до семи, до утренней сирены.
— Спасибо. — Сутулый неожиданно распрямился. Его огромные глаза блеснули в полутьме, отразив убогий источник света. — Большое Вам спасибо!
— И гренки.
— И гренки! — Официант засмеялся.
Зимин почувствовал, как от этого смеха зачесалось где-то внутри, в солнечном сплетении.
— Две порции, — испуганно добавил он, и не узнал собственного голоса.
— Две? Ладно. — Официант продолжал смеяться.
— Нет, четыре...
Гомерический хохот сотряс продавца ночного эля.
Зимин обернулся — за соседними столиками тоже начиналось веселье.
— Это всё, — прокричал он в ужасе, обращаясь ко всем присутствующим.
В зале стало тихо.
— Вы очень нерешительны, — проговорил участливым тоном продавец эля и удалился лёгкой танцующей походкой.
— Почему он смеялся? — Зимин достал большой носовой платок и вытер лоб.
— Не обращай внимания, это контуженный. — Кон напряг голосовые связки и добавил свистящим шёпотом:
— Он был там...
— Там? Где там?
— Ну, там, где всё произошло.
Зимин судорожно повёл плечами, чувствуя, как раскаляется мозг, пытаясь понять, только что произошедшее, лихорадочно совмещая историю пятиминутной давности с историей глобальной катастрофы, произошедшей почти сто лет назад.
Официант принёс эль, сгибаясь от тяжести огромного медного подноса, заставленного кружками с элем и закусками.
Зимин помог разгрузить поднос. Его биологический компьютер обрабатывал сигнал сочувствия, полученный откуда-то из самой сердцевины организма. Он безуспешно пытался сообразить: где, когда, как контузило этого странного человека? Нет свидетелей катастрофы, никто не выжил, да и не может быть ему больше ста лет. Зимин внимательно посмотрел на друга: шутит или разыгрывает? Но нет, никогда он ещё не видел того более серьёзным. Тогда Зимин решил не вдаваться, не задавать вопросы, не выяснять. Другая цель у его случайного свидетельства сегодняшнего ночного кошмара — спрятаться, переждать, дотянуть до конца комендантского часа — выжить, только и всего.
Взял большую, влажную от внутреннего холода кружку, сделал большой глоток. Мягкий аромат проник в гортань, стал проваливаться куда-то внутрь, наполняя собой растревоженную опасными мыслями оболочку, оглушил, перехватил дыхание. Зимин закашлялся, грохнув кружкой об стол, расплёскивая её содержимое, хватая ртом ускользающий воздух.
— Да расслабься ты! — Кон наклонился и дружески похлопал его по плечу. — Пей спокойно.
«Спасибо» выплеснулось с кашлем, не отдавая себе отчёт: за что конкретно оно явилось миру благодарностью.
— Сейчас начнётся. — Кон с плохо сдерживаемой радостью тёр ладони.
— Начнётся? Что должно начаться?
— Говорят тебе: это Пристанище! И сейчас придёт ОН.
Зимин задумался. Терзающие его вопросы ссыпались в неразборчивую кучу, не позволяющую выудить из своих недр ни одной внятной фразы. Он осмотрелся. В полутёмном зале всё было подвластно чревоугодию. Ломившиеся от закусок столы расчищались с поразительной быстротой. Жующие рты поглощали куски, монотонно открываясь и закрываясь, поддерживая равномерную работу желудка. От малоприятной картины его затошнило. Он отвернулся и стал рассматривать крошечную кособокую сцену. На минуту показалось, что время совершило опасный зигзаг и теперь не сдвинется с места, тревожная ночь ни за что не уступит своих позиций, а жующие рты станут постоянным ночным кошмаром.
«Встать. Уйти. Сбежать. Поймают. Пусть. Нет. Больше. Сил...»
Опережая его, направленное этой мыслью движение на долю секунды, на сцене вдруг началась какая-то возня. Из угла, Зимину показалось, что из кучи старого тряпья, высунулась маленькая голова на тощей шее. В зале наступила абсолютная тишина, такая, что протяжный зов сирены, отделённый тяжёлой дубовой дверью, стал явственно слышен. Закрылись рты, перестала звенеть посуда.
Зимин замер с кружкой в руке. Потом потихоньку, сантиметр за сантиметром стал подносить её к столу. Одно неловкое движение, и кружка, предательски звякнув, приземлилась на столешницу. Тонкошеий напряжённо всматривался в полутьму зала.
— Я вижу у нас новенький!
У Зимина что-то заурчало, заворочалось в желудке, весь организм его предательски подготовился к стону.
— Дайте-ка я посмотрю на Вас.
Димдимычу на секунду показалось, что голова говорившего отделилась от места, к которому крепилась, зажила самостоятельной жизнью, поплыла по воздуху, покачиваясь, как воздушный шарик, неумолимо приближаясь к их с Коном столику. Мельком взглянув на друга, Зимин отметил, что тот замер с выражением крайнего почтения на лице.
«Провалиться! Чтоб мне провалиться!» — он закрыл глаза в ожидании неведомого.
— Ничего, ничего, хороший, хороший! — Оратор сообщил диагноз притихшему залу.
Среди публики раздались жидкие аплодисменты.
«Неужели это никогда не кончится?!» — Зимин мучился самим своим существованием и невозможностью ничего изменить в сложившейся ситуации.
Как только внимание к его персоне несколько ослабло, он наклонился к Кону и шепотом поинтересовался:
— Кто это?
И тут же отшатнулся от направленного на него изумления.
— Да ты что! Это же Ир с Большого Тракта!
Изумление достигло цели и теперь всеми своими корнями прорастало в несведущей душе новичка.
«Ир?! Не может быть! Так это не вымысел, не шутка! Значит, ОН действительно существует? Тот, о ком писалось в листовках, разбрасываемых на улицах, тот, кто когда-то возник в единой информационной сети до её падения под ником «Трактирщик». Таинственный житель звёздной системы, названной землянами Большим трактом, спрятанной в самом центре Млечного пути. Тот, который попытался помочь, объяснить, указать оставшимся на искалеченной планете людям путь к спасению их, оказавшейся такой хрупкой цивилизации, объяснить саму суть их существования. Ир, за голову которого Властитель объявил невероятную по своим размерам награду. Так вот, значит, кто сейчас сидит перед ним. То есть, нет: это тот, перед кем сидит он — Димдимыч».
— Кон! — Зимин, не отрываясь, смотрел на сцену.
И его друг скорее прочитал по губам, чем услышал: «Так значит Большой Тракт — это не миф? Он действительно существует?»
Кон кивнул, но не только он успел расслышать изумление в словах приятеля. Главное действующее лицо вечера, тот, которого сейчас ищут там, наверху, под визг сирены и топот сотни грубых подошв, тот, который первым вышел на связь с другой звёздной системы после глобальной катастрофы, произошедшей на Земле, тоже прочитал не посмевшие сорваться с губ слова.
— Да, я — Ир. И я приветствую Вас. Вы здесь, среди нас, значит: Вы — друг. Сегодня мы срываем с себя ники, как земляне срывают с себя маски в театре в конце представления. Я прибыл сюда для того, чтобы помочь вам. Информационная война с тем, кто захватил власть на Вашей планете, выиграна. Человек, называющийся Властителем, ввёл комендантский час, заковал себя в броню, окружил охраной, уничтожил единую информационную сеть. Он боится нас, и значит — он проиграл. Страх разрушит его. Страх... Огромная уничтожающая сила, именуемая страхом, чуть было не погубила вашу планету в те далёкие времена, когда ещё существовали разные государства, которые боялись друг друга и поэтому наполняли свои недра смертоносным оружием, призванным защитить. Вы знаете, что произошло потом: оружие, придуманное страхом, не способно защитить, оно может только разрушить...
Ир замолчал. Зимин боялся шелохнуться. В зале стояла такая тишина, что если бы вдруг погас свет, можно было бы подумать, что он, Димдимыч, здесь абсолютно один.
Ир достал тонкую сверкающую трубку, похожую на мундштук и приложил её к губам.
— Кон, можно я предложу ему прикурить? — Зимин произнёс фразу свистящим шёпотом, но в абсолютной тишине его слова были сродни разрыву гранаты.
Его друг приложил палец к губам и покачал головой. Зимин снова посмотрел на Ира и понял, что тот вовсе не собирался курить, а стал тихонечко дуть в стеклянную трубочку, из которой со свистом вылетел маленький шар, очень похожий на мыльный пузырь. Шар задержался на самом краю трубки, легко покачиваясь. Вот он засветился изнутри — маленький солнечный зайчик, и в самом его центре вдруг стало расти и видоизменяться изображение. Вот оно сформировалось, и к удивлению Димдимыча он узнал в нём самого Ира.
Отделившееся от хозяина изображение вдруг улыбнулось и нежно что-то проворковало. Диковинное это звукосочетание повторил Ир, который вынул трубочку изо рта и теперь с нежностью смотрел на своё отражение.
К удивлению Зимина, происходящее перестало его пугать и захватило настолько, что он не сразу заметил, что официант, разносивший эль, удобно разместился за их с Коном столиком.
Официант же, заметивший изумлённый взгляд Димдимыча, счёл своим долгом объяснить:
— Это его вторая половина.
— Половина?
— Ну да, говоря земным языком, это его жена.
Димдимыч открыл, было, рот, но вопросы снова ссыпались в неразборчивую кучу, и рот пришлось закрыть. Впрочем, официанту это не помешало, чтобы уточнить:
— Они только что поздоровались. Они очень давно не виделись, уже несколько часов, если считать временем их цивилизации.
Эта неуместная болтовня отвлекла главный объект вечера от радостного созерцания.
— Мой новый друг, — обратился Ир к Димдимычу, — Вы удивлены, что моя вторая половина является моей точной копией? Что ж, нам повезло больше, чем вам, землянам. Все вы являетесь разрозненными половинками единого целого по плоти и духу. И очень часто вам не хватает всего вашего земного пути, чтобы эту вторую половинку отыскать. Так сурово распорядилась ваша природа. Нам проще — мы не должны искать друг друга. Мы рождаемся у одной матери и по сути своей неразделимы. Как две половинки одного яблока, рождаемся и умираем вместе. Наше потомство также счастливо общим рождением и совместным продолжением жизни. Если нас разделить надолго, мы умрём.
Зимин отчаялся услышать что-нибудь подвластное закипающему рассудку. Он осушил залпом вторую кружку эля и с тоской посмотрел на сцену. Ир спрятал стеклянную трубочку в складках одежды и медленно пошёл по залу. Он останавливался у каждого столика, обращался лично к каждому собравшемуся, что-то рассказывал, и нервно жестикулируя, вручал каждому какие-то плоские метки салатового цвета.
Димдимыч тяжело вздохнул: представление явно затягивалось, возникло непреодолимое желание напиться до того как Ир подойдёт к нему. Он наклонился к официанту, продолжавшему, как ни в чём ни бывало, сидеть за их с Коном столиком:
— А можно мне ещё пару кружечек этого самого вашего эля?
— Слушай, сходи сам, а? Не могу я сейчас, понимаешь? Он же сейчас подойдёт.
— Сходить самому? Куда?
Официант махнул рукой в сторону бордовой занавески, по-видимому, таившей за собой кухню.
— Возьми в холодильнике сколько надо.
Не имея в отличие от официанта никакого желания пообщаться со знаменитым оратором тет-а-тет, Зимин отправился в указанном направлении и скрылся в недрах кухни.
Место, носившее столь гордое название, размерами больше походило на кладовку. Маленькое и тёмное, но в то же время тёплое и какое-то уютное — оно-то и показалось Зимину настоящим пристанищем. Без труда отыскав в углу холодильник, Зимин запасся четырьмя бутылками эля, подумав немного, прихватил ещё две, после чего разместился у древней по виду чугунной батареи и позволил легкоалкогольной анестезии затуманить уставший от переживаний мозг.
Очнулся он, почувствовав, как кто-то тихо трогает его за плечо. Никогда ещё Зимин ни открывал глаза с такой неохотой. Эль оказал на него странное действие, он и сам не до конца понимал: спит он или только притворяется спящим. Зимин постарался приоткрыть глаза ровно настолько, чтобы увидеть побеспокоивший его объект, но в то же время, чтобы у того осталось сомнение в его бодрствовании.
— Простите, что беспокою Вас. — Так и есть, это был Ир, Зимин изо всех сил старался не выдать подрагиванием век своего внимания. — Вы не дослушали меня, а ведь скоро рассвет. Он будет рассветом новой эры. Вам необходимо иметь охранный жетон. К сожалению, у меня они закончились, одного, знаете ли, не хватило. Но это ничего, Вам я отдам свой. Очень важно, чтобы именно у Вас была надёжная защита.
Зимину безумно хотелось спросить, почему именно он, почему именно его выделил Ир, вручив не салатовый, как всем, а лиловый кружок. И как может защитить его эта маленькая светящаяся штуковина? Но он больше ни одним движением не выдал своего интереса. Да и праздным был этот интерес, потому что не верил уже Димдимыч в то, что всё происходящее и вправду является тем, чем хочет казаться. Размышления его колебались между определениями: провокация, наваждение и розыгрыш. Не находя в себе сил на принятие окончательного решения, Димдимыч сомкнул веки...
Утренняя прохлада пробралась за бархатные занавески. Зимин поёжился. Тело ломило, спина болела. Он открыл глаза и осмотрелся. Окружающая тишина показалась подозрительной. Димдимыч, кряхтя, поднялся и осторожно выглянул из-за занавески. Зал был пуст.
«Приснится же такое! Интересно, где это я заночевал и который сейчас час?»
Он вытащил из кармана хронометр. Стрелки показывали девять двадцать две, комендантский час давно кончился. На десять часов утра была назначена важная встреча, но неожиданно для самого себя, выбравшись на улицу, он развернулся в противоположную от офиса сторону и пошёл к Адели.
С момента их ссоры прошло чуть больше девяти часов. Но как он соскучился по ней! Где-то в глубине его души разрасталось какое-то новое, доселе неведомое чувство. Зимин шёл, ускоряя шаг, но, несмотря на скорость передвижения и ясную цель, он всё же успел обратить внимание на то, как изменился город. И без того пугающая разряженность населения теперь явно бросалась в глаза. За всё время пути он встретил только двух человек. И это в то время, когда все успешно пережившие полицайскую ночь должны спешить занять свои рабочие места. Нехорошее предчувствие закопошилось в черепной коробке, осознанно стараясь расколоть её на миллионы версий. Что-то произошло, пока он спал в случайно подвернувшемся на пути подвале, но что?
Зимин перешёл с быстрого шага на бег, в рекордные сроки преодолевая расстояние от своего пробуждающегося сердца до дома Адели. Рывком промахнув три лестничных пролёта, он постучал в дверь, совсем недавно столь негостеприимно захлопнувшуюся за его спиной.
— Адель!!! Открой, это я! — Дверь открылась сразу, как будто его ждали, стоя у порога. Заплаканное родное лицо в который раз подсказывало ему единственно возможные слова. — Прости, я дурак!
— Его взяли сегодня ночью...
Голос Адели был непривычно сухим и ломким, Зимин отшатнулся.
— Кого взяли? Кто?
— Ещё до переворота. Ир, он не вернулся. Я ждала тебя, я знала, что с тобой всё будет в порядке — он отдал тебе свою защиту.
Зимин прислонился к косяку. В его голове окончательно всё перепуталось: сон, переворот, Ир, защита...
— Но откуда ты...
Адель протянула ему руку, в её раскрытой ладони блеснул маленький салатовый кружок.
— Так ты тоже? Но, честно говоря, я думал, что всё это мне приснилось. А если ты одна из них, то есть, я хочу сказать — одна из нас, то почему ты не была там со всеми?
— Я была там раньше. На самом деле нас гораздо больше, чем может вместить пристанище. И с каждым Ир говорил лично. Ты тоже должен был его услышать, но ты не пошёл бы со мной, а я хотела дать нам шанс.
— Почему же ты мне раньше всё не рассказала?
— Я пыталась, но ты не хотел меня слушать.
— Так значит то, что ты говорила: чтобы вместе долго и счастливо — это не история твоей прабабушки?
— Нет. Это он, Ир... Он рассказал нам всем, как на самом деле правильно. Он сказал ради чего стоит жить. Ир видел тебя со своей планеты, со своего далёкого и светлого Млечного пути. Он верил в тебя и возлагал большие надежды. Поэтому и отдал тебе свой защитный жетон. А, может быть, потому что знал, что без тебя я не смогу жить.
— Жить, — повторил Зимин растерянно, в один миг и сразу поняв, почувствовав и поверив всему. — А как же там? — Он махнул рукой вверх, туда, где за толщей бетонных перекрытий скрывались давно погасшие звёзды. — Его жена? Она же тоже не сможет жить без Него! Идём. — Зимин схватил Адель за руку и потащил за собой, боясь расстаться с ней даже на минуту.
— Куда, постой!
Димдимыч положил свои горячие ладони ей на плечи, крепко сжал, внимательно посмотрел в глаза.
— Мы найдём его, слышишь? Обязательно найдём, я чувствую! Иначе не может быть. Иначе просто дальше ничего не может быть!
— Да. Идём!
...
Я вспомнил эту историю, когда смотрел, как рабочие свободной Земли вешают вывеску на наше когда-то скромное безымянное пристанище. Теперь оно носит гордое название «Трактир на Млечном пути», и каждый может прийти сюда и рассказать свою, может быть, немного нелепую или слишком сентиментальную историю. Но уверяю вас, никто из слушателей не посмеет высмеять выступающего, ведь сюда будут слетаться со всей галактики, чтобы рассказать о самом сокровенном. Скоро открытие, и конечно Ир прилетит к нам со своей второй половиной и будет самым почётным гостем. И, быть может, тоже расскажет какую-нибудь новую искреннюю историю.
Юлия Орлова © 2012
Обсудить на форуме |
|
