|
КМТ
 Учебники:
Издатели:
Ссылки:
|
Истории трактира «На Млечном пути» Людмила Гунько © 2012 Временной портал — Неужели все, о чем написано в вашем журнале, не фантастический бред? — Высокий мужчина в черном элегантном костюме недоверчиво ухмыльнулся и опустил глаза к рекламному проспекту туристической компании «Fancy». Он был немолодым, худощавым, немного сутулым. Маленькие, серые глаза внимательно посмотрели на молодого человека в белом халате, менеджера отдела телепортации: — Вы могли бы развеять мои сомнения?
Мужчина в белом халате кивнул в ответ и нажал кнопку на панели управления. Они очутились в главной лаборатории компании — в телепортационном корпусе. Высоко вверху, под самым потолком, вспыхнули яркие лампы и осветили огромный зал. В центре, на большом круглом столе стояли мониторы системы управления. От них к потолку тянулись толстые провода, и там, расходясь веером, они опускались, каждый к своей кабинке. Кабины стояли вдоль стены — узкие длинные пеналы с прозрачной передней панелью, вплотную, один к одному.
— Ну вот, — произнес молодой мужчина, — как это выглядит. Система управления соединена с телепортационными кабинами и находится в рабочем состоянии. Хотите взглянуть? — поинтересовался он у высокого мужчины.
— Хочу, — ответил тот и они медленно пошли в центр зала. Мужчина в белом халате подошел к столу и включил компьютер настройки. В кабинах вспыхнул свет: он был мягким, приятным для глаз. Дверь одной кабины бесшумно открылась — все было готово к приему путешественника.
— А, как это происходит в живую? — поинтересовался высокий мужчина. — Где я могу очутиться, войдя в эту камеру?
— Мы зададим координаты — временные, пространственные и перенесем вас туда, куда вы пожелаете. Канал выхода можно расположить либо в самом людном месте, либо в уединенном: все на усмотрение клиента-путешественника. Выйдя из кабины, вы окажетесь или в толпе покупателей огромного магазина, или среди зрителей в кинотеатре; в своем автомобиле или в маленькой комнатке огромной высотки. Желайте, и мы выполним любую вашу прихоть, — молодой мужчина улыбнулся, как фотомодель на глянцевой обложке модного журнала.
— Давайте без пафоса, — охладил его пыл немолодой мужчина, — мне нужна конкретика. Если я вас правильно понял, я сяду в кабину и отправлюсь в нужное мне место и в выбранное время, и выйду там, где меня никто не заметит. А, когда я захочу вернуться, то? — он вопросительно посмотрел на молодого мужчину.
— Вы найдете дверь и откроете ее, — ответил тот, улыбнувшись.
— Для начала я должен найти эту дверь, — раздраженно произнес немолодой мужчина. — Как я это сделаю в незнакомом городе, в безлюдной пустыне, в открытом океане?
— Это просто, — успокоил его молодой человек, — для этого вы нажмете миниатюрный чип, вживленный в указательный палец вашей левой руки. Движение может быть едва заметным, как если бы вы почесали или размяли кожу на пальце. И тотчас мы перенесем один из каналов, обслуживающих вашу кабину, в нужное место: к стене вашей комнаты или каюты, к борту лодки или ванны. Туда, где вы в этот час будете находиться. И все. Один удар в стену и дверь откроется, шаг — и вы дома! — молодой человек снова приятно улыбнулся.
— Все это звучит как-то неправдоподобно, — с сомнением произнес мужчина. — Что показали результаты исследований такой телепортации? — с настороженностью спросил он.
— Ни одного сбоя за последние десять лет, — ответил молодой мужчина. — Правда, — произнес он, — у нас случались непредвиденные ситуации, когда двери каналов открывались в обратном направлении, и совершенно незнакомые люди из прошлого или будущего входили во временной портал и попадали в наш мир.
— И, что? — заинтересованно спросил высокий мужчина.
— Ничего, — спокойно ответил ему менеджер, — пристраиваем их в наших рекреационных городах, создаем миграционные поселения, решаем и эти проблемы. Но чаще всего, они хотят вернуться обратно, или войти в конкретно выбранное место и время, — молодой человек быстро повернулся и отключил компьютер. — И это — наилучший вариант для них, — произнес он и посмотрел в глаза немолодому мужчине.
— Согласен, — сказал тот. — Вы меня убедили. Наверное, я воспользуюсь вашими услугами, — он повернулся и медленно пошел к выходу. Но, не дойдя до него, он вдруг резко обернулся и спросил у молодого мужчины в белом халате: — А, какой временной интервал захватывает ваша машина?
— Тысячу лет, — ответил тот, — но это только начало. Думаю, через год-два, мы расширим его до двух — трех тысяч лет. То есть, вполне реально будет оказаться на Земле до рождения Христа.
— Интересно, — спросил высокий мужчина у молодого, — откуда в две тысячи пятисотом году такие технологии?
Менеджер ничего не ответил и только вежливо улыбнулся.
***
«Черный ворон» забрал старика Евдокимова ранним утром. Большая машина с надписью на борту «Хлеб» всю ночь стояла у подъезда дома, пока люди в форме обыскивали комнату. Соседи Евдокимова по общей коммунальной квартире боялись шевельнуться и выглянуть из-за дверей своих комнат. Люди в форме не стеснялись: они топтались и шумели, заглядывая в старые комоды, сундуки и чемоданы, передвигая мебель, звеня посудой. Все это было хорошо продуманной системой воздействия на тех, кто еще ждал прихода в свои дома, квартиры, комнаты.
Евдокимов был стар и одинок. Никто из соседей не знал, была ли у него семья. Он был скромен, вежлив, доброжелателен. К нему никто не приходил.
Для его соседей этот обыск и последующий арест Евдокимова был полным откровением: старик был безвреден и не представлял для общества никакой опасности. Но это мнение не разделяли люди, наделенные властью — Евдокимов оказался «замаскированным немецким шпионом». Все доказательства вины старика строились на том, что в далекие царские годы отец его был хозяином известного трактира «Австерия» на Лебяжьей улице, в центре города. В этом модном заведении любили собираться люди солидные, состоятельные, в основном приезжие — немцы, французы. К тому же отец его, выходец из богатого купеческого сословия, имел в стольном граде и несколько гостиниц высокого, представительского класса.
После известных событий в стране, Евдокимов-младший служил новой власти, скромно работая младшим специалистом в небольшом патентном ведомстве.
Евдокимова увезли под утро, опечатав дверь его комнаты. И в ней, после ареста хозяина, стали происходить удивительные события. В комнате появились странные ночные шорохи и неразборчивые голоса, звон и стук, громкий смех и звуки веселой музыки.
Никто из живущих в квартире не осмеливался заглянуть в опустевшую комнату. Во-первых, это запрещала тонкая бумажка с печатью, оставленная представителями законной власти после злополучного обыска. Во-вторых, страх, острый и леденящий, заложенный в людских существах и постоянно поддерживаемый специальными службами — «чтоб помнили и трепетали». В-третьих, опасение, что услышанное — плод разыгравшегося или больного воображения, а это тоже могло стать причиной больших проблем у того, кто все это слыхал: город был перенаселен, а страна широка и безбрежна.
Первой о странностях пустой комнаты заговорила Марья Кузьминична, старушка из соседней комнаты. Она выждала момент, когда все жильцы квартиры собрались в общей кухне и, войдя, громко сказала:
— Что-то странное делается в этой пустой комнате по ночам: кто-то воет или плачет, а потом смеется и поет.
Сидевшие и стоявшие в кухне сразу же насторожились. Никто не хотел стать очередной жертвой великого государственного переселения. К тому же все знали, что Марья Кузьминична — близкая подруга матери Павлухина, капитана милиции. И подозревали, что проблемы Евдокимова начались именно тогда, когда тот случайно поставил на кухонный столик Марьи Кузьминичны свою тарелку. Поставил ненадолго, по забывчивости, по неосторожности. Правда, он ее тут же убрал — то есть, почти не ставил. Но Марья Кузьминична строго посмотрела на старика, а он имел дерзость улыбнуться ей при этом.
Поэтому теперь, когда она произнесла слова о пустой комнате, находящиеся в кухне люди, не сговариваясь, торопливо вышли и спрятались в своих комнатках — в семи, расположенных вдоль длинного коридора. Оставшись одна, Марья Кузьминична села на стул, стоявший возле ее кухонного столика, и загрустила. Она поняла, что никто из жильцов не поможет ей в этой беде: мало того, все они объединятся против нее и засадят в психушку, обвиняя в разных маниях и шизофрении.
Марья Кузьминична до революции работала медсестрой в больнице, но после замужества оставила службу и стала вести домашнее хозяйство. Муж ее работал на железной дороге машинистом. Зарабатывал он хорошо и они ни в чем не нуждались. Два года назад он умер от пневмонии, застудившись в железнодорожных мастерских. Марья Кузьминична сильно горевала, оставшись одна, а потом она познакомилась и подружилась с Павлухиной Еленой Павловной, жившей в соседнем доме. Сын Елены Павловны работал в районном отделении милиции. И Марья Кузьминична поняла, что их знакомство не случайно, что это — знак свыше. Она почувствовала себя защищеннее, увереннее в этом непростом мире, зная, что Павлухин — какая-никакая, но «стена».
Теперь, сидя на кухне, она размышляла о том, какие шаги, осторожные и решительные ей нужно предпринять, чтобы освободиться от нежеланных ночных кошмаров. И Марья Кузьминична медленно поднялась и пошла в свою комнату и, проходя по коридору, она громко сказала, зная, что за дверьми сидят ее «враги»:
— И не мечтайте! Вы скорее меня в психушку отправитесь. Я так этого не оставлю — око за око, зуб за зуб, — зло выкрикнула она и громко хлопнула дверью.
— Вот ведь, Горгона, — тихо произнес сосед напротив, Галушкин, — таки засадит за зря. Несчастный Евдокимов из-за тарелки Колыму осваивает, а мы — за так пропадем, — сказал он и посмотрел на молодую жену Любочку. Та покрывала ярко-красной эмалью свои ноготки. Она повернула к мужу прелестную головку и шепотом произнесла:
— Зачем церемониться? Нужно написать аноним на нее: так мол и так, старушка сошла с ума — разные крики, стоны и вопли ей мерещатся. Пусть ее, куда следует, забирают, — Любочка возбужденно подышала на ногти и подняла большие, красивые глаза на мужа. Тот, казалось, не слушал ее.
— Пора спать, — зевнув, лениво произнесла она, и стала снимать ажурное покрывало с кровати. — А, может, и правда что-то там, в пустой комнате, происходит? — вдруг спросила она и испуганно повернулась к мужу.
— Конечно происходит, — тихо ответил тот и процитировал: «Геенна огненная разверзлась и все грешники в нее падут». — Галушкин помолчал и выразительно посмотрел на жену: — Чего испугалась, али грешна? — спросил он.
— Ты меня, Гриша, пугаешь, — мягко произнесла Любочка, — никак не пойму: говоришь ли ты правду, или шутишь. Ты, о чем сейчас думал — о новом фельетоне или о романе? — спросила она.
— О раскаянии, — сердито произнес Галушкин: он знал о любовном романе жены с начальником финансового отделения, где она работала секретаршей. Но ничего поделать не мог: Любочка, страсть, как хороша была в любовных играх. К тому же, она была его вдохновляющей музой — Галушкин печатался в городской газете «Лира любви». Писательство было его хобби, отдушина. Основной же доход семье приносил маленький продовольственный магазин в Холщовом переулке, где он был и рубщиком мяса, и продавцом.
— Только прошу тебя, — нарочито плаксиво произнесла Любочка, не глядя на мужа, — сегодня никаких застенков НКВД: у меня до сих пор болят глаза от света лампы, которой ты слепил меня вчера. Какой-то мазохизм получается, — проворковала она.
— Ладно, — пробурчал Галушкин обиженно, — ты сама выбрала эту тему.
— Конечно, я сама, — произнесла Любочка, — но ведь я женщина, могу и ошибаться.
— Вообще-то, я очень устал, — проговорил Галушкин, — давай все перенесем на завтра. На утро. Все — таки выходной, — промямлил он, уже засыпая.
— Ладно, — согласилась Любочка, — завтра, так завтра.
И квартира погрузилась в тишину.
— Ну что, улеглись? — раздался в коридоре тихий женский голос.
И другой, мужской, поспешно ответил:
— Тихо. Все спят.
— Ну, и отлично, — произнес женский голос и громко кому-то скомандовал: — Заходите, все спят!
Дверь комнаты Евдокимова заскрипела и быстрые шаги протопали по полу.
— Не меньше двадцати душ, — констатировала Марья Кузьминична, приподнимая голову над подушкой. — Как же выйти в коридор и позвонить в милицию? Ведь заметят еще и, не дай Бог, убьют, — старушка перекрестилась и села на высокой кровати.
За стеной задвигали стульями, рассаживаясь. Затем раздались приглушенные голоса и смех. И Марья Кузьминична, негодуя, сползла с кровати и, как была в ночной рубашке, решительно пошла к стене, откуда доносились звуки и голоса. Она отодвинула этажерку с книгами и мраморными слониками подальше от стены и, сжав кулак, громко постучала. Все смолкло: ни голосов, ни шума. Но только на минуту, а потом звонкий женский голос произнес:
— Входите, открыто.
Марья Кузьминична толкнула стену перед собой и та легко поддалась. В ней обозначился прямоугольный проем, похожий на дверь, и он открылся. И старушка увидела перед собой огромный светлый зал. В нем стояли столы, покрытые белоснежными ажурными скатертями, и стулья; с потолка свисали вычурные хрустальные люстры. Стены зала украшали прекрасные натюрморты и акварельные пейзажи. В углах, в высоких вазах стояли букеты удивительных цветов. Длинный изогнутый стол у дальней стены был заставлен бутылками с яркими наклейками и, стоящие на подносе, чистые фужеры и рюмки мелодично позванивали.
В зале сидели господа и дамы в красивых пышных нарядах, они разговаривали и улыбались друг другу. В углу справа стоял черный рояль и, сидящий за ним, мужчина в белом костюме наигрывал тихую мелодию.
Высокий усатый господин в черном смокинге, метрдотель заведения, неторопливо прохаживался вдоль столов, изредка наклоняясь и почтительно приветствуя сидящих. Он с глубочайшим вниманием выслушивал своих гостей, а затем бросал взгляд на официантов, выстроившихся у стены.
Вдруг высокий господин увидел у дальней стены женщину в неглиже, босую и растрепанную. И, махнув рукой, он позвал за собой официантов, обеспокоенно смотревших ему вслед. Марья Кузьминична стояла в дверном проеме, удивленно глядя на все, что происходило в комнате Евдокимова. Она увидела высокого мужчину с усами и в смокинге, идущего прямо к ней и, испугавшись, быстро захлопнула перед ним дверь. А затем, она выскочила из своей комнаты и побежала в туалет. И, запершись там, громко зарыдала.
Звук ее голоса разбудил соседей, но никто не решился выйти в коридор. И только Галушкин, раздосадованный, что рев не прекращается, легко ругнулся и, нехотя, побрел к туалету.
У дверей туалета он остановился и тихо спросил:
— Что-то случилось, Марья Кузьминична?
Старушка несказанно обрадовалась Галушкину, откликнувшемуся на ее призыв, и с отчаянием произнесла из-за двери:
— Гриша, помоги мне, родной. Пропадаю я, совсем мне худо.
— А яснее можно? — сонно спросил тот. — В чем ваша беда?
И Марья Кузьминична, выйдя из туалета, повела его в комнату, на ходу рассказывая об увиденном. Они вошли в ее комнату и старушка включила ночник у кровати.
— Вот, — показала она рукой на стену, — здесь находится вход в комнату Евдокимова.
— И, что? — непонимающе спросил Галушкин. — Вам-то что до этого: находится и находится. Что вас так обеспокоило?
— Гриша, — раздался у открытой двери Марьи Кузьминичны тихий голос жены, — где ты?
— Здесь я, здесь, — с досадой ответил Галушкин, потому что хотел поскорее отделаться от соседки. В случае непредвиденного конца этой истории они с женой становились единственными свидетелями странного происшествия, а из свидетелей могли легко стать обвиняемыми. — Зачем ты здесь, Люба? — недовольно спросил он у жены.
И та, заходя в открытую соседскую дверь, удивленно спросила, глядя на него:
— Что ты, Гриша, делаешь в таком виде в комнате Марьи Кузьминичны?
— Ах, оставь, Люба, — сердито произнес Галушкин, — не до церемоний. Я спать хочу и дело вовсе не в том, как я одет, — проворчал он. И повернув голову к старушке, он спросил: — Так, что за этой стеной?
— Там зал, — ответила та, — возможно, зал ожидания или ресторация.
Женщина замолчала и виновато посмотрела на Галушкина.
— Ресторация? — переспросил ее Галушкин и удивленно посмотрел на стену.
Жена его снова попыталась обратить на себя внимание, сказав:
— Гриша, как бы то ни было, ты не можешь входить туда, ты в исподнем.
Тогда только Галушкин окинул себя взглядом и сильно огорчился: он не заметил, выходя из комнаты, что не одет или, вернее, одет в длинную широкую майку и растянутые панталоны. Он сконфузился и, повернувшись к жене, тихо сказал:
— Принеси мне, Люба, что-нибудь из одежды. Пожалуйста, — и оглядевшись вокруг, поспешно сел на стул у этажерки.
Когда, спустя несколько минут, он оделся, то снова повернул голову к злополучной стене и, решив наконец покончить с этим делом, он сильно стукнул в стену кулаком. И через несколько секунд откуда-то снизу раздался ему в ответ такой же сильный стук.
— Ну, — показал он рукой на стену, — и где же ваши двери?
Марья Кузьминична молчала, она не могла понять, почему стена не открыла Галушкину свою тайну. И, решив, что отступать некуда, она стремительно подошла к стене и с силой ударила кулаком. От ее удара дверь в стене широко распахнулась и открыла перед стоявшими большой зал. На этот раз их ждали: невысокий молодой официант в черном смокинге стоял у дверного проема и приятно улыбался, неизвестно откуда появившимся гостям.
— Милости прошу, дамы и господа, — уважительно произнес он и поклонился.
И Галушкин, оторопело вытаращив глаза, сделал шаг и вошел в светлый зал. За ним, несмело, вошла его жена и кокетливо улыбнулась мужчинам, с любопытством поглядывающим на нее, одетую в голубой прозрачный пеньюар и такую же ночную сорочку.
— Дамы и господа, — раздался сверху приятный женский голос, — мы рады приветствовать вас в зале ожидания временного портала. Надеюсь, вы готовы назвать место прибытия и выбранный год? — вежливо поинтересовался он.
Галушкин резко остановился, вопрос напряг его. Говорившая поняла, что поставленный клиенту вопрос был некорректным. Тогда она решила прояснить ситуацию, объяснив посетителям:
— Если вы не определились с выбором места и времени вашего путешествия, не огорчайтесь. Мы предложим вам широкий ассортимент услуг и путешествий: любое ваше желание выполнимо. Отличного вам путешествия, приятных впечатлений, — закончила она и замолчала.
***
— И, что же вас беспокоит? — громко спросил чернобородый колдун у невысокого полного господина, хозяина дома. Он плохо говорил по-русски и все время поглядывал на переводчика, молодого мужчину, нервно покусывающего губы. Переводчик поспешно наклонился к уху колдуна и тихо произнес:
— В гостиной господина Лопухина происходят странные вещи: по ночам трещит пол, позванивает посуда в шкафах, раздаются громкие голоса и даже звучит музыка, — переводчик вспотел, поглядывая на хозяина дома.
— Скажи ему: мне нужно, чтобы полтергейст ушел, — обращаясь к переводчику, нетерпеливо произнес Лопухин, закидывая короткие руки за спину. Он был в дорогом халате с красными и синими драконами по белому шелковому полю; на его лысеющей голове мелкими полосками поблескивала сеточка для укладки волос. Он недоверчиво смотрел на колдуна и думал:
— Ничего у него не получится, у этого румына. Надо было приглашать испанку, ту старую колдунью с яркими и быстрыми глазами. Как, бишь, ее имя? — силился вспомнить он. И, сердито насупив брови, Лопухин повернулся к секретарю и раздраженно спросил: — Как зовут испанку, Ли?
Расторопный секретарь понял, о ком идет речь и, наклонившись к самому уху хозяина, шепотом произнес: — Долорес. Ее зовут Долорес.
Но чернобородый колдун услыхал, что сказал секретарь хозяину дома. Он медленно повернул к нему голову и произнес:
— Я не смогу помочь вам, господин Лопухин. Много работы, очень много. Эта гостиная — астральный вокзал. Нет, астральный аэропорт, большой и перенаселенный. Дом лучше продать, или использовать под магазин или склад. Это все, — поклонившись, произнес он и пошел к двери.
— Черт, черт! — Громко выругался хозяин дома. — Снова одно и то же. Они, что, сговорились все? — И, замерев на миг, он повернул голову к секретарю и произнес: — Приглашай испанку, Ли, делать нечего.
Он постоял еще секунду в гостиной, а затем быстро пошел в кабинет. Там сидел немолодой мужчина и курил. Он рассматривал красочный журнал и довольно улыбался: он любил женщин — худых и полных, высоких и миниатюрных, — все в них устраивало его. Они, в отличие от мужчин, доставляли ему только радость и удовольствие. Он быстро повернул голову на стук открывающейся двери и весь собрался.
— Свои, свои, — саркастично произнес, входя в кабинет, Лопухин и поднял руки вверх. — Так, что ты мне скажешь, Леня? — обратился он к гостю и закурил.
— Ты не поверишь, — откладывая глянцевый журнал, ответил мужчина, — этот дом известен своими странностями еще с середины прошлого века. Из него в тысяча девятьсот тридцать пятом году неизвестно куда исчезло двадцать три человека. И с ними, как потом выяснилось, известный русский изобретатель Евдокимов: я видел бумаги, оставшиеся после него. Он — гений, Серж. Его работы в области автомобилестроения поражают: в них столько замечательных идей, такие смелые предположения, необыкновенный полет мысли. Представь, их никто не изучал до сего дня. Думаю, что и сейчас к ним не отнесутся серьезно и оставят пылиться на стеллажах архивов, если кто-нибудь не украдет и не перепродаст их, — мужчина выпустил сигарный дым в воздух и посмотрел на Лопухина. — Как тебе достался этот дом, Серж? — спросил гость, подняв глаза на Лопухина.
— Просто, — ответил Лопухин. — Мэр города — мой давнишний друг, мы встретились в узком кругу: то, да се. Он предложил дешевую недвижимость, я согласился. Все! — воскликнул Лопухин. — И вот теперь я имею головную боль в виде астрального вокзала, — он зло засмеялся. — Ты слыхал когда-нибудь подобную чушь, Леня?
— Не горячись, Серж, — остановил его гость и многозначительно сказал: — В нашей конторе находится более сотни подобных заявлений о странных квартирах. И, если уж совсем откровенно, то и в Кремле пара-тройка найдется. — Он поморщился и попросил: — Пожалуйста, кофе: голова раскалывается, мигрень должно быть.
В это время раздался телефонный звонок и Лопухин поспешно взял трубку. Он, молча, слушал говорящего, а потом удовлетворенно усмехнулся и сказал:
— Какая, однако, она шельма, эта Долорес.
Но говорящий не замолкал, и тогда Лопухин перебил его, произнеся:
— Не торгуйся с ней, Ли, мои деньги — не твоя забота. Все оплати. Жду вас завтра, — он положил телефон на стол и повернулся к гостю: — Ну вот, Леня, завтра все и решится — или дом, или сарай. Испанская колдунья прилетит завтра утром и обследует мой дом: ее слово — последняя инстанция. Скажет — сарай, будет сарай! — Лопухин позвонил в колокольчик и приказал вошедшему слуге: — два кофе, без сахара.
— Откуда ты о ней знаешь, Серж? — приподнимая брови, спросил мужчина. — Кто она такая?
— Долорес? — переспросил Лопухин. — Я о ней знаю только то, что она близко знакома с английской королевой. А это что-нибудь да значит.
***
Марья Кузьминична спешно накинула халат и вошла в открытые двери. Мужчина в черном фраке пошел к ней навстречу, улыбаясь, как давнишней знакомой. Но его опередил женский голос, спросив:
— Вы, Марья Кузьминична, куда желаете отправиться? Назовите, пожалуйста, место и выбранный год.
Старушка вздрогнула от неожиданности — голос знал ее и обращался запросто, как к старой приятельнице. Ее мучила одна жестокая, но справедливая мысль, она точила ее, как вода точит камень. И, ведомая внутренним голосом совести, Марья Кузьминична спросила:
— А, можно вернуться на два месяца назад?
Голос задумался, но ненадолго. И тут же приветливо ответил:
— Можно. Пожалуйста.
И не успел высокий в смокинге дойти до старушки, как та исчезла.
Она очутилась в своей кровати. За окном стояла ночь, шел дождь и крупные капли стучали по стеклу. Марья Кузьминична, накинув халат, подошла к стене возле этажерки. За стеной, едва слышно, играла музыка, разговаривали люди, звенела посуда. Марья Кузьминична села на стул и задумалась. Она сидела, не шевелясь, минут пять, а затем, встав, решительно вышла из комнаты и тихо постучала в соседскую дверь. Прошло около минуты и дверь распахнулась: заспанный Евдокимов предстал перед ней.
— Я могу вам помочь? — спросил он и надел старенькое пенсне.
— У меня к вам разговор, — тихо ответила Марья Кузьминична и смело вошла в его комнату. Она плотно закрыла за собой дверь и, наклонившись к Евдокимову, произнесла: — Я умоляю вас, уезжайте куда-нибудь: за границу или на Дальний Восток. Кто-то из соседей написал на вас донос в органы. — Она заплакала и, вытирая глаза рукавом халата, сказала: — За вами скоро придут и арестуют.
Марья Кузьминична замолчала и посмотрела на старика. Странная мысль вдруг осенила ее и она зашептала:
— Войдите в тот светлый зал, который находится в вашей комнате и пропадите навсегда для этих людей, для этого времени.
Евдокимов внимательно посмотрел в ее глаза и спросил:
— Откуда вам известно о временном портале?
Марья Кузьминична смутилась и тихо произнесла:
— Известно, и все.
Но тотчас ужасная догадка пронзила ее мозг и она быстро взглянула на Евдокимова.
— Вы не из нашего времени? — испуганно спросила она, и старик кивнул в ответ. — Откуда вы, из какого времени? — быстро переспросила она.
Евдокимов тихо ответил:
— Вы не поверите. Из две тысячи пятисотого года.
— Да, ну? — присела от неожиданности Марья Кузьминична. — И, что там? — спросила она.
— Там не просто, — ответил Евдокимов, — но, там нет этих ночных арестов, страха и отчаяния.
Марья Кузьминична с трудом понимала его: мысли путались и разлетались, не складываясь в ясную картину.
— Как же вы здесь? Почему? — нахмурив брови, спросила она. — Ведь вы — Евдокимов?
Старик повернул голову к окну и произнес:
— Здесь и сейчас я — Евдокимов. Но в моей реальной жизни — нет. Я страстно мечтал повидаться с прародителями своего рода, вернуться к его истокам. Вот: они живут в доме напротив, — смущенно произнес старик и растеряно улыбнулся. Марья Кузьминична, не зная почему, тоже улыбнулась.
— А, давайте вместе уйдем, — предложил Евдокимов и покраснел. Но тут же объяснил: — Там, как и здесь, я одинок. Вдвоем жить проще, легче что ли.
И едва он это произнес, дверь его комнаты широко распахнулась и Евдокимов увидел бледные лица соседей по квартире.
— Куда это вы собрались? — сердито спросил Галушкин, глядя в упор на старика.
— А, зачем вы кляузу написали на него? — едко спросила Марья Кузьминична.
— Ничего я не писал, — отпарировал тот. — Зачем мне это нужно?
Для пущей важности он широко раскрыл глаза, как будто в них можно было увидеть честность сказанного им.
— Ладно, это сейчас не важно, — произнес Евдокимов и повернулся к стоявшим у дверей. — Чего вы хотите? — спросил он.
И люди ответили:
— Свободы и спокойствия.
— Но там этого нет, — ответил Евдокимов.
— А, где есть? — огорченно спросила Любочка, жена Галушкина.
— Не знаю, — понуро ответил Евдокимов и сник.
— Тогда, ведите нас туда, где нет сегодняшнего кошмара, — сказал Галушкин, и остальные согласились с ним.
— Хорошо, — произнес Евдокимов и спросил: — Сколько нас?
И Галушкин уверенно ответил:
— Двадцать три человека, с детьми, стариками и женщинами.
— Ну, что же, пошли, — сказал Евдокимов. И люди исчезли..
***
Колдунья Долорес вошла в дом господина Лопухина после полудня. Худая седовласая женщина легко поднялась на второй этаж в его кабинет, сопровождаемая красивой испанкой-переводчицей. У колдуньи были большие черные глаза, тонкий нос и узкие губы. Она, поглядывая на людей вокруг, насмешливо улыбалась. Когда хозяин дома вышел ей навстречу, она слегка присела и, стрельнув глазами в него, тихо что-то произнесла по-испански.
— Что она сказала, Ли? — спросил Лопухин у секретаря, слегка наклонив голову. Секретарь знал пять языков и легко общался с именитыми гостями хозяина. Сейчас он сильно сконфузился, услыхав шепот старухи. И торопливо подбирая слова, чтобы донести смысл сказанного до Лопухина, секретарь произнес:
— Она считает вас привлекательным, но не более.
Секретарь замолчал, но Лопухин понял, что тот исковеркал истинный смысл сказанного колдуньей. И, взглянув на испанку-переводчицу, снова спросил:
— Что она сказала?
Переводчица мягко улыбнулась и перевела:
— Не петух!
— Ясно, — быстро произнес Лопухин и взглянул на колдунью. — Ладно, переживем, — сказал он и повернулся к секретарю: — Ты стал ошибаться, Ли?
Секретарь еще сильнее покраснел и ответил, опустив голову:
— Она говорила невнятно.
Лопухин пригласил колдунью в гостиную, потому что платил ей за почасовую работу. «Деньги любят счет», — подумал он, когда услыхал, сколько стоит час ее работы.
Старуха вошла в большую комнату и осмотрелась. Затем она, зачем-то потрогала стены, выглянула в окна, потопталась по полу. И вдруг, закрыв глаза, встала, как вкопанная.
— Музыка, — произнесла она и показала рукой в левый угол гостиной. А потом добавила: — Люди сидят и ждут.
— Чего они ждут? — нетерпеливо спросил Лопухин.
— Времени отправления, — ответила старуха. Переводчица быстро перевела ее слова.
— Ясно, — ответил Лопухин и спросил: — Это связанно со смертью?
— Нет, — покачала головой колдунья. — Это связано с путешествиями, — пояснила она, — с путешествиями и временем.
Лопухин низко опустил голову и задумался. Был смысл задать колдунье один вопрос и получить ответ, в котором он так нуждался. И все. И деньги сохранены, и приличия соблюдены. Но полученная информация сулила ему огромную выгоду: это было бы просто идеально — использовать неограниченные возможности дома. Лопухин быстро поднял глаза на колдунью, но та, как будто угадав его мысли, произнесла:
— Нет привидений, нет полтергейста. Есть вокзал, — и замолчала.
— Да, что за наказание какое-то! — закричал Лопухин и обхватил руками голову. — Какой такой вокзал, о чем вы все талдычите?
Старуха недоуменно посмотрела на него и, выслушав переводчицу, сказала:
— Нужны три стула.
Лопухин отправил секретаря за стульями, а сам подошел к окну и выглянул наружу. Солнце светило не по-зимнему ярко и слепило солнечными зайчиками от окон высотных домов. Нескончаемые потоки машин медленно ползли по широкой дороге.
Вернулся секретарь и принес стулья. Колдунья села на один из них, пригласила переводчицу и Лопухина сесть рядом, и громко прищелкнула пальцами. Секретарь медленно упал на пол.
— Спит, — пояснила колдунья.
Затем, она странно посмотрела на Лопухина и тот, не успев испугаться, услыхал вдруг громкий и протяжный гудок за окном: как будто гудел огромный пароход. Лопухин быстро встал и пошел к окну. Картинка в окне изменилась: он увидел прямоугольный двор и небольшой дом напротив. Лопухин был уверен, что дом снесли три года назад: но тот был и окнами уныло смотрел на него.
— Что за черт? — удивленно произнес Лопухин и вопросительно посмотрел на старуху. Та неторопливо достала из сумочки трубку и закурила. — Где же вокзал? — спросил он и снова выглянул в окно, надеясь увидеть строение где-нибудь поблизости.
— Вокзал в этой комнате, — сказала переводчица, а колдунья притопнула ногой. И они вдруг оказались в маленькой и убогой комнатке. В ней было пусто и пахло старыми лежалыми вещами. Мебель из комнаты вынесли и на полу остались лишь обрывки и листки старых газет. Лопухин присел возле уцелевшего газетного листа и громко прочитал:
— 25 мая 1935 года. «Правда».
И быстро встав, он пошел к двери и открыл ее. Квартира была пуста, двери комнат закрыты и оклеены какой-то голубоватой бумагой со штампом. Лопухин прошел по квартире, заглянул в ванную комнату и туалет, и вернулся в комнату.
— Значит, эта комната теперь моя гостиная? — спросил он и посмотрел на колдунью.
— Да, — ответила та. — Но, не только, — торопливо произнесла она, — еще и вокзал. — Ухмыльнувшись, колдунья посмотрела на Лопухина.
— Опять вокзал, — пробормотал тот и спросил: — Ну, и где он?
Старуха, не спеша, встала и пошла к стене и, ударив по ней кулаком, она открыла невидимую до сих пор дверь. Та распахнулась широко и Лопухин, вытянув шею, заглянул в нее. Сквозь дверной проем он увидел большую полутемную комнату. В ней густой тенью обозначился длинный книжный шкаф, большой стол, несколько стульев, широкий диван. Падающий сквозь дверной проем, свет едва доходил до середины комнаты.
— Где мы? — тихо спросил Лопухин и внимательно посмотрел в полутьму комнаты.
— Москва. Кремль, — сказала колдунья и усмехнулась.
Лопухин замер от ее слов. Он увидел на диване спящего мужчину. Рядом стояли кожаные сапоги. Военный китель аккуратно висел на спинке стула. Человек на диване, потревоженный голосами, приподнялся на локте и повернул голову к светлому пятну на стене.
— Вы кто? — тихо спросил он.
И Лопухин узнал этот голос, как будто слыхал его каждый день. Сильный спазм скрутил желудок, а по спине побежали жесткие мурашки. Непередаваемое волнение охватило его, разом смешались и мысли, и чувства. Он попытался ответить мужчине, но, онемевшие от страха, губы не слушались и Лопухин, открыв рот, тихо захрипел. Мужчина неспешно встал с дивана и неторопливо пошел к открытой двери. И, остановившись в пятне света, недалеко от дверного проема, он недовольно взглянул на колдунью и Лопухина.
— Вы кто? — снова спросил он.
И Лопухин, с трудом сдерживая дрожь во всем теле, тихо произнес:
— Мы, товарищ ... — он поперхнулся на великом имени и закашлялся, — путешественники. Из двадцать первого века, — промямлил он, затем сглотнул и замер, глядя на босого мужчину с глубоким почтением.
— Что вы здесь делаете? — спросил мужчина и посмотрел поверх голов туда, откуда исходил свет. В это время в стене напротив открылась дверь и на пороге появился высокий мужчина, очевидно охранник. Он молча посмотрел на людей в светлом пятне, а затем, сделав пять-шесть шагов, встал перед хозяином. И быстрым заученным движением потянулся к поясу, к кобуре.
— А вот это лишнее, — сказала колдунья Долорес, — мы уже уходим. — И захлопнула дверь в полутемную комнату.
Не дав опомниться Лопухину, она снова толкнула стену рукой и та, открывшись, осветила угол большой комнаты. В ней за длинными деревянными столами сидели люди, они пили и ели, громко переговариваясь и смеясь. Лопухин сразу понял: комната была небольшим трактиром. И сидевшие в нем люди жили не в нынешнем веке, об этом свидетельствовала их речь, одежда и манеры.
Молодой официант выскочил откуда-то из глубины комнаты и побежал к столу, неся на широком подносе готовый заказ. И, когда он возвращался, взгляд его упал на раскрытую дверь и на людей, находящихся за нею. И испугавшись, он присел и громко вскрикнул. Тотчас сидевшие вокруг повернули к нему головы и с любопытством стали рассматривать Лопухина и колдунью.
— Кто вы, господа? — спросил рослый и усатый мужчина, медленно встающий с лавки и надевающий на голову фирменный убор полицмейстера. — Откуда вы? — все задавал он вопросы: — Зачем вы здесь?
Но, вдруг, взгляд его остановился на колдунье, и широкое лицо полицмейстера осветила добродушная улыбка.
— Ба! Да здесь мадам Долорес! — радостно воскликнул он.
Лопухин сильно вздрогнул, услыхав его слова, и оторопело повернул голову к колдунье.
— Он вас знает? — указал он пальцем на рослого полицмейстера.
— Да, — кокетливо ответила колдунья, — мы с ним встречались.
— Когда? — с испугом спросил Лопухин, посмотрев на усатого. Шальная мысль пронеслась в его мозгу: «Петух!»
— Это не важно, — ответила колдунья, — это не касается вашего дела. Теперь вы убедились, что с гостиной не все так просто, как кажется? — вынимая изо рта трубку, спросила она и подмигнула усатому полицмейстеру.
— Убедился, — вяло ответил Лопухин. — И это значит, что я могу входить в гостиную и путешествовать во времени? — спросил он, повернувшись к ней.
— Нет, — ответила колдунья, — для этого вы должны знать место входа в вокзал. А поскольку оно утеряно в результате перепланировки дома, вы никогда не сможете путешествовать во времени. Если только... — колдунья замолчала и лукаво посмотрела на Лопухина.
— Ну, что еще? — нетерпеливо спросил тот, глядя на нее. — Какие еще преграды я должен преодолеть, чтобы все совпало. Найти утку, а в ней яйцо, а в нем иголку? — ядовито произнес Лопухин и сердито посмотрел на колдунью.
— Нет, — засмеялась та, услыхав перевод его слов. — Просто, вам нужно вернуть на старое место стены вашего дома, — она махнула рукой и дверь захлопнулась. Пропали видения старого трактира, а вместе с ним и ее приятные воспоминания.
— Я согласен, — выдохнул Лопухин. — Нет, я прошу вас остаться в моем доме до полного восстановления в нем стен. И, чтобы без обмана, и без колдовства! — он внимательно посмотрел на колдунью.
— Вам это будет дорого стоить, — произнесла колдунья, — я слишком привередлива и требовательна. — Она лукаво посмотрела на переводчицу и сказала: — Вот видишь, Лидия, я устроила нам настоящую русскую зиму в самом сердце огромной страны.
— Госпожа, — тихо спросила та, — как же господин Лопухин вернется домой после путешествия?
— Никак, — ответила колдунья, — не вернется. У него нет возвратного устройства. Но, зато, какие переживания и опыт получит он во время путешествия.
— Кстати, — бесцеремонно прервал их разговор Лопухин, — с «петухом» можно что-то сделать?
— Давайте займемся и этой проблемой, — ответила колдунья и громко рассмеялась.
***
— Ну, что опять, Люба? — спросил Галушкин, глядя на заплаканную жену. — Ведь все хорошо. Вот и дела в трактире идут отлично, от посетителей отбоя нет.
— Я не от того плачу, Гриша, что у нас все хорошо, — отвечала ему Любочка, трактирщица большого заведения «Milky Way». — Я скучаю за нашей комнаткой в Москве. Как бы мне хотелось оказаться под окном нашего дома, в тысяча девятьсот тридцать пятом году, — сказала она и горестно вздохнула. — Только на миг, на секундочку. Вдохнуть тот воздух, услыхать звон старых трамваев, крики извозчиков и продавщиц пирожками.
— Ты забыла, Люба, что в тридцать пятом году остались аресты, ночные обыски и лагеря, — сердито напомнил ей Галушкин.
— Нет, не забыла, — горько ответила Любочка, — но вместе с ними осталась наша молодость, такая прекрасная и счастливая. — Она умоляюще посмотрела на мужа. Тот ответил ей недовольным взглядом. Но, увидев мокрое от слез ее лицо, он смягчился и произнес:
— Ну, хорошо, хорошо. Как-нибудь возьмем выходной и отправимся в Москву, по старым местам.
— Ах, Гриша, — мгновенно меняясь в лице, восторженно прошептала Любочка, лицо ее озарилось каким-то внутренним светом, улыбка вспыхнула на красивых губах. — Я тебя обожаю! — горячо произнесла она и прильнула к мужу.
Галушкин усмехнулся, но тут же поспешно добавил:
— Только на один день. На один день.
Людмила Гунько © 2012
Обсудить на форуме |
|
