|
КМТ
 Учебники:
Издатели:
Ссылки:
|
Волшебная сказка Дмитрий Лорин © 2012 Волшебная реальность Улыбки бывают разными. Иногда они добрые, иногда зловещие, порою весёлые, а порой и грустные, задумчивые и глупые, искренние и льстивые, презрительные или подобострастные, во весь рот или краешком губ. У каждого волшебника есть целый набор самых разнообразных улыбок, и никто не обходится только одной.
Кажется, что все из возможных видов улыбок застыли на лицах выпускного класса новоиспечённых чародеев.
— Реальность? Вы сказали, реальность? — нарушил улыбчивое безмолвие Великолеп Обидков. Он только что сменил глупую улыбку на презрительную и теперь именно её демонстрировал своим одноклассникам. — Вы хотите сказать, что мы пять лет готовились к экзаменам, изучали законы, тренировали память, следили за событиями, учили языки, осваивали технику магии, закаляли тело и воспитывали волю, а вы нам просто расскажете реальность?
— Именно так, дети мои, именно так, — седой старичок с длинной козлиной бородкой и лукавыми морщинами вокруг задорно блестящих, чуть прищуренных глаз виновато развёл руками. Белое одеяние, украшенное золотым орнаментом, висело на высохшем теле как несуразный мешок, накинутый на палку.
— Но ведь реальности не существует, это просто выдумка для маленьких магов! — воскликнула будущая волшебница Фагит. — Как может существовать мир, в котором нет никакой магии? Это же всё равно, что жить без драконов, бабкины враки, и только!
Старичок лукаво хихикнул и игриво погрозил девушке пальцем:
— Ишь ты, какая шустрая! А вдруг в реальности считают, будто выдумки — это наша сказка?
Будущие чародеи вновь дружно улыбнулись. Нет, всё-таки было нечто обворожительно-очаровательное в этом забавном старичке, путающемся в складках излишне свободной одежды.
— А ещё вынужден вас огорчить, ибо господин Повелитель чародеев немного задерживается, — мгновенно состроил жалостно-виноватую физиономию старичок. — Что поделать, государственные дела — вечная кара для верховного мага. Скажу по секрету, он сейчас на переговорах с профсоюзом сказочных монстров, но обязательно прилетит сюда, чтобы лично оценить ваше прилежание и ваше усердие. И, строго между нами, ходят упорные слухи, будто один из его будущих помощников сейчас сидит среди вас!
Выпускники тут же зашушукались, обмениваясь многозначительными взглядами и приглушёнными восторгами. Ещё бы, такой трамплин для сказочной карьеры!
Старичок покладисто ждал, пока будущие чародеи восстановят душевное равновесие и дисциплину. Он был снисходителен к молодости и понимал, какие надежды и чаянья питают столь юные сердца.
— А пока мы будем дожидаться господина первого чародея, — продолжил старичок, удобно устроившись в роскошном кресле из кожи чупакабры, — я расскажу вам одну вымышленную реальность. Не скучать же нам с вами, в самом деле. Ну что, готовы? Итак, пожалуй, начну.
***
Комната, в которой сидел Эврик, совершенно не имела вентиляции, и вредный сизый дым ленивыми ядовитыми пластами стелился по воздуху. Не самое приятное место в полицейском участке, но чего не стерпишь во имя любопытства! А дело обещало оказаться весьма любопытным, многослойным, таким же, как отравленный воздух в кабинке для допроса. Место для себя, любимого, Эврик выбрал что надо: правый погон лейтенанта Синицына. Удобно здесь. И ножки можно свесить, и до уха рукой подать. Вот только с советами Эврик никогда не спешил, справедливо полагая, что вначале нужно разобраться самому, и только потом нашёптывать догадки. А вообще-то подсказывать стоит не каждому. К примеру, капитану Крысину шептать бесполезно. Странный он человек, непонятная личность. Вроде бы разжуёшь, растолкуешь, объяснишь ему, что и как, ждёшь, когда Крысин раскроет дело, а он получит из рук провинившегося человека белый конверт, да и забудет про догадки. И куда он только их отсылает, эти безадресные письма? То ли дело Синицын. На его погоне и посидеть приятно. Чистый, опрятный, пахнет одеколоном «Фаренгейт». Не разит насыщенным запахом, не шибает в чувствительный нос Эврика, а именно пахнет. И с догадками, нашёптанными на ухо, лейтенант поступает понятно. Провинился — получи, невиновен — свободен. А ещё Синицын не курит. Сизый дым порождался человеком с надменным выражением лица и вальяжными манерами, который умудрялся сидеть вразвалочку даже на самом скромном стуле.
— Так вы, Сергей Львович, утверждаете, что из школьного музея исчезла только деревянная шкатулка? — поинтересовался Синицын.
— Абсолютно верно, других пропаж не обнаружилось, — заверил курящий и выпустил к потолку новую порцию ядовитого дыма.
— Странное дело, — удивился лейтенант. — Разбито окно, сломана дверь, раскурочена витрина, и всё ради пустяковой деревяшки. Как вы думаете, может быть, её изготовил искусный мастер?
— Ага, Фаберже, — ехидно ухмыльнулся Сергей Львович, — сотворил единственное пасхальное яйцо квадратной формы. Как раз для того, чтобы доярка из села Ярославка держала в нём сахар.
— Значит, не Фаберже, — нахмурился Синицын, — а экспертизу кто-нибудь делал?
— Да какая экспертиза! — всплеснул руками курильщик. — Варя Мосякина из седьмого «Б» говорила, что шкатулку вырезал её прадед, обычный деревенский столяр. С разрешения родителей она принесла её в школьный музей. Да этому ящичку с медной застёжкой красная цена — сто рублей.
— Тогда зачем её красть?
Хороший вопрос задал лейтенант Синицын, правильный. Эврик радостно захлопал в ладошки, для таких догадашек, каким являлся он, подобный вопрос на вес золота. К примеру, майору Водоступову такие вопросы даже в голову не придут. Не дано Водоступову, что называется, в корень зрить. Бубнит, как пономарь, стандартные фразы из сыскного учебника, а творческого подхода ни капли. Пока на участке не появился Синицын, Эврик свои советы пытался майору нашёптывать. Но дела всё равно двигались не очень. Согласитесь, трудно делать блистательные догадки, когда вместо важного вопроса вдруг задают предписанный.
Сергей Львович на лейтенантский вопрос ответил недоумённым пожатием плеч, но мысли свои решил озвучить.
— А я вот что думаю, товарищ лейтенант. Шалость это, и только. Хулиганская выходка чистой воды. Серьёзный человек в школьный музей не сунется. Размах не тот, да и ценности очень сомнительные. А вот если озорничать тянет, да ещё и перед приятелями покрасоваться, то школьный музей — это как раз то, что надо.
— Резонно, — заметил Синицын, — значит, по-вашему, это хулиганство? Ну и кто из местных недорослей на такое способен? Или мне лучше с директором потолковать?
— Да хоть с уборщицей общайтесь, хоть с директором, все только одно и скажут, — расплылся в противной улыбке Сергей Львович, — кроме Кольки Рыжего на такое дело никто не сподобится. Да что говорить, он же у вас на учёте состоит. Одно слово — шпана.
Эврика скоропалительные выводы всегда выводили из себя. Все догадашки, как правило, существа спокойные. Сидят около уха и помалкивают, пока сказать нечего. Им, догадашкам, самое главное — убедиться в фактах. Как можно строить стену, когда нет кирпичей? Как можно строить догадки, когда нет фактов? А тут человек позволяет себе суждения просто потому, что ему так кажется.
Эврик не поленился, потянул тонкими лапками ухо Синицына и отчётливо прошептал:
— Этот Сергей Львович хоть и умный, а дурак дураком.
— Бесспорно, — устало согласился лейтенант. Догадки Эврика он воспринимал спокойно, не то что Крысин или Водоступов. Те сразу за таблетками кидались, а Синицын убедил себя, что прислушивается к внутреннему голосу.
— А вот скажите мне, гражданин Пудов, — лейтенант слегка прищурился и на мгновение завладел взглядом Сергея Львовича, — чего ради вы, образованный человек с широким кругозором и высокими амбициями, в самом расцвете сил, вдруг согласились на работу простого школьного сторожа?
Улыбка слетела с надменного лица, словно сосулька с весенней крыши. Щёки сторожа надулись, покраснели и стали ещё более важными.
— А у нас, между прочим, все профессии почётны. Я, представьте себе, книгу пишу, роман. А также картины рисую, музыку сочиняю, и много ещё чего!
«Сергей Львович — талантливый неудачник», — догадался Эврик и состроил печальную рожицу. Такое иногда бывает. Вроде, кажется, и человек неплохой, и мозгами не обижен, но на шоссе его жизни не оказалось поворота на автобан успешности. Некоторые люди могут быть счастливыми и без этого хайвэя, а у других формируется комплекс неполноценности. Обычно именно такие неудачники устраиваются на самые невзрачные работы, но лишь для того, чтобы иметь возможность услышать от какого-нибудь постороннего человека негодующее восклицание: «Эй, да ты же такой талант! Работать именно здесь, да с твоим-то умом?»
Как ни крути, миром правит неоценённость.
— Ну что, всё понятно, — подытожил Синицын и задал последний вопрос:
— А как можно было не услышать звона разбитого стекла в коридоре и грохота выламываемой двери в музее? Ведь вскрытое помещение находится на соседнем этаже в кабинете истории. Вы должны были услышать шум.
— Ха! А вы вспомните, какой ветрище задувал прошлой ночью! Я думал, гроза будет, а выпала всего пара капель. Около нашей школы забор из профильных листов. Когда ветер, они хлопают, как танки на стрельбах.
Сторож ушёл, оставив после себя закопченную комнату и горку окурков. Невзрачные останки сигарет марки «Ява» были похожи одна на другую, недокуренные на сантиметр, тщательно затушенные, фильтр на конце обильно смочен слюной и примят зубами. Пока Синицын убирал бумаги, Эврик спрыгнул с лейтенантского погона и отправился к школе. Пешком догадашки ходят редко, и тому есть причина. Ширина шага не та. Можно половину дня потерять на дурацких переходах. Полицейская машина, приписанная к отделению Эврика, возила начальство, а потому и ездила куда угодно, только не на дело. Впрочем, давать машину обычным участковым — великая глупость. Если начальство останется без машины, оно усядется в кабинете и от скуки решит поработать. Странное дело, но когда работает полицейское начальство, ни у кого больше работать не получается.
Чтобы добраться до школы, Эврик оседлал плечо третьеклассницы с розовым ранцем, который украшали иероглифы, воспевающие хентай. Догадашка сокрушённо покачал головой. Впрочем, читать на японском умеют единицы. «Аригато» и «конничива» — как правило, на этом знание японского у обычного человека заканчивается.
Из-за угла панельного дома вынырнула школа. Около перил, на самом краешке школьного порога, стыдливо стояла урна. Учителя здесь никогда не курили, стеснялись учеников и дымили на пожарной лестнице. Ученики в свою очередь боялись учителей и уходили курить за гаражи. Справедливости ради нужно заметить, что красивые девочки и спортивные мальчики, как правило, сигаретами не балуются. Да им и незачем. Они привлекают к себе внимание другими способами, красотой и здоровьем. А отличникам курить вообще некогда, да и память от табачного дыма становится нестойкой.
Зато у стыдливо стоящей урны всегда курил Колька рыжий. Учителей он не боялся, «двойки» по поведению тоже. Прочие меры воздействия к нему не применялись. Какому здравомыслящему педагогу придёт в голову оставить на второй год извечную головную боль директора школы?
Сегодня долговязый рыжий восьмиклассник дисциплину не нарушал. Он, виновато понурив голову, стоял перед Варей Мосякиной и что-то обиженно бубнил. Эврик спрыгнул с ранца третьеклассницы, спешащей на учёбу во вторую смену, и невольно прислушался к разговору.
Подслушать то, о чём говорят наедине, не самый красивый поступок, но отказаться от этого соблазна может только человек с большой буквы. Впрочем, даже он легко вспомнит пару скользких моментов из своей в целом достойной жизни, когда, затаив дыхание и с трепетом в сердце, пытался уловить чужие, не предназначенные для него фразы.
— Мосякина, даю тебе честное благородное слово, — донёсся горячий шёпот Кольки, — не я это.
— Благородное? — фыркнула Варя. — Ты чё, швабра рыжая, опух или пивасика с утра хряпнул? Надо же... честное, благородное.
— Извини, разволновался, — ковыряя ногтём перила, хмуро буркнул Колька и, собравшись с духом, перешёл на нормальный школьный сленг:
— Ты, чё, мать, меня за чмошника держишь? Я ваще не при делах, это подстава, отвечаю.
— Зуб даёшь? — грозно спросила Мосякина.
— Даю!
— А чё тогда тётя Клава мне впаривает, будто, когда она с утра тряпкой возюкала, на полу были следы от твоих кед сорок второго размера?
— Да гонит она, отвечаю. У меня три дня как кеды из раздевалки увели. Зырь на ноги, хожу как обсос.
На длинных Колькиных ногах красовались простецкие сандалии.
— Ладно, лапусик, верю, — примирительно вздохнула девочка, — не сердись. Я просто подумала, что когда мы расстались, ты с нашей лавочки прямиком к дружкам подался. А шкатулку мою взял из вредности или на память.
Мосякина ещё раз взглянула на Колькину обувь и сунула руку в потайной кармашек.
— Вот, возьми, купишь себе новые кеды, — в руке семиклассницы мелькнула сиреневая бумажка.
— Не возьму, — гордо отказался рыжеволосый хулиган, — я на майские праздники на разгрузку подамся. Три дня работы, две штуки на карман. И на кеды хватит, и на нас останется.
— Мужчи-ина, — семиклассница ласково потрепала рыжие вихры, — помнишь, на чём мы остановились вчера?
Как догадашка, Эврик услышал всё, что надо. Подслушивать дальше не было смысла, и в этом он кардинально отличался от людского племени.
«Забавно», — подумал маленький советник, — «почему школьники, когда ругаются или ссорятся, начинают говорить на тарабарском, а когда мирятся, переходят на русский?»
Лейтенант Синицын побывал в школе ещё с утра, а Эврик подключился к делу совсем недавно. Чтобы строить грамотные догадки, нужно было самому побывать на месте преступления.
Разбитое окно на первом этаже было скрыто за кустами ещё не до конца распустившейся вишни. Осколки пока не убрали, и они стелились по земле прозрачным искрящимся ковром. Полуденное солнце скакало весенними лучиками по острым граням и сколам. Со своим маленьким ростом догадашка никак не мог запрыгнуть на подоконник. Земля под окном была вскопанной, но отпечатков обуви на ней не оказалось. Было понятно, что злоумышленник мог двигаться исключительно по отливу вокруг здания. Появиться он мог лишь с одной стороны, так как с другого конца вплотную к зданию примыкал забор из профильного железа. Через такой не перелезешь, надвое разрежет. В одном месте отлив потрескался и образовал ямку, в которой собиралась окрестная муть. Провал был довольно длинным, и на середине красовался одинокий след лейтенантского ботинка. Здесь раньше был водосток, но год назад половина трубы отвалилась, и теперь вода сбегала по стене, оставляя грязно-бурые следы потёков.
Эврик поднялся по стволу вишни и, уцепившись за краешек ветки, ловко скользнул на подоконник. Осторожно пробравшись мимо уцелевших осколков, торчащих из деревянной рамы, он спрыгнул внутрь здания. Тётя Клава убрала беспорядок на славу, но пару следов всё же оставила. Наверное, специально для лейтенанта Синицына. Отпечатки обуви действительно принадлежали кедам сорок второго размера. Следы производили странное впечатление: нечёткие, прерывающиеся, состоящие как бы из двух половинок, с чистой полосой посередине. В школьный музей Эврик соваться не стал, в кабинете истории шёл урок.
— Могу сорваться, из жалости, — вздохнул догадашка, — а школьникам лучше отвечать без моих подсказок. Каждый урок нужно воспринимать как тренировку против будущих трудностей взрослой жизни. Чем легче на тренировках, тем тяжелее жизнь.
Тяжёлой жизни Эврик не желал никому.
До своего отделения полиции догадашка добирался с пересадками. По дороге успел одёрнуть торопящуюся девушку в строгом костюме, которая спешила на деловую встречу и чуть было не шагнула на проезжую часть под колёса мотоцикла. Потом Эврик перебрался на плечо седого пенсионера, гуляющего с тростью, и шепнул ему на ушко про выпадающее из кармана брюк удостоверение ветерана труда. Затем ловко перескочил на кожаный портфель удачно подвернувшегося Крысина, который возвращался с обеда. На плечо капитана Эврик перебираться не стал. Не стоит тратить время на конверты без адреса.
К возвращению догадашки лейтенант Синицын уже закончил обед и занялся будничной рутиной. Детективных историй в работе участкового — пруд пруди, но настоящий завал создают отчёты, рапорты, отписки и прочее бумагомарательство, снижающее эффективность настоящей работы.
— Побеседуй с директором школы, — шепнул Эврик на ухо Синицыну, — пусть он либо заявление аннулирует, либо прояснит нестыковки, которые помогут раскрыть дело.
Всё, что оставалось лейтенанту, это согласно кивнуть и двинуться в сторону школы. С внутренним голосом не поспоришь.
Директор школы, поджарый представительный мужчина, заставил Синицына ждать около получаса. Перед тем, как уделить время служителю закона, предводитель педагогов долго и нудно распекал молодую учительницу за пустяковую провинность. Потом он дважды звонил вполне определённым людям по довольно абстрактным проблемам, и в довершение всего запланировал педагогический совет на конец недели. Лишь после всего этого лейтенант с догадашкой на плече смог задать ему несколько протокольных вопросов.
— Скажите, Иван Ильич, — перешёл к делу участковый, — как в вашей школе начинается утро? Кто обычно приходит на работу первым?
Умением выдерживать длинные паузы директор владел не хуже, чем театральная прима.
— Ну-у-у, — наконец протянул он, — первыми приходят наши уборщицы, точнее уборщица, уверяю вас, ещё недавно их было трое, как и положено в штатном расписании, но, понимаете, обстоятельства...
— Не отвлекайтесь, Иван Ильич, обстоятельства меня не интересуют, мне нужны только факты, — строго заметил Синицын.
— Вот и чудненько, — неизвестно чему обрадовался директор. — Куманькова Клавдия Семёновна, наша уборщица, приходит к пяти утра и до восьми часов старается успеть помыть коридоры. К семи подъезжает учитель физики, он из пригорода, у него электричка по расписанию. К половине восьмого прихожу я. Без десяти все учителя на местах, а если кто заболел, обязан предупредить по телефону.
— А сегодня утром уборщица не припоздала?
— Об этом стоит спросить сторожа, — укоризненно шепнул лейтенанту Эврик. — Э-эх, голова садовая!
— Точно не знаю, нужно спросить сторожа, — подтвердил догадки Эврика директор. — Мне ни о чём подобном не докладывали, но в связи с ночным происшествием была кутерьма, и о задержке Клавдии Семёновны могли просто забыть.
— Ещё вопрос, вы случайно не помните, как выглядела пропавшая шкатулка? Можете её описать?
— Могу даже фотографию показать! — триумфально заявил директор. — Мы готовили виртуальную экспозицию на всероссийский конкурс школьных музеев «Предметы быта, орудия труда и народный промысел крестьян». Честно говоря, пропажа этой шкатулки не бог весть какая трагедия. Вещица, надо сказать, простецкая, без резьбы и орнаментов, только на крышке есть медная вставка с Георгием Победоносцем. Наша учительница истории разумеется, не антиквар, но о пропаже не горюет. Вот если бы исчезло резное веретено из морёного дуба или медный тульский самовар с медалями...
Иван Ильич немного поколдовал над персональным директорским ноутбуком, потом развернул экран и небрежно ткнул пальцем:
— Вот, полюбуйтесь.
Шкатулка была сфотографирована дважды в разных ракурсах. В первом случае снимали сверху и под углом. Крышка была открыта, а внутри виднелся какой-то свиток с тесёмкой, разлинованный в клетку. На втором снимке можно было разглядеть изображение на медной вставке.
— Посмотри на год, — шепнул Эврик Синицыну.
— Иван Ильич, а что за странная дата выгравирована на эмблеме? — озадаченно спросил участковый.
— Ошибка столяра, — усмехнулся директор. — Он, скорее всего, был неграмотным и вместо 1926 года поставил 1726. Да вы не беспокойтесь, восемнадцатый век или двадцатый, разницы нет. Музейной ценностью этот гробик обладать не может.
В эту секунду дверь учительской комнаты распахнулась, и в проёме возникла полная дама с нездоровым румянцем на лице. Серый замызганный халат, небрежно застёгнутый на две пуговицы, позволял исключить её из категории педагогов школы.
— Эй, Ильич, вот твоя пропажа! — в руках дородная женщина держала деревянные дощечки, бывшие когда-то шкатулкой. — Пошла мусор выносить, а она там валяется! Говорила же вам, Колька хулиганит. Поди, поссорился со своей Мосякиной, и теперь мстит. Шкатулка-то Варина.
— Поссорился? — нервно переспросил директор. — Мне только этого не хватало! Клавдия, откуда эти вести?
— Ругались они сегодня на порожке, я сама слышала. Теперь всей школе несладко будет! Куда дощечки-то, тут сложить или милиционеру сдать?
— Полицейскому, — вежливо поправил Синицын, — а дощечки эти — вовсе даже не дощечки, а улики с места преступления.
— Ну, вам виднее, — не решилась на дискуссию уборщица и довольно бесцеремонно высыпала остатки шкатулки на подоконник. — Вот ваши улики, а если понадобится ещё и преступник, так он домой пошёл. Рыжий такой, Колькой зовут.
— Разберёмся, — прервал лейтенант откровения местной мисс Марпл, — а вы, Клавдия Семёновна, во сколько нынче утром на работу пришли?
— Да как всегда, к пяти. Вначале помыла в гардеробе, а разбитое окно увидела к половине шестого. А уж сломанную дверь в историческом кабинете обнаружил проснувшийся сторож. Это где-то около шести. А вам зачем?
— Посочувствовать, — без тени иронии ответил Синицын. — Уже третий час, а вы всё на работе.
— Эх, давно бы управилась, просто заколготились все с утра, и я вместе с ними.
Деловитая уборщица подалась к выходу, но директор поспешно её окликнул.
— Чего забыл-то? — обернулась весьма крупная, но всё же довольно проворная женщина.
Видимо, с уборщицами в школе было совсем плохо, и директору приходилось закрывать глаза на бесцеремонность и вопиющее отсутствие субординации у своей подчинённой.
— Клавдия Семёновна, я думаю, тебе стоит забрать свои монетки из нашего музея. Они, наверное, денег стоят. А сторож, как видишь, не лучший гарант их сохранности. Мы лучше вместо монет их фотографию выставим — так целее будут.
— Да не полошись, Ильич, — успокоила начальника уборщица, — им цена тыщи три, не больше. Уж я-то знаю! Монетами ещё дед мой увлекался, и меня с детства приохотил. Эти — старые, но не ценные. Пусть себе лежат, не жалко.
Оставшись с Синицыным наедине, директор с некоторым вызовом воскликнул:
— Да, миндальничаю! Да, это панибратство! Но мне кажется, что порядок и чистота школы этого стоят.
— Разумеется, стоят! — поспешно подбодрил участковый немного уязвлённого директора. — Иван Ильич у меня ещё вопрос: а ваш гардероб закрывается на ночь?
— Да, я приказал закрывать, понимаете, было несколько досадных случаев. К примеру, однажды исчезла дублёнка, ещё кожаные сапоги украли, кроссовки, перчатки и так, по мелочи. Теперь у нас дежурят классами по целой неделе. Каждый урок два новых школьника несут свою вахту. Разумеется, всё происходит под чутким присмотром классных руководителей. Те дети, у которых проблемы с успеваемостью или поведением, на дежурство не допускаются. На ночь руководитель класса забирает с собой ключ от гардероба. Кстати, результат оказался впечатляющим, третий год без серьёзных краж. Тьфу, тьфу, — директор поспешно сделал вид, что плюёт через правое плечо.
— Должно быть, он редко о чём-то догадывается, — хихикнул Эврик и, наклонившись к уху Синицына, попросил задать самый последний вопрос, чтобы раскрыть преступление.
***
Седобородый рассказчик прервал своё повествование и обвёл магов-выпускников серьёзным взглядом.
— Ну, дети мои, тот из вас, кто внимательно слушал и делал правильные выводы, может прямо сейчас стать помощником Повелителя чародеев. Закончите рассказанную реальность вместо меня! Знаю, это не просто, но ведь жизнь сказочных магов — это постоянное сражение, а значит, главному чародею требуется самый лучший помощник.
— Мы должны оперировать сказочными понятиями или придерживаться правил реальности? — голос маленького кучеряво-светловолосого кандидата в маги прозвучал тихо, но уверенно. Он привычным движением поправил свой стильный длинный шарф, придававший ему вид маленького принца. — Я это спрашиваю потому, что у вымышленной реальности свои законы. И если исходить из них, то я готов рассказать финал.
— Но в рассказанной реальности допущен сказочный персонаж, значит, это отчасти сказка? — не совсем уверенно предположила молоденькая чёрная колдунья по имени очаровашка Бликс. — Была бы моя воля, я всем подозреваемым оторвала бы головы. Чем не финал?
— А мы с Меченым склеили бы шкатулку, да и дело с концом, — подал голос один из братьев Злобарей, — подумаешь, ограбление века! Во-первых, оно в реальности, а значит, вымысел. Кроме того, никто же не пострадал. А рыжего преступника пусть оттаскает за ухо лейтенант Синицын.
— Да что вы понимаете в реальности? — злобно прошипел Златокош. — Это вам не файерболами в эльфов кидаться, тут думать надо! Кто сказал, что Коля преступник?
Старичок удовлетворённо обвёл класс внимательным взглядом.
— Итак, продолжит повествование тот, кто угадает последний вопрос Эврика, — отчеканил он. — Ну, кто готов? И помните, есть только одна попытка.
Класс моментально стих, но тишина была напряжённой, пронизанной сотнями мыслей, надежд, и сомнений. В любую секунду это временное безмолвие было готово взорваться, но для этого нужна была догадка.
— Я считаю, что вопрос Эврика должен звучать примерно так, — внешне маленький принц оставался спокойным и невозмутимым, его внутреннее волнение проявлялось лишь в том, что он непрестанно теребил кончики своего шарфа. — Вопрос звучит так: «Есть ли у кого-то третий ключ от гардероба?». Впрочем, ответ не важен, преступник уже найден и разоблачён.
— И кто же это? — с лёгким сарказмом в голосе спросила отличница Фалли, любительница сказочных ребусов.
— Да, кто это? — поддержал её Дельфиус Океанский, — я не вижу логики!
— И я не вижу! И я тоже, и я, — раздались нестройные голоса будущих чародеев.
— Продолжай, публика ждёт, — предложил старичок, расправляя складки своей излишне свободной одежды.
— Все подсказки были даны в рассказе, — продолжил объяснение начинающий маг, пряча подбородок в длинном шарфе. — Вспомните эпизод со следом от сапога лейтенанта Синицына. Как ясно из рассказа, подойти к разбитому окну можно было лишь с определённой стороны. Но след был один, и он принадлежал лейтенанту, значит, злоумышленник не мог подойти снаружи. Насколько я помню, осколки стекла лежали на земле, то есть снаружи здания, значит, удар по стеклу наносился изнутри. Совершить подобное могли двое, сторож и уборщица. Но вот похитить кеды хулигана Кольки, чтобы оставить фальшивые следы, могла только уборщица. Если помните, на ночь гардероб закрывается на ключ дежурным классным руководителем. А в пять утра, до прихода учителей, его моет уборщица. Значит, у неё есть второй ключ, и только она, а вовсе не сторож, могла использовать кеды для фальшивых следов.
Теперь поясню, зачем ей понадобилась шкатулка, не представляющая ценности. Я зацепился за изображение на медной вставке. Нашего уважаемого сказочного Георгия Победоносца, пронзающего змея, в мире реальности называли копейщиком, его изображение ставилось на медной монете, называемой «копейка». Я вспомнил год 1726 и получил ответ. Украшением, вставленным в крышку деревенской шкатулки,оказалась одна из самых редких медных монет. А по признанию самой уборщицы она прекрасно разбирается в нумизматике. Так мы получаем мотив и изобличаем преступника.
— Да, волшебная реальность, — завистливо протянул кто-то с задней парты.
— В таком случае господин досрочно аттестованный маг, позволю себе представить вас Повелителю чародеев, — торжественным голосом провозгласил седобородый старичок.
Маленький принц учтиво поклонился престарелому рассказчику:
— Простите за догадку, но, кажется, наш главный маг — это именно вы.
— Почему ты так решил? — с неподдельным интересом спросил старичок в белой одежде.
— Повелитель чародеев, как все мы знаем, широкоплечий маг. Ваша свисающая одежда явно с его плеча. К тому же я помню, что он любит ребусы, и ещё ни разу в жизни не опоздал на экзамен выпускников чародейской школы. Первое подтверждается вторым и доказывается третьим.
— Ну что ж, пусть всё будет по-твоему!
На месте хилого старичка в белом балахоне внезапно возник блистательный волшебник в полном магическом облачении. Мощный и могучий, сильный и справедливый. Лишь лукавые морщинки вокруг задорно блестящих, чуть прищуренных глаз напоминали выпускникам седовласого рассказчика.
Улыбки бывают разными. Иногда они добрые, иногда зловещие, порою весёлые, а порой грустные, задумчивые и глупые, искренние и льстивые, презрительные или подобострастные, во весь рот или краешком губ. А вот раскрытые от удивления рты похожи один на другой.
Вступая в сказочную жизнь, новый помощник позволил себе сдержанную улыбку.
Дмитрий Лорин © 2012
Обсудить на форуме |
|
