|
КМТ
 Учебники:
Издатели:
Ссылки:
|
Волшебная сказка Владислав Резников © 2012 Митя и камни (осенняя пейзажная зарисовка)
Митя почувствовал, что замерз во сне, вздрогнул и открыл глаза.
За какое-то мгновение до пробуждения ему приснилось, как что-то тяжелое обрушилось сверху и убило его насмерть. И странный вопрос: «Сколько это еще может продолжаться?» проследовал за ним из сновидения в реальность. Но о чем был этот вопрос, Митя сообразить не успел. Потому что возникшая перед ним явь оказалась не менее странной.
Он сидел и хлопал глазами. Он обнаружил себя прямо на земле, прислоненным спиной к чему-то холодному: рельефной каменной стене или просто большому камню, куску скалы или даже скале, торчащей посреди леса. Легонько постучал по ней затылком. Твердо. Больно. Перестал.
И странное ощущение deja vu ощущалось едва ли не физически: тот же холод, та же боль в затылке от стучания им о камень. Не говоря уже о визуальном восприятии. Под ним, да и не только под ним, а повсюду вокруг было мягкое покрытие из опавших листьев: не то была осень, не то просто годами разраставшийся и набухавший ковер листвы устелил земную твердь, превратив ее в упругий влажный матрас. Митя поднял, зажав двумя пальцами черешок, один серовато-желтоватый лист и поднес к лицу рассмотреть. Вот-вот, именно так я и делал, подумал он, глядя на этот лист. Листок правильной овальной формы, тонкий, почти прозрачный, с едва видными темными прожилками «кровеносных артерий», но сухой и безжизненный, как омертвелый кусочек чешуи гигантского доисторического ископаемого. Что это, осина, нет? Если осень, то все деревья должны быть осинами.
Митя (снова? какой раз?) осмотрелся. Только деревья и камни. Или что это? Какие-то скалы, проросшие прямо из почвы. До двух метров высотой, острые верхушки этих скал, устремленные в небо, как будто пытались угнаться за высокорослыми стволами деревьев. И округлые возвышающиеся над землей на полметра-метр, камни и целые каменные плиты. Возле одного из таких камней и сидел Митя.
Деревья все были похожи. Наверное, одного вида, только одни чуть побольше, и пошире в обхвате стволы, другие поменьше и поветвистей. Овальные кусочки чешуи доисторического ископаемого всё осыпались легким невесомым листопадом с холодных осенних ветвей. Неба не было вообще. Вместо него сплошная белая и не очень чистая простыня облаков висела низко, упираясь в макушки самых высоких деревьев, на них и держалась. А откуда-то из-за нее, издалека-издалека, как через безграничное сито, процеживалось холодное солнце.
Было холодно и неуютно. Одежда напиталась влагой, спина в конец замерзла от каменной глыбы, и Митя, точно спохватившись, вскочил на ноги. Быстро разогрел ладони, потерев одну о другую, тепло подышал на них. Потом так же быстро растер ладонями ноги, разогнав стаи щекочущих кожу мурашек. Ощущение повторения и идентичности собственных мыслей и действий не покидало. Сколько раз я уже проделывал это?
Вопрос «Где я нахожусь?», возник не сразу, а медленно всплыл, точно тяжелый подводный буй, у которого оборвалось крепление, державшее его на глубине. Митя пошарил по карманам своей теплой на искусственном меху джинсовки, вельветовых брюк: боковые и задние. Они оказались пусты. Больше карманов не было. Не найдя ничего, включая бумажника с кредитками и водительскими правами, обычно лежавшего во внутреннем кармане куртки, и мобильника с контактами и адресами знакомых, Митя заволновался, сделалось неспокойно. Даже не страшно, но как-то заклокотало внутри, стало давлением отдаваться в ушах, обдало приливом жара, который, впрочем, тут же отступил.
Итак, где я? Ничего нет, никаких маломальских денег, даже мелочи, нет. Часов на запястье левой руки тоже нет. Если выйти на трассу или проселочную дорогу, никакую попутку не поймать, никто не согласится везти за так. Да и куда везти, откуда? Да и где эту дорогу искать? Митя не знал ни времени, ни даты, ни какой сегодня день недели, надо ли сегодня быть на работе или у него выходной. Стал вспоминать, какие дела не доделаны, что запланировано и какие встречи назначены на очередной рабочий день, но вспомнил лишь то, что уже пытался это вспомнить.
По желтым опадающим листьям и температуре воздуха было очевидно, что осень, похоже на середину октября. Светло. Значит, день или утро, во всяком случае — не ночь. Было тихо, никаких звуков не слышалось ни рядом, ни в отдалении. Ничего похожего на шум проезжающих где-то машин или скрип чьих либо шагов, хруст сухих ломающихся веток, шелест листвы на ветру — ничего. Ни ружейных выстрелов охотников, ни стука оленьих или кабаньих копыт, ни криков «Ау!» сбившихся с тропы грибников.
Митя не спеша обошел каменную глыбу, у которой сидел, ведя ладонью по ее холодной поверхности. Под ногами заломалось, заскрипело, зашелестело. Под ладонью чувствовалась шероховатая поверхность камня. Еще раз внимательно проверил карманы, даже пытался в них заглянуть, но и без этого было понятно, что в них ничего нет.
И тут он увидел нечто, выбивающееся из общего пейзажа обычного осеннего леса, хоть и с необычными торчащими из земли камнями. Чуть в отдалении, метрах в пятидесяти от него стояла каменная статуя человека в полный рост на метровом кубическом постаменте, как будто бы из него же и высечена.
Митины шаги зашелестели к статуе. Это был мужчина, почти в натуральную человеческую величину, в расстегнутом пиджаке и брюках с наглаженными стрелками. Каменная фигура стояла к нему спиной, немного полуоборотом в сторону, вытянутая правая рука указывала пальцем туда, куда была повернута фигура. Митя проверил, нет ли в протянутой руке зажатой в ладони кепки. Кепки, конечно, не было, да и в самом деле, скульптура ничуть не походила на памятник вождю мирового пролетариата.
Лицо каменного мужчины не имело какого либо узнаваемого выражения, насколько оно могло бы проявляться у статуи: не было ни хмурым, ни грозным, ни приветливо располагающим. Обычное лицо с высоким покатым лбом, поднятыми, точно бы ветром, волосами, широко распахнутыми, вряд ли к чему-то призывающими, ничего не видящими глазами, прямым выдающимся носом, волнистыми изгибами губ, округлыми скулами и подбородком было лояльно-непринужденным. Словно бы этому человеку задали типичный вопрос: «Как пройти в библиотеку?», и он типичным жестом указал направление. И словно бы тут же за это был превращен злыми чарами в каменную статую.
И тут же злые чары дали о себе знать.
Раздался сухой хруст ломающегося камня, посыпалась каменная крошка, поперек шеи статуи вспыхнула черная молния трещины, и голова поехала.
Митя растерялся. Сердце заколотилось, и первый его удар о грудную клетку был таким сильным, что его даже колыхнуло, но потом сердцебиение стало глубже и тише. Почему-то вместо того, чтобы отскочить в сторону, он зажмурился, чуть присел и прикрыл голову руками, изобразив растопыренными ладонями оленьи рога, приготовился принять на свой вес удар судьбы в виде каменной головы размером с пудовую гирю и весом, наверное, с нее же, и стал ждать неминуемого падения.
Секунда... Еще секунда... Митя посмотрел наверх. Голова больше не двигалась, но ему стало еще больше не по себе — пусть бы она лучше упала на меня или может быть рядом! — статуя вновь была неподвижной, но теперь смотрела на него свысока, слегка склонив голову. Господи! Если мне суждено умереть сегодня не от удара тяжелым предметом по голове, то тогда точно от разрыва сердца!
Теперь бы Митя уже не стал так уверенно заявлять, что каменные, без зрачков, глаза ничего не видели. Казалось, что они видят всё, и смотрят точно ему в лицо. И снова накрыло понимание, что он уже испытывал на себе этот каменный взгляд.
Получилось, что голова статуи на треснувшей и слегка разрушенной шее, съехав всего-то на пару сантиметров, наклонилась и повернулась лицом к Мите, но по-прежнему так же прочно сидела на своем месте, вероятно из-за того, что не произошло смещения центра ее тяжести. Но почему это произошло?! Неужели просто так? Или этой каменной фигуре стало так одиноко от неизвестно какого времени стояния в этом лесу, что вздумалось повернуться и посмотреть на подошедшего к ней человека? Еще бы закурить попросила! Митя вдруг понял, что ему очень хочется курить, что надо срочно покурить, иначе сердце просто разорвется, произойди еще что-нибудь столь неожиданное или внезапное. Но сигарет в карманах не было, как и всего остального.
Митя опустил руки, отдышался. Что делать теперь? Куда идти?
— И что теперь?! А?! — вслух задал он вопрос, разведя руками, вполне серьезно обратившись к каменному мужчине.
Немного постоял, глядя в неподвижное лицо, немигающие глаза без зрачков. Каменный мужчина (странно ли?) ничего не ответил.
Митя взглядом проследил в том направлении, куда смотрел указательный палец статуи. На какое-то мгновение показалось, что туда убегает и теряется среди деревьев робкая, но ясно видимая тропинка. И представилось, что он уже делал это, уже шел по этим камням, прочь от статуи, хоть и не ведая куда. Все это было, было! Что же это?! ...Но на самом деле никакой тропинки там не было, просто ничего другого не оставалось, как ее себе нафантазировать и пойти по ней.
Через пару десятков шагов Митя обернулся и посмотрел на статую.
Что заставило его остановиться и сделать это? Почему он просто не ускорил шаг и не устремился прочь, куда глядят его зрячие и мигающие глаза, огибая остроконечные верхушки скалообразных каменных глыб и перескакивая полуметровые валуны, вздувшиеся серыми волдырями на чешуйчатой коже доисторического ископаемого?
Каменная статуя с отломанной, съехавшей на бок головой так и стояла, глядя сверху вниз на своего воображаемого собеседника, как будто Митя так и стоял перед ней, у метрового кубического постамента. Но вдруг на глазах у Мити у нее снова что-то стало рушиться: из трещины на шее со скрежетом посыпались мелкие осколки камня, возникло облачко каменной пыли, и через несколько секунд голова статуи уже была повернута вправо, в сторону Мити, и теперь, чуть склонившись на бок, смотрела на него с расстояния пятнадцати метров.
— Ну, ты еще рукой помаши! — снова вслух выругался Митя и решительно, сам еще не зная для чего, зашагал обратно к «ожившей» статуе и снова вспомнил, что именно эти слова он и говорил когда-то. Но... когда? Когда это было? Ведь было же! Теперь каждый его шаг сопровождался звуками трения камня о камень — статуя поворачивала голову, соря мелкими осколками и следя за его приближением.
— Да сколько это будет продолжаться?! — высказал Митя внезапно вспомнившийся вопрос. Он в ужасе переживал происходящее, не зная, что это, и что ему делать. Сердце, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди — так сильно колотилось. И подумалось, что единственным способом положить конец творящемуся безумию, было снести эту взбесившуюся голову и отпинать подальше. А хорошо бы потом поднять ее, хватило б только сил, и расколоть о такую же каменную плиту — благо недостатка в них окружающая местность не испытывала...
...И Митя с разбега запрыгнул на кубический постамент!
Одной рукой он схватился за протянутую в сторону руку статуи, другой потянулся к ее голове (а та за всем этим наблюдала немигающими глазами). Митя уже почти дотянулся и опустил ладонь на поднятые ветром каменные волосы, как у статуи — хрусть! — отломалась рука. Митя лишь скользнул пальцами по тяжелой голове, даже не сдвинув ее с места. Беспомощно взмахнув своими руками и выпустив чужую, отломанную, каменную, Митя (да сколько же это будет?!...) падает навзничь и, глотая воздух, несколько секунд неподвижно лежит, раскинув руки и ноги, в образе звезды.
Под ним упругий матрас опавших листьев. Над ним низкое и такое же белое небо. Верхушки деревьев, поддерживающие это белое небо, точно в трансе, слегка раскачивались из стороны в сторону. Неторопливо, бережно смакуя каждое мгновение своего невесомого полета, планировали листья правильной овальной формы. Дыхание восстанавливалось, Митя приходил в норму, дыхание становилось глубоким и размеренным. Как же хорошо и спокойно вокруг! Как красиво, подумал он, но...
Где это я? Что за место?
Митя поднял голову.
В поле зрения вновь появился каменный человек на каменном постаменте. Он созерцал Митино возвращение равнодушным взглядом. Правая рука отломана. Где рука? Митя поднялся на локтях и увидел руку. Она стояла, как саженец, воткнутая в землю указательным пальцем, который, похоже, уже успел пустить корни.
— Ну, сейчас я тебя!
Митя вскочил на ноги. В глазах потемнело от резкой смены положения, затылок саднило от удара о мягкую, но, все же, земную твердь. Его чуть повело, но он сделал нужное количество шагов, наклонился перед кубическим постаментом, схватил каменную руку и изо всех сил потянул, стараясь вытянуть ее из земли...
И тут снова послышался скрежет камня, а за ним треск разламывающейся головы. Каменной или нет, не понятно.
Митя вздрогнул и проснулся. Он сидел прямо на земле, прислонившись спиной к чему-то твердому и холодному. Вокруг лишь деревья и какие-то странные, но, как казалось, уже виденные раньше, каменные глыбы.
С деревьев опадали желтые осенние листья...
Владислав Резников © 2012
Обсудить на форуме |
|
